Григорьев Аполлон Александрович - Явления современной литературы пропущенные нашей критикой. "Псковитянка" Л. Мея

знаютъ ли они что такое наши вѣча вообще, набатъ которыхъ неумолчно гудитъ не въ одномъ только государѣ великомъ Новѣгородѣ и въ братѣ его молодшемъ Псковѣ и во всѣхъ городахъ и пригородахъ до-татарской Руси, - гудитъ а во время татаръ не только въ Твери, въ самой Москвѣ до казни послѣдняго тысяцкаго, - гудитъ наконецъ уединенно въ Новѣгородѣ и Псковѣ, въ Новѣгородѣ, пока не свезли вѣчевой колоколъ въ Москву и не повѣсили гудѣть съ остальными московскими колоколами въ одинъ тонъ; дозваниваетъ въ Псковѣ до самаго Грознаго; безпорядочнымъ и мятежнымъ набатомъ пробуждается въ эпоху междуцарств³я и торжественно сзываетъ всю землю на охрану и оборону земли въ Новѣгородѣ Нижнемъ, спрашивать, - говоримъ мы объ этомъ читателей въ наше время, будетъ читателямъ обидно...

   Больш³я силы таланта нужно было въ себѣ чувствовать, принимаясь за изображен³е этого вѣча. Изобразить его фальшиво и эффектно, пожалуй легко, но такое изображен³е польстило бы можетъ быть той или другой изъ нашихъ историческихъ теор³й, пошевелило бы воображен³е и умъ поборниковъ доктринъ, но какъ фалыыивое, имѣло бы въ художественномъ отношен³и значен³е не больше пошлыхъ историческихъ драмъ "романтически-народной" эпохи...

   Трезвую любовь къ нашему быту нужно было имѣть для такого изображен³я, какое предпринялъ нашъ поэтъ, глубину и вмѣстѣ народную простоту взгляда, кромѣ таланта.

   Прежде всего кидается въ глаза то, что болѣе пятнадцати фигуръ введено въ дѣйств³е изъ народа, кромѣ главныхъ лицъ драмы, и что каждая изъ этихъ фигуръ носитъ ярк³й, личный отпечатокъ и Ѳедосъ Гоболя, Медососъ Ѳедосъ и Колтырь Раковъ и Дмитро Патрикѣичъ и гонецъ Юшко Велебинъ и Ивашко Торгоша и проч. и проч. Вы ихъ всѣхъ видите - всѣ они необходимы, всѣ они рождены съ плотью и кровью, а не сочинены авторомъ. Въ тонѣ красокъ картины такая жизненная многосторонность - то юморъ народный, то обрядовая сторона уважен³я къ дѣйств³ю "по пошлинѣ", по чину, то патр³архальность, то общинный духъ; такая объективная умѣренность, совершенно русская въ трагизмѣ, и вмѣстѣ въ цѣломъ такое сосредоточенное движен³е, что впечатлѣн³е вполнѣ сильно и цѣльно. Ни одной черты лишней вы <далее пропуск> водъ къ лишнимъ чертамъ, къ неумѣренности движен³я, былъ бы для всякаго другого, менѣе трезваго во взглядѣ художника, на каждомъ шагу. Въ Меѣ, станетъ вездѣ высокой энерг³и жертвовать всѣми эффектами правдѣ и смыслу нашего вѣча.

   Сначала сбираются очередные концовъ и народъ. Рѣчи ихъ вполнѣ живыя, пересыпанныя юмористическими выходками, которыя никогда, ни въ какую даже общественно-трагическую минуту не покидаютъ русскаго человѣка. Ловк³я и мѣтк³я прозвища сыплются то тому, то другому изъ очередныхъ; прозвища, полныя какого-то размашистаго и вмѣстѣ наивнаго и любовнаго юмора, то

  

   Ѳедосъ Гоболя, дѣдка-домосѣдка!

   Волов³й крёстный! Медососъ Ѳедосъ!

  

   то

  

   Колтырь Раковъ... И то вѣдь онъ...

   Давай его сюда! Куда уползъ

   Хватай его за клешни

   Ракушку!

  

   И вотъ сотск³й Дмитро Патрикѣевичъ обращается къ жизненно-движущемуся морю государей псковичей, со спросомъ: быть сходкѣ иль не надо?..

  

   Быть сходкѣ! быть на всей на Псковской волѣ...

  

   кричитъ тысячеглавое дитя.

   И выступаетъ первый - тотъ, кто созвонилъ вѣче, гонецъ Велебинъ Юшко, съ невеселою рѣчью: отъ старшого брата, Новагорода великаго:

  

   Поклонъ и слово Новгорода: Братья

   Молодшая, всѣ мужи псковичи!

   Вамъ кланялся де Новгородъ велик³й,

   Чтобъ помогли вы супротивъ Москвы,

   И вы-де брату вашему старшому

   He дали помочь ниже никакую

   И цѣлованье крестное забыли;

   Ино на то вся ваша власть и воля

   И помоги вамъ Троица свяпая,

   А братъ де вашъ старш_о_й открасовался

   И наказалъ вамъ долго жить да править

   По немъ поминки.

  

   He нужно даже знать нашихъ лѣтописей, a нужно быть русскимъ человѣкомъ, чтобы оцѣнить по достоинству эту рѣчь, полную величаво-спокойнаго горя, мирныхъ упрековъ, горькаго фатализма и сдавленныхъ рыдан³й по великомъ покойникѣ.

   Вы ждете взрыва рыдан³й въ толпѣ... Они и есть, но тих³я... Раздается правда чей-то голосъ зловѣщ³й и упрекающ³й:

  

   Пр³йдетъ конецъ и Пскову!

   И по дѣломъ: сидѣли склавши руки,

   Чужой бѣдѣ порадовались...

  

   Но на этотъ голосъ слышится:

  

   Тише! Пущай гонецъ все скажетъ...

  

   Все! чего же еще вамъ надо, государи псковичи, вы уже слышали, что братъ вашъ старшой открасовался.

   Вторгается молодая вольница псковская, и враждебно относится къ нимъ толпа:

  

   Ну! привалили!

  

  

  

   Вольница!

  

  

  

  

  

  Буяны!..

  

   Толпа слушаетъ до конца разсказъ Юшки Велебина о неистовствахъ въ Новѣгородѣ, и только проклят³я опричинѣ кромѣшной раздаются въ ней, да Ѳедосъ, "волов³й крёстный" высказываетъ сомнѣн³е въ достовѣрности неистовствъ надъ неповинными младенцами, да и не въ одномъ Ѳедосѣ, въ царскомъ намѣстникѣ, благодушномъ и благородномъ князѣ Юр³ѣ Токмаковѣ возбуждаетъ уже не сомнѣн³е a вопль подробный разсказъ гонца... Кончилъ гонецъ словами:

  

   Царь на Городищѣ

   Всѣмъ станомъ сталъ, и это безъ него

   Опричники злодѣйствуютъ...

  

   И взрывъ въ толпѣ, взрывъ бурный, поднятый словами Ѳедоса... Взрывъ растетъ, растетъ какъ морск³я валы... Все поднялось на общее вооруженье... Въ Петровск³я ворота въѣзжаютъ на взмыленной тройкѣ, гость псковской Семенъ Бороусовъ, съ словами:

  

   Бѣда!.. бѣда намъ, мужи-псковичи!

   На Псковъ идутъ!..

  

  

  

   Еще как³е гости?

   Литва?

  

  

  Шальные нѣмцы?

  

   Самъ идетъ!

  

   и стихъ взрывъ, и слышно только:

  

  

  

   Пропали!

   Пропали мы!

  

  

   Идётъ!

  

  

  

  Идётъ изгономъ!

   Охъ, батюшки, ворота завалите!

   Посады жечь?

  

   Добро-то гдѣ намъ спрятать?

   Дѣтей-то малыхъ съ жонами куда?..

  

   Страшный, горьк³й и безпощадный трагизмъ этой сцены, ясенъ вѣроятно для всякаго и безъ нашихъ толкован³й. Понятно вѣроятно и то, почему появлен³е молодой псковской парт³и на вѣче встрѣчено было бранью и враждой...

   И всходитъ на вѣчевое мѣсто степенный посадникъ, князь намѣстникъ Юр³й Токмаковъ, честный, доблестный псковичъ и вмѣстѣ честный, вѣрный слуга земскаго единства - Москвы. Миротворна рѣчь его, и заключаетъ онъ ее тѣмъ, что нечего Пскову бояться, что царь Иванъ Васильичъ

  

   Какъ сѣлъ на мѣсто царское свое

   Печаловался Псковомъ, да и нонѣ

   Жалѣетъ Псковъ...

  

   Насмѣшливыя слова раздаются въ молодой вольницѣ, сомнѣн³е слышно въ рѣчахъ толпы, но князя Юр³я слушаетъ народъ, потому что князь Юр³й точно добра желаетъ осударямъ псковичамъ, не хочетъ "наказывать" государю Пскову, явно отрицается отъ сообщества съ переметчикомъ и холопомъ, бояриномъ Машутою.

   Слушала князя и вольница псковская, но не вытерпѣла она, когда на его честныя и любовныя рѣчи сказалъ: аминь! переметчикъ Машута. Вспыхнула вольница въ лицѣ удалого Четвертки, который не пощадилъ въ переметчикѣ отца своей Стеши, но община уняла частный порывъ, община зоветъ и молодыхъ сказать слово въ лицѣ сына посадничьяго Михайла Тучи...

   А Михайло Туча "по старинѣ и по пошлинѣ" самъ отдаетъ первенство рѣчи старшому бывшему посаднику степенному, Максиму Илар³оновичу.

   Разступается все передъ старшимъ. Князь Юр³й встаетъ съ вѣчевой ступени, снимаетъ шапку и взводитъ Максима Илар³оновича на мѣсто. Слушайте, слушайте! Столѣтн³й разумъ будетъ говорить устами Максима Илар³оновича... Драма дошла до своего апогея, до разъяснен³я своего смысла...

   И вотъ что говоритъ старый степенный посадникъ, Максимъ Илар³оновичъ:

  

   He чаялъ я, отцы мои и братья,

   Что мнѣ еще придется молвить слово,

   Съ великимъ Псковомъ, осударемъ нашимъ,

   А Богъ привелъ подъ старость... не взыщите,

   Коль въ чемъ и какъ, не помнящ³й, промолвлюсь...

  

   Такъ начинаетъ онъ по "старинѣ и по пошлинѣ" и такъ же "по старинѣ и по пошлинѣ" отвѣчаютъ ему осудари псковичи въ лицѣ Гоболи:

  

   Ты говори, а мы ужь подберемъ...

   Слова - что жемчугъ: если закатились

   Въ какую щолку - лучше половицу

   Аль двѣ поднять, чѣмъ потерять добро...

  

   Какая поэтическая гранд³озность въ картинѣ, но гранд³озность самая исчезаетъ передъ глубоко-трагическою ея правдою, передъ ея страшнымъ смысломъ... Вотъ что говоритъ "осударямъ псковичамъ" столѣтн³й разумъ:

  

   Прослышалъ я про нашу про невзгоду...

   Знать Богъ велѣлъ... а супротивъ велѣнья

   Господняго никто не возмоги!..

   Вотъ мнѣ теперь девятый ужъ десятокъ,

   Видалъ я волю - красною дѣвицей,

   Видалъ ее - старухой безпомощной

   И самъ отнесъ покойницу въ могилу...

   Ну! было время и не въ вашу версту

   И потягаться было бы кому

   Съ Москвой... да нѣтъ! умнѣе были дѣды,

   Аль Псковъ - оть былъ имъ словно no дороже,

   Покоры будто слыхомъ не слыхали,

   Обиды будто видомъ не видали,

   Как³я слезы къ горлу подступили,

   Такъ отогнали къ сердцу пивомъ, мёдомъ...

   И веселились... Чтожъ не веселитесь

   По дѣдовски?

  

  

   Велик³й князь Васил³й

   И колоколъ корсунск³й снять велѣлъ

   И вѣче рушилъ... Какь у насъ тогда

   He выпали зѣницы со слезами

   И Богу вѣсть... А все же веселились,

   A все же Псковъ велик³й сберегли,

   Любили Псковъ побольше внуковъ дѣды...

   А я сказалъ...

  

  

   Кто хочетъ мнѣ перечить

   Tom видно молодъ и Москвы не знаетъ

   He тo свое - чужое на счету:

   Все вывѣритъ, да вывѣситъ, да сметитъ

   Да и возьметъ - поди ты съ ней, судися

   Въ велик³й день, передъ судомъ Христовымъ!

   И то сказать: въ мое то время были

   Цари въ Москвѣ, да только что царями

   Въ Москвѣ звались, а нынѣ царь московск³й

   На всѣ страны и на народы царь.

   Тяжка рука да и душа-потемки

   У Грознаго... Проститеся съ Псковомъ,

   Хорош³й будетъ пригородъ московск³й

   И слава Богу.

  

   Что это такое? Злое ли горе, ядовитая ли ирон³я, покорность ли судьбѣ? Ни то, ни другое, ни третье, и вмѣстѣ и то и другое и третье, и горе до ужасающей оледенѣлости причитанья по невозвратномъ покойникѣ, и ирон³я до наивности юмора, и покорность року до фатализма, все же вмѣстѣ, нѣчто такое трагическое въ своемъ ледяномъ спокойств³и, нѣчто столь глубоко-схваченное въ нашей сущности и быту, что дается съ такимъ техническимъ совершенствомъ только великимъ мастерамъ искусства,.. что стоитъ конечно десяти "Обломовыхъ", помноженныхъ на десять же "Горькихъ Судьбинъ", что стоитъ наряду съ лучшими сценами "Бориса" и съ бытовыми сценами драмъ Островскаго.

   Драма достигла, повторяемъ - въ этой рѣчи до своего апогея. Далыые ея общему движен³ю идти некуда. Въ рѣчи старика сказался весь смыслъ вѣча, но осталось еще частное движен³е, движен³е молодшихъ людей, и какъ могущественно схвачено оно поэтомъ, какъ оно уноситъ васъ съ вольницею подъ сибирск³й камень, въ ея безсмысленное, но удалое дѣло, въ ея отчаянную гибель... Какъ хороша въ другомъ совершенно родѣ рѣчь Михайла Тучи и его прощанье съ Псковомъ-осударемъ, за которымъ слѣдуютъ взрывъ толпы и прощанье съ Псковомъ его сторонниковъ, идущихъ съ нимъ на безполезную, но честную гибель съ удалою прощальною пѣснью!..

   He явное ли дѣло, что "псковское вѣче" центръ драмы Л. Мея - и что если бы все остальное въ драмѣ соотвѣтствовало этому центру, мы имѣли бы въ Меѣ однимъ болышшъ поэтомъ болѣе или ужь по крайней мѣрѣ, однимъ великимъ поэтическимъ произведен³емъ болѣе...

   Правдѣ и художественной красотѣ изображен³я вѣча, вполнѣ соотвѣтствуетъ очеркъ ожидаемаго Ивана, т. е. весь IV актъ. Никогда еще и никѣмъ Иванъ, съ его внѣшней, полуфантастической стороны, съ той стороны съ которой является онъ въ памяти народа и лѣтописныхъ сказан³яхъ, не былъ изображонъ съ такою художественною мощью... Ожидан³е его, первое появлен³е, при вопляхъ о пощадѣ лежащагося головами народа, входъ въ домъ князя Токмакова, безпощадно-злая ирон³я въ отношен³и къ лежащимъ передъ нимъ во прахѣ осударямъ-псковичамъ, грозная его справедливость, любостраст³е, выразившееся въ отношен³и къ смѣлой Стешѣ, - самая нѣжность къ дочери, - глубокая набожность и тишина волкана, который того и гляди что прорвется лавой... все это черты мѣдныя, черты мастера.

   Но увы! Иванъ, какъ все фантастическое, только и хорошъ пока онъ вдали или пока является, предшествуемый лихорадочнымъ настройствомъ. Грозный Ѵ-го акта, разсуждающ³й по г. Соловьеву, не смотря на все глубокое изучен³е его образа поэтомъ; не смотря на мастерство языка и эффекты подробностей - лицо столь же сдѣланное, какъ Грозный ожидаемый и Грозный ²Ѵ-го акта, лицо вполнѣ живое и поэтическое...

   Вотъ все что мы хотѣли высказать поповоду "Псковитянки" Л. Мея. Выводъ изъ нашихъ замѣтокъ, вполнѣ искреннихъ какъ въ порицан³и, такъ и въ удивлен³и, предоставляемъ самимъ читателямъ.

   Надѣемся только, что читая эти искренн³я замѣтки, они также какъ мы спросятъ съ недоумѣн³емъ: чѣмъ же столь серьёзнымъ занята наша критика, чтобы молчать о такихъ явлен³яхъ, какъ драма, со всѣми своими недостатками, захватывающая однако необычайно-широко существеннѣйш³е вопросы нашего народнаго быта? Можетъ быть еще, они съ такимъ же недоумѣн³емъ спросятъ - почему на нашихъ литературныхъ утрахъ и вечерахъ, никто не познакомилъ публику, въ отрывкахъ, съ замѣчательнымъ произведен³емъ даровитаго поэта?.. Почему наконецъ, наши славянофилы не отозвались нигдѣ объ этомъ явлен³и, прямо подлежащемъ разсмотрѣн³ю ихъ, монополистовъ народной истор³и и народнаго быта?..

   Почему?.. Увы! на мног³я: "почему?" не найдешься совсѣмъ что отвѣтить, - а чтобъ отвѣчать на друг³я, надобно поднимать дѣло съ яицъ Леды.

   Мы поставили себѣ обязанностью, по крайней мѣрѣ хоть заявлять мног³е необъяснимые факты.

   О самомъ Л. Меѣ, значен³и и свойствахъ его таланта намъ еще пр³йдется говорить, и можетъ быть скоро. Покамѣсть, мы отдали отчетъ объ его "Псковитянкѣ", и думаемъ, что искренняго, не теоретическаго отчета объ этомъ произведен³и достаточно для опровержен³я мнѣн³я, единственнаго, какое когда-либо о Л. Меѣ высказалось въ нашей литературѣ - что у поэта нашего талантъ чисто внѣшн³й. Съ однимъ внѣшнимъ талантомъ поэтъ не могъ бы написать многаго, тѣмъ болѣе третьяго и четвертаго акта "Псковитянки."