Зелинский Фаддей Францевич - Антоний и Клеопатра (Шекспира)

скимъ сражен³емъ): "Онъ ласково обошелся и съ Домит³емъ, вопреки желан³ю Клеопатры. Страдая уже лихорадкой, этотъ человѣкъ сѣлъ въ небольшую шлюпку и перешелъ къ Цезарю; Антон³й былъ очень огорченъ его поступкомъ, но все же отослалъ ему все его имущество, вмѣстѣ съ его друзьями и слугами. Домит³й раскаялся, видя, что его невѣрность и предательство стали извѣстными Антон³ю, и вслѣдъ затѣмъ умеръ". Его-то Шекспиръ сдѣлалъ лучшимъ другомъ Антон³я, товарищемъ всѣхъ дней его жизни, кромѣ послѣднихъ. Мы видимъ, какъ онъ вначалѣ не менѣе своего полководца отдается безпечному весел³ю египетскихъ ночей; привыкши преломлять серьезные "аспекты жизни" въ игривой призмѣ своего добродушнаго юмора, онъ не чувствуетъ никакихъ угрызен³й совѣсти - онъ не прочь бы и долѣе остаться въ Александр³и, и только строгое внушен³е Антон³я (д. I, сц. 2: "довольно пустыхъ отвѣтовъ!") заставляетъ его вспомнить о реальной жизни. На трезвой итал³йской почвѣ въ немъ просыпается его римская душа: теперь онъ - воинъ, подчиненный своего обожаемаго полководца. Правда, юморъ и прямодуш³е не оставляютъ его и тутъ - мы видимъ его въ роли, напоминающей роль Менен³я Агриппы въ "Кор³оланѣ"; но все же сѣмя разлада запало ему въ сердце; та римская душа уже не даетъ себя усыпить вновь. Вопреки волѣ Клеопатры и желан³ю обвороженнаго ею Антон³я, онъ настаиваетъ на необходимости сухопутнаго сражен³я безъ участ³я египетской царицы (д. III, сц. 7); неразум³е и неудача ихъ дѣйств³й дѣлаютъ раздоръ въ его душѣ очевиднымъ и неизлѣчимымъ. Отнынѣ его тянетъ къ Цезарю, онъ чувствуетъ, что "разумъ" на той сторонѣ, и хотя на первыхъ порахъ его старинная привязанность и беретъ верхъ, однако мы догадываемся, что она не долго устоитъ противъ его внушен³й (д. III, сц. 8). И вотъ планъ измѣны зарождается и зрѣетъ въ его душѣ, его исполнен³е поэтъ, отступая нѣсколько отъ истор³и, отложилъ до послѣднихъ сражен³й на египетской почвѣ. Вначалѣ мы видимъ его суровымъ критикомъ увлечен³й своего начальника; затѣмъ онъ исчезаетъ - совершается то, что мы выше разсказали словами Плутарха. Поэтъ не пожелалъ представить намъ непосредственно перехода Аэнобарба къ Цезарю {

   Любители символизма могутъ сказать, что онъ представилъ его иносказательно въ той эффектной ночной сценѣ (д. IV, сц. 3), въ которой солдаты-караульные слышатъ, не то подъ землей, не то въ воздухѣ, звуки удаляющейся чудесной музыки и толкуютъ это знамен³е въ томъ смыслѣ, что это богъ-покровитель Антон³я покидаетъ его. Сцену эту Шекспиръ тоже заимствовалъ y Плутарха (гл. 75), но при этомъ допустилъ довольно крупную ошибку. Плутархъ выражается неопредѣленно: "спрашивая себя о смыслѣ знамен³я, они рѣшили, что Антон³я покидаетъ тотъ богъ, которому онъ всегда болѣе всего старался подражать и уподоблять себя". Какой это богъ? Изъ всего описан³я явлен³я (музыка пѣсни, крики "эвоэ!", прыжки сатировъ) видно, что - Д³онисъ; Шекспиръ по ошибкѣ отнесъ его къ другому богу-покровителю Антон³я, Гераклу. Та же 75 глава еще въ двухъ другихъ мѣстахъ была неправильно понята поэтомъ. На вызовъ Антон³я Цезарь отвѣчаетъ, что "у Антон³я есть и много другихъ путей къ смерти"; y Шекспира онъ, вопреки смыслу, говоритъ "есть y меня много другихъ путей къ смерти" (д. IV сц. 1: Let the old ruffian know, I have many other ways to die). Затѣмъ, по Плутарху, Антон³й "видя своихъ друзей плачущими, сказалъ имъ, что онъ не поведетъ ихъ въ бой, въ которомъ онъ ищетъ для себя скорѣе славной смерти, чѣмъ спасен³я и побѣды". У Шексппра эти унылыя слова превращены въ бодрыя и самоувѣренныя: "я хочу повести васъ туда, гдѣ я скорѣе жду побѣдоносной жизни, чѣмъ смерти и чести (д. IV, сц. 2: I will lead you where rather I'll expect victorious life, than death and honour). Въ обоихъ послѣднихъ случаяхъ поэтъ былъ введенъ въ заблужден³е неопредѣленностыо North'ова перевода Плутарха, которымъ онъ пользовался. (Caesar answered him, that he had many other ways to diу than so; ...that he would not lead them to battle where he thought not rather safely to retourn with victory than valiantly to die with honour); при сличен³и подлинника, однако, неопредѣленность исчезаетъ - и вотъ, вѣроятно, причина, почему ошибки Шекспира до сихъ поръ остались незамѣченными.}, мы слышимъ о немъ изъ устъ солдата (д. IV, сц. 5).

   И нѣтъ сомнѣн³я, что это гораздо красивѣе и благодарнѣе: мы застигнуты врасплохъ не менѣе самого Антон³я и можемъ, поэтому, вполнѣ оцѣнить его благородство. Все же, избирая этотъ исходъ, поэтъ долженъ былъ пропустить одну важную подробность: что Аэнобарбъ былъ уже боленъ, когда рѣшилъ перейти къ Цезарю. Вслѣдств³е этого пропуска его смерть въ 9 сц. является не совсѣмъ понятной. По Плутарху, его свела въ могилу его физическая немочь, усиленная нравственными мучен³ями раскаян³я. Тутъ актеръ долженъ пр³йти на помощь поэту; Аэнобарбу нездоровится въ сц. 2, гдѣ онъ такъ угрюмо критикуетъ Антон³я; онъ боленъ въ сц. 6, гдѣ онъ впервые появляется въ свитѣ Цезаря; презрительное съ нимъ обращен³е его новаго господина еще болѣе разстраиваетъ его; онъ вздрагиваетъ, слыша оскорбительный намекъ Цезаря на перебѣжчиковъ; да, онъ дурно поступилъ, и отнынѣ для него нѣтъ болѣе радости. И именно въ эту минуту, когда его римская душа разбита - онъ слышитъ далек³й, грустно-ласковый привѣтъ отъ той сказки, которую онъ такъ безсердечно и безразсудно, со смертью въ крови, хотѣлъ промѣнять на трезвую жизнь. Вторично сказка имъ овладѣваетъ, но уже не для игры и веселья - она усыпляетъ его вѣчнымъ сномъ смерти.

  

  

   Но что же сказать теперь о самой царицѣ сказки, этомъ яркомъ и ядовитомъ цвѣткѣ, выросшемъ на вѣковомъ перегноѣ рода Птолемеевъ - рода нѣкогда богатырскаго, нынѣ разслабленнаго и отравленнаго рядомъ послѣдовательныхъ кровосмѣсительныхъ браковъ? Есть ли такая формула, въ которую бы укладывалась эта до нельзя сложная, до нельзя нервная и капризная натура, всѣ проявлен³я которой причудливы и неожиданны, какъ видѣн³я лихорадочнаго сна? - "Нѣтъ и не можетъ быть", склоненъ сказать читатель послѣ перваго бѣглаго ознакомлен³я съ ней; "должна быть и есть", скажетъ онъ при болѣе зрѣломъ обсужден³и, вспомнивъ о томъ, что есть же разница между волей демонической женщины и прихотями дегенерантки, y которой вслѣдств³е безкров³я мозга связь между явлен³ями сознан³я нарушена - и что только первая можетъ быть предметомъ поэз³и.

   Да, эта формула есть; во всей сухости она гласитъ такъ: Клеопатра - натура двойственная; одной половиной своей души она управляетъ той сказкой, которой живетъ другая. Первая своимъ видимымъ коварствомъ и вѣроломствомъ вызываетъ иллюз³ю сознательности и разсчета; говорю - "иллюз³ю", такъ какъ настоящей сознательности въ ея дѣйств³яхъ такъ-же мало, какъ въ дѣйств³яхъ лисицы или змѣи, и мы скорѣе должны признать въ нихъ природный инстинктъ самки, смутно чувстующей, что ей слѣдуетъ быть распорядительницей любовныхъ чаръ, чтобы не стать ихъ жертвой. Вторая - вся упоен³е, вся восторгъ, вся преданность и самоотвержен³е. Апоѳеозъ же Клеопатры состоитъ въ томъ, что эта вторая часть ея души освобождается отъ назойливаго надзора и вмѣшательства первой и побѣдоносно увлекаетъ ее въ тихую пристань смерти.

   Быть можетъ, одна изъ причинъ этой двойственности заключается въ томъ, что Клеопатра не была той красавицей, которою ее обыкновенно представляютъ. "Ея красота", говоритъ Плутархъ (гл. 27),- "сама по себѣ не была столь несравненна, она не очень поражала зрителей; но въ ея общен³и была неотразимая, чарующая сила, и ея наружность, вмѣстѣ съ ея обворожительной рѣчью и таинственной прелестью ея обхожден³я, оставляла жало въ душѣ тѣхъ, кто ее зналъ". Будучи поставлена въ необходимость восполнить умомъ недочеты своей внѣшности, она инстинктивно должна была удерживать себя отъ чрезмѣрныхъ увлечен³й и своей головой находиться выше той теплой волны, которая такъ чудно ласкала ея прочее существо. Въ ранней своей юности она плѣнила диктатора Цезаря, которому было тогда уже пятьдесятъ два года; была ли и она имъ плѣнена? Ея подруга Харм³она это прекрасно помнитъ (д. I, сц. 5); если она сама называетъ свое тогдашнее сужден³е незрѣлымъ, то это доказываетъ только искренность ея теперешняго увлечен³я, не упраздняя искренности того перваго. Еще раньше она, если вѣрить молвѣ, плѣнила старшаго сына Помпея Великаго, отправленнаго отцомъ въ Александр³ю набрать тамъ вспомогательное войско; но ничто не обязываетъ насъ вѣрить молвѣ, которой самъ Антон³й вѣритъ лишь въ минуты изступлен³я {Къ тому же, Шекспиръ по ошибкѣ относитъ эту молву къ Помпею Великому, вмѣсто его сына Гнея. Интересно прослѣдить происхожден³е этой ошибки. У Плутарха (гл. 25) просто сказано: "Клеопатра, основываясь на прежнихъ своихъ побѣдахъ надъ Цезаремъ и Гнеемъ, сыномъ Помпея, надѣялась легко покорить и Антон³я". (У Норта: ...by the former accesse and credit she has with Julius Caesar and C. Pompey, the son of Pompty the Great). Шекспиръ, очевидно, проглядѣлъ Плутархову оговорку; a такъ какъ онъ, съ другой стороны, помнилъ, что Помпей Велик³й при жизни Клеопатры даже не коснулся египетской почвы, a былъ убитъ во время переправы, то y него получилась слѣдующая восхитительная, но чисто фантастическая картина "....и велик³й Помпей стоялъ, и его взоръ пускалъ корни въ моей брови; тамъ на якорѣ стоялъ его взоръ, и онъ умеръ, всматриваясь въ то, что было его жизнью" (д. 1 сц. 5).} (д. IV, сц. 11). Ее настоящимъ возлюбленнымъ былъ Маркъ Антон³й; и вотъ въ то время, какъ она своей увлекающейся душой отдается этой страсти, ея женск³й инстинктъ учитъ ее распредѣлять и приправлять свои ласки такъ, чтобъ ихъ предметъ отъ нея не ускользнулъ. На римскихъ друзей Антон³я ея любовь производитъ впечатлѣн³е льстивой разсчетливости; они называютъ ее - съ забавнымъ анахронизмомъ, вызваннымъ созвуч³емъ словъ egyptian и gipsy - "цыганкой" и даже хуже; но мы вскорѣ узнаемъ, что они ошибаются. Къ Антон³ю явились послы изъ Рима; Клеопатрѣ страшно не хочется, чтобъ онъ ихъ выслушалъ - именно поэтому она отъ него этого требуетъ. Ея тайное желан³е исполняется: посламъ отказано. Но опасность этимъ лишь отсрочена; несмотря на все, "римская мысль" коснулась обвороженнаго тр³умвира, онъ узнаетъ о смерти Фульв³и, о могуществѣ Цезаря, о парѳ³йскомъ погромѣ - его отъѣздъ необходимъ, онъ долженъ проститься съ Клеопатрой.

   Сцены прощан³я y Плутарха нѣтъ - она принадлежитъ къ тѣмъ, которыя мы выше выдѣлили въ ту особую третью категор³ю (гл. III): Шекспиръ ее вставилъ, чтобы полнѣе обрисовать характеръ обоихъ героевъ. Все же было бы ошибочно предполагать, что она сочинена вполнѣ свободно: ея образцомъ была знаменитая сцена прощан³я Энея съ Дидоной - не столько, впрочемъ, въ оригинальной обработкѣ Виргил³я, сколько въ передѣлкѣ его подражателя Овид³я (Неroides 7); Дидона Овид³я представляетъ изъ себя такую же нервную натуру, какъ и наша Клеопатра. Антон³й хочетъ уйти - надобно его задержать; если-же это невозможно - надобно устроить такъ, чтобы онъ вернулся. Для этого Шекспиръ пользуется мотивомъ, заимствованнымъ y Овид³я: пусть Антон³й знаетъ, что ихъ союзъ не остался безъ послѣдств³й... Стоитъ обратить вниман³е, какъ Клеопатра подготовляетъ свое признан³е: ей душно, она можетъ упасть въ обморокъ; ей то дурно, то хорошо - "такъ любитъ Антон³й..." И когда ничего не понимающ³й другъ хочетъ уйти, она зоветъ его обратно; "Постой, учтивый сударь, одно слово. Государь мой, мы должны разстаться... но это не то. Государь мой, мы любили другъ друга... но это не то. Это ты хорошо знаешь: что то я хотѣла тебѣ сказать; о мое забвен³е - подлинный Антон³й, и я совсѣмъ забыта!"

  

                       Courteous lord, one word.

             Sir, you and I must part, but that's not it:

             Sir, you and I have lov'd - but there's not it;

             That you know well: something it is I would -

             O, mu oblivion is a very Antony

             And I am all forgotten.

  

   Ея слова повергли въ недоумѣн³е новѣйшихъ толкователей; лучше ихъ всѣхъ, какъ намъ кажется, понялъ, однако, благодаря своему поэтическому чутью, нашъ Пушкинъ, который явно подражалъ имъ въ знаменитомъ мѣстѣ своей "Русалки":

  

                       Постой; тебѣ сказать должна я -

             Не помню что.

  

                             Князь.

  

                       Припомни.

  

                             Она.

  

                                 Для тебя

             Я все готова... Нѣтъ, не то... постой...

             Нельзя, чтобы навѣки въ самомъ дѣлѣ,

             Меня ты могъ покинуть... Все не то...

             Да, вспомнила: сегодня y меня

             Ребенокъ твой подъ сердцемъ шевельнулся.

  

   Антон³ю слова царицы непонятны, онъ считаетъ ихъ "неразум³емъ" (idelness); тогда она выражается нѣсколько яснѣе: "Тяжело", говоритъ она, носить такое неразум³е такъ близко къ сердцу, какъ это дѣлаетъ Клеопатра". Наконецъ Антон³й понялъ; Клеопатра это замѣтила, она знаетъ, что теперь онъ ей обезпеченъ, что никакимъ "римскимъ мыслямъ" не вырвать того жала, которое она оставила въ его душѣ. Она благословляетъ его въ походъ и онъ удаляется, сказавъ ей съ такою-же двусмысленностью, что онъ, уходя, все-же остается съ нею.

   Такъ дѣйствуетъ Клеопатра подъ вл³ян³емъ своей первой души; но вотъ дѣло сдѣлано. Антон³й уѣхалъ - она можетъ свободно отдаваться второй. Какъ искренно, какъ безумно она его любитъ - это видно изъ слѣдующихъ сценъ ея томительнаго выжидан³я, ея упоительныхъ воспоминан³й - "теперь онъ говоритъ или шепчетъ: гдѣ-то моя змѣя y стараго Нила? Такъ, вѣдь, онъ называлъ меня. A теперь я сама питаюсь самымъ сладкимъ изъ всѣхъ ядовъ!"... ядомъ сказки можемъ мы прибавить, который дѣйствуетъ на нее съ полной силой теперь, когда она вполнѣ отдается влечен³ю своего сердца. Да, выжидан³е, воспоминан³я - a затѣмъ, страшное извѣст³е о его женитьбѣ на Октав³и, изступлен³е ревности и постепенное успокоен³е при вымышленныхъ показан³яхъ вѣстника о внѣшности соперницы - все это послѣдовательно и понятно. Свѣтъ падаетъ съ одной только стороны, нѣтъ того смущающаго скрещиван³я тѣней, которое мы наблюдали въ первыхъ сценахъ.

   Какъ встрѣтила Клеопатра Антон³я, когда онъ вторично и окончательно къ ней вернулся? Была у нихъ рѣчь объ Октав³и, или же ихъ занимало только ихъ собственное счастье, нагляднымъ символомъ котораго были младенцы-близнецы, Александръ-Солнце и Клеопатра-Луна, увидѣвш³е свѣтъ во время отсутств³я отца? Мы этого не знаемъ; сцена возвращен³я пропала въ общемъ сумбурѣ третьяго дѣйств³я. Мы y Акт³я; гибель нависла надъ нашей четой. Опять Антон³й съ Клеопатрой; и опять то, что мы назвали ея первой душой, назойливо даетъ знать о себѣ и препятствуетъ любви проявлять свою силу. До самой смерти Антон³я свѣтъ опять падаетъ съ двухъ сторонъ; не совсѣмъ легко разобраться въ замысловатомъ узорѣ скрещивающихся тѣней.

   Сохранить Антон³я - это первая забота; сохранить царство - вторая. Почему Клеопатра настаиваетъ на томъ, чтобы сражен³е было дано на морѣ? Потому что тогда, въ случаѣ поражен³я, ея флотъ можетъ спастись въ Египетъ и обезпечить ей владѣн³е этой недоступной страной. Почему она при первой неудачѣ даетъ сигналъ къ бѣгству? По той же причинѣ. Но почему Антон³й, постыдно оставляя свои вѣрные лег³оны, слѣдуетъ ея примѣру? Потому что ему здѣсь впервые, въ шумѣ и сумятицѣ битвы, объявилась та первая душа его царицы. Онъ думалъ, что они вмѣстѣ уносятся теплой волной сказки, готовые вмѣстѣ, если такъ нужно, въ ней утонуть. Возможно-ли, чтобы Клеопатра дала ему умереть одному, спасая свою жизнь безъ него? Да, это оказалось возможнымъ; началась жестокая игра Клеопатры съ тѣмъ, кто весь отъ нея зависитъ и не имѣетъ болѣе любви, счастья, власти внѣ ея кругозора.

   И вотъ они опять вмѣстѣ, но ролями они помѣнялись: не Антон³я, a Клеопатру тянетъ отъ сказки къ жизни, или вѣрнѣе - въ третью сказку, героемъ которой долженъ быть Цезарь. Его отца по усыновлен³ю она нѣкогда плѣнила; почему ей не испытать силы своихъ чаръ и на сынѣ? Положительно ея первая душа властвуетъ надъ нею; она благосклонно принимаетъ Ѳирса, явившагося посломъ отъ Цезаря, она подтверждаетъ его фикц³ю, будто ея союзъ съ Антон³емъ былъ дѣломъ принужден³я, a не свободной любви. A Антон³й? Послѣ своего акт³йскаго бѣгства она примирила его поцѣлуемъ; ея переговоры съ Ѳирсомъ приводятъ его въ бѣшенство, но стоитъ ей еще разъ пустить въ ходъ свою обычную льстивость - и онъ опять ей подчиняется. Лишь трет³й обманъ открываетъ ему глаза; когда послѣ его геройской защиты флотъ Клеопатры отдается Цезарю (д. ²², сц. 10) - онъ чувствуетъ, что онъ проданъ; ея ласки не помогаютъ, требуются болѣе сильныя, болѣе дѣйствительныя чары. Когда-то они, распустивъ кружокъ "неподражаемой жизни", назвались "товарищами въ смерти"; эта совмѣстная смерть представлялась достойнымъ финаломъ ихъ сказки. Пусть же Антон³й знаетъ, что Клеопатра сдержала свое обѣщан³е; пусть эта увѣренность наполнитъ сладостью прежнихъ дней его неминуемую кончину. Сирена ласкова и сострадательна; она не желаетъ печальной смерти тому, кто отдалъ ей всѣ силы своей жизни. A тамъ - новая побѣда, новый другъ, новая волшебная сказка.

   По отношен³ю къ Антон³ю она окажется права; но такъ же ли хорошо разсчитала она дѣйств³е своего замысла на свое собственное сердце?

   Весь гнѣвъ Антон³я прошелъ; онъ хочетъ послѣдовать за Клеопатрой и умолить ее простить ему. Ему представляется продолжен³е ихъ земной сказки за предѣлами смерти: "тамъ, гдѣ блаженные духи отдыхаютъ на цвѣтистыхъ лугахъ, тамъ мы будемъ гулять рука объ руку..." - вотъ его предсмертная мечта. Но ему не удается покончить съ собою рѣшительнымъ ударомъ; раненый на смерть, онъ идетъ умирать передъ глазами своей царицы. Именно этого она не разсчитала. Въ пламени его самоотверженной любви гибнетъ ея земная, себялюбивая и коварная душа. Очищенная отъ ея оскверняющаго прикосновен³я, Клеопатра становится окончательно той великодушной царицей сказки, какой она была въ лучш³е моменты своей жизни. Сохранить Антон³я - теперь уже поздно; сохранить царство - что царство безъ Антон³я! Сирена подчинилась своимъ собственнымъ чарамъ; та пѣсня сладкой смерти, которую она сложила для Антон³я, теперь звучитъ въ ея собственныхъ ушахъ.

   Пятый актъ принадлежитъ Клеопатрѣ; его содержан³е - ея борьба съ Цезаремъ, его конецъ - ея побѣда надъ нимъ. Погружаясь душою въ свою сказку, она возносится все выше и выше надъ тѣмъ, что ее привязывало къ землѣ; когда то ее тянуло къ этому Цезарю, въ которомъ она видѣла побѣдителя ея друга - теперь его участь кажется ей жалкой, онъ кажется ей рабомъ того счаст³я, которому она уже перестала служить. Ей говорятъ про Цезаря; она въ забытьѣ отвѣчаетъ:

  

   Мнѣ снилось, былъ властитель Маркъ Антон³й...

   О, разъ еще увидѣть бы тотъ сонъ!

  

   Все таки она во власти этого Цезаря; надо ее стряхнуть, надо изъ душной темницы жизни вырваться на волю, въ обитель чарующихъ сновъ. Она возбудила подозрѣн³е Цезаря своими неосторожными рѣчами; надо усыпить его бдительность, пусть онъ считаетъ ее неразрывно привязанной къ жизни. Съ этой цѣлью она разыгрываетъ передъ нимъ комед³ю съ Селевкомъ... Что это была комед³я, видно изъ Плутарха, который свой разсказъ о ней заключаетъ словами: "Цезарь былъ обрадованъ, видя, что она такъ дорожитъ жизнью, и ушелъ отъ нея въ увѣренности, что онъ ее обманулъ, на дѣлѣ же онъ самъ былъ ею обманутъ" (гл. 83); но и Шекспиръ позаботился о томъ, чтобъ мы не относились слишкомъ довѣрчиво къ мнимой наивности Клеопатры. Едва успѣлъ Цезарь уйти, какъ она говоритъ своимъ подругамъ: "онъ хочетъ меня обмануть, дѣвушки, чтобы я не была благородна относительно самой себя", и тотчасъ посылаетъ Харм³онъ за крестьяниномъ и змѣями. Нѣтъ, несомнѣнно Клеопатра хитритъ; сговорилась ли она съ Селевкомъ, или, что вѣроятнѣе, заранѣе разсчитала его образъ дѣйств³й - этого поэтъ не счелъ нужнымъ намъ сказать; тутъ такту актера предоставлена полная свобода.

   Своею послѣднею хитростью Клеопатра искупила всѣ прежн³е обманы своей жизни. Благодаря ей смерть вошла въ ея послѣднее убѣжище - смерть величавая и торжествующая, какъ закатъ солнца въ пескахъ лив³йской пустыни; смерть нѣжная и сладкая, какъ ласкающая дремота египетскихъ ночей. Ирада, Клеопатра, Харм³ана - одна за другой волшебницы неподражаемой жизни оставляютъ свою поруганную, земную обитель; съ послѣдними словами послѣдней изъ нихъ сказка навсегда уносится въ свою вѣчную родину, туда, гдѣ "блаженные духи отдыхаютъ на цвѣтистыхъ лугахъ",