Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 - январь 1840.
Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной.
М., "Художественная литература", 1977.
Коробкин (продолжая читать). "Какой-то судья Ляпкин-Тяпки, ужасный мове тон"... (останавливается). Должно быть, французское слово.
Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит. Еще хорошо, если только мошенник, а может быть и того еще хуже.
"Ревизор". Комедия Гоголя
В нашей литературе, именно журнальной, и особенно петербургской, так много удивительного для нас, москвичей, что мы уже потеряли способность удивляться. Например, там есть престранный обычай: разбранят московский журнал или московского литератора да и заключат желанием, чтобы московская журналистика и московские литераторы оставили дурную привычку браниться... Это очень мило - не правда ли?
В 140 No "Северной пчелы" напечатана шумливая выходка иротив "Наблюдателя"1. Она подписана буквами Ф. Б., этими буквами, которые так нежданно слетели с "Сына отечества" вместе с "Северным архивом"2. Поэтому имя Фаддея Венедиктовича, знаменитого автора "Выжигиных"3, нас очень удивило, снова появившись в "Северной пчеле". Но ничему не должно удивляться:
Чудес на сей земле рассеяно без счету,
Да не везде их всякий примечал4.
Главная нападка устремлена на "Наблюдателя" за употребление новых и непонятных для г. Булгарина слов, каковы: конечность, призрачность, действительность, просветление, субъективность, объективность. Г-н Булгарин сперва заметил мимоходом, и очень остроумно, что при "Наблюдателе" апрельские моды приложены к мартовской книжке, а мартовская книжка вышла в мае; но так как обвинение и остроты по этому поводу стали уж слишком однообразны и стары, то мы и не возражаем на них, отдавая, впрочем, полную справедливость остроумию автора такого множества юмористических статеек и сатирических романов. Итак, г. Булгарин не понимает слов: прекраснодушие, субъективность, объективность, конечность, призрачность, просветление, действительность и пр. Что он их не понимает - в этом мы ему охотно верим: но чем же мы виноваты, что он не понимает? Есть люди, которые находят для себя непонятными даже "Московские ведомости", самый доступный журнал5, а те, которые никогда не учились читать, не понимают ничего писаного и печатного, но они, вероятно, винят в этом не писаное и печатное, а самих себя; если же они поступают наоборот, то кладут на себя желтый шар в лузу, говоря биллиярдным выражением одного известного литератора6. Г-н Булгарин не понимает, что такое внутреннее распадение и внутренняя разорванность, и мы нисколько не удивляемся, что он не понимает этого. Слово есть выражение, выговаривание чего-нибудь существующего, как явление, и чтобы выговорить или назвать явление, надо иметь это явление в созерцании, чувственном или внутреннем, духовном. У кого есть во лбу два здоровые глаза, тот легко может созерцать явления, подлежащие чувственному созерцанию; чтобы созерцать явления духа, для этого надо иметь дух, богатый явлениями. Мы не раз уже повторяли, что сознавать можно только существующее и что существующее для одного есть часто призрак для другого. Отчего поэтов любят и непоэты, отчего одного поэта любит целый народ, а иногда и целое человечество? Оттого, что в духе такого поэта происходят все явления, которые порознь происходят в каждом из членов народа и человечества. Жизнь духа есть бесконечная лестница, и каждый человек стоит на известной ступеньке этой великой лестницы. Распадение и разорванность есть момент духа человеческого, но отнюдь не каждого человека. Так точно и просветление: оно есть удел очень немногих, и даже в самых этих немногих является в бесконечно различных степенях. Царство духа подлежит тем же законам, как и царство природы: и в нем есть и растения, и полипы, и инфузории, и, наконец, минералы.
Чтобы понять значение слов распадение, разорванность, просветление надо или пройти через эти моменты духа, или иметь в созерцании их возможность. Кто же не проходил через них и не имеет в созерцании их возможности, тому нет никакой возможности растолковать их.
Что такое конечный рассудок?- спрашивает г. Булгарин, показавши сперва, что он понимает немецкую философию и глубоко уважает ее. Что такое конечный рассудок, спрашивает он - и решает этот вопрос новым вопросом: "Не тот ли, что комар вынес на кончике своего носа, как говорится в солдатских поговорках?" Вы угадали, Фаддей Венедиктович,- именно тот самый. Всем известно, что наши храбрые солдаты тоже понимают немецкую философию и глубоко уважают ее.
Г-н Булгарин очень вежливо, совершенно европейски называет нас шарлатанами, которые коверкают чужие мысли, чтоб прослыть учеными {В другом месте своей статьи г. Булгарин, выписав из "Наблюдателя" фразу7, говорит: "Ей-богу, это субъективная и объективная галиматья, отрицательный абсолют = 0". Не правда ли, что это образец журнальной и литературной вежливости!}. На это мы ничего не возражаем: это не наш язык. Если бы г. Булгарин настоятельно потребовал от нас объяснения на этот счет, то мы выставили бы, за себя, на диспут с ним, таких людей, которые не принадлежат к литературному миру, точно так же, как слова г. Булгарииа не принадлежат к литературному языку.
Домашние наши новомыслители, которых деятельность начинается с покойной "Мнемозины" и продолжается сквозь ряд покойных журналов в нынешнем "Московском наблюдателе", беспрестанно придумывают новые слова и выражения, чтоб выразить то, чего они сами не понимают8. Сперва они выезжали на чужеземных выражениях: абсолюте, субъективе (?) и объективе и пр. Теперь они прибавили к чужеземщине множество русских слов, дав простому их значению таинственный смысл. Любимые их слова теперь: конечность, призрачность, просветление, действительность; но настоящий фаворит - призрачность.
Так говорит г. Булгарин. Что все это остроумно и вежливо - в этом нет сомнения: г. Булгарин давно уже приобрел себе громкую известность остроумием и вежливостию своих журнальных статеек; это было замечено еще г. Косичкиным по поводу одного петербургского литератора, у которого мизинец заключал в себе больше ума, нежели головы всех московских литераторов9. Что же касается до того, что г. Булгарин называет наш журнал продолжением "Мнемозины", то мы принимаем это обвинение за комплимент и чувствительно благодарим за него, если только г. Булгарин смотрит на "Мнемозину" как на такой журнал, предметом которого было - искусство и знание10. Что касается до субъектива и объектива - то на этот раз г. Булгарин сам увлекся страстию нововведения и выдумал два таких слова, которых в русской литературе никогда не было. Чтобы не повторять одного и того же, скажем однажды навсегда, что употребление новых слов без расчетливой осторожности точно может повредить их успеху, и мы решились употреблять их не иначе, как с объяснением, и - пока они не утвердились - как можно меньше. Но беда не велика, если вначале было поступлено не так: все ложные, то есть ненужные, слова уничтожатся сами собою, а удачно составленные и придуманные удержатся, несмотря на все остроумие ожесточенных гонителей всего нового, оригинального, всего выходящего из рутины посредственности, всего носящего на себе характер самобытности и силы. Когда М. Г. Павлов, начавший свое литературное поприще в "Мнемозине" и первый заговоривший в ней о мысли и логике11 - предметах, о которых до "Мнемозины" русские журналы не говорили ни слова,- когда М. Г. Павлов начал употреблять слово проявление, то это слово сделалось предметом общих насмешек, так что антагонисты почтенного профессора называли его, в насмешку, "господином, который употребляет слово "проявление"", а теперь всем кажется, что будто это слово всегда существовало в русском языке.
Г-н Булгарин сердится на нас за то, что мы Пушкина называем великим поэтом: что делать?- это наше мнение, которое мы имеем полное право выговаривать, и еще тем смелее, что оно утверждено целым народом. Еще раз просим извинения у г. Булгарина в нашей слабости любить и дорожить дарованиями, делающими честь нашему отечеству. Пушкин великий поэт, и поэт русский, русский и по душе и по крови. Мы, впрочем, понимаем, как трудно сойтись нам с г. Булгариным во мнении о Пушкине, который, без сомнения, и по очень понятной причине, имеет для нас несравненно высшее значение, нежели Мицкевич12.
Г-н Булгарин сердится на нас еще за то, что мы первым русским прозаиком почитаем г. Гоголя;13 этого мало - мы почитаем его еще и великим поэтом. Конечно, это не может быть приятно г. Булгарину; но это не одному ему неприятно: за это на нас многие негодуют. Посредственность - везде посредственность!
В нашем журнале про Пушкина было сказано, что в "Сказке о рыбаке и рыбке" он возвысился до совершенной объективности, а г. Булгарин говорит, будто мы сказали, что он возвысился тут до совершенней субъективности. Мы слишком далеки от мысли, чтобы г. Булгарин с умыслу заменил слово объективность словом субъективность. Нет! тысячу раз нет! Он сделал это совершенно добросовестно: в отношении к этим словам он поступает точно так же, как наш добрый простой народ в отношении к европейцам: будь италиянец, будь англичанин, будь испанец, а у него всё немец! Уверяем г. Булгарина, что мы нисколько не сердимся на него за это: добродушное незнание достолюбезно, но ничуть не обидно. Но вот против чего мы не можем не возразить: г. Булгарину показалось, будто мы под субъективностию разумеем грубость, нехудожественную естественность или попросту мужиковатость, и что будто бы, по нашему мнению, этими достоинствами отличается "Сказка о рыбаке и рыбке" Пушкина. И это г. Булгарин вывел из того, что мы игру г. Ленского в роли Хлестакова находим субъективною и потому отличающеюся нехудожественною естественностию и грубостию. Чтобы вывести Булгарина из заблуждения, поспешим растолковать ему, что значит субъективность. Субъект есть мыслящее существо (человек); объект - мыслимый предмет. Чтобы мышление было верно, надобно, чтобы понятие субъекта об объекте было тождественно с объектом. Истинному познаванию предметов нам часто мешает наша субъективность, вследствие которой мы, вместо того чтобы определить то значение, которое именно выражает предмет нашего суждения, придаем ему наше значение и тем из предмета делаем призрак, то есть совсем не то, что он есть в самом деле, а то, чем он нам кажется. Сквозь зеленые очки все предметы кажутся зелеными. У души человека есть свои очки, которые снимают с нее знание и разумный опыт жизни. Объясним это примером. Христианские народы отличаются терпимостию всех религий, магометане ненавидят и преследуют все, что не магометанство. В первом случае видно умение перенестись в чуждую сферу и понять чуждое себе явление - это объективность; во втором случае видна чистая субъективность. Но вот пример еще ближе к делу. Шиллер был субъективен в своих первых произведениях: он изображал в них людей не такими, каковы они суть и какими, следовательно, должны быть, но такими, какими они ему представлялись или какими он хотел, чтоб они были. Но субъективность отнюдь не есть мужиковатость, хотя и может быть мужиковатостию по свойству субъекта: это мы сейчас докажем. Шиллер велик в самой своей субъективности, потому что его субъективность есть субъективность гения. Он создал себе идеал человека и осуществил его в маркизе Позе14. Теперь, в противуположность Шиллеру, возьмем вас, почтеннейший Фаддей Венедиктович: в бесподобном романе своем "Иване Выжигине" вы изобразили Вороватиных и Ножатиных, истинных негодяев и извергов, но вы их и называете негодяями и извергами - это объективное изображение. Но вы же в своем Иване Выжигине были творцом чисто субъективным, потому что силились выразить в нем ваш идеал человека. Конечно, ваш Выжигин - человек очень добрый и почтенный, но далеко не идеал человека.
Потом г. Булгарин грозно обвиняет нас в несправедливом отзыве о петербургских артистах - гг. Каратыгине и Сосницком. Не хотим повторять без нужды уже сказанного нами об этих артистах, а скажем только, что на этот раз г. Булгарин вполне нас понял и вполне развил мысль, слегка нами высказанную. Нам остается только благодарить его за это15.
Что Скриб выше Гюго и Ламартина - это наша мысль, и мы снова повторяем ее; но Ламартина, вместе с Шатобрианом, мы относим к школе идеальных, а не неистовых поэтов юной Франции: к неистовым принадлежат Гюго, Дюма, Бальзак и пр.16
Г-н Булгарин обвиняет нас за помещение повести "Одни сутки из жизни старого холостяка"17. Повесть ему не нравится, а нам очень нравится, без чего мы, разумеется, и не поместили бы ее. О вкусах спорить трудно, особенно там, где вкусы диаметрально противуположны. Нам самим не нравится многое, что восхищает г. Булгарина, и мы очень понимаем возможность ошибки с нашей стороны. Не все обладают критическим талантом г. Косичкина, который умел помирить двух врагов и соперников, отдавши каждому должное - у одного похваливши элемент философский, а у другого поэтический18.
Как милости, просим у "Московского наблюдателя" порицать и объявлять дурным, негодным все, что мы ни напишем, и за это обещаем примерную благодарность. Если б нас похвалили в "Московском наблюдателе", тогда мы сокрушили бы перо свое и, произнося с сокрушенным сердцем: "mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa" {"моя вина, моя вина, моя большая вина" (лат.). - Ред.} (латинское выражение - по-французски оно значит pardon, по-польски padam do nog, а по-русски - вперед не буду), навеки бы замолчали19.
У страха глаза велики - говорит русская пословица. Нет, г. Булгарин, не бойтесь и пишите на здоровье: даем вам слово не бранить ничего, что вы напишете. И зачем это и к чему это! Всякий писатель оканчивает свое поприще тем, что его перестают наконец бранить, потому что все убеждаются, что или он точно велик, или лучше не будет и писать не перестанет. Что же до того, чтобы хвалить вас... если только вы сдержите ваше обещание... нам так хотелось бы оказать русской литературе такую великую услугу... обольщение велико - но - пишите, пишите, г. Булгарин, а у нас нет сил на такой подвиг!..
После этого милости просим верить журнальным суждениям, объявлениям и декламациям! После этого просим гневаться на публику за то, что она не поддерживала и не поддерживает журналов, издававшихся и издающихся в духе "Московского наблюдателя".
На это мы заметим только то, что "Сын отечества" издавался совсем не в духе "Московского наблюдателя", а между тем публика так слабо поддерживала его, что нужен был московский литератор, чтобы спасти этот журнал от смерти, и еще нужно было из двух журналов сделать один и исключить имя одного из двух редакторов20.
В заключение, просим всех любителей русской словесности читать "Московский наблюдатель", потому что это лучшее средство для оценки литераторов, принадлежащих к двум литературным мнениям.
Странное заключение! Как противоречит оно духу и содержанию всей статьи!
В тексте примечаний приняты следующие сокращения:
Белинский, АН СССР - В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., тт. I- XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953-1959.
"Белинский и корреспонденты" - В. Г. Белинский и его корреспонденты. М., Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, 1948.
Белинский. Письма - Белинский. Письма. Редакция и примечания Е. А. Ляцкого, тт. I-III, СПб., 1914.
"Воспоминания" - В. Г. Белинский в воспоминаниях современников. Гослитиздат, 1962.
ГБЛ - Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина.
КСсБ - В. Г. Белинский. Сочинения, ч. I-XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859-1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).
КСсБ, Список I, II...- Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное изд. "по незначительности своей".
ЛН - "Литературное наследство". М., Изд-во АН СССР.
Панаев - И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1950.
ПссБ - Полн. собр. соч. В. Г. Белинского под редакцией С. А. Венгерова (тт. I-XI) и В. С. Спиридонова (тт. XII-XIII), 1900-1948.
Пушкин - А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10-ти томах. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1962-1965.
Станкевич - Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840. М., 1914.
Журнальная заметка (с. 331-336). Впервые - "Московский наблюдатель", 1838, ч. XVII, май, кн. 1, "Смесь", с. 144-156 (ц. р. 11 июня; вып. в свет 27 июля). Подпись: Московский наблюдатель. В оглавлении журнала подзаголовок: "Ответ г-ну Фаддею Булгарину". Вошло в КСсБ, ч. II, с. 461-470.
"Журнальная заметка" произвела сильное впечатление на современников. И. И. Панаев писал Белинскому из Петербурга 11 октября 1838 года: "Отповедь ваша Фаддею - усладительна, эпиграф бесподобен" ("Белинский и корреспонденты", с. 199). Эпиграф взят из "Ревизора" Гоголя (д. V, явл. 8).
1 Фельетон Ф. Булгарина "Журналистика" в "Северной пчеле" (1838, No 140, 23 июня, с. 557-559) представлял собой резкую критику, граничащую с доносом, первого номера реорганизованного "Московского наблюдателя" и был направлен в основном против предисловия М. А. Бакунина к "Гимназическим речам" Гегеля и четырех рецензий Белинского: "Литературная хроника", "Г-н Каратыгин на московской сцене в роли Гамлета", "Г-н Сосницкий на московской сцене в роли городничего", на комедию-водевиль Н. Соколова "Невеста под замком".
2 Журнал "Сын отечества" в 1812-1824 гг. издавался и редактировался Гречем, с 1825 г. - Булгариным и Гречем. Булгарин в 1822-1828 гг. издавал и редактировал журнал "Северный архив". В 1829 г. оба журнала объединяются - начинает выходить "Сын отечества и Северный архив" под общей редакцией Греча и Булгарина. В 1837 г. Булгарин и Греч передали издание журнала А. Ф. Смирдину, оставляя за собой редакторские функции (Греч - редактор, Булгарин - его помощник). Смирдин, намереваясь оживить журнал, осенью 1837 г. в качестве неофициального редактора (точнее, редактора литературно-критических отделов) приглашает Н. А. Полевого. В марте-апреле 1838 г. журнал сохраняет прежнее наименование и редакторами названы Н. Греч и Ф. Булгарин. С мая журнал начал выходить под названием "Сын отечества" и на титуле значилось: "Редактор - Греч". Полевой продолжал оставаться неофициальным редактором "Сына отечества" до 1840 г.
Газету "Северная пчела" Булгарин и Греч редактировали совместно с 1831 г.; первые полтора месяца 1838 г. редактором литературной части газеты был Н. А. Полевой.
3 Имеются в виду романы: "Иван Выжигин" (СПб., 1829) и "Петр Иванович Выжигин" (СПб., 1831).
4 Неточная цитата из басни Крылова "Лжец".
5 Именование "журналом" всех видов периодических изданий (в том числе и газет) обычно для того времени.
6 Этим выражением воспользовался Булгарин в статье "Исторические пояснения на замечания Н. А. Полевого о соч. Ф. Булгарина "Россия": "...вашими выходками против меня вы кладете на себя желтый шар в лузу (см. правила биллиардной игры) и доставляете мне случай выиграть партию" ("Библиотека для чтения", 1838, т. XXVIII, приложение к No 6, с. 8).
7 Булгарин выписал фразу из рецензии Белинского "Г-н Сосницкий на московской сцене в роли городничего".
8 Курсив Белинского.
9 Белинский напоминает памфлет Пушкина (опубликованный под псевдонимом "Феофилакт Косичкин") "Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем".
10 "Мнемозина" - московский альманах В. К. Кюхельбекера и В. Ф. Одоевского; вышло четыре книжки: три в 1824 г. и одна в 1825 г. Будучи изданием декабристской ориентации, "Мнемозина" сыграла большую роль в утверждении нового направления литературы - романтизма. Белинский хорошо знал содержание "Мнемозины", ее борьбу с изданиями Булгарина, высоко ценил роль этого "журнала-альманаха" в развитии русской философской и эстетической мысли, научной терминологии.
11 Мысли и логике большое внимание уделено, в частности, в статье М. Г. Павлова "О способах исследования природы" ("Мнемозина", ч. IV. М., 1825, с. 1-41), в которой автор доказывал преимущества "умозрительного" научно-философского метода исследования перед "эмпирическим".
12 Булгарин возмущался тем, что "Московский наблюдатель" пишет о Пушкине, "прилагая каждый раз при его имени прозвание великого". Отвечая Булгарину (и упоминая Мицкевича), Белинский намекает на нерусское (точнее, польское) происхождение своего злобного противника.
13 Булгарин писал: "А кто у нас в России первый прозаик? Отгадайте! По мнению "Московского наблюдателя" - это Гоголь!!!" Булгарин имел в виду высказывание о Гоголе Белинского в "Литературной хронике" (см. наст. т., с. 268-269, 274).
14 Маркиз Поза - герой трилогии Шиллера "Дон Карлос".
15 Излагая мнения Белинского о Каратыгине в заметке "Г-н Каратыгин на московской сцене в роли Гамлета" и о Сосницком в заметке "Г-н Сосницкий на московской сцене в роли городничего", Булгарин еще более заострил отрицательное суждение Белинского о петербургских артистах, что вполне устраивало Белинского.
16 В рецензии на комедию-водевиль Н. Соколова "Невеста под замком" Белинский писал: "...Беранже и Скриб, в наших глазах, выше Гюго, Ламартна и всей компании неистовых и идеальных гениев, известных под фирмою la jeune France" (Белинский, АН СССР, т. II, с. 362).
Это высказывание Белинского Булгарин также представил неверно: не соглашаясь с Белинским, что "Скриб выше Виктора Гюго и Ламартина", Булгарин одновременно приписал ему заявление, что "Ламартин принадлежит к неистовой школе во Франции". Свое понимание двух школ во французской поэзии 1830-х гг. - идеальной и "неистовой" - Белинский подробно изложил в рецензии на "Краткую историю Франции до Французской революции..." (см. наст. т., с. 337-341).
17 Повесть П. Н. Кудрявцева; была напечатана в "Московском наблюдателе", 1838, ч. XVI, март, кн. 1 за подписью: А. Н.
18 Белинский напоминает о памфлете Пушкина "Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов". Здесь под видом "ученого" рассуждения добродушного, не искушенного в литературе Феофилакта Косичкина Пушкин дает убийственную по своей иронии сравнительную характеристику романов (и вообще литературной деятельности) Булгарина и третьесортного московского сочинителя А. А. Орлова. Сопоставив "сии два блистательных солнца нашей словесности", Косичкин заключил: "Фаддей Венедиктович более философ; Александр Анфимович более поэт".
19 Курсивы принадлежат Белинскому.
20 См. выше, прим. 2.