Толстой Лев Николаевич - Том 30, Произведения 1882-1889, Полное собрание сочинений

  

  - Фраза не кончена

  

  

  

   * N 1 (рук. N 2).

  

  

   Происхождение всякого произведения истинной, плодотвор­ной, духовной деятельности человека и в особенности той, кото­рая называется деятельностью художественной, (1) можно пред­ставить себе так: человек видит нечто для себя новое и более или менее важное для себя и для людей. Человек указывает другим в простой беседе то, что он видит, и, к удивлению своему, замечает, что то, что так ясно видимо ему, совершенно не видимо другим. Эта особенность, несогласие, разъединение с другими сначала беспокоит его. Он однако старается яснее высказать то, что видит, но оказывается, что люди все-таки не видят того, что он видит. Человека начинает тревожить мысль о том, он ли видит то, чего другие не видят, или другие не видят того, что действительно есть. И он, поверяя сам себя, старается с наивозможнейшей внимательностью и правдивостью выразить то, что он видит, так чтобы в видимости этого не могло уже быть ни для него, ни для других ни малейшего сомнения. И вот являет­ся произведение духовной деятельности человека вообще или такое, какое мы называем художественным произведением, кото­рое расширяет кругозор людей, заставляет их видеть то, чего они не видали до его появления. И потому всякое произведение духовной деятельности есть истинно таковое только тогда, когда содержание его ново, когда оно выражено так, что вполне понят­но людям, и когда произведение это есть последствие внутрен­ней потребности человека. Достоинство же всякого произведения

  

   (1) Разделение произведений духовной деятельности человеческой на произведения научные, философские, богословские, проповеднические, художественные и еще другие суть деления, делаемые людьми для удобства наблюдения, но деления эти не существуют в действительности, точно так же, как деления Волги на Тверскую, Нижегородскую, Симбирскую, Саратовскую не будут деления реки Волги, а будут только знаки для удобства нашего понимания.

  

  

   духовной деятельности (я буду впредь говорить об одном искусстве, так как относящееся к искусству относится и ко всем другим родам духовной деятельности человека), достоин­ство всякого произведения искусства зависит поэтому от того, 1) насколько важно для людей то новое, что видит художник, 2) насколько хорошо, понятно, ясно выражено это содержание, и 3) насколько задушевно отношение художника к своему пред­мету, т. е. насколько, работая над своим произведением, худож­ник удовлетворяет не временным побуждениям, а своей внутренней потребности.

   Для того, чтобы произведение искусства было совершенно, нужно, чтобы содержание было совершенно ново и важно для всех людей, чтобы выражено оно было вполне ясно и просто, т. е. красиво, и чтобы оно было вполне задушевно, т. е. чтобы побуждение к работе было не в чем либо внешнем, а только во внутренней потребности сделать сомнительное несомненным для самого себя, а потому и для других. Только такие произве­дения можно считать совершенными. Все же остальные несовер­шенные произведения сами собой разделяются по трем основным условиям искусства на три главные рода: 1) произведения, выдающиеся по значительности своего содержания, 2) произведения, выдающиеся по красоте формы и 3) произведения, выда­ющиеся по своей задушевности. Все эти три рода составляют приближение к совершенному искусству и неизбежны там, где есть искусство. У молодых художников всегда преобладает заду­шевность при ничтожности содержания и более или менее краси­вой форме, у старых художников, наоборот, часто важность содержания преобладает над красотою формы и задушевностью, у трудолюбивых, профессиональных большей частью преобла­дает красота формы. Из того, до какой степени совершенства достигает произведение искусства в каждом из этих трех родов, вытекает и различие по достоинству всех произведении между собою. Могут быть произведения 1) значительные, прекрасные и мало задушевные, могут быть 2) значительные, мало краси­вые и мало задушевные, могут быть 3) мало значительные, пре­красные и задушевные, могут быть 4) мало значительные, мало красивые, по задушевные, и т. д., во всех сочетаниях и пере­мещениях. Такие не вполне совершенные произведения всегда сопутствуют, окружают как бы совершенные художественные произведения. И такие произведения, несмотря на свою непол­ноту, имеют свои достоинства и значение.

   Но рядом с этим происходит в наши времена еще и следующее: при том выгодном положении и по вознаграждению и по общему движению, которое в сравнении с физическим трудом устано­вилось для людей, производящих всякие предметы так называ­емого изящного искусства, огромное количество людей набра­сывается на занятия этого рода. Среди этих людей бывают истинные художники, встречаются неполные художники, в слабой степени соединяющие все три необходимые условия искус­ства, и, как всегда, большое количество людей мало одарен­ных, лишенных способности понимать значение искусства. Эти-то люди наводняют мир подобиями произведений искусства и вообще духовной деятельности или, не получая желаемого успеха в этой области, берутся за другую, очень распространен­ную в нашем обществе, межеумочную деятельность, так называ­емой критики. Это те самые люди, стоящие между мудрыми, не решающимися говорить, и глупыми и невежественными, не умею­щими говорить, те люди, которые, как говорит Паскаль, и мутят мир. Эти-то большей частью мнимые и неудавшиеся художники, мнимые и неудавшиеся именно потому, что они лишены пони­манья того, что требует искусство, они-то начинают оценивать произведение искусства и устанавливать правила для него. Уди­вительное дело. Эта столь любимая и распространенная в наше время критика! Искусство только потому важно, только потому и занимаются им художественные критики и сами из него полу­чают значение, что искусство учит людей видеть, понимать, чувствовать то, чего они [не] видели, не понимали, не чувство­вали, и вот оказывается, что те самые люди, которые учатся у художников, могут учить своих учителей о том, как лучше учить их. В сущности же путаница понятий этих происходит оттого, что люди, лишенные способности понимать истинное искусство, на основании какого нибудь одного из трех условий искусства, доступного им, составляют свои теории и, восхваляя, поощряют тех людей, которые, не понимая так же, как их судьи, того, в чем состоят произведения искусства, пекут их, как бли­ны, и заливают наш мир грязными потоками всяких глупостей и гадостей, называемых предметами искусства. Таких главных теорий три (есть и больше, но всех нельзя перечесть, всех глу­постей и суеверий людских). Но три главные теории, на осно­вании 3-х главных условий произведения искусства, следующие: Первая теория признает произведением искусства такое произ­ведение, которое имеет предметом хотя бы и не новое, но важное для всех людей содержание, при чем красота формы и задушев­ность автора не принимается в расчет. Это та теория, которая требует то, что называется тенденцией. Вторая - признает произведением искусства только такое, которое имеет красоту формы независимо от содержания и задушевности. Эта теория, которая называется искусством для искусства. Третья теория признает, что всё дело в задушевности отношения автора к своему предмету. Она признает, что как бы ничтожно и даже гадко ни было содержание и как бы несовершенна ни была форма, произ­ведение будет хорошо, когда автор задушевно, а потому прав­диво относится к тому, что изображает. Это - теория, называ­ющаяся теорией реализма.

   Для настоящего художника вне этих ложных теорий нужно было многое. Нужно было, чтобы то, что он говорит, было ново и важно, а для того, чтобы художник мог видеть то, что ново и важно, он должен был быть нравственно-просвещенный чело­век, должен был не жить эгоистической жизнью, а быть участ­ником общей жизни человечества. Для настоящего художника нужно [было] овладеть своим мастерством так, чтобы, работая, так же мало думать о правилах этого мастерства, как мало думает человек о правилах механики, когда ходит. А для того, чтобы достигнуть этого, художник должен был не оглядываться на свою работу, не любоваться ею, не должен был ставить мастер­ство своею целью, как не должен человек идущий думать о своей походке и любоваться ею, а должен был только заботиться о ясном, понятном всем выражении своего предмета. Для насто­ящего художника нужно было выражать только свою внутрен­нюю потребность, а для этого он должен был, во 1-х, не зани­маться многими пустяками, мешающими любить по-настоящему то, что свойственно любить, а во 2-х, любить самому, своим серд­цем, а не чужим, не притворяться, что любишь то, что другие признают или считают достойным любви, и для того, чтобы до­стигнуть этого, ему надо было делать то, что делал Валаам, когда пришли к нему послы, и он уединился, ожидая Бога, чтобы сказать только то, что велит Бог, и не надо было делать того, что сделал тот же Валаам, когда, соблазнившись дарами, пошел к царю, противно повелению Бога, что было ясно даже ослице, на которой он ехал, но не видно было ему, когда корысть и тще­славие ослепили его.

   В наше же время ничего этого не нужно. Человеку, желаю­щему заниматься искусством, не нужно ждать того, чтобы в душе его возникло то важное, новое содержание, которое бы он истин­но полюбил, а полюбя, облек бы в соответственную содержанию форму. В наше время человек, желающий заниматься искус­ством, или берет ходячее в данное время и хвалимое умными, по его понятию, людьми содержание и облекает его, как умеет, в то, что называется художественностью формы; или избирает тот предмет, на котором он более всего может выказать техни­ческое мастерство, и со старанием и терпением производит то, что он считает произведением искусства; или, получив случай­ное известное впечатление, берет то, что произвело это впечат­ление, предметом произведения, воображая, что это будет худо­жественное произведение, потому что на него оно случайно про­извело впечатление. И вот является бесчисленное множество так называемых художественных произведений, которые могут быть исполняемы, как всякая ремесленная работа, без малей­шей остановки; ходячие, модные мысли всегда есть в обществе, всегда с терпением можно научиться всякому мастерству и всегда всякому что нибудь да кажется интересным. Разъединив усло­вия, которые должны быть соединены в истинном искусстве, люди наделали столько произведений мнимого искусства, что и публика, и критики, и сами мнимые художники потеряли совершенно всякое, какое бы то ни было, определение того, что они сами считают искусством.

   Наш мир загроможден произведениями, называемыми произ­ведениями искусства; и нет того, так называемого художествен­ного произведения, о котором не было бы двух противуположных мнений у людей одинаково образованных и одинаково ком­петентных. И нет ни у кого никакого критериума, которым бы можно было определить, чем эти так называемые произведения искусства отличаются от ремесленного произведения, от дела украшения, приятности и даже разврата.

  

   * N 2 (рук. NN 6 и 5).

  

   1) В нашем мире придается огромное значение занятиям искусством: книги, театры, концерты, выставки, школы, кон­серватории, академии, памятники и юбилеи поэтам и худож­никам, и огромные затраты денег, т. е. труда ремесленников рабочих, на произведения предметов искусства. -

   2) Значение, которое придается искусству, объясняется обы­кновенно тем, что искусство приносит людям великое, хотя и невидимое благо, облагораживая их и делая их лучше.

   3) Объяснение это, кажущееся вполне достаточным как для людей, принимающих участие в производстве предметов искус­ства, так и для тех, которые пользуются предметами искусства, но для 9/10 людей, народа, не принимающих участия ни в произ­водстве этих предметов, ни в пользовании ими, объяснение это представляется сомнительным. Занятие искусством представ­ляется народу ничем иным, как праздным увеселением богатых людей. Еще более сомнительным представляется это объяснение для образованных людей, критически беспристрастно рассма­тривающих предметы искусства и суждения о них (1). Этим людям не может не бросаться в глаза огромное количество предметов так называемого искусства, очевидно не могущих иметь ника­кого облагораживающего влияния на людей, а прямо безразлич­ных, как всякие ничтожные и бессодержательные повести, стихи, пьесы, водевили, картины, оперы и т. п. и кроме того еще предметы так называемого искусства, могущие иметь только прямо обратное облагораживанию влияние, как развратные литературные, живописные и даже музыкальные произведения: чувственные музыкальные (2) пьесы [1 неразобр.] (образы), балеты (и порнографические произведения).

  

  

   (1) Зачеркнуто: Нет того произведения искусства, которое бы одинаково образованными и компетентными критиками не признавалось бы одними прекрасным, другими никуда не годным произведением искусства. (Я но говорю здесь об классическом единогласии учебников. В учебниках везде будут воздаваться одинаковые похвалы Гомеру, Данту, Шекспиру, Рафаелю, Бетховену. Но серьезное и искреннее мнение самых образован­ных судей будет большею частью (противуречивое) полное разногласие.)

   (2) В подлиннике: мызык[альные]

  

  

   4) И потому вопрос о том, приносит ли искусство действи­тельно благо человечеству, облагораживая и улучшая его, или это есть только оправдание того несоразмерного значения, кото­рое придается праздной забаве богатых людей? - есть вопрос одинаково важный как для народных масс, не получающих никаких выгод от искусства, а отдающих ему большую долю своего труда, производя всю вещественную сторону искусства, так и для самих художников, к которым принадлежу и я, посвя­тивших или желающих посвятить искусству свою жизнь, кото­рым необходимо, чтобы отдать свою жизнь этому делу, знать верно: занятие этим делом, есть ли служение благу человечества или его праздной безнравственной забаве?

   4) Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо отве­тить прежде на вопрос, может ли искусство по существу своему приносить людям благо, облагораживая их души и улучшая их? А для этого нужно ответить прежде на вопрос, что есть про­изведение искусства и как оно появляется?

   5) Происхождение всякого не только художественного произ­ведения, но всякого истинного произведения духовной деятель­ности человека можно представить себе так: человек видит, чувствует, понимает нечто совершенно для себя новое, - такое, о чем он никогда ни от кого не слышал. Это почто новое поражает его, и он указывает на него и другим людям. Но другие люди сначала не видят, не чувствуют и не понимают того, на что он указывает им. Эта особенность сначала беспокоит его, и, заверяя себя, человек старается новым людям с новых сторон указать то, что он видит, чувствует и понимает, но старания его остаются без успеха. Ясно понятное для него остается всё столько же непо­нятным для других. И человеку представляется вопрос, он ли видит, чувствует и понимает то, чего нет, или другие не видят, не чувствуют, не понимают того, что действительно есть. И, что­бы разрешить это сомнение, человек с наивозможнейшим усер­дием старается сам для себя уяснить это нечто так, чтобы в дей­ствительности не могло уже быть для него самого ни малейшего сомнения. И вот это-то уяснение для самого себя того, что видит, чувствует и понимает только один человек, и есть то, что назы­вают духовным творчеством. Невидимое, неощущаемое, непонимаемое прежде, доведенное до такой степени ясности, доступно людям и есть вообще истинное произведение духовной деятель­ности и в частности - произведение искусства.

   6) Новое неощущаемое, непонимаемое прежде становится доступным людям, становится общим достоянием всех людей; в этом сущность духовной деятельности вообще, а в частности искусства. Но для того, чтобы эта духовная деятельность вообще и искусство в особенности имело то значение, которое ему при­дают люди, необходимо, чтобы оно еще приносило благо людям, потому что очевидно, что новому злу, новому соблазну, вверга­ющему в зло людей, не может быть придано значения, придаваемого искусству, как чему-то приносящему благо человечеству. В этом делании доступным, понятным и заметным людям того, что прежде было недоступно им, в расширении их кругозора, в уве­личении духовного богатства, капитала человечества и состоит это благо, которое приносит людям искусство, если только оно новое.

   Произведение искусства по этому определению может быть признано только такое, в котором заключается раскрытие чего либо нового, доселе неизвестного людям. Произведение искусства будет заключать в себе всегда нечто новое, но раскрытие чего либо нового не будет всегда произведением искусства. Для того, чтобы произведение было произведением искусства, нужно: 1) чтобы то новое, составляющее содержание произведения, было бы важно для людей, 2) чтобы выражено было это содержание так ясно, чтобы люди могли понять его и 3) чтобы побуждения к работе автора над своим произведением была внутренняя по­требность, а не внешние побуждения. А потому не будет произве­дением искусства всякое такое, в котором не раскрывается ничего нового, и не будет таковым такое, которое имеет содержанием нечто совершенно ничтожное и потому невозможное для людей, как бы понятно оно ни было выражено, и хотя бы автор работал над своим предметом из искреннего внутреннего побуждения: ни то, которое выражено так, что оно непонятно людям, как бы важно ни было для всех людей его содержание и как бы искренно ни было отношение к нему автора; ни то, которое работа но автором не для внутренней потребности, а для внешних целей, как бы важно ни было содержание и как бы понятно оно ни было выражено. Произведением искусства будет такое, которое рас­крывает нечто новое и вместе с тем в известной степени удовле­творяет трем условиям: содержания, формы и искренности. И вот тут является затруднение, как определить ту низшую степень содержания, красоты и искренности, при которой произ­ведение может быть признаваемо произведением искусства. Затруднение происходит оттого, что в каждом произведении произведением искусства будет только такое, в котором соеди­нены все три условия. Совершенным будет такое, в котором содержание важно и значительно для всех людей и потому нравственно, выражение вполне ясно, понятно всем людям и потому красиво и отношение вполне искренно, задушевно и по­тому вполне правдиво. Несовершенным, но все-таки произведе­нием искусства будет такое, в котором проявляются все три условия, хотя бы и в неравной степени. Не будет произведением искусства только такое, в котором или содержание совершенно ничтожно и не нужно людям, или выражение совершенно непо­нятно, или отношение автора к произведению совершенно неис­кренно.

   По той степени совершенства, которой достигает произведе­ние в том или другом или третьем отношении, и различаются в своих достоинствах все истинные произведения искусства. Иногда преобладает одно, иногда другое, иногда третье. Так, у молодых художников большей частью (всегда) преобладает задушевность при ничтожности содержания и более или менее красивой форме. У старых художников, наоборот, часто значи­тельность содержания преобладает над красотою формы и заду­шевностью. У трудолюбивых художников преобладает над содер­жанием и задушевностью красота формы.

   Все произведения искусства могут быть оцениваемы по пре­обладанию в них того, другого или третьего достоинства, и все могут быть подразделены на: 1) содержательные, прекрасные, но мало задушевные; на 2) содержательные, мало красивые и мало задушевные; могут быть 3) мало содержательные, пре­красные и задушевные; могут быть 4) мало содержательные, мало красивые, но задушевные и т. д., во всех возможных соче­таниях и перемещениях.

   Все произведения искусства да и вообще духовной деятель­ности человека могут быть оцениваемы только на основании этих трех основных условий и так и оценивались и оцениваются людьми. Различие в оценке происходило и происходит от высоты требований, в данное время и известными людьми предъявляемых искусству по отношению каждого из трех условий. Так напри­мер, в древности требования содержательности были гораздо выше и требования ясности и правдивости - гораздо ниже, чем они стали впоследствии и особенно в наше время; требования красоты стали больше в средние века, но зато понизились тре­бования содержательности и искренности; и в наше время стали гораздо большими требования искренности и правдивости, но зато понизилось требование красоты и в особенности содержания.

   И оценка эта всегда правильна, когда принимают во внима­ние все три условия, и всегда неправильна, когда произве­дение оценивается не на основании всех трех условий, а только одного из них. А между тем такая-то оценка произ­ведения искусства, на основании только одного из трех усло­вий, есть особенно распространенное в наше время заблуж­дение, понижающее общий уровень требований от искусства - то, что есть только подобие его и путающее понятие и кри­тиков, и публики, и художников о том, что есть истинное искусство, и где предел его, - та черта, которая отделяет его от ремесленного и ничтожного произведения. Путаница эта проис­ходит оттого, что люди, те, которые не в состоянии вполне пони­мать значение произведений искусства, судят о них с одной сто­роны, видят в них (смотря по своему характеру и воспитанию) одну, другую или третью только сторону и воображают, представляют себе, что в этой-то видимой им стороне, и в значении искус­ства на основании этой одной стороны, одного условия искус­ства, определяют всё искусство. Одни видят только значительность содержания, другие красоту формы, третьи задушевность и потому правдивость, и смотря по тому, что видят, определяют и свойство самого искусства. Таково большинство людей, и как представители большинства являются составители эстетических теорий, удовлетворяющих понятиям и требованиям этого боль­шинства. Все эти теории основаны на непонимании всего зна­чения искусства и неразделимости [?] трех основных условии истинного искусства.

   Таких ложных теорий главных три, по числу главных усло­вий искусства, разъединенных между собой. Первая теория признает произведением искусства такое произведение, которое имеет предметом хотя бы и не новое, но важное и для всех людей нравственное содержание, независимо от красоты и задушев­ности. Это та теория, которая противниками ее называется тенденциозностью. Вторая признает произведением искусства только такое, которое имеет красоту формы независимо от новиз­ны и важности содержания и задушевности. Эта теория назы­вается теорией искусства для искусства. Третья теория при­знает произведением искусства только такое, в котором автор задушевно относился к своему предмету и потому правдиво. Эта теория признает, что как бы ничтожно ни было содержание при более или менее красивой форме, произведение будет хорошо, когда автор задушевно и потому правдиво относится к тому, что изображает. Это теория, называющаяся теорией реализма.

   Все эти теории забывают одно главное, - что ни значитель­ность, ни красота, ни правдивость не составляют условий произ­ведения искусства - основное условие произведения есть со­знание художника чего-то нового, важного. И потому для настоя­щего художника как всегда было, так и будет нужно, чтобы он мог видеть нечто совсем новое, а для того, чтобы художник мог видеть то новое, ему нужно смотреть и думать, не заниматься в жизни пустяками, которые мешают внимательно вглядываться и вдумываться в явления жизни. Для того же, чтобы, во-первых, то новое, что он видит, было важно для людей, он должен жить не эгоистической жизнью, а принимать участие в общей жизни человечества. Как скоро же он видит это новое и важное, уже он найдет ту форму, которой выразит это, и будет та задушевность, которая составляет необходимое условие художественного произ­ведения. Нужно, чтобы он мог выразить новое содержание так, чтобы все поняли его. Для этого нужно так овладеть своим мастер­ством, чтобы, работая, так же мало думать о нем, как ходящий человек думает о правилах механики. В-третьих, чтобы работать над своим предметом не для внешних целей, а для того, чтобы удовлетворить внутреннему требованию, нужно художнику стать выше корыстных и тщеславных целей.

   И для того, чтобы достигнуть всего этого, художнику надо делать то, что делал Валаам, когда к нему пришли послы, и он уединился, ожидая Бога, чтобы сказать только то, что велит Бог; - и не надо делать того, что сделал тот же Валаам, когда, соблазнившись дарами, поехал к царю, противно повелению Бога, что было, ясно даже ослице, на которой он ехал, но не видно было ему, когда корысть и тщеславие ослепили его.

   Люди нашего времени как будто сказали себе: "произведения искусства хороши и полезны, надо, стало быть, сделать, чтобы их было побольше". Действительно, очень хорошо было бы, если бы их было больше, но горе в том, что можно делать по заказу только те произведения, которые, вследствие отсутствия в них всех трех условий искусства, понижены до ремесла. Настоящее же художественное произведение нельзя делать по заказу, пото­му что истинное произведение искусства есть откровение нового познания жизни, которое по непостижимым для нас законам совершается в душе художника и своим выражением освещает тот путь, по которому идет человечество.

  

  

  

   * N 1 (рук. N 3).

  

   1) Искусству приписывается в жизни нашего мира огромное значение.

   2) Значение это ничем не объясняется. Предполагается, что это всем известно и не требует доказательств.

   3) Между тем большинство так называемых произведений искусства, очевидно, не только не полезны, но очень часто прямо вредны людям.

   4) И потому необходимо уяснить те основания, на которых зиждется значительность, приписываемая искусству, (необхо­димо отделить истинное искусство от ложного).

   (5) Для этого же, чтобы отделить истинное искусство от ложного, нужно ответить на вопрос, в чем состоит то духовное благо человечества, увеличение которого производится истин­ным искусством.)

   5) {Основания, на которых объясняется значение искусства.) Искусству и (1)

  

   * N 2 (рук. N 3).

  

   Стоит только задать себе вопрос о том, хорошо ли всё то, что так охотно поощряется и принимается в нашем кругу под знаменем искусства, чтобы ясно увидать, как много в каждой области под именем искусства производится и воспринимается и пустого, и часто вовсе дурного. Романы большинство таковы, что не только отец не советует дочерям читать их, но взрослому сыну советует лучше не трогать, чтобы не загрязнить вообра­жение. Оперы, не говоря об оперетках, исполнены неприлич­ностей и чувственности. Большинство музыки такое. Балет поощряется даже правительством, как нечто серьезное, - суть только поощрение полового разврата. Понятие о том, что такое именно искусство, до такой степени расширено, что под искус­ство подводится уже всё, что хотите. Парикмахер называет

  

   (1) Рукопись на этом обрывается.

  

   себя artiste en cheveux. Ренан серьезно говорит, что туалет женщины это le grand art. Если так, то портной, повар, не говоря уже о столяре и обойщике, с таким же правом должны быть признаны художниками, служащими искусству. Но этого нет. Черта, которой общественное мнение отделяет искусство от ремесла, иногда захватывает балет, оперетку, но оставляет вне области искусства повара и портного. Почему? Если делать па обнаженными ногами есть искусство, то наряжать женщину и делать соусы или духи тоже искусство. Очевидно, в нашем обществе мы склонны отдалять ту черту, которая отделяет искусство от ремесла и захватывает в область искусства всё то, что доставляет наслаждение.

  

   * N 3 (рук. N 3).

  

   И потому произведением искусства будет только то, которое, во 1-х, своим содержанием имеет нечто доселе неизвестное, но нужное людям; которое, во 2-х, открывает это так понятно, что становится доступным людям; и которое, в 3-х, выражает по­требность разъяснения внутреннего сомнения самого автора.

   Произведение, в котором присутствуют хотя бы и в малой степени все три условия, будет произведением искусства. Про­изведение, в котором отсутствует хотя одно из них, не есть произ­ведение искусства.

   Но, скажут на это, каждое произведение содержит что нибудь нужное людям, всякое можно понять отчасти, и во всяком произведении автор относится с известной долей искренности. Где предел нужности содержания, понятности выражения и искренности отношения? Ответ на этот вопрос дает нам ясное представление другого высшего предела, того, до которого может достигнуть искусство противуположное высшему пределу и представляется тот низший предел, отделяющий из области искусства всё то, что не может быть причислено к искусству. Высший предел содержания есть такое, которое нужно всегда всем людям. То же, что всегда нужно всем людям, это доброе или нравственное (1). Низшим пределом содержания, следова­тельно, будет такое, которое не нужно людям, содержание недоброе и безнравственное. Высшим пределом выражения будет такое, которое понятно всегда всем людям. То же, что всегда понятно всем людям, это то, что не имеет в себе ничего темного, лишнего, неопределенного, а то, что ясно, кратко и

  

   (1) Зачеркнуто: Полстолетия тому назад к слову "доброе" или нравствен­ное не нужно было объяснений; в наше же время из 10 образованных людей 9 при слове доброе или нравственное с победоносным видом спрашивают: а что такое доброе или нравственное? предполагая, что это слово выражает нечто условное, неподлежащее определению. И потому должен ответить на предполагаемый вопрос: доброе или нравственное есть то, что соединяет людей не насилием, а любовью; злое и безнравственное есть то, что разъединяет их.

  

  

   определенно, то, что называется прекрасным. Низший предел выражения, следовательно, будет такое выражение, которое темно, растянуто и неопределенно, т. е. безобразно. Высший предел по отношению художника к своему предмету будет такое, которое возбуждает в душе всех людей впечатление действительности того, что изображается, -действительности не того, что бывает, а того, что происходило во время творче­ства в душе художника. Впечатление же действительности производит только правда, и потому высшее отношение автора к предмету есть истинное. Низший предел, следовательно, будет такой, в котором отношение автора к предмету не действительно и потому лживое. - Все произведения искусства находятся между этими двумя пределами.

  

  

  

   * N 1 (рук. N 1).

  

  

   Науки и искусства пользуются почетом. Памятники, юби­леи, вознаграждение. Конкуренция.-Ученые и художники и люди богатые считают, что так и должно быть, верят.

  

  

   Но само дело вводит в сомнение: споры, отрицания друг друга, очевидная тщета, даже вред.

  

  

   Очевидно, что так как выгодно и почетно, то много подде­лок. Надо отделить настоящее от ложного. На каком основании? Принимаемое основание: определения науки и искусства.

  

   Недостаточно, можно всё подвести. А так как выгодно, то нет пределов. Но говорят: ничего, все-таки всё сделается на пользу. Возражение против этого. Нельзя жертвовать несомненным для сомнительного.

  

  

  

  

  

  

   Противоречия безобраз[ны?], и естественно мне, что если нельзя отобрать, то лучше всё к чорту, чем давать тому, что делается, то первенствующее место. Оно оправдывает всякое насилие и мерзость. Так и отрицают. Отрицают не науку и искусство, а то, что неправильно признается такими.

  

  

   Но отрицание неправильно. Что же н[аука] и искусство] и в чем важность их? -Наука и и[скусство] передача знаний всех, двоякая.

  

   Но почему один разряд выделяется? - Выделяется всякое движение вперед по указанному пути. Путь указывает миро­созерцание.

  

  

   Так всегда было. Примеры. У нас же считается, во-первых, и не движение вперед, а повторение, только в условиях науч­ных и художественных, и движение без всякого пути.

  

  

   Нелепость этого. Примеры.

  

  

   Что есть произведение науки и искусства в наше время? Есть то, что тем или другим способом вводит в сознание людей то, что им всем нужно знать, что подвигает людей на пути, указанном миросозерцанием = верою.

  

  

   В чем наше миросозерцание - вера - движение к единению людей. - Примеры.

  

  

   Достойно быть предметом науки и искусства только то, что достигает этой цели. Примеры: теория чисел, Дарвинизм, шах­матные задачи. Большая или меньшая важность определяется большим или меньшим достижением цели единения.

  

   * N 2 (рук. N 2).

  

  

   1) Занятия наук[ами] и искусств[ами] - самая уважаемая деятельность нашего времени. Всегда высокое вознаграждение, освобождающее от физической черной работы. Почет, памят­ники, юбилеи.

   Правительство заискивает, -и богатые люди реабилити­руются, жертвуя для наук и искусств. Молодежь стремится к этой деятельности. (Выписки Ренана и других.)

   2) В числе занятий, считающихся хотя теми, которые им предаются, науками и искусствами, есть много таких, которые, казалось бы, не заслуживают ни такого вознаграждения, ни того, если не почета, то преимущества перед другими деятельностями, которыми они пользуются. (1)

   Есть много занятий праздных, пустых и даже вредных, кото­рые считаются занятиями наук и искусств. Таковы праздные и пустые занятия сотнями наук, приложения к жизни которых не только не известны, но даже и не могут быть предвидены, (2)

  

   (1) Этот абзац отмечен на полях чертой с пометай: пропустить.

   (2) Зачеркнуто: как например, бриология - наука о мхах, теория чисел, геральдика и мн. др.

  

  

   занятия прямо вредные военными науками и всем, что принад­лежит к ним, и богословием и многие другие занятия.

   Необходимо разобраться в этом, найти такое ясное, простое определение, по которому люди могли бы отличать истинную науку и искусство от неистинных, приложить к самой науке и искусству ту самую критику, которую наука нашего времени выставляет особенным свойством истинной науки и науки на­шего времени. Задать себе вопрос: что есть наука и что есть искусство истинные, а что подделка под них, подражание им. И это тем более необходимо в наше время, потому что огромное количество труда тратится на дело так называемых наук и искусств. Что как большая часть этой страшной работы тратится не только непроизводительно, но еще вредно.

  

   * N 3 (рук. N 3).

   26 Ок. 89. Я. П.

  

   Представьте себе человека совсем другой, не европейской среды, китайца, японца, индейца или, еще лучше. Поля из Paul и Virginie, (1) который бы объездил Францию, Англию, Швецию, Голландию, Германию, Россию, Америку, побывал бы и в деревнях и в больших городах, имел бы доступ к прави­тельственным и антиправительственным людям, духовенству, к ученым, писателям и художникам, и по всему тому, что он видел и слышал, хотел бы составить себе понятие о главных интересах жизни цивилизованных обществ нашего времени. Че­ловек этот увидал бы, во-первых, то, что все люди этих обществ прежде всего делятся на два резко различающихся между собою класса: одних людей, большинства, работающих руками целые дни от 8 до 12 часов в сутки, и других, меньшинства, не рабо­тающих руками, а занимающихся различными другими делами, не требующими мускульного напряжения, и занимающихся этими делами гораздо меньшее число часов, или иначе, коротко сказать, нашел бы большинство, работающее тяжелую и неприят­ную, а меньшинство, работающее легкую и приятную работу. (Часто повторяющиеся утверждения работающих легкую и приятную работу о том, что их работа труднее той, не изме­нили бы его вывода, потому что он видел бы, что всё огромное большинство тяжело работающих постоянно стремится стать в положение легко работающих, а не обратно.)

  

   * N 4 (рук. N 4).

   6 Ноября 89.

  

   Для того, чтобы признать известные знания важными, недостаточно назвать эти знания наукой, а необходимо пока­зать, что знания эти, называемые наукой, действительно важны, т. е. нужны для блага человечества. Точно так же для того,

  

  - Зачеркнуто: Bernar. St. Pier'a

  

  

   чтобы признать известные занятия важными, недостаточно назвать эти занятия (1) искусством, а необходимо показать, что занятия эти, называемые искусством, действительно важны, т. е. нужны для блага человечества.

   Положения эти так просты и ясны, что, казалось бы, не могут вызвать ни возражения, ни несогласия. И действительно, возражений эти положения, высказанные мною неоднократно последнее время, не вызвали никаких, несогласие же вызывают они полнейшее. Не только несогласие, но возмущение (2) и выра­жение того, что против таких нелепостей, дикостей не стоит и спорить, и возражать. Обыкновенно предполагается совсем не то, что сказано, а совершенно произвольный дальнейший вывод, на который и направляют нападение. "Да это проповедь непосредственности диких. Отрицание наук и искусств. Воз­вращение к первобытному состоянию" и т. п., говорят обыкно­венно, не замечая вовсе того, что желание определения того, в чем состоит важность для людей науки и искусства не только не есть отрицание науки и искусства, но есть желание утвер­ждения прав того и другого. Это нечто в роде того, как оби­жался бы (3) уполномоченный на то, что люди, желающие вести с ним дело, почтительнейше попросили бы его показать им свои полномочия, так как появилось несколько таких же уполно­моченных и отрицающих друг друга и ведущих себя так, как несвойственно вести себя уполномоченному. Отвечать высоко­мерным молчанием нельзя, и сердиться и беспокоиться незачем, а надо спокойно представить свои полномочия. Может быть, прежде можно было обходиться без этого, по как скоро возникло сомнение, уже этого нельзя, и надо исполнить это требование, "s'executer", как говорят французы. Это необходимо сделать в наше время служителям науки и искусства, если они только хотят выделить себя и свою деятельность из всякой другой дея­тельности. Это необходимо сделать, потому что, во-первых, слиш­ком много появилось в наше время деятельностей очевидно ничтожных, ни к чему не ведущих, составляющих только празд­ную игру ума и вместе с тем претендующих на звание науки или искусства; во-вторых, потому что среди этих деятельностей являются прямо вредные деятельности, тоже претендующие на звание науки и искусства; в-третьих, потому что служители науки и искусства, постоянно враждуя между собой, на осно­вании науки и искусства отрицают друг друга. Слишком часто и очевидно это проявляется, чтобы не явилась необходимость проверить и утвердить права истинной науки и искусства.

  

   (1) Зачеркнуто: постройками, леплением фигур, рисованием, писанием картин и воспроизведением звуков разными инструментами и описанием разных событий, игранием на театрах и плясанием и разговариванием под музыку.

   (2) Зач.: оскорбление

   (3) Зач.: новый посол или

  

  

   Представим себе человека, совершенно свободного от всяких предвзятых идей (1) и пристрастии, наблюдающего в нашем - я разумею всё европейское и американское - обществе про­явления наук и искусств. Что бы представилось ему? (2) Он увидал бы огромное количество университетов, ученых академий, му­зеев, библиотек и академий художеств и консерваторий, дра­матических и балетных училищ, в которых люди обучаются и занимаются, приписывая величайшую важность тем предме­там, которыми они занимаются, самым разнообразным предме­там, начиная от теологии и сочинения поэм до науки о микро­организмах и балетного искусства. Наблюдающий беспри­страстный человек не мог бы не заметить в числе всех этих наук и искусств некоторые такие, важность которых для чело­вечества и потому значение их представляется по меньшей мере сомнительным. Наблюдающий человек заметил бы в области наук такие, как воображаемая геометрия, исследование ту­манных пятен, теории происхождения мира, и не мог бы понять, почему всем этим занятиям, кажущимся для него пустой игрой ума, приписывается такое особенное значение. Таких же сом­нительных занятий встретит много наблюдающий человек и в области искусства, как например, писание стихов, рисова­ние картин, разыгрыванъе музыкальных пьес, играние на театре и плясание танцев и т. п. Наблюдающего человека неизбежно поразило бы несоответствие ничтожества этих занятий и важ­ности, которая им приписывается. Поразила бы его бесполез­ность этих предметов и то огромное уважение, которым поль­зуются люди, занимающиеся этими предметами.

   Наблюдающий человек был бы в недоумении, как согласить то уважение, которым пользуются в обществе люди, препода