5 [В рукописи к данному тексту имеется вариант]: "Никитенко был незаурядный профессор и писатель, но, очарованный талантами и чувствами Грановского, он позволил себе написать о нем в своем дневнике, что "он вполне очеловечен наукою". Стало быть, без науки... Щадя память Никитенко, не хочется договаривать. Грановский разошелся с Герценом; поборники русской старины, "ветхого призрака", ославили его чуть не безбожником и революционером. Наверху ему оказывали благоволение, внимательно выслушивали его, порой давали поручения по части народного образования; но ласковая улыбка сопровождалась косым, подозрительным взглядом. А какие люди стояли наверху, об этом достаточно припомнить горькое письмо Кавелина, писанное месяца четыре спустя по смерти Грановского. Его в ужас приводит мысль, что скоро вымрут последние александровцы, воспитанные в духе первых лет царствования Александра I. "Побывайте на кухне, где..." (стр. 212). С такими людьми невозможно было примирение. И в душе Грановского сменялась борьба уныния и бодрости. Он то хотел жить и работать, то собирался поступить в ополчение, не для того, чтобы сражаться, а чтобы умереть".
6 [В рукописи к данному тексту относится вариант]: "Сколько разбитых надежд! Лучшим венком, которым могло бы украсить русское общество память славнейшего из профессоров русских, было бы лишний просвет, лишние вспышки убеждения в необходимости неотступной идейной борьбы за пре... [конец слова не разобран] надежды и успеха".