Вронченко Михаил Павлович - Н. А. Шостьин. Михаил Павлович Вронченко, военный геодезист и географ

ще более положительно отзывался о переводах Шекспира, сделанных Вронченко, ограничивая их недостатки лишь внешней стороной. Он писал: "Переводы г. Вронченко, верно передавая дух Шекспира, не передают его изящности".}. Для иллюстрации этого отзыва Белинского приводим прежде всего плач Офелии в переводе Вронченко:

  

   "Ах, далеко, далеко, красавица, друг твой

   В сырую могилу зарыт!

   В головах его холмик наложен дерновый,

   В ногах серый камень лежит!

   Чист и бел его саван, как снег молодой,

   Весь усыпан цветами, цветами!

   И, гроб опуская в могилу, друзья

   Их смочили слезами, слезами".

  

   В "Московском Телеграфе" (1828 г., No 24) было напечатано о переводе "Гамлета" следующее: "С радостью приветствовали мы первое творение Шекспира, явившееся в достойном русском переводе: мы говорим о "Гамлете", переведенном г-м Вронченко. Труд огромный и заслуживающий величайшей благодарности соотечественников. Здесь Шекспир в прекрасном поэтическом переводе является русским читателям тем огромным исполином, пред коим потомство преклоняет колена".

   Через 53 года в журнале "Книжки недели", издававшемся просвещенным деятелем того времени П. А. Гайдебуровым,- несмотря на ряд других переводов трагедии Шекспира "Гамлет", появившихся в то время,- деятельность Вронченко оценивалась достаточно высоко: "Вронченко переводил, во-первых, весьма точно, а во-вторых, отлично передавал дух подлинника. Переводы его не потеряли своего значения и до сих пор и, наверное, считались бы теперь классическими, если бы не одно обстоятельство. Вронченко считал необходимым о высоких предметах говорить "высоким штилем" и потому уснащал свой язык славянщиною, делавшей его перевод подчас неудобопонимаемым и во всяком случае чересчур книжным".

   В 1828 г. был опубликован сделанный М. П. Вронченко перевод "Манфреда" Байрона {Перед этим был опубликован отрывок из "Манфреда" в "Невском Альманахе на 1828 год".}.

   При переводе Вронченко руководствовался теми же правилами, что и при переводе "Гамлета". Поэтому замечания Белинского о переводе последнего имеют силу также по отношению к переводу "Манфреда": для него также характерны тяжеловатость языка, длинноты слога, архаизмы и славянизмы. Однако высокими поэтическими достоинствами отличаются те места, "где драматизм переходит в лиризм".

   В "Обзоре российской словесности за 1828 год", помещенном в Петербургском альманахе "Северные цветы на 1829 год", переводу "Манфреда" были посвящены следующие строки: "Перевод г. Вронченка отличается точностью и близостью к подлиннику; многие места, удивляющие нас в "Манфреде" исполинским воображением Байрона, поэтически выражены на нашем языке. Самая строгая критика замечает у нашего прелагателя только редкие и неважные отступления; но сии отступления счастливо искупаются красотами и верностью целого и многими звучными, блестящими стихами".

   В 1829 т. были опубликованы переводы небольшого отрывка из "Ирландских мелодий" Т. Мура (альманах "Северные Цветы на 1829 год") и части "Ночных мыслей о жизни, смерти и бессмертии" Э. Юнга ("Московский Телеграф", 1829, No 8).

   В том же году напечатан перевод Вронченко второй части "Дзядов" Мицкевича под названием "Праотцы" (буквально "Деды").

   Период пребывания Вронченко "а Балканском полуострове вообще оказался очень продуктивным. Помимо больших переводов ("Гамлета", "Манфреда", "Дзядов"), он в 1831 г. напечатал в Одесском Альманахе перевод значительного отрывка из поэмы Мицкевича "Конрад Валленрод" и "Сон Сарданапала" из поэмы Байрона "Сарданапал". Кроме того, в этом же "Альманахе" он напечатал "Песню" (романс) - произведение, предназначенное для музыкального исполнения и являющееся результатом его самостоятельного поэтического творчества {Положительный отзыв о новых переводах, а также об его "прекрасном романсе" был помещен в "Московском Телеграфе" (1831 г., No 13).}.

   По возвращении из Малой Азии Вронченко завершил перевод "Макбета" Шекспира и в 1837 г. опубликовал его {Перевод первого действия "Макбета" был опубликован еще в 1833 г. ("Московский Телеграф", No 11).}.

   Перевод был написан сильным, выразительным языком; хорошо переданы наиболее драматические места, в частности, монологи Макбета, отражающие внутреннюю борьбу и терзания последнего.

   Из рецензий на перевод "Макбета" особенный интерес представляет рецензия академика П. А. Плетнева, который писал: "Он, - (Вронченко), - с полным уважением смотрит на оригинал и, по возможности, ни в чем от него не отступает. Его внимательность простирается до того, что он передает подлинник из стиха в стих: труд неимоверный, судя по различию языков английского и русского, из которых в первом так же много односложных слов, как во втором многосложных. Истинно хороший перевод и не может быть выполнен без этого благоговейного начала. Великий талант, как сама природа, ничего не производит без глубоко значительной мысли. Дорого ценить каждую черту в его творении - значит совершенствовать собственный труд" {Литературное прибавление к "Русскому Инвалиду", 1837, No 44; П. А. Плетнев, "Сочинения и переписка", т. 1, СПБ, 1885, стр. 298-299.}.

   В 1844 г. деятельность М. П. Вронченко как переводчика достигла своего кульминационного пункта. В этом году он опубликовал перевод первой части "Фауста" Гете, переложение второй части и "Обзор" обеих частей, представлявший подробный комментарий к этой поэме. В то время уже имелся, правда, перевод части "Фауста", сделанный Губером, но, как отмечалось в печати, этот перевод отличался больше внешними достоинствами, чем близостью к подлиннику.

   Вронченко приступил к переводу со своими строгими правилами, распространяя их как на содержание, так и на форму перевода. Вторую часть "Фауста", которую Вронченко ценил значительно ниже первой, он дал только в изложении, сократив ее приблизительно в 4 раза. При переводе этого произведения пришлось преодолеть еще большие трудности, нежели при предыдущих переводах: сюда относились, помимо большого объема, глубокое философское содержание, чрезвычайное разнообразие понятий, идей, типов, характеров, языка, наличие ряда аллегорий и иносказаний, не говоря уже о необходимости понимать тонкие намеки Гете на современных ему лиц, события и пр.

   В рецензии на перевод Фауста, напечатанной в "Библиотеке для чтения" (том 67, 1844 г.), подчеркивалось, что Вронченко успешно справился с переводом такого многообразного по содержанию и форме произведения. В других журналах указывалось, что переводчик "прекрасно исполнил свое дело" ("Маяк", 1845 г., т. 19, кн. 37), что он сумел "сочетать близость к подлиннику... и свободу в отношении к русскому языку" ("Современник", 1844 г., т. 36) и что "он указал русской литературе услугу, за которую имя его долго будет в ней памятно" ("Финский Вестник", 1845 г., т. 1).

   Переводом "Фауста" заинтересовались как Белинский, обещавший дать обстоятельный разбор этого труда Вронченко, так и И. С. Тургенев, опередивший Белинского в осуществлении его намерения. Рецензия Тургенева касалась как перевода, так и "Обзора", и представляла наиболее обстоятельный и вместе с тем наиболее строгий разбор того и другого.

   Исходя из своих строгих требований к переводам, Тургенев отмечал, что "Вронченко только отчасти удовлетворяет этим требованиям" и что "считать труд г. Вронченко окончательным мы не можем". Наряду с этим, он, однако, с удовлетворением указывал заслуги Вронченко в качестве переводчика "Фауста", отмечая его любовное отношение к выполненному труду, наличие ряда мест, переведенных художественно, и пр. "Труд г. Вронченко достоин уважения и благодарности... Мы с удовольствием отдаем полную справедливость его добросовестной отчетливости, его терпеливому трудолюбию; он переводил "Фауста", как говорится, con amore {С любовью (итал.) Н. Ш.} и многое, в особенности роль Мефистофеля, действительно ему удалось... У г. Вронченко, кроме речей Мефистофеля, большей частью удавшихся, находятся места, переданные художнически".

   Комментарий Вронченко к "Фаусту" встретил сочувственное отношение в ряде журналов. Однако этот комментарий, интересный по ряду высказанных мыслей и сопоставлений, вызвал критические замечания И. С. Тургенева. Соглашаясь с Вронченко в вопросе о значении путешествия - по Италии для последующей литературной деятельности Гете и характеризуя вторую часть "Фауста как "великую (правильнее длинную) аллегорию", Тургенев указывал, что упрек в отсутствии единства идейного содержания является в мотивировке Вронченко недостаточно обоснованным, поскольку базируется на неправильной трактовке немецкого слова "streben", которое Вронченко перевел словом "мудрствовать" вместо "стремиться" {"Мудрствуя, нельзя не заблуждаться" (Es irrt der Mensch, solang'er street).} (зная неточность такого перевода, но считая, что последнее является в данном случае наиболее подходящим).

   Не возражая против критики второй части "Фауста" со стороны Вронченко, Тургенев отмечал, что такого рода критика представляет уже пройденный этап литературной мысли. Он указывал, что Вронченко слишком резко разделял Фауста и Мефистофеля как своего рода антиподов, тогда как, по мнению знаменитого русского писателя, эти две натуры психологически являются в значительной степени родственными.

   Перевод "Фауста" завершил печатные труды М. П. Вронченко в качестве переводчика, поскольку его дальнейшим планам не суждено было осуществиться. Между тем эти планы были достаточно широкими и Вронченко настойчиво стремился к их исполнению. В 1843-1847 гг. он мечтал перевести величайшее произведение античной литературы - "Илиаду" Гомера, не считая достаточно удовлетворительным перевод Гледича, и в порядке подготовки к этой работе тщательно изучал древнегреческий язык, одновременно углубляясь в изучение "Илиады". Вместе с тем он продолжал работу по переводу западноевропейских поэтов. После смерти Вронченко в его бумагах были найдены переводы из произведений Шекспира "Король Лир" (первое действие), "Отелло" (несколько сцен) и "Ошибки" (первое действие); из Байрона - "Сарданапал" (несколько сцен) и "Вернер" (большая часть"); из Мицкевича - "Дзяды" (четвертое действие) и "Конрад Валленрод" (значительная часть); из Шиллера - "Пикколомини" (первое действие). Он готовил второе издание перевода "Гамлета", однако неумолимая смерть не дала возможности довести до конца все эти работы.

   Деятельность М. П. Вронченко, как переводчика классических произведений художественной литературы, сыграла немалую просветительную роль во второй четверти прошлого столетия. Еще до выхода в свет перевода "Фауста" литературная деятельность Вронченко, особенно в качестве переводчика Шекспира, оценивалась достаточно высоко (в дополнение к предыдущему см. например "Московский Телеграф", 1830, No 21, "Северная Пчела", 1837, No 212 и пр.).

   Современник Вронченко, известный литературный деятель и автор ряда исторических романов Н. В. Кукольник посвятил Вронченко свое стихотворение "Надпись".

   В 1844 г. в журнале "Современник" П. А. Плетнев дал особенно интересную характеристику завоеванной Вронченко известности и глубокого внутреннего содержания его литературной деятельности. "Все образованные люди в России знают давно, какими совершенствами замечательны литературные труды М. П. Вронченко. С 1828 года это имя привлекает к себе внимание людей, мыслящих и понимающих поэзию как одно из высочайших искусств, в котором талант и глубокомыслие являются равно в блестящем виде".

   В журнале "Современник", издававшемся с 1847 г. И. И. Панаевым и Н. А. Некрасовым, в краткой некрологической заметке (том 54, 1855, No 12) сообщалось о смерти "этого даровитого переводчика", выражалось сожаление по поводу "этой важной потери для русской литературы" и подводились итоги его литературной деятельности в следующей форме: "Имя Шекспира в России связано с именем г. Вронченки, потому что лучшие русские переводы этого великого драматического писателя принадлежат г. Вронченке... Имя г. Вронченки, как переводчика Шекспира, Гете, Байрона, Мура, Мицкевича, останется почетным именем в русской литературе" тем более, что его переводы должны быть охарактеризованы "правда, как несколько тяжеловатые, но, несмотря на это, умевшие сохранить поэзию подлинников".

   Значение его просветительной деятельности высоко ценилось выдающимися русскими писателями и литературными критиками. В. Г. Белинский писал: "Вронченко первый начал переводить Шекспира с подлинника... Труд Вронченко достоин высокого уважения; он многим дал возможность познакомиться с Шекспиром" {Собрание сочинений, т. 5, 1911, стр. 378 и 381.}. И. С. Тургенев, отмечая, что перевод "Фауста" и другие переводы Вронченко не могут считаться окончательными, подчеркивал вместе с тем большую заслугу его перед русскими читателями: "Как работа приуготовительная, его переводы всегда приносили большую пользу: они знакомили публику с произведениями замечательными, возбуждали и поощряли других; его "Макбет", его "Гамлет" отличаются довольно определенным колоритом; мы не можем забыть, что любовь к Шекспиру собственно им возбуждена в кругу наших читателей". Сохранились сведения, что переводы Вронченко высоко ценил А. С. Пушкин (хотя и с некоторыми оговорками); так, Кс. А. Полевой, литературный критик и писатель середины прошлого века, сообщает об одном из своих разговоров с Пушкиным следующее: "Рассуждая о стихотворных переводах Вронченки, производивших тогда впечатление своими неотъемлемыми достоинствами, он сказал: "Да, они хороши, потому что дают понятие о подлиннике своем, но та беда, что к каждому стиху Вронченки привешена гирька" {Кс. А Полевой, "Записки", СПБ, 1883. стр. 274.}. Литературная деятельность Вронченко привлекала к себе заслуженное внимание литературных критиков и писателей даже в тот период, когда, по словам Белинского, "так много выходит теперь у нас хороших книг серьезного содержания". Белинский относил Вронченко к числу "более или менее блестящих и сильных талантов" в современной ему русской поэзии.

  

  

   М. П. Вронченко жил в эпоху больших исторических событий. Подъем национального самосознания и возникновение новых, послевоенных задач обусловили повышенный интерес к прошлому, настоящему и будущему России и одновременно весьма расширили диапазон многих вопросов (этических, научных, социальных, политических, экономических), которые стали объектом самостоятельного рассмотрения передовой части русской общественности.

   В это время передовые военные деятели настойчиво стремились подвести итоги и учесть опыт недавних войн с целью повышения обороноспособности России, причем это стремление выражалось в различных формах, как-то: суровая критика героем Отечественной войны генералом А. П. Ермоловым (и другими, близкими ему по духу генералами и офицерами) аракчеевских порядков в армии, новые идеи декабристов в области военной организации, тактики и стратегии, интенсивная деятельность генерал-квартирмейстера П. М. Волконского (также участника Отечественной войны 1812 года) по улучшению Службы Генерального Штаба в русской армии и т. д.

   М. П. Вронченко был одним из просвещенных прогрессивных русских деятелей первой половины XIX в. В своей деятельности он не ограничивался исполнением только служебных обязанностей, но вел большую общественно-научную и литературную работу (переводы). Все формы деятельности он рассматривал как выполнение своего долга перед Родиной и в связи с этим направлял свою творческую энергию и рвение на точное и возможно лучшее выполнение стоявших перед ним задач, добиваясь при этом наилучших научных результатов. Он не ограничивался установленными рамками заданий, а стремился к их расширению по объему и научному содержанию. Это имело место в работах на Балканском полуострове, в Малой Азии, на Кавказе, в центральных губерниях и при триангуляции на юге России. Если требовали обстоятельства, он был способен к суровому самоограничению, не отвлекаясь ни на какие интересные работы, кроме обязательных, что особенно отчетливо проявилось во время Новороссийской триангуляции. Даже в ожидании смерти Вронченко оставался по-прежнему внутренне твердым и верным себе: он настойчиво приводил в порядок свои дела и заканчивал незавершенные работы, стремясь успеть сделать возможно больше и вместе с тем стараясь возможно меньше беспокоить окружающих.

   В литературной деятельности он был таким же требовательным к себе. Он ограничивал свою работу переводами лишь наиболее значительных в психологическом и идейном отношении произведений, не дозволяя себе разбрасываться на менее значительные; аналогичное относилось также к музыке, которую он любил и понимал и где он, резко осуждая итальянскую музыку с ее внешним блеском, легкостью и игривостью, отдавал решительное предпочтение Моцарту и Бетховену, как таким композиторам, в произведениях которых с особенной силой и выразительностью вскрывались богатство эмоционального содержания, разнообразие лирических настроений, глубина трагических переживаний {Вронченко был также хорошим музыкантом; в юности он играл на флейте, а затем перешел на виолончель, причем в сороковых годах был постоянным участником собраний общества музыкантов-любителей (близ Певческого моста в Петербурге), разыгрывавших лучшие произведения немецкой классической музыки.}. Увлекаясь внутренней красотой и эстетическими достоинствами литературных произведений, он вместе с тем прилагал к ним строгий критерий этической оценки, определяя их ценность практической значимости в широком смысле слова; всякое произведение искусства получает, по его мнению, реальный смысл и оправдание своего появления в свет только в том случае, когда заложенная в нем идея достаточно значительна и прогрессивна и когда она развивается четко и определенно, благодаря чему произведение обогащает внутреннее содержание воспринимающих его лиц и дает в художественной форме ответ на те или иные вопросы. Он строго осуждал имеющий иногда место отрыв представителей искусства от реальной действительности, полное же забвение действительного мира квалифицировал как глубокое нравственное падение: "человек, возвышаясь духом до идеала изящности, позабывает иногда мир действительный; если же он от действительного мира отделяется совершенно, то теряет право на название человека" (комментарий к "Фаусту"). Особенно строг он был в тех случаях, когда дело касалось выполнения гражданского долга достаточно развитыми и образованными лицами, облеченными более или менее значительными полномочиями; он не признавал извинений и оправданий для деятельности тех, которые обманули оказанное им доверие, не проявив должной энергии на своем посту или продолжая занимать его, несмотря на отсутствие необходимых способностей и знаний. "Не можешь, - говорил он, - делать того, что предписывают тебе долг и совесть, или не умеешь, - так, иди прочь! Найдется на твое место другой, лучший, а не найдется, так ты, все-таки, окажешь обществу услугу тем, что дашь ему урок, как должны поступать честные люди" {Взято из брошюры А. В. Никитенко.}.

   При горячем, кипучем темпераменте Вронченко, на его суждениях и оценках часто отражались эмоциональные моменты, сообщая тем и другим резкость по форме и порою приводя к некоторой односторонности или выражаясь в парадоксальной форме; об этом уже достаточно свидетельствуют приведенные выше выдержки из дневника в Малой Азии, нелестные реплики по адресу "толковников" поэмы "Фауст" {В качестве дополнительного примера можно привести пренебрежительные высказывания Вронченко (в комментарии к "Фаусту") по поводу поэмы Гете "Герман и Доротея", а также поэмы-басни "Рейнеке-Лис", представляющей остроумную сатиру на современную Гете немецкую действительность и неоднократно переводившейся на русский язык: "О достоинствах той и другой судить мы не беремся по причине весьма уважительной: содержание поэмы может поместиться в дюжине строчек, а рассказ составляет две тысяч гекзаметров, басня же состоит из пяти тысяч гекзаметров".}, категорическое осуждение второй части этой поэмы и многое другое. Но во всех таких высказываниях он был глубоко искренен. Он скорее готов был допустить ошибку или дойти до крайности в выводах, чем ограничиться неопределенными, половинчатыми суждениями, не дающими опоры для действия, для практики и даже тормозящими переход от слова к делу. Он органически не переносил робости и умолчаний, а также "мудрствований"; ему претили смутные неотчетливые идеи, нерешительные высказывания, беспочвенные гадания. "Мудрствованиям" и отвлеченным рассуждениям он противопоставлял (в комментарии к "Фаусту") "здравый рассудок" как наиболее надежный критерий, базирующийся на имеющемся опыте и удерживающий от неоправданных концепций, необоснованных предположений и ошибочных оценок {Гносеологически, как известно, этот критерии не является достаточным (сам Вронченко мог бы несколько ограничить степень его приложимости, вспомнив хотя бы об антиподах, существование которых резко противоречило в свое время "здравому рассудку"), но практически он в большинстве случаев действительно является приемлемым и целесообразным; в слово "мудрствование" Вронченко вкладывал очень широкий, но вместе с тем отнюдь не достаточно определенный смысл.}.

   В течение того, довольно длительного периода времени когда Вронченко был оторван от работы по своей основной профессии, он продолжал усиленно работать на литературном поприще, неизменно проявляя строгую целеустремленность, уже охарактеризованную выше. Бго переводы произведений классиков художественной литературы способствовали обогащению внутреннего содержания читателей и расширению их этического и эстетического меровосприятия.

   М. П. Вронченко, "наиболее выдающийся ученик В. Струве между военными и моряками" {Так характеризовал М. П. Вронченко (наряду с Ф. П. Врангелем, моряком-путешественником и исследователем) проф. Г. В. Левицкий, астроном, в своем двухтомном "Биографическом словаре профессоров и преподавателей Юрьевского, б. Дерптского, Университета за 100 лет его существования" (Юрьев, т. I, 1902, стр. 309).}, слушавшими курс лекций в Дерпте, получил возможность приложить в своей деятельности обширные знания в астрономии и геодезии, которые обеспечили ему широкую известность. При выполнении триангуляции на юге России он проявил себя как "превосходный геодезист" (П. П. Семенов-Тяньшанский) и как прекрасный организатор, сумев создать такие условия работы, которые способствовали повышению производительности и качества работ его подчиненных. Он предъявлял большие требования к своим подчиненным, однако не щадил своих сил, стараясь облегчить условия их работы, вследствие чего пользовался глубоким уважением. Он умел заметить и по заслугам оценить труды и знания каждого и это его качество заставляло подчиненных еще более добросовестно относиться к работе и расширять свои знания, чтобы заслужить похвалу и одобрение начальника. Он был "умным, справедливым и уважаемым начальником" и вместе с там "чрезвычайно разносторонне образованным человеком" {Некролог М. П. Вронченко - "Записки Военно-топографического Депо", ч. 19, 1857. Последующие выдержки взяты отсюда же.}.

   В работе на посту начальника Новороссийской и Приволжской триангуляции, преследовавших как практические, так и научные цели, М. П. Вронченко нашел соответствовавший его знаниям и способностям синтез мысли и дела. Эта работа давала приложение его основательным знаниям в области геодезии, астрономии и математики, требовала значительных интеллектуальных усилий и вместе с тем завершалась реальными, практическими результатами, давая ценные материалы для отечественной картографии и закладывая надежную базу для градусного измерения по параллели. Здесь он ощутил отрадное самосознание человека, нашедшего достойное его жизненное поприще и душевное равновесие. На необъятных просторах нашей страны, реально используя любимые отрасли точных наук, выполняя весьма важную для государства работу и видя воочию ее конкретные положительные результаты, он испытывал такое внутреннее удовлетворение, что, несмотря на ухудшение состояния здоровья, не отказался от предложения выполнить также Приволжское тригонометрическое измерение, оказавшееся для него роковым. На ответственном посту руководителя этого измерения с сознанием выполненного долга перед Родиной, достойно завершил свою разностороннюю плодотворную деятельность "ученый генерал", который "астрономией и геодезией... с любовью занимался в продолжение всей своей жизни".

  

  

  

   Обозрение Малой Азии в нынешнем ее состоянии, "Записки Военно-топографического Депо", ч. III, 1838, стр. V-XV и 3-329 и ч. V, 1840, стр. V-VI и 3-368.

   Отчет о западной (первой) части тригонометрического измерения Новороссийского края, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 16, 1854, отд. 1, стр. 15-21.

   Отчет о восточной (второй) части тригонометрического измерения Новороссийского края, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 17, 1855, отд. 1, стр. 24-28.

   Описание тригонометрического измерения Новороссийского края и Харьковской губернии, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 19, 1857, отд. 3, стр. 1-217.

   Перевод байроновского стихотворения "Сон", "Московский Телеграф", 1827, No 12.

   Перевод "Гамлета" Шекспира (с предисловием переводчика), СПБ, 1828, XXIV и 205 стр.

   Перевод "Манфреда" Байрона, СПБ, 1828, 64 стр. Перевод отрывка из "Ирландских мелодий" Т. Мура, - альманах "Северные Цветы на 1829 год", СПБ, 1828.

   Перевод части "Ночных мыслей о жизни, смерти и бессмертии" Э. Юнга, "Московский Телеграф", 1829, No 8.

   Перевод второй части "Дзядов" Мицкевича, "Невский Альманах на 1829 год", СПБ, 1828.

   Перевод отрывка из поэмы Мицкевича "Конрад Валленрод", "Одесский Альманах на 1831 год", Одесса, 1830.

   Перевод отрывка "Сон Сарданапала" из поэмы Байрона "Сарданапал", там же.

   "Песня" (романс), там же.

   Перевод "Макбета" Шекспира, СПБ, 1837, 142 стр. Перевод первой части "Фауста" Гете, изложение второй и "Обзор обеих частей "Фауста", СПБ, 1844, IV и 432 стр.

  

  

   Некролог М. П. Вронченко. "Записки Военно-топографического Депо", ч. 22, 1861.

   Никитенко А. В. "Михаил Павлович Вронченко", СПБ,. 1867, 45 стр. основного текста и 13 стр. приложений.

   Шуберт Ф. И., Руководство к астрономическому определению географической долготы и широты, СПБ, 1803.

   Шуберт Ф. Ф. Руководство для исчислений тригонометрической съемки и работ Военно-топографического Депо, СПБ, 1826.

   Врангель Ф. П. Общие вспомогательные таблицы, СПБ, 1835.

   Шуберт Ф. Ф. История Военно-топографического Депо и геодезических работ Генерального Штаба, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 1, 1837.

   Рецензия на сочинение М. П. Вронченко "Обозрение Малой Азии в нынешнем ее состоянии", "Литературное прибавление к "Русскому Инвалиду" на 1839 год", т. II, No 5.

   Struve W. Table des positions geographiques principales de hi Russie, "Bulletin de la classe physico mathematique de l'Academie Imperiale des Sciences de Saint-Petersbourgh", t. I, No 19-21, 1843.

   Struve W. Expedition chronometrique entre Poulcova tt Altona, St.-P., 1844.

   Струве В. Я. Обзор географических работ в России, "Записки Русского Географического Общества", кн. 1, 1846.

   Болотов А. П. Взгляд на современное состояние геодезических и топографических действий, там же.

   Описание геодезических работ Генерального Штаба, произведенных с 1835 по 1846 год, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 10, 1847.

   Извлечение из донесения директора Пулковской обсерватории действительного статского советника Струве о хронометрических экспедициях в России, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 11, 1848.

   Отчет Русского Географического Общества за 1846/47 год. "Записки Русского Географического Общества", кн. III, 1849.

   Struve W. Resultats des operations geodesiques de Mm. G. Fuss, Sawitsch et Sabler dans la province ciscausienne, St P., 1850.

   Перевощиков Д. М. Геодезические и топографические работы в России, "Магазин Землеведения и Путешествий", т. III, 1854.

   Struve О. Positions geographiques determinees en 1847 par I^е lieutenant-colonel Lemm dans le pavs des cosaques du Don, St.-P., 1855.

   Струве О. В. Примечания на таблицы г. Некрасова, "Морской Сборник", 1856, No 10.

   Миддендорф А. Ф. Викентий Карлович Вишневский, "Морской Сборник", 1856. No 11.

   Schubert T. Expose des travaux astronomiques et geodesiques executes en Russie jusqu'a l'annee 1855, St.-P., 1853.

   Струве В. Я. Астрономические определения в Европейской Турции, Малой Азии и на Кавказе... с 1828 по 1832 год. "Записки Военно-топографического Депо", ч. 21, 1850.

   Васильев И. О. Приволжское тригонометрическое измерение, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 22, 1861.

   Струве В. Я. Астрономические определения в Орловской, Тамбовской, Рязанской и частью во Владимирской и Воронежской губерниях, там же.

   Струве В. Я. Дуга меридиана в 25R20... между Дунаем и Ледовитым морем, СПБ, т. I, 1861.

   Струве В. Я. Астрономические определения в Персии, произведенные капитаном Леммом в 1838 и 1839 годах, "Записки Военно-топографического Депо", ч. 22, 1861.

   Струве О. В. Обзор деятельности Николаевской Главной Астрономической Обсерватории, СПБ, 1865.

   Исторический очерк деятельности Корпуса Военных Топографов, СПБ. 1872.

   Муравьев Н. Н. и Муравьевское училище колонновожатых, "Военный Сборник". 1872, No 5.

   Градусное измерение дуги параллели 52R северной широты..., "Записки Военно-топографического Отдела", ч. 47, 1891.

   Южно-русское градусное измерение дуги параллели 47 1/2R ceверной широты..., "Записки Военно-топографического Отдела", ч. 49, 1893 и ч. 50, 1894.

   Глиноецкий Н. П. История Русского Генерального Штаба, СПБ, т. I, 1883 и т. II, 1894.

   Левицкий Г. В. Биографический словарь профессоров и преподавателей Юрьевского, б. Дерптского, Университета за 100 лет его существования, Юрьев, т. 1, 1902.

   Семенов П. П. [Тяньшанский] История полувековой деятельности императорского Русского Географического Общества, СПБ, т. 1, 1896.

   Краткий очерк деятельности Корпуса Военных Топографов за все время его существования, с 1822 г. по 1923 г., М., 1923.

   XIII сборник рефератов и статей по геодезическим вопросам, М., 1926.

   Труды Первого Геодезического Совещания, М., 1927.

  

  

   "Московский Телеграф", 1828, No 24; 1830, No 21; 1831, No 13. "Северные Цветы на 1829 год", СПБ, 1828. "Северная Пчела", 1837, No 212, 22 сентября. "Дагерротип" (альманах), СПБ, 1842.

   "Литературное прибавление к "Русскому Инвалиду" на 1837 год", No 44.

   "Современник", 1844, т. 36; 1855, т. 54, No 12.

   "Библиотека для чтения", 1844, т. 67, No 135.

   "Отечественные Записки", 1845, No 1 и 2.

   "Маяк", 1845, ч. 19, кн. 37.

   "Финский Вестник", 1845, т. I.

   Полевой К. А. "Записки", СПБ, 1883.

   "Книжки недели", 1891, No 11.

   "Записки декабриста Д. И. Завалишина", СПБ, 1906.

   Белинский В. Г. Собрание сочинений, Киев, 1911, тт. I-VI.

   Герцен А. И. Избранные философские произведения, т. 1, 1948

   В список не вошли мелкие заметки о деятельности М. П. Вронченко, а также журналы, в которых были частично напечатаны переводы Вронченко, вышедшие затем полностью в виде отдельных изданий.