"Петръ и Алексѣй", ром. г. Мережковскаго.- "Страна отцовъ" г. Гусева-Оренбургскаго.
Годы перелома (1895-1906). Сборникъ критическихъ статей.
Книгоиздательство "М³ръ Бож³й", Спб., 1908
Закончивъ свою громоздкую трилог³ю "Христосъ и Антихристъ", врядъ ли г. Мережковск³й могъ сказать съ чувствомъ полнаго удовлетворен³я: "нынѣ отпущаеши". Не думаемъ, чтобы авторъ остался доволенъ своимъ трудомъ, и потому такъ, что, начавъ эту большую работу при одномъ настроен³и, онъ завершилъ ее при другомъ. Чѣмъ ближе къ концу, тѣмъ рѣзче чувствуется эта разница. Если въ "Отверженномъ" преобладаетъ туманная и тѣмъ не менѣе горячая мѣстами мистическая струя, то уже въ "Воскресшихъ богахъ" ее мало-по-малу вытѣсняетъ холодное изслѣдован³е ученаго, а въ "Петрѣ и Алексѣѣ" мистика окончательно перешла въ холодный разсказъ, отъ котораго вѣетъ "пылью вѣковъ". Именно тѣ мѣста этого романа, гдѣ авторъ желаетъ разогрѣть себя религ³озными порыван³ями своего героя въ м³ръ надздѣшн³й, меньше всего увлекаютъ читателя. Таковы всѣ сцены, гдѣ дѣйствуютъ сектанты, а "взыскующ³й града" Тихонъ самая неудавшаяся фигура романа. Для создан³я Тихона авторъ не имѣлъ руководства въ видѣ многочисленныхъ хроникъ, его приходилось творить, а для творчества необходимо самому горѣть огнемъ и мучиться муками своего героя. Намъ уже неоднократно приходилось, говоря о художественной работѣ г. Мережковскаго, отмѣтить холодность его темперамента, преобладан³е въ немъ разсудочности надъ сердцемъ, изслѣдован³я надъ творчествомъ. Мистическаго нѣтъ ни капли въ натурѣ автора, онъ типичный резонеръ, и его работа напоминаетъ скорѣе рѣшен³е шахматной задачи, а не проповѣдь или восторженное влечен³е въ м³ръ неяснаго и неопредѣленнаго, куда г. Мережковск³й хочетъ насильственно проникнуть. Въ сущности, о чемъ бы ни повѣствовалъ г. Мережковск³й, онъ остается холоденъ, и чувствуется, что ему рѣшительно нѣтъ никакого дѣла до своихъ героевъ. Но они ему нужны, какъ элементы для поставленной имъ себѣ задачи - доказать, что аскетическое начало христ³анства и древнее орг³астическое, которое отлилось въ культъ Д³ониса, сливаются въ нѣкоторой "потусторонней" точкѣ. Поставивъ себѣ такую задачу - объединить Христа и Антихриста, г. Мережковск³й беретъ три эпохи, особенно ярк³я по столкновен³ю этихъ началъ, и путемъ тщательнаго изслѣдован³я источниковъ силится возсоздать это сл³ян³е Христа и Д³ониса, и какъ только доходитъ до этого пункта, терпитъ настоящ³й крахъ. Такъ было съ "Отверженнымъ", такъ случилось съ "Леонардо да Винчи", такъ вышло и съ Тихономъ, который и есть главный герой послѣдняго романа "Петръ и Алексѣй".
Не увлекаясь самъ, авторъ не можетъ увлечь за собой и читателя въ манящ³я его "бездны внизу и вверху", и всѣ эти "орг³астическ³я", "потусторонн³я" порыван³я отдаютъ самой обычной скукой, которую читатель пробѣгаетъ какъ безплодныя пустыни, торопясь къ тѣмъ главамъ, гдѣ разсказъ оживляется всегда интересными выписками изъ хроникъ. Въ послѣднемъ романѣ это особенно замѣтно. Авторъ почти не далъ себѣ труда переработать сырой историческ³й матер³алъ и, право, за это можно быть ему только благодарнымъ. Личности Петра, Алексѣя и другихъ главныхъ дѣятелей этой знаменитой эпохи такъ значительны, что даже простой разсказъ по хроникамъ глубоко интересенъ. Положимъ, характеры Петра и Алексѣя очерчены шаблонно, какъ мы привыкли видѣть ихъ со временъ Костомарова, которому г. Мережковск³й слѣдуетъ довольно-таки рабски, не принося почти ничего отъ себя. То же самое слѣдуетъ сказать и о другихъ характеристикахъ - императрицы Екатерины, Меньшикова, Толстого, "дѣвки" Афросиньи, Докукина, Кикина и прочихъ героевъ трагед³и, разыгравшейся при русскомъ дворѣ.
Среди этихъ давно знакомыхъ каждому фигуръ одна въ особенности привлекаетъ къ себѣ вниман³е читателя, сближая его съ современными настроен³ями. Это Ѳеофанъ Прокоповичъ, правая рука Петра въ его борьбѣ съ духовенствомъ. Надъ этой фигурой авторъ, видимо, поработалъ, и дѣйствительно личность ловкаго монаха, сумѣвшаго закабалить русское духовенство на два вѣка, вышла, какъ живая. Съ перваго момента появлен³я его на страницахъ романа онъ почти заслоняетъ все остальное и невольно сосредоточиваетъ на себѣ весь интересъ послѣднихъ частей романа.
"Родомъ черкасъ-малороссъ, лѣтъ тридцати восьми, полнокровный, съ лоснящимся лицомъ, лоснящейся черной бородой и большими лоснящимися черными усами, онъ походилъ на огромнаго чернаго паука. Усмѣхаясь шевелилъ усами, какъ жукъ. По одной этой усмѣшкѣ видно было, что онъ любитъ скоромныя латинск³я шуточки фацет³и Подж³о не менѣе, чѣмъ жирныя галушки, и острую д³алектику не менѣе, чѣмъ добрую горилку. Несмотря на святительскую важность, въ каждой черточкѣ лица его такъ и дрожало, такъ и бѣгало, какъ живчикъ, что-то слишкомъ веселое, точно пьяное: онъ былъ пьянъ собственнымъ умомъ своимъ, этотъ румянорож³й Силэнъ въ арх³ерейской рясѣ. "О, главо, главо, разума упившись, куда ся преклонишь?" говаривалъ онъ въ минуту откровенности.
"И царевичъ дивился удивлен³емъ великимъ, какъ сказано въ Апокалипсисѣ, думая о томъ, что этотъ бродяга, бѣглый ун³атъ, римскаго костела присягатель, ученикъ сперва ³езуитовъ, а потомъ протестантовъ и безбожныхъ философовъ, можетъ быть и самъ безбожникъ, сочиняетъ Духовный Регламентъ, отъ котораго зависятъ судьбы русской церкви".
Петръ умѣлъ выбирать людей. Онъ не цѣнилъ убѣжденности, честности, гордости, вѣрности. Онъ даже не долюбливалъ эти качества и боялся ихъ, зато дорожилъ умомъ и той продажностью души, которая позволяетъ человѣку сегодня поклоняться тому, что сжигалъ вчера, и сжигать то, чему поклонялся. Таковы его главные сотрудники, которымъ на это ихъ качество онъ прощалъ и воровство, и ложь, и самыя дик³я преступлен³я. Но среди всѣхъ его излюбленныхъ сотрудниковъ не было другого, который превзошелъ бы Ѳеофана въ изворотливости, беззастѣнчивости, въ готовности перевернуть вверхъ ногами самыя установивш³еся догматы, передѣлать самое Евангел³е, подогнать его подъ любое, въ данный моментъ нужное Петру правило. Вѣрилъ ли Петръ, это большой вопросъ. По крайней мѣрѣ, онъ былъ глубоко равнодушенъ къ вопросамъ вѣры, пока они не задѣвали его лично. Но что Ѳеофанъ не вѣрилъ вы во что, это несомнѣнно. Для него вопросы вѣры были просто игра ума, такая же, какъ и всякая другая, предметы для д³алектики, пожалуй, особенно пикантной - и только. Только такой "святитель" и могъ создать знаменитый Духовный Регламентъ, въ которомъ, между прочимъ, утверждалось такое, единственное въ своемъ родѣ, правило:
"Ежели кто на исповѣди духовному отцу своему нѣкое злое и нераскаянное умышлен³е на честь и здрав³е государево, наипаче же на бунтъ или измѣну объявитъ, то долженъ духовникъ донести вскорѣ о томъ гдѣ надлежитъ, въ Преображенск³й приказъ или Тайную канцеляр³ю. Ибо симъ объявлен³емъ не порокуется исповѣдь и духовникъ не преступаетъ правилъ евангельскихъ, но еще исполняетъ учен³е Христа: обличи брата, аще же не послушаетъ, повѣждь церкви. Когда уже такъ о братнемъ согрѣшен³и Господь повелѣваетъ, то кольми паче о злодѣйственномъ на государя умышлен³и" (стр. 159, янв. "Вопросы Жизни").
Это правило было примѣнено въ дѣдѣ царевича Алексѣя. "Алексѣй понялъ, что о. Варлаамъ нарушилъ тайну исповѣди,- и вспомнилъ слова св. Дмитр³я-Ростовскаго: "Если бы какой государь или судъ гражданск³й повелѣлъ и силой понуждалъ ³ерея открыть грѣхъ духовнаго сына и если бы мукой и смертью грозилъ,- ³ерей долженъ умереть паче и мученическимъ вѣнцомъ вѣнчаться, нежели печать исповѣди отрѣшить".
Съ тѣхъ поръ это знаменитое правило Регламента такъ и осталось, въ противность учен³ю церкви о святости таинства исповѣди. Но Ѳеофанъ пошелъ въ своемъ усерд³и еще дальше, доказывая, что "всѣ люди Росс³йскаго царства, не только м³рск³е, но и духовные, да имѣютъ имя самодержца своего, благочестивѣйшаго государя Петра Алексѣевича, яко главы своей и отца отечества, и Христа Господня". Дальше идти было нельзя даже и такой "главѣ разумной", какъ Ѳеофанъ. Онъ надолго начерталъ путь, по которому духовенство шло до сего дня и продолжаетъ идти. "И какъ одно дѣло - воинству, другое гражданству, и врачамъ, и купцамъ, и мастерамъ различнымъ, такъ и пастырю, и всѣ духовные имѣютъ собственное дѣло свое - быть служителями бож³ими, однако же покорены суть властямъ державнымъ".
Въ романѣ г. Мережковскаго прекрасно обрисована некрасивая роль, какую при Петрѣ играло высшее духовенство въ его борьбѣ съ расколомъ. Освящая своимъ авторитетомъ всѣ ужасныя мѣры того времени, Ѳеофанъ создалъ и тотъ лицемѣрный языкъ, какой установился тогда оффиц³ально. "Съ противниками церкви поступать надлежитъ съ кротостью и разумомъ, а не такъ, какъ нынѣ, жестокими словами и отчужден³емъ", что въ переводѣ на языкъ дѣйствительности означало - предан³е упорствующихъ въ руки властей предержащихъ, "по многомъ убѣжден³и съ кротостью и смиреньемъ". Для примѣнен³я этого правила жизнь предоставляла широкое поле, и лучш³я страницы романа полны описан³ями самосожжен³й и странныхъ то изувѣрныхъ, то мистическихъ сектъ, куда устремлялись тогда всѣ не миривш³еся съ хитроумными циркулярами Ѳеофана и только-что народившагося синода.
Два почти вѣка отдѣляютъ насъ отъ той знаменательной эпохи, но какъ все это свѣжо и отдаетъ современностью! Только на дняхъ указъ 17 апрѣля поставилъ предѣлъ, отъ котораго начинается новая эра для русской церкви и русскаго народа въ его искан³и "истиннаго благочест³я". Читателямъ извѣстна, конечно, любопытная книга г. Пругавина "Монастырск³я тюрьмы". Она можетъ служить превосходнымъ комментар³емъ къ Духовному Регламенту и той удивительной прочности, съ которой Петръ и его слуга Ѳеофанъ сковали русское духовенство, превративъ его "въ особый чинъ", по остроумно-насмѣшливому опредѣлен³ю лукаваго Ѳеофана, какъ "и всякое другое мастерство". За эти два вѣка мы почти не видимъ борьбы. Духовенство не только примирилось со своимъ "чиновнымъ" положен³емъ, но очень удобно устроилось въ немъ. Взять хотя-бы, упомянутыя монастырск³я тюрьмы, только на самыхъ послѣднихъ дняхъ раскрывш³яся по указу 17 апрѣля. Въ какой странѣ, на протяжен³и всего м³ра, можно было бы указать подходящ³й примѣръ - духовевство въ роли тюремщиковъ въ двадцатомъ вѣкѣ? Нигдѣ въ м³рѣ наше время не знаетъ ничего подобнаго. Такой фактъ, возмущающ³й даже невѣрующихъ и тѣмъ болѣе оскорбительный для искреннихъ и религ³озныхъ людей, сталъ вездѣ давно уже предан³емъ старины глубокой, однимъ изъ проклят³й, тяготѣющихъ на средневѣковьи. Но въ Росс³и онъ былъ самой реальной дѣйствительностью до 17 апрѣля 1906 г. Еще не дальше года тому назадъ, когда отрывки изъ книги г. Пругавина печатались въ журналѣ "Право", мы лишены были возможности познакомить съ ними читателей, а статья о послѣднемъ гетманѣ запорожскомъ Кальнишевскомъ, протомившемся въ застѣнкѣ Соловецкой тюрьмы свыше тридцати лѣтъ, такъ и не могла появиться на страницахъ нашего журнала. И теперь, когда "кротко-смиренное" обращен³е съ противниками предписано духовенству указомъ 17 апрѣля, невольно возникаетъ сомнѣн³е, можетъ ли оно разомъ отвыкнуть отъ двухсотлѣтней практики? Слишкомъ русское духовенство привыкло къ "чиновной" роли, отвыкло отъ "пастырской" и мало подготовлено къ новому положен³ю, при которомъ ему придется полагаться только на себя. Правда, "новыя вѣян³я" коснулись и его, что и выразилось въ странномъ увлечен³и идеей патр³аршества. Но увы! "нѣтъ дорогъ къ невозвратному!" Патр³аршество не мыслимо безъ большой экономической силы, какую представляли громадныя церковныя и монастырск³я имущества семнадцатаго вѣка. Только опираясь на эти имущества, представляло патр³аршество извѣстную политическую величину и могло тягаться съ государствомъ, отстаивая свой прерогативы. Такой экономической силы духовенство теперь не имѣетъ и никогда больше имѣть не будетъ. Въ восемнадцатомъ вѣкѣ государство отняло у него его огромныя земли и капиталы и превратило его въ "служилое" сослов³е, какимъ и является теперь духовенство. Свободное духовенство возможно только тамъ, гдѣ оно матер³ально независимо. И потому то мечты о патр³архѣ никогда не выйдутъ у насъ изъ области мечтан³й, къ счастью для м³рянъ, для которыхъ много удобнѣе имѣть дѣло съ "служилымъ" духовенствомъ, чѣмъ съ независимымъ, какъ показываетъ примѣръ хотя бы Герман³и. Даже "желѣзный канцлеръ" въ самый расцвѣтъ своего могущества вынужденъ былъ положить оруж³е передъ рясой и смиренно идти въ Каноссу, а парт³я центра до сихъ поръ самая могущественная и всѣмъ приходится считаться съ нею.
Петръ зналъ, что дѣлалъ, когда унижалъ духовенство, сначала вышучивая его въ своемъ "всепьяннѣйшемъ соборѣ", а потомъ создавъ при содѣйств³и лукаваго "черкаса" свой Желѣзный Регламентъ, попиравш³й всѣ каноны и постановлен³я отцовъ церкви въ угоду "власти предержащей". Онъ преслѣдовалъ, конечно, свои интересы, ни мало не заботясь о м³рянахъ, но польза для послѣднихъ явилась сама собой, и Росс³я нынѣ свободна отъ борьбы съ воинствующей церковью, съ которой борется и Герман³я и Франц³я. Благодаря Петру, церковь въ Росс³и такъ ослабѣла, что клерикализмъ и связанная съ нимъ опасность у насъ не мыслимы. Каковъ-бы ни былъ будущ³й строй Росс³и, духовенство будетъ покорно примѣняться къ нему, приспособляясь къ тому или иному регламенту. Въ течен³е двухсотлѣт³я бюрократическаго режима оно смиренно несло обязанности чиновника у алтаря, выполняющаго требы, стерегущаго по тюрьмамъ еретиковъ, поддерживающаго все, что прикажутъ.
Романъ г. Мережковскаго имѣетъ, поэтому, для насъ немалое общественное значен³е именно этой своей стороной, выясняющей паден³е духовенства подъ могучими ударами Петра. Несмотря на отдаленность эпохи, это сближаетъ его произведен³е съ современностью. Насколько читатель остается глухъ къ мистическимъ порывамъ автора, настолько же живо воспринимаетъ онъ превосходно написанную картину упадка духовенства при Петрѣ и самъ уже дорисовываетъ аналог³ю съ тѣмъ, что видитъ теперь. Историческая картина въ романѣ поясняетъ ему настоящее. Безъ Ѳеофана было бы непонятно многое въ наши дни, хотя бы, напр., подтвержден³е пущенной въ оборотъ латинско-русскимъ агенствомъ Черепъ-Свиридовича сплетни о японскомъ подкупѣ рабочихъ... Надо было пройти хорошую школу Ѳеофановскаго лицемѣр³я, чтобы такъ спокойно относиться къ то роли, которую исполняетъ въ такихъ случаяхъ "духовный чинъ въ народѣ", какъ опредѣлилъ Ѳеофанъ значен³е духовенства (стр. 169, "Вопросы Жизни", 1).
Новыя вѣян³я, однако, такъ или иначе все же коснулись и "духовнаго чина", несмотря на всѣ загородки, которыми этотъ чинъ старался отгородить себя отъ жизни. Какъ ни велика кастовая замкнутость духовенства, но жизнь, конечно, оказалась и здѣсь сильнѣе и мало-по-малу расшатывала устои Ѳеофановскаго регламента, не давая "отцамъ" успокоиться въ блаженномъ невѣдѣн³и того что творится вокругъ. "Страна отцовъ" зашевелилась въ безпокойномъ ожидан³и грядущаго дня, о которомъ одно можно сказать, что онъ не будетъ похожъ на вчерашн³й. Двухсотлѣтнее мирное жит³е подъ охраной бюрократ³и кончилось, и "отцы" привлекаются къ отвѣту.
Въ повѣсти г. Гусева-Оренбургскаго "Страна отцовъ" читатели присутствуютъ при началѣ того волнен³я, которое понемногу охватываетъ и духовную касту. Это волнен³е пришло извнѣ и застигло духовныхъ отцовъ внезапно, хотя признаки его были и раньше, и литература робко, но все же отмѣчала ихъ. Въ числѣ бытописателей духовенства можно указать на трехъ художниковъ, которые въ своихъ произведен³яхъ указывали на постепенную перемѣну. У г. Потапенки мы встрѣчаемъ по большей части благодушныхъ батюшекъ, исполняющихъ свой обязанности, не мудрствуя лукаво, но болѣе или менѣе близко принимающихъ къ сердцу бѣды и радости м³рянъ. Чувствуется хотя и неглубокая, но несомнѣнная живая связь между приходомъ и причтомъ. Въ лучшемъ произведен³и г. Потапенки "На дѣйствительной службѣ" выведенъ даже идеальный типъ сельскаго священника, который пренебрегъ блестящей духовной карьерой ради служен³я народу. И типъ этотъ, при всей его идеализац³и, не производилъ впечатлѣн³я фальши въ то время, когда появилась эта повѣсть. Затѣмъ онъ уже больше не появляется въ литературѣ. У другого духовнаго бытописателя, болѣе поздняго, г. Елеонскаго, мы уже не видимъ благодушныхъ представителей клира. Мѣсто ихъ заняли сух³е "стяжатели", вѣчно занятые мелкими ссорами между собой и непрекращающейся наступательной и оборонительной войной съ приходомъ. Связи между клиромъ и приходомъ нѣтъ, ихъ соединяютъ, или лучше сказать, разъединяютъ сух³я, чисто формальныя отношен³я, въ которыхъ нѣтъ мѣста взаимному пониман³ю. А между тѣмъ авторъ беретъ свой типы именно того времени, когда особенно много стали говорить о роли и значен³и духовенства, когда возникли церковно-приходск³я школы, началась усиленная мисс³онерская дѣятельность, и духовное сослов³е, бывшее всегда въ нѣкоторомъ загонѣ у бюрократ³и, стадо усиленно выдвигаться ею на почетное мѣсто естественнаго хранителя "исконныхъ" устоевъ и нарочитаго "народнаго" духа. Наконецъ, у г. Гусева-Оренбургскаго, еще болѣе поздняго бытописателя, такъ сказать писателя послѣднихъ дней, мы уже видимъ вполнѣ оформивш³йся типъ священника бюрократа, типъ воинствующ³й и ничѣмъ не напоминающ³й мирныхъ и благодушныхъ батюшекъ г. Потапенка.
Въ послѣдней повѣсти "Страна отцовъ" г. Гусевъ-Оренбургск³й пытается дать очень широкую картину тѣхъ измѣнен³й, как³я происходятъ вообще въ народной средѣ и соприкасающихся съ нею областяхъ. Современныя настроен³я и народной крестьянской массы, и отчасти рабочей, и духовной среды, и администрац³и - все это авторъ затрогиваетъ, не какъ-то мимоходомъ, не давая общей картины, даже какого-либо общаго фона. Главное, почти исключительное вниман³е читателя приковано все же къ духовной средѣ. Экскурс³и автора въ сторону, съ цѣлью расширить горизонтъ повѣсти, по большей части мало удачны, хотя и даютъ кое-как³я данныя для сужден³я о тревожномъ настроен³и, охватывающемъ всю "страну отцовъ". Публицистъ здѣсь вытѣсняетъ художника, который не можетъ изъ разрозненныхъ обрывковъ дать картину, цѣльную и яркую, какую въ его изображен³и представляетъ болѣе узкая "страна отцовъ" не вообще, а "отцовъ" духовныхъ.
Деревня обнищала и опустѣла. Когда-то богатая хлѣбомъ поволжская сторона бьется теперь въ рукахъ крупныхъ кулаковъ-капиталистовъ, сумѣвшихъ выжать изъ земли всѣ соки и такъ скрутить деревню, что ей "податься некуда", нечѣмъ и защититься отъ все наростающихъ требован³й. Хлѣбъ, когда-то "мужицк³й", сталъ теперь "купецкимъ" и "арендательскимъ". Явились элеваторы искусно переправляющ³е этотъ хлѣбъ въ "заморск³я страны", а на мѣстѣ стала все больше и продолжительнѣе утверждаться хроническая голодовка, временами переходящая въ настоящ³й, даже оффиц³ально признаваемый голодъ. И по мѣрѣ обнищан³я деревни росъ капиталъ въ лицѣ "новоявленныхъ лэнддордовъ - Шаповаловыхъ, Стрижикозиныхъ, Широкозадовыхъ", которые изъ мелкихъ скупщиковъ выросли въ крупнѣйшихъ землевладѣльцевъ. Авторъ рисуетъ одного изъ нихъ, Широкозадова, какъ типичнаго представителя недавно народившейся силы. "Онъ нутромъ понялъ тактику земельнаго хищен³я, умѣлъ использовать каждый недочетъ мужичьяго хозяйства, умѣлъ выбрать моментъ, чтобы придти и закабалить. Наступали у мужиковъ сроки платежей въ земельный банкъ, онъ умѣлъ дать деньги на такихъ услов³яхъ, что земли въ концѣ концовъ переходили къ нему. Была нехватка у мужиковъ въ посѣвномъ хлѣбѣ, онъ гостепр³имно раскрывалъ амбары, урожай же переходилъ къ нему. А неурожай отдавалъ мужиковъ въ его полную власть, и, разоренные, часто они совсѣмъ безъ борьбы уступали ему земли, чтобы потомъ голоднымъ потокомъ наполнить житницк³е пригороды и слободки. Позади него, гдѣ онъ прошелъ, слышались стоны и проклят³я закабаленныхъ, а онъ шелъ дальше и дальше по уѣзду, тая планы захвата, пугавш³е даже крупныхъ землевладѣльцевъ своей тонко-придуманной неожиданностью. Точно сытый, но жадный коршунъ медленно кружилъ онъ по уѣзду, и участокъ за участкомъ оставались въ его рукахъ. При этомъ онъ не останавливался даже передъ мошенничествомъ, если оно было легально обставлено, дѣлая этимъ только шагъ впередъ по скользкой, развращающей почвѣ изжившаго закона" (стр. 118, "Страна отцовъ").
Этотъ процессъ покорен³я деревни капиталомъ давно уже и неоднократно былъ описанъ въ литературѣ. Насъ интересуетъ въ данномъ случаѣ отношен³е духовенства къ новой силѣ и то разложен³е, какое и въ его среду, какъ оказывается, вноситъ тотъ же Широкозадовъ и Ко. Съ одной стороны авторъ даетъ типичныхъ представителей поклонниковъ успѣха и всякой силы, въ лицѣ о. Матвѣя, напр., о. Рудонетова и другихъ. Они и свои дѣла устраиваютъ, и даже подыскиваютъ подходящ³е тексты изъ писан³я для возвеличен³я дѣятельности Широкозадовыхъ. Въ то же время они хотятъ и себя представить строгими ревнителями чистоты церкви. Такъ, о. Рудонетовъ, крупный пайщикъ акц³онернаго предпр³ят³я, первый подымаетъ на духовномъ съѣздѣ вопросъ объ отобран³и дѣтей у сектантовъ.
"- Отцы и брат³е!- гремѣлъ онъ на весь съѣздъ:- если мы заключаемъ вора въ темницу, разбойника посылаемъ на каторгу, прокаженнаго - въ больницу, то какъ же подобало бы поступить съ сектантомъ, который есть воръ, ибо отъемлетъ у ребенка благодать крещен³я, разбойникъ, ибо убиваетъ его душу, прокаженный, ибо заражаетъ смрадомъ грѣха младенца! Но мы милосерды, какъ милосердъ Христосъ: оставляемъ на свободѣ преступника, ожидая его раскаян³я, и лишь спасаемъ жертву его, исхищая изъ бездны грѣха родительскаго и прародительскаго.
"Борода его трепетала на груди, и глаза горѣли".- Мы не полицейск³е,- замѣтилъ кто-то изъ молодыхъ батюшекъ. Но Рудометовъ не сдался.
"- Мы - полицейск³е Бога вышняго!- сказалъ онъ:- ибо стражи храма его и охранители стада его!'
Отецъ Матвѣй, молодой батюшка изъ академиковъ, типъ воинствующаго "отца", мечтающаго ни болѣе ни менѣе, какъ о "ѳеократ³и". Когда разносится слухъ, "что всѣ школы, волею правительства, отойдутъ въ духовное вѣдомство", онъ даже забываетъ личныя огорчен³я и ликуетъ:- Да вы поймите: это мечта! Это возвратъ къ великому прошлому! Прошедшее становится будущимъ! Это первый шагъ въ царствѣ ѳеократ³и!..
"О. Матвѣй вскочилъ на любимаго конька и теперь несся на немъ безъ удержу, скакалъ, жестикулируя, по пустынямъ безбожья, среди развалинъ вѣры, но скакалъ самоувѣренно, безъ страха и сомнѣн³я, въ широко-распахнутыя ворота, за которыми видѣлись ему строг³я очертан³я "царства ѳеократ³и". Наступало, по его словамъ, время "изженен³я плевелъ", всесожжен³я сорныхъ травъ, заглушавшихъ "ниву Божью".
"- Вотъ во Франц³и духовенство гонятъ. Конечно, то черная католическая рать. А все же сказывается и въ семъ безумная дерзость интеллигентовъ и невѣровъ... Но то въ чужой полуязыческой державѣ творится. А что же наши суедумцы? Тотчасъ откликаются! Возвышаютъ главы свои, воздвигаютъ гонен³е на церковную школу: слышали, какъ тверское земство отличилось? Да и оно ли одно! Но... съ Богомъ шутки плохи! И тверское земство испытало это на себѣ... И Франц³я испытаетъ...
"О. Матвѣй, поощряемый вниман³емъ слушателей, уже докапывался до самыхъ основан³й, взрывалъ фундаменты и скакалъ на головокружительныя высоты, съ фанатическимъ блескомъ глазъ вскидывая руки, точно вызывая на борьбу какого-то ненавистнаго.
"- Православ³е! самодержав³е! народность! Вотъ три краеугольныхъ камня нашей жизни. И изъ нихъ первый - православ³е! Ибо кто собралъ Русь во едино стадо и создалъ самодержав³е? Оно! Кто совокупилъ разнообразныя племена во едину народность? Оно! Русь всегда была Русью православной церковности, и въ этомъ ея сила, ея слава, ея святость, ея превосходство передъ другими народами! Непоколебима и крѣпка была она для враговъ внутреннихъ и внѣшнихъ, пока монастыри были ея свѣтильниками, пока горѣли въ ней солнца вѣры так³я, какъ патр³архи! Всегда заря истиннаго образован³я, источника вѣры и силы, походила изъ школъ церковныхъ. И вотъ повторяю... привѣтствую я это намѣрен³е высшаго правительства передать намъ школы! Онѣ принадлежатъ намъ по историческому праву. Не только низш³я школы... гимназ³и и университеты слѣдовало бы отдать въ наши руки, подъ нашъ надзоръ"... (стр. 244-248).
Воинственный тонъ о. Матвѣя звучитъ, повидимому, вполнѣ согласно тому, что до послѣдняго времени стало все явственнѣе пробиваться въ застывшей отъ вѣкового гнета средѣ духовенства. Борьба за церковную школу, мисс³онерское рвен³е, сказавшееся на извѣстномъ казанскомъ съѣздѣ, гдѣ былъ поднятъ вопросъ объ отбиран³и дѣтей у раскольниковъ, - это все факты вчерашняго дня. Но даже при всемъ могуществѣ поддержки бюрократ³и, эти факты не имѣли и тогда сколько-нибудь прочнаго основан³я не только въ жизни, но и въ средѣ самого духовенства, которое въ общей массѣ оставалось холодно и неподвижно. Правда, то тутъ, то тамъ проявлялись отдѣльныя личности, въ особенности изъ молодыхъ обуянныхъ честолюбивыми стремлен³ями батюшекъ, которые охотно откликнулись на призывъ бюрократ³и помочь ей въ борьбѣ съ новыми запросами жизни. Общая масса духовныхъ, однако, увидѣла въ церковныхъ школахъ, напр., лишнюю обузу, неблагодарный трудъ, къ тому же плохо оплачиваемый, къ которому стали присосѣживаться только неудачники изъ духовныхъ дѣтей, псаломщики, заштатные дьячки и въ особенности дѣвицы-епарх³алки до выхода замужъ. Лучш³е священники откровенно отрицали церковную школу, не скрывая ея недостатковъ и отказываясь сами поддерживать ее личнымъ трудомъ.
Вполнѣ вѣрно поэтому авторъ заставляетъ на пылкую рѣчь о. Матвѣя возразить юношу-студента, сына благочиннаго: "Вы отъ лица духовенства говорите или отъ себя? Если отъ лица духовенства, то я увѣренъ, что духовенство въ лучшей части своей само откажется отъ вашихъ словъ; если за себя, то так³я рѣчи возмутительны въ устахъ священника! Вы порочите лучшихъ людей страны, вы пытаетесь отнять у нихъ то, что они добыли потомъ и кровью, что они въ тяжелой борьбѣ создавали въ то время, какъ вы собирали калачи и шкурки съ тѣхъ бѣдныхъ рабовъ, которыхъ сами же величаете овцами... Вы самозванцы, вы обманщики! Для чего вы протягиваете ваши рабск³я руки къ школамъ? Чему вы можете учить народъ? Цѣпи умственнаго рабства вы называете небесной истиной, вѣчную подлую ложь жизни - высшей правдой"...
Эта горячая реплика сочувственно подхватывается окружающею толпою духовныхъ, которые не могутъ не признать правды въ словахъ студента. "Мы дѣлаемъ свое дѣло, а свѣтск³е люди свое! Мы сами оттолкнули отъ себя интеллигенц³ю нетерпимостью"...
И опять-таки авторъ совершенно правъ. Теперь вопросъ о церковной школѣ имѣетъ уже историческ³й интересъ. Жизнь взяла свое, и, стоя наканунѣ общаго переустройства русскаго строя, можно смѣло утверждать, что въ вопросѣ о школѣ бюрократ³я потерпѣла самое чувствительное поражен³е именно потому, что духовенство не поддержало ее. Невольно опять напрашивается сравнен³е съ Западомъ, гдѣ духовенство боролось съ государствомъ изъ-за школы и въ значительной степени одержало побѣду. У насъ государство толкало школу въ объят³я духовенства, но послѣднее съ большой неохотой шло навстрѣчу. Оффиц³ально казалось полное соглас³е. Печатались широковѣщательные отчеты, въ которыхъ церковныя школы насчитывались тысячами, говорились громк³я рѣчи, воинственныя по духу,- на дѣлѣ же не было ни школъ, ни охоты заниматься ими. Нѣтъ дѣла болѣе отвѣтственнаго, какъ просвѣщен³е народа. Оно требуетъ прежде всего любви и преданности, доходящей до самопожертвован³я, требуетъ проникновеннаго сознан³я важности его, увлечен³я, творческой работы, словомъ того "духа живаго", который со временъ Ѳеофана Прокоповича былъ систематически вытравляемъ изъ духовной среды. И когда бюрократ³я обратилась къ духовенству за содѣйств³емъ въ борьбѣ съ живыми силами страны, она встрѣтила угодливость и лукавство раба: оффиц³ально духовенство возликовало, на дѣлѣ - оказалось лѣниво и неспособно, къ счастью для русскаго просвѣщен³я.
Карьеристы и стяжатели, какъ о. Матвѣй и о. Рудометовъ, не исключен³я, конечно. Они достаточно окрасили собой за послѣдн³е годы всю среду не только какъ наиболѣе ярк³е цвѣты въ общемъ безцвѣтномъ букетѣ. Они придали ей особый "душокъ" нетерпимости и воинственности. Ихъ голоса были достаточно многочисленны и сильны, чтобы придать нѣчто внушительное общему хору. И тѣмъ не менѣе, они не составляютъ силы, сколько-нибудь опасной и серьезной. Сила заключается въ убѣжден³и, вѣрѣ, въ талантахъ. А как³я же убѣжден³я, вѣра и таланты у отцовъ Матвѣевъ и Рудометовыхъ, когда съ одной стороны они мечтаютъ о поворотѣ къ давно прошедшему, съ другой - всѣми корнями жадно тянутся къ настоящему въ видѣ многихъ матер³альныхъ выгодъ, даваемыхъ этимъ послѣднимъ? Одинъ - членъ акц³онернаго общества, весь въ рукахъ Широкозадовыхъ и ему подобныхъ, другой забираетъ по приходу, что только можетъ, юлитъ передъ земскимъ начальникомъ, котораго и самъ считаетъ великимъ развратникомъ, и смотритъ на свою службу, какъ на доходное мѣсто. Сухой формализмъ вмѣсто вѣры, рабское преклонен³е предъ волею начальства вмѣсто убѣжден³я и жадность - вотъ его талантъ.
Все, что есть дѣйствительно сильнаго и талантливаго, убѣжденнаго и вѣрующаго, уходитъ изъ духовной среды, не уживается и ищетъ простора, какъ о. Иванъ въ повѣсти, какъ жена о. Матвѣя, какъ друг³е молодые еще, но уже подающ³е надежды сыновья о. Рудометова, благочиннаго и проч³я лица изъ духовной среды, выводимыя авторомъ. При всемъ разнообраз³и характеровъ, настроен³й и мотивовъ, ихъ объединяетъ одно - сознан³е, что въ мертвой средѣ нѣтъ мѣста живому духу. Среди нихъ особый интересъ вызываетъ о. Иванъ, въ которомъ безсознательно и долго идетъ внутренняя борьба привитыхъ съ дѣтства и развитыхъ воспитан³емъ привычекъ показного смирен³я, стяжательства и подчинен³я чужой волѣ - съ здоровой, сильной и увлекающейся натурой честнаго и благороднаго человѣка, способнаго на высок³й подвигъ самопожертвован³я. Онъ любитъ тяжелый трудъ, отличный хозяинъ, веселаго жизнерадостнаго характера, открытая душа, чуждая лицемѣр³я и лжи. "Зачѣмъ я пошелъ въ попы?" недоумѣваетъ онъ самъ, чувствуя, что не можетъ уложить себя въ отведенныя ему рамки "служен³я требъ". Его тянетъ къ мужику, котораго онъ сгоряча ругаетъ и тутъ же возражаетъ о. Матвѣю, что "мужики, хотя как³е они ни на есть, а народъ теплый... По моему, лучше мужика и человѣка нѣтъ!" Въ сущности онъ и самъ недалеко ушелъ отъ крестьянскаго м³ра, и то, что ему навязало семинарское воспитан³е, только тяготитъ его, не давая развернуться его природнымъ силамъ и способностямъ. Семинар³я вспоминается ему "громаднымъ ящикомъ, въ которомъ смутно гудѣло населен³е звѣрьковъ, милыхъ и невинныхъ, съ покорностью невѣдѣн³я склонявшихъ головы подъ вѣковымъ педагогическимъ молотомъ, высѣкавшимъ въ умахъ и сердцахъ ихъ священныя надписи могильныхъ плитъ, подъ которыми будетъ судорожно задыхаться грудь ихъ всегда, всегда"... Жизнерадостная натура юноши трепетала, слыша постоянную проповѣдь порядка прежде всего, порядка, въ которомъ Богъ выступалъ "карателемъ, посылающимъ съ незримаго престола только глады, моры, потопы, землетрясен³я и всяк³я несчаст³я*. Его боялись, и "съ этимъ страхомъ шли въ жнаиь и распространяли его". А наряду съ этимъ стояло съ дѣтства уовоевжое представлен³е о служен³и, какъ "о эолотомъ подѣ, по которому бродятъ мужички и рааносятъ зодотыть тедушечекъ. Поборы рисовались въ поэтическомъ ореолѣ, всѣмъ хотѣдось поскорѣе туда, на эти золотыя поля"... "И съ этимъ сномъ, съ этимъ бредомъ шли въ жизнь. И на всѣ явлен³я ея смотрѣли сквозь сумбуръ могильныхъ надписей и во всѣхъ страшныхъ драмахъ ея не могли разобраться. Натуры нѣжныя таяли и гибли въ мукахъ раздвоенности между тѣмъ, что знали и что видѣли, натуры сух³я и черствыя ожесточались, натуры гордыя - отчаявались и кончали наглымъ презрѣн³емъ къ себѣ, къ людямъ, ко всему святому".
Отецъ Иванъ не очерствѣлъ, не отчаялся и не погибъ. Его спасла здоровая, сильная натура и любовь, указавшая на выходъ изъ духовнаго зван³я, какъ на единственный путь спасен³я. Тяготѣвш³е къ мужику, къ землѣ, къ физическому труду не дало ему очерствѣть и отдаться бреду "о золотомъ полѣ поборовъ". А любовь пробудила дремавш³я умственныя и нравственныя силы, извлекла ихъ изъ-подъ "могильной плиты". Какъ и всѣхъ, его женили для получен³я мѣста, безъ сердечнаго вл³ян³я, безъ знакомства даже съ будущей женой, и чувство любви долго не просыпалось, пока не было вызвано страстнымъ призывомъ женщины тоже подавленной, но протестующей и борющейся. Жена о. Матвѣя, которая не могла выдержать ежедневнаго лицемѣр³я своего супруга, увлекается искренностью, простотой и силой, бьющей ключомъ въ душѣ о. Ивана, и, порывая сама съ "могильными плитами", увлекаетъ за собой и о. Ивана.
Окончательный разрывъ проявляется въ немъ бурно, неистово подъ вл³ян³емъ тяжелыхъ услов³й жизни гибнущей, разоренной Широкозадовыми и Ко деревни, при равнодушномъ попустительствѣ духовенства, льстиво ухаживающаго за побѣдоноснымъ кулакомъ.
"- Я рѣшилъ! Твердо рѣшилъ, безповоротно! Ухожу, довольно.
"- Что съ вами?! - волновались рясы и подрясники и колебались въ воздухѣ широк³е рукава.- Откуда это? Почему?
"- Потому что я пересталъ бояться думать! Прозябалъ, какъ червь! Ползъ во мракѣ! Жилъ, какъ приказано, а не такъ, какъ должно жить... Довольно! Я и вамъ говорю: довольно! Развѣ вы не видите, что такъ жить нельзя больше... Покорно! Жизнь уходитъ отъ насъ въ с³яющую даль, а мы стоимъ на мѣстѣ окаменѣлые, черною стѣною... Сами не идемъ и мѣшаемъ идти другимъ! Накинули на жизнь цѣлую сѣть текстовъ, оправдываемъ произволъ тѣхъ, кто уродуетъ жизнь, проповѣдуемъ терпѣнье тѣмъ, кто и безъ того достаточно терпѣлъ. Всѣ вокругъ насъ ищутъ рая правды, рая справедливости, страстно борются за свой идеалъ... А мы?! Довольно!
"- Да онъ съ ума сошелъ!- тихо сказалъ о. Сильвестръ.
"О. Иванъ быстро обернулъ къ нему возбужденное лицо.
"- Мы всѣ безумцы! Живемъ безсознательно, мыслимъ навязанными мыслями, мыслями рабовъ!.. Мы съ дѣтства обмануты, съ дѣтства ранены... Въ умъ и въ сердце ранены! И эта рана превратилась въ постоянную язву, угнетающую духъ! Нѣтъ, нѣтъ! Вся жизнь должна измѣниться! Я хочу быть свободнымъ человѣкомъ, служить свободному Богу!" (стр. 318).
И отецъ Иванъ не одинъ. На это указываетъ все растущее среди духовенства желан³е расширить свой кругозоръ, измѣнить семинарское воспитан³е, которое при всѣхъ реформахъ русской жизни оставалось почти неизмѣнно. Иначе и быть не можетъ. Вѣдь русское духовенство это одинъ изъ лучшихъ элементовъ русскаго народа. Оно самая чистая русская раса, здоровая физически и духовно. Подсчитайте, сколько оно дало превосходныхъ работниковъ на всѣхъ поприщахъ русской жизни... кромѣ духовнаго. Какая масса врачей, учителей, адвокатовъ, профессоровъ, ученыхъ, писателей, государственныхъ дѣятелей вышла изъ духовной среды! Значитъ есть тамъ и силы, и таланты, и если только въ своей спец³альной области оно словно замерло и навѣки застыло, то причины надо искать въ специфическихъ особенностяхъ этой области. Духовенство было подавлено бюрократ³ей, а раскрѣпощен³е русской жизни оживитъ и въ немъ дремлющ³я, не находивш³я выхода силы.
Больше всѣхъ, быть можетъ, выиграетъ при обновлен³и русскаго строя именно духовенство, такъ какъ оно поставлено въ исключительно благопр³ятныя услов³я. Никто не стоитъ ближе его къ народу, этому источнику всѣхъ силъ. Оно знаетъ его, и народъ его знаетъ. Ихъ пока раздѣляла бюрократическая стѣна, не допускавшая сближен³я и единен³я, которое такъ естественно на почвѣ общихъ нуждъ и интересовъ. Въ громадной части своей духовенство тѣ же земледѣльцы. И вотъ когда оно внесетъ въ деревню истинное знан³е, свободу и свѣтъ настоящаго просвѣщен³я, евангельск³й духъ любви, воодушевлен³е и энерг³ю истинной вѣры - кто можетъ сдѣлать больше, чѣмъ оно? Теперь его лучш³я силы уходятъ на сторону, не находя себѣ примѣнен³я въ духовной области, опутанной сѣтью бюрократическихъ циркуляровъ. Тогда эти силы останутся здѣсь, на мѣстѣ, упорствуя, волнуясь и спѣша восполнить то, что было упущено вѣками. И какъ изъ среды духовенства выходили не разъ "учителя жизни", въ родѣ Чернышевскаго, Добролюбова, Елисѣева, такъ появятся въ немъ и истинные "пастыри добрые", которые подымутъ значен³е этого сослов³я на ту высоту, на какой оно должно и можетъ стоять...
²юль 1905 г.