Зиновьева-Аннибал Лидия Дмитриевна - М. В. Михайлова. Страсти по Лидии

sp; Итак - неприятие "самости" личности, ее гордого удаления от естественной жизни, но и вызов установленному миропорядку, делающему "непроницаемыми" души и вещи, обретение безбрежного сострадания всему живому на путях действенного, преображающего отрицания - вот к чему пришла писательница в завершении творческого пути. Криком "Нет!" ознаменовала она свое земное существование. "Не хочу больше",- сказала она петербургскому угару страстей. И ушла в тишину, в воскресение, в "божественное новое согласие".

   "И утверждает дух Божественный, из твоих очей, Мать, сверкающий, в твоих сердцах, Земля, болью и восторгом бьющийся, - вечность мгновенных порывов своих и твое Преображение", - так писала она в рассказе "Пасха".

   В. Иванов хотел "Нет" непримиримое" превратить в "сверкающее "Да". Зиновьевой-Аннибал удалось сотворить "преображающее "Нет". Оно сумело стать магически убедительным благодаря замкнутой целостности художественного мира, созданного писательницей. Ведь рассказ "Голова Медузы" - это еще и законченное, скульптурно-рельефное представление Зиновьевой-Аннибал об искусстве. Как-то В. Иванов записал в своем дневнике: "Диотима в разговоре со мной так противопоставляет искусство и жизнь: оба - враги друг другу; задача художника сначала очертить жизнь своими гранями - вот так: (жест, рисующий в воздухе подкову), потом отделить, отсечь очерченное от корней жизни снизу (горизонтальный быстрый жест снизу). Так поступает художник с жизнью, чтобы иметь искусство. Мне это нравится; я воображаю Персея, схватывающего в зажатый кулак левой руки хаотические волосы Медузы, потом отсекающего ее голову острым кривым мечом. Художник - Персей"⁵⁹.

   Но не только В. Иванов пытался найти метафору, наиболее образно выражающую существо творчества писательницы. С. Городецкий, оттолкнувшись от рисунка М. Добужинского на обложке "Трагического зверинца", предложил образ огня, простирающего свое пламя сквозь железные прутья решетки. Он увидел, как "огонь", горящий за решеткой, "ярчайшими своими языками режет внешний вольный воздух, а дымно-красным корнем сидит там, за решеткой в черных угольях, из тесноты пророчествуя на волю".⁶⁰

   Писательница сама, размышляя о судьбах искусства в XX веке, искала формулу, наиболее точно отражающую направление поисков художников своего времени. В рецензиях и статьях, посвященных творчеству А. Жида, Г. Джеймса, А. Ремизова, Ф. Сологуба, она выступила противницей банального психологизма, способного заставить трепетать лишь один "отдельно содрогающийся нерв". Работу такого писателя она назвала "развратом психолога". Она мечтала о "дерзком реализме", который поможет с "бережной медлительностью..., все забывая", читать и перечитывать книгу, который подхватит читателя "волною тончайшего, как кружевная пена, и меткого, как имманентная правда жизни, искусства". Дороже всего Зиновьевой-Аннибал был "реализм истинного искусства", который всегда выше "цельною, статическою, скульптурною правдой, нежели реализм самой жизни, всегда текучей, становящейся, теряющейся в перспективах пройденного и предстоящего". Постепенно все отчетливее вырисовывалась главная задача ее творчества - уловить, запечатлеть, "оформить" ускользающую, неверную, изменчивую, трепетную в своей непрорисованности действительность.

   Читателю, познакомившемуся в этой книге с рецензией Зиновьевой-Аннибал на роман А. Ремизова "Пруд", любопытно будет сопоставить ее с мнением, высказанным писательницей в частном письме автору полуторами годами позже. Прочитав его роман "Часы", она писала: "Часто возвращается на мысль это едкое, тоскливое, червяком сосущее произведение. Но, дорогой Алексей Михайлович, искристый, истинный талант, мною глубоко почитаемый и с болью любимый⁶¹. Я решусь честно и прямо сказать свое мнение... "Часы", как и "Пруд", не искусство⁶². Быть может, они ценны, даже совершенно наверное, но не в форме искусства. Это другое, еще небывалое, это разъедающие червяки, которые вы оживили, глодают сердца людей, и эти вопящие молитвы, которые исторгаются со скрюченными пальцами, перекошенными губами и злыми, скупыми слезами.

   Но все, что от искусства, для художников ограничено незыблемою гранью и заковано в броню, как бы незаметна эта броня ни была для читателя. У вас нет брони. Нет граней. Все, что от искусства, несет в себе какую-то сферу, разряжающую свои электричества. У вас текут какие-то светящиеся зеленым, блеклым, фосфорическим светом линии все по одному направлению, дрожа и зыбясь, и прерываясь, но никогда не встречаясь во взрыве и огне. Все ваши черты слабые, не желающие сказаться, то же делающие и бессильные, и бессильна, невысказанна вся сфера их окружения, и нигде не рисуется силуэтом то косное, то твердое, обо что могли бы раздробиться их порывы и выбить искру, "на крыльях пламенных несущие пожар".

   Ужасно не то все это, что я сказала. Пишу очень второпях, но не думаю второпях. Поэтому простите форму выражения... А говорить хочется, и потому (зная вашу доброту и доверие к моей любви и почитанию вашей человеческой и писательской личности) я не упускаю этого спешного послания"⁶³.

   Столь распространенная цитата из неопубликованного письма понадобилась для того, чтобы еще раз подтвердить, насколько значимым для писательницы было постижение специфики искусства, сколь неординарно мыслила она о проблемах творчества, как мучительно давалось ей самой обнаружение связей, взаимодействия искусства и действительности. И сколь неподдающимся однозначному толкованию был теоретический аспект проблемы, столь же сложным было и практическое воплощение этого понимания. Собственно драма "Кольца", лирический роман "Тридцать три урода" и рассказы сборника "Трагический зверинец" стали тремя вехами на пути обретения писательницей своего собственного художественного видения. При всей искусственности формы "Кольца" наиболее приближены к жизни, дают ее эрзац, впрямую воплощают ее коллизии. Как было отмечено в одном из откликов, "здесь лишь бессмысленные клочья жизни, не дивный мех, искусно выделанный из шкуры редкого зверя, а сама шкура, не промытая, еще с кусками мяса, местами уже загнивающего, измятая и забрызганная кровью⁶⁴. Но в "Тридцати трех уродах" уже происходит пересоздание жизненного материала, тем более продуманное, что сама вещь касается взаимоотношений художника и модели. Оно достигает совершенства, гармонического претворения реальности в магию искусства на страницах "Трагического зверинца".

   "Только когда я читаю Зиновьеву-Аннибал, я вновь живу, снова плачу, как живой, снова у меня здоровое отношение к жизни"⁶⁵, любил повторять В. Иванов. Теперь и у нашего читателя впервые за более чем семьдесят лет появилась возможность убедиться в истинности этих слов.

  

  

   ¹ Цит. по: Иванова Лидия. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. С. 320.

   ² Цит. по: Воспоминания о Максимилиане Волошине. М., 1990. С. 121.

   ³ Цит. по: Эсхил. Трагедии. М., 1989. С. 311.

   ⁴ Понятие "экстазы" также трактовалось в духе неоплатонической теории: как средство познания" восходящего "к первобытному верованию в божественное, вдохновенное озарение познающего духа". Там же. С. 322.

   ⁵ Иванова Л. Указ. соч. С. 320-321.

   ⁶ Волошин М. Дневник "История моей души"// Волошин М. Средоточие всех путей. М., 1989. С. 508.

   ⁷ Иванов В. Собр. соч. Т. II. Брюссель, 1974. С. 697.

   ⁸ Иванов В. Собр. соч. Т. II. Брюссель, 1974. С. 768.

   ⁹ Герцык Е. Воспоминания. Париж, 1973. С. 40.

   ¹⁰ Иванов В. Собр. соч. Т. П. Брюссель, 1974. С. 20.

   ¹¹ Иванов В. Собр. соч. Т. II. Брюссель, 1974. С. 748.

   ¹² Иванов В. Собр. соч. Т. II. Брюссель, 1974. С. 20.

   ¹³ Блок А. Собр. соч. в восьми томах. Т. 5. М.-Л., 1962. С. 226.

   ¹⁴ РГАЛИ. Ф. 548. Оп.1. Ед. хр. 336. Л. 2.

   ¹⁵ Иванов В. Собр. соч. Т. II. Брюссель, 1974. С. 20.

   ¹⁶ Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1980 год. Л., 1984. С. 183.

   ¹⁷ Иванов В. Собр. соч. Т. II. Брюссель. 1974. С. 20.

   ¹⁸ См. Тарский К. Удивительная драма // Московские ведомости. 1904. No 322.

   ¹⁹ Чулков Георгий. Л.Д. Зиновьева-Аннибал. Кольца //Вопросы жизни. 1905. No 6.

   ²⁰ Городецкий С. Огонь за решеткой // Золотое руно. 1908. No 3-4. С. 96.

   ²¹ Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 128.

   ²² Там же.

   ²³ Иванов В. Собр. соч. Т.II. С. 753.

   ²⁴ Только в марте был снят с книги арест, поскольку суд пришел к заключению, что она "не содержит в себе ничего явно противного нравственности и благопристойности". (Из определения петербургского окружного суда.) В том же году она выдержала еще одно издание.

   ²⁵ Амфитеатров А. Против течения. СПб., 1908. С. 149.

   ²⁶ Новополин Г. Порнографический элемент в русской литературе. СПб., 1909. С. 164.

   ²⁷ Белый А. Л.Д. Зиновьева-Аннибал. Тридцать три урода // Перевал. 1907. No 7. С. 53.

   ²⁹ В других письмах Брюсов позволял себе и такие "характеристики" Зиновьевой-Аннибал: "Сибилла в ризах раздранных", "пустая особа, извне набитая чужими идеями, как "чучело соломой", "иногда говорит вещи, глупые до поразительности" // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. Л., 1979. С. 125.

   ³⁰ РГАЛИ. Ф. 548. Оп. 1. Ед. хр. 457, л. 2.

   ³¹ Брюсов В. Вехи. I. Страсть // Весы. 1904. No 8. С. 21.

   ³² Антон Крайний. Братская могила //Весы. 1907. No 7. С. 61.

   ³³ Цитата из рассказа "Тварь" // Гиппиус З.Н. Алый меч. Рассказы. 4-я книга. СПб., 1906. С. 347.

   ³⁴ Фиас (греч.) - торжественное шествие в честь Вакха. Также называлось культовое объединение сверстниц, в котором творила Сафо.

   ³⁵ Воспоминания о Максимилиане Волошине. С. 125.

   ³⁶ Весы. 1904. No 8. С. 60.

   ³⁷ Городецкий С. Огонь за решеткой // Золотое руно. 1908. No 3-4. С. 97.

   ³⁸ У М. Кузмина есть сборник критических статей "Условности" (1922) и роман "Плавающие-путешествующие" (1915).

   ³⁹ ОР РГБ. Ф. 109. Карт. 10. Ед. хр. З. Л. 64 (об.).

   ⁴⁰ ОР РГБ. Ф. 109. Карт. 10. Ед. хр. З. Л. 30.

   ⁴¹ Иванов В. Собр. соч. Т. II. С. 774.

   ⁴² РГАЛИ. Ф. 548. Оп.1. Ед. хр. 457. Л. 5.

   ⁴³ Иванов В. Собр. соч. Т. II. С. 748.

   ⁴⁴ РГАЛИ. Ф. 548. Оп.1. Ед. хр. 336. Л. 2.

   ⁴⁵ В литературе начала XX века уже складывалась традиция прославления потомков Каина - каинитов - как бунтарей и поборников справедливости. Ср. стихотворение Г. Чулкова "Каинит" в сборнике "Кремнистый путь" (1904).

   ⁴⁶ См. "Записки сумасшедшего" Н.В. Гоголя.

   ⁴⁷ ОР РГБ. Ф. 109. Карт. 10. Ед. хр. З. Л. 30-31.

   ⁴⁸ Образование. 1907. No 7.

   ⁴⁹ Перевал. 1907. No 10.

   ⁵⁰ Русская мысль. 1907. No 8.

   ⁵¹ Русское слово. 1907. No 247. 27 октября.

   ⁵² Новая книга. 1907. No 4.

   ⁵³ Товарищ. 1907. No 269.

   ⁵⁴ Товарищ. 1907. No 403.

   ⁵⁵ Правда живая. 1907. No 1.

   ⁵⁶ Цит. по: А. Луначарский Силуэты. Реми де Гурмон //Киевская мысль. 1911. No 258. 18 сент. Слова из романа "Сон женщины" даны в переводе А.Луначарского.

   ⁵⁷ Цит. по: Иванова Л. Воспоминания. С. 411.

   ⁵⁸ Блок А. Собр. соч. Т. 5. С. 226.

   ⁵⁹ Иванов В. Собр. соч. т. II. С. 751.

   ⁶⁰ Золотое руно. 1908. No 3-4. С. 95.

   ⁶¹ В искренности произнесенных слов можно не сомневаться. Известно, что Ремизовы были ближайшими друзьями семьи Ивановых. Цитируемое письмо начинается словами: "Дорогой, милый Алексей Михайлович! Очень была тронута Вашим ласковым письмом. Поверьте, что горячо, к истинно дружескому и ласковому сердцу принимаю все, что касается Вас и дорогой Серафимы Павловны (жены Ремизова. - М.М.) Уже не знаю, какова ваша новая квартира, но одному радуюсь: ее близости к нам. Могу забегать к вам в свободные мои и ваши полчасика. А мне так хочется поближе, потеснее (?) сейчас".

   ⁶² Здесь и далее подчеркнуто Зиновьевой-Аннибал.

   ⁶³ Рукописный отдел ГПБ им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Ф. 634. No 111.

   ⁶⁴ Золотое руно. 1908. No 3-4. С. 95.

   ⁶⁵ Цит. по: Иванова Л. Воспоминания. С. 410.

  

  

   (с) М. В. Михайлова, 1999