Басаргин Николай Васильевич - Статьи, Страница 3 - Книги

Голландии же происходили, от неудовольствия на правительство, разные заговоры и частные возмущения в народе. Я был оклеветан моими неприятелями у двора, будто я ходил в российском генеральском мундире и возмущал народ, обещал им помощь от императрицы, яко посол, не уволенный еще от своей обязанности. И будто единственно для того я и прибыл в Голландию; а намерение мое ехать в Иерусалим было только одним предлогом, под которым хотел я уехать в Америку.

Прибыв в Петербург, Философов был вначале весьма благосклонно принят Екатериной II, а потом заметил он некоторую холодность. Однако же императрица хотела уже подписать указ об отдаче ему во владение назначенных до сего 3 т. душ. Но князь Потемкин сказал ей: он так расстроен в своем рассудке и здоровье, что не в состоянии будет управлять таким имением. Притом ни жены, ни детей он не имеет, и лучше будет назначить ему пенсию по смерть. И так вместо имения из 3-х т. душ определено ему было по 3 т. рублей ежегодно. Философов, не столько сим, сколько лишением доверенности двора огорченный, взял свою отставку, удалился в наследственное свое имение из 700 душ и жил там до самой кончины Екатерины II-й, занимаясь хозяйством, книгами, псовой охотой, ездя к своим соседям и принимая от них [212] посещения. Он нередко ездил и в Петербург, но в виде, частного человека и не представлялся более у двора.

Я уже сказал пред сим, каким образом принят он был опять в службу Павлом I и как оную оставил, быв включен в числе членов государственного совета. В сей должности скончался он в царствование Александра I-го, имея более 80 лет от роду.

Обратимся теперь к тому, что происходило с того времени, как расстался я с почтенным моим генералом Философовым.

Генерал Зорич.

С прибытием моим в Шклов, познакомился я с генералом Зоричем, владельцем сего местечка, или лучше сказать, изрядного городка и многих других имений... Генерал Зорич по необыкновенному своему характеру заслуживает, чтоб я о нем здесь нечто сказал. Он родом из Сербии, и настоящее его прозванье есть не Зорич а Неражич. - Зорич же был его дядя со стороны матери, также серб, служил в российском войске и достиг достоинства генерала. В царствование императрицы Елисаветы I вывел он многие колонии своих единоземцев, которые с немалой для России пользой были поселены им на Украйне и составляли поселенные гусарские полки. Они служили храбро и усердно во время семилетней войны противу Фридриха II короля прусского. За таковую услугу императрица наградила его именьем из 700 душ. Сей Зорич, не; быв женат, взял к себе племянника своего Неражича, записал в полк, и тот служил при нем в звании унтер-офицера еще в сию войну; ему едва было тогда пятнадцать лет от роду. Генерал Зорич так полюбил молодого Неражича, что хотя и имел ближайших наследников по праву, однакож укрепил за ним все свое имение и дал свою фамилию Зорич. Родной брат сего самого Зорича, служивший также генералом в российском войске, всегда носил прозванье Неражича. Как бы то ни было, но молодой Зорич по смерти дяди своего продолжал служить - в гусарских полках.

Во время войны с турками под предводительством, фельдмаршала Румянцева был уже он майором и состоял в числе наездников, или партизанов. Он был приятного вида, при посредственном воспитании и способностях ума, однакож ловок, расторопен и храбр, любил богато одеваться, играть в карты на большие суммы денег. Одним словом, он жил так, как жили молодые гусарские [213] офицеры того времени. Впрочем он служил отлично и в званье майора удостоен был за храбрость свою орденом св. Георгия 4 класса, что было тогда весьма редко. В одно время послан он был с малым отрядом гусар и казаков для обозренья неприятельской армии, а на возвратном пути велено ему было запастись фуражем. Исполнив первоё, при втором окружен он был неприятелем в превосходных силах. Зорич, отступая, защищался храбро; но под ним застрелили лошадь, он упал, и прискакавший к нему араб хотел заколоть его копьем. Но в самую ту минуту подоспел один турок, который, увидя богатую его одежду, закричал ему по-турецки: "Что ты делаешь? Это-то и есть генерал. Араб остановился и Зорич был взят военнопленным (Должны сказать, что во все войны наши против турок по сие время еще ни один генерал российский не был взят в плен.)). Когда приведен он быт на неприятельские аванпосты, то принят был начальником оных как пленный генерал. И Зорич за неимением переводчика не мог вывести их из сего заблуждения. Наконец, когда представлен он был к визирю, которому объявил что он не генерал, а только гусарский майор, то и тот судя по богатой его одежде и отличному виду, подумал, что он с каким-нибудь намерением скрывает настоящее свое достоинство. Это Зорич легко мог заметить. Наконец отправлен он был в Константинополь, где содержался до окончания войны и размена пленных.

В Константинополе скоро научился он говорить по-турецки, чрез что познакомился с некоторыми греками и турками, которые его весьма полюбили и доставляли ему все выгоды.

Возвратись из плена, продолжал он служить в гусарском полку; но, как отличный офицер, был взят в лейб-гусарский эскадрон Ее Величества. Находясь при дворе, нашел он случай сделаться известным князю Орлову, бывшему любимцу Екатерины II. Место его хотя и заступил уже кн. Потемкин, но он все еще был в некоторой доверенности у императрицы. Он, приметив красоту и ловкость Зорича, вздумал тем воспользоваться, чтоб отомстить своему неприятелю. Он довел до того, что Зорич весьма понравился Екатерине и сделался ее любимцем. Кроме богатых подарков и орденских знаков, был он произведен в генерал-майоры, сделался ее адъютантом и [214] корнетом кавалергардского корпуса единственно потому, что великолепный мундир малого сего отряда придавал ему еще больше красоты. Но Зорич наслаждался только один год и несколько месяцев сим счастьем и был затем удален от двора. Однако же ни один из любимцев Екатерины в столь короткое время не был столь щедро награжден. Не считая денег и драгоценных вещей, даны были ему в вечное и потомственное владение местечко Шклов, - с принадлежащими к оному деревнями, в которых считалось до 6 т. душ, да сесвегенское имение в Лифляндии, 4 т. душ, придворный экипаж и вся услуга. Сверх того, по прибытии его в Шклов, нашел он в готовности собранных доходов с сего имении миллион рублей (Надобно сказать, что хотя в то время и были уже ассигнации в России, но они стояли в равном достоинстве с золотом и серебром. Не так, как ныне, когда за них выручается едва четвертая часть звонкой монеты. В царствование императрицы Екатерины, по окончании шведской и турецкой войны и при открывшейся революции в Польше, когда голландские червонцы, обращающиеся всегда в три рубля серебром, выданы были на войско по курсу в пять рублей ассигнациями, тогда все были крайне там недовольны. Ныне же голландский червонец на ассигнации причитается в двенадцать рублей, - несмотря на продолжающийся несколько лет мир и чрезмерное увеличение налогов. Я предоставляю здесь судить читателю о соразмерности государственных долгов и о состоянии финансов)).

Все шкловское имение принадлежало прежде известному польскому вельможе князю Адаму Чарторыйскому. Он во время присоединения Белоруссии к России не захотел дать присяги на подданство императрице Екатерине II и удалился заграницу, а имение его взято было в казну. Князья Чарторыйские почти никогда не жили в Шклове больше потому, что местечко сие находилось близко границы российской. Итак Зорич, прибыв туда, нашел для жительства своего хотя довольно обширный дом, но построенной без всяких выгод, притом деревянный и ветхий. Поэтому начал он строить новый деревянный дом хорошего вида и расположения, огромную каменную ограду и театр. Быв холостым и не имея никогда намерения жениться, решил он знатную часть доходов своих употребить на разные благотворения. Важнейшим же было учреждение кадетского корпуса, в котором до четырехсот недостаточных дворян содержались, воспитывались и обучались всем наукам, входящим в состав общественного [215] воспитания, воинской службе, а также и иностранным языкам. Весь корпус этот состоял на собственном его иждивении, Для сего начал он и скорее всего выстроил прекрасное каменное здание, в котором сии воспитанники могли все с выгодою быть помещены. Учители, офицеры для присмотра, услуга, библиотека разных инструментов и все потребное тогда же было доставлено. Он сам ежедневно занимался сим учреждением, поступая с кадетами как редкие из отцов поступают с своими детьми. Видя сие, дворяне Белорусской и соседственных губерний наперерыв поспешали привозить к нему своих детей, так что не только вскоре корпус его наполнился, но много принимаемо было и сверх положения. Не довольствуясь сим, Зорич испросил повеление императрицы Екатерины, дабы кадеты его, по окончании наук, свидетельствованы были присылаемыми из Петербурга знающими особами и принимаемы были наравне с кадетами Императорских кадетских корпусов поручиками и подпоручиками в военную или гражданскую службу, смотря по их способностям, успехам в науках и поведению. При выпуске же давал он каждому от себя мундир, весь офицерский экипаж, деньги на проезд сколько кому следовало, и каждому по сту рублей на расходы. Сие его заведение доставило России многих отличных знаниями своими и воспитанием чиновников. Хотя нельзя сказать, чтоб науки лучше преподавались в сем корпусе, нежели в Императорском сухопутном, но зато кадеты несравненно лучше содержались и больше образованы были в общежитии. Они разделены были у него на гренадер, мушкетер, егерей и конницу. Отставные офицеры доброго поведения и знающие службу в свободное от наук время показывали им разные военные обороты по роду их службы. Для кавалеристов же устроен был хороший манеж и карусель. Не говоря о больнице, в которой многие неимущие получали пользу и содержание. Ген. Зорич собрал к себе не только всех недостаточных своих родных, но и старых знакомых, наипаче таких, которым он был обязан за какую-либо помощь прежде блистательного своего состояния. Он построил им всем дома, дал достаточное содержание и любил делить с ними время. Шклов лежит на большой дороге, ведущей в Петербург, Москву и заграницу. Зорич не пропускал ни одного проезжающего без угощения. И богатые и бедные его соседи, приезжая к нему в гости, жили по нескольку месяцев на его счет. Театр и [216] оранжерея с преогромными залами скоро были построены, хотя комедианты его были посредственны и лучшие сочинения были играны охотниками и кадетами. Но балеты были весьма хороши, а также музыка и певчие. Ни один славный музыкант" певец или певица не могли приехать из Европы в российские столицы, не дав несколько концертов у Зорича. Он дарил их щедро и так хорошо с ним обходился, что многие жили у него по нескольку месяцев и из признательности давали наставленья собственным его музыкантам.

Иностранцы и путешественники были им отлично принимаемы и всегда на некоторое время останавливались во Шклове, пользуясь от него всем содержанием.

Но дом, который он начал строить для себя, был почти совсем готов, нечаянным случаем сгорел. Старый же, принадлежавший Чарторыйскому, сделался слишком ветх. Тогда Зорич перешел в небольшой дом, выстроенный им для родственницы его, вдовы полковницы К., и жил до самой своей кончины в оном, вместе с нею и ее семейством, имея для себя только три покоя. Ежедневные великолепные столы, на несколько десятков особ, балы по нескольку раз в неделю, концерты и приемы гостей происходили у него в больших оранжерейных залах. Оттуда по окончании угощения возвращался он с отъездом гостей в дом госпожи К. Частые весенние праздники, фейерверки, иллюминации, всякого рода забавы и картежная игра не были им оставлены, исключая одной псовой охоты, которой он никогда не занимался, да и вовсе оной у себя не заводил.

В сем положении жил он до кончины императрицы Екатерины. Но император Павел I, вступая на престол, вызвал его в Петербург и принял весьма благосклонно. Зорич имел уже тогда великие долги на своем имении, более же всего расстроила его игра в карты. Он проиграл довольно князю Потемкину и несравненно больше его родственникам. Они оба друг друга не любили, а Зорич в шутку называл иногда кн. Потемкина дядей. Павел I знал все сии обстоятельства и в тоже время не терпел он Потемкина. Увидя Зорича, Павел сказал ему: "ваше состояние расстроено, я это знаю; вас разорил дядя". - "Не дядя, - отвечал Зорич, - а племянники".- Павел доволен был сим ответом и дал ему гусарский полк.

Конные полки приносят в России доход людям бедного состояния, которые трудятся, занимаясь беспрестанно [217] разными экономиями. Но Зорич готовился употребить свою собственность, чтоб по природному его самомнению полк его был лучше прочих. Тот, в который он был назначен, назван только гусарским, а в самом деле был легкоконный, и Зорич должен был преобразовать его в гусарский. Ген. Т., от которого начал он принимать полк имел много неспособных к службе лошадей, не хотел кончить добрым способом дела свои с Зоричем, и принуждал его принимать худых лошадей вместо хороших. Зорич сделал свидетельство, и представил о том государю. Ген. Т. был выключен из службы, худых лошадей велено было продать, а на место их купить добрых насчет прежнего начальника. Но тот ответил Зоричу самым жестоким образом. Лошади сии проданы были по самой низкой цене, да и кому может быть нужна старая и испорченная кавалерийская лошадь?

Между тем один молодой офицер из числа воспитанных Зоричем купил четыре лошади в надежде, что хотя одна из них поправится: прочих же готов он был отдать и даром. И так, взяв их к себе, велел иметь, за ними хороший присмотр. Узнав о том, ген. Т. послал через несколько дней русского купца, который прежде был маркитантом в его полку, торговать у офицера сих лошадей. Купец с первого слова предложил ему вдвое больше, нежели офицер заплатил. Этот молодой человек, не зная хорошо лошадей, подумал, что они стоят дороже, и не согласился уступить за сию цену. Купец начал прибавлять и наконец за весьма значительную сумму купил у него сих лошадей, заплатил деньги при свидетелях и взял с него расписку. Генерал Т., ползуча оную от купца, при прошении своем представил государю, поставя на вид, якобы Зорич предоставляет пользоваться своим питомцам на счет его собственности. Быстрый в решениях своих, Павел, едва получил сию просьбу, как тогда же выключил Зорича из службы и назначил ему ссылку в его имение, из которого запретил ему выезжать.

В сем положении нашел я Зорича по прибытии моем в Шклов.

Однакож он не показывал ни малейшей перемены в своем характере и жил так, как и прежде; с тою только разницею, что оставил азартные игры в карты. Впрочем театры, балы, столы, угощение приезжающих и проживающих в Шклове продолжались по-прежнему. Он часто [218] бывал у меня и просил, чтобы не только я, но и офицеры мои не имели своего стола, а приходили бы к нему. Если же кто чем занят, или не здоров, то присылали к такому обед и ужин с его кухни. Сверх того, я и другие ему знакомые пользовались его экипажами. Он содержал большое количество лошадей и много разных больших и малых экипажей. Поутру все должны быть запряжены и выехать на улицу; кому потребен экипаж, тот возьмет и поедет. Не раз случалось на моих глазах, что он велит для себя подать карету, которую и подведут к крыльцу. Между тем он за чем-либо замедлит в доме, в это время другой потребует карету и поедет. Кучер отговориться не смеет. Он выйдет, и если нет для него экипажа, то подождет, пока сыщут для него другой. Вот как проводил он время свое в бытность мою в Шклове. Вставал он всегда в пять часов и около часа продолжался его туалет, причем пил он чай и рассматривал подаваемые ему табели доходов и расходов его имения. Потом, одевшись в мундир, выходил в другую комнату, где принимал рапорт от кадетского корпуса, ординарца и вестового, а также приезжающих к нему с утренним посещением. После сего ехал он в корпус и присутствовал в конференции учрежденной им самим из чиновников корпуса. Конференция рассматривала, что относится к содержанию оного в добром порядке. Оттуда шел он в класс, а потом к кадетскому столу и отведывал все подаваемые там кушанья. После этого ехал он в свою оранжерею, где уже приготовлены были водка и закуска, и гости начинали собираться на обед. После обеда отдыхал он несколько в комнатах оранжереи или в доме г-жи К. Если не назначено было никакого собрания, что однако же редко случалось то прогуливался он когда верхом и на дрожках. По вечеру опять приезжал в оранжерею, где ожидали уже его гости, с которыми пил он чай и ужинал.

Зорич завел тоже в имении своем разные фабрики, как то: шелковых материй, полотняную, парусную, канатную, суконную и кожевенную. Но сии заведения, кроме убытку, ничего почти ему не приносили, потому что он любил дарить своими произведениями всех, кто только любопытен оные увидеть. Канатная и парусная давали ему небольшой доход, а суконная, полотняная и кожевенная в содержании корпуса и многочисленной его услуги с актерами, танцовщиками, музыкантами и певчими. Зорич, как кажется, выдумал [219] средство, как сделать больше долгов. Он даже изобрел свои ассигнации. Это были небольшие печатные бумажки особого вида, на которых выставлена была цена от 5-ти до 100 рублей, с прописью уплачивать из его имения. И когда имел он надобность в деньгах, то подписывал оные и выдавал. Жиды охотно их принимали. По смерти же его было преимущественно уплачено по оным, нежели по векселям, потому что на сии бумажки процент не считали, как на векселя, а поступили с ними, как с государственными ассигнациями. О! Какие великие миллионы должна была бы заплатить ныне казна, если бы счесть положенный законами процент? Но не только что проценты, а и капиталов едва четвертая часть уплачивается ныне в России...

При многих своих добродетелях, Зорич имел и свои пороки. Хотя он не был слишком горд, но был весьма самолюбив, притом некоторые предрассудки и даже суеверие в великой степени им обладали. Он верил предзнаменованию разных встреч, примет, снов и тому подобному, что делало его иногда на целый день и больше скучным или веселым. Но главнейшее, что впоследствии весьма повредило его родственникам и друзьям, было то, что он никогда не хотел слышать о смерти. Даже если кто умрет из его знакомых, кадет или услуги, то не должно было ему о том сказывать. Когда он спросит, почему он давно не видит такого-то, ему говорили: он болен. Наконец, хотя и сам он догадывался, что его нет уже на свете, но молчал. Это было причиною того, что он умер без духовного завещания. Таким образом, всех своих родственников и друзей, которые при жизни его пользовались великими выгодами и которым на всю жизнь он мог бы устроить благополучное состояние, теперь оставил он по смерти своей в великой бедности. Сверх того, не быв женат, любил он женщин и пользовался иногда слабостью благородных женщин и девиц, от которых имел детей. Подарки, обещания и хорошее обращение успокаивало их несколько, доколе он жил. Дети же со всею выгодою отдавались на воспитание одному почтенному и просвещенному старику-немцу, содержавшему при нем аптеку, кальвину, исполненному всех евангельских добродетелей. Но Зорич умер, не утвердив сим бедным сиротам никакого имения, ни состояния, ни имени. Впоследствии буду я иметь случай нечто сказать о сем его потомстве.

В бытность мою в Шклове жила при нем племянница [220] его, госпожа Б., которую он больше всех любил. Я с нею познакомился, открылась взаимная склонность. Зорич о том узнал и весьма согласен был соединить нашу судьбу, обещая не только дать богатое приданое, но даже сделать меня наследником своего имения. Не успел он еще сделать потребного к тому распоряжения, как полку нашему, без малейшего отлагательства, велено было выступить в поход. Прощаясь со мною, сказал он мне:

- Если полк ваш на некоторое время где-нибудь остановится, постарайтесь испросить для себя отпуск, приезжайте ко мне, я отдам вам мою племянницу и устрою ваше состояние, как обещал.

Мы оставили Белоруссию. Жители ее, а наипаче черный народ и земледельцы, в нравах и обычаях своих составляют какую-то смесь русских, поляков, малороссов и Литвы. Они столь же бедны и находятся в таком же невежестве, как и польские мужики. Со стороны религии разделяется народ на три части: одна исповедует греческую, другая римскую веру, а третья признает унию, не говоря о жидах, которых там великое множество, и они во всем сходны с польскими. Мы пошли на Жмудь и расположились неподалеку от границ Пруссии.

Текст воспроизведен по изданию: Записки С. А. Тучкова // Русский вестник, N 4. 1906

No текст - ??. 1906
No сетевая версия - Тhietmar. 2008
No OCR - Николаева Е. В. 2008
No дизайн - Войтехович А. 2001
No Русский вестник. 1906