Грибоедов Александр Сергеевич - Горе от ума. Комедия А. С. Грибоедова

ичѣ-Эриванскомъ, своемъ родственникѣ, любившемъ Грибоѣдова, какъ роднаго брата. (См. "Восп. о Гриб.") Дѣятельность графа и пламенное желан³е быть полезнымъ тому краю обрадовали Грибоѣдова и заставили его трудиться.}. Очень меня обяжешь; я бы извлекъ изъ этого таблицу не столь многосложную, но по-крайней-мѣрѣ порядочную, которую бы разослалъ къ нашимъ окружнымъ начальникамъ, съ кадрами, которые надлежитъ имъ исполнить... Не ожидай отъ меня стиховъ: Горцы, Перс³яне, Турки, дѣла управлен³я, огромная переписка нывѣшняго моего начальника, поглощаютъ все мое вниман³е, не надолго, разумѣется: кончится кампан³я и я откланяюсь. Въ обыкновенныя времена никуда не гожусь: душа черствѣетъ, разсудокъ затмѣвается и нравственность гибнетъ безъ пользы ближнему. Я рожденъ для другаго поприща... "

   Видно, что этому человѣку нужна была большая дѣятельность; время войны и тревогъ заставляло его усиленно трудиться. Когда дѣла начинали идти обыкновеннымъ порядкомъ, онъ весь стремился къ литературному поприщу... "Въ обыкновенное время никуда не гожусь... Я рожденъ для другаго поприща". Дѣлать дѣла онъ не любилъ наполовину, и потому, какъ понятенъ его стихъ:

  

   Когда въ дѣлахъ - я отъ весел³й прячусь,

   Когда дурачиться - дурачусь,

   А смѣшивать два эти ремесла

   Есть тьма искусниковъ - я не изъ ихъ числа.

  

   Грибоѣдовъ, прослужилъ съ графомъ Паскевичемъ всю персидскую кампан³ю и въ 1828 году пр³ѣхалъ въ Петербургъ съ туркменчайскимъ трактатомъ. Въ мартѣ 1828 года прибылъ онъ въ Петербургъ, а въ апрѣлѣ того же года былъ ужь назначенъ полномочнымъ министромъ при персидскомъ дворѣ... Такъ прошли послѣдн³е четыре года его жизни, въ которые онъ оказалъ такъ много услугъ на государственномъ поприщѣ... Въ мартѣ 1828 года, привезя трактатъ, Грибоѣдовъ вовсе не предугадывалъ своего блестящаго назначен³я и намѣревался выйти въ отставку, посвятить себя наукамъ и словесности и поселиться гдѣ-нибудь въ тиши (см. стр. XXIX).

   Хотя Грибоѣдовъ, какъ видно выше, и писалъ, что у него нѣтъ времени для отдыха, мысли и поэз³и, однакожъ, и во время военныхъ и дипломатическихъ занят³й сочинялъ планъ трагед³и и даже написалъ нѣсколько сценъ. Трагед³я должна была называться Грузинская Ночь. Содержан³е ея должно было быть вотъ какое (стр. XXX):

   Одинъ грузинск³й князь, за выкупъ любимаго коня, отдалъ другому князю отрока, раба своего. Это было дѣломъ обыкновеннымъ, и поэтому князь не думалъ о слѣдств³яхъ. Вдругъ является мать дитяти, бывшая кормилица князя, няня дочери его, упрекаетъ князя въ безчеловѣчномъ поступкѣ, припоминаетъ службу свою и требуетъ или возврата сына или позволен³я быть рабою одного господина, и угрожаетъ ему мщен³емъ ада. Князь сперва гнѣвается, потомъ обѣщаетъ выкупить сына кормилицы и, наконецъ, забываетъ обѣщан³е. Но мать помнитъ, что у нея оторвано отъ сердца дитя и, какъ аз³атка, замышляетъ жестокую месть. Она идетъ въ лѣсъ, призываетъ Дели, злыхъ духовъ Груз³и, и составляетъ адск³й союзъ на пагубу рода своего господина. Появляется русск³й офицеръ въ домѣ - таинственное существо по чувствамъ и образу мыслей. Кормилица заставляетъ Дели вселить любовь къ офицеру, въ питомицѣ своей, дочери князя. Она уходитъ съ возлюбленнымъ изъ родительскаго дома. Князь жаждетъ мести, ищетъ любовниковъ и видитъ ихъ на вершинѣ горы Св. Давида. Онъ беретъ ружье, прицѣливается въ офицера, но Дели несутъ пулю въ сердце его дочери. Этого мало; мщен³е озлобленной кормилицы неполно: она требуетъ ружья, чтобъ поразить князя - и убиваетъ своего сына. Безчеловѣчный князь наказанъ небомъ за презрѣн³е родительскихъ чувствъ и узнаетъ цѣну потеряннаго дитяти. Они гибнутъ въ отчаян³и.

   Замыселъ этой трагед³и очень-трагиченъ, и въ немъ видна ужь та глубина мысли, безъ которой трудно было бы вообразить себѣ Грибоѣдова послѣ "Горе отъ Ума". Оттого ли, что трагед³я основывалась на грузинской легендѣ; оттого ли, что авторъ хотѣлъ смягчитъ всю горечь сюжета прелестью картинъ Груз³и, которую онъ любилъ наравнѣ съ другимъ нашимъ поэтомъ, Лермонтовымъ; по другимъ ли причинамъ, онъ перенесъ поле дѣйств³я своей драмы въ Груз³ю - судить не можемъ, но недостатку матер³аловъ... Слышавш³е же отрывки изъ этой трагед³и, вотъ что говорятъ:

   "Грибоѣдовъ читалъ намъ наизусть отрывки, и самые холодные люди были растроганы жалобами матери, требующей возврата сына у своего господина."

   "Н. И. Гречъ, услышавъ отрывки изъ этой трагед³и и цѣня талантъ Грибоѣдова, сказалъ въ его отсутств³и: Грибоѣдовъ только попробовалъ перо на комед³ю: "Горе отъ Ума". Онъ займетъ такую степень въ литературѣ, до которой еще никто не приближался у насъ: у него, сверхъ ума и ген³я творческаго, есть душа, а безъ этого нѣтъ поэз³и."

   И какъ подумаешь, что этотъ человѣкъ умеръ тридцати-трехъ лѣтъ - невольно защемитъ сердце! Какъ вспомнишь, что Вальтеру Скотту было далеко за сорокъ лѣтъ, когда онъ началъ писать свои знаменитые романы; что Фильдингъ написалъ своего "Тома Джонса" между сорока и пятидесятью годами; что Ричардсону было шестьдесятъ лѣтъ, или около того, когда онъ написалъ "Клариссу"; что первая частъ великаго творен³я Сервантеса, его "Дон-Кихота" была имъ кончена на пятьдесять-седьмомъ году жизни... невольно призадумаешься о томъ, что могъ бы сдѣлать Грибоѣдовъ, съ его громадною начитанностью, умомъ, практическою опытностью въ дѣлахъ, съ его творческою фантаз³ею и вѣчно-юнымъ, вѣчно-симпатическимъ сердцемъ... Прибавьте, что Грибоѣдовъ не переставалъ заниматься, какъ нѣкоторые наши, даже замѣчательные поэты. Онъ былъ многостороннѣе и ученѣе почти всѣхъ ихъ; онъ ужь на двадцать-восьмомъ году написалъ свое "Горе отъ Ума"! Чѣмъ больше всматриваешься въ характеръ этого человѣка, тѣмъ замѣчательнѣе становятся его личность - одно изъ лучшихъ украшен³й русской литературы; подбирая отрывочные факты его б³ограф³и, проникаешься большимъ и большимъ къ нему уважен³емъ и чувствуешь, что память объ этомъ человѣкѣ никогда не умретъ въ Росс³и.

   "Блестящ³я обстоятельства не перемѣнили его образа жизни. Въ немъ также не было ни малѣйшаго признака несноснаго притворнаго желан³я играть роль свѣтскаго человѣка и поэта, которое прививается ко многимъ отличнымъ людямъ. А между-тѣмъ, онъ былъ и поэтъ и свѣтск³й человѣкъ въ самой высшей степени. Искренность, простота и благородство его характера привязывали къ нему неразрывною цѣпью уважен³я, и я увѣренъ, что всяк³й, кто былъ къ нему близокъ, любилъ его искренно."

   Двадцать-пять лѣтъ прошло съ его смерти, и молодое поколѣн³е, изучая Грибоѣдова по одному "Горе отъ Ума", питаетъ къ нему тѣ же чувства, которыя питало и прежнее. Въ двадцать-пять лѣтъ не открыто ни одной черты, которая могла бы бросить малѣйшую тѣнь на эту прекрасную личность.

   Мы ужь говорили, что нѣтъ никакой надобности, по поводу новыхъ издан³й "Горе отъ Ума", повторять давно сказанное объ этой комед³и и разбирать ее. Мы больше говоримъ здѣсь о жизни Грибоѣдова, и жалѣемъ, что только двѣ статьи сохранили намъ кое-что изъ его прекрасной и поучительной дѣятельности. Поэтому, въ заключен³е, приведемъ отрывокъ ихъ письма Грибоѣдова, въ которомъ онъ самъ разсказываетъ, какъ онъ женился на пути изъ Петербурга въ Перс³ю, къ своему посланническому посту. (Восп. о Ал. Сер. Гриб. стр. 39 и 39).

   "Биваки на Казанчѣ", на турецкой границѣ, 24 ³юня й828 г.

   "Я тебя изъ Владикавказа увѣдомилъ о взят³и Карса. Съ-тѣхъ-поръ прибылъ въ Тифлисъ. Чума, которая начала свирѣпствовать въ дѣйствующемъ отрядѣ, задержала меня на мѣстѣ; отъ графа Паскевича-Эриванскаго ни слова, и я пустился къ нему на удачу. Въ душной долинѣ, гдѣ протекаютъ Храмъ и Алготъ, лошади мои стали; далѣе, поднимаясь къ Шульверамъ, никакъ нельзя было понудить ихъ идти въ гору. Я въ рѣкѣ ночевалъ; разсердился, побросалъ экипажи, воротили въ Тифлисъ, накупилъ себѣ верховыхъ и вьючныхъ лошадей съ тѣмъ, чтобъ тотчасъ пуститься снова въ путь, а съ поста казачьяго отправилъ депешу къ графу... Это было 16 числа. Въ этотъ день и обѣдалъ у старой моей пр³ятельницы А...; за столомъ сидѣлъ противъ Нины Чевчевадзевой, все на ней глядѣлъ, задумался, сердце забилось; не знаю, безпокойство ли другаго рода, по службѣ, теперь необыкновенно важной, или что другое, придало мнѣ рѣшительность необычайную: выходя изъ-за стола, я взялъ ее за руку и сказалъ ей: "Ѵаnex avec moi, j'ai quelque chose à vous dire". Она меня послушалась, какъ и всегда: вѣрно, думала, что и ее усажу за фортепьяно; вышло не то. Домъ ея матери возлѣ: мы туда уклонились, вошли въ комнату; щеки у меня разгорѣлись, дыханье зашлось; я не помню, что я началъ ей говорить, и все живѣе и живѣе; она заплакала, разсмѣялась; потомъ къ матушкѣ ея, къ бабушкѣ, къ ея второй матери, Пр. Н. А...; насъ благословили... отправили курьера къ ея отцу, въ Эриван, съ письмами отъ насъ обоихъ и отъ родныхъ. Между-тѣмъ вьюки мои и чемоданы изготовились, все вновь уложено на военную ногу; во вторую ночь я безъ памяти отъ всего, что ее мною случилось, пустился опять въ отрядъ, не оглядываясь назадъ. На дорогѣ получилъ письмо летучее отъ графа Паскевича, которымъ онъ меня увѣдомляетъ, что намѣренъ сдѣлать движен³е подъ Ахалкалаки. На самой крутизнѣ Безобдала, гроза сильнѣйшая продержала меня всю ночь; мы промокли до костей. Въ Гумрахъ я нашелъ, что ужь сообщен³е съ главнымъ отрядомъ прервано. Графъ оставилъ Карск³й Пашалыкъ, и въ тылу у него образовались толпы турецкихъ партизановъ; въ самый день моего прихода была жаркая стычка у Басова Черноморскаго Полка, въ горахъ за Арпачаемъ. Подъ Гумрами я наткнулся на отрядецъ изъ двухъ ротъ Козловскаго, двухъ 7-го Карабинерскаго и 100 человѣкъ выздоровѣвшихъ; все это назначено на усилен³е главнаго корпуса, но не знало куда идти; я ихъ тотчасъ взялъ всѣхъ подъ команду, четыре проводниковъ изъ татаръ, самъ съ ними и съ казаками впереди, и вотъ ужъ второй день веду ихъ подъ Ахалкалаки; всякую минуту ожидаетъ нападен³я. Коли въ цѣлости доведу, дай Богъ. Мальцовъ въ восхищен³и: воображаетъ себѣ, что онъ воюетъ. - Въ Гумрахъ же нагналъ меня отвѣтъ отъ князя Чевчевадзева, отца, изъ Эривани: онъ благословляетъ меня и Нину, и радуется нашей любви".

   Вскорѣ Грибоѣдовъ занемогъ жестокою лихорадкою. Къ 22-му августа оправился, женился, въ сентябрѣ отправился въ Тегеранъ - а въ январѣ, черезъ пять мѣсяцовъ, его ужь не стало!

   Вотъ и всѣ коротеньк³я извѣст³я, которыя мы имѣемъ объ этомъ замѣчательномъ человѣкѣ! Гдѣ его переписка съ друзьями, гдѣ его бумаги? Еще много здравствуетъ людей, бывшихъ коротко-знакомыми съ Грибоѣдовымъ: не-уже-ли они ничего не хотятъ сказать и будутъ еще молчать? Мы просимъ всѣхъ, кто дорожитъ памятью Грибоѣдова, и владѣетъ какими-нибудь матер³алами для его б³ограф³и и литературной дѣятельности, присылать ихъ въ редакц³ю "Отеч. Записокъ", которая съ удовольств³емъ напечатаетъ все, что можетъ послужить къ славѣ этого замѣчательнаго человѣка.

   Изъ четырехъ, вновь-вышедшихъ издан³й "Горе отъ Ума", при одномъ только перепечатаны "Воспоминан³я о Грибоѣдовѣ" г. Булгарина. Въ нихъ ничего новаго, противъ прежняго, не сказано. При другомъ издан³и тѣ же "Воспоминан³я" перепечатаны вкратцѣ, и отъ этого не имѣютъ никакой занимательности. Два же остальныя издан³я безъ всякихъ предислов³й. Разсматривая каждое изъ нихъ, чувствуешь, что издатели только торопились, какъ бы поскорѣй отпечатать "Горе отъ Ума", въ какомъ бы то видѣ ни было. Первое, сѣренькое и самое невзрачное издан³е, неизвѣстно чье, объявило цѣну за "Горе отъ Ума" - 1 р. 50 к.; поспѣшивш³я за ними издан³я сбавляли цѣну, пока, наконецъ, г. Смирдинъ за свое не понизилъ цѣны до 30 к. сер. При немъ нѣтъ ни предислов³я, ни б³ограф³и.

   Не такихъ издан³й ожидали мы!

   Если мы успѣли обратить вниман³е читателя на причины, которыя содѣйствовали быстрому развит³ю таланта Грибоѣдова между 1817-1823 годахъ, я которыя потомъ, по выходѣ "Горе отъ Ума" повлекли за собою другую дѣятельность Грибоѣдова - значитъ, мы достигли цѣли нашей статьи. Если мы чего-нибудь не доказали - не наша вина. До-сихъ-поръ появлен³е "Горе отъ Ума" въ литературной дѣятельности Грибоѣдова стояло какимъ-то особнякомъ, которому не было причинъ въ предъидущемъ и объяснен³и въ послѣдующемъ. Критики, приступавш³е къ тому же вопросу, обыкновенно утѣшались тѣмъ, что въ другихъ литературахъ были писатели, которые во всю свою жизнь производили одно замѣчательное творен³е и потомъ умолкли навсегда, проживя достаточное число лѣтъ. Таковъ, говорили они, Бомарше во французской литературѣ. Намъ казалось предположен³е это всегда несправедливымъ, и мы всегда были увѣрены, что еслибъ Грибоѣдовъ прожилъ столько, сколько имѣютъ счаст³е жить мног³е друг³е писатели, литература наша пр³обрѣла бы въ немъ одного изъ плодовитѣйшихъ писателей. Все ручается за это: и его безпрестанное умственное развит³е, и его страсть къ литературѣ, которая никогда не угасала. Намъ кажется какъ-будто понятнымъ и переходъ его отъ прежней водевильной французской школы къ серьёзной комед³и, подъ вл³ян³емъ изученныхъ имъ въ это время Шекспира, Байрона, Гете и Шиллера.