(Письмо к редактору "Московского наблюдателя")1
Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 - январь 1840.
Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной.
М., "Художественная литература", 1977.
Есть люди, с которыми ни о чем не хотелось бы говорить, и есть вещи, о которых ни с кем не хотелось бы говорить. Журнальный мир особенно богат теми и другими, и тех и других очень легко оставлять в покое, хотя бы они и беспокоили вас, нападая на ваши мысли, взгляды, чувства. Но когда какое-нибудь журнальное инкогнито, нападая на вас, искажает ваши мысли, дает им превратный толк, приписывает вам то, чего вы никогда не думали, то почему же вам не оправдаться - разумеется, не перед ним, не перед этим инкогнито, а перед тою частию публики, которая могла бы поверить ему на слово? - Ведь быть без вины виноватым, перед кем бы то ни было, очень неприятно.
Моя статья о "Гамлете", которой ваша снисходительность дала приют в вашем журнале, была первоначально назначаема в "Сын отечества", но как-то попала в "Северную пчелу" - честь, которой я совсем не ожидал. По крайней мере начало моей статьи было помещено не помню в котором No этой газеты. Все это очень обыкновенно; но вот что несколько странно: в 2 No "Сына отечества" вдруг появилась привязчивая выходка против начала моей статьи2. И это еще не так удивительно: удивительнее то, что редакция "Сына отечества" не почла себя обязанною дать мне вполне высказаться, а почла себя вправе бросить в меня из-за уголка камушком - не могу сказать, от себя ли, или через кого другого, только инкогнито... Не правда ли, что это очень удивительно?.. Сначала я и сам дивился и не мог ничего понять, но теперь уже ничему не дивлюся и все понимаю...
Неизвестный автор выходочки, г. А. М., начал свое нападение на меня с того, что, вырвав, сообразно с своею целию, одну мою фразу, заставил меня уверять, будто бы "эстетическое образование нашего общества есть не более, как мода". У меня эта мысль выражена предположительно, для яснейшего вывода истины: г. А. М. распорядился ею по-своему и думает, что он прав. Желаю ему оставаться в лестной для его самолюбия уверенности в победе, но защищаться не хочу: он сражается не со мною, а с призраком, им же самим созданным. Замахнувшись на этот призрак каким-то доводом, который, по своей ясности, походит и на силлогизм и на шараду вместе, он заключает: "Это, кажется, понятно". Очень!..
Потом г. А. М. спрашивает меня, что я разумею под словом "наше общество". Как прикажете отвечать на такой наивный вопрос? - "Россию или Москву?" - продолжает допросчик.- И то и другое, милостивый государь, только не вас - не пугайтесь.
Далее г. А. М. с не меньшею наивностию удивляется тому, что я перевод "Гамлета" на русский язык отношу к русской, а не к китайской и не санскритской литературе. Впрочем, и тут еще мало удивительного: может быть, г. А. М. и в самом деле не знает, что переводы на русский язык принадлежат к русской литературе; но странно, что и редакция "Сына отечества" думает об этом согласно с г. А. М.
"К свежему и мощному русскому духу слабо привился гнилой французский классицизм" - на эту мою фразу г. А. М. напал с особенным торжеством. Сперва он уверяет, что классицизм не вздор и что каждая литература имела его (не исключая и восточных); потом уверяет, что классицизм ни одной литературе не сделал вреда и ни одной литературы не лишил ни одного дарования. Что отвечать на это?..
Да, конечно, классицизм не лишил ни Англию, ни Германию (в Испании его совсем не было) ни одного дарования. В первой если и был классицизм, то в литературное владычество ограниченных людей, и тотчас рухнулся, как явились Байрон и В. Скотт с дружиною мощных сподвижников. Та же участь классицизма была и в Германии; ему поддались только бездарные люди, и если Виланд, человек с дарованием, был увлечен французским классицизмом, то уж, верно, не в своем "Обероне". Вы как думаете, г. А. М.? Да, субстанции английского и германского народа слишком огромны, чтобы позволить спеленать себя гнилыми пеленками французской эстетики, и если первая и позволила на минуту спеленать себя ими, то пожала только богатырскими плечами - и пеленки расползлись. Такова же судьба этих пеленок и в России.
Но конец "удивительного" и "чудесного" в статейке г. А. М. еще далек; г. А. М. неистощим на выдумки и выдумал - чтобы вы думали? - Слушайте: Карамзин был романтик (понятно ли? - очень!). Карамзин произвол Жуковского, а Жуковский Пушкина!.. Какова генеалогия?.. Трудно знать чужой образ мыслей, но мы вот как думаем: Карамзин в истории нашей литературы бессмертен, заслуги его велики и неоспоримы; но поэтом, а следовательно и романтиком, он никогда не был и, следовательно, на Жуковского как поэта никакого влияния иметь не мог: вы как думаете, г. А. М.?.. Вообще у вас довольно сбивчивые понятия о влиянии одного поэта на другого: вы непременно хотите сделать из них династию, так что, по вашей теории, Мильтона родил Шекспир, Байрона и В. Скотта Мильтон... уж и видно, что "наукам учился"...3
Далее г. А. М. нападает на мою мысль, что "живые вдохновения Англии и Германии тесно сроднились с русским духом": эта мысль показалась ему горше полыни. Так как с нею нельзя не согласиться, а его намерение и состояло именно в том, чтобы не согласиться со мною, то он и противоречит себе на каждом слове. То спрашивает меня, где это сроднение, то, как будто бы нашедши его, доказывает, что оно сделано у нас через французов же, тогда как несколькими строками выше сам сказал о Жуковском, что он своими превосходными переводами сроднил нас с немецкою и английскою литературами. Чему верить? Впрочем, может быть, г. А. М. думает, что Жуковский переводил Шиллера, Гете, Байрона и пр. с французского: если так, то и спорить нечего. Далее утверждает, что Жуковский не имел себе подражателей, которыми обыкновенно определяется авторитет писателя и направление литературы: стоит ли это опровержения? Не говоря уже о бесчисленном множестве балладистов, дурных и хороших, не пример ли Жуковского породил таких талантливых переводчиков Шиллера, как гг. Шевырев, Шишков, Ободовский и другие? Где сроднение? - Зачем долго искать: вспомните хоть "Гамлета", переведенного Н. А. Полевым и в обеих столицах России привлекающего в театр многолюдные толпы4. Кто наши романисты? Гг. Загоскин, Полевой, Лажечников. Кто имел на них большее или меньшее влияние? В. Скотт. Кто писал у нас повести? Гг. Марлинский, Павлов, Полевой, кн. Одоевский. Какое влияние имела на них литература с бородкою a la jeune France и с прическою a la moujik?5 - никакого, решительно. Я не говорю уже о Гоголе, таланте высоком и оригинально-самобытном, хотя и не замечаемом "Сыном отечества". Следовательно, честь подражания французам остается только за Бароном Брамбеусом; да ведь его повести не больше, как баронские фантазии... "Какие писатели (английские и немецкие) переведены нами и прочитаны?" - спрашивает г. А. М. Да, много еще не переведено, хотя, по времени, уже и очень много: В. Скотт весь (худо ли, хорошо ли), Шиллер большею частию, Гофман также - право, пока довольно. Я не говорю уже о том, что здесь вопрос состоит не столько во множестве переводов, сколько в том участии, с каким они принимаются, и в том влиянии, какое они производят. Что же касается до того, что г. А. М. не читал английских и немецких поэтов,- мы в этом нисколько не виноваты.
Обращаюсь опять к странной мысли г. А. М., что русское общество познакомилось с немецкою и английскою литературами через французов. Не хочу толковать ему, что превосходные переводы Жуковского, внесшие в нашу литературу новый элемент и новую жизнь, сделаны им с подлинников; а лучше постараюсь объяснить ему, что переводы переводам - рознь, а вот и факт, самый новый и самый свежий: Н. А. Полевой перевел "Гамлета" с оригинала, и перевел не буквально, а поэтически, творчески, и успех этого перевода был блистателен; вот другой: кто-то из безымянных или безгласных, вероятно, подстрекнутый этим успехом, перевел Шекспировых "Merry Wives of Windsor" {"Виндзорских кумушек" (англ.). - Ред.} - вот тех, что недавно так тихо упали на Петровском театре, несмотря на превосходную игру Щепкина, но перевел их с французского, с гизотовского перевода: видите ли, вот и разница6. Потом, Н. А. Полевой, зная, что театр есть место для всех возрастов и полов, выключил или изгладил, в своем переводе, все грубые плоскости, свойственные веку Шекспира; а неизвестный перелагатель "Виндсорских кумушек" не только тщательно сохранил и удержал, но и еще щедрою рукою прибавил своих, расейских. Первое ознакомление и сроднение есть прямое, а второе через посредничество (французского словаря): но из этого еще не следует, чтобы все наши поэты и литераторы знакомили русскую публику с немецкою и английскою литературами по образцу переводчика "Кумушек". Вы как думаете, г. А. М.?.. Далее г. А. М. советует мне обратить внимание на цифры - на ввоз иностранных книг. В этом я не буду спорить с г. А. М. Он прав: французские романы и водевили составляют главный предмет ввоза иностранных книг; но я говорил в моей статье об эстетическом чувстве как выражении субстанции русского народа, а не о той маленькой частичке его, которая предпочитает всему на свете французскую литературу, французские моды и французскую кухню; и даже не о той, еще меньшей, частице его, которая, почитывая французские книжки и французские журналы, не только свысока произносит приговоры таким обыкновенным вещам, как, например, философия Гегеля, но даже и переводит с французского языка Шекспира... Что у нас, в России, точно так же, как и везде, на Поль де Кока найдется больше читателей и почитателей, чем на Гете,- в этом нет сомнения, да только из этого ровно ничего не следует, разве только то, что необразованных людей везде гораздо больше, нежели образованных.
Говоря о ввозе книг, г. А. М. с торжеством указывает еще на преимущественное употребление французского языка перед прочими. Опять не доказательство: французский язык у нас, как и везде, был и будет во всеобщем употреблении, преимущественно перед прочими,- правда; но это потому, что он преимущественно перед всеми прочими нужен для жизни: его должен знать и светский человек, и негоциант, и конторщик, и путешественник. И поэтому у нас, в России, найдется очень много людей, которые не читали ни одного французского писателя, а хорошо говорят и пишут по-французски. Но в воспитании, особенно у людей высшего круга, теперь этот язык играет равную роль с английским и немецким: всякий хорошо воспитанный высшего общества молодой человек равно хорошо знает все эти языки и их литературы. Кроме того, в высшем кругу английский язык и в жизни соперничествует с французским: XVIII век прошел и уже не воротится.
Наконец - слава богу - конец! Но конец венчает дело, говорит пословица, и г. А. М. славно увенчал свое дело: он сперва исказил мою мысль, а потом прехрабро напал на нее. Удивляюсь, как редакция "Сына отечества" и "Северной пчелы" просмотрела это: ведь начало моей статьи напечатано было в "Пчеле", так, кажется, за справкою недалеко было ходить. Впрочем - извините... виноват: я обещался ничему не удивляться... Г-н А. М. выдумал, что я сочинения Державина называю мишурою, и говорит, что это "не мысли, а болезненное порождение головы". Не спорим, что все это очень остроумно и забавно; но приписывать другому слова, которых он не говорил,- недобросовестно и невежливо - об этом мы поспорили бы с г. А. М.- Нет, не мишурою, а жертвою классицизма почитаем мы произведения Державина - этого богатыря поэзии, этого яркого и могучего явления русской жизни. Но об этом когда-нибудь, в другое время, и побольше... В самом деле, это такой предмет, о котором можно много и хорошо поговорить, только не с г. А. М.
В тексте примечаний приняты следующие сокращения:
Белинский, АН СССР - В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., тт. I- XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953-1959.
"Белинский и корреспонденты" - В. Г. Белинский и его корреспонденты. М., Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, 1948.
Белинский. Письма - Белинский. Письма. Редакция и примечания Е. А. Ляцкого, тт. I-III, СПб., 1914.
"Воспоминания" - В. Г. Белинский в воспоминаниях современников. Гослитиздат, 1962.
ГБЛ - Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина.
КСсБ - В. Г. Белинский. Сочинения, ч. I-XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859-1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).
КСсБ, Список I, II...- Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное изд. "по незначительности своей".
ЛН - "Литературное наследство". М., Изд-во АН СССР.
Панаев - И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1950.
ПссБ - Полн. собр. соч. В. Г. Белинского под редакцией С. А. Венгерова (тт. I-XI) и В. С. Спиридонова (тт. XII-XIII), 1900-1948.
Пушкин - А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10-ти томах. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1962-1965.
Станкевич - Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840. М., 1914.
Литературное объяснение (Письмо к редактору "Московского наблюдателя") (с. 278-282). Впервые - "Московский наблюдатель", 1838, ч. XVI, март, кн. 2, "Смесь", с. 334-341 (ц. р. ?; вып. в свет 28 мая). Подпись: В. Белинский. Вошло в КСсБ, ч. II, с. 454-461.
1 В 1838-1839 гг. формальным редактором "Московского наблюдателя" оставался В. П. Андросов.
2 Историю напечатания статьи о Гамлете см. наст. т., с. 540-541. Опубликовав в "Северной пчеле" только начало статьи Белинского, Полевой вскоре санкционировал помещение в "Сыне отечества" (1838, No 2, раздел "Смесь и нечто", с. 17-23) резкой статьи "Письмо москвича", представляющей собой злобную выходку против Белинского как критика вообще и как автора публикации в "Северной пчеле". "Письмо москвича" подписано инициалами А. М. и принадлежало Н. С. Селивановскому, общему московскому знакомому Белинского и Полевого (см. ЛН, 56, с. 226).
3 Слова Добчинского о Хлестакове в "Ревизоре" Гоголя (д. III, явл. 5).
4 Позднее Белинский изменил свое мнение о переводе Н. Полевого (см. наст. т., с. 256).
5 Иронически упоминая бородку "юная Франция" и прическу "под мужика", Белинский выражает отрицательное отношение к произведениям французского романтизма 1830-х гг.
6 Представление "Виндзорских кумушек" состоялось на сцене Большого театра 4 февраля 1838 г. с Щепкиным в роли Форда. Перевод комедии Шекспира, напечатанный в типографии Н. С. Селивановского, вышел в Москве в 1838 г. без указания имени переводчика (см. о переводе в рецензии на "Виндзорских кумушек" в наст. т.).
Белинский, надо полагать, не случайно дальше указывает автору "Письма москвича" на "неизвестного перелагателя "Виндсорских кумушек"; этим "перелагателем" был, возможно, также Н. С. Селивановский (в материалах Московского цензурного комитета значится, что комедия Шекспира "переведена для сцены Н. С...мъ" - см. примечания В. С. Нечаевой в кн.: Белинский, АН СССР, т. II, с. 734. См. также вводную заметку к рецензии на "Виндзорских кумушек" (наст. т., с. 590).