Главная » Книги

Шекспир Вильям - Роберт Бойль. Эдуард Iii и его место в ряду сомнительных пьес Шекспира

Шекспир Вильям - Роберт Бойль. Эдуард Iii и его место в ряду сомнительных пьес Шекспира


  

Эдуард III и его мѣсто въ ряду сомнительныхъ пьесъ Шекспира

   Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1905. Т. 5. С. 290-296.
   Въ отлич³е отъ многихъ другихъ сомнительныхъ пьесъ "Эдуарда  III" никогда не приписывали Шекспиру при его жизни. Первый, кто обратилъ вниман³е на нее, какъ на пьесу, относительно которой было основан³е утверждать, что въ ней участвовалъ Шекспиръ, былъ Кепель, который въ своихъ "Prolusions or select pieces of Ancient Poetry" (1760) напечаталъ ее съ такимъ замѣчан³емъ на заглавномъ листѣ: "Полагаютъ, что написана Шекспиромъ". Стивенсъ принялъ это мнѣн³е Кепеля такъ холодно, что о немъ не было рѣчи вплоть до 1836 года, когда Людвигъ Тикъ перевелъ "Эдуарда  III" въ числѣ "Четырехъ драмъ Шекспира", обнародованныхъ имъ въ этомъ году.
   Пьеса первоначально появилась въ издании in quarto въ 1596 г. безъ имени автора, и хотя въ 1599   г. было напечатано уже второе in quarto, установить имя автора пьесы никто не счелъ нужнымъ.
   Велико число относительно слабыхъ пьесъ, беззастѣнчиво приписываемыхъ Шекспиру, но наша пьеса въ ряду ихъ занимаетъ мѣсто исключительное. Какъ извѣстно, цѣлыхъ 15 пьесъ въ разное время было приписано Шекспиру:
   1) "Судъ Париса". 2) "Арденъ Фивершэмъ". 3) "Джорджъ Зеленый". 4) "Локринъ". 5) "Король Эдуардъ  III". 6) "Муседоръ". 7) "Сэръ Джонъ Ольдкестль". 8) "Томасъ лордъ Кромвель". 9) "Веселый Эдмонтонск³й чортъ". 10) "Лондонск³й блудный сынъ". 11) "Пуританинъ или вдова съ Ватлинговой улицы". 12) "Iоркширская трагед³я". 13) "Прекрасная Эмма". 14) "Два знатныхъ родича". 15) "Рожден³е Мерлина".
   Нѣкоторыя изъ названныхъ пьесъ приписывались съ большею или меньшею вѣроятностью различнымъ авторамъ; относительно же многихъ не было найдено никакихъ данныхъ для опредѣлен³я того, кому ихъ приписать. "Судъ Париса" можетъ быть приписанъ Пилю и принадлежитъ къ до-шекспировскому пер³оду. "Арденъ Фивершэмъ", въ которомъ изображается истор³я уб³йства жены мужемъ при помощи наемныхъ уб³йцъ, представляетъ полную одушевлен³я и страсти пьесу, безъ лишняго паѳоса. Пьеса написана, очевидно, мало-опытнымъ писателемъ: однако этотъ писатель былъ, безъ сомнѣн³я, человѣкъ, который имѣлъ шансы занять одно изъ первыхъ мѣстъ между драматургами своего времени. Такъ какъ мы не знаемъ другихъ произведен³й того же самого пера, то естественно предположить, что онъ не дѣлалъ дальнѣйшихъ попытокъ на драматическомъ поприщѣ. "Джорджа Зеленаго" можно приписать Грину. "Локринъ" по всей вѣроятности принадлежитъ Пилю. Во всѣхъ этихъ пьесахъ нѣтъ ничего, что изслѣдователь нашихъ дней, когда на вопросы шекспировскаго творчества пролито столько свѣта, могъ бы хоть на минуту приписать Шекспиру. Иное дѣло "Эдуардъ  III". Какъ будетъ показано въ настоящемъ этюдѣ, есть большое основан³е приписать Шекспиру эпизодъ съ графиней Сольсбери. "Муcедора" нельзя приписать хотя бы и съ малой степенью вѣроятности какому либо опредѣленному автору. То же самое можно сказать о "Сэръ Джонѣ Ольдкестлѣ" и "Лордѣ Томасѣ". Авторомъ "Веселаго эдмонтонскаго чорта" можно считать съ значительной степенью достовѣрности Деккера - быть можетъ, въ сотрудничествѣ съ Гейвудомъ. "Лондонск³й блудный сынъ" - болѣе зрѣлое произведен³е, чѣмъ остальная масса сомнительныхъ пьесъ - напоминаетъ намъ временами о Вилькинсѣ въ его "Бѣдѣ отъ брака поневолѣ". Для установлен³я авторства "Пуританина или вдовы изъ Ватлинговой улицы" нѣтъ никакихъ данныхъ. Очень короткая "Iоркширская тргед³я" - разрабатываетъ ту же самую тему, которую Вилькинсъ въ болѣе распространенномъ видѣ даетъ намъ въ своей "Бѣдѣ отъ брака поневолѣ" (Miseries of Enforced Marriage). Ближайшее сравнен³е обѣихъ пьесъ убѣдило меня, что авторомъ "Iоркширской трагед³и" былъ Вилькинсъ. Относительно бóльш³й литературный интересъ этой короткой пьесы можетъ быть приписанъ въ значительной степени именно ея краткости. Въ своей попыткѣ развить тотъ-же сюжетъ въ "Бѣдѣ отъ брака поневолѣ" Вилькинсъ значительно ослабилъ впечатлѣн³е. Кто могъ бы быть авторомъ "Прекрасной Эммы" до сихъ поръ совершенно неустановлено. О "Двухъ знатныхъ родичахъ" уже говорилось подробнѣе въ настоящемъ издан³и. "Рожден³е Мерлина" приписываютъ Шекспиру и Роулею, однако слѣдуетъ сказать, что въ ней нѣтъ ни одной черты творчества ни того, ни другого автора. Роулей работалъ въ сотрудничествѣ со многими драматургами своего времени. Первыя пьесы свои онъ написалъ вмѣстѣ съ Вилькинсомъ и Дэемъ. Вмѣстѣ съ первымъ онъ, видимо, написалъ окончан³е Шекспировскаго "Перикла". Вилькинсъ, какъ мнѣ думается, написалъ весь I-й и II-й актъ, а Роулей 2, 5 и 6 сцены четвертаго акта; неуклюж³й хоръ написанъ ими пополамъ, а остальное принадлежитъ Шекспиру. Того грубаго, хромающаго стиха, которымъ отличался Роулей, мы совсѣмъ не находимъ въ "Рожден³и Мерлина". Но то обстоятельство, что Роулей дѣйствительно участвовалъ въ "Периклѣ" Шекспира, давало серьезную опору мнѣн³ю, что "Рожден³е Мерлина" - пьеса сама по себѣ весьма малоцѣнная - можетъ быть, приписана Шекспиру и ему.
   Разъ существуетъ столько пьесъ, которыя ошибочно приписывали Шекспиру, то нѣтъ ничего удивительнаго, если есть и такая пьеса, въ которой онъ дѣйствительно принималъ участ³е и которую какъ при его жизни, такъ и долгое время послѣ его смерти, тѣмъ не менѣе, приписывали не ему. А между тѣмъ, яркая печать шекспировскаго творчества лежитъ на второй сценѣ перваго акта и 1 и 2 сценѣ II-го акта "Эдуарда  III". Это сцены, заключающ³я въ себѣ весь эпизодъ волокитства Эдуарда за графиней Сольсбери. Эпизодъ параллельными пассажами связывается съ другими шекспировскими драмами. Остальная часть пьесы, представляющая разсказъ о войнѣ Эдуарда во Франц³и, не представляетъ такой связи. Въ вопросѣ о томъ, кто написалъ "Двухъ знатныхъ родичей" мы были вынуждены смотрѣть на многочисленныя черты сходства съ шекспировскими драмами, какъ на аргументъ противъ авторства Шекспира. Иначе обстоитъ дѣло съ "Эдуардомъ  III". Схож³я мѣста не на столько многочисленны, чтобы сдѣлать сомнительной возможность того, что Шекспиръ повторялъ самого себя, или предвосхитилъ мысли, которыя мы находимъ въ его драмахъ позднѣйшаго происхожден³я. Лица, дѣйствующ³я въ названномъ выше эпизодѣ, въ остальной части пьесы являются въ совершенно иномъ свѣтѣ. Эдуардъ дѣйствуетъ на протяжен³и всей пьесы, но въ эпизодѣ съ графиней онъ совсѣмъ особенный. Графиня, Лодовикъ и Варвикъ, отецъ графини появляются только въ обсуждаемомъ эпизодѣ. Стиль пьесы, за исключен³емъ эпизода, сухъ и лишенъ красоты. Если въ немъ даже и встрѣчаются поэтическ³я выражен³я, которыя - подъ перомъ Шекспира - естественно вызвали бы воспоминан³е о какой нибудь другой пьесѣ, гдѣ онъ высказалъ подобныя же мысли, то здѣсь они не вызываютъ ничего подобнаго. Такъ напр., Одлей говоритъ:
  
   The one in choice, the other holds in chase:
   For from the instant we begin to live,
   We do pursue and hunt the time to die:
   First bud we, then we blow, and after seed;
   Then, presently, we fall, and, as a shade
   Follows the body, so we follow death.
                       
                          Жизнь достается
   Намъ случаемъ, а смерть гоньбой усердной:
   Чуть начали мы жить, за смертныъ часомъ
   Ужъ началась гоньба. Сперва мы - почки,
   Потомъ цвѣты и напослѣдокъ сѣмя;
   Тогда мы отпадаемъ и за нею - смертью
   Идемъ во слѣдъ, какъ тѣнь идетъ за тѣломъ.
  
   Если бы эти строки написалъ Шекспиръ, мы имѣли бы право ожидать встрѣтить въ нихъ отзвукъ мыслей о смерти, неоднократно встрѣчающихся въ разныхъ мѣстахъ его пьесъ. Но этого то въ нихъ и нѣтъ.
   Въ 1 сц. 5 акта мы читаемъ:
  
   And Rings approach the nearest unto God,
   By giving life and safety unto men.
   "И цари тогда ближе всего къ Богу,
   Когда даруютъ людямъ жизнь и безопасность".
  
   Мы напрасно ожидаемъ здѣсь услышать откликъ словъ Порц³и въ ея знаменитой рѣчи о милосерд³и.
   Очень характеристичное мѣсто встрѣчается въ 5 сценѣ 4-го акта:
  
   A sudden darkness hath defaced the sky,
   The winds are crept into their caves for fear,
   The leaves move not, the wood is hustled and still,
   The birds cease singing and the wandering broks
   Murmur no wonted greeting to the shores".
   "Внезапная тьма покрыла небо.
   Вѣтры отъ страха вползли въ свои пещеры;
   Листья не шелохнутся, лѣсъ недвижимъ и молчаливъ;
   Птицы перестали пѣть, и бѣгуч³е ручейки
   Не журчатъ желаннаго привѣта берегамъ".
  
   Это не шекспировск³й стиль, во всякомъ случаѣ, не стиль его раннихъ пьесъ. Здѣсь простота рѣчи доходитъ почти до суровости, и эти лишенные всякихъ украшен³й стихи отичаются отъ стиля Шекспира, какъ день отъ ночи.
   Въ 1 актѣ 1 актѣ Артуа говоритъ объ Изабеллѣ, дочери Филиппа, короля Франц³и, матери Эдуарда  III.
  
   "And from the fragrant garden of her womb
   Your gracious self, the flower of Europe's hope,
   Derived is inheritor to France".
   "И изъ благоуханнаго сада ея лона
   Произошла наша всемилостивѣйшая особа, цвѣтъ надежды Европы,
   Чтобы унаслѣдовать Франц³ю".
  
   Это мѣсто напоминаетъ слѣдующ³я строки въ "Ричардѣ  III". (Актъ  IV , сцена   4):
  
   But in your daughter's womb I bury them:
   Where in that nest of spicery they shall breed
   Selves of themselves to your recomforture.
   "Но я похороню ихъ въ лонѣ вашей дочери:
   И въ этомъ благоуханном питомникѣ они вырастутъ
   Вамъ на утѣшен³е".
  
   Сходство бросается въ глаза; но не менѣе велико и различ³е. Въ той же самой сценѣ Варвикъ говоритъ:
  
   Bid him leave off the lion's case he wears;
   Lest meeting with the lion in the field,
   He chance to tear him piece-meal for his pride.
   "Вели ему снять львиную шкуру, которую онъ носитъ,
   Чтобы, встрѣтясь со львомъ въ пустынѣ,
   Онъ изъ гордыни не разорвалъ его въ куски".
  
   Эти стихи напоминаютъ намъ слова Фоконбриджа, сказанныя герцогу Австр³йскому въ "Королѣ Джонѣ" (III, I, 129):
  
   Thou wear a lion's hide! doff it for shame
   And hang a calf's-skin on these recreant binbs.
   "Ты носишь львиную шкуру! Срамъ! Скинь ее
   И одѣнь на эти малодушные члены телячью кожу".
  
   Разница не велика, повидимому. Но замѣна поэтическаго "lions hide" (львиный покровъ) чисто охотничьимъ терминомъ "lions case" опять таки характерна для той суровой простоты второго автора, на которую я обращалъ вниман³е раньше. За то въ эпизодѣ, приписываемомъ Шекспиру, совершенно другой и несравненно болѣе богатый поэтическ³й языкъ.
   Флэй, придающ³й въ данномъ случаѣ вопросу о стилѣ особенное значен³е, сопоставляетъ слѣдующ³я 4 мѣста, харктерныя съ одной стороны для Шекспира, съ другой - для другого поэта, его сотрудника:
  
   1) When she would talk of peace, methinks her tongue
   Commanded war to prison; when of war,
   It wakened Caesar from his Roman grave
   To hear war beautified by her discourse.
   Wisdom is foolishness but in her tongue;
   Beauty a slander but in her fair face;
   There is no summer but in her cheerful looks
   No fresty winter, but in her disdain.
   "Когда она говоритъ о мирѣ, мнѣ кажется, что ея языкъ
   Повелѣваетъ наложить оковы на войну; когда она говоритъ о войнѣ,
   То можетъ пробудить Цезаря въ его римской гробницѣ, -
   Встать и слушать, какъ ея словами украшена война.
   Мудрость оказывается лишь глупостью, благодаря языку ея;
   Благодаря ея молодому лицу, чужая красота становится насмѣшкой;
   Лѣто настанетъ только тогда, когда она весело смотритъ
   И холодная зима - когда она выражаетъ пренебрежен³е къ вамъ".
   (Шекспиръ, актъ II, сцена 1).
  
   2) At sea we are as poissant as the force
   Of Agamemnon in the haven of Troy:
   By land with Xerxes we compare of strength;
   Whose soldiers drank up rivers in their thirst:
   Then, Bayard - like, blind overweening Ned
   To reach at our imperial diadem,
   Is either to be swallowed in the waves,
   Or backt apieces when thou comst ashore".
   "На морѣ мы такъ же могущественны, какъ сила
   Агамемнона въ Троянской гавани;
   На сушѣ мы сравниваемся мощью съ Ксерксомъ,
   Солдаты котораго въ своей жаждѣ выпивали цѣлыя рѣки:
   И вотъ, отважный, какъ Баярдъ, ослѣпленный сомомнѣн³емъ Нэдъ,
   Ради того, чтобы взять нашу царскую д³адему,
   Будетъ либо поглощенъ волнами,
   Либо изрубленъ въ куски, когда выйдетъ на берегъ".
   (Другой авторъ: Актъ III, сцена I).
  
   3) For where the golden ore doth buried lie,
   The ground undeckt with nature's tapestry
   Seems barren, sere, unfertile, fruitless, dry,
   And where the upper turf of earth doth boast
   His pied perfumes and party coloured cost,
   Delve there and find this issue and their pride
   To spring from ordure and corruption's side.
   "Тамъ, гдѣ лежитъ погребенной золотая руда,
   Почва, не покрытая природнымъ ковромъ,
   Кажется безплодной, выжженной, неплодоносной, бѣдной изсушенной;
   А тамъ, гдѣ верхн³й слой земли блистаетъ
   Разнообраз³емъ своихъ запаховъ и пестротой цвѣтовъ, -
   Копни тамъ, и ты найдешь, что все это великолѣп³е
   Получаетъ начало изъ гнили и тлѣн³я".
   (Актъ I, сцена 2, Шекспиръ).
  
   4) The sun, dread lords, that in the western fall,
   Beholds us now low brought through misery,
   Did in the orient purple of the morn.
   Salute our comming forth, when were known:
   Or may our portion be with damned fiends.
   "Солнце, почтенные лорды, при вечернемъ закатѣ
   Видитъ, какъ мы влачимся среди бѣдств³й;
   А утромъ, при пурпурѣ восхода
   Оно привѣтствовало наше появлен³е, когда увидѣло насъ.
   Или нашъ удѣлъ быть съ проклятыми злыми духами?.."
   (Актъ V, сцена 1 - не принадлежитъ Шекспиру).
  
   Приводя эти отрывки, Флэй заявляетъ, что первый и трет³й изъ нихъ точно соотвѣтствуютъ шекспировскому размѣру перваго пер³ода его творчества, между тѣмъ, какъ второй и четвертый не соотвѣтствуютъ. Я долженъ прибавить сверхъ того, что второй и четвертый отрывокъ сухо-дѣловиты, какъ и отрывки, приведенные раньше; первый же и трет³й, напротивъ того, написаны со всѣмъ богатствомъ стихотворной рѣчи. Въ этихъ двухъ выдержкахъ не встрѣчается схожихъ местъ съ пьесами Шекспира, но общее впечатлѣн³е, остающееся въ умѣ читателя, вполнѣ Шекспировское. Флэй основываетъ свое мнѣн³е о принадлежности эпизода Шекспиру исключительно на одномъ стихосложен³и. И дѣйствительно, въ стихосложен³и обѣихъ частей пьесы замѣчается явное различ³е. Въ части, приписываемой Шекспиру, рифмы постоянно попадаются между бѣлыхъ стиховъ, другой же авторъ, повидимому, еще болѣе приверженъ къ системѣ бѣлыхъ стиховъ, введенныхъ Марло, чѣмъ самъ Марло. Марло часто употребляетъ рифмы посреди бѣлыхъ стиховъ; этотъ же авторъ еле тащится въ своемъ утомленномъ монотонномъ движен³и, не пытаясь освѣтить свой путь хотя бы случайною рифмой. Въ то время какъ въ нешекспировской части на каждую сотню стиховъ, круглымъ счетомъ, приходится четыре рифмованныхъ строки, - въ эпизодѣ, принадлежащимъ Шекспиру, мы находимъ на каждыя семь строкъ одну рифму, - пятнадцать рифмованныхъ строкъ на сотню, - то есть, число рифмованныхъ стиховъ въ эпизодѣ въ четыре раза больше, чѣмъ въ остальной драмѣ. Принявъ во вниман³е это крупное различ³е стихотворнаго стиля, а такъ же изысканную простоту и умѣренность языка второго автора, столь отличныя отъ приверженности Шекспира къ поэтическимъ украшен³ямъ, я полагаю, что мы имѣемъ достаточное основан³е утверждать, что эпизодъ написанъ Шекспиромъ. Точно такъ же эпизодъ является единственной не исторической частью всей драмы. Эпизодъ заимствованъ у Боккач³о, но Шекспиръ, вѣроятно, заимствовалъ его не прямо, а изъ "Palace of Pleasure" Пэйнтера.
   Мы оспаривали принадлежность Шекспира какой либо части "Двухъ знатныхъ родичей" на основан³и встрѣчающихся въ этой драмѣ безчисленныхъ заимствован³й изъ шекспировскихъ пьесъ. Но съ "Эдуардомъ III" дѣло обстоитъ нѣсколько иначе. Черты сходства, связывающ³я трудъ Шекспира съ его другими драмами, не болѣе и не менѣе многочисленны, чѣмъ въ другихъ его драмахъ, но онѣ въ настоящемъ случаѣ очень характеристичны. А кромѣ мѣстъ, находящихся въ прямой связи съ той или иной пьесой, здѣсь встрѣчается много мѣстъ, не находящихся въ такой связи, но тѣмъ не менѣе носящихъ явно шекспировск³й характеръ. Мы сразу чувствуемъ Шекспира; когда послѣ холодной наготы языка первой сцены переходимъ, напримѣръ ко второй сценѣ 1-го акта:
  
   Warwick:
   Even she, my liege; whose beauty tyrant fear,
   As a may-blossom with pernicious winds,
   Hath sully'd, urthered, overcast and done.
   Варвикъ: "Даже и она, государь, какъ майск³й цвѣтокъ передъ губительнымъ вѣтромъ, зачахла, поблекла, поникла, завяла".
  
   Эти стихи невольно напоминаютъ намъ о Шекспирѣ тѣмъ контрастомъ, который они представляютъ съ бѣдностью стиля другихъ мѣстъ пьесы. Нижеслѣдующее двухстиш³е, имѣющее характеръ каламбура, напоминаетъ намъ о многихъ подобныхъ мѣстахъ въ "Безплодныхъ усил³яхъ любви" и во "Снѣ въ лѣтнюю ночь":
  
   For sin, though sin, would not be so esteemed;
   Bud rather virtue sin, sin virtue deemed.
  
   Но самый ярк³й примѣръ погони за каламбуромъ мы встрѣчаемъ во 2-й сценѣ II-го акта. Эдуардъ говоритъ:
  
   The quarrel, that I have, requires no arms,
   But this of mine.
  
   Здѣсь слово "arms" (оруж³е, а также объят³е) употреблено въ томъ же самомъ двойномъ смыслѣ, какъ въ пьесѣ "Троилъ и Кресида" ( Актъ I, сц. 3 ст. 271):
  
   And dare avow her beaty and her worth
   In other arms than hers.
  
   Тамъ этотъ каламбуръ признается за доказтельство, что это мѣсто принадлежитъ Марстону, а не Шекспиру, такъ какъ послѣдн³й могъ бы прибѣгнуть къ такому элементарному каламбуру только въ первый пер³одъ своего творчества.
   Естественно является мысль о Шекспирѣ также въ слѣдующихъ случаяхъ. Словомъ "sun" (солнце) оканчиваются девять послѣдовательныхъ стиховъ въ актѣ 2-мъ сц. 1:
  
   And let me have her likened to the sun;
   Say she hath thrice more splendour than the sun,
   That her perfect win emulates the sun,
   That she breeds sweets as plenteous as the sun,
   That she doth thaw cold winter like the sun,
   That she doth cheer fresh summer like the sun,
   That she doth dazzle gazers like the sun,
   And, in this application to the sun,
   Bid her be free and general as the sun,
   Who smiles upon the basest weed that grows,
   As lavingly as on the fragrant rose".
   "Позвольте мнѣ уподобить ее солнцу,
   Сказать, что она блещетъ трижды ярче, чѣмъ солнце,
   Что ея совершенная прелесть соперничаетъ съ солнцемъ,
   Что она порождаетъ радость такъ же обильно, какъ солнце,
   Что отъ нея таетъ холодная зима такъ же, какъ отъ солнца,
   Что отъ нея веселѣетъ ясное лѣто, - какъ отъ солнца,
   Что она ослѣпляетъ тѣхъ, кто смотритъ на нее, какъ солнце;
   Пусть же въ своемъ уподоблен³и солнцу
   Она будетъ свободна и велика, какъ солнце,
   Которое улыбается самому жалкому плевелу
   Съ такой же любовью, какъ благоуханной розѣ".
  
   Въ 1596 году, въ "Венец³анскомъ купцѣ" (актъ  V, ст. 193-202) мы находимъ такую же игру со словомъ "ring" у Бассан³о и Порц³и, какъ здѣсь со словомъ "sun". Эта погоня за созвуч³ями очень характеристична для Шекспира перваго пер³ода его творчества. Характеристично также для Шекспира возвращаться къ мыслямъ, разъ выраженнымъ имъ въ какой либо изъ его пьесъ, - но возвращаться въ новой формѣ или съ инымъ значен³емъ. И вотъ примѣры такого возвращен³я къ мыслямъ, затронутымъ въ "Эдуардѣ  III", мы находимъ въ нѣкоторыхъ позднѣйшихъ, уже доподлинныхъ Шекспировскихъ пьесахъ, напр. въ "Мѣрѣ за мѣру" (Актъ  II-й, сцена 4).
   Графиня говоритъ въ нашей пьесѣ (Актъ  II-й, сцена 1):
  
   He that doth clip op counterfeit your stamp,
   Shall die, my lord: and will your sacred self,
   Commit high treason gainst the King of Heaven
   To stamp his image in forbidden metal.
   "Тотъ, кто поддѣлаетъ вашу печать,
   Долженъ умереть, милордъ, и неужели ваша священная особа
   Рѣшится на измѣну противъ Царя небесъ,
   Чтобъ отчеканить свое изображен³е на воспрещенномъ металлѣ?"
  
    Въ "Мѣрѣ за мѣру" эта же мысль выражена въ такихъ словахъ:
  
   To pardon him that hath from nature stolen
   A man already made, as to remit
   Their saucy sweetness that do coin heaven's image
   In stamps that are forbid.
   "Это было бы такъ же хорошо, какъ помиловать того, кто похитилъ у природы живого человѣка, или пощадить тѣхъ, кто чеканитъ небесныя изображен³я запретнымъ клеймомъ".
  
   Далѣе мы встрѣчаемъ въ нашей пьесѣ слѣдующее мѣсто:
  
   The poets write that great Achilles'spear
   Could heal the wound it made.
   "Поэты пишутъ, что копье Ахилла
   Могло исцѣлять раны, которыя оно наносило".
  
   Подобное же мѣсто встрѣчается въ "Генрихѣ  VI" (часть  II . 5. 100).
  
   Whose smile and frown like to Achilles'spear
   Is able urth the change to kill and cure.
   "Чья улыбка и нахмуренный видъ, подобно Ахиллову копью,
   Поперемѣнно убиваютъ и исцѣляютъ".
  
   Находимъ мы так³я же совпаден³я между нашей пьесой и "Гамлетомъ" (Актъ  II-й сцена 2): For if the sun breed maggots in a dead day being a god kissing carrion. Have you a daughter? Pol. I have, my lord. Hamlet. Let her not walk in the sun. Conception is a blessing, but not as your daughter may conceive.
   "Потому что, если солнце, богъ, порождаетъ червей, коснувшись падали... есть ли у тебя дочь? - Полон³й: Есть, милордъ. - Гамлетъ: "Не пускай ее на солнце. Зачат³е есть благодать; но если эта благодать коснется твоей дочери?"
   Шекспиръ заимствовалъ образъ солнца, цѣлующаго падаль, у Лили, который повидимому пересталъ писать для сцены еще до Шекспира. Связь между Лили и приведеннымъ мѣстомъ въ "Гамлетѣ" можно найти въ слѣдующемъ мѣстѣ нашей пьесы (II. 1):
  
   The freshest summer's day doth soonest taint
   The loathed carrion that it seems to kiss.
   "Ясный солнечный день заставляетъ издавать зловон³е
   Отвратительную падаль, которую, онъ, повидимому цѣлуетъ".
  
   Стихъ изъ нашей пьесы встрѣчается также въ той же самой формѣ въ 14-мъ стихѣ 94-го сонета. Онъ находится въ томъ мѣстѣ, гдѣ Варвикъ, отецъ графини, убѣждаетъ ее твердо стоять противъ домогательствъ короля:
  
   Deep are the blows made, with a mighty axe:
   That sin doth ten times aggravate itself
   That is committed in a holy place:
   An evil deed, done by authority,
   Is sin and subornation: deck an ape
   In tissue and the beauty of the robe
   Adds but the greater scorn unto the beast.
   A spacious field of reasons could I urge,
   Between his glory, daughter and thy shame:
   That poison shows worst in a golden cup;
   Dark night seems darker by the lightning's flash
   Lilies, that fester smell far worse than weeds.
   "Глубоки раны, наносимыя мощной сѣкирой:
   Такъ грѣхъ отягчается десятикратно,
   Если онъ совершенъ въ священномъ мѣстѣ.
   Злое дѣло, совершенное властью,
   Является грѣхомъ и преступлен³емъ.
   Одѣнь обезьяну въ пышныя одежды, -
   Отъ этого она станетъ еще смѣшнѣе.
   Я могъ бы привести огромный рядъ сравнен³й,
   Дочь моя, между его славою и твоимъ позоромъ:
   Такъ ядъ кажется ужаснѣе въ золотомъ кубкѣ,
   Темная ночь кажется чернѣе при мерцан³и факела.
   Лил³и, испортившись, пахнутъ отвратительнѣе плевелъ.
  
   Въ 94-мъ сонетѣ мы встрѣчаемъ слѣдующ³я строки:
  
   They that have power to hurt and will do none,
   That do not do the things they most do show,
   Who, moving others are themselves as stone,
   Unmoved, cold and to temptation slow.
   They rightly do inherit heaven's graces
   And husband nature's riches from expense;
   They are the lords and owners of their faces
   Others but stewards of their excellence.
   The summer flower is to the summer sweet,
   Though to itself it only live and die,
   But if that flower with base infection meet,
   The basest weed outbraves his dignity:
   For sweetest things turn sourest by their deeds
   Lilies, that fester smell far worse than weeds.
   "Тотъ, кто имѣетъ возможность вредить и не вредитъ, кто, вл³яя на другихъ, самъ остается непоколебимымъ и холоднымъ, какъ камень, кто не поддается искушен³ю, - тѣ справедливо наслѣдуютъ милости неба и оберегаютъ богатства природы отъ расхищен³я. Они сами свои собственные господа и владыки, а проч³е только слуги ихъ превосходства. Лѣтн³й цвѣтокъ милъ лѣту, хотя лишь для самого себя онъ живетъ и умираетъ. Но если этотъ цвѣтокъ подвергся гн³ен³ю, то самый жалк³й плевелъ становится выше его по своему достоинству: ибо самое сладкое можетъ стать горчайшимъ по дѣламъ своимъ; лил³и, подвергш³яеся порчѣ, пахнутъ хуже, чѣмъ плевелы".
   Сравнен³е этихъ двухъ мѣстъ едва-ли можетъ оставить сомнѣн³е относительно того, что они родились въ одномъ и томъ же творческомъ мозгу.
   Какъ мы уже сказали, Шекспиръ часто развиваетъ мысли, уже разъ выраженныя имъ. Правда, въ этихъ случаяхъ онъ обыкновенно измѣняетъ форму выражен³я, но иногда, какъ въ настоящемъ случаѣ, онъ повторяетъ ее безъ перемѣны, или только съ незначительнымъ измѣнен³емъ.
   Фризенъ, помѣстивш³й во второмъ томѣ "Shakespeare Jahrbuch" статью, направленную противъ предположен³я, что Шекспиръ участвовалъ въ составлен³и нашей пьесы, допускаетъ за приведенномъ нами мѣстомъ значен³е серьезнаго аргумента въ пользу авторства Шекспира. Но онъ утверждаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ, что авторъ нашей пьесы, кто бы онъ ни былъ, могъ видѣть это мѣсто въ рукописи. Однако, не болѣе ли естественно предположить, что самъ поэтъ воспользовался здѣсь своею собственностью?
   Мѣста, на которыя мы указали, за исключен³емъ тѣхъ, которыя имѣютъ связь съ "Гамлетомъ" и "Мѣрой за мѣру" относятся къ болѣе раннимъ пьесамъ. Какъ установлено раньше, "Эдуардъ  III" занесенъ въ книгопродавческ³е списки въ декабрѣ 1595 г., напечатана же пьеса была въ 1596 году Кедбертомъ Берли. Хотя пьесы нерѣдко пишутся много раньше своего обнародован³я, однако если у насъ нѣтъ достаточныхъ основан³й, мы не вправѣ утверждать, что пьеса была написана и представлена за долго до своего обнародован³я. Въ настоящемъ случаѣ нѣтъ этихъ доказательствъ, а установленныя выше черты сходства съ сонетами вмѣстѣ съ чертами сродства, которыя мы сейчасъ приведемъ по отношен³ю къ "Лукрец³и", даютъ основан³е признать 1596 годъ, т.-е. дату обнародован³я, за моментъ, недалек³й отъ времени написан³я пьесы.
   Сродство съ "Лукрец³ей", о которомъ сейчасъ была рѣчь, нельзя не усмотрѣть въ концѣ эпизода съ графиней Сольсбери. Здѣсь добродѣтель торжествуетъ въ груди Эдварда надъ любовью, и авторъ только что написавш³й Лукрец³ю, вкладываетъ въ его уста такую рѣчь:
  
   "Even by that power, I swear, that gives me now
   The power to be ashamed of myself,
   I never, mean to part my lips again
   In any word that tends to such a suit.
   Arise, true English lady; whom our isle
   May better boast of than e'er Roman might
   Of her, whose ransacked treasury hath tasked
   The vain endeavour of so many pens.
   "Клянусь той силой, которая даетъ мнѣ нынѣ
   Силу устыдиться самого себя, -
   Я никогда не сложу своихъ губъ опять,
   Чтобы произнести хоть одно слово для такой просьбы.
   Встань, истинно британская женщина; нашъ островъ
   Можетъ гордиться тобой больше, чѣмъ римляне гордились той,
   Чье похищенное сокровище задало столько напраснаго труда
   Цѣлому сонму писателей".
  
   Въ шекспировской части "Эдурда  III" еще нѣтъ характеризац³и въ точномъ смыслѣ этого слова. Но во всякомъ случаѣ бурный любовникъ эпизода съ графиней, не разбирающ³й средствъ для достижен³я своихъ желан³й, не имѣетъ ничего общаго съ деревяностью Эдуарда-короля, когда онъ во главѣ своего войска сражается во Франц³и.
   Въ графинѣ точно также слишкомъ мало индивидуальности. Она - слишкомъ однотонное воплощен³е чистоты и обязана значительной долей своей привлекательности только тому поэтическому ореолу, который придалъ ей поэтъ. Лодовикъ просто на просто манекенъ, а Варвикъ - лицо слишкомъ надуманное. Фигуры исторической части пьесы не вызываютъ въ насъ ни малѣйшаго интереса. Мы, конечно, симпатизируемъ Черному Принцу, но въ сущности въ основан³и этого чувства лежитъ историческая ассоц³ац³я, т. е. процессъ, какъ разъ обратный тому, который такъ характеренъ для историческихъ пьесъ Шекспира. Тамъ мы безсознательно переносимъ его образы на страницы истор³и. Здѣсь же наше предствлен³е о Черномъ Принцѣ, составленное по истор³и, мы переносимъ на пьесу.

 Робертъ Бойль*)

  
   *) Переводъ съ рукописи Е. А. Егорова.
  

Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
Просмотров: 566 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа