Зелинский Фаддей Францевич - Комедия ошибок (Шекспира)

  

   Источник: 3елинский Ф. Комедия ошибок // Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. Т. 1, 1903. С. 53-67.

  

  

   Мотивъ, лежащ³й въ основѣ "Комед³и ошибокъ" - мотивъ братьевъ-близнецовъ, какъ мы его можемъ вкратцѣ назвать - очень древняго происхожден³я. Мы встрѣчаемъ его прежде всего въ сказкѣ и, стало быть, въ соотвѣтствующей сказочному м ipy чудесной обстановкѣ. Обстановка эта въ различныхъ случаяхъ различна, но все же можетъ быть создана довольно полная цѣпь, соединяющая древнеегипетск³й, т. наз. "романъ о двухъ братьяхъ" съ нѣкоторыми русскими сказками. Не останавливаясь на отдѣльныхъ звеньяхъ этой цѣпи, присмотримся ближе къ новогреческой представительницѣ нашего типа, такъ какъ есть основан³е предполагать, что именно она, - т. е., говоря правильнѣе, ея древнегреческая родоначальница - была, хотя и косвенно, первоисточникомъ комед³и Шекспира. Эта сказка (No 22 въ сборникѣ Hahn'a) гласить такъ:

   Былъ нѣкогда рыбакъ, богатый, но долгое время бездѣтный. Его жена однажды обратилась къ ворожеѣ; та предсказала, что ея мужу суждено поймать золотую рыбку, и посовѣтовала ей, раздѣливъ рыбку на шесть частей, двѣ съѣсть самой съ мужемъ, по одной дать сукѣ и кобылѣ и двѣ посѣять у входа въ избу. Такъ и было сдѣлано; вскорѣ затѣмъ рыбачка родила двухъ близнецовъ, столь похожихъ другъ на друга, что ихъ никакъ нельзя было отличить одного отъ другого; то же случилось и съ кобылой и сукой, а у порога выросло два кипариса. Когда братья возмужали, одному изъ нихъ захотѣлось странствовать; онъ отправился въ путь, взялъ съ собой своего коня и свою собаку и при прощан³и сказалъ брату: "когда мой кипарисъ завянетъ, иди меня искать". Послѣ многихъ приключен³й онъ заѣхалъ въ нѣкоторое царство и остановился у одной старушки, та ему разсказала про горе, постигшее царск³й домъ: царская дочь должна быть отдана на съѣден³е змѣю. Нашъ богатырь убиваетъ змѣя и получаетъ въ награду царскую дочь: но его жажда приключенiй этимъ не утолена. Онъ отправляется дальше съ конемъ и собакой; томимый жаждой онъ заходитъ въ первую попавшуюся хижину и проситъ, чтобы ему дали напиться. Хозяйка согласна: "дай мнѣ только ударить палкой твою собаку, а то она меня укуситъ". Хозяйка ударяетъ собаку палкой; та превращается въ камень. Вслѣдъ затѣмъ она той же палкой превращаетъ въ камень и коня, а затѣмъ - и самого героя. Тогда одинъ изъ двухъ кипарисовъ передъ избой рыбака завялъ.

   Согласно услов³ю, другой братъ отправился на поиски. Много странъ посѣтилъ онъ; наконецъ зашелъ и въ то царство, гдъ его братъ убилъ змѣя, и остановился у той же старушки, чтò и его пр³ютила. Тутъ начинается "комед³я ошибокъ". Старушка, принимая своего гостя за царскаго зятя, стала извиняться, что не поздравила его съ подвигомъ и женитьбою; гость понялъ, въ чемъ дѣло, успокоилъ ее, и прямо отправился во дворецъ. Его встрѣчаетъ тесть и жена его брата: "гдѣ же ты такъ долго пропадалъ?" Онъ отвѣчаетъ уклончиво и, не выдавая себя, старается все вывѣдать о братѣ; наконецъ, всѣ расходятся, ему приходится идти спать со своей мнимой женой. Въ спальнѣ онъ вынимаетъ мечъ и вонзаетъ его въ постель между собой и невѣсткой. Та въ отчаян³и: "за что на меня разгнѣвался?" Онъ упорно молчитъ, а на слѣдующ³й день отправляется якобы на охоту. Опять тѣ же приключен³я, что и съ его братомъ; благодаря своей осторожности, однако, онъ не только самъ благополучно избѣгаетъ превращен³я, но и заставляетъ вѣдьму вернуть жизнь брату. Тому кажется, что он проснулся послѣ глубокаго сна: "что случилось?" Братъ ему разсказываетъ все по порядку; но когда онъ дошелъ до того момента, какъ онъ пошелъ спать съ его женой, братъ не вытерпѣлъ и ударомъ меча отсѣкъ голову своему спасителю. Затѣмъ онъ возвращается домой; тутъ правда обнаруживается; къ счастью, царевна оказывается также опытной волшебницей и съ помощью своего искусства возвращаетъ жизнь своему деверю.

  

  

   Древне-греческая, спец³ально аттическая, комед³я любила черпать свои сюжеты изъ сокровищницы родныхъ сказокъ; при этомъ иногда сказочные мотивы болѣе или менѣе искусно вплетались въ фабулу пьесы или въ разговоры дѣйствующихъ лицъ, иногда вся фабула строилась на сказочныхъ мотивахъ, съ доброю примѣсью комическихъ эпизодовъ и политическихъ намековъ, иногда наконецъ комическая фабула представлялась какъ бы аллегорическимъ толкован³емъ извѣстнаго сказачнаго мотива. Чудесные элементы при этомъ оставлялись нетронутыми: они вполнѣ уживались съ фантастическимъ характеромъ древней комед³и. Такъ было въ эпоху Аристофана. Но вотъ на смѣну такъ называемой древней аттической комед³и явилася средняя, за ней - въ 3 вѣкѣ до Р. Х. - новая комед³я Менандра и Филемона. Къ этому времени реализмъ сталъ требован³емъ искусства; чудесный элементъ, допускаемый въ простонародныхъ фарсахъ, изгонялся изъ комед³и высокаго стиля, которая должна была быть зеркаломъ жизни и нравовъ. При такомъ воззрѣн³и и отношен³е къ сказкѣ должно было измѣниться: фабулу она могла по прежнему изъ нея заимствовать, но все сверхъестественное должно было быть удалено и замѣнено вполнѣ реальными мотивами. Мы не можемъ, впрочемъ, утверждать, что сказка осталась для комед³и непосредственной руководительницей. Стремлен³е къ реализму было повсемѣстнымъ; возможно, поэтому, что его испытала на себѣ и сказка въ своей первоначальной повѣствовательной формѣ, что изъ нея развилась сначала реалистическая сказка - т. е. новелла, и что новелла въ свою очередь стала вдохновительницей комед³и. Но, допуская въ теор³и это посредствующее звено между сказкой и новой аттической комед³ей, мы на практикѣ уже ради краткости можемъ его оставить въ сторонѣ.

   Теперь представимъ себѣ метаморфозы, которымъ должна была подвергнуться разсказанная выше сказка для того, чтобы стать сюжетомъ новой аттической комед³и. Все чудесное должно было быть удалено: стало быть, ворожея съ золотой рыбкой, кипарисы-деревья, жизнь обоихъ братьевъ, змѣй-пожиратель дѣвъ, вѣдьма, превращающая людей въ камни; въ угоду тому же реализму слѣдовало и царя с царевной превратить въ обыкновенныхъ смертныхъ. Эти измѣнен³я должны были имѣть послѣдств³емъ друг³я. Какъ объяснить, въ самомъ дѣлѣ, что ушедш³й братъ не извѣщаетъ родныхъ о своемъ житьѣ-бытьѣ? По сказкѣ онъ былъ превращенъ въ камень; разъ этотъ мотивъ отпалъ, нужно было замѣнить его другимъ. Онъ былъ похищенъ въ нѣжномъ возрастѣ, отвѣчаетъ комед³я, и возмужавъ уже не помнилъ своей семьи. Но почему отецъ не отправился его разыскивать? Онъ вскорѣ умеръ съ горя, такъ что только братъ, достигши зрѣлаго возраста, могъ исполнить отцовское намѣрен³е. Остальное совпадаетъ: обыскавъ полъ свѣта, братъ-странникъ пришелъ въ тотъ же городъ, гдѣ жилъ его похищенный братъ и былъ принятъ его тестемъ и женой за него самого. Затѣмъ, конечно, комед³я должна была отъ себя развить этотъ мотивъ путаницы и пр³общить къ нему свой репертуаръ дѣйствующихъ лицъ: гетеру, раба, врача, повара, паразита.

  

  

   Въ результатѣ получилась слѣдующая уже чисто комическая фабула:

   Жилъ нѣкогда въ Сиракузахъ купецъ, по имени Мосхъ; было у него два сына-близнеца, "столь похожихъ другъ на друга, что ни кормилица, ни даже родная мать не могла ихъ различить"; одинъ былъ названъ Менехмомъ, другой - Сосикломъ. Когда мальчикамъ пошелъ восьмой годъ, отецъ по торговымъ дѣламъ поѣхалъ въ Тарентъ, взявъ съ собой Менехма; въ Тарентѣ какъ разъ происходили игры, мальчикъ въ толпѣ отъ отца отсталъ, попалъ въ руки къ одному купцу изъ Эпидамна, который и увелъ его съ собою въ свой родной городъ - крупный торговый портъ въ нынѣшней Албан³и. Отецъ Менехма вскорѣ затѣмъ съ горя умеръ; дѣдъ, на попечен³и котораго остался Сосиклъ, перемѣнилъ ему имя и сталъ его называть тоже Менехмомъ - такую необходимую для "комед³и ошибокъ" перемѣну аттическая комедiя мотивируеть тѣмъ, что самого дѣда тоже звали Менехмомъ; это очень убѣдительно такъ какъ въ Грец³и имя часто переходило отъ дѣда къ внуку, причемъ вполнѣ понятно, что старикъ хотѣлъ сохранить свое за единственнымъ оставшимся у него внукомъ. Тѣмъ временемъ настоящ³й Менехмъ былъ усыновленъ своимъ похитителемъ, богатымъ и бездѣтнымъ старикомъ, который позднѣе женилъ его на эпидамн³йской гражданкѣ съ крупнымъ приданымъ и затѣмъ умеръ, оставивъ его наслѣдникомъ очень значительнаго состоян³я - вотъ во что обратился царск³й бракъ старинной сказки.

   Сосиклъ, однако, сохранилъ память о своемъ похищенномъ братѣ и, лишь только достигъ зрѣлыхъ лѣтъ, пошелъ его отыскивать. Шесть лѣтъ пространствовалъ онъ безуспѣшно, наконецъ, на седьмомъ году, судьба завела его въ Эпидамнъ. Здѣсь настоящiй Менехмъ съ женой вели жизнь вполнѣ достойную комической супружеской четы: жена, чувствуя себя въ привилегированномъ положен³и "жены съ приданымъ", вѣчно ссорилась съ мужемъ и шп³онила, а мужъ, спасаясь отъ сварливой жены, завелъ себѣ развлечен³е въ видѣ красивой гетеры съ игривымъ именемъ Er ô tion ("Любушка"). Въ самый день np ³ѣзда Сосикла у супруговъ вышла крупная ссора; Менехмъ, съ нѣсколько утрированной даже для комед³и неучтивостью, стянулъ у жены дорогую накидку ("мотивъ накидки"), самъ въ нее одѣвшись, и отнесъ ее своей подругѣ, у которой и заказалъ для себя обѣдъ. Эта идилл³я пришлась очень не по душѣ его паразиту, "Столовой Щеткѣ" (такъ его звали за его замѣчательный талантъ очищать столъ отъ всякихъ яствъ), который самъ разсчитывалъ отобѣдать у него; но Менехмъ его утѣшилъ, заказавъ и для него приборъ у Э po т i и, а затѣмъ, въ ожидан³и веселой трапезы, оба отправляются по дѣламъ на форумъ. Разсчетливая Эрот³я посылаетъ своего повара за припасами, на троихъ "не болѣе и не менѣе"; поваръ отправляется, возвращается - и тутъ ему попадается навстрѣчу Сосиклъ со своимъ вѣрнымъ рабомъ Мессен³ономъ. Здѣсь начинается "комед³я ошибокъ", сводящаяся въ сущности къ двумъ мотивамъ: 1) мотиву смѣшен³я (Сосикла принимаютъ за Менехма и наоборотъ) и 2) мотиву недоразумѣн³я (Менехма принимаютъ за Менехма, но приписываютъ ему дѣян³я Сосикла, и наоборотъ). Въ частности дѣйств³е развивается слѣдующимъ образомъ.

   Поваръ принимаетъ Сосикла за Менехма (1 смѣшен³е); его отговорки онъ объявляеть шутками ("онъ нрава веселаго, когда жены съ нимъ нѣтъ") и приглашаетъ его войти. Менехмъ удивленъ, не столько самому приглашению - онъ знаетъ, что въ Эпидамнѣ много пройдохъ - сколько тому, что поваръ знаетъ его имя; но Мессен³онъ ему все объясняетъ - гетеры имѣютъ своихъ агентовъ у пристаней, которые и высматриваютъ для нихъ п pi ѣзжихъ поприличнѣе. Тѣмъ умѣстнѣе осторожность и Сосиклъ это въ теор³и сознаетъ; но все же когда сама Эрот³я къ нему выходитъ и, тоже принимая его за Менехма (2 смѣшен³е), приглашаетъ его къ себъ, онъ не въ силахъ сопротивляться и, чуя веселое приключен³е, отправляется къ ней, передавъ на всякiй случай свои деньги ("мотивъ кошелька") и прочее Мессен i ону - вотъ что осталось отъ трагической ночи, проведенной героемъ сказки съ невѣсткой. - Тѣмъ временемъ Менехмъ со Щеткой толкутся на площади... Щетка, потерявъ въ сутолокѣ своего покровителя, бѣжитъ къ Эрот³и, чтобы хоть къ обѣду не опоздать; какъ разъ въ эту минуту Сосиклъ, сытый и пьяный и съ вѣнкомъ на головѣ, выходитъ изъ дома прелестницы. Щетка не сомнѣвается въ томъ, что видитъ передъ собой Менехма (3 смѣшен³е), тъмъ болѣе что и та женская накидка у него на рукѣ (Эрот³я передала ее Сосиклу съ просьбой отнести ее передѣлать, и Сосиклъ, съ комической безцеремонностью на счетъ чужого добра, съ удовольств³емъ воспользовался добычей). На упреки Щетки мнимый Менехмъ отвъчаетъ глумлен³ями, и тотъ, въ бѣшенствѣ, чтобы отомстить вѣроломному покровителю, идетъ разсказатъ обо всемъ его женѣ. Къ Сосиклу же выбѣгаетъ служанка Эрот³и и передаетъ ему золотое запястье ея госпожи ("мотивъ запястья") тоже съ просьбой отдать его въ починку (4 смѣшен³е); Сосиклъ и этотъ разъ не отказывается отъ добычи и уходитъ, бросивъ свой вѣнокъ въ сторону.

   Тѣмъ временемъ жена Менехма, узнавъ отъ Щетки о продѣлкѣ своего супруга, вмѣстѣ съ нимъ его поджидаетъ. Наконецъ Менехмъ приходитъ, все еще бранясь по поводу докучливаго дѣла, задержавшаго его на площади. Вдругъ его встрѣчаютъ градомъ неожиданныхъ упрековъ, жена - за похищенную накидку, паразитъ - за съѣденный будто бы безъ него обѣдъ (1 недоразумѣн³е). Первой онъ отвѣчаетъ увертками, второму - съ искренностью оскорбленной невинности, но результатъ тотъ, что гнѣвная супруга отказывается впустить его въ домъ пока онъ не принесетъ ей обратно наряда. Паразитъ ждетъ себѣ благодарности; но хозяйка отпускаетъ его съ ироническимъ обѣщан³емъ отплатить ему взаимностью, когда у него что нибудь будетъ похищено, и онъ уходитъ окончательно, посылая къ чорту какъ мужа, такъ и жену. Менехмъ храбрится: не впустила его въ домъ - точно у него нѣтъ другого гнѣзда помилѣй! Онъ идетъ къ Эрот³и; но ея въ началѣ любезный тонъ внезапно мѣняется, какъ только Менехмъ ей излагаетъ свою просьбу. Вѣдь она ему ужъ вручила накидку, да заодно и запястье для починки (2 недоразумѣн³е)! "Чтожъ, хочешь отнимать подарки - изволь; только впредь ко мнѣ ужъ не приходи". Менехмъ жалобно смотритъ на вторую захлопнутую дверь: теперь онъ отовсюду прогнанъ. Онъ уходитъ посовѣтоваться съ друзьями о постигшемъ его несчастьи.

   Но и Сосиклу не во всемъ повезло: онъ не можетъ найти Мессен³она съ деньгами и машинально, съ накидкою на рукѣ, возвращается на прежнее мѣсто. Жена Менехма выглядываетъ изъ за двери дома: слава богамъ, нарядъ цѣлъ; все же она считаетъ полезнымъ встрѣтить своего мнимаго супруга (5 смѣшен³е) строгимъ внушен³емъ; тотъ ей гнѣвно отвѣчаетъ; при вспыльчивости обоихъ дѣло принимаетъ такой непр³ятный оборотъ, что неузнанная невѣстка посылаетъ за отцомъ. Является старикъ; онъ настолько знаетъ свою милую дочку, что заранѣе готовъ признать виновной ее, но разсказъ о нарядѣ его переубѣждаетъ и онъ обращается къ мнимому зятю (6 смѣшен³е) съ отеческими упреками. Сосиклъ божится, что не знаетъ ни его, ни его дочери; его слова и разстроенный видъ наводятъ обоихъ на мысль, что онъ сошелъ съ ума. Сосиклъ ухватывается за эту идею и, чтобы избавиться отъ обоихъ, притворяется дѣйствительно сумасшедшимъ; ему удается ихъ распугать, невѣстка уходитъ къ себѣ домой, старикъ за врачемъ и Сосиклъ спасается, пока цѣлъ.

   Менехму, между тѣмъ, друзья ничего путнаго посовѣтовать не могли, и онъ въ раздумьи возвращается, браня про себя невѣрнаго паразита и невѣрную подругу; у порога дома его встрѣчаютъ тесть и врачъ. Ему напоминаютъ о разыгранной имъ будто бы сценѣ бѣшенства (3 недоразумѣн³е); его гнѣвные отвѣты принимаются за подтвержден³е болѣзни, и старикъ велитъ четыремъ крѣпкимъ рабамъ его схватить. Въ эту минуту подоспѣваетъ Мессен³онъ, ищущ³й своего господина; услышавъ крики Менехма, онъ бѣжитъ къ нему на помощь (7 смѣшен³е), освобождаетъ его и, пользуясь благодарнымъ настроен³емъ спасеннаго, выпрашиваетъ себѣ въ награду отпущен³я на волю; Менехмъ, которому ничего не стоить отпустить на волю чужого раба, охотно исполняетъ его желан³е. Обрадованный Мессен³онъ увѣряеть его въ своей дальнѣйшей преданности и уходитъ принести ему его деньги: "непремѣнно принеси" торопить его Менехмъ, отличающ³йся, какъ видно отсюда, такими же легкими взглядами на чужое добро, какъ и его брать. Затѣмъ онъ вторично стучится къ Эрот³и, чтобы переубѣдить капризную красавицу; Мессен³онъ же къ своему удивлен³ю встрѣчаетъ своего настоящаго господина Сосикла, который его все время искалъ. Разумѣется, Сосиклъ и знать не хочетъ о томъ, что онъ отпустилъ своего раба на волю (4 недоразумѣн³е); къ счастью, пока у нихъ идетъ перебранка, изъ дома Эрот³и слышится такая же перебранка и на порогѣ появляется послѣ новой неудачи Менехмъ. Тутъ впервые оба брата видятъ другъ друга; еще одна послѣдняя ошибка Мессен³она (8 смѣшен³е) - и истина, при его дѣятельномъ участ³и, возстановляется; Мессен³ону окончательно даруется свобода; Менехмъ рѣшаетъ вернуться съ братомъ въ Сиракузы, продавъ все свое имущество въ Эпидамнѣ; продажа поручается Мессен³ону, комическимъ аукц³оннымъ объявлен³емъ котораго - въ опись имущества Менехма попадаеть и его жена, "буде ей найдется покупатель" - кончается драма.

  

  

   Авторъ этой драмы намъ неизвѣстенъ; во всякомъ случаѣ онъ принадлежалъ къ тѣмъ, которые сосредоточивали свое вниманie на интересѣ фабулы, а не на тщательности и правильности характеристикъ. Дѣйствительно, насколько хороша и забавна фабула, настолько заурядны изображенные характеры. Поэтъ нигдѣ не поднимается выше типовъ: передъ нами типъ сварливой и скучной "супруги съ приданымь"; типъ изящной гетеры, съ любовью на устахъ, съ разсчетомъ въ душѣ; типъ паразита, руководимаго исключительно интересами своего желудка; типъ снисходительнаго старика, вѣчно жалующагося на свою старческую немощь; типъ вѣрнаго раба; типъ шарлатана-врача; былъ вѣроятно и типъ хвастливаго повара, но онъ въ сохранившейся передѣлкѣ сильно выцвѣлъ. Сами Менехмы - самые заурядные людишки, столь же похож³е другъ на друга душою, сколько и тѣломъ: оба охотники до утѣхъ продажной любви, оба не прочь поживиться чужимь добромъ; просто не вѣрится, чтобы такая личность, какъ Сосиклъ, могла пространствовать шесть лѣтъ въ поискахъ за пропавшимъ братомъ, и нигдѣ такъ живо, какъ здѣсь, не чувствуется противореч³е между романтической сказкой и сатирической комед³ей.

   Но именно вслѣдств³е этого качественнаго преобладан³я фабулы надъ характеристикой комед³я должна была понравиться римлянамъ въ ту раннюю эпоху ихъ литературы, когда они впервые стали знакомиться съ греческими образцами. Неудивительно, поэтому, что она была переведена и передѣлана первымъ замѣчательнымъ комическимъ поэтомъ Рима, Плав томъ, жизнь котораго обнимаетъ вторую половину 3-го и начало 2-го в. до Р. X. Насколько мы можемъ судить, Плавтъ довольно тщательно воспроизвелъ греческiй подлинникъ, позволивъ себѣ мѣстами сгустить, мѣстами разбавить краски, а также ввести и нѣкоторые чисто римскie элементы, взамѣнъ греческихъ, которые остались бы непонятны его слушателямъ. Отплатили ли ему эти слушатели благодарностью за его старан³я - мы не знаемъ, но для всѣхъ дальнѣйшихъ п o к o лѣн³й " Менехмы" Плавта остались окончательной и единственной обработкой греческой комической фабулы, происшедшей путемъ реалистической метаморфозы изъ древней народной сказки.

   Говоря о переработкѣ Плавта, полезно будетъ упомянуть, что мотивъ смѣшен³я личностей и вызванныхъ имъ недоразумѣн³й встрѣчается у него не въ одной этой комед³и; онъ играетъ важную роль также въ его " Амфитр³онѣ". Содержан³е этой комед³и почерпнуто изъ миѳа о чудесномъ рожден³и Геракла: по предан³ю, Зевсъ, навѣстивъ цѣломудренную Алкмену въ образѣ ея отсутствующего супруга Амфитр³она, сдѣлалъ ее матерью славнѣйшаго греческаго богатыря. Драматизац³ю этого мотива давали и трагическ³е и комическ³е поэты: для первыхъ важна была трагическая личность цѣломудренной и всетаки невѣрной супруги; для вторыхъ - самый мотивъ смѣшен³я. Очень бойко этотъ мотивъ развитъ въ комед³и Плавта: отправляясь на ночное приключен³е, Юпитеръ беретъ съ собою своего слугу, небеснаго глашатая Меркур³я; какъ Юпитеръ уподобляетъ себя Амфитр³ону, такъ и Меркур³й превращается въ раба этого послѣдняго, трусливаго Сосiя. Одна изъ самыхъ забавныхъ сценъ комедiи - та, въ которой Меркур³й преграждаетъ Сос³ю путь, увѣряя его, что настоящей Сос³й - это онъ, Меркур³й; Coсiй пробуетъ возражать, но обнаруженное Меркурiемъ знан³е самыхъ интимныхъ событ³й его жизни окончательно заставляетъ его усумниться въ своей личности.

  

  

   "Менехмы", какъ вообще комед³и Плавта, не пережили паден³я римской республики; въ средн³е вѣка о нихъ и подавно не могло быть рѣчи, но съ наступлен³емъ Возрожден³я воскресли и они. Сначала ихъ только читали; но затѣмъ явились попытки ставить ихъ на сцену. Эти попытки были двоякаго характера: мы должны отличать блестящ³я придворныя представлен³я отъ скромныхъ школьныхъ. На придворной сценѣ "Менехмы" - или, какъ ихъ называли чаще, "Менекины" (Menechini, первоначально описка вмѣсто Men(a)echini, получившая, однако, права гражданства) ставились то въ подлинникѣ, то въ итальянскомъ или французскомъ переводѣ, со всею пышностью, на какую только была способна та жизнерадостная эпоха; мы читаемъ о представлен³и въ Феррарѣ, на которое собралось до 10.000 зрителей. Правда, yc пѣ xy содѣйствовала не одна только комед³я Плавта, хотя она и считалась "очень веселой и доставляющей много удовольств³я" (molto festevole e piena di diletto). Съ одной стороны, актеры позволяли себѣ разнаго рода добавлен³я и намеки на современность: такъ въ представлен³и, данномъ въ Римѣ по случаю свадьбы Лукрец³и Борджiа съ сыномъ Эрколе феррарскаго, Менехмъ, схваченный четыремя рабами по приказан³ю своего тестя, жаловался, какъ это подобныя насил³я могутъ совершаться sospite Caesare, Iove propitio et votivo Hercule (причемъ подъ Цезаремъ разумѣлся Цезарь Бордж³а, сынъ папы Александра VI, подъ Юпитеромъ - самъ папа, а подъ Геркулесомъ - Эрколе феррарск³й); такъ другой разъ Мессен³онъ, объявляя объ аукц³онѣ Менехма, съ котораго должна быть продана и его жена - рекомендовалъ зрителямъ, у кого есть сварливая жена, послѣдовать его примѣру. Съ другой стороны, режиссеры приправляли комед³ю всякаго рода блестящими зрѣлищами, до которыхъ всѣ тогда были такъ охочи: когда "Менехмы" давались въ Феррарѣ въ 1493 г., то въ пьесу были вставлены цѣлыхъ три балета (moresche), а въ заключен³е былъ выведенъ на сцену роскошно разукрашенный корабль (la nave del Menechino), на ко торомъ оба Менехма совершали свой путь на родину. Все это свидѣтельствуетъ о замѣчательной живу чести древней п³есы въ 15 и 16 вѣкахъ: но еще болѣе свидѣтельствуетъ о ней слѣдующее обстоятельство: итальянск³й народъ не забылъ своего "Менекина", столько разъ видѣннаго имъ на сценѣ въ излюбленной commedia del Mеnechino, какъ ее называли; онъ живетъ и понынѣ подъ тѣмъ же именемъ въ миланской народной комед³и, въ которой Meneghino (миланское произношен³е вмѣсто Menechino) играетъ такую же роль, какъ Арлеккино оъ Венец³и, Пульчинелла въ Неаполѣ и т. д.

   Но какъ ни интересны для насъ эти представлен³я народныхъ театровъ - гораздо плодотворнѣе были скромныя и незатѣйливыя по своей внѣшней обстановкѣ представлен³я гуманистическихъ школъ. Они были плодотворнѣе уже тѣмь, что были распространеннѣе: не вездѣ имѣлись богатые и пышные меценаты вродѣ Медичи во Флоренц³и, Бордж³а въ Римѣ, Эсте въ Феррарѣ, Корнаро въ Венец³и, Гонцага въ Мантуѣ; но школьныя представлен³я были возможны вездѣ, гдѣ только были гуманистическ³я школы, а эти послѣдн³я уже въ 15 в. появляются сѣвернѣе Альпъ и въ 16 в. завоевали всю цивилизованную Европу - съ Англ³ей включительно. Слѣдуетъ помнить, что школьныя представлен³я классическихъ пьесъ были не однимъ только школьнымъ торжествомъ: они собирали всю интеллигенц³ю города, въ которомъ давались. Распространенность латинскаго языка дозволяла этой интеллигенц³и безъ труда слѣдить за перипет³ями представляемой драмы; съ другой стороны, представлен³е являлось чѣмъ то въ родѣ публичнаго экзамена, свидѣтельствуя о плодотворности школы, которая была украшен³емъ и гордостью города.

   Этотъ школьный театръ, вмѣстѣ съ чтен³емъ античныхъ подлинниковъ (Сенеки для трагед³и, Плавта и Теренц³я для комед³и), сдѣлался однимъ изъ двухъ корней классической англ³йской драмы XVI вѣка; вторымъ корнемъ были родные англ³йск³е "моралитеты", перешедш³е изъ среднихъ вѣковъ въ новыя времена. Изъ моралитетовъ англ³йская драма заимствовала пестрый калейдоскопъ сценъ съ постоянно мѣняющимся театромъ дѣйств³я, многочисленность дѣйствующихъ лицъ съ непремѣннымъ участ³емъ шута-балагура (Vice, Old Iniquity, Clown), разнообразiе ихъ безпорядочной фабулы; изъ классической драмы, кромѣ нѣкоторыхъ техническихъ особенностей, единство и выдержанность характеровъ и законченность фабулы (о влиян³и въ томъ же направлен³и другихъ классическихъ писателей, особенно Плутарха, см. введен³е къ "Антон³ю и Клеопатрѣ"). Нѣкоторое время подражатели обоихъ направлен³й писали независимо другъ отъ друга; первую попытку внѣшнимъ образомъ ихъ спаять сдѣлалъ Кидъ въ своей "Испанской трагед³и"; но первое интимное и внутреннее слiян³е мы находимъ въ поэтическомъ творчествѣ основателя англ³йской классической драмы Марло, ровесника, но въ то же время предшественника и образца Шекспира.

  

  

   Сказанное въ предыдущей главѣ было для того, чтобы возстановить мостъ между "Менехмами" Плавта и "Комед³ей ошибокъ" Шекспира. Правда, мы не въ состоян³и сказать, видѣлъ ли Шекспиръ комед³ю Плавта на сценѣ или былъ вынужденъ удовольствоваться ея чтен³емъ - тѣмъ болѣе, что эти двѣ возможности ничуть не исключаютъ другь друга. Правда, новѣйшая критика долгое время не желала допускать знакомства Шекспира сь латинскимъ подлинникомъ, основываясь на насмѣшкѣ Бенъ Джонсона, что Шекспиръ зналъ "плохо по латыни и еще хуже по гречески"; а такъ какъ первый англ³йск³й переводъ Плавтовой пьесы появился въ 1595 г., т. е. какъ мы увидимъ тотчасъ, приблизительно пять лѣтъ послѣ окончан³я "Комед³и ошибокъ", то приходилось допустить, что этотъ переводъ былъ распространяемъ въ рукописи и такимъ образомь сталъ извѣстенъ поэту задолго до своего выхода въ свѣтъ. Но это очевидная натяжка; съ другой стороны слѣдуетъ отмѣтить, что мы не находимъ никакихъ слѣдовъ зависимости Шекспира отъ перевода, между тѣмъ какъ есть улики, указывающ³я на его знакомство съ подлинникомъ. Дѣло въ томъ, что оба Антифола, соотвѣтствующ³е Плавтовымъ Менехмамъ, названы въ первомъ издан³и Шекспировой пьесы: первый - Antipholus Sereptus, а второй - Antipholus Еrotes (или Errotis), между тѣмъ какъ переводчикъ называетъ своихъ героевъ Менехмомъ-гражданиномъ (M. the citizen) и Менехмомъ-странникомъ ( M. the travailer ). Второе имя загадочно (подѣйствовала ли тутъ ассоц³ац³я съ глаголомъ еrrаrе, или сь именемъ гетеры Erotium, трудно сказать); но зато первое ясно соотвѣтствуетъ эпитету surreptus ("похищенный"), который прологисть у Плавта даетъ своему эпидамн³йцу Менехму*). Впрочемъ, на знакомство Шекспира сь подлиннымъ Плавтомъ указываютъ и друг³я заимствован³я, о которыхъ будетъ рѣчь впослѣдств³и; если же Бенъ Джонсону его знан³е латинскаго языка казалось недостаточнымъ, то это вполнѣ объясняется обширной классической эрудиц³ей этого ученаго поэта, съ которой не могли идти въ сравнен³е познан³я стратфордскаго самоучки.

   Что касается времени возникновен³я "Комед³и ошибокъ", то оно опредѣляется довольно точно однимъ каламбуромъ, на который впервые указалъ англ³йск³й критикъ Мэлонъ. Въ той потѣшной географ³и кухарки - жены Дром³она Эфесскаго, которую Дром³онъ Сиракузск³й развиваетъ своему господину (д. III, сц. 2), Франц³я оказывается у этой красавицы "на лбу, вооруженная и мятежная, ведущая войну съ ея волосами" (in her forehead, arm'd and reverted, making war against her hair). Каламбуръ основывается на созвуч³и словъ hair "волосы" и heir(e) "наслѣдникъ"; лобъ лысѣющей кухарки приравнивается Франц³и, ведущей войну со своимъ наслѣдникомъ", т. е. Генрихомъ Наваррскимъ, законнымъ наслѣдникомъ престола, послѣ уб³йства Генриха III вь 1589 г. Эта война кончилась лишь съ переходомъ Генриха Наваррскаго въ католичество въ 1593 г. и такимъ образомъ данъ самый поздн³й срокъ для возникновен³я нашей комед³и. Но, конечно, остается возможнымъ, что она написана и раньше, и что каламбуръ, о которомъ идетъ рѣчь, былъ вставленъ при одномъ изъ ея повторен³й на сценѣ; такимъ образомъ оказывается, что "Комед³я ошибокъ" - одна изъ самыхъ раннихъ, если не самая ранняя изъ самостоятельныхъ драмъ Шекспира.

  

  

   Завязка ея состоитъ въ слѣдующемъ:

   Эгеонъ, сиракузск³й купецъ, по дѣламъ отправляется моремъ въ Эпидамнъ; его молодая жена Эмил³я, не будучи въ состоян³и вынести долгую разлуку, послѣдовала за мужемъ туда же. Тамъ она вскорѣ родила близнецовъ, "столь похожихъ другъ на друга, что ихъ можно было различить только именами"; въ тотъ же часъ и въ томъ же домѣ простая женщина тоже разрѣшилась отъ бремени двойнями; ихъ Эгеонъ купилъ у ихъ родителей, чтобы современемъ сдѣлать ихъ слугами своихъ сыновей. Черезъ нѣсколько времени они пустились въ обратное плаван³е; тутъ ихъ настигла буря, они потерпѣли крушен³е, послѣдств³емъ котораго было раздѣлен³е семьи. Эгеонъ съ однимъ сыномъ и мальчикомъ-слугой, могли вернуться въ Сиракузы; другихъ отнесло къ Коринѳу. Прошло около восемнадцати лѣтъ; сынъ Эгеона, Антифолъ, и его слуга Дром³о (онъ) - "лишенные своихъ братьевъ, они удержали ихъ имена**))" - пожелали отправиться на поиски; то же сдѣлалъ со своей стороны и Эгеонъ. Скоро они потеряли другь друга изъ виду; наконецъ, въ одинъ и тотъ же день, они - ничего не зная другь о другѣ - очутились въ Эфесѣ. Въ томъ же Эфесѣ жили - тоже ничего не зная другъ о другѣ - съ одной стороны Эмил³я, ставшая почтенной игуменьей эфесскаго монастыря; съ другой - настоящ³й Антифолъ съ настоящимъ Дром³ономъ. Этотъ Антифолъ "Эфесск³й" попалъ туда, послѣ многихъ приключен³й, изъ Коринѳа; отдавшись военному дѣлу, онъ пр³обрѣлъ расположен³е Эфесскаго герцога Солина, который самъ женилъ его на богатой красавицѣ Адр³анѣ. Отношен³я между Эфесомъ и Сиракузами вскорѣ испортились: въ Эфесъ былъ даже изданъ законъ, чтобы всяк³й сиракузянинъ, попавш³й въ Эфесъ, былъ казнимъ, если онъ не сможетъ выкупить себя. Когда туда явился Антифолъ "Сиракузск³й", его успѣли предупредить; но Эгеонъ предупрежденъ не былъ - его ведутъ на казнь. Здѣсь начинается дѣйств³е.

   Такимъ образомъ обстановка у Шекспира много сложнѣе, чѣмъ у Плавта. Главное дополнен³е состоитъ въ томъ, что кромѣ близнецовъ-свободныхъ англ³йск³й поэтъ ввелъ соотвѣтствующую чету близнецовъ-рабовъ, обоихъ Дром³оновъ; этимъ онъ значительно приблизился къ сказочному мотиву - хотя, съ другой стороны, за неимѣн³емъ опредѣленныхъ данныхъ, мы не можемъ утверждать, что сказка вродѣ пересказанной выше (гл. 1) была извѣстна Шекспиру. Несомнѣнно, что главнымъ побужден³емъ было для англ³йскаго поэта желан³е увеличить персоналъ трагед³и и украсить новыми арабесками простой сравнительно узоръ подлинника: дѣйствительно, благодаря введен³ю обоихъ Дром³оновъ, соотвѣтствующихъ Mep кур³ю и Coc ³ю въ "Амфитр i онѣ", онъ получилъ возможность соединить комическ³е мотивы этой пьесы съ заимствованными изъ "Менехмовъ". Но поэтъ не ограничился тѣмъ, что удвоилъ роль Плавтова Мессен³она; онъ ее значительно измѣнилъ, сдѣлавъ своихъ Дром³оновъ настоящими клоунами пьесы. У Плавта Мессен³онъ - типъ честнаго и вѣрнаго раба, очень симпатичный въ жизни, но скучноватый на сценѣ; Дром³оны, напротивъ, прежде всего - шуты и балагуры; про сиракузскаго его собственный хозяинъ говоритъ, что онъ его развлекалъ въ минуты скуки (д. I, сц. 2), но его эфесск³й братъ ему въ этомъ не уступаетъ; они острятъ надъ другими, острятъ надъ самими собою, когда ихъ бьютъ, что случается при каждомъ удобномъ и неудобномъ случаѣ. При этомъ ихъ остроум³е - чисто шутовское: оно выражается въ чудовищныхъ гиперболахъ, потѣшныхъ сближен³яхъ, рискованныхъ "кводлибетахъ", вымученныхь играхъ словъ и т. д.; образчиками могутъ служить кводлибетъ о томъ, что не всякому дѣлу свое время (?? 2), географ³я кухарки (?? 2),описан³е пристава (?V 3) и т. д. Намъ этотъ юморъ сталъ недоступенъ даже въ англ³йскомъ подлинникѣ; на друг³е языки онъ и подавно непереводимъ; но все же слѣдуетъ помнить, что то, что намъ теперь кажется грубымъ шаржемъ или нелепостью, въ свое время считалось верхомъ остроум³я. Гораздо понятнее намъ заимствованные изъ античности элементы юмора, вродѣ потѣшнаго разсказа Дром³она Эфесскаго о томъ, какъ его встрѣтилъ его мнимый хозяинъ на площади (?? 1); тутъ сказывается вл³ян³е римской комед³и, которой, къ слову сказать, наши клоуны обязаны и своими именами: раба Дром³она мы имѣемъ въ "Андрiи" Теренц³я.

   Но чтобы достигнуть требуемой сложности обстановки, поэтъ совершенно пожертвовалъ всякимъ правдоподоб³емъ. У Плавта оно - если согласиться съ основнымъ мотивомъ полнаго сходства братьевъ близнецовъ - соблюдено недурно; но, если мы и можемъ примириться съ одной четой вродѣ обоихъ Менехмовъ, то ея удвоен³е совершенно лишено всякаго вѣроят³я, тѣмъ болѣе, что поэтъ не могъ для его объяснен³я воспользоваться чудеснымъ мотивомъ сказки. У Плавта встрѣча въ Эпидамнѣ обставлена вполнѣ правдоподобно: разъ рѣшившись отыскивать брата повсюду, Сосиклъ не могъ не заѣхать и въ тотъ крупный торговый городъ, въ которомъ онъ жилъ. У Шекспира совпаден³я накопляются чудовищнымъ образомъ: Эмил³я и Антифолъ Эфесск³й жили долгое время въ томъ же городѣ, имѣя общихъ знакомыхъ (герцога), и притомъ не видятъ другъ друга и ничего другъ о другѣ не слышатъ; Эгеонъ и Антифолъ Сиракузск³й послѣ шестилѣтней разлуки въ одинъ и тотъ же день являются въ тотъ городъ, гдѣ живетъ предметъ ихъ поисковъ. Совершенно невѣроятно, затѣмъ, описан³е самого крушен³я и т. д. И всѣ эти нарушен³я правдоподобiя тѣмъ ощутительнѣе, что фабулу пьесы намъ сообщаетъ не комическое лицо, вродѣ Плавтова прологиста, а трагическая фигура старика Эгеона, котораго ведутъ на казнь за невольное нарушен³е жестокаго эфесскаго закона.

  

  

   Герцогъ Солинъ не намѣрень оказать пощаду несчастному Эгеону: онъ даетъ ему только время разсказать о своихъ приключен³яхъ - что Эгеонъ и дѣлаетъ, начиная, подобно Энею у Вергил³я, съ infandum jubes renovare dolorem - а затѣмъ, тронутый этимъ разсказомъ, откладываетъ исполнен³е приговора до вечера, чтобы дать осужденному время собрать требуемую для выкупа сумму. Эгеонъ уходитъ и не появляется болѣе до конца драмы; его участь, такимъ образомъ трагическая рамка, въ которую заключена веселая "комед³я ошибокъ".

   Та сцена, съ которой она начинается у Плавта, здѣсь пропущена, но предполагается; Антифолъ Эфесск³й отправился по коммерческимъ дѣламъ на городскую площадь, его домашн³е ждутъ его къ обѣду домой. Тутъ большая разница между героями Шекспира и Плавта: шекспировск³й Антифолъ - верный супругъ, никакой подруги у него пока нѣтъ. Это не мѣшаетъ, однако, Адр³анѣ подозрѣвать его въ невѣрности, и эти ни на чемъ не основанныя подозрѣн³я отравляютъ ихъ семейную жизнь. Вообще характеръ этой женщины страдаетъ двойственностью: поэтъ видимо принялъ типическую фигуру сварливой жены, которую нашелъ у Плавта, затѣмъ пожелалъ ее облагородить, но, метаморфоза ему удалась не вполнѣ: первоначальные элементы контрастируютъ съ наносными, полнаго сл³янiя не произошло. Съ особой рѣзкостью этотъ контрастъ даетъ себя знать въ сценѣ съ игуменьей (V, 1): игуменья заставляетъ Адр³ану признаться въ томъ, что она изводила мужа своими упреками и довела его ими до сумасшеств³я - и тутъ же ея сестра Люцiана ее защищаетъ, говоря, что ея упреки всегда были ласковы. Въ результатѣ мы не знаемъ кому вѣрить; приходится думать, что сварливая Адр³ана - первоначальный набросокъ, давш³й между прочимъ сцену признан³я передъ игуменьей, и что поэту жаль было пожертвовать этой дѣйствительно блестящей сценой даже тогда, когда у него образъ благородной Адр³аны уже определился.

   Но, какъ уже было замѣчено, сцена ухода Антифола Эфесскаго у Шекспира пропущена; дѣйств³е комед³и начинается съ появлен³я Антифола Сиракузскаго въ обществѣ знакомаго эфесскаго купца, который ему совѣтуетъ соблюдать осторожность и передаеть ему полученную имъ некогда на хранен³е сумму денегъ - здѣсь всплываетъ, удачно видоизмѣненный и приноровленный къ новой обстановкѣ, Плавтовск³й "мотивъ кошелька". Кошелекъ Антифолъ отдаетъ своему слугѣ Дром³ону Сиракузскому, съ приказан³емъ отнести его въ гостиницу "Кентавръ", гдѣ онъ остановился, и тамъ его дожидаться, а самъ, простившись съ купцомъ, собирается уйти. Вдругъ ему навстрѣчу Дром³онъ Эфесск³й; это - первое cмѣшен³е, но не простое, какъ у Плавта, а обоюдное: не только Дром³онъ Эфесск³й принимаетъ Антифола Сиракузскаго за своего господина, но и Антифолъ Сиракузск³й чужого слугу за своего. Разъ примирившись сь невѣроятностью обстановки, мы въ этомъ удвоен³и должны будемъ признать несомнѣнный прогрессъ; Дром³онъ Эфесскiй настойчиво проситъ мнимаго хозяина пожаловать къ обѣду, Антифолъ Сиракузск³й еще настойчивѣе спрашиваетъ мнимаго слугу, что онъ сдѣлалъ съ его деньгами; сцена кончается тѣмъ, что Дром³онъ, прибитый Антифоломъ, убѣгаетъ домой, а Антифолъ торопится въ гостиницу присмотрѣть за деньгами. Его безпокойство усугубляется извѣстнымъ ему характеромъ эфесскихъ жителей - и здѣсь мы имѣемъ интересную въ культурно-историческомъ отношен³и параллель къ тому мѣсту у Плавта, гдѣ описываются нравы эпидамн³йцевъ (??, 1). Въ Эпидамнѣ, говоритъ тамъ Мессен³онъ много развратниковъ, пьяницъ, жуликовъ, прелестницъ - вотъ и все, мы на почвѣ дѣйствительности. Въ Эфесѣ, говоритъ здѣсь Антифолъ, много жуликовъ, затѣмъ - кудесниковъ, обманывающихъ взоръ, колдуновъ, туманящихъ умъ, душегубокъ-вѣдьмъ, превращающихъ тѣло - тутъ сказывается все средневѣковое cyeвѣрie, смѣнившее ясный рац³онализмъ античнаго мipa. Но спец³ально "Комед³и ошибокъ" это суевѣ pie на-руку: мнѣнie, что вся дальнѣйшая путаница навожден³е сатаны, совершенно правдоподобно зарождается въ умѣ ищущаго своего брата Антифола Сиракузскаго и не даетъ возникнуть догадкѣ, что искомый братъ находится имѣнно въ Эфесѣ.

  

  

   Съ уходомъ Антифола Сиракузскаго кончается также и первое дѣйств³е; второе вводитъ насъ въ домъ Антифола Эфесскаго и представляетъ намъ A др³ану въ разговорѣ съ ея сестрой Люц³аной. Эта Люц³ана заняла мѣсто Плавтова тестя; и нѣтъ сомнен³я, что замѣна была очень удачна и съ точки зрѣн³я фабулы и съ точки зрѣн³я характеристики. Что касается прежде всего характеристики, то кроткая и смиренная Люц³ана образуетъ очень благодарный контрастъ къ нетерпѣливой и ревнивой Адр³анѣ; ея рѣчи о необходимости подчинен³я мужу навѣяны, положимъ, примѣромъ Плавтова тестя, но вмѣстѣ съ тѣмь въ нихъ слышится прелюд³я того, что должно было составить тему "Укрощен³я строптивой". Вообще, сравнивая сестеръ "Комед³и ошибокъ" съ тѣми, которыя изображены въ "Укрощен³и строптивой", мы приходимъ къ убѣжден³ю, что именно неудавшаяся попытка облагородить характеръ Адр³аны заставила Шекспира еще разъ взяться за ту же задачу на болѣе широкомъ фактическомъ и психологическомъ фундаментѣ. Что же касается фабулы, то полезно будетъ тутъ же указать на коренную разницу между "Менехмами" и нашей комед³ей. Тамъ дѣло несомнѣнно должно кончиться разводомъ между Менехмомъ и его женой - и даже не разводомъ, а простой разлукой навѣки: ихъ бракъ разрушенъ уже тѣмъ, что мнимый эпидамн³ецъ Менехмъ оказывается сиракузяниномъ, а возобновлять его на новыхъ основан³яхъ при ихъ взаимной ненависти другъ къ другу нѣтъ никакой надобности. Очевидно, Менехмъ, продавъ свое унаслѣдованное имущество, уѣдетъ съ братомъ домой и тамъ женится на сиракузянкѣ, а его жена, получивъ обратно свое приданое, вернется къ отцу, который ее выдастъ за эпидамнiйца - дѣтей, къ счастью, у нихъ нѣтъ. Напротивъ, въ христ³анской драмѣ политическая точка зрѣн³я отступаетъ на задн³й планъ; бракъ неприкосновененъ, Адр³ана останется женой Антифола Эфесскаго, отецъ, поэтому, для нея ненуженъ. А чтобы прибыт³е брата не ослабило ихъ брачнаго союза, поэтъ далъ Адрiанѣ незамужнюю сестру, прелестную Люц³ану: не разводомъ, а второй свадьбой кончится дѣйств³е "Комед³и ошибокъ".

   Къ разговаривающимъ сестрамъ вбѣгаетъ Дром³онъ Эфесск³й; его разсказъ о томъ, какъ его встрѣтилъ его мнимый хозяинъ, усиливаетъ подозрѣн³я Адр³аны, сестра не въ силахъ ее утѣшить. Затѣмъ дѣйств³е переносится на площадь: Антифолъ Сиракузск³й успѣлъ побывать у себя въ гостиницѣ и убѣдиться въ сохранности своихъ денегъ, но своего Дром³она онъ тамъ не нашелъ - тотъ самъ вышелъ его отыскивать (почему онъ ушелъ, несмотря на данное ему приказан³е оставаться въ гостиницѣ - это такъ и остается невыясненнымъ). Теперь, на площади, онъ его встрѣчаетъ и напоминаетъ ему о его неумѣстныхъ шуткахъ съ обѣдомъ (1 недоразумѣн³е); такъ какъ онъ отъ нихъ отрекается, то его бьютъ, что однако ничуть не портитъ его веселаго настроен³я. Но вотъ къ нимъ выходитъ ревнивая Адрiана съ сестрой (2 смѣшен³е); удивленные отвѣты Антифола принимаются за притворство, даже кроткая Люц³ана возмущена недостойной комед³ей, которую ея мнимый зять, въ стачкѣ со своимъ холопомъ, разыгрываетъ передъ женой. Удивленie обоихъ сирякузянъ возрастаетъ; у обоихъ мелькаетъ мысль о дьявольскомъ навожден³и, они не рѣшаются сопротивляться таинственной силѣ, которая ихъ окружаетъ. Адр³ана очень рѣшительно требуетъ, чтобы ея мнимый супругъ вернулся обѣдать, а Дром³ону дается строгое приказанiе никого не впускать въ совершенно чужой для него домъ. Оба безропотно повинуются.

   Такъ то мы вернулись къ мотиву сказки: Антифолъ не съ любовницей, а съ законной женой своего брата и принимается ею за ея супруга. Но до тѣхъ приключен³й, которыя ему чудятся въ окружающемъ его туманѣ, дѣло не дойдетъ - на обѣдѣ присутствуетъ Люц³ана, и ея общество даетъ мыслямъ гостей другое, благодѣтельное для всѣхъ направлен³е.

  

  

   Третье дѣйств³е происходитъ на площади передъ домомъ Антифола Эфесскаго; дверь заперта, за дверью, невидимый, стоитъ Дром³онъ Сиракузск³й съ твердымъ намѣрен³емъ никого не впускать. Является - впервые для зрителей - самъ хозяинъ дома въ сопровожден³и своего Дром³она - все еще ворчащаго за полученные будто бы отъ хозяина побои (2 недоразумѣн³е) - и двухъ знакомыхъ купцовъ съ фантастическими именами Анджело и Бальтазара. Первому изъ нихъ Антифолъ Эфесск³й заказалъ цѣпочку для своей жены, которая должна быть готова завтра (этотъ "мотивъ цѣпочки" соотвѣтствуетъ "мотиву накидки" у Плавта); пока оба имъ приглашены къ обѣду. Дром³онъ Эфесск³й стучится въ дверь; ему отвѣчаетъ изъ дому другой Дром³онъ градомъ забавной ругани. Начинается перебранка, въ которой мало по малу принимаютъ участ³е съ одной стороны - Антифолъ Эфесск³й, съ другой невидимыя - рѣзвая служаночка Люц³я и сама хозяйка Адр³ана. Адр³ана возмущена тѣмъ, что какой то прохож³й забулдыга осмѣливается называть ее своей женой; Антифолъ - тѣмъ, что его не впускаютъ въ его же домъ.

   Онъ грозитъ взломать дверь; но Бальтазаръ убѣждаетъ его не порочить своей жены публичнымъ скандаломь и вооружиться терпѣн³емъ, пока очевидное недоразумѣн³е не разсѣется само собой. Антифолъ уступаетъ, но терпѣть онъ не намѣренъ. До сихъ поръ жена его безъ всякаго основан³я попрекала знакомствомъ съ некоей услужливой дѣвицей; теперь онъ рѣшилъ дѣйствительно у нея отобѣдать и ей же подарить заказанную для жены цѣпочку. Онъ проситъ Анджело принести ее туда и тамъ же съ нимъ повеселиться; затѣмъ всѣ расходятся.

   Въ этой сценѣ сосредоточенъ комизмъ "Комед³и ошибокъ"; и именно она не заимствована изъ "Менехмовъ". Ея образецъ другая комед³я Плавта, "Амфитр³онъ". Мы видѣли уже, что мотивъ близнецовъ-рабовъ ведетъ свое происхождение отъ нея; Меркур³й съ Cocie мъ соотвѣтствуютъ обоимъ Дром³онамъ, точно такъ же какъ Юпитеръ съ Амфитр³ономъ соотвѣтствуютъ обоимъ Антифоламъ. Юпитеръ находится у Алкмены, жены Амфитр³она; пока онъ съ ней, Меркур³ю приказано сторожить и не впускать въ домъ настоящаго хозяина. Онъ исполняетъ свое поручен³е очень ловко, и Амфитр³онъ уходитъ въ бѣшенствѣ, увѣренный, что жена ему измѣнила. Совпаденie поразительно - столь