Одоевский Владимир Федорович - В память о князе Владимире Федоровиче Одоевском

nbsp; 

  

  

   Неумолимо-стремительно несется потокъ времени, и въ каждомъ его брызгѣ исчезаетъ жизнь человѣка. Не уcпѣли мы помянуть добраго товарища, какъ другой ужь отлетѣлъ въ вѣчность; не уcпѣли мы свыкнуться съ признакомъ жизни, какъ онъ уступаетъ ужь мѣсто туманной дѣйствительности смерти. И каждый разъ смерть застаетъ насъ врасплохъ, какъ будто неожиданность, несправедливость и обида; каждый разъ спрашиваешь себя: зачѣмъ же это такъ? почему? съ какого права? Все, кажется, было такъ хорошо устроено: комнаты были так³я уютныя; на полкахъ громоздились так³я знакомыя намъ книги; въ такомъ-то углу стояло фортепьяно; вокругъ письменныхъ столовъ, заваленныхъ бумагами, ожидали друзей дома так³я покойныя сѣдалища... Чего не слыхали эти спутники домашней жизни! кого не видали они! На этомъ диванѣ Пушкинъ слушалъ благоговѣйно Жуковскаго; графиня Ростопчина читала Лермонтову свое послѣднее стихотворен³е; Гоголь подслушивалъ свѣтск³я рѣчи; Глинка разспрашивалъ графа В³ельгорскаго про разрѣшен³е контрапунктныхъ задачъ; Даргомыжск³й замышлялъ новую оперу и мечталъ о либретистѣ. Тутъ перебывали всѣ начинающ³е и подвизающ³еся въ области науки и искусства - и посреди ихъ хозяинъ дома, то прислушивался къ разговору, то поощрялъ дебютанта, то тихимъ своимъ добросердечнымъ голосомъ дѣлалъ свои замѣчан³я, всегда исполненныя знан³я и незлоб³я... И не стало болѣе этого хозяина! Рушился домъ привѣтливый, просвѣщен³ю гостепр³имный! Такихъ домовъ вы знали четыре: домъ Олениныхъ, домъ Карамзиныхъ, домъ В³ельгорскихъ, домъ Одоевскихъ. Въ этихъ домахъ учоные и мыслители, поэты и художники были не въ гостяхъ, a y себя дома; они чувствовали себя, какъ въ родимомъ гнѣздѣ. И то сказать надо, что ихъ было не много: для нихъ было достаточно одного крова, одной семьи. Теперь подобныя средоточ³я, можетъ быть, болѣе ненужны. Представители движен³я въ наукѣ и въ искусствѣ размножились; они уже образуютъ не кружокъ, a стих³ю. Въ этой стих³и мало видно еще яркихъ звѣздъ, но то, что прежде было явлен³емъ исключительнымъ, становится нынѣ общею потребностью; просвѣщен³е не бьетъ уже отдѣльными ключами, a разливается широкимъ полотномъ правильной рѣки. Время сдѣлало свое - будущность выработаетъ новыхъ людей, опредѣлитъ новыя призван³я.

   Но какъ бы то ни было, имена Олениныхъ, Карамзиныхъ, В³ельгорскихъ и Одоевскихъ не умрутъ въ истор³и русскаго просвѣщен³я. Теперь могилы еще слишкомъ свѣжи, память еще слишкомъ тревожна и жива; но по мѣрѣ того, какъ событ³я будутъ отдаляться въ прошедшее, по мѣрѣ того, какъ воспоминан³я будутъ переходить къ спокойств³ю лѣтописи, заслуги ревнителей и духовныхъ меценатовъ русскаго знан³я оцѣнятся по достоинству и передадутся потомству.

   Человѣкъ умираетъ - не умираетъ человѣчество, и все стремится впередъ къ божественной цѣли своей, укрѣпляя, развивая и обогащая общую мысль, общее чувство, общую жизнь. Въ этой общей жизни равно участвуютъ и отживш³е и живущ³е, такъ какъ нашъ м³ръ только видимое поле для труда; но ходъ и цѣль труда человѣческаго не отъ м³ра сего; но смыслъ общаго усовершенствован³я недоступенъ нашимъ понят³ямъ. Инымъ людямъ суждено быть безгласными участниками общаго движен³я, другимъ - воинствующими двигателями въ разладъ съ общественнымъ равнодуш³емъ; третьимъ назначено быть духовною связью между устанавливающимися познан³ями и звеномъ соединен³я между ихъ представителями.

   Такое призван³е выпало на долю скончавшагося нынѣ въ Москвѣ князя B. Ѳ. Одоевскаго. Будемъ надѣяться, что его подробная б³ограф³я сдѣлается предметомъ внимательнаго, отчотливаго занят³я. Въ такой б³ограф³и нуждаются всѣ ревнители отечественнаго блага: она будетъ не только памятникомъ человѣка, памятникомъ эпохи - она будетъ высокимъ поучен³емъ для нашего юношества, въ то время, когда убѣжден³я и страсти еще ожидаютъ разграничен³я.

   По происхожден³ю своему, князь Одоевск³й стоялъ во главѣ всего русскаго дворянства. Онъ это зналъ; но въ душѣ его не было мѣста для кичливости - въ душѣ его было мѣсто только для любви. Свое родовое значен³е онъ созналъ не высокомѣр³емъ предъ другими, a прежде всего строгостью къ самому себѣ и неограниченною преданностью къ началамъ человѣчности. Съ самаго юнаго возраста, онъ не увлекался страстными порывами, берегъ чистоту своего имени, велъ жизнь невозмутимо-нравственную, безсребренную, скромную, радушную, не возбуждалъ въ другихъ ни гнѣва, ни досады, не затрогивалъ чужого самолюб³я, и самъ никогда не допускалъ въ себѣ нетерпѣн³я, этого обыкновеннаго свойства людей, посвятившихъ себя искусству и наукѣ.

   Передъ нами лежитъ письмо о его кончинѣ. Въ этомъ письмѣ замѣчательно вѣрно сказано: "что-то кроткое постоянно примѣшивается къ воспоминан³ю объ этомъ человѣкѣ." И дѣйствительно, вотъ впечатлѣн³е, оставленное имъ во всѣхъ его знавшихъ. Никто не скажетъ, что испыталъ отъ него непр³ятность, слышалъ язвительное слово, вынужденъ былъ къ ссорѣ. Каждый шолъ къ нему, какъ къ родственнику, къ другу, къ наперснику, къ покровителю, и каждый находилъ привѣтливое слово, добрый совѣтъ, a въ случаѣ надобности, и горячее заступничество.

   Князь Одоевск³й оставилъ по себѣ память прекрасную, какъ человѣкъ, какъ общественный дѣятель, какъ писатель, какъ музыкантъ, какъ учоный. Съ этихъ различныхъ сторонъ долженъ оцѣнить его будущ³й его б³ографъ.

   Выше всего стоялъ онъ какъ человѣкъ, и проч³я его заслуги были только послѣдств³емъ его исключительно-благородной, любящей, кроткой и неутомимо-дѣятельной природы. Въ душѣ его было нѣчто нѣжно-дѣтское, просвѣчивавшее во всѣхъ его поступкахъ и рѣчахъ. Но эта дѣтская нѣжность никогда не колебала непреклонныхъ убѣжден³й гражданина, въ трудахъ возмужалаго. Жизнь его была жизнь преимущественно кабинетная, жизнь учонаго, какъ такъ ему были знакомы всѣ отрасли человѣческихъ знан³й; но какъ только въ м³рѣ науки или искусства обозначалось какое-нибудь подающее надежду явлен³е, Одоевск³й былъ уже тамъ; снисходительный, поощряющ³й, сочувствующ³й. Нужно ли было слово замолвить, поправить ошибку, поддержать передъ сильными м³ра сего - Одоевск³й уже тамъ, забываетъ, что онъ слабъ и нездоровъ, хлопочетъ, объясняетъ, ѣздитъ, проситъ и добивается своего. И, добившись своего, онъ спѣшитъ домой отдохнуть, то-есть, погрузиться въ законы акустики, опредѣлить археологическую постепенность музыкальной науки, сдѣлать наблюден³е надъ галванизмомъ, вывести математическ³я таблицы, углубиться въ созерцан³е естественныхъ наукъ, медицины, физ³олог³и, философ³и, педагогики, прочитать новую книгу, написать кому-нибудь въ помощь газетную статейку. Такъ отдыхалъ онъ! Затѣмъ, собственно музыка была для него лакомствомъ. Онъ любилъ ее страстно, но любилъ не по одной нервной впечатлительности артиста, a какъ испытатель сочетан³я звуковъ, какъ изыскатель точныхъ законовъ и изобрѣтатель новыхъ инструментовъ.

   Пытливость его въ дѣлѣ науки не знала отдыха. Она не имѣла свойства чувственнаго; она проникнута была смысломъ аскетическимъ науки для науки; она была не пьедесталомъ для его личности, a стремлен³емъ къ его цѣли, причомъ самъ онъ исчезалъ передъ собою. Изъ этого уже можетъ опредѣлиться человѣкъ, олицетворивш³й въ себѣ одну только любовь безъ подчинен³я мелочамъ личныхъ инстинктовъ. Онъ не понималъ ни самодовольства, ни зависти; онъ отъ души радовался всякому чужому успѣху, потому что въ каждомъ чужомъ успѣхѣ видѣлъ новую силу для просвѣщен³я, новое развит³е своей завѣтной мысли. Первыми друзьями его были его книги. Еще въ томъ возрастѣ, когда увлечен³я такъ заманчивы и тревожны, онъ уже обладалъ мудрымъ спокойств³емъ старца, не утрачивая, притомъ, никогда ни сердца юноши, ни младенческой душевной чиототы.

   Я сблизился съ нимъ въ тридцатыхъ годахъ, когда онъ жилъ въ Мошковомъ переулкѣ, гдѣ занималъ флигель въ домѣ его тестя, С. С. Ланскаго. Квартира его, какъ всегда, была скромная, но уже украшалась замѣчательною библ³отекой, постоянно имъ дополнявшейся до дня кончины. Въ этомъ безмятежномъ святилищѣ знан³я, мысли, соглас³я, радуш³я сходился по субботамъ весь цвѣтъ петербургскаго населен³я. Государственные сановники, просвѣщонные дипломаты, археологи, артисты, писатели, журналисты, путешественники, молодые люди, свѣтск³я образованныя красавицы встрѣчались тутъ безъ удивлен³я, и всѣмъ этимъ представителямъ столь разнородныхъ понят³й было хорошо и ловко; всѣ смотрѣли другъ на друга привѣтливо, всѣ забывали, что за чертой этого дома жизнь идетъ совсѣмъ другимъ порядкомъ. Я видѣлъ тутъ, какъ андреевск³й кавалеръ бесѣдовалъ съ учонымъ, одѣтымъ въ гороховый сюртукъ; я видѣлъ тутъ измученнаго Пушкина во время его кровавой драмы - я всѣхъ ихъ тутъ видѣлъ, нашихъ незабвенныхъ, братствующихъ поэтовъ и мыслителей. Имъ нужно было имѣть тогда точку соединен³я въ такомъ центрѣ, гдѣ бы андреевск³й кавалеръ зналъ, что его не встрѣтитъ низкопоклонство, гдѣ бы гороховый сюртукъ чувствовалъ, что его не оскорбитъ пренебрежен³е. Всѣ понимали, что хозяинъ, еще тогда молодой, не притворялся, что онъ ихъ любитъ, что онъ ихъ дѣйствительно любитъ, любитъ во имя любви, соглас³я, взаимнаго уважен³я, общей службы образован³ю, и что ему все равно, кто какой кличкой бы ни назывался и въ какомъ бы платьѣ ни ходилъ.

   Это прямое обращен³е къ человѣчности, a не къ обстановкѣ каждаго образовало ту притягательную силу къ дому Одоевскихъ, которая не обусловливается ни роскошными угощен³ями, ни краснорѣч³емъ лицемѣрнаго сочувств³я.

   Домъ Одоевскихъ былъ не только храмомъ знан³я - онъ былъ еще школой жизни. Онъ доказывалъ, что существенное выше условнаго, что цѣль добра достигается только путемъ любви. Мног³е обязаны своему наставнику и другу сознан³емъ, столь важнымъ въ настоящее время, когда мыслямъ и чувствамъ дано болѣе простора, что въ презрѣн³и, въ злобѣ не можетъ быть проку.

   Можно сказать, что покойникъ отыскивалъ съ жадностью въ каждомъ хорошую сторону, способность на пользу, проблескъ таланта. Онъ не говорилъ еще съ нимъ, a уже былъ его братомъ. Иногда онъ заблуждался; но заблужден³я его были свѣтлыми заблужден³ями. Иногда онъ встрѣчалъ даровитость, способность, симпатичность тамъ, гдѣ ихъ не было; но тамъ, гдѣ онѣ были, онъ никогда не проходилъ мимо и не зналъ ни лѣни, ни усталости. Лѣнь онъ называлъ славянщиной, извинялъ ее въ другихъ, недопускалъ въ себѣ.

   Таковъ былъ человѣкъ. Такимъ онъ остался до смерти - и отъ жизни его сохранился тих³й отблескъ самоотвержен³я, преданности безкорыст³я.

   Какъ дѣятель общественный, онъ посвящалъ свое время на устройство и улучшен³е пр³ютовъ, дѣтскихъ школъ, педагогическихъ пр³емовъ, на облегчен³е участи нищихъ и нуждающихся, на разработку практическихъ вопросовъ гражданскаго благоустройства, на изучен³е законовъ и точнаго ихъ примѣнен³я къ правосуд³ю и жизни. Онъ былъ рачителемъ чужой нужды, ходатаемъ за чужое горе. Онъ не былъ рожденъ для порывистой страстности - онъ стоялъ выше.

   Науку и искусство онъ любилъ, какъ любилъ человѣчество - просто, безкорыстно, самоотверженно.

   Ученость его была многосторонняя и глубокая. Никогда онъ не хвасталъ ею. Музыкальныя его познан³я ставили его на ряду съ первыми музыкальными спец³алистами. Никогда онъ не тщеславгтлся ими, такъ какъ вообще былъ чуждъ тщеслав³ю, не имѣлъ потребности выказаться, блеснуть, вынудить зависть или рукоплескан³я. Онъ жилъ посредствамъ, средствамъ весьма скромнымъ, и ему на мысль не приходило, что можно совѣститься быть богатымъ. Что есть, то есть, a пустяковъ ненужно; была бы душевная святыня, было бы умственное богатство. Это чувствовалъ не только онъ самъ - это чувствовали y него всѣ его посѣщавш³е.

   Въ нашемъ обществѣ князь Одоевск³й былъ явлен³емъ исключительнымъ. Его призван³емъ было не столько творчество, сколько согласован³е, и онъ всегда оставался вѣренъ своему призван³ю.

   Въ молодости онъ былъ литераторомъ и оставилъ за собою почотное имя въ истор³и нашей словесности. Словесность была y насъ нѣкогда истокомъ для душъ, жаждавшихъ дѣятельности. Какъ писатель, онъ ознаменовалъ себя, вопервыхъ, замѣчательнымъ слогомъ и совершеннымъ знан³емъ языка, чтó въ то время было большою рѣдкостью, вовторыхъ, фантаз³ей кроткой и задумчивой и скорѣе соболѣзнован³емъ къ жизни, чѣмъ возстан³емъ противъ ея слабостей и обмановъ. По мѣрѣ того, какъ кругъ его вл³ян³я разширялся, онъ перешолъ постепенно отъ роскоши вымысла къ насущнымъ потребностямъ народнаго пробужден³я.

   Когда общество дремлетъ, являются поэты и будятъ сонныхъ; когда общество устанавливается, поэтовъ уже ненужно: нужны чернорабоч³е - каменьщики, школьные учители, законники, люди самоотверженные, противодѣятели мятежнымъ порывамъ, поборники незлобствующаго просвѣщен³я. Нужно уже не себя возвеличивать, a другимъ помогать.

   Въ этомъ отношен³и, потомокъ древнѣйшаго русскаго имени оставилъ намъ трогательный, поучительный примѣръ. Съ его кончиной прекращается родъ князей Одоевскихъ, но послѣдн³й изъ Одоевскихъ достойно завершилъ существован³е тысячелѣтней семьи. Рожденный для знатности и для вдохновен³я, онъ сдѣлался чернорабочимъ во имя своихъ брат³й, онъ былъ каменьщикомъ при сооружен³и нашего общественнаго здан³я; онъ былъ школьнымъ учителемъ и въ дѣлѣ науки и въ дѣлѣ искусства, онъ былъ законникомъ и въ судѣ всегда отстаивалъ истину; но въ особенности онъ былъ человѣкъ любящ³й и преданный. Онъ молился просвѣщен³ю, какъ святынѣ, и оберегалъ свою святыню отъ лжеучителей и измѣны.

   Дѣтей y него не было: его дѣтьми были всѣ сироты и неимущ³е. Его семьею было все человѣчество. Онъ оставилъ по себѣ вдову, жившую его жизнью. Ей суждено было страшное горе - пережить его, и жить она болѣе не можетъ; она можетъ только доживать.

   Но Провидѣн³ю угодно было взыскать ее самымъ тяжкимъ испытан³емъ, потому что на ней лежитъ еще одна послѣдняя обязанность. Въ судьбахъ Провидѣн³я ничто напрасно не совершается. Жизнь князя Одоевскаго ознаменовалась не рѣзкими событ³ями, a безпрерывнымъ рядомъ заботъ, трудовъ, домогательствъ, которыя выразились въ его статьяхъ, въ его перепискѣ, въ его запискахъ. Изъ этихъ свидѣтельствъ его неутомимости въ дѣлѣ общей пользы и можетъ опредѣлиться для его соотечественниковъ и для потомства итогъ его жизни. Охотниковъ для выборки найдется много; не мало найдется и перьевъ для б³ограф³и; но забота о собран³и матер³аловъ относится, естественно, къ постоянной спутницѣ столь поучительнаго и полезнаго существован³я. Мы не скажемъ ей, чтобъ она утѣшилась - мы eй скажемъ, что она должна продлить на вѣки жизнь, такъ долго ею оберегавшуюся, и увѣковѣчить эту жизнь неумирающимъ повѣствован³емъ. Тогда только она будетъ имѣть право, окончивъ свое земное назначен³е, подумать о себѣ и отдохнуть отъ горя.

  

  

  

   ...Человѣкъ никакъ не можетъ отдѣлаться отъ поэз³и; она, какъ одинъ изъ необходимыхъ элементовъ, входитъ въ каждое дѣйств³е человѣка, безъ чего жизнь этого дѣйств³я была бы невозможна; символъ этого психологическаго закона мы видимъ въ каждомъ организмѣ; онъ образуется изъ углекислоты, водорода и азота; пропорц³и этихъ элементовъ разнятся почти въ каждомъ животномъ тѣлѣ, но безъ одного изъ этихъ элементовъ существован³е такого тѣла было бы невозможно; въ м³рѣ психологическомъ, поэз³я есть одинъ изъ тѣхъ элементовъ, безъ которыхъ древо жизни должно было бы исчезнуть; отъ того даже въ каждомъ промышленномъ предпр³ят³и человѣка есть quantum поэз³и, какъ на оборотъ, въ каждомъ чисто-поэтическомъ произведен³и есть quantum вещественной пользы; такъ напр., нѣтъ сомнѣн³я, что страсбургская колокольня вмѣшалась невольно въ акц³онерск³е разсчеты, и была однимъ изъ магнитовъ, которые притянули желѣзную дорогу къ городу.

  

   ...Желѣзныя дороги - дѣло важное и великое. Это одно изъ оруд³й, которое дано человѣку для побѣды надъ природой; глубокiй смыслъ скрытъ въ этомъ явлен³и, на дêбетъ и крêдитъ; въ этомъ стремлен³и уничтожить время и пространство - чувство человѣческаго достоинства и его превосходства надъ природою. Въ этомъ чувствѣ, можетъ быть, воспоминанiе о его прежней силѣ и о прежней рабѣ его - природѣ.... Но сохрани насъ Богъ сосредоточить всѣ умственныя, нравственныя и физическ³я силы въ одно матер³альное направлен³е, какъ бы полезно оно ни было: будутъ ли то желѣзныя дороги, бумажныя прядильни, сукновальни или ситцевыя фабрики. Односторонность есть ядъ нынѣшнихъ обществъ, и тайная причина всѣхъ жалобъ, смутъ и недоумѣн³й; когда одна вѣтвь живетъ на счетъ цѣлаго дерева - дерево изсыхаетъ. {Томъ I, с. 58.}

  

  

   Было время, когда скептицизмъ почитался самою ужасною мысл³ю, которую когда-либо изобрѣтала душа человѣка; эта мысль убила все въ своемъ вѣкѣ: и вѣру, и науку, и искусство; она возмутила народы, какъ пески морск³е; она увѣнчала кипариснымъ вѣнцемъ клевѣтниковъ Провидѣнiя вмѣстѣ съ свѣтителями мipa; она заставила людей искать, какъ надежной пристани, разрушен³я, зла и ничтожества. Но есть чувство ужаснѣйшее самаго скептицизма, можетъ быть, болѣе благое въ своихъ послѣдств³яхъ, но за то болѣе мучительное для тѣхъ, которые осуждены испытать его.

  

   Скептицизмъ есть, въ нѣкоторомъ смыслѣ, м³ръ своего рода, м³ръ имѣвш³й свои законы, словомъ, м³ръ замкнутый, до нѣкоторой степени м³ръ спокойный.

  

   У скептицизма есть удовлетворенное желан³е - ничего не желать; исполненная надежда - ничего не надѣяться; успокоенная дѣятельность - ничего не искать; есть и вѣра - ничему не вѣрить. Но отличительный характеръ настоящаго мгновенiя - не есть собственно скептицизмъ, но желан³е выйти изъ скептицизма, чему-либо вѣрить, чего-либо искать - желан³е ничѣмъ не удовлетворенное и потому мучительное до невыразимости. Куда ни обращаетъ свой грустный взоръ другъ человѣчества - все опровергнуто, все поругано, все осмѣяно! нѣтъ жизни въ наукѣ, нѣтъ святыни въ искусствѣ! что мы говоримъ, нѣтъ мнѣн³я, котораго бы противное не было подтверждено всѣми доказательствами, возможными для человѣка. Так³я несчастныя эпохи противорѣч³я оканчиваются тѣмъ, что называется синкретизмомъ, то есть соединен³емъ въ безобразную систему, вопреки уму, всѣхъ самыхъ противорѣчащихъ мнѣнiй; так³е примѣры не рѣдки въ истор³и: когда, въ послѣднихъ вѣкахъ древняго м³ра, всѣ системы, всѣ мнѣн³я были потрясены, тогда просвѣщеннѣйш³е люди того времени спокойно соединяли самые противорѣчащ³е отрывки Аристотеля, Платона и Еврейскихъ предан³й. Въ нынѣшней старой Европѣ мы видимъ то же...

  

   Горькое и странное зрѣлище! Мнѣн³е противъ мнѣн³я, власть противъ власти, престолъ противъ престола, и вокругъ сего раздора - убiйственное, насмѣшливое равнодуш³е! Науки, вмѣсто того, чтобы стремиться къ тому единству, которое одно можетъ возвратить имъ ихъ мощную силу, науки раздробились въ прахъ летуч³й, общая связь ихъ потерялась, нѣтъ въ нихъ органической жизни; старый западъ, какъ младенецъ, видитъ однѣ части, однѣ признаки, - общее для него непостижимо и невозможно частные факты, наблюден³я, второстепенныя причины - скопляются въ безмѣрномъ количествѣ; - для чего? съ какою цѣл³ю? - узнать ихъ, не только изучить, не только повѣрить, было невозможност³ю уже во времена Лейбница; что жъ нынѣ, - когда скоро изучен³е незамѣтнаго насѣкомаго завладѣетъ назван³емъ науки, когда скоро и на нее человѣкъ посвятитъ жизнь свою, забывая все подлунное; ученые отказались отъ всесоединяющей силы ума человѣческаго; они еще не наскучили наблюдать, слѣдить за природою, но вѣрятъ лишь случаю, - отъ случая ожидаютъ они вдохновен³я истины, - они молятся случаю. Eventus magister stultorum. Уже въ томъ видятъ возвышен³е науки, когда она обращается въ ремесло!.. и слово язычника: мы ничего не знаем! глубоко напечатлѣлось на всѣхъ творен³яхъ нашего вѣка!... наука погибаетъ.

  

   Въ искусствѣ давно уже истребилось его значен³е; - оно уже не переносится въ тотъ чудесный м³ръ, въ которомъ, бывало, отдыхалъ человѣкъ отъ грусти здѣшняго м³ра; поэтъ потерялъ свою силу! онъ потерялъ вѣру въ самого себя - и люди уже не вѣрятъ ему; онъ самъ издѣвается надъ своимъ вдохновен³емъ и лишь этой насмѣшкою вымаливаетъ вниман³е толпы... искусство погибаетъ.

  

   Религ³озное чувство на Западѣ? - оно было бы давно уже забыто, еслибъ его внѣшн³й языкъ еще не остался для украшен³я, какъ политическая архитектура, или ³ероглифы на мебеляхъ, или для корыстныхъ видовъ людей, которые пользуются этимъ языкомъ, какъ новизною. Западный храмъ - политическая арена; его религ³озное чувство - условный знакъ мелкихъ партiй. Религ³озное чувство погибаетъ.

  

   Погибаютъ три главные дѣятели общественной жизни! Осмѣлимся же выговорить слово, которое можетъ быть теперь многимъ покажется страннымъ, и чрезъ нѣсколько времени - слишкомъ простымъ: западъ гибнетъ!

  

   Такъ, онъ гибнетъ! Пока онъ сбираетъ свои мелочныя сокровища, пока предается своему отчаян³ю - время бѣжитъ, a y времени есть собственная жизнь, отличная отъ жизни народовъ; оно бѣжитъ, скоро обгонитъ старую, одряхлѣвшую Европу - и можетъ быть, покроетъ ее тѣми же слоями недвижнаго пепла, которыми покрыты огромныя здан³я народовъ древней Америки, - народовъ безъ имени.

  

   Не ужъ-ли въ самомъ дѣлѣ, такая судьба ожидаетъ это гордое средоточ³е десяти вѣковъ просвѣщен³я? Не ужъ-ли какъ дымъ разлетятся изумительныя произведен³я древней науки и древняго искусства? Не ужъ-ли заглохнутъ не распустившись живыя растен³я, посѣянныя ген³ями - просвѣтителями?

  

   Иногда въ счастливыя мгновенiя, кажется, само Провидѣн³е возбуждаетъ въ человѣкѣ уснувшее чувство вѣры и любви къ наукѣ и искусству: иногда долго, вдалекѣ отъ бурь м³ра, хранитъ оно народъ, долженствующ³й показать снова путь, съ котораго совратилось человѣчество, и занять первое мѣсто между народами. Но одинъ новый, одинъ невинный народъ достоинъ сего великаго подвига; въ немъ одномъ, или посредствомъ его, еще возможно зарожденiе новаго свѣта, обнимающаго всѣ сферы ума и общественной жизни. {Ib. с. 306-310.}

  

  

   Фаустъ. - Ложь столькими покровами охватываетъ (нынѣшняго человѣка) съ первой минуты рожденiя, что борьба съ нею поглощаетъ всѣ его силы. Эти покровы кровяными жилами приросли къ человѣческому организму. Часто съ плачемъ и воплемъ срывая ихъ съ своей внутренности, послѣ долгихъ, неизмѣримыхъ страдан³й, истомленный, обезсиленный - думаешь, что достигнулъ до сердцевины души своей - ничего не бывало! тамъ новый покровъ, кровавый, безобразный, пятнающ³й чистоту воли, и... снова начинается та же работа. У меня притязан³е на одну привилег³ю: я бы хотѣлъ не обманывать, и не обманываться; но еще разъ, не знаю, имѣю ли и на нее право!

   Вячеславъ. - Успокойся. Эту привилег³ю ты раздѣляешь со всѣмъ родомъ человѣческимъ...

   Фаустъ. - Полно такъ ли? всегда человѣкъ обманывалъ себя и обманывалъ другихъ, но лишь въ наше время онъ достигнулъ до такого совершенства, что желаетъ быть обманутымъ.

   Викторъ. - Въ наше время? Напротивъ! Когда, въ какую эпоху дѣйствительность, очевидность, правда, были въ такомъ ходу, какъ нынѣ? Ужъ теперь ничего не выиграешь поверхностными соображен³ями, аналог³ями, приблизительными наблюден³ями: нынѣ требуютъ точности цифръ, фактовъ - они одни обращаютъ на себя вниман³е.

   Фаустъ. - То-есть, соскучивъ толковать, какъ бы поправить свое зрѣн³е и вычистить очки - больные оттолкнули отъ себя это досадное, безпокойное подозрѣнiе и безъ околичностей рѣшили, что ихъ зрѣн³е совершенно здорово и очки совершенно чисты; отъ того одинъ видитъ предметы зелеными, другой красными, пока не пр³йдетъ третiй и не станетъ увѣрять, что предметы ни зеленые, ни красные, a син³е. За ними приходитъ человѣкъ, который или тщательно соберетъ всѣ эти показан³я, такъ, просто для справки, или заключитъ, что въ предметѣ соединено все вмѣстѣ, и зеленое, и красное, и синее; тотъ и другой въ полномъ убѣжденiи, что изъ собран³я многихъ лжей можетъ наконецъ составиться истина, точно также, какъ физики прошедшаго вѣка доказывали, что солнечный свѣтъ состоитъ изъ всѣхъ грубыхъ цвѣтовъ, имъ пораждаемыхъ. Въ этомъ я и вижу бѣду; нѣтъ опаснѣе сумасшедшего, который вовсе не подозрѣваетъ, что онъ сумасшедшiй. Нѣтъ опаснѣе обманщика, который имѣетъ видъ откровеннаго человѣка.

   Викторъ. - Но гдѣ же эти обманы? и преимущественно въ нашемъ вѣкѣ?

   Фаустъ. - Повторяю: не только люди обманываютъ другъ друга, но даже знаютъ, что они обмануты.

   Вячеславъ. - Покрайней мѣрѣ, въ этомъ знанiи ты не отказываешь нашему вѣку?

   Фаустъ. - Въ томъ бѣда, а не шутка. Было время, когда, если человѣкъ оскорбленъ другимъ, то они подерутся и убьютъ другъ друга очень просто. Теперь въ нашъ вѣкъ, просвѣщенные люди точно также оскорбляютъ другъ друга, точно также убиваютъ, но съ прибавкою: одинъ почитаетъ другаго подлецомъ, но, вызывая на поединокъ, увѣряетъ въ своемъ искреннемъ почтенiи и преданности. Было время, когда человѣкъ напивался виномъ и оп³умомъ - не зная ихъ гибельнаго вл³ян³я на здоровье; теперь человѣкъ это очень хорошо знаетъ и однако напивается тѣмъ и другимъ. Мы такъ свыклись съ ложью, что эти два явлен³я кажутся намъ дѣломъ отнюдь не страннымъ. Не угодно ли посмотрѣть ихъ братцевъ и сестрицъ на земномъ шарѣ. Напримѣръ, въ такъ - называемыхъ представительныхъ правленiяхъ безпрестанно толкуютъ о желанiи народа; но всѣ знаютъ, что это желанiе только нѣсколькихъ спекуляторовъ; говорятъ: общее благо - всѣ знаютъ, что дѣло идетъ о выгодѣ нѣсколькихъ купцовъ, или, если угодно, акц³онерскихъ и другихъ компан³й. Куда бѣжитъ эта толпа народа? - выбирать себѣ законодателей - кого-то выберутъ? успокойтесь, это всѣ знаютъ - того, за кого больше заплачено. Что это за скопище? говорятъ о злоупотреблен³яхъ, о необходимости новыхъ мѣръ... о гибели отечества - толпа волнуется вокругъ ораторовъ... ничего! это врачи безъ больныхъ и адвокаты безъ процессовъ, имъ нечѣмъ жить, a вотъ, заварится кровавая каша, то, можетъ быть, и имъ достанется ложка: это и сами ораторы и всѣ слушатели знаютъ. Куда идутъ эти почтенные мужи? въ далек³я страны, для просвѣщен³я полудикихъ. Какой подвигъ самоотвержен³я! ничего не бывало; дѣло въ томъ, чтобы сбыть бумажные чулки нѣсколькими дюжинами больше - это всѣ знаютъ, и сами мисс³онеры. Вотъ произносится вѣчная обоюдная клятва, страшное дѣло! - ничего, всѣ знаютъ, что при совершенiи брачнаго обряда съ намѣрен³емъ упущено то, безъ чего бракъ при случаѣ можетъ почесться небывалымъ. Мирный судья захватилъ въ тавернѣ нѣсколько человѣкъ, всѣ спокойны, ибо всѣ знаютъ, что свидѣтели при дѣлѣ съ родни судьѣ и получатъ заявку узаконенную плату, и что только изъ того были всѣ хлопоты; гдѣ-то говорятъ горячо о необходимости поддержать хлѣбную торговлю, как³е факты! как³е доводы! - но всѣ знаютъ, что дѣло идетъ лишь о пользѣ нѣсколькихъ монополистовъ, вокругъ которыхъ сосѣди умираютъ съ голода; философъ съ каѳедры обѣщается открыть всю истину, но всѣ знаютъ, что онъ ее не знаетъ и не скажетъ, a между тѣмъ его слушаютъ; въ гостинной являются чета супруговъ, братья, члены семейства и говорятъ другъ про друга величайш³я нѣжности, но и они, и всѣ знаютъ, что они другъ друга терпѣть не могугъ и дожидаются, какъ сказалъ Пушкинъ:

  

  

   Журналистъ до истощен³я силъ увѣряетъ въ своемъ безпристраст³и, но всѣ читатели очень хорошо знаютъ, что во вчерашнемъ засѣдан³и акц³онерской компанiи, журналу опредѣлено быть того мнѣн³я, a не другаго. Человѣкъ, вынесенный невѣжественною толпою на первое мѣсто страны, говоритъ этой толпѣ невѣроятные комплименты - всѣ знаютъ, что это неправда, всѣ знаютъ, что онъ такъ говоритъ потому только, что иначе ему бы не усидѣть, но однако слушаютъ съ удовольств³емъ. Одинъ мой знакомый говорилъ въ шутку: "что за льстецъ этотъ Б**; въ глаза льститъ безъ малѣйшаго стыда; по что будешь дѣлать! знаю, что лжаетъ, a пр³ятно!" Въ этихъ немногихъ словахъ вся характеристика вѣка. Когда необходимость доводитъ до откровенности, тогда ея нагота прикрывается изъ благоприлич³я словами, часто совершенно противоположнаго значен³я; одинъ государственный мужъ выразился такъ: "наши отцы касались этого вопроса съ такою мудрою терпимост³ю (tolerance), что до сихъ поръ онъ никогда не возмущалъ общаго спокойств³я, и я равно никогда не допущу въ этомъ дѣлѣ нововведенiй". Къ чему относилось это прекрасное слово: терпимость? вы подумаете къ вѣроисповѣдан³ямъ, или къ чему нибудь подобному? Нѣтъ! просто къ состоян³ю американскихъ негровъ! - Терпимость въ этомъ смыслѣ! образецъ изобрѣтательности! Неоцѣненная игра словъ! и къ сожалѣн³ю, не первая и не послѣдняя. Если все это, господа, не ложь, то мы понимаемъ что-то совершено различное подъ этими словами.

   Buктopъ. - Нѣтъ! но ты смѣшиваешь ложь съ словомъ прилич³е, которое, конечно, играетъ важную ролю въ нашемъ вѣкѣ - и тѣмъ лучше - это признакъ его просвѣщен³я...

   Вячеславъ. - Умный человѣкъ сказалъ: лицемѣр³е есть невольная дань уважен³я, которую порокъ приноситъ добродѣтели.

   Фаустъ. - Я знаю изречен³е еще лучше: языкъ данъ человѣку на то, чтобы скрывать его мысли...

   Викторъ. - Ужь если пошло на цитаты, - то я напомню о весьма глубокой мысли, нынѣ опростонародившейся: toutes les veritйs ne sont pas bonnes а dire, - я нe знаю, какъ перевести это порусски; переводятъ: не всякая правда кстати, но это не то...

   Фаустъ. - Къ счаст³ю не то! Нашъ дѣвственный языкъ не позволилъ растлить себя этой развращенною нелѣпост³ю; онъ не далъ мѣста ея общему, безусловному смыслу, - нашъ языкъ, насильно принявъ иноземную гостью, стѣснилъ ее въ случайность: некстати, не въ пору, - и бережно сохранилъ свое самобытное, врожденное, глубокое, хотя и простое слово: "хлѣбъ соль ѣшь, a правду рѣжь". На эту пословицу можно написать цѣлый курсъ нравственности, которая, разумѣется, не войдетъ въ Бентамовы рамки; въ нихъ мѣсто только первой, хлѣбной половины нашего честнаго присловья. - Такъ вотъ до чего вы дошли, господа эмпирики, господа фактисты, люди положительные! вы спрятали ложь подъ словомъ прилич³е, какъ ребенокъ голову въ подушки, и думаете, что васъ не видно! Чтò въ словѣ, когда смыслъ его уничижаетъ, пугаетъ душу человѣка? гдѣ же ваша любовь къ очевидности, къ ясности, къ фактамъ, къ цифрамъ? эта любовь только до нѣкоторой степени, - а тамъ - да здравствуетъ ложь! - О! вы правы! спрячьте вашу ложь, закройте ее, закрасьте, замажьте ее, - потому что если кто вамъ покажетъ ее лицомъ къ лицу, то вы возненавидите себя за ваше безобраз³е...

   Викторъ. - Все, что ты говоришь, очень справедливо въ нѣкоторомъ смыслѣ...

   Фаустъ. - Въ нѣкоторомъ смыслѣ! еще платьеце на ложь! Рядите, рядите, господа, вашу воспитанницу, или воспитательницу...

   Викторъ. - Да какъ ни называй, ложь, прилич³е, духъ времени - все равно; дѣло въ томъ, что при пособ³и этого снадобья Западъ вышелъ изъ мрака среднихъ вѣковъ, возвысился до той степени, гдѣ мы его видимъ теперь; сдѣлался разсадникомъ изобрѣтенiй, искусствъ, наукъ... главное - цѣль, a не средства...

   Фаycmъ. - Покрайней-мѣрѣ ты соглашаешься, что разсадникъ завелся при пособiи - синкретическаго снадобья, чтобы сказать благоприличнѣе - добрый знакъ! - Цѣль достигнута, ты говоришь?

   Викторъ. - Достигается...

   Фаустъ. - Посмотримъ же, чего достигли, - древо по плоду познается. Повторяю, мысли моихъ иск³йныхъ друзей о Западѣ преувеличены, - но... прислушайся къ самимъ западнымъ писателямъ приглядись къ западнымъ фактамъ - не къ одному, но ко всѣмъ безъ исключен³я; прислушайся къ крикамъ отчаян³я, которые раздаются въ современной литтературѣ...

   Викторъ. - Это ничего не доказываетъ; какъ можно ссылаться на показанья самыхъ болтливыхъ людей въ человѣческомъ родѣ, на литтераторовъ? Имъ, извѣстно, нужно одно - произвести эффектъ чѣмъ бы то ни было - правдой или неправдой...

   Фаустъ. - Такъ! но нельзя отрицать, что въ произведенiяхъ литтературныхъ, особенно въ романѣ, отражается, если нe жизнь общественная, то покрайней-мѣрѣ состоян³е духа пишущихъ людей, хотя и болтливыхъ, какъ ты говоришь, но все-таки составляющихъ цвѣтъ общества...

   Вячеславъ. - О! безъ сомнѣн³я - что ни говори, печать - дѣло великое, это оселокъ и весьма вѣрный! сколько людей считались умными въ свѣтѣ, даже ген³ями, - казалось, они проглотили всю земную мудрость, - но ихъ личина спадала при первыхъ строкахъ ими напечатанныхъ; нежданно открывалось, что предполагаемыя глубокiя мысли ничто иное, какъ пара ребяческихъ фразъ, остроум³е - иатянутый наборъ словъ, ученость - ниже гимназическаго курса, a логика - хаосъ...

   Фаустъ. - Я согласенъ съ тобою, но съ нѣкоторыми ограниченiями... впрочемъ, это въ сторону; я говорилъ о литтературѣ, какъ объ одномъ изъ термометровъ духовнаго состоян³я общества; этотъ термометръ показываетъ: неодолимую тоску (malaise), господствующую на Западѣ, отсутств³е всякаго общаго вѣрован³я, надежду безъ упован³я, отрицан³е безъ всякаго утвержден³я. Посмотримъ на друг³е термометры. - Викторъ упоминалъ о чудесахъ промышленности нашего вѣка. Западъ есть м³ръ мануфактурный; Кетле былъ вевольно приведенъ своими добросовѣстными статистическими таблицами до слѣдующихъ заключен³й: 1-е, что число преступленiй гораздо значительнѣе въ промышленныхъ, нежели въ земледѣльческихъ мѣсностяхъ; 2-е, что нищета гораздо сильнѣе въ странахъ мануфактурныхъ, нежели гдѣ-либо, ибо малѣйшее политическое обстоятельство, малѣйшiй застой въ сбытѣ повергаетъ тысячи людей въ нищету и приводитъ ихъ къ преступлен³ямъ. Современная промышленность дѣйствительно производитъ чудеса: на фабрикахъ, какъ вамъ извѣстно, употребляютъ большое число дѣтей ниже одиннадцатилѣтняго возраста, даже, до шести лѣтъ, по самой простой причинѣ, потому что имъ платить дешевле; какъ фабричную машину невыгодно останавливать на ночь, ибо время - капиталъ, то на фабрикахъ работаютъ днемъ и ночью; каждая парт³я одиннадцать часовъ въ сутки; къ концу работы, бѣдные дѣти до того утомляются, что не могутъ держаться на ногахъ, падаютъ отъ усталости, и засыпаютъ такъ, что ихъ можно разбудить только бичемъ; честные промышленники, чтобы помочь этому неудобству, сдѣлали чудное изобрѣтен³е: они выдумали сапоги изъ жести, которые мѣшаютъ бѣднымъ дѣтямъ - даже падать отъ усталости...

   Buкmopъ. - Это частный случай, который ничего не доказываетъ...

   Фаустъ. - Имѣй терпѣн³е хоть пробѣжать парламентск³я изслѣдован³я съ 1832 по 1834 годъ и друг³е документы, то ли ты найдешь тамъ? - Вездѣ одинъ отвѣтъ: десятилѣтнiя дѣти на работѣ по одиннадцати часовъ въ сутки; усталость до утомлен³я; распухнувш³я ноги; спинная болѣзнь; недостатокъ сна, отъ котораго всегдашнее полусонное состоян³е, наконецъ, что всего важнѣе - невозможность какого-либо воспитан³я, какого-либо образован³я, тѣмъ менѣе нравственнаго, ибо послѣ одиннадцатичасовой работы нѣтъ времени для школы; а если бы и нашлось это время, то физическое и нравственное состоян³е дѣтей таково, - что ученье для нихъ безпоезно; коммисары парламента открыли, что большая часть фабричныхъ работниковъ не умѣютъ ни читать, ни писать, и прежде времени поражены старческою немощью; это уже не сказка, a оффицiальное дѣло. {Ib. с. 317-327.}

   Карлъ Дюпень торжественно объявилъ съ парламентской трибуны, что "на 10,000 рекрутъ въ мануфактурныхъ департаментахъ Франц³и представляется 8,000 больныхъ и уродовъ, a въ земледѣльческихъ лишь 4,000".

   Викторъ. - Это все темная сторона; должно брать въ расчетъ и силу обстоятельствъ, какъ, напримѣръ огромную производительность Запада, которая, естественно, понижаетъ цѣны на фабричныя произведен³я и заставляетъ производить дешевле и въ меньшее время; отъ того всѣ эти ночныя работы, употребленiе дѣтей, утомлен³е ..... безъ того большая часть фабрикантовъ бы разорились...

   Фаустъ. - Я не вижу нужды въ этой непомѣрной производительности...

   Викторъ. - Помилуй! ты хочешь ограничить свободу промышленности...

   Фаустъ. - Я не вижу нужды въ этой безпредѣльной свободѣ .....

   Викторъ. - Но безъ нея, не будетъ соревнован³я .....

   Фаустъ. - Я не вижу нужды въ этомъ такъ называемомъ соревнован³и... какъ? люди алчные къ выгодѣ, стараются всѣми силами потопить одинъ другаго, чтобы сбыть свое издѣлье, и для того жертвуютъ всѣми человѣческими чувствами, счаст³емъ, нравственност³ю, здоровьемъ цѣлыхъ поколѣнiй - и потому только, что Адаму Смиту вздумалось назвать эту продѣлку соревнован³емъ, свободою промышленности - люди не смѣютъ и прикоснуться къ этой святынѣ? О ложь безстыдная, позорная!

   Викторъ. - Я согласенъ, что настоящее состоян³е за падной промышленности представляетъ много страннаго и печальнаго - но не въ ней одной заключается Западъ. Вспомни, что Западъ - колыбель нашего просвѣщен³я, что на Западъ ходятъ учиться, что Западъ истинный храмъ наукъ ......

   Фаустъ. - Обширный вопросъ! объ немъ можно говорить до завтрашней ночи. Чтобъ не распространяться вдаль - я спрошу только: как³я именно науки подвинулись въ этомъ храмѣ? Я вижу движен³е на Западѣ, вижу безмѣрную трату силъ, вижу множество пр³емовъ полезныхъ и безполезныхъ - имъ не худо учиться, но думать, что новая наука далеко оставила за собою древнюю - это вопросъ другой; новая наука увеличила-ль хоть на волосъ благоденств³е человѣка? это вопросъ третiй.

   Викторъ. - Послушай; отрицать просвѣщен³е Запада - дѣло не возможное; ты этого не докажешь....

   Фаустъ. - Я не отрицаю его, и даже признаю, что намъ еще многому остается учиться на Западѣ, но я хотѣлъ бы привести это просвѣщенiе въ настоящую оцѣнку. Успѣхи въ политической эконом³и и общественномъ благоустройствѣ мы уже видѣли и видимъ каждый день; дѣло дошло до того, что одинъ добрый чудакъ предложилъ перевернуть весь общественный бытъ и испытать, не лучше ли будетъ; вмѣсто обуздан³я страстей, дать имъ полный разгулъ и еще подстрекать ихъ; а этотъ чудакъ былъ человѣкъ не глупый; нелѣпость, до которой дошелъ онъ, доказываетъ, что уже нѣтъ выхода изъ того круга, въ который забрела западная наука. {Ib. с. 331-333.}