Гр. Aл. Hик. Толстой. "Сорочьи сказки" (изд. "Общественной Пользы"').
"Аполлонъ", No 3, 1909
Прописная мораль учитъ, что порядочныя женщины должны держать себя такъ, чтобы о нихъ ничего "нельзя было сказать". Трюизмъ этотъ болѣе удачно можно примѣнить къ произведен³ямъ искусства. Что касается живописи - это безспорно. То, что есть истинно живописнаго въ картинѣ - не поддается никакимъ словамъ и опредѣлен³ямъ. Говорить и писать о картинахъ можно лишь постольку, поскольку въ нихъ присутствуютъ литературные элементы. То, что картину можно разсказать словами, это еще не осужден³е ей, но - доказательство, что въ ней присутствуютъ посторонн³е чистой живописи замыслы и эффекты. Я думаю, что то же можно сказать и о произведен³яхъ чистой поэз³и. О нихъ тоже можно говорить, лишь поскольку въ нихъ есть "литература". Съ настоящей книгой хочется уединиться въ молчан³и, и въ крайнемъ случаѣ, для того, чтобы убѣдить въ ея цѣнности, прочесть нѣсколько страницъ вслухъ. Подлинная поэз³я, какъ и подлинная живопись, какъ и подлинная женственная прелесть, не доступны словамъ и опредѣлен³ямъ, потому, что они сами по себѣ уже являются окончательными опредѣлен³ями сложныхъ системъ чувствъ и состоян³й.
Поэтому о "Сорочьихъ сказкахъ" Алексѣя Толстого не хочется - трудно говорить. H это самая большая похвала, которую можно сдѣлать книгѣ. Она такъ непосредственна, такъ подлинна, что ее не хочется пересказывать - ее хочется процитировать всю съ начала и до конца. Эта одна изъ тѣхъ книгъ, которыя будутъ много читаться, но о нихъ не будутъ говорить.
Послѣдн³е годы дали русской литературѣ прекрасныхъ сказочниковъ. Мы имѣли сказки Сологуба, сказки Ремизова, теперь сказки Толстого. Трудно отдать предпочтен³е какой нибудь изъ этихъ книгъ передъ другими. Внѣшн³я примѣты стиля и языка въ нихъ схожи и свидѣтельствуютъ о единой литературной эпохѣ, но внутренн³е родники творчества глубоко различны.
Сказки Сологуба - это хитрыя и умныя притчи, облеченныя въ простыя и ясныя формы великолѣпнаго языка. Ихъ стиль четокъ и ароматенъ, ихъ лин³и не сложны, но въ глубинѣ ихъ замысловъ кроется вся сложность ирон³и, нѣжность души переплетена въ нихъ съ жестокостью, и въ каждой строкѣ разставлены западни и волчьи ямы для читателя. Это сказки не для дѣтей. Но взрослый, вступивш³й въ ихъ м³ръ, начинаетъ себя чувствовать ребенкомъ, запутавшимся въ сложныхъ сѣтяхъ души ихъ автора. Сказки Сологуба - какъ бы историческ³й мостъ между современнымъ пониман³емъ сказки и сказками Щедрина.
Сказки Ремизова еще больше отмѣчены личностью автора. Родникъ ихъ фантастики - это игра въ игрушки, это игра опредѣленными вещами: зайцами, котами, медвѣдями - деревянными или изъ папье-маше, которые стоятъ на письменномъ столѣ Ремизова. Отъ грубой, безобразной и тошной жизни, которая такъ не гармонично и жестоко разверзается въ его реальныхъ, бытовыхъ и автоб³ографическихъ романахъ и разсказахъ, онъ запирается въ своей комнатѣ, уставленной дѣтскими игрушками, и вноситъ въ свои игры всю любовь, всю грусть и обиду своей души, и облекаетъ ее во всѣ драгоцѣнности рѣдкихъ словъ и во всѣ свои громадныя знан³я фольклора. Изъ этого создается м³ръ и уютной, и безпокойной, и жуткой комнатной фантастики. Его звѣри и чудовища тѣмъ занятнѣе и страшнѣе, что въ нихъ всегда чувствуется мистическая плоть (хотя созданы они изъ папье-маше), a природа y Ремизова является въ тѣхъ сгущенныхъ и черезчуръ яркихъ краскахъ, как³я она пр³обрѣтаетъ, когда думаешь объ ней, сидя въ комнатѣ.
Въ сказкахъ Алексѣя Толстого нѣтъ ни умной ирон³и Сологуба, ни сиротливой, украшенной самоцвѣтными камнями, грусти Ремизова. Ихъ отличительная черта - непосредственность, веселая безсознательность, полная иррац³ональность всѣхъ событ³й. Любая будетъ понятна ребенку и заворожитъ взрослаго. H это потому, что онѣ написаны не отъ ущерба человѣческой души, a отъ избытка ея. Дѣйствуютъ въ нихъ и звѣри, и мужики, и вещи, и дѣти, и стих³йные духи - и всѣ на равныхъ правахъ, и всѣ проникнуты старой, глубокой, врожденной земляной культурой. Въ нихъ пахнетъ полевымъ вѣтромъ и сырой землей, и звѣри говорятъ на своихъ языкахъ, все въ нихъ весело, нелѣпо и сильно; какъ въ настоящей звѣриной игрѣ, все проникнуто здоровымъ звѣринымъ юморомъ.
Онъ умѣетъ такъ разсказать про кота, про сову, про мышь, про пѣтуха, что нехитрый разсказъ въ нѣсколько строкъ можетъ захватить и заставить смѣяться, a для этого нуженъ очень здоровый, a главное подлинный талантъ.
Безусловная подлинность составляетъ главную прелесть "Сорочьихъ сказокъ".