О жизни и сочинен³яхъ Р. Борнса.
Сельск³й Субботн³й вечеръ въ Шотланд³и. Вольное подражан³е Р. Борнсу И. Козлова. СПб. 1829. въ т. Деп. Народн. Просв. 37 стр. in 16.
Имя Борнса доселѣ было неизвѣстно въ нашей Литтературѣ. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ замѣчательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мнѣн³е о семъ новомъ переводѣ нашего Пѣвца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотланд³и, однимъ изъ тѣхъ феноменовъ, которыхъ явлен³е можно уподобишь молн³и на вершинахъ пустынныхъ горъ.
Робертъ Борнсъ (Burns), сынъ бѣднаго мызника, родился въ Эрскомъ округѣ, 25 Января 1759 года, на берегахъ Дуна въ Шотланд³и. Отецъ его, раззорившись отъ неурожаевъ и пожаровъ, употребилъ остатки своего имѣн³я на воспитан³е двухъ сыновей своихъ, Роберта и Гильберта. Но чѣмъ ограничилось с³е воспитан³е? Одинъ учитель, какой-то Мюрдокъ, научилъ ихъ Французскому языку, Англ³йской Грамматикѣ и стихосложен³ю. При этомъ поверхностномъ учен³и, юные дѣти мызника веди самую грубую сельскую жизнь: послѣ книгъ, они брались за серпъ или соху старая, слѣпая тетка, сидя въ углу сельскаго домика ихъ, по вечерамъ разсказывала имъ длинныя лѣтописи Шотландскихъ суевѣр³й. Она перебирала всѣхъ невидимыхъ проказниковъ, въ незапамятныя времена являвшихся въ пещерахъ, долинахъ, рѣкахъ, прудахъ и кустарникахъ тамошней стороны. Робертъ, слыша разсказы о страшныхъ Шотландскихъ лѣшихъ, домовыхъ, подземныхъ и рѣчныхъ привидѣн³яхъ, пугался и творилъ молитвы; Гильбертъ, болѣе разсудительный, и впослѣдств³и меньше славный и болѣе счастливый чѣмъ братъ его, слушалъ свою тетку и смѣялся надъ братомъ. Иногда учитель Мюрдокъ приносилъ имъ книгъ, и доброе семейство бывало въ восхищен³и отъ сего драгоцѣннаго подарка; въ зимн³е вечера онъ даже самъ читывалъ съ ними нѣкоторыя изъ драмъ Шекспира. Тутъ Робертъ, слушая однажды Тита Андроника, пьесу, почитаемую многими не Шекспировою, клялся, по одному собственному чувству, что эта пьеса дурна, и наконецъ, когда во второмъ явлен³и пятаго дѣйств³я стражи приводятъ на сцену Лавин³ю, героиню пьесы, и у Лавин³и уже отрѣзаны руки и языкъ, а тиранъ спрашиваетъ у нее насмѣшливо: Не угодно-ли ей воды, умыть руки? девятилѣтн³й Борнсъ вскричалъ, что если учитель оставитъ у нихъ книгу, то онъ сожжетъ ее. Эта простодушная критика показывала въ ребенкѣ Робертѣ такой вкусъ и такую разборчивость, которой недоставало у знаменитаго Мадоны, и Стивенса и Джонсона, другихъ критиковъ Шекспира.
Но несчаст³е тяготѣло надъ семействомъ Роберта Борнса. Неурожайный годъ и немилосердый хозяинъ мызы доведи отца его и все семейство до ужаснѣйшей бѣдности. "Три года, говоритъ Гильбертъ Борнсъ въ письмѣ о жизни своего брата, три года мы не видали въ нашей хижинѣ ни одного куска свѣжаго мяса."
Бѣдное семейство боролось съ судьбою столь великодушно, что, казалось, оно было-бы достойно лучшей участи. Робертъ Борнсъ, самый могуч³й изъ всѣхъ юношей своего округа, работалъ съ утра до вечера, напѣвая старинныя Шотландск³я пѣсни. Борнсу было шестнадцать лѣтъ, когда на сельскихъ работахъ онъ сыскалъ себѣ подругу. Надобно знать, что въ Шотланд³и есть обычаи, по которому молодые крестьяне и крестьянки соединяются парами для работъ въ полѣ и облегчаютъ взаимные пруды. Подруга Борнса была, какъ онъ самъ говоритъ, тихая и самая скромная изъ всѣхъ дѣвушекъ Шотландскихъ: a bonie, sweet, sonsie lass. Эти прелестныя, простыя слова можно перевести по Русски такимъ образомъ: пригожая, ласковая, миленькая дѣвушка. Она была для Борнса первымъ вдохновен³емъ любви и стиховъ. Балладу его, или признан³е въ любви, повторяли всѣ окрестные поселяне: поэтическое призван³е Борнса было рѣшено.
Послѣ продолжительныхъ и безполезныхъ усил³й возстановить свое маленькое благосостоян³е, почтенный отецъ Борнса, преслѣдуемый исполнителями закона, долженъ былъ вскорѣ выдашь заимодавцамъ весь свой домашн³й скарбъ, когда смерть, ускоренная горестью, вырвала его изъ объят³и дѣтей. Они послѣдовали въ терпѣн³и примѣру, показанному имъ отцомъ, и не были счастливѣе его. Покупка худыхъ хлѣбныхъ сѣменъ и пожаръ увеличили ихъ бѣдств³е. Къ довершен³ю несчаст³я, предметъ первой любви Роберта Борнса, прелестная Мар³я, умерла. Молодой поэтъ, въ отчаян³и посвятилъ памяти ея стихи (To Mary in Heaven), по силѣ, чувству и страсти принадлежащ³е къ высокой поэз³и.
Раззоренные братья заняли у одного богатаго сосѣда значительную сумму денегъ и сняли аренду въ другомъ мѣстѣ. Робертъ, таская плугъ, училъ наизусть народныя пѣсни, и исправлялъ старый слогъ ихъ, или сочинялъ новыя слова на древн³е напѣвы. Одинъ годъ прошелъ подлѣ смерти прекрасной дѣвы горъ (Highland Mary). Непостоянная, пламенная чувствительность снѣдала Поэта втайнѣ, и вскорѣ Jeannie Armor, дочь одного изъ окрестныхъ мызниковъ, сдѣлалась предметомъ страсти Шотландск³е поселяне представляютъ собою странное явлен³е: это народъ дѣятельный, нравственный, трудолюбивый, извлекающ³й изъ неблагодарной почвы немног³я произведен³я, грубыя обычаями и романическ³й своими склонностями, уставши отъ дневныхъ трудовъ, земледѣлецъ Шотландск³й идетъ къ хижинѣ той, которую онъ любитъ; дерзкой любви его не устрашаетъ ничто: ни всѣ ужасы сѣверной зимы, ни снѣгъ, падающ³й большими хлопками, ни вѣтръ, дующ³й бурными порывами, ни продолжительность дороги, ни ужасы ночи. Онъ робко стучится у дверей своей красавицы и ея вѣжливость или непреклонность составляетъ его счаст³е или приводятъ его въ отчаян³е. Такъ прелестная сцена Ромео и Юл³и, вошедшая въ народный обычаи Шотландскихъ пастуховъ, безпрестанно повторяется въ этомъ холодномъ климатѣ, у этого народа, который мы называемъ варварами. "Для насъ, бѣдныхъ крестьянъ, говоритъ Р. Борнсъ въ письмѣ къ Доктору Муру, любовь есть важнѣйшее дѣло въ жизни. Надежда, увидѣть на одну минуту свою возлюбленную, тайное свидан³е, сладостное прости, нѣжная улыбка: вотъ единственныя радости въ нашемъ бѣдномъ существован³и." Этотъ обычай сельскихъ любовниковъ былъ для Борнса предметомъ многихъ небольшихъ поэмъ, прелестныхъ откровенною простотою и деревенскою истиною, въ нихъ между прочимъ. Изображалъ онъ и свою Дженни, которая, долго бывъ къ нему жестокою, наконецъ впала въ заблужден³е. Строгая Кальвинистская церковь заставила ее въ продолжен³е трехъ воскресен³я слушаетъ выговоры и увѣщан³я пастора. Робертъ Борнсъ требовалъ руки Дженни, но отецъ не хотѣлъ, чтобы дочь его вышла за бѣдняка. Несчастный Борнсъ, растерзанный въ нѣжнѣйшихъ своихъ чувствахъ, готовъ былъ на дѣло отчаянное. Онъ записался на корабль, готовивш³йся къ отъѣзду въ Ямайку, и, для издержекъ, которыхъ требовали приготовлен³я къ отъѣзду, рѣшился издать свои многочисленныя баллады и поэмы на Шотландскомъ языкѣ, восхищавш³я поселянъ.
Едва изданы были с³и стихотворен³я, какъ во всей Шотланд³и заговорили о необыкновенномъ Поэтѣ. Сила, прелесть, чувствительность оживляли его простые стихи, писанные на родномъ языкѣ Шотландцевъ. Удивлялись, какъ бѣдный поселянинъ умѣлъ извлечь изъ самыхъ простыхъ ощущен³й сердца столь трогательную поэз³ю. Эта живая, полная, разнообразная веселость, эти сильные, возвышенные порывы, заимствованные изъ самыхъ простыхъ сценъ, сообщающ³е прелесть всѣмъ движен³ямъ риѳма свободнаго, сельскаго, восхитили Эдинбургскихъ ученыхъ. Меккензи, Дюгальдъ Стюартъ, Битти, Рамзей, люди высокаго достоинства и строгаго вкуса, распространили извѣст³е о семъ чудѣ въ Литтературѣ. По приглашен³ю Доктора Блеклока, Борнсъ пр³ѣхалъ и Эдинбургъ. Онъ былъ принятъ искренно, въ лучшее общество города, совершенно литтературнаго, Аѳинъ Великобритан³и, давало праздники поселянину-поэту, который развязностью, природнымъ благородствомъ своего обращен³я, огнемъ и остротою своихъ разговоровъ, увеличилъ блескъ своего успѣха. Второе издан³е сочинен³й его, умноженное новыми стихотворен³ями, было тотчасъ раскуплено. Изъ пяти сотъ Фунтовъ стерлинговъ, вырученныхъ Борнсомъ, онъ послалъ двѣсти Фунтовъ своей старой матери, и снова предложило руку свою Дженни. Въ чемъ отказали бѣдному земледѣльцу, на то согласились для знаменитаго поэта.
Соединившись съ избранною имъ особою, Борнсъ купилъ мызу и началъ заботиться о хозяйствѣ, но воспоминан³е о городѣ и непобѣдимое стремлен³е къ Поэз³и, которая прославила его и доставила ему руку Дженни, вскорѣ отвратили Поэта отъ сельскихъ занят³й. Мыза его пришла въ упадокъ и Борнсъ былъ принужденъ занять мѣсто чиновника при таможнѣ: эта обязанность, несообразная съ его природными склонностями, имѣла самое пагубное вл³ян³е на остальную жизнь его.
Онъ хотѣлъ обмануть себя, буйными удовольств³ями и шумною радостью заглушая грусть своего положен³я. Здоровье его разстроилось и, 15 ²юля 1796 года, онъ умеръ, тридцати осьми лѣтъ отъ роду, оставивъ бѣдную вдову, родившую сына въ самый день погребен³я ея мужа. Сограждане Борнса изъявили печаль свою, сдѣлавъ ему великолѣпныя похороны, и берега Эра, прославленные Борнсомъ, покрылись безчисленнымъ множествомъ людей всѣхъ классовъ, пришедшихъ съ горъ и долинъ, проводить гробъ Шотландскаго Поэта.
Не льзя безъ горестнаго чувства вспомнишь о заблужден³яхъ, до коихъ унизился Борнсъ въ послѣднее время своей жизни. Дарован³е его еще цвѣло. Какъ-же могъ возвышенный Поэтъ забыть себя для грубыхъ радостей? Причину сего явлен³я можно открыть въ тайной борьбѣ его общественнаго положен³я съ силами души, его пламенныхъ желан³й съ безсил³емъ исполнить оныя. Онъ былъ чувствителенъ, неукротимъ, уступалъ своимъ страстямъ какъ волѣ судьбы, и дорого купилъ счаст³е двигать сердцами людей и умереть славнымъ. Онъ видѣлъ свои заблужден³я, укорялъ себя въ слабости, жалѣлъ о судьбѣ своей и не могъ ни возвысишься до степени, достойной его, ни бросить грубыя наслажден³я, смущавш³я его разсудокъ и усыплявш³я въ немъ чувство горести. Онъ ввѣрилъ тайну своихъ угрызен³й и своихъ печалей собственной своей эпитаф³и. Ее можно было-бы написать на гробницѣ большей части людей съ дарован³емъ, у коихъ способность чувствовать, любить и страдать беретъ верхъ надъ силою дѣятельности и постоянствомъ воли. Вотъ смыслъ сей эпитаф³и:
"Если буйство води увлекаетъ тебя и воображен³е одерживаетъ надъ тобою побѣду; если небо создало тебя столь пылкимъ, что ты не можешь размышлять, столь пламеннымъ, что ты не можешь носить цѣпей; если ты чувствуешь себя непокорнымъ и гордымъ, и не можешь ни ползать, ни молить: приближься, вотъ урокъ тебѣ! это могила одного изъ твоихъ братьевъ, столь-же ничтожнаго, столь-же безумнаго, какъ и ты. Приближься, невольникъ своихъ помысловъ! приближься, гляди и плачь!
"Ты родился поэтомъ и Муза твоя дика?... Ты страшишься толпы и въ пустынѣ повторяешь стихи, слагаемые тобою для собственнаго наслажден³я?... Я, бѣдный пѣвецъ, молю тебя: не проходи мимо, не почтивъ меня сердечнымъ вздохомъ! Я жилъ, такъ-же какъ и ты. Я былъ поэтъ, и жизнь моя была продолжительное мучен³е.
"Хочу, чтобы ты остановился на этомъ дернѣ; хочу, чтобы примѣръ мой устрашилъ тебя. И я, какъ ты, давалъ благ³е совѣты; я руководилъ другихъ, я заблуждался самъ. Я пробѣжалъ поприще жизни какъ упоенный: стремлен³е моря не столь быстро, пламя не столь пожирающе! Дѣятельный умъ, строгая разборчивость, легкая чувствительность, все нѣжное дружбы, все огненное любви, все влекло меня къ одной гибели. Я палъ подъ ударами своихъ заблужден³й: я обезславилъ свою славу.
"Ты не безъ чувства слышишь голосъ поэта, уже не существующаго, ты, читающ³й с³и стихи: взоръ твой смущается, читая ихъ. Узнай послѣдн³й выводъ опытности человѣческой: кто не властелинъ своей души, тотъ будетъ невольникомъ судьбы. Корень добродѣтели одинъ: это благоразум³е въ жизни, это сила воли."
Привыкнувъ судить о различныхъ классахъ общества человѣческаго по примѣрамъ, находящимся передъ нашими глазами, мы готовы сомнѣваться въ существован³и Поэта, который, родившись подъ соломенною кровлею и бывши почти всю жизнь свою мызникомъ, заставлялъ, раскаяваясь, говорить Музу свою голосомъ нравственности столь торжественной, убѣдительной и чистой. Но Шотландск³е нравы представляютъ картину еще болѣе изумительную. Это весь пылъ южныхъ страстей, привыкшихъ къ суровому небу! Страстная дружба, живая, глубокая ненависть, необузданная любовь, поэтическ³й и музыкальный инстинктъ, общественные привычки Провансальскихъ крестьянъ даже въ быстрой пляскѣ: все это встрѣчаете у жителей горъ и долинъ, на сѣверъ отъ свѣтлой Твиди. Въ нихъ узнаете людей Галл³йскаго и Цельтическаго поколѣн³й, давнихъ утѣснителей сихъ пустынныхъ странъ, навсегда отдѣленныхъ силою битвъ и могуществомъ нравовъ отъ Германскаго поколѣн³я, населившаго Англ³ю. Если характеръ сей видѣнъ сильнѣе въ дикихъ нравахъ Горцевъ, Highlanders, то онъ сохранился не въ столь разительныхъ, но болѣе прелестныхъ оттѣнкахъ жителей долинъ, или Low-landers.
С³и послѣдн³е украсили деревенск³й бытъ свой всѣми прелестями усовершенствованнаго просвѣщен³я. Приходск³я училища, учрежденныя въ 1646 году Шотландскимъ Парламентомъ, уничтоженныхъ Карломъ ²²-мъ, и возстановленныя въ 1696 году, доставляютъ всякому отцу семейства средство, дать первоначальное, не дорогое воспитан³е своимъ дѣтямъ: за шесть шиллинговъ въ годъ, учитель обучаетъ каждаго изъ воспитанниковъ Англ³йскому языку, за десять шиллинговъ Латинскому языку и Ариѳметикѣ. Строг³й Кальвинизмъ, заставляя каждаго отца семейства быть духовнымъ наставникомъ своего семейства, придалъ нравамъ какую-то силу и оттѣнокъ Пуританства. Стѣсненные узы семейственные усиливаютъ у нихъ любовь къ родной странѣ. Продолжительныя междоусобныя войны Шотландск³я, кровавыя, ужасныя, но безкорыстныя; далекая тѣнь народной, отдѣльной независимости, всегда драгоцѣнной для нихъ, если не какъ надежда, то какъ воспоминан³е; уважен³е къ женщинамъ, сдѣлавшимся для Шотландцевъ предметомъ романическаго обожан³я; древняя склонность къ музыкѣ и танцамъ, тщетно угнетаемая Пресбитер³анскою церковью; любовь къ своей сторонѣ, оживляемая и соединен³емъ идей, плѣняющихъ сердце, и старинною мелод³ею народныхъ балладъ, повторяемыхъ дикимъ эхо, и магическими именами Валласа и Брюса; наконецъ, живописное очарован³е страны, разнообразной, обильной событ³ями, развалинами и воспоминан³ями: все это, столь живо отражающееся въ прелестныхъ стихотворен³яхъ Борнса, смѣшанно находится въ нравахъ его соотечественниковъ. Видя въ хижинѣ своего отца самый трогательный примѣръ патр³архальной жизни, Робертъ Борнсъ изобразилъ его въ небольшой поэмѣ, исполненной красотъ совершенно оригинальныхъ: это Субботн³й вечеръ сельскаго жителя (The Cotter's saturday Night), переведенный нынѣ Г-мъ Козловымъ, подъ заглав³емъ, означеннымъ въ началѣ сей статьи. Подлинникъ сего сочинен³я написанъ равными строфами, элегическимъ риѳмомъ, который ввелъ въ употреблен³е Спенсеръ и которымъ столь счастливо пользовался Лордъ Байронъ, чтобы надлежащимъ образомъ судить о переводѣ Г-на Козлова, вспомнимъ, что Борнсъ былъ поэтъ возвышенный, пламенный, падш³й наконецъ подъ ударами судьбы, бросившей его не въ то состоян³е, къ которому онъ принадлежалъ умомъ, душою и воображен³емъ. Онъ на всю жизнь остался человѣкомъ бѣднымъ, это правда; онъ не могъ перейдти въ достойное его общество, не имѣлъ силъ поддержать маленькое хозяйство свое, когда Муза его подарила ему нѣсколько сотъ Фунтовъ стерлинговъ; но онъ понималъ всѣ нѣжнѣйш³я ощущен³я, чувствовалъ какъ поэтъ, а зван³е поэта не терпитъ Аристократства. Если вообще не нужно быть Лордомъ или Коллежскимъ Ассесоромъ, для того чтобы возвышаться духомъ надъ окружающими насъ, большею част³ю мѣлкими, ничтожными современниками, то для поэта еще менѣе нужны общественные классы. Сила ген³я находится въ немъ самомъ, а не въ почетномъ блескѣ, окружающемъ его вещественность. Кажется, Г. Козловъ упустилъ изъ виду это различ³е, и почелъ Борнса простымъ крестьяниномъ, который между прочимъ напѣваетъ на поэтической свирѣлкѣ. Это почитаемъ мы главною ошибкою Русскаго перевода, ибо онъ напоминаетъ намъ не пламеннаго Пѣвца Шотланд³и, сгорѣвшаго въ огнѣ страстей, а простаго поселянина, очень мило разсказывающаго о своемъ сельскомъ бытѣ. Можно даже предположить, что Г. Козловъ, переводя Борнса, помнитъ о нашемъ Слѣпушкинѣ и подъ напѣвы сего послѣдняго хотѣлъ передать намъ глубок³й чувствомъ, пѣснопѣн³я Шотландскаго поселянина. При всемъ уважен³и нашемъ къ таланту Г-на Слѣпушкина, мы никакъ не рѣшимся сравнивать съ нимъ Борнса, даже потому, что одинъ изъ нихъ былъ крестьянинъ Шотландск³й, а другой Русск³й. Читатели видѣли выше сего изображен³е быта Шотландскихъ крестьянъ, и могутъ судить о различ³и онаго съ бытомъ крестьянъ нашихъ. Они знаютъ жизнь Слѣпушкина и читали выше сего описан³е жизни Борнса. Есть-ли хоть малѣйшее сходство между сими двумя Поэтами? Не забудемъ, что поэтъ выражаетъ себя и въ жизни, такъ-же какъ въ сочинен³яхъ. Не понявъ характера Борнса,Г. Козловъ представилъ его намъ въ превратномъ видѣ. Послушаемъ Г-на Переводчика:
Ноябрь шумитъ; въ поляхъ метель и вьюга;
Ненастный день сталъ меркнуть за горой;
Ужь отпряженъ усталый быкъ отъ плуга
И, весь въ пыли, онъ тащится домой.
Поселянинъ скорѣй спѣшитъ съ работы;
Съ недѣлею окончаны заботы;
Его соха, и ломъ, и борона,
И сбруя вся въ порядкѣ убрана;
Онъ веселитъ свое воображенье,
Что радостно начнется воскресенье;
И чрезъ лѣсокъ, въ уютный домикъ свой,
Идетъ къ семьѣ, на отдыхъ и покой.
Стихи гладки; но по прочтен³и ихъ, ничего не остается въ душѣ. Читателя поражаетъ только несообразность: какимъ образомъ, въ Ноябрѣ, когда въ поляхъ метель и вьюга - быкъ въ пыли?.. это произошло отъ того, что Переводчикъ не близко держался подлинника, гдѣ не только нѣтъ сей несообразности, но, напротивъ, въ цѣлой строфѣ блещетъ высокая, пламенная поэз³я. Мы страшимся исказить прелестные стихи Борнса прозаическимъ переводомъ, но, чтобы оправдать и его, и свои слова, передаемъ читателямъ смыслъ вышеприведенной строфы:
"Слышу гнѣвный стонъ ледянаго Ноябрьскаго вѣтра. Ночь. Она спѣшитъ и оканчиваетъ слишкомъ кратк³е часы зимняго дня. Быки, покрытые п_о_томъ, запачканные своею работою, идутъ отъ плуга. Въ воздухѣ, вороны поднимаются черными рядами, темнѣетъ небо и на старыхъ дубахъ ищутъ сна. Приближается бѣдный мызникъ: недѣля кончилась для него; утомительная работа дастъ ему успокоиться одинъ день; какое счаст³е! Завтра онъ будетъ наслаждаться отдыхомъ. Онъ собираетъ земледѣльческ³я оруд³я, бороны, заступы, желѣза сохи: эта тяжесть легка; завтра онъ надѣется провести спокойное утро, и, радостный, хотя и утомленный, проходитъ черезъ открытыя поля, попираетъ ногами кустарникъ и направляетъ шаги свои къ дыму своей хижины."
Картина совсѣмъ не та!... Даже, осмѣливаемся сказать, въ прозаическомъ переводѣ видѣнъ другой характеръ стихотворен³я, болѣе похож³й на характеръ подлинника.
Намъ могутъ возразить, что Г. Козловъ не хотѣлъ близко подражать подлиннику и оградилъ себя словами: вольное подражан³е. Но съ этимъ не льзя согласишься. Какъ-бы ни называлъ нашъ поэтъ переводъ свой, онъ остается въ равной отвѣтственности передъ читателемъ, ибо обязался передать ему Борнса. Мы не привязываемся къ словамъ, хотя изъ приведеннаго мѣста читатели видятъ, что въ Русскомъ переводѣ есть пропуски и переиначиванья; мы говоримъ только что онъ не передалъ намъ характера Борнсовоц поэз³и, а этого мы столько-же въ правѣ требовать отъ подражан³я, какъ и отъ ближайшаго перевода. Скажемъ болѣе: мы почитаемъ ошибкою тотъ способъ перевода, который называютъ у васъ подражан³емъ: или пишите свое, или точно передавайте избранный вами подлинникъ; иначе, я не узнаю ни васъ, ни чужеземнаго поэта. Вотъ почему мы почитаемъ себя въ правѣ судить о стихотворномъ подражан³и какъ о переводѣ, и вотъ почему мы не совершенно довольны переводомъ Г-на Козлова.
За Субботнимъ вечеромъ, въ книжечкѣ Г-на Коздова напечатанъ переводъ другаго стихотворен³я Шотландскаго поселянина: Къ полевой маргариткѣ, которую Робертъ Борнсъ, обработывая свое поле, нечаянно срѣзалъ желѣзомъ сохи, въ Апрѣлѣ 1786. Это прелестное стихотворен³е болѣе сохранило въ Русскомъ переводѣ свою первобытную свѣжесть и красоту. Въ немъ Борнсъ виднѣе и понятнѣе для Русскаго читателя, чѣмъ въ переводѣ предъидущей пьесы.
Поэз³я Борнса весьма разнообразна. Въ нѣкоторыхъ стихотворен³яхъ его господствуетъ неподражаемый юморъ Шотландскихъ поселянъ; таковы: Молитва лицемѣра (Holy Willie's prayer), Послан³е къ дьяволу (Address to the De'il), и проч. Въ другихъ онъ возносится до высокой, строгой поэз³и, гдѣ звучность стиховъ соотвѣтствуетъ силѣ мыслей. Одно изъ замѣчательнѣйшихъ стихотворен³й его въ семъ родѣ есть: Сѣтован³е Мар³и Стюартъ при возвращен³и весны.
Искренно благодаря Г-на Козлова за его желан³е познакомить насъ съ однимъ изъ поэтовъ Великобритан³и, скажемъ, что въ изданной имъ нынѣ книжкѣ, мы всего болѣе были услаждены Послан³емъ къ Ал. Ан. В... к-вой. Поэтъ пишетъ къ ней, и вдругъ узнаетъ, что, она уже не существуетъ для здѣшняго м³ра. Это послан³е напечатано впереди обоихъ упомянутыхъ стихотворен³ц. Вотъ оно:
Была пора, лучъ ясный въ ней с³ялъ,
Я сердцемъ жилъ, я радостью дышалъ,
И жизнь моя играючи летѣла.
Тѣ дни прошли; одѣта черной мглой,
Въ моихъ очахъ природа потемнѣла;
Кругомъ гроза; но ты была со мной,
Моя судьба душой твоей свѣтлѣла!
Мнѣ замѣнилъ твой дружеск³й привѣтъ
Обманъ надеждъ и блескъ веселыхъ лѣтъ.
Забылось все. Какъ плѣнники въ неволѣ,
Привыкнулъ я къ моей угрюмой долѣ;
Она (скажуль?) мнѣ сдѣлалась мила:
Меня съ тобой она, мой другъ, свела,
И, можетъ быть, не даромъ мы узнали,
Какъ много есть прекраснаго въ печали!
Теперь съ тобой надолго разлученъ,
Но дружбою, но памятью твоею
Какъ воздухомъ душистымъ окруженъ,
Я чувствовать и думать не умѣю,
Чтобъ чувствъ и думъ съ тобой не раздѣлять.
Стѣсненъ-ли духъ отъ мрачныхъ впечатлѣн³й,
Горитъ-ли онъ въ порывахъ вдохновен³й,
Могу-ль тебя, могу-ль не вспоминать?
Въ умѣ моемъ ты мысл³ю высокой,
Ты въ нѣжности и тайной и глубокой
Душевныхъ чувствъ, и ты-жь въ моихъ очахъ,
Какъ яркая звѣзда на темныхъ небесахъ.
Я ждалъ ее, я мчался къ ней душою,
Я для нея сквозь слезы пѣсни пѣлъ,
Я пѣлъ - она была ужь не земною,
Звукъ томныхъ струнъ, онъ къ ней не долетѣлъ!
Тиха ея далекая могила,
Душа свѣтла въ надзвѣздной сторонѣ:
Но сердце тѣхъ, кого она любила...
Святая тѣнь! молися обо мнѣ...
Так³е стихи трогаютъ душу, и долго остаются въ ней, какъ символы прекраснаго, не земнаго!...
"Московск³й телеграфъ", 1829, ч. XXVIII, No 14.