письма къ министру народнаго просвѣщен³я графу Серг³ю Семеновичу Уварову,
съ замѣтками А. С. Пушкина.
Вяземск³й П. А. Полное собран³е сочинен³й. Издан³е графа С. Д. Шереметева. T. 2.
Спб., 1879.
Примѣчан³е. Отыскивая въ моемъ походномъ и, какъ я, кочующемъ, архивѣ воспоминан³я мои о И. И. Дмитр³евѣ, набросанныя мною тому нѣсколько лѣтъ, напалъ я на письмо мое въ С. С. Уварову, министру народнаго просвѣщен³я. Конечно это нѣсколько сухое, полемическое письмо, не можетъ для современнаго читателя, имѣть живость и занимательность б³ографическаго и анекдотическаго очерка. Литтературныя, цензурныя и мног³я друг³я отношен³я такъ измѣнились, такъ мало соотвѣтствуютъ нынѣшнимъ услов³ямъ, обстоятельствамъ и порядкамъ, что связи между настоящимъ и минувшимъ трудно отыскать. Но самый этотъ недостатокъ современности и наличности можетъ, съ другой стороны. придать цѣнность документу, имѣвшему въ данное время свое значен³е и свою цѣль. Между тѣмъ сущность дѣла, на которую указывается въ предлагаемомъ здѣсь письмѣ, можетъ быть, и не совершенно устарѣла. Болѣе, или менѣе вѣрныя и справедливыя, заключающ³яся въ немъ нарекан³я на тогдашнюю печать могутъ, если не ошибаемся, быть отчасти примѣняемы и въ новѣйшей печати. Во всякомъ случаѣ, возбудитъ ли это письмо въ комъ нибудь соглашен³е и единомысл³е, или подвергнется порицан³ю и осужден³ю большинства, но все же отражается въ немъ одно изъ литтературныхъ воззрѣн³й того времени: воззрѣн³е, конечно, частное, но не исключительно личное, а присвоенное нѣкоторыми изъ образованнѣйшихъ современниковъ, между прочими и такимъ авторитетомъ какъ Пушкинъ. Онъ въ то время не только что раздѣлялъ мысли, выраженныя въ письмѣ, но настоятельно поощрялъ къ скорѣйшему изложен³ю ихъ на бумагѣ и обращен³ю въ ходъ.
Въ настоящее время всевозможныхъ политическихъ и литтературныхъ поб³ен³й и сокрушен³й, политическихъ и литтературныхъ возстановлен³й и реставрац³й, какъ законныхъ такъ и лжесвидѣтельскихъ, новая справка, новый документъ въ тяжбѣ, которая еще не окончательно обсуждена, лишними быть не могутъ, хотя и не имѣли бы они большой исторической и юридической важности. Мног³е приверженные поклонники усердно, чтобы не сказать суевѣрно, или язычески, возобновляютъ въ журнальныхъ капищахъ своихъ кумиры, давнымъ давно вѣкъ свой отживш³е. Но почему, хотя для равновѣс³я, не предоставить и другимъ собирать обломки, предан³я минувшаго, которые указываютъ на другое направлен³е, на друг³я сочувств³я, можно почти сказать - на друг³я вѣрован³я.
Между тѣмъ, за давностью времени, не упомню дошло ли письмо до назначен³я своего, или осталось оно въ видѣ проекта, вслѣдств³е какихъ нибудь повстрѣчавшихся обстоятельствъ, и между прочими вслѣдств³е отъѣзда моего за границу, Впрочемъ дѣло не въ томъ: читалъ ли министръ письмо, или нѣтъ? Тѣмъ болѣе, что, какъ можно судить по обыкновенному ходу вещей, письмо, прочитанное все же окончательно попало бы въ длинный канцелярск³й ящикъ.
Во всякомъ случаѣ просвѣщенный умъ Сергѣя Семеновича былъ, безъ сомнѣн³я, доступенъ къ выражен³ю мыслеи и понят³й даже и противорѣчащихъ дѣйств³ямъ министра. Впрочемъ въ письмѣ идетъ рѣчь не о самыхъ дѣйств³яхъ, а скорѣе о бездѣйств³и министра: о излишней, по мнѣн³ю нашему, терпимости его. Терпимость можетъ быть добродѣтелью, но можетъ она быть и равнодуш³емъ: таковою, вѣроятно, и была она въ Уваровѣ. Личныя же сношен³я мои съ нимъ, запечатлѣнныя давнишнимъ Арзамасскимъ братствомъ, давали мнѣ право и волю объясняться съ нимъ откровенно, не опасаясь за посягательство на министерское зван³е и достоинство.
Полемическ³я статьи имѣютъ сходство съ любовными письмами, которыя мы писали въ молодости; имѣютъ онѣ и ту же участь. И тѣ и друг³я пишутся съ горяча, подъ давлен³емъ необоримаго чувства, точно вслѣдств³е роковой и неизбѣжной необходимости. Когда позднѣе случится самому прочесть ихъ, то иногда дивишься увлечен³ю своему, или своей заносчивости; иногда смѣешься надъ ними и, слѣдовательно, надъ собою; чаще всего, перечитывая ихъ, испытываешь въ себѣ чувство неловкости: хотѣлъ бы иное исправить, другое выключить, но поздно: написанное написано, не вырубишь его топоромъ не только на бумагѣ, но также и изъ своей жизни, а впрочемъ и хорошо, что не вырубишь. Это даетъ силу и власть слову. Теперь замерла животрепещущая нота, которая свѣжо и сильно звучала въ этой свободной рѣчи; но эта рѣчь была въ свое время искренняя и правдивая. Слѣдовательно и нынѣ сохраняетъ она правду свою, хотя уже и относительную.
Тоже сбывается и со мною. Нынѣ, перечитывая хладнокровно, и такъ сказать заднимъ умомъ, мою обвинительную рѣчь, я, разумѣется, не вполнѣ доволенъ ею. Но не хочу также заднимъ числомъ примѣнять ее къ теперешнимъ понят³ямъ моимъ. Не хочу ни передѣлывать себя, ни переодѣвать себя по новому покрою. Это было бы болѣе или менѣе ложь. Остаюсь въ "онъ видѣ, въ какомъ я вылилъ себя. Единственная цѣнность подобнаго документа заключается, въ глазахъ немногихъ литтературныхъ юристовъ, въ неподдѣльности и въ точной современности его. Такимъ образомъ можно по горячимъ слѣдамъ дойти до дознан³я истины. Оставляю даже и отпечатокъ раздражен³я и страстности, которыми, такъ сказать, опалены нарекан³я мои на профессора Устрялова. Надѣюсь, что тѣнь любознательнаго и дѣятельнаго труженика проститъ мнѣ нѣкоторую запальчивость рѣчи моей.
На извѣстное письмо Чаадаева указывается здѣсь потому, что въ самое то время было оно вопросомъ и злобою дня. Можетъ быть придалъ и ему значен³е не по росту его. Во всякомъ случаѣ прямаго отношен³я въ Русской литтературѣ въ немъ нѣтъ. Писано оно было на Французскомъ языкѣ и въ печати не назначалось. Любезнѣйш³й аббатикъ, какъ прозвалъ его Денисъ Давыдовъ, довольствовался чтен³емъ письма въ средѣ Московскихъ прихожанокъ своихъ, которыхъ былъ онъ настоятелемъ и правителемъ по дѣламъ совѣсти (directeur de conscience). Безтактность журналистики нашей съ одной стороны, съ другой обольщен³е авторскаго самолюб³я, придали несчастную гласность этой конфиденц³альной и келейной ультрамонтанской энцикликѣ, пущенной изъ Басманскаго Ватикана.
Опредѣлен³е въ точности времени, въ которое написано письмо мое, ускользаетъ изъ памяти моей. Но по указан³ямъ на литтературныя явлен³я, встрѣчающимся въ письмѣ, можно приблизительно возстановить его хронологическое отношен³е.
Homburg v. d. Höhe.
Мартъ, 1875 года,
Вступивъ въ управлен³е министерствомъ просвѣщен³я ваше превосходительство сказали, что "народное образован³е должно совершаться въ соединенномъ духѣ Правосдав³я, Самодержав³я и Народности".
Нелегко опредѣлить, до какой степени удобно общее с³е примѣнен³е ко всѣмъ отраслямъ наукъ, но по крайней мѣрѣ въ учен³и истор³и отечественной правило с³е имѣетъ ясный, полный смыслъ и совершенно соотвѣтствующ³й духу нашего правительства. Наша истор³я есть выводъ, слѣдств³е, плодъ этихъ трехъ началъ. Извѣстно, что слова, произнесенныя отъ имени правительства, должны быть не только обѣщан³емъ, но и обязательствомъ. Не дѣйствуя прямо и постоянно въ коренномъ смыслѣ исповѣдуемыхъ началъ, правительство потрясаетъ въ управляемыхъ вѣру къ словамъ своимъ. Дѣйствуя въ противность своимъ правиламъ, правительство порождаетъ въ обществѣ несоглас³е, сбивчивость въ понят³яхъ, нравственное и въ слѣдъ за тѣмъ политическое разстройство, которое тѣмъ труднѣе ему исправить и искоренить, что оно само безъ вѣдома, или безъ сознан³я своего, начало и корень сего разстройства. Въ противорѣч³яхъ правительства съ самимъ собою заключается величайшее зло.
Съ откровенностью, достойною важности предмета, къ коему приступить хочу, и съ добросовѣстностью твердаго убѣжден³я осмѣливаюсь просить васъ, милостивый государь, удѣлить мнѣ нѣсколько минутъ вниман³я на примѣнен³е вышеизложенной истины въ явлен³ямъ, ежедневно совершающимся въ глазахъ нашихъ. Позвольте сказать, что именно въ дѣйств³яхъ подлежащаго управлен³ю вашему вѣдомства встрѣчаются рѣшительные примѣры упомянутаго противорѣч³я правительства съ самимъ собою. Привожу доказательства тому:
Одна и есть у насъ книга, въ которой начала православ³я, самодержав³я и народности облечены въ положительную дѣйствительность, освященную силою историческихъ предан³й и силою высокаго таланта. Не нужно мнѣ именовать ее. Вы, безъ сомнѣн³я, сами упредили меня и назвали ее. Здѣсь ни разномысл³я, ни разнорѣч³я быть не можетъ. Творен³е Карамзина есть единственная у насъ книга, истинно государственная, народная и монархическая. Не говорю о литтературномъ или художественномъ достоинствѣ ея, ибо въ этомъ отношен³и можетъ быть различ³е въ мнѣн³яхъ, но въ другомъ оно быть не можетъ, ибо повторяю вмѣстѣ съ вами, вмѣстѣ со всѣми, вмѣстѣ съ очевидностью: она одна. А между тѣмъ книга с³я, которая естественно осуществляетъ въ себѣ тройственное начало, принятое девизомъ вашего министерства, служитъ, по неизъяснимому противорѣч³ю, постоянною цѣлью обвинен³й и ругательствъ, устремленныхъ на нее съ учебныхъ каѳедръ и изъ журналовъ, пропускаемыхъ цензурою, цензурою столь зоркою въ уловлен³и словъ и въ гадательномъ пр³искан³и потаенныхъ и мнимыхъ смысловъ, и столь не дальновидною, когда истина, такъ сказать, колетъ глаза. Нельзя при этомъ не пожалѣть о худомъ выборѣ цензоровъ, которые съ одной стороны раздражаютъ писателей придирчивыми стѣснен³ями и часто нелѣпостью своихъ толкован³й, а съ другой наносятъ общей пользѣ вредъ непростительною оплошностью. Въ лицахъ, облеченныхъ довѣренностью. власти, кто неспособенъ, тотъ уже вреденъ. Ошибочный выборъ людей есть также родъ противорѣч³я правительства съ самимъ собою, который никогда не остается безъ пагубныхъ послѣдств³й. Дѣйств³я нашей цензуры въ отношен³и къ критикамъ на Истор³ю Росс³йскаго Государства служатъ тому лучшимъ доказательствомъ. Дабы вѣрнѣе опредѣлить мѣру несообразностей и вреда, которую влечетъ за собою подобное направлен³е допущенной нынѣ критики, обратимся къ эпохѣ появлен³я въ свѣтъ Истор³и Государства Росс³йскаго и къ нѣкоторымъ уже минувшимъ обстоятельствамъ.
Появлен³е сей книги въ 1818 году было истинно народнымъ торжествомъ и семейнымъ праздникомъ для Росс³и. Росс³я, долго не знавшая славнаго родослов³я своего, въ первый разъ изъ книги сей узнала о себѣ, ознакомилась съ стариною своею, съ своими предками, получила книгою сею свою народную грамату, освященную подвигами, жертвами, родною кровью, пролитою за независимость и достоинство имени своего. Вы помните это торжество, и съ просвѣщенною любовью раздѣляли его вмѣстѣ съ другими, Но оно не могло быть общимъ. Истор³я Государства Росс³йскаго встрѣтила противниковъ. Часть молодежи нашей, увлеченная вольнодумствомъ, политическимъ суемудр³емъ современнымъ и легкомысл³емъ, свойственнымъ возрасту своему, замышляла въ то время несбыточное преобразован³е Росс³и. Съ чутьемъ вѣрнымъ и проницательнымъ, она тотчасъ оцѣнила важность книги, которая была событ³е, и событ³е, совершенно противодѣйствующее замысламъ ея. Книга Карамзина есть непреложное и сильное свидѣтельство въ пользу Росс³и, каковою содѣлало ее Провидѣн³е, столѣт³я, люди, событ³я и система правлен³я; а они хотѣли на развалинахъ сей Росс³и воздвигнуть новую по образу и подоб³ю своихъ мечтан³й. Медлить было нечего. Колк³е отзывы, эпиграммы, критическ³я замѣчан³я, предосудительныя заключен³я посыпались на книгу и на автора изъ среды потаеннаго судилища. Суд³и не могли простить Карамзину, что онъ истор³ографъ, слѣдовательно, по словамъ ихъ, наемникъ власти; что онъ монархическ³й писатель,- слѣдовательно, запоздалый, непостигающ³й духа и потребностей времени (фразеолог³я тогдашняя, которая и нынѣ въ употреблен³и); они толковали, что Карамзинъ сбивается въ значен³и словъ, что онъ единодержав³е смѣшиваетъ съ самодержав³емъ и вслѣдств³е того ложно приписываетъ возраставшую силу Росс³и началу самодержав³я, и проч. и проч. Всѣ с³и обвинен³я въ смыслѣ судей были основательны и рац³ональны. Имъ не хотѣлось самодержав³я; какъ же имъ было не подкапываться подъ творен³е писателя, который чистымъ убѣжден³емъ совѣсти, глубокимъ соображен³емъ отечественныхъ событ³й и могуществомъ краснорѣч³я доказывалъ, что мудрое самодержав³е спасло, укрѣпило и возвысило Росс³ю.
Вспомните еще, что Карамзинъ писалъ тогда истор³ю не совершенно въ духѣ Государя, что, по странной перемѣнѣ въ роляхъ, писатель былъ въ нѣкоторой оппозиц³и съ правительствомъ, являясь проповѣдникомъ самодержав³я, въ то время, когда правительство въ извѣстной рѣчи при открыт³и перваго Польскаго сейма въ Варшавѣ, такъ сказать, отрекалось отъ своего самодержав³я. Соображая всѣ с³и обстоятельства, легко постигнуть, какъ досаденъ былъ Карамзинъ симъ молодымъ умамъ, алкавшимъ преобразован³й и политическаго переворота. Они призвали въ писателѣ личнаго врага себѣ и дѣйствовали противъ него непр³ятельски.
Самый IX-й томъ, въ которомъ Карамзинъ съ откровеннымъ негодован³емъ благородной души живописалъ яркими красками тиран³ю ослѣпленнаго царя {"Мучителя" (Замѣтка Пушкина).}, самый сей томъ долженъ былъ усилить къ нему вражду противниковъ мнѣн³я его. Замѣчательно, что, не ослабѣвая въ изображен³и ужасныхъ событ³й, не утаивая ни одного преступлен³я державной власти и, такъ сказать, утомясь рукою и сокрушеннымъ духомъ въ исчислен³и безконечныхъ сихъ преступлен³й, Карамзинъ ни на минуту не сомнѣвается въ святости мнѣн³я своего, ни на минуту не измѣняетъ ему. Онъ остается вѣренъ началу самодержав³я, хотя, какъ историкъ, не щадитъ самодержца предъ неизбѣжнымъ зерцаломъ потомства. Умиляяся надъ жертвами, онъ жалостью своею не увлекается въ противорѣч³я себѣ: въ долготерпѣн³и ихъ видитъ онъ народную добродѣтель и торжество государственной необходимости. Вѣра его въ Провидѣн³е служитъ ему здѣсь утѣшен³емъ и руководителемъ въ рѣшен³и политической задачи. Дальновиднѣе въ этомъ случаѣ тѣхъ поверхностныхъ и одностороннихъ судей, которые видятъ въ ²Х-мъ томѣ Карамзина соблазнительную откровенность, противники самодержав³я увидѣли въ этомъ томѣ торжество убѣжден³й писателя, вѣрнаго себѣ и мнѣн³ю своему. И самое 14 декабря не было ли впослѣдств³и времени такъ сказать критика вооруженною рукою на мнѣн³е, исповѣдуемое Карамзинымъ, то-есть Истор³ею Государства Росс³йскаго, хотя, конечно, участвующ³е въ немъ тогда не думали ни о Карамзинѣ, ни о трудѣ его {Мѣсто со словъ: "и самое 14 декабря" Пушкинъ очертилъ и написалъ противъ него: "Не лишнее-ли?"}.
Изустная и политическая оппозиц³я труду Карамзина перешла скоро въ оппозиц³ю журнальную и по наружному виду литтературную, хотя и тутъ литтература была только вывѣской. Въ Русскомъ журналѣ явился Польск³й писатель Лелевель. Подъ формами безпристраст³я, вѣжливости и учености, началъ онъ наносить удары книгѣ Карамзина. Мнѣн³я и духъ писателя сего, раскрывш³яся послѣ, во дни польскаго мятежа, позволяютъ намъ заключить, безъ обиды чести его, что вѣроятно не любовь въ Росс³и и въ пользѣ просвѣщен³я нашего побудила его подвизаться на поприщѣ критика. Позже два друг³е журнала, болѣе прочихъ, сдѣлались отголосками ожесточенныхъ приговоровъ Истор³и Государства Росс³йскаго. Они оба впослѣдств³и времени запрещены были правительствомъ по причинѣ направлен³я своего, несообразнаго съ существующимъ порядкомъ, и по суемысл³ю и вредному пустослов³ю содержащихся въ нихъ статей. Телеграфъ и Телескопъ истощили въ оскорблен³яхъ памяти Карамзина и труда его все, что могла изобрѣсть ожесточенная ненависть, и гораздо болѣе того, что должна была допустить ценсура, знающая свои обязанности и постигающая духъ своего правительства. Выберемъ одинъ примѣръ изъ тысячи: "Карамзина теперь читаютъ мало, со скукой; его истор³я дурна именно тамъ, гдѣ онъ хотѣлъ щеголять слогомъ. Отъ чего же это? Отъ того, что Карамзинъ не былъ истиненъ, вѣренъ самому себѣ; отъ того, что онъ часто притворялся, отъ того, что его слезы были слезы театральныя, его одушевлен³е - сценическая декламац³я". Боже сохрани меня, въ подобныхъ указан³яхъ на лица и дѣйств³я ихъ искать политической, положительной связи съ печальными событ³ями, омрачившими страницу нашей современной истор³и. Я не зараженъ болѣзнью мнительности политической. Мног³е ищутъ всегда обдуманное злоумышлен³е въ явлен³яхъ, непостижимыхъ для здраваго сужден³я и отступающихъ отъ общаго порядка; я обыкновенно изъ 20-ти подобныхъ примѣровъ отдаю одну долю на неблагонамѣренность, а 19-ть на безразсудность и упоен³е самолюб³я. И ноя выкладка кажется вѣрнѣе. Но не менѣе того изъ несообразностей частныхъ, положимъ совершенно невинныхъ въ побужден³и своемъ, можетъ впослѣдств³и произойти общ³й вредъ. На случай этой возможности правительство именно и облечено силою и средствами для заблаговременнаго противодѣйств³я злу. Иначе, если оно оплошаетъ въ предусмотрительности своей, то отвѣтственность за содѣянное зло падаетъ на него гораздо болѣе, нежели на тѣхъ, которые въ проступкѣ своемъ могли быть увлечены предубѣжден³ями своими, самонадѣянностью и даже потворствомъ и безмолвнымъ одобрен³емъ завѣдывающей власти.
Въ семъ отношен³и дѣйств³я подвѣдомственной вамъ цензуры находятся въ явномъ противорѣч³и съ правилами, провозглашенными вами и съ духомъ нашего правительства. Но не въ однихъ журналахъ разлилась прилипчивая зараза сей критики, вовсе не литтературной по вл³ян³ю и послѣдств³ямъ своимъ. Тѣ же нарекан³я, тѣ же обвинен³я раздались и въ учебномъ вѣдомствѣ. Казалось, что принято за правило ослабить, охладить любовь учащагося поколѣн³я къ учен³ю отечественной истор³и, ибо порождая не только сомнѣн³я въ достоинствѣ единой нашей исторической книги, но и внушая совершенное въ ней пренебрежен³е, убивали не одну книгу, но и самую истор³ю нашу. Мы далѣе увидимъ доказательства тому. Духъ сомнѣн³я, духъ отрицан³я овладѣлъ умами преподавателей. Какой-то историческ³й протестантизмъ силится осушить источники нашихъ вѣрован³й и предан³й, не раскрывая, впрочемъ, новыхъ для жажды нашей вѣры и народной любознательности. Мелочная критика, ничтожныя изыскан³я, нелѣпая фразеолог³я высшихъ взглядовъ, потребностей и духа времени искажаютъ нашу истор³ю. Университеты начали требовать какой-то подвижной истор³и, то-есть хотятъ перекраивать ее, смотря по измѣнен³ямъ господствующаго образа мыслей и страстей современнаго поколѣн³я. Историческ³й скептицизмъ переходитъ къ современному нигилизму. Несторъ донынѣ былъ краеугольнымъ камнемъ нашего историческаго здан³я. Камень сей низвергаютъ, и посягатель на с³ю святыню удостоивается награды золотою медалью въ торжественномъ собран³и Императорскаго университета. На это мнѣ возразятъ, что дѣло министерства просвѣщен³я поощрять ученыя изыскан³я и смѣлыя попытки въ области наукъ. Согласенъ! Но не дѣло правительства награждать тѣ изыскан³я, которыя могутъ служить къ разслаблен³ю государственныхъ и историческихъ началъ народа. Не говорю уже о тонъ, что изыскан³я с³и сани по себѣ сомнительны и парадоксальны, что побудительная сила ихъ часто заключается въ одномъ тщеслав³и и въ одной оппозиц³и въ предлежащимъ властямъ, хотя и не политическимъ, а пока умственнымъ и литтературнымъ. Наука наукою, но есть истины, или священныя услов³я, которыя выше науки. Фонтенель говорилъ, что если всѣ истины были бы у него въ горсти, то онъ не разжалъ бы руки своей. Каждому народу нужно имѣть свою писанную истор³ю и свое писанное законодательство. Будь и то и другое несовершенно, все равно: пока нѣтъ лучшаго, не нарушайте уважен³я къ тому, что есть. Правительство должно покровительствовать одну зиждительную или охранительную силу, а въ новой исторической школѣ нашей нѣтъ ничего зиждительнаго. Смѣло вопрошаю совѣсть вашу и просвѣщен³е ваше: чего ожидать Росс³и отъ новыхъ историческихъ корифеевъ? Они искоренятъ съ исторической почвы нашей труды Шлецера и Карамзина. Вѣрю! Но въ состоян³и ли они замѣнить ихъ? Эта новая школа походитъ на извѣстную во Франц³и черную шайку, которая скупала на ломъ древн³е замки и памятники. Дѣло ли правительства давать прем³и за подобныя разорен³я? И въ семъ отношен³и дѣйств³я подвѣдомственныхъ вамъ мѣстъ совершенно противорѣчатъ духу и пользамъ нашего государственнаго порядка. Историческ³й скептицизмъ, терпимый и даже поощряемый министерствомъ просвѣщен³я, неминуемо довелъ до появлен³я въ печати извѣстнаго письма Чаадаева, помѣщеннаго въ Телескопѣ. Напрасно искать въ семъ явлен³и тайныхъ пружинъ, движимыхъ злоумышленными руками. Оно просто естественный и созрѣвш³й результатъ направлен³я, которое дано исторической нашей критикѣ. Допущенное безвѣр³е къ писанному довело до безвѣр³я къ дѣйствительному. Подлежащ³я вамъ мѣста какъ будто именемъ правительства говорили учащемуся поколѣн³ю: не учитесь Карамзину! Не вѣрьте ему! Не другими ли словами говорили они: не учитесь Русской Истор³и! Не вѣрьте ей! Ибо нельзя же учиться по бѣлой бумагѣ и по пустому мѣсту. Письмо Чаадаева не что иное, въ сущности своей, какъ отрицан³е той Росс³и, которую съ подлинника списалъ Карамзинъ. Тутъ никакого умысла и помысла политическаго не было. Было одно желан³е блеснуть новост³ю воззрѣн³й, парадоксами и попытать силы свои въ упражнен³яхъ по части искажен³я Русской Истор³и. Обыкновенно лица и правительства при явлен³и неожиданныхъ и непр³ятныхъ для нихъ событ³й ищутъ имъ внѣшн³я и независимыя отъ нихъ причины. Никому не хочется внутреннею исповѣдью доискаться тайной связи между началами, въ насъ сокрытыми, и дальнѣйшими результатами, истекающими уже не только внѣ, но часто вопреки воли нашей. Для достижен³я истины должно слѣдовать совершенно противному порядку. Можно сказать рѣшительно, что, за исключен³емъ рѣдкихъ случаевъ, каждая неудача наша заключается въ собственной нашей винѣ и каждый общественный безпорядокъ имѣетъ зародышъ свой въ ошибкахъ той или другой власти. Перечтите со вниман³емъ и безъ предубѣжден³я все, что писано было у насъ противъ Истор³и Государства Росс³йскаго и самого Карамзина, сообразите направлен³е, мнѣн³е и духъ новаго историческаго учен³я, противопоставленнаго учен³ю Карамзина, и изъ соображен³й вашихъ неминуемымь итогомъ выйдетъ извѣстное письмо, которое такъ дорого обошлось бѣдному Чаадаеву.
Всѣ с³и мысли, съ откровенностью изложенныя предъ вами, давно таились во мнѣ и раздѣляются многими у насъ благомыслящими людьми. Но побужден³емъ къ изл³ян³ю ихъ нынѣ послужило новое отступлен³е отъ началъ, вписанныхъ на скрижали вашего министерства; скажу болѣе: новый соблазнъ, облеченный и освященный законною силою посредствомъ С.-Петербургскаго университета. Можно было надѣяться, что появлен³е письма въ Телескопѣ указало, хотя нѣсколько и поздно, опасную цѣль, къ которой ведетъ путь, проложенный новѣйшею нашею историческою критикою. Но г. Устряловъ доказалъ, что эта надежда была неосновательна. Разсужден³е, напечатанное имъ, уже не журнальная бѣглая статья: оно написано для получен³я степени доктора философ³и. И въ чемъ же заключается оно? Въ необдуманномъ, сбивчивомъ повторен³и пустословныхъ обвинен³й Телеграфа, Телескопа съ брат³ею! Историческая критика не подвинулась въ немъ ни на шагъ, не положила основан³я ни одной новой истинѣ, но перебрала съ любовью груду обломковъ, взгроможденныхъ черною шайкою нашихъ историческихъ ломщиковъ, и, любуясь ими, въ заключен³е провозгласила: нѣтъ у насъ истор³и! Или другими словами: юноши, отложите попечен³е изучать истор³ю народа своего, проникнуть себя любовью къ настоящему, воспитавъ ее любовью къ прошедшему! Творен³е, по которому могли бы вы учиться истор³и вашей, многимъ даже не взыскательнымъ читателямъ стало казаться неудовлетворительнымъ - говорятъ, что при всей красотѣ повѣствован³я оно наполняетъ умъ какими-то несвязными картинами, часто образами безъ лицъ, еще болѣе неправильными очерками, однимъ словомъ, всѣ говорятъ въ одинъ голосъ, что Росс³я еще не имѣетъ своей истор³и (пока, подразумѣвается само собою, мы, переводчики Маржерета и издатели Курбскаго, не рѣшимся пожаловать васъ оною).
Не станемъ разбирать удивительное crescendo наглости и нелѣпости всѣхъ этихъ выражен³й, въ коихъ авторъ не умѣлъ даже сохранить логическ³й порядокъ мыслей. Онъ, напримѣръ, ссылается для подкрѣплен³я мнѣн³я своего на авторитетъ невзыскательныхъ читателей, слѣдовательно, неспособныхъ судить о достоинствѣ творен³я. Далѣе, признаетъ красоту повѣствован³я и говоритъ, что оно наполняетъ умъ какими-то несвязными картинами, образами безъ лицъ и проч. Въ чемъ же можетъ заключаться красота повѣствован³й, если не въ ясности и связи соображен³й и въ вѣрности передачи ихъ другимъ? Какое отсутств³е здраваго смысла въ докторѣ философ³и! Но все это литтературныя замѣчан³я, и я не стану ими обременять васъ, готовясь написать для печати возражен³е на статью г-на Устрялова. Здѣсь хочу обратить вниман³е на важнѣйш³я несообразности. Во-первыхъ:
Мысли г. Устрялова сбиваются на ту же теор³ю, которая, проповѣдуемая историческою оппозиц³ею нашею, получила, наконецъ, практическое примѣнен³е въ извѣстномъ письмѣ Телескопа. Оба мнѣн³я подкрѣпляютъ другъ друга и сливаются вмѣстѣ. Одно различ³е въ тонъ, что въ журнальномъ письмѣ болѣе безум³я и таланта, а въ университетскомъ разсужден³и болѣе нелѣпости и менѣе искусства. Я вполнѣ увѣренъ, что г. Устряловъ во многомъ, а можетъ быть даже и во всемъ, по совѣсти и убѣжден³ю, совершенно противоположенъ мнѣн³ямъ, изложеннымъ въ помянутомъ письмѣ. Я готовъ согласиться, что даже, чего добраго, имѣлъ онъ благое намѣрен³е разсужден³емъ своимъ косвенно возразить Телескопу. Но вашему превосходительству извѣстна Испанская пословица: что адъ вымощенъ благими намѣрен³ями. Праведники тѣ, которые умѣютъ привести ихъ въ исполнен³е. А то лучш³я побужден³я души могутъ имѣть, по неспособности головы, самыя пагубныя послѣдств³я. Во-вторыхъ:
Профессоръ Императорскаго университета пишетъ разсужден³е на степень доктора философ³и и Императорск³й университетъ одобряетъ с³е разсужден³е. Въ немъ, между прочимъ, сказано: "всѣ говорятъ въ одинъ голосъ, что Росс³я еще не имѣетъ своей истор³и". Позвольте мнѣ замѣтить здѣсь, что г. профессоръ и Императорск³й университетъ при общемъ заключен³и въ одинъ голосъ должны били во всякомъ случаѣ вспомнить объ одномъ исключен³и, а именно 6 голосѣ Государя, который торжественно предъ Росс³ею сказалъ Карамзину: "Александръ сказалъ вамъ: Русск³й народъ достоинъ знать свою Истор³ю. Истор³я, вами написанная, достойна Русскаго народа".
Теперь: позволитъ ли цензура, а что еще важнѣе, должна ли она позволить частному человѣку печатно порицать выборъ, сдѣланный самимъ Государемъ, хотя на низшее мѣсто администрац³и? Разумѣется, нѣтъ! А здѣсь Императорск³й университетъ рѣшительнымъ приговоромъ опровергаетъ мнѣн³е Государя въ дѣлѣ, для общей пользы гораздо важнѣйшемъ, нежели опредѣлен³е какого-нибудь чиновника.
И послѣ подобныхъ несообразностей въ сферѣ дѣйств³й самаго правительства будутъ искать въ области мнимыхъ догадокъ, или въ тайникахъ неблагонамѣренныхъ обществъ зародыши возмутительныхъ понят³й или ослаблен³я уважен³я въ законной власти и въ существующему порядку, если они изрѣдка кое-гдѣ и пробиваются въ жизни общественной. Но за чѣмъ головоломно искать эти зародыши за тридевять земель, когда они у насъ подъ рукою, когда они гласно и торжественно съ университетскихъ каѳедръ посѣваются въ умѣ молодежи, всегда жадной въ пр³ят³ю всего, что носитъ на себѣ отпечатокъ оппозиц³и! На развѣшенномъ знамени министерства вашего изображено охранительное правило. Такъ! но подъ сѣнью знамени сего не совершаются-ли дѣйств³я ему противныя? Анарх³я въ понят³яхъ ведетъ въ анарх³и въ дѣйств³яхъ {Противъ мѣста отъ словъ: "и послѣ подобныхъ несообразностей" до словъ: "къ анарх³и въ дѣйств³яхъ" Пушкинъ замѣтилъ: "Не лишнее ли, т.-е. не повторен³е ли?"}.
Хотя и не намѣренъ я входить здѣсь въ разборъ разсужден³й г. Устрялова, но не скрою отъ васъ еще одного прискорбнаго впечатлѣн³я, которое оно оставляетъ на умѣ здравомыслящемъ. Въ учен³и, истекающемъ изъ высшихъ учебныхъ казенныхъ мѣстъ, заключается залогъ просвѣщен³я и, слѣдовательно, будущаго благосостоян³я отечества, особенно нынѣ, когда учащемуся поколѣн³ю загражденъ путь въ иностраннымъ университетамъ. Но можно-ли ожидать отъ нашихъ учебныхъ мѣстъ удовлетворительнаго дѣйств³я на народное образован³е, если ничтожная брошюра г. Устрялова можетъ быть признана университетомъ за удовлетворительное право на степень учености?
Исполненная противорѣч³й, необдуманностей, ибо каждая похвала истор³и Карамзина имѣетъ тутъ же готовое параллельное порицан³е, каждое положен³е автора собственное его отречен³е, брошюра с³я ничто иное, какъ незрѣлый плодъ опрометчиваго ученика. Незрѣлость г. Устрялова обнаружилась еще болѣе на диспутѣ, открытомъ въ слѣдств³е разсужден³я его. Диспутъ сей былъ общимъ посмѣшищемъ для всѣхъ присутствующихъ. Несостоятельный диспутантъ не могъ поддержать ни одного положен³я своего, не умѣлъ, хотя уловками блестящихъ парадоксовъ, избѣжать ни одного удара, на него нанесеннаго оруд³ями, взятыми изъ собственнаго его арсенала.
Къ стыду классическаго учен³я, коего университетъ долженъ быть стражемъ, г. Устряловъ не усомнился вывести на одну доску Карамзина и Полеваго {Противъ этого мѣста Пушкинъ замѣтилъ: "О Полевомъ не худо было напомнить и пространнѣе. Не должно забыть, что онъ сдѣланъ членомъ-корреспондентомъ нашей Академ³и за свою шарлатанскую книгу, писанную безъ смысла, безъ изыскан³й и безо всякой совѣсти,- не говорю уже о плутовствѣ подписки, что уже касается управы благочин³я, а не Академ³и Наукъ".}: стройное творен³е одного и хаотическ³й недоносокъ другаго! И столь двусмысленно, или просто сбивчиво опуталъ собственное мнѣн³е свое оговорками, пошлыми фразами и перифразами, что по истинѣ не знаешь, кону изъ двухъ отдаетъ онъ преимущество!
Послѣ подобнаго соблазна, какую довѣренность могутъ имѣть благомыслящ³е родители въ университетскому преподаван³ю! Съ какимъ чувствомъ будутъ они посылать сыновей учиться Русской истор³и въ университетъ, въ которомъ г. Устряловъ занимаетъ каѳедру Русской истор³и!
Что за нить, за сцѣплен³е несообразностей и противорѣч³й правительства въ благихъ намѣрен³яхъ его и въ противодѣйствующемъ исполнен³и оныхъ. Мысль унываетъ при такомъ прискорбномъ зрѣлищѣ!
Въ заключен³е считаю не излишнимъ объяснить истинное побужден³е, которое понудило меня войти предъ вами въ вышеизложенныя разсужден³я. По чувству почти сыновней признательности и преданности, привязывающему меня къ памяти Карамзина, можно было-бы предположить, что здѣсь говорило одно с³е чувство, оскорбленное въ любви и уважен³и своемъ. Но вы знали Карамзина также хорошо, и не остановитесь на этомъ предположен³и. И при жизни своей былъ онъ всегда чуждъ и выше притязан³й недоброжелательства на спокойное его самолюб³е: самъ онъ никогда за себя не вступался и запрещалъ ближнимъ своимъ вступаться за него. Нынѣ за гробомъ онъ еще менѣе нуждается въ суетныхъ удовлетворен³яхъ. Нѣтъ, худо понялъ-бы я Карамзнна, худо оцѣнилъ-бы характеръ его и примѣръ, имъ завѣщанный, если вступалъ бы здѣсь въ споръ за личность и за имя, и безъ друзей его вписанное на скрижаляхъ отечественной славы, Побужден³емъ моимъ въ этомъ случаѣ были друг³я чувства, а именно: твердое убѣжден³е въ важности и справедливости моихъ указан³й, откровенность мнѣ свойственная и надежда, что слова мои могутъ обратить на себя вниман³е вашего превосходительства и не останутся совершенно безплодными для общей пользы.