Щеголев Павел Елисеевич - Император Николай I и Пушкин в 1826 году

его года. Цензурное же разрешение дано 8 октября 1825 года. В мае этого года Пушкин в письме спрашивал Вяземского: "читал ли ты моего А. Шенье в темнице? Суди об нем, как иезуит - по намерению"³¹. Эта элегия имеет важнейшее значение в развитии творчества и миросозерцания Пушкина, но в настоящее время в нашу задачу не входит исследование "намерений" поэта, ибо его скрытые намерения были ни при чем в возникновении интереса к этому стихотворению. Цензура не пропустила целиком элегии, но непропущенные строфы распространились, получили широкую известность, а после событий 14 декабря были приурочены к этому восстанию. В той предсмертной песне, которую Пушкин вложил в уста Шенье в темнице, были стихи, фразы и слова, которые подходили к современному положению:

  

   Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,

   Я слышал...

             ...самовластию бестрепетный ответ.

  

   Все это было отнесено к восстанию на Сенатской площади. А изображение состояния общества после гибельно окончившейся попытки, погасившей мечты о царстве свободы, русские читатели того времени усматривали в стихах:

  

   И мы воскликнули: Блаженство!..

   О горе! о безумный сон!

   Где вольность и закон? Над нами

   Единый (властвует топор.

   Мы свергнули царей. Убийцу с палачами

   Избрали мы в цари! О ужас, о позор!..

  

   После 13 июля 1826 года, дня казни пяти декабристов, неслыханно дерзким казалось это название в приложении к Николаю I и его главным помощникам. Понятно их негодование, когда эти строфы с заголовком на 14 декабря попались в их руки. А Пушкин убийцей и палачами называл всего-навсего Робеспьера и Конвент. Так против смысла стихотворения, вопреки какому-либо желанию автора, произошло приурочение их к 14 декабря русским читателем; но в этом нет ничего диковинного, если русские вольнодумцы в конце первой четверти XIX века вычитывали намеки на современность в "шуто-трагедии" И. А. Крылова "Трумф", которая, как известно, написана была в 1800 году³².

   История распространения списка со стихами Пушкина, как она выясняется из следственных документов, относит начало этого распространения к штабс-капитану лейб-гвардии конно-егерского полка Александру Ильичу Алексееву {См. перепечатанное дальше наше сообщение "Пушкин в политическом процессе 1826-1828 гг.". Там изложены данные следствия.}. Откуда же получил он запретный отрывок, остается невыясненным. На следствии Алексеев показал, что он получил эти стихи в октябре или ноябре 1825 года в Москве, но от кого, не помнит. Правительство употребило меры, чтобы заставить его сказать, кто ему дал стихи. Убеждал его сознаться и Дибич и Потапов; из тюрьмы привозили его домой к больному отцу. Отец грозил ему проклятием, если он не откроет, от кого получил рукописи. Запирательство ухудшило его положение, но другого показания он не дал: "как ни был он тронут, как ни плакал, а все утверждал, что не помнит". Этот Алексеев по тому, как он держался на следствии, производит приятное впечатление. Он был сын известного генерала Ильи Ивановича Алексеева и Натальи Филипповны, урожд. Вигель и, следовательно, приходился племянником известному Ф. Ф. Вигелю, автору "Записок". Его дядя оставил в "Записках" его характеристику. А. И. Алексеев учился в пажеском корпусе и был выпущен в военную службу в 1819 году, 19 лет от роду. Благодаря высокому положению отца и его связям, благодаря собственной ловкости и умению расположить к себе начальство он легко делал свою карьеру. В 1826 году - 26 лет от роду - он был штабс-капитаном л.-гв. конно-егерского полка, стоявшего в Новгороде, но он мало жил в полку, часто бывал в Петербурге и у своих домашних в Москве. Обладая счастливой наружностью, он пользовался успехом у женщин и был желанным танцором на балу у Алексея Михайловича Пушкина {В этом доме А. И. Алексеев мог много слышать о Пушкине; кроме того был и еще источник, через который могли доходить рассказы о Пушкине. В это время командиром эскадрона лейб-гвардии конно-егерского полка, стоявшего в Новгороде, был Павел Иванович Павлищев {Павлищев Л. Воспоминания об А. С. Пушкине, М. 1890, с. 45-46). Его брат, Николай Иванович, впоследствии женился на сестре Пушкина³³. О нем писала Анна Николаевна Вульф в письме к Пушкину от 20 апреля 1826 года из Малинников: "Il nous est arrivê encore de Novgorod un aimable jeune homme Mr. Pavlichteff, un grand musicien; il m'a dit qu'il vous connaissait" (XIII, 274, 555). Пер.: "К нам еще также приехал из Новгорода любезный молодой человек, господин Павлищев, способный музыкант; он мне сказал, что он вас знает" (франц.).- Ред. Любопытно отметить, что Пав<ел> Ив<анович> Павлищев был одним из судей (асессоров) в той комиссии, которая судила Алексеева, посылала допросы Пушкину и т. д.}, родственника поэта. В феврале 1826 года А. И. Алексеев находился в Новгороде. К нему зашел прапорщик конно-пионерного эскадрона Молчанов, приходивший с ремонтом в Петербург {Едва ли не брат Молчанова, привлекавшегося по делу о восстании Черниговского полка.}. Зашел разговор о стихах Пушкина, и Алексеев сообщил, что у него есть последнее его сочинение, и показал ему запрещенные строфы из элегии "А. Шенье". Молчанов выпросил у него этот список для того, чтобы переписать стихи для себя. С тех пор Алексеев уже не видал этого собственноручно им сделанного списка. Молчанов не вернул его, а увез с собою. В Москве в июле месяце увидал у него стихи "русский учитель" Леопольдов и попросил тоже списать. Выпустив из своих рук список Алексеева, Молчанов не получил его обратно. Неясно, с каким умыслом доставал эти стихи Леопольдов. На следствии он (может быть, желая оправдаться) показывал, что если он и не представил их своевременно по начальству, то только потому, что высшее начальство в эта время по случаю предстоящей коронации переезжало из Петербурга в Москву и было нелегко находимо, а кроме того, он хотел поточнее разузнать, кто распускал подобные стихи. Но Леопольдов знал, чем занимался его знакомец, калужский: помещик 14-го класса, Коноплев, которому он передал стихи: "передача же,- показывал он на суде,- или временное оставление мое оных стихов у одного знакомца, через которого обнаружились оные пред правительством, известны высокому начальству, которое положило начало сему делу". Как бы там ни было, но Леопольдов аккуратненько переписал стихи на лист бумаги и тут же на листе прибавил к ним копию предсмертного письма Рылеева, которое получило широкую известность в то время. И до сих пор попадается еще немало современных списков письма. В Москву это письмо пришло очень скоро после смерти Рылеева вместе с прибывшими из Петербурга чинами, писцами и т. д. Переписанное им он вручил Коноплеву. По всей вероятности, Леопольдов в это время не думал, что придется выдавать лиц, сообщивших ему эти стихи, а просто желал и сам выиграть что-либо своим сообщением, и дать выслужиться своему знакомцу Коноплеву. Коноплев же полагал, что в силу своей службы по секретным поручениям при генерале Скобелеве он останется неназванным во всей этой истории и в стороне от всяких следствий. По крайней мере, представляя Скобелеву стихи Пушкина, он не считал нужным рассказывать, от кого он их получил, да и генерал Скобелев тоже не интересовался. Для него была важно лишь одно обстоятельство, что стихи эти принадлежат перу Пушкина; Скобелев полагал, что ответчиком за эти стихи явится один Пушкин. Таким образом, снова Пушкин был близок к беде.

  

  

   13 июля были повешены декабристы. 14 июля совершен очистительный молебен, а затем царь, двор, министры выехали в Москву. 20 июля Николай Павлович приехал в Москву; 24 состоялся торжественный въезд, а затем до 22 августа - дня коронации - царь предавался главным образом смотрам, маневрам, не переставая заниматься и государственными делами, среди них теми, которые задерживались до окончания следствия и суда над декабристами.

   В начале августа (до маневров, бывших 17, 18 августа) {Schiemann Th. Geschichte Russlands unter Kaiser Nicolaus I. Bd. II. Vom Tode Alexander I bis zur Juli-Revolution. Berlin, 1908, S. 149. Пер.: Шиманн Т. История России в царствование императора Николая I. Том II. От смерти Александра I до июльской революции. Берлин, 1908, с. 149 (нем.).- Ред.} Скобелев, по болезни не выходивший из дома, препроводил стихи Пушкина к Бенкендорфу. Не сохранилось препроводительной бумаги Скобелева, но из последовавших за ней запросов видно, что Скобелев не останавливался на вопросах о распространении, ограничившись сообщением ненавистного ему имени автора. Когда он, Бенкендорф, прочел в бумаге Скобелева, что это стихи Пушкина, он вспомнил, очевидно, то впечатление о Пушкине, которое создалось в следственной комиссии. Не имея возможности "по причине крайнего недостатка времени и предстоящих маневров" побывать у больного Скобелева и лично объясниться, он попросил его запиской разрешить некоторые сомнения. И первый вопрос, обращенный к Скобелеву - "какой это Пушкин, тот ли самый, который живет во Пскове, известный сочинитель вольных стихов?" "Если не тот,- был другой вопрос,- то кто именно, где служит и где живет?" Наконец, третье: "Стихи сии самим ли Пушкиным подписаны и не подделана ли подпись под чужое имя? также тот лист, на котором они сообщены ген<ерал>-ад<ъютанту> Бенкендорфу, суть ли подлинной или копия с подлинного? где подлинник находится и через кого именно они доставлены к вашему превосходительству?" На первые два вопроса Скобелев собственноручно писал: "Мне сказано, что тот который писать подобные стихи имеет уже запрещение, но отослан к отцу его". На третий вопрос Скобелев ответил: "Я представил копию, которая писана рукою моего чиновника, подлинная говорят прислана из Петербурха, о чем вернее объяснит чиновник коего буду иметь честь представить {Этой запиской с вопросами Бенкендорфа и ответами Скобелева начинается обширное дело III Отделения о Пушкине (Г. А. III Отд., I эксп., No 62; началось в 1826 году и кончилось в 1854 году). Все дела III Отд. о Пушкине изданы С. Сухониным, СПб., 1906 г., но в высшей степени неисправно, в чем мы убедились, сверяя его издания с подлинником во время наших занятий в арх. б. департ. полиции. Примером неряшливости может служить как раз записка, о которой идет речь. Правильно она была издана в 1883 году в "Русской старине" (1883, No 6, с. 690-692). См. мою рецензию на изд. Сухонина в "Былом", 1906, No 2, с. 299-301.}.

   Бенкендорф обратил особое внимание на это дело хотя бы уж в силу одного того соображения, что оно было одним иа первых в практике новорожденного III Отделения, бывшего под его начальством. Понятно, ему хотелось провести его возможно тщательнее. Кроме этого, не мог не поразить его самый тон стихов, приуроченных к 14 декабря. По характерному выражению Леопольдова: "увидав стихи, подумали: щука съедена, остались зубы; а потом возбудили вопрос: не остаток ли это духа недавно у нас погашенной булги" {Леопольдов. Автобиография. Рукоп. б. Саратовской ученой архивной комиссии. Булга - тревога, беспокойство.}. Поэтому он и поспешил выяснить, кто участвовал в распространении. Сообщение же об авторе стихов приобретало особое значение ввиду того, что об освобождении автора хлопотали у государя, что автор сам, заявляя о раскаянии, просил о милости во всеподданнейшем прошении. Отметим, что прошение Пушкина только 30 июля было отправлено маркизом Паулуччи к министру иностранных дел Нессельроде. В то время, когда началось дело о стихах "Шенье", прошение - надо думать - было накануне доклада. По получении в Москве, оно было передано начальнику главного штаба и позднее им же доложено. Бенкендорф не мог не знать этих обстоятельств.

   Скобелев направил к Бенкендорфу своего "доброго сотрудника" Коноплева. Он не ожидал подобного оборота дела, потому что, получив от Леопольдова рукопись со стихами, он не спросил его, от кого он получил их, и поэтому не мог удовлетворить любопытству Бенкендорфа. Ему он мог только донести, что стихи списаны для него Леопольдовым. А Леопольдова в это время уже не было в Москве: получив кандидатский аттестат, он уехал к себе на родину в Саратовскую губернию. 21 августа Коноплев получил от Скобелева приказание "в тот же час отправиться для отыскания г. Леопольдова и отобрания от него инкогнито, от кого он стихи сии получил или сам сочинил". Так впоследствии объяснял Коноплев свои действия по требованию новгородского уездного суда. "Отыскавши Леопольдова,- заканчивал свое объяснение Коноплев,- и отобравши от него сведения, возвратился в Москву и доставил оное г. генерал-майору Скобелеву, который в то же время свез оное к ген.-ад. Бенкендорфу, на другой же день все лрикосновенныя лица были взяты, а мне объявлена благодарность от начальства".

   Задача, возложенная на Коноплева,- разыскание распространителей; но автор был уже назван. Правда, могло еще быть сомнение, не подделка ли имени, но Скобелев утвердил еще раз принадлежность стихов Пушкину. Но если автор действительно Пушкин, сочинитель вольных стихов, являлась сама собой мысль: значит, все преследования его не угомонили! значит, одной рукой подписывая прошение о помиловании, другой он пишет проклятия убийце с палачами (это после 13-го-то июля!) значит, его обещание не противоречить общепринятому порядку неискренне! При той близости, которая была между Николаем I и Бенкендорфом; при том усиленном внимании, которое уделял царь любезной его сердцу деятельности III Отделения всегда (а тем более на первых шагах этого учреждения); наконец, при чрезмерно изощренной любви к сыску нельзя допустить предположения, что Бенкендорф не довел до сведения Николая I полученного им доноса Скобелева об авторстве Пушкина. Конечно, он тотчас же доложил об этом царю, перед которым лежала и просьба Пушкина. Для нас ясно, что резолюция, положенная Николаем на прошение Пушкина, находится в связи с возникновением дела о распространении стихов из элегии. Эту резолюцию 28 августа записал начальник главного штаба Дибич так: "Высочайше повелено Пушкина призвать сюда. Для сопровождения его командировать фельдъегеря. Пушкину позволяется ехать в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта. Пушкину прибыть прямо ко мне. Писать о сем псковскому гражданскому губернатору"³⁴. Мне всегда казалась странной эта резолюция, которую биографы и исследователи считали извещением о помиловании: "Государь излил свою милость, вызвав Пушкина сейчас же после коронации в Москву к себе",- так пишут биографы. Но стоит прочесть внимательнее резолюцию, и сейчас же бросится в глаза весьма необыкновенная манера призывать человека, на которого собираются излить милосердие и которому разрешается "ехать свободно, под надзором фельдъегеря". Не помилование тут имелось в виду. Пушкин лично перед Николаем I должен был разрешить недоумение, вызываемое авторством стихов "На 14 декабря", и дальнейшая участь его зависела от его ответа. Судьба его висела на волоске, но мы знаем, что ему легко было оправдаться в обвинении, возводимом на него: стоило только указать, что все стихотворение написано им еще до 14 декабря. Для нас очевидно, что подобное объяснение было сделано Пушкиным перед Николаем и принято во внимание. Только допущением этого факта и может быть объяснена история следствия о распространении стихов в первой стадии процесса (производство в военно-судной комиссии). Правительство проявило чревычайную энергию и быстроту в разыскании распространителей и виновников приурочения и чрезмерную жестокость в наказаниях офицерам, признанным в этом виновными. Николай I был хорошо осведомлен о ходе дела о распространении с_т_и_х_о_в П_у_ш_к_и_н_а {Разрядка П. Е. Щеголева.- Ред.}; он сам предписывал быстроту и энергию. Но Пушкин не был потребован к делу в то время, как оно производилось в Москве в военно-судной комиссии. Он был оставлен в стороне. Но как могло бы случиться это, если бы Пушкин не дал нужных разъяснений или если бы эти разъяснения не удовлетворили Николая I? Это противоречило бы истинным традициям сыска; недаром последующие инстанции, производившие дело и не знавшие об объяснениях Пушкина, признавали ненормальным тот факт, что Пушкин не был привлечен к делу, и старались притянуть Пушкина поближе. Пушкин объяснился³⁵ и считал дело поконченным; поэтому, когда его начали в 1827 и 1828 годах беспокоить допросами, он не мог не возмутиться повторением старого и отвечал с излишнею резкостью, которая и была при окончательном решении дела поставлена ему в счет.

   В своем изложении мы забежали немного вперед, но мы должны были сделать так, чтобы доказать наше положение: резолюция о вызове Пушкина еще не предвещала помилования; она не была результатом предпринятого определенного решения, благоприятного просьбе поэта. Напротив, окончательное решение откладывалось. Хлопотами Карамзина и Жуковского, желанием сохранить изысканное украшение царствования, наконец, боязнью вызвать отказом вновь к жизни ненавистный источник вольномыслия была подготовлена возможность помилования Пушкина, но возможность вдруг встретила серьезное препятствие - в инциденте со стихами "На 14 декабря". Пушкин сам должен был дать ответ, и окажись, что он действительно в стихах метил на 14 декабря, не тем бы кончилось его "призвание" в Москву. Нам приходится теперь восстановлять связь увоза Пушкина из Михайловского с делом о стихах на 14 декабря, в славу Николая I порванную биографами, но сохранились современные известия о том, что Пушкин был затребован в Москву именно по этому делу. Таковы были предания Тригорского, о которых сообщает M. И. Семевский³⁶. Так рассказывает и Вигель, который мог быть осведомлен о несчастии своего племянника, пострадавшего за распространение стихов Пушкина.

  

  

   В то время как делали распоряжения о "призыве" Пушкина в Москву, агент Скобелева Коноплев съездил в Сердобский уезд Саратовской губернии, разыскал проживавшего у родителей Леопольдова и узнал от него, что стихи Пушкина были взяты им у прапорщика Молчанова. Леопольдов сейчас же сообразил, что при подобном обороте дела ему не пройдет даром эта история, и отправил Бенкендорфу письмо, в котором доводил до его сведения, что у него имеются преступные стихи и что, очевидно, злоумышления противу правительства не совсем еще истреблены {Когда Леопольдову предъявили обвинение в распространении стихов, он все свое оправдание построил на этом письме к Бенкендорфу. Своевременно-де он донес правительству о том, что у него есть стихи, а если он раньше, до отъезда на родину, не сообщил о них, то это потому, что не знал, где найти начальство, а кроме того, хотел получше выследить источник распространения. Бенкендорф подтвердил получение им письма от Леопольдова. Совершенно не соответствуют поэтому истине его позднейшие рассказы о том, что он написал Бенкендорфу письмо якобы по просьбе брата Алексеева, в защиту последнего.}. Вернувшись в Москву, Коноплев тотчас же доложил полученное им сведение Скобелеву, а тот в то же время "свез оное к генерал-адъютанту Бенкендорфу". Молчанов был разыскан и арестован. В тот самый день, когда Пушкин объяснялся с Николаем Павловичем - 8 сентября,- от Молчанова была отобрана начальником главного штаба, следующая подписка:

   "Я нижеподписавшийся получил стихи сочинения Пушкина на 14-е декабря от Александра Алексеева лейб-гвардии конно-егерского полка шт.-капитана, во время моего возвращения в Петербург с ремонтом в феврале месяце 1826 года".

   Итак, в то время как Пушкин, совершенно удовлетворительно объяснивший свою роль в истории со стихами, отстраняется (но - увы! - только на первых порах!) от дознания, правительство с особенным рвением стремится отыскать и наказать распространителей и приспособителей стихотворения к событиям 14 декабря. Молчанов, очевидно, во внимание к его быстрому сознанию, был переведен тотчас же из гвардии: (пионерный эскадрон) в армию (нижегородский драгунский полк), но с тем, чтобы до окончания дела он содержался под арестом. Приказ о переводе состоялся 9 сентября. По показанию Молчанова был найден и арестован Алексеев. 16 сентябре по высочайшему повелению он был арестованным отправлен в Москву. В Москве его допрашивал начальник штаба И. И. Дибич, и Алексеев, "не отвергая того, что отдал стихи Молчанову, не только не объявил в свое время сочинения сего начальству, как того требовал долг честного и верного офицера и русского дворянина, но, не раскаиваясь в своем поступке, решительно не захотел открыть, от кого он сам получил сии бумаги". Мы уже упоминали, что на Алексеева пытались воздействовать мольбами и проклятием его престарелого отца. Запирательство Алексеева было принято за доказательство намерения "скрыть следы, по которым могли быть открыты злоумышленники, распространяющие подобные сочинения". И Николай Павлович приказал судить Алексеева военным судом с непременным условием, чтобы суд был окончен в три дня. Уже 25 сентября Дибич передал высочайшее повеление. Со стремительной быстротой в тот же день состоялась военно-судная комиссия и через три дня приговорила Алексеева к смертной казни. Стремительность была рассчитана, очевидно, на то, что Алексеев убоится и назовет лицо, от которого он получил стихи. Но он не сделал этого по той простой причине, что не мог вспомнить. Сохранилось следующее известие, записанное А. Я. Булгаковым 30 сентября: "Наташа³⁷ была у Алексеевых и приехала оттуда расплаканная. Бедный отец и мать в прежалком положении; я не понимаю упрямства сына старшего. Может ли быть, чтобы он не помнил, от кого получил стихи эти мерзкие? Отец, к коему был он приведен, угрожал ему проклятием; как ни был он тронут, как ни плакал, а все утверждал, что не помнит. Кажется, это было не 10 лет назад! Все утверждают, что стихи Пушкина, однако же надобно это доказать и его изобличить". А 1 октября Булгаков писал: "Стихи точно Пушкина. Он не только сознался, но и прибавил, что они давно напечатаны в его сочинениях. Тут речь о французской революции, только многое кем-то украшено, с разными прибавлениями, и поставлено заглавие: 14 декабря. Кто этот труд взял на себя - неизвестно, а добираются. Бенкендорф сказывал Брокеру: эти стихи так мерзки, что вы верно выдали бы своего сына сами, ежели бы знали, что он сочинитель" {Русский архив, 1901, кн. II, с. 402-403.}. По поводу этих сообщений необходимо сделать два замечания. Записи, сделанные 30 сентября и 1 октября, имеют в виду события более ранние, предшествовавшие суду над Алексеевым. Свидание с отцом, убеждавшим его сознаться, происходило до 25 сентября. А из известия о Пушкине вовсе нельзя извлечь, как это делает В. Я. Брюсов {[Брюсов В. Я. Сношения Пушкина с правительством].- Русский архив, 1906, кн. I, No 1-4, с. 327. Домыслы В. Я. Брюсова о днях допроса, о лице допрашивавшем, совершенно не соответствуют действительности.}, указание на то, что в промежуток между 26 и 29 сентября произошел первый допрос Пушкина по делу о стихах. Во всем производстве военно-судной комиссии, пока она заседала в Москве, нет никаких следов допроса Пушкина, да и не могло быть, ибо комиссии приказано было судить только одного Алексеева и не касаться других, да кроме того объяснения, данные Пушкиным Николаю I, совершенно удовлетворили царя и положили конец дознанию о роли Пушкина. Ближайшие помощники царя - Бенкендорф, Дибич, Потапов - конечно, знали об этом, знали и сущность данных Пушкиным объяснений и потому на первых порах, когда везде говорили о милости, оказанной монархом поэту, не считали возможным привлекать Пушкина к ответу. Нельзя не отметить для истории дальнейших отношений Пушкина к Бенкендорфу фразы последнего, приведенной Булгаковым: "Эти стихи так мерзки (это значит: даже и без приурочения к 14 декабря), что вы верно выдали бы своего сына, ежели бы знали, что он сочинитель". Известно, что недоразумения между Пушкиным и Бенкендорфом начались очень скоро после милости - знак, что Бенкендорф и остальные за это время узнали, как на с_а_м_о_м д_е_л_е {Разрядка П. Е. Щеголева.- Ред. } смотрел Николай I на Пушкина. О пренебрежительном отношении к поэту Бенкендорф и остальные и помыслить не дерзнули бы, если бы они не почувствовали нот презрения в самом царе, а это пренебрежение, которое даже не всегда считали нужным скрывать под холодно-вежливыми фразами, высказано чуть ли не с первого момента появления Пушкина в московском обществе. Только таким пренебрежением и можно объяснить, что через полтора месяца после прощения Пушкина, 25 октября, Николай I утвердил мнение аудиториатского департамента по делу Алексеева, а в этом мнении департамент полагал вернуть дело в ту же военно-судную комиссию для дополнения по нескольким пунктам и между прочим для отобрания от Пушкина показания: "им ли сочинены означенные стихи; когда, почему известно ему {Комиссия вывела заключение, что стихи были написаны до 14 декабря на основании показания Алексеева, что стихи достались ему в Москве осенью 1825 года.} сделалось намерение злоумышленников, в стихах изъясненное; в случае же отрицательства, неизвестно ли ему, кем оные сочинены". Но раз комиссия отбирала показания у прикосновенных к делу, то по чину она должна была произнести суждение о всех прикосновенных. Таким образом притягивался к делу и Пушкин. 4 ноября великий князь Михаил Павлович, делая распоряжения о продолжении дела, предлагал комиссии уже не только истребовать показание Пушкина, но и в случае надобности доставить в Новгород и его самого. Несмотря на то, что военно-судная комиссия удовлетворилась показаниями Пушкина" он не был освобожден от дела и по окончании ее действий. 25 марта Николай утвердил мнение аудиториата, повторившего сентенцию Михаила Павловича о продолжении следствия в гражданском уголовном суде теперь уже над Леопольдовым, но с вменением суду в обязанность истребовать новые объяснения от Пушкина и, сообразив оные, п_о_с_т_у_п_и_т_ь п_о з_а_к_о_н_а_м {Разрядка П. Е. Щеголева.- Ред.}. Так с необыкновенной настойчивостью высказывалось истинное мелочно-злобное отношение Михаила Павловича и самого Николая I к Пушкину.

  

   Сборник избранных работ П. Е. Щеголева характеризует его исторические и литературные взгляды, общественную позицию. В подобном составе работы исследователя публикуются впервые. Составитель стремился представить особенность творческого метода Щеголева, как синтез литературного и исторического поисков, становление в его творчестве исследовательской проблемы - "Русская литература и освободительное движение". Весь материал представлен по двум разделам: в первом разделе помещены статьи, посвященные "первому революционеру" А. Н. Радищеву, "первому декабристу" В. Ф. Раевскому, А. С. Грибоедову и его роли в движении декабристов, А. А. Дельвигу, и воспоминания о Л. Н. Толстом. Во втором разделе - статьи, посвященные А. С. Пушкину и его роли в освободительном движении. Следует сразу же оговориться, что этот состав статей отнюдь не исчерпывает всего творческого наследия П. Е. Щеголева по данным вопросам. В этот сборник не вошли работы исследователя, посвященные Н. В. Гоголю, В. Г. Белинскому, И. С. Тургеневу и т. д. При включении в книгу статьи "Возвращение декабриста" удалось воспользоваться лишь публикацией из нее "Воспоминаний В. Ф. Раевского", бывших в распоряжении П. Е. Щеголева, и местонахождение которых сейчас не установлено.

   Все статьи печатаются по тексту последних прижизненных публикаций исследователя (за исключением статей "Зеленая лампа" и "К истории пушкинской масонской ложи") и основными источниками являются сочинения П. Е. Щеголева ("Исторические этюды". Спб., 1913; "Декабристы". М.-Л., 1926; "Из жизни и творчества Пушкина". 3-е изд., испр. и доп. М.-Л., 1931). С целью приближения библиографического описания к современным издательским требованиям и в то же время стараясь сохранить авторскую манеру подачи материала, решено было, в ряде случаев, вводить редакторские и авторские уточнения, заключая их при этом в квадратные скобки. Во всех остальных случаях современное библиографическое описание дано в тексте комментариев. При публикации без оговорок исправлены явные описки, опечатки. Слова и заголовки, дополняющие текст, заключены в угловые скобки.

   Орфография и пунктуация приведены в соответствие с современными нормами; исключение составляют тексты публикуемых документов. Купюры, сделанные в свое время П. Е. Щеголевым, чаще всего по цензурным и редакторским соображениям, восстановлены в угловых скобках.

   Все цитаты из сочинений и писем Пушкина приводятся по изданию: А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений (Академия наук СССР). Т. I-XVI, 1937-1949, и т. XVII (справочный), 1959; т. II, III, VIII, IX - каждый в двух книгах - 1, 2; при отсылках в тексте даются том (римская цифра) и страница (арабская).

   Впервые сделан перевод иноязычных текстов; при переводе пушкинских текстов было использовано академическое издание сочинений поэта.

  

  

   Впервые - журнал "Русская мысль", 1910, No 6, с. 1-27; перепеч.: Щеголев П. Е. Пушкин. Очерки. Спб., 1912 ; то же, 2-е изд. Спб., 1913; он же. Пушкин. Исследования, статьи и материалы. Т. 2. Из жизни и творчества Пушкина, 3-е изд., испр. и доп. М.-Л., 1931, с. 69-95.

   ¹ Письмо А. С. Пушкина В. А. Жуковскому от 20-х чисел января 1826 г. из с. Михайловское.- XIII, 259-260.

   ² Письмо А. С. Пушкина П. А. Плетневу от 3 марта 1826 г. из с. Михайловское.- XIII, 265.

   ³ Дмитрий Николаевич Блудов в 1826 году был делопроизводителем Следственной комиссии по делу декабристов, был автором заключительного доклада. В этом же году был назначен товарищем министра народного просвещения и главноуправляющим делами иностранных исповеданий.

   ⁴ Письмо В. А. Жуковского А. С. Пушкину от 12 апреля 1826 г. из Петербурга.- XIII, 271.

   ⁵ Письмо А. С. Пушкина П. А. Вяземскому от 10 июля 1826 г. из с. Михайловское.- XIII, 286.

   ⁶ Бестужев Петр Александрович, мичман, член Северного общества, после суда был разжалован в солдаты (см.: Восстание декабристов. Материалы. М., 1976, т. XIV, с. 326).

   ⁷ См.: Восстание декабристов. Материалы. М., 1976, т. XIV, с. 307. При публикации этой статьи П. Е. Щеголевым в 1910 г. цензура запретила публиковать показания В. А. Дивова.

   ^в См.: Восстание декабристов. Материалы. М.-Л., 1926, т. V, с. 277. Показания В. А. Бечаснова были также не пропущены цензурой в 1910 г.

   ⁹ См.: Восстание декабристов. Материалы. М., 1950, т. IX, с. 49.

   ¹⁰ См.: Штейнгель В. И. Записка Николаю I. Генваря 11 дня 1826 года.- В кн.: В. И. Штейнгель. Сочинения и письма. Т. I. Записки и письма. Иркутск, 1985, с. 223. Серия: Полярная звезда. Документы и материалы.

   ¹¹ См.: Движение декабристов. Материалы. М., 1950, т. IX, с. 108.

   ¹² К следствию было привлечено трое Жуковых. Скорее всего, имеется в виду Жуков Иван Петрович, штабс-ротмистр Белорусского гусарского полка; после суда, летом 1826 года, был переведен в Архангелогодский гарнизонный полк под надзор с ежемесячным донесением о его поведении. Впоследствии служил на Кавказе и в 1833 году был уволен в отставку в том же чине, с обязательством проживания в с. Сергиевском Лаишевского у. Казанской губ. (ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, д. 88).

   ¹³ См.: Движение декабристов. Материалы. М., 1950, т. IX, с. 118- 119.

   ¹⁴ Там же, с. 126.

   ¹⁵ См.: Восстание декабристов. Материалы. М., 1954, т. XI, с. 74. Песня "Ах, тошно мне и в родной стороне", принадлежащая перу К. Ф. Рылеева и А. А. Бестужева (Об этом см.: Восстание декабристов. М.-Л., 1925, т. I, с. 169, 176, 267, 456-458; М.-Л., 1927, т. IV, с. 289; М., 1950, т. IX, с. 282), является одним из наиболее замечательных произведений нелегальной агитационной литературы. Не случайно вопрос об ее авторстве и распространителях был особо выделен в Следственной комиссии в 1825-1826 годах. Впервые, с сокращениями и в очень неисправной редакции, напечатана в "Полярной звезде" (1859, кн. 5, с. 11); в России, с ошибками (см.: Бороздин А. К. Из писем и показаний декабристов. Спб., 1906, с. 195-196). Копия с автографа К. Ф. Рылеева опубликована впервые в 1934 году (см.: Рылеев К. Ф. Полное собрание стихотворений / Ред., предисл. и примеч. Ю. Г. Оксмана. Л., 1934, с. 311-312). Позже Ю. Г. Оксманом была предложена реконструированная, полная редакция песни (см.: Литературное наследство, т. 59, с. 97-99).

   Песня "Боже! царя храни!.." написана А. С. Пушкиным в 1816 г.- I, 312.

   ¹⁶ См.: Восстание декабристов. Материалы. М., 1950, т. IX, с. 257.

   ¹⁷ Голицын Александр Николаевич, обер-прокурор св. синода и министр народного просвещения, был членом Следственной комиссии по делу декабристов и Верховного уголовного суда. Эпиграмма А. С. Пушкина "На кн. А. Н. Голицына" ("Вот Хвостовой покровитель...") - II, 127. Имя Голицына подразумевается и в следующих строках стихотворения "Второе послание цензору" (II, 368):

  

   ...когда святой отец,

   Омара де Гали приняв за образец,

   В угодность господу, себе во утешенье,

   Усердно задушить старался просвещенье".

  

   ¹⁸ В конце марта 1826 года была начата секретная переписка по поводу связей литератора П. А. Плетнева с поэтом А. С. Пушкиным и, несмотря на то что у властей полностью отсутствовали какие-либо сведения, которые бы с политической точки зрения могли компрометировать Плетнева, он тем не менее был вызван для дачи объяснений к петербургскому генерал-губенатору П. В. Голенищеву-Кутузову. Последним был сделан выговор Плетневу за то, что переписывается "с находящимся под гневом властей сочинителем" (Русский архив, 1869, No 12 стб. 2069). 29 мая этого же года Голенищев-Кутузов был вынужден констатировать в своем докладе, что Плетнев занимался делами Пушкина по просьбе поэта В. А. Жуковского, но к настоящему времени от этого отказался и "совершенно прекратил... всякую переписку". Действительно, последнее письмо Плетнева к Пушкину относится к 14 апреля 1826 года, и затем их переписка возобновляется лишь в январе 1827 года. Этот инцидент нашел свое отражение и в шутливых вопросах Пушкина к Плетневу в письмах от 7 января ("Уж не запретил ли тебе ген<ерал>-губ<ернатор> иметь со мною переписку?") и 26 марта 1831 года ("Вот уже месяц как от тебя ни строчки не вижу. Уж не воспоследовало ли вновь тебе от ген<ерал>-губ<ернатора> милостивое запрещение со мною переписываться") (XIV, 141, 158).

   ¹⁹ В письме А. С. Пушкина Плетневу от 7 (?) марта 1826 года содержится первое свидетельство поэта о намерении печатать "Цыган": "Знаешь ли? уж если печатать что, так возьмемся за "Цыганов" (XIII, 266). 4 апреля того же года дежурный генерал Главного штаба А. Н. Потапов, отвечая на запрос начальника штаба И. И. Дибича, докладывал, что поэма куплена И. В. Олениным и рукопись отправлена автору для перемен; текст, по сведениям властей, был продиктован Л. С. Пушкиным и записан (Грот Я. К. Пушкин... Спб., 1899, с. 255).

   ²⁰ В письме П. А. Плетневу от 3 марта 1826 года Пушкин писал: "Не будет вам "Бориса" прежде чем не выпишите меня в П.<етер> Б.<ург> - что это в самом деле?" (XIII, 264-265).

   ²¹ Письмо В. А. Жуковского А. С. Пушкину от 12 апреля 1826 г.- III, 271.

   ²² Есть все основания полагать, что В. А. Жуковский и H. M. Карамзин хлопотали перед Николаем I за опального Пушкина. Подробнее об этом см.: Нечкина М. В. О Пушкине, декабристах и их общих друзьях.- Каторга и ссылка, 1930, кн. 4, с. 7-40; Пугачев В. В. Новые данные о Пушкине и декабристах (Из недавних публикаций дел Следственной комиссии).- Временник Пушкинской комиссии, 1975. Л., 1979, с. 121-125; Эйдельман Н. Я. Пушкин и декабристы. М., 1979, с. 355-378.

   ²³ Записки А. О. Смирновой, опубликованные в 1893 году в журнале "Северный вестник", а затем вышедшие отдельным изданием (ч. I-II. Спб., 1895-1897), представляют собою сочинение ее дочери О. Н. Смирновой, лишь отчасти основанные на рассказах ее матери (см.: Смирнова А. О. Записки, дневник, воспоминания, письма. Со статьями и примеч. Л. В. Крестовой. / Под ред. М. А. Цявловского. М., 1929).

   ²⁴ Письмо П. В. Вяземского А. С. Пушкину от 12 июля 1826 года.- XIII, 285.

   ²⁵ Письмо А. С. Пушкина к Николаю I (11 мая - 1-я пол. июня) 1826 года.- XIII, 283-284. К этому прошению Пушкин приложил на отдельном листке следующую подписку: "Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них. 10-го класса Александр Пушкин. 11 мая 1826".- XIII, 184.

   ²⁶ См. Адеркас Б. А.

   ²⁷ См.; Леопольдов А. Черты из жизни Михаила, митрополита Новгородского.- Москвитянин, 1820, март. Позднее, Леопольдов поместил отзывы о статистическом описании Саратовской губ. за 1839 год в "Библиотеке для чтения" (1839, т. 35), "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду" (1839, No 15), "Отечественных записках" (1839, т. 3), "Современнике" (1839, т. 15), "Сыне отечества" (1839, т. 10). Кроме того, под его редакцией в 1842-1848 годах выходили "Саратовские губернские ведомости"; сам же редактор в это время находился под надзором полиции.

   ²⁸ Имеется в виду, прежде всего, московский университетский кружок братьев Критских (1826-1827) и общество Н. П. Сунгурова (1830-1831). Кружок Критских считал себя продолжателем дела декабристов и планировал создание большой тайной политической организации с целью введения в стране конституции; участники кружка обсуждали возможность цареубийства и обращения к народу с прокламацией, пытались вести пропаганду среди чиновников, солдат, студентов университета. Об этом см. подробнее: Насонкина Л. И. Московский университет после восстания декабристов. М., 1972.

   ²⁹ Оренбургское общество, возникнув в 1813 году (а может быть, и раньше), было ликвидировано властями в 1827 году. Будучи по своему составу, программе и духу частью движения декабристов и не выходя в основном из рамок дворянской революционности, оно отличалось большей активностью, чем другие декабристские организации, в стремлении привлечь на свою сторону солдат и народные массы (здесь следует отметить работу членов общества среди уральских казаков, башкир и казахов). В 1826 году члены общества поддержали идеи декабристов, излагавшиеся приехавшим в Оренбург провокатором И. И. Завалишиным, братом декабриста Д. И. Завалишина. Об этом см.: Федосов И. А. Революционное движение в России во второй четверти XIX в. (революционные организации и кружки). М., 1958, с. 57.

   ³⁰ Поэт Полежаев Александр Иванович в июле 1826 года был отдан в пехотный полк унтер-офицером за поэму "Сашка". Поэма, написанная в 1825 году, впервые была опубликована лишь в 1861 году. В поэме содержится обличение самодержавного строя и дворянских нравов. В 1827 году он, за побег из полка, был разжалован в солдаты и умер в военном госпитале от чахотки, замученный солдатчиной и жестоким телесным наказанием.

   ³¹ Ошибка: данное письмо А. С. Пушкина П. А. Вяземскому датируется 13 июля 1826 годом.- XIII, 188.

   ³² Шуто-трагедия "Подщипа, или Трумф", злая сатира на царствование Павла I, была написана И. А. Крыловым в Казацком, поместье рижского военного генерал-губернатора С. Ф. Голицына в 1800 году и там же разыграна с автором в роли Трумфа. По цензурным соображениям пьеса при жизни Крылова не могла быть опубликована и появилась в печати лишь в 1871 году (Русская старина, 1871, No 2).

   ³³ Речь идет о Павлищевой Ольге Сергеевне, сестре А. С. Пушкина.

   ³⁴ См.: Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. Спб., 1903, т. 2, с. 15. Посланец псковского губернатора фон Адеркаса прибыл в ночь на 4 сентября в Михайловское с запиской самого Адеркаса: "Милостивый государь мой, Александр Сергеевич!.. прошу вас поспешить приехать сюда и прибыть ко мне" и секретным предписанием начальника Главного штаба И. И. Дибича: "Господину псковскому гражданскому губернатору. По высочайшему государя императора повелению, последовавшему по всеподданнейшей просьбе, прошу покорнейше ваше превосходительство: находящемуся во вверенной вам губернии 10-го класса Александру Пушкину позволить отправиться сюда при посылаемом вместе с ним нарочным фельдъегерем. Г-н Пушкин может ехать в своем экипаже свободно, не в виде арестанта, но в сопровождении только фельдъегеря; по прибытии же в Москву имеет явиться прямо к дежурному генералу Главного штаба его величества".- XIII, 293.

   ³⁵ О свидании А. С. Пушкина с Николаем I восьмого сентября 1826 года и дальнейшем развитии событий см. также: Эйдельман Н. Я. Секретная аудиенция.- Новый мир, 1985, No 12, с. 190-217.

   ³⁶ О настроении, царившем в самом Михайловском по получении предписания, сохранилось красноречивое свидетельство Михайловского кучера Петра: "...все у нас перепугались. Да как же? Приехал вдруг ночью жандармский офицер из городу, велел сейчас в дорогу собираться, а зачем - неизвестно. Арина Родионовна растужилась, навзрыд плачет. Александр Сергеич ее утешать: "Не плачь, мама, говорит, сыты будем, царь хоть куды не пошлет, а все хлеба даст" (Русская старина, 1899, No б, с. 273-274).

   ³⁷ Булгакова Наталья Васильевна (урожд. княгиня Хованская), жена Булгакова А. Я., московского почтового директора.