Лубкин Александр Степанович - Начертание логики

есть оная или оная не есть сия. Итак, различие вещей не иначе мы изъясняем, как предложением отрицательным. Почему "вид различительного силлогизма есть самый простейший и легчайший, т. е. в вещи, коей различие желаем показать, надлежит сыскать то, чего другая не имеет или что имеет другая, а нет в той. Различие тогда будет ясно. Порядок посылок и терминов, составляющих заключение, каков бы ни был, ясности не мешает.

  

   Всякое животное чувствует.

   Никакое дерево не чувствует.

   След. Никакое дерево не есть животное, или

   Никакое животное не есть дерево...

  

   § 76. Способ сего умствования не подвержен ошибке, когда свойство, которым вещи, между собою снесенные, различествуют, очевидно, одной прилично, а другой противно.

   Впрочем, из примеров явствует, что в сем силлогизме средний термин в посылках всегда занимает место сказуемого; а сему какая причина, то без трудности может понять тот, кто хотя несколько замечает, на чем основывается образец такового умозаключения.

  

  

   § 77. Вид сего силлогизма к тому служит, чтоб с помощпю оного узнать, какова какая-либо вещь, что ей свойственно и что нет, т. е. чтоб помощию какого-либо примеченного в вещи свойства открыть, к какому классу вещей или роду оная вещь принадлежит, и что об оной можно говорить, поколику она состоит под известным классом. Итак, начало сего умствования есть классическое какое-либо понятие, с своею существенною принадлежностию (attributum) под кое классное понятие подводится другая идея, чтоб из сего узнать сродство сей последней с принадлежностию класса или рода. На чем основывается сие правило: что говорится о всех одного класса вещах, то говорится и о каждой из них, поелику родовое свойство видов и нераздельных есть то же, что и самый род.

   А отсюда происходит еще новое правило, т. е. что прилично определению, то прилично также и определяемому, поелику определение с определяемым, буде правильно, суть одно и то же (§ 65).

   § 78. Итак, способ такого силлогизма есть двоякий: один - утвердительный, а другой - отрицательный. В утвердительном, или положительном, приписываем какой-либо вещи свойство рода, или класса, поелику оная вещь в оном классе содержится; в отрицательном же о вещи, принадлежащей известному классу, что-либо отрицаем для того, что неприлично всему классному понятию. Итак, все составление сего силлогизма состоит в том, чтоб: 1) какую-либо вещь, о которой говорится, под свой класс подвести; 2) потом находить, что прилично роду и что нет; 3) что прилично роду, приписывать также и вещи, в оном содержащейся; что неприлично, то от нее отрицать. Из чего явствует: 1) что средний термин в сих силлогизмах составляет некоторое классическое понятие, а больший-какое-либо отвлеченное качественное в рассуждении оного (§ 31); 2) меньшее предложение всегда должно быть утвердительное, ибо иначе не было бы ясно, для чего классное свойство приписывается той вещи, которая к тому классу не принадлежит.

   § 79. Следуют здесь примеры, которыми лучше объяснится сказанное:

   В образе положительном.

   Всего вредного убегать должно.

   Пороки вредны.

   След. Пороков убегать должно...

  

  

   § 80. В сей отрицательный образец показательного силлогизма можно превратить все силлогизмы различительные, так что силлогизм показательный равно способен для различения вещей, как и разделительный, напр. (§ 75):

   Что не чувствует, не есть животное.

   Дерево не чувствует.

   След. Не есть животное.

  

  

   Кто не добр, тот не есть честный.

   Но как N. N. не есть добр.

   След. N. N. не есть честный.

   Большее только предложение надобно превратить в равносильное отрицательное, как из примера видно.

   § 81. Когда мы таким образом умствуем, то не другое что делаем, как только какую-либо общую, или классическую, идею, разрешаем не -ее простейшие характеры; потом всякую от такового разрешения происходящую новую идею приноровляем к вещи, под оным классом, или родом, заключающейся. Сие сколько в познании вещей полезно, явствует из того, что мы и недостаточны к рассматриванию каждой вещи порознь, и притом в сем трудном деле никак не можем отвратить от себя взбивчивости и темноты (§ 62). Итак, помощию умствований мы познаем общие и первоначальные свойства вещей, а помощию нашей способности различительной открываем видовые их отличия, естьли вещи будут только что чувственные.

   § 82. Силлогизм показательный от предшествующего тем наипаче по наружности различается, что: 1) в том средний термин всегда бывает некоторое отвлеченное качественное, но в сем всегда бывает отвлеченное разрядное, или понятие классное; 2) в том средний термин всегда занимает в обеих посылках место сказуемого, в сем же в большой посылке бывает подлежащим, а в меньшей - сказуемым. Впрочем, и в сем, так же как и в предыдущем, без повреждения ясности меньшая досылка может предшествовать большей,

  

  

   § 83. Сложных умствований, или силлогизмов, два наипаче находится рода, т. е. условный и разделительный, ибо соединительное предложение, или состоящее из двух или более подлежащих или сказуемых в силлогизмах почитается простым и термины, составляющие какую-либо часть оного, берутся все вместе и потому имеют силу одного, для того что не могут быть разделены в выводимом из посылок заключении (§ 72). К сложным тако ж силлогизмам, которые лучше составными (complexi) называть надлежит, относятся и те, которые составлены из многих силлогизмов и которые на оные могут быть разрешены, каковые суть дилемма, сорит и епихерема. Об каждом из них здесь предложено будет порознь.

  

  

   § 84. Силлогизм условный (hypotheticus) есть тот, в котором большая посылка есть предложение условное; для того правила оного основываются на свойстве условного суждения. В таковом суждении или предложении часть, заключающая в себе условие, называется предыдущее (antecedens), а другая, в которой по причине такового условия нечто говорится, называется последующее (consequens), a связь между обеими - последствием (consequentia). Итак, последующее тогда имеет место, когда справедливо предыдущее, потому что из оного следует; ежели же последующее отвергается, то и предыдущее не может иметь места, ибо отсутствие предполагаемого (principiatum) предполагает отсутствие самого предположения и предполагаемое же в рассуждении предыдущего есть последующее, потому что по предположению оного только допускается. Итак, в силлогизме условном способ заключения бывает двоякого рода: 1) нисходящий, когда от утверждения предыдущего, т. е. условия, утверждается последующее; 2) восходящий, ежели по причине отрицания последующего отрицается предыдущее. Говоря короче, уступив предыдущее, уступить надлежит и последующее, и, отвергнув последующее, отвергать должно и предыдущее...

   § 85. Чтоб силлогизм условный был справедлив, то требуется: 1) чтоб последствие большего предложения точно было справедливо; 2) чтобы заключение выводимо было правильно, т. е. по образцу вышепоказанному. Ложное же или весьма сомнительное заключение в оном бывает: 1) ежели последствие большей посылки темно или сомнительно; 2) ежели заключение неправильно выведено будет, т. е. ежели от отрицания условия к отрицанию положения и от утверждения положения к утверждению условия заключается, ибо нередко бывает, что последующее зависит от другого предыдущего, а не от того, которое предполагается, и в сем случае от отрицания предыдущего к отрицанию последующего и от уступления последующего к уступлению предыдущего заключение не совместно. Однако ж и таким образом можно заключать, когда условие и самое положение необходимую имеют между собою связь, что из переменения большей посылки на отрицательное тождественное предложение ясно видеть можно, напр.:

   1. По образцу нисходящему.

   Ежели он красноречив, то говорит ясно,

   По он не красноречив; след. говорит не ясно.

   В сем силлогизме заключение неправильно потому, что большее предложение, переменено будучи в противное, т. е. Ежели не красноречив, то неясно говорит, есть ложно, и, напротив, Ежели он преступник, то по праву наказывается; но он не есть преступник; след. недостойно наказуется. Сие заключение справедливо, потому что большее предложение, перемененное в противное, т. е. Ежели он не преступник, то не по праву наказывается, есть справедливо...

  

  

   § 87. Силлогизм разделительный есть тот, в котором большая посылка есть предложение разделительное, т. е. в котором или подлежащее, или сказуемое состоит из нескольких терминов, между собою противоположенных и из коих по утверждении одного отрицать надлежит другой и по отрицании одного другой утверждается.

   Правила оного суть: 1) чтоб полное было исчисление членов разделения, а в противном случае, когда какой-либо член будет опущен, то умствование сомнительно или еще ложно; 2) чтобы оные члены были между собою противоположны, так чтоб вместе стоять не могли, в противном случае не можно бы было делать заключения от утверждения одного к отрицанию другого.

   Образец сего силлогизма есть следующий:

   Мудрость для человека есть или необходима, или излишня.

   Но она необходима.

   След. Не есть излишня. Или:

   Но не есть излишня.

   След. Необходима.

   Откуда явствует, что естьли меньшая посылка будет утвердительная, то заключение должно быть отрицательное, и обратно.

   Но не можно таким образом:

   Душа есть тело, или машина, поелику члены разделительные между собою не противоположны и не противоречат.

   Или так:

   Сей человек есть или юноша, или старик и проч.

   Ибо здесь недостает несколько необходимых членов. Человек может не быть и юношею и стариком, т. е. быть совершеннолетним или младенцем.

   § 88. Иногда выражается большая посылка сего силлогизма образом соединительным...

  

  

   § 89. Дилемма есть такой силлогизм, в котором большая посылка в рассуждении своего сказуемого есть предложение разделительное, в меньшей посылке перечисляются члены разделения с последствиями, оттуда выведенными, которые, однако ж, должны быть между собою сходны, так чтобы из каждого в особенности следовало то же самое заключение, которое служит или подтверждением, или опровержением предыдущего. Естьли большая посылка в последующем состоит из трех разделительных членов, то силлогизм называется трилеммою, естьли из четырех - тетралеммою и так далее. Чтоб в дилемме было заключение справедливо и ясно, то требуется: 1) чтобы в последующем большой посылки было полное исчисление членов разделительных; 2) чтобы в меньшем из каждого члена выводимы были правильные и ясные последствия и которые бы были между собою согласны. Сей силлогизм также называется крокодильским, по одной басне о крокодиле, также неизбежным, потому что противник, за какой член ни возмется, все будет опровергнут.

   Примеч. Впрочем, должно заметить, что все наши повсемственные суждения, ежели рассмотреть, каким образом мы их приобрели, суть не что иное, как наведение; и наводительный образ умствования есть такой, на котором основывается вся почти система человеческих позпаиий. Ибо мы только нераздельные знаем, а повсемственные суждения сами образуем посредством отвлечения от нераздельных...

  

  

   § 96. Аналогически умствуем мы тогда, когда какой-либо вещи приписываем что-либо или по ее известному нам с другою вещию сходству, или по противоположности. Основывается же оно на следующих началах, выведенных из опыта и наблюдения: 1) сходных вещей сходны природа и свойство; 2) противоположенные вещи имеют и противные между собою качества; 3) подобные обстоятельства подобное предвещают состояние вещи; 4) подобные причины производят подобное следствие.

  

  

   1. Земля и Юпитер суть планеты.

   Земля определена для населения животных.

   След., и Юпитер к тому же концу предопределен.

   А посему правдоподобно, что и в нем находятся животные...

   § 97. Легко понять можно, что все суждения такого рода, ежели рассматривать их порознь, весьма мало имеют силы к утверждению, буде не присоединятся к ним другие многие, взятые из естества или отношений вещи, ибо весьма часто малейшее различие в вещах или их отношениях производит совсем другие последствия в рассуждении тех, коих ожидали мы посредством аналогии. Л посему в аналогических доводах должно наблюдать величайшее благоразумие, дабы мы, рассуждая по подобию, но приписали вещам того, что им не прилично по причине некоторого различия, нам или совсем, или мало известного. Но ежели все аналогические суждения между собою сходны и ничто их не опровергает, то познанное нами помощию оных должно почитать за истинное и несомнителыюе столько же, как что мы или сами испытали, или категорически познали, ибо сомневаться без причины - доказывает человека или очень боязливого, или чрезмерно надменного. Здравомыслящий никак не решится отвергать того, что подтверждается весьма многими доводами и что ничем не опровергается.

  

  

   § 98. Непосредственные заключения суть такого рода предложения, которые из других сами по себе, без всякого искусственного мыслей соображения, следуют или из коих, допустив одно, никак нельзя не допустить и другого. Образ такого заключения имеет место:

   1. В превращенных предложениях (§ 58), где от одного непосредственно можно заключить к другому.

   2. В предложениях тождественных различного качества или из коих одно будет отрицательное, а другое утвердительное, напр.:

   Всякий человек смертен.

   След. Нет ни одного человека, который бы был бессмертен.

   4. В раздроблении определения, где идеи, составляющие определение, все приписываются определяемому.

   5. Из одного также предложения частного выводится другое частное, или подпротивное...

  

  

  

   § 99. Истина, как уже сказано (§ 15), состоит в сообразности мыслей или суждении наших с самыми предметами. Но в рассуждении сей сообразности мы различным образом бываем уверены, ибо: 1) иное предложение столь очевидно бывает справедливо, что никакое сомнение, никакое затруднение в опом места иметь не может, и такая истина называется очевидною (evidens); 2) иное предложение так же бывает ясно, по сопряжено с некоторыми затруднениями, которых мы решить не можем, которые, однако ж, для преимущественной силы резонов, в пользу того предложения служащих, за ничто почтены быть долженствуют, таковая истина называется достоверною (certa); 3) иное предложение бывает такого свойства, что мы несравненно более имеем резонов оное допустить, нежели отвергать, и таковое называется вероятным (probabilis); 4) иное таково, что мы хотя и никаких не имеем резонов отвергать оное, но мало и таких, которые бы принять оное нас заставляли, таковое предложение есть правдоподобное (verosimilis); 5) наконец, есть такие сомнительные предложения, что мы равное имеем право как допускать их, так и отвергать. Прочие же, которые еще менее имеют резонов в свою пользу, а больше противных, суть вообще невероятные или ложные.

   § 100. Итак, истина бывает или очевидная, или достоверная, а наши об вещах суждения бывают или справедливые, или ложные, несомнительные или вероятные, правдоподобные или сомнительные. Но между множеством предметов нашего познания очень немного таких, кои знаем мы точно или очевидно, о большей части можем судить только по одной достоверности, об очень многих - по вероятности или правдоподобию, а об иных суждения свои должны останавливать, то есть ни утверждать, ничего не отрицать, доколе не откроется к чему-либо достаточных резонов, что значит благоразумным образом сомневаться. Почему любителю истины, остерегающемуся заблуждений, очень нужно знать, чему и сколько должен он верить и на каких началах уверение свое основывать. Сим образом он по крайней мере ту выгоду приобретет, что, невозмозши снискать довольно ясного познания некоторых вещей, не будет в них ошибаться. Выгода очень немаловажная!

   § 101. Для того, прежде нежели мы приступим к показанию способов, посредством коих можем мы справедливое снискивать понятие о вещах, следует наперед предложить, на чем мы обыкновенно основываем свое уверение, и, показав разные виды таковых уверений и их силу, рассмотреть различную их важность и приспособление. Уверяемся же мы об истине или действительности чего-либо: 1) посредством внутреннего нашего чувства, или сознания; 2) посредством чувств внешних; 3) посредством раздробления идей и соображения оных; 4) посредством очевидной нелепости противного положения и, наконец, 5) посредством свидетельства других людей, которым мы должны верить. Рассмотрением чего и займемся в следующих отделениях.

  

  

   § 102. Посредством внутреннего нашего чувства, или собственного сознания нашей души (§ 16), удостоверяемся мы как о бытии нас самих, так и о действительности того, [что] в нас или с нами происходит. Следовательно, о действительности наших чувствований или понятий, хотений, наклонностей, наших действий или перемен, хотя бы они относились к телу, хотя бы к душе, уверяемся мы сами чрез себя, т. е. чрез то души нашей сознание (conscientia), по которому мы сами себя ощущаем. И отрицать верность такового удостоверения значило бы то же, что отрицать верность удостоверения о бытии собственном нашем, т. е. сомневаться о бытии самих себя. Из чего видно, что свидетельство внутреннего чувства есть первоначальный и надежнейший источник всякого удостоверения о том, что собственно до нас принадлежит.

   § 103. Но, несмотря на то, сие свидетельство часто бывает подозрительно, ибо: 1) одарены будучи способностию воображения и притом имея слабость забвения, часто действительные чувствования смешиваем с воображениями и о том, что некогда только живо воображали, говорим, что подлинно чувствовали, и напротив; 2) в ентузиастическом, или надмеру страстном, положении духа люди часто предметы своего желания или отвращения действительно видят, хотя оных и нет совсем или есть, но вовсе не таковые; 3) во всех болезнях, сопровождаемых с сумасшествием или продолжительным бредом, тако ж являются нам предметы, коих вовсе нет, и, однако ж, что мы их подлинно чувствовали или видели, о том удостоверяемся внутренним сознанием. Итак, иногда и в том, что в нас происходит, недостаточно бывает удостоверение внутреннего нашего чувства.

   § 104. Однако ж по сей причине еще нельзя отвергать его годности и употребительности. Ибо все сии случаи только показывают, что не совсем слепо на его полагаться должны и что душа наша иногда бывает подвержена таким слабостям и припадкам, в которых она сама себя, так сказать, забывает, а занимается единственно предметами своего воображения, представляющимися ей по законам оного (§ 26). Обман первого случая совершенно может быть истреблен свидетельством других людей, вместе бывших, и сличением обстоятельств. В случае ентузиазма пособлять нечем. Оный есть род некоторого сумасшествия, и мы свои дурачества любим, равно как и самих себя, и не хотим с ними расстаться. Однако ж обманчивости оного проходят как скоро простынет ентузиазм или потому, что иступленник сам наконец усматривает смешные и несбыточные свои бреды или другие нелепость оных благоразумным образом ему покажут. Что ж касается до сумасшествия, то мечты, бывающие в оном, нимало не ослабляют важности внутреннего удостоверения. На оное всегда может полагаться человек, находящийся в здравом рассудке и в спокойном положении духа, а для подвергнувшихся повреждению рассудка всякая логика бесполезна, и, несмотря на их уверения о действительности их мечтаний, ни один умный человек им не поверит.

   § 105. Итак, внутреннее уверение о действительности с нами случившегося не подлежит никакому сомнению: 1) когда нами сличены будут все тогдашние обстоятельства; 2) когда с собственным нашим сознанием согласны будут показания присутствовавших тогда, как скоро дело могло другими быть примечено, разумеется, что сие нужно только в случае сомнительности; 3) когда мы в то время никакою жестокою и душу возмущающею страстию объяты не были; 4) когда точно можем быть уверены, что тогда находились в положении здоровом и спокойном. Обманчивость внутреннего удостоверения называется у логиков обманом ложного чувствования (vitium subreptionis). Оная сверх вышепоказанных причин тако ж происходит от торопливости нашей в чувствовании, от желания пристрастного увидеть что-либо, от недостатка самого чувствования, который силимся мы дополнить из нашего воображения.

  

  

   § 106. Чувство внутреннее удостоверяет нас о действительности того, что с нами или в нас происходят; чувства внешние удостоверяют о бытии вещей, вне нас находящихся, и показывают нам качества оных. Чувства внешние находятся в известных органах нашего тела, перемены в коих, происходящие от действия внешних предметов и ощущаемые чувством внутренним, доставляют нам об сих предметах сведение. И хотя о действительности того, что чувствуем, обыкновенный здравый человеческий рассудок отнюдь не сомневается, но некоторые философы, сцептиками именуемые (за то, что обо всем силятся сомневаться), утверждают, что наши внешние чувствования не могут нас уверять о бытии внешних предметов, а еще менее об их подлинных качествах. Итак, следует теперь рассмотреть и то и другое.

   § 107. Перемены, в чувственных наших органах происходящие и созерцаемые душою, не могут происходить ни от самой души, ни от устроения наших чувств, ибо: 1) представления, собственно в душе бывающие, последуют одно за другим по закону воображения (§ 26); но в порядке чувствований внешних сей закон всегда почти нарушается, как видно из опыта. И притом мы, имея сознание внутреннее, не могли бы никакого делать различия между идеями, собственно от души нашей возбужденными, и между полученными от вне и впечатлевающимися в наше воображение часто поневоле, что, однако ж, бывает напротив; 2) не могут тако ж происходить сии ощущения от устроения самих чувственных органов, ибо одно устроение не предполагает еще никаких перемен в орудии, а только одну способность (Empfänglichkeit) к восприятию оных; сверх того, из одного орудного устроения никак не можно изъяснить столь многоразличных, столь разнообразно последующих друг за другом и столь часто себе противоположных перемен, каковые мы в своих чувственных органах можем приметить. Итак, остается, чтоб чувствования внешние происходили от действия внешних же вещей, чувственные наши органы известным образом раздражающих. Следовательно, чувствования внешние неоспоримо доказывают и бытие чувственных предметов, или тел.

   § 108. "Но точно ли внешние чувства представляют нам вещи таковыми, каковы они сами в себе суть?" Вот вопрос, который подлежит великим затруднениям, ибо: 1) часто примечается, что от устроения наших чувств зависит, в каковом виде вещи нам представляются. Примером сему служить могут все болезни и различные состояния чувственных органов; 2) раздражения, от внешних вещей производимые, суть только действия сих на последние; и можно ли от действия заключать сполна о свойстве вещи действующей, в образе своем несколько зависит и от устроения и от состояния самих органов?

   § 109. Чтоб выдти из замешательства при таковых затруднениях, то надлежит нам припомнить, что чувства наши назначены для того, дабы посредством оных могли мы получать о внешних вещах сведение. Посему оные от натуры и устроены быть долженствуют сообразно сему намерению. Но как устроены они у всех почти людей одинаковым образом (не говоря о повреждении), то явствует, что таковое их устроение было сообразно с их назначением и что естьли бы они устроены были иначе, то б мы не могли посредством чувств получать таких сведений о вещах, кои бы могли употреблять в свою пользу. Таким образом, естьли бы наше зрение и слух были острее, то б мы не имели никакого понятия о красоте видов и приятности музыки и, следовательно, так как человеки, лишены бы были немаловажной части своих удовольствий. После сего можно теперь поставить за истинное, что чувства представляют нам вещи точно так, как они представлять их должны, судя по тому состоянию, в каковом вообще все мы, люди, находимся, и что сама природа определила, чтоб они представляли нам вещи таким, а не другим образом. Но за сие мы не можем знать вещей, каковы они сами в себе суть. Какая в том нужда, когда знать можем их так, что знание свое можем употреблять в свою пользу? Ето только показывает, что представление вещей инакое, нежели как обыкновенно у нас бывает, было для нашего состояния несовместно, несообразно и для нас бесполезно и даже вредно. Сверх всего, и в тех редких случаях, когда нам потребно бывает подробнее обыкновенного ведать внешние вещи, мы можем чувства свои вооружить, можем принять в помощь свой рассудок и сим образом наградить чувств наших недостаток.

   § 110. Но между тем не можно думать, чтоб чувства во всем переиначивали предметы. Они только представляют нам оные в виде слитном, или смешанном, которая, однако ж, слитность при вооружении чувств и при употреблении рассудка уменьшается или совсем почти пропадает. Что ж касается до главного и общего свойства всех чувственных предметов, то оное совсем пребывает неизменно, ибо относительная величина, фигура внешняя, упорность тел и их вещественность наблюдаются нами не по устроению наших чувств, но по тому, что тела суть таковы. И притом никакого резона не видно, почему бы от натуры определено было, чтоб тела представлялись нам совсем в превратном виде. Итак, можно принять за истинное, что чувства представляют нам предметы столько, сколько для нас нужно, и со столькими качествами, скольких познание для нас потребно. Для сего хотя и можно допустить, что мы внутренних и всех качеств вещества не знаем посредством чувств, однако ж знаем оное столько, сколько нужно для нашего употребления и для отличительного и верного об вещественных предметах понятия.

   § 111. Что касается до второго возражения, т. е. что от действия предметов на чувства не можно заключать сполна о свойствах оных, то сие справедливо. Но поелику мы уже уступили, что мы естество вещества, или тел, знать можем не совершенно, но только частию, то справедливо будет тако ж и то, что от действий тел, нам известных и ощутительных, мы можем заключать и о свойствах оных, от которых таковые действия происходить долженствуют. Да, впрочем, от чувств не можно требовать, чтоб они показывали нам тела так, как они сами в себе суть, когда мы со всем своим рассудком никакой вещи более знать не можем, как столько, сколько показывают нам оную обнаруживающиеся ее действия или перемены.

   § 112. Сцептики, а наипаче новейшие, утверждают, что "чувства никакого не доставляют нам надежного сведения о бытии и о свойствах тел, для того что мы не знаем, каким образом и почему чувствуем, потому что образ действия предметов на чувства и образ отношения чувств наружных к чувству внутреннему нам неизвестен". На сие ответствуется: мы тако ж неизвестны, каким образом мы можем помнить и забывать, почему можем мыслить, почему имеем такие способности, а не другие, однако ж о бытии оных в нас нимало не сомневаемся, потому что наше внутреннее чувство нас о том уверяет, что мы ощущаем внешние предметы и что сих ощущений причиною не сами мы. Для того о бытии и состоянии оных, по крайней мере чувствуемом, сомневаться не следует.

   § 113. При всем том чувства нас иногда действительно обманывают, т. е. представляют нам вещи инаково, нежели каковы они в самом деле. Но сие происходит не оттого, что они с тем устроены, чтоб нас обманывать, но что мы или не надлежащим образом их употребляем, или более надлежащего им доверяем. Почему нужно предложить в предосторожность некоторые замечания о правильном употреблении чувств и о потребностях верного чувствования.

   I. Чтоб мы могли хорошо ощущать предметы, для сего требуется:

   1. Чтоб чувства были здоровые и неповрежденные.

   2. Чтоб находились в настоящем расстоянии от предметов.

   3. Чтоб не было какого-либо препятствия для ощущения предметов надлежащим образом.

   II. В рассуждении правильного употребления чувств надлежит заметить:

   1. Когда можно, то на один предмет употреблять разные чувства.

   2. Не вдруг делать заключение о свойствах предмета, но наперед рассудить, ибо часто случается, что наружный вид тел не соответствует их составу.

   3. Для того в рассуждении внутренних качеств чувствуемых предметов не полагаться на одно показание чувств, но делать приличные опыты и из оных выводить осторожные последствия.

  

  

   § 114. Посредством соображения (synthesis) идей, означающих главные качества какой-либо вещи, удостоверяемся мы о возможности оной или невозможности. Посредством раздробления оных удостоверяемся о вторичных качествах вещей, происходящих от качеств первоначальных. Наконец, посредством раздробления и соображения идей вместе уверяемся о качествах, находящихся в вещи, или положительных, или о качествах оные отрицательных. Посему о всех сих родах удостоверения теперь предложим.

   § 115. Два какие-либо свойства, друг другу противоборствующие, по необходимости должны друг друга истребить, будучи вместе; в сем уверить нас может рассуждение, подкрепляемое всегдашним опытом. Итак, те мнимые вещи, которые содержат в себе качества, прямо противоположенные одно другому или противоборствующие между собою, должны, без всякого сомнения, почитаться невозможными. Л напротив того, все те, коих качества между собою не противоборствуют и друг друга не истребляют, долженствуют приняты быть за возможные. Если б кто в справедливости сего вздумал усумниться, для удостоверения такого можно сослаться на собственное его чувство внутреннее и чувства наружные, или повседневный его опыт.

   § 116. Итак, положив сие за неоспоримое, приступим к рассмотрению того, можем ли мы точно удостоверяться посредством раздробления идей, составляющих первоначальные качества вещи? Во всех вещах приметны два рода существенных качеств: одни первоначальные, а другие от сих происходящие или по необходимости из них следующие (§ 64). Посему от первоначального качества вещи столь же можно делать заключения и обо всех следующих из оного, как можем мы заключать от рода об виде, от целого об частях. Таковые заключения всегда суть тождественны (§ 55) с своим главным началом, ибо говорить, что человек одарен способностию сообщать свои мысли, рассуждать, помнить прошедшее и думать о будущем, - значит то же, что сказать, что он одарен способностию разума, потому что разум заключает в понятии своем все сии различные способности. И потому, раздробляя главную идею на заключающиеся в ней и сии на другие, всегда можем мы делать заключения от первоначальных вещи качеств ко вторичным; и все таковые заключения будут справедливы, потому что будут тождественны с своим началом, или с предложением, изъясняющим какое-либо первоначальное свойство вещи. Впрочем, нельзя не заметить, что вся верность таковых умозаключений зависит от справедливого раздробления качеств первоначальных на включающиеся в оных. В противном случае ошибка будет неизбежна; и мы, когда в раздроблении главной идеи на составные, хотя примешаем одно понятие, в состав главного не по необходимости входящие, то непременно должны будем приписать той вещи множество таких "свойств, которых она отнюдь не имеет.

   § 117. Посредством соображения идей и раздробления оных, бывающего вместе, открывается еще третий вид идеального удостоверения, именно ж: 1) от примеченных в какой-либо вещи внешних качеств уверяемся о качествах ее первоначальных и внутренних, оными предполагаемых; 2) соображая открытые в каковой-либо вещи качества с разными принадлежностями вещей, отвлеченно и особенно взятыми, уверяемся о совместности в вещи некоторых из них и об несовместимости других, т. е. об случайностях вещи возможных и о принадлежностях оные отрицательных. Первое бывает следующим образом: мы примечаем в вещи какой-либо качество, которое сомневаемся почесть за первоначальное и которое, однако ж, есть неизъяснимо из первоначальных свойств той вещи, нам известных. В таком случае пытаемся в прибавок к оным приписывать ей порознь новые какие-либо свойства и с каждым из них соображаем то примеченное нами и дотоле неизъясняемое качество. Сие продолжаем до тех пор, пока не найдем такого, из которого оное качество естественным и очевидным образом следует. Из чего видно, что тогда мы умствуем силлогизмом разделительным, с тою только разностию, что здесь заключение полную свою силу имеет не от отрицания прочих членов (§ 87), но вместе и от утверждения, и притом с преимущественною ясностию, оставшегося.

   § 118. Из чего видно, что верность такового умозаключения зависит: 1) от достаточного и верного понятия первоначальных известных нам свойств вещи; 2) от правильного приноровления к оным, открытого нами, о котором дело идет, ее качества; 3) от возможно полного собрания подположительно приписываемых к вещи в прибавок к прежним новых свойств и от достаточного и верного об каждой из них понятия и 4) от преимущественно очевидной сообразности того качества с одним каким-либо из оных подположительно приписываемых той вещи свойств. Само по себе явствует, сколь трудно удовлетворить всем таковым требованиям и сколь легко в чем-нибудь ошибиться. Почему и не удивительно, что ученые, в общих началах будучи согласны, столь часто несогласны бывают в последствиях, ибо в таковом умозаключении одна ошибка, нарочно или ненарочно сделанная, по необходимости долженствует за собою вести многие другие. Для чего великая потребна осторожность и крайнее медление, чтоб не сделать никакой ошибки в таком умствовании и чтоб сделать оное верным, по крайней мере в смысле отрицательном.

   § 119. Второй способ умозаключения по раздроблению и соображению идей, вместе бывающему (§ 117), гораздо простее и вернее предыдущего, ибо весь он основывается на внутренней идей сообразности или противоположности (§ 115). Почему, открыв в вещи какие-либо качества, хотя б то были первоначальные, хотя б вторичные, и соображая с оными какие-либо принадлежности вещей, отвлеченно и особенно взятые, тотчас можно видеть совместность их или несовместность с оными рассматриваемыми нами вещи качествами; а посему и смело можно утверждать, возможны ли оные для той вещи или нет, ибо было бы очевидное противоречие утверждать, что может вещь иметь некоторые принадлежности, противоречащие хотя каким-либо ее свойствам. Впрочем, поелику здесь дело идет об одной только возможности, то еще отнюдь не можно заключать от совместности в вещи некоторых принадлежностей, о действительном их в оном присутствии. Для сего потребны другие основания, как, наприм., опыты, или идеальное удостоверение (§ 116).

  

  

   § 120. Два предложения, совершенно противоположные между собою, никак не могут быть вместе справедливы (§ 56), ибо одно всегда есть опровержение другого. Впрочем, не могут быть также и ложны, ибо из двух неизбежных крайностей по необходимости надлежит принять одну, а другую отвергнуть. В сем удостоверяет нас внутреннее наше чувство, или способность наша различать предметы наших мыслей. Итак, когда будет очевидно показана нелепость последствий, из какого-либо предложения по необходимости выводимых посредством разрешения главных идей, оное составляющих (§ 116), или посредством противоположения оного с другими истинами, нами уже дознанными и несомнительными, в таковом случае оное предложение остается ложным, а противоположенное ему - истинным, несмотря на то, хотя бы мы неосновательность первого и справедливость последнего никак не могли доказать ни опытами, ни идеальными какими-либо доводами (§ 114-119), ибо невообразимо и противоречиво, чтоб из истинного предложения могли естественно следовать нелепые и явно сами по себе ложные последствия.

   § 121. Сколь таковой род умозаключения пи есть естествен и сколь ни ясен, но и оный подвержен бывает часто ошибкам, ибо вся верность оного зависит от правильности выводимых последствий и от необходимости их последования, а мы, напротив того, нарочно или ненарочно, поставляем часто за необходимое последствие то, что отнюдь не может из рассматриваемого предложения следовать. Следовательно, на верность сего заключения только тогда можно полагаться, когда мы можем себя уверить, что в оном соблюдены все правила истинного удостоверения и все оного потребности, в предыдущих отделениях показанные.

   § 122. Могли уже, кажется, видеть, что достоверность умозаключений посредством соображения и раздробления идей и посредством нелепости, естественно следующей из какого-либо ложного предложения, вся основана на верности и справедливости понятий наших повсеместных или отвлеченных. Но некоторые противу оных замечают: "1) что они повсемственными произвольно почитаются, не более будучи как только частными, для того что только некоторые вещи нам известны, а не все; 2) что они, будучи отвлеченными, никакого подлинника у себя не имеют и, следовательно, от них к вещам особенным никакого заключения правильно делать не можно". Дабы не лишиться сей столь важной части удостоверения, надлежит рассмотреть силу и важность таковых возражений.

   § 123. То правда, что мы всех вещей не знаем и знать не можем, но из сего не следует, чтоб не могли иметь прямо повсемственных или общих понятий. Для сего надлежит рассмотреть, каким образом мы таковые понятия или предложения снискиваем. Сие же бывает: 1) от опытного наблюдения многих вещей, в коих, примечая мы общее свойство, делаем из того общее об них понятие; 2) от соображения такового их общего свойства с разными принадлежностями вещей, отвлеченно взятыми (§ 115), в каком случае иные из них находим совместными, а другие напротив; 3) от вывождения из таковых понятий или предложений естественно выходящих последствий (§ 120). Для того о справедливости таковых повсемственных предложений удостоверяет нас опыт и No"утренняя идей сообразность; и мы только в том смысле признаем оные повсемственными, в каковом заставляет признать их таковыми опыт или необходимое умозаключение. Посему справедливыми повсемственными понятиями и предложениями долженствуют почесться все те, кои утверждены на опыте и правильном умозаключении и в коих без противоречия не можно сделать никакого исключения. Сверх сего, надобно заметить и то, что естьли б все повсемственные понятия были подозрительны, то б не была возможна никакая наука, никакое знание.

   § 124. Что касается до второго возражения, что все отвлеченные понятия никакого у себя подлинника не имеют, то и оное несправедливо, ибо подлинником оных суть все те вещи, от коих они отвлечены. Следовательно, раздробляя какое либо отвлеченное понятие, или общее свойство вещей и выводя из того последствия, можем оные приноровлять ко всем особенным вещам, под тем общим понятием заключающимся.

   § 125. Есть еще третий род понятий, которые, не будучи чувственными, не могут, однако ж, почесться и отвлеченными, потому что приобретаются посредством сравнительного умозаключения. Сии понятия назвать можем мы разумными (ratiocinando acquisitae). Оные приобретаем мы следующим образом. Приметив в вещах какую-либо принадлежность и раздробляя оную, приноравляем со всеми оттуда происходящими последствиями к существенным свойствам тех вещей. И когда видим, что сия принадлежность не только из их свойств не следует, но и прямо им противоположна, то заключаем, что оная не к ним принадлежит, но относится прямо к какой-либо вещи, со всем особенное от оных свойство имеющей. Почему посредством противоположения образуем себе понятие о сей вещи, которое в рассуждении сравнения его с теми вещами будет отрицательное, а в рассуждении принадлежности, ему приписанной,- утвердительное. Таковы суть вообще понятия о существах простых или бестелесных. Поелику оные снискиваются по необходимости правильного умозаключения, то нельзя их не почитать верными, но притом надлежит помнить, что мы не далее об них можем простирать свои умозаключения, как сколько руководит к тому нас опыт и извлеченные из оного необходимые последствия (§ 116-117). В чем, однако ж, ученые очень много погрешают.

  

  

   § 126. Круг наших познаний был бы очень ограничен, естьли б мы знали только то, что чувствовали или до чего дошли сами собственным своим рассуждением. Судя по обстоятельствам, в которых мы находимся, многие познания по необходимости долженствуем заимствовать от других, Сие бывает тогда, когда мы другим, о правдивости коих не имеем причины сомневаться, верим в рассуждении повествуемого ими; и вера (fides) вообще есть признание за истину чего-либо по причине свидетельства о том другого. Впрочем, заметить надобно, что верить можно по причине свидетельства других только тому, что чувствам одним подвержено и чего, однако ж, мы чувствовать или не могли, или не можем.

   § 127. Чтоб уверение по причине свидетельства других было полное, то требуется: 1) чтобы число свидетелей, судя по сличению обстоятельств, было довольное; 2) чтоб свидетели были достойные вероятия, т. е. чтоб мы об них могли быть уверены, что они ни же хотели нас обмануть, ни же сами в повествуемом ими деле обманывалися; 3) чтоб свидетельства их были постоянны, т. е. чтоб сами себе и между собою не противоречили в важнейших статьях повествуемого ими дела; 4) чтоб противные свидетельства, естьли какие случатся, не имели так