Белинский Виссарион Григорьевич - Рецензии 1835 г.

20 руб. ассигнациями, с пересылкою 25 руб. асс. Подписка принимается в Москве - в книжных магазинах: К. А. Полевого, Н. Н. Глазунова, А. С. Ширяева и А. В. Глазунова; в Петербурге - у А. Ф. Фарикова; иногородние могут адресоваться в Газетную экспедицию Московского почтамта.

  

   115. Краткая география для детей, изданная по руководству г-на статского советника и кавалера И. А. Гейма. Девятое издание. Москва, в типографии Лазаревых Института восточных языков. 1835. 144. (12).³¹

  

   Эта крохотная книжечка принадлежит к числу тех жалких, спекуляций и неудачных компиляций, о которых не следовало бы и упоминать, если бы они не были в высочайшей степени вредны. Мы не будем подкреплять своего мнения неуместными доказательствами, мы не будем осыпать наших читателей собственными именами и утомлять сухою ученостию; так как дело очень ясно и коротко то мы опираемся на их здравый смысл и спрашиваем их: можно ли в книжонке, состоящей из шести печатных листов, поместить описание целого земного шара, рассматриваемого в трех обширных значениях? География есть по преимуществу наука обширная; краткость ее изложения всего скорее делает ее недоступною для изучения, сообщая ей характер сухости, темноты и сбивчивости. Напротив, чем в обширнейшем объеме излагается она, тем делается занимательнее, живее, интереснее, понятнее и, следовательно, доступнее для изучения. Господин компилятор начинает, как водится, дурным определением географии, из которого не выводится разделения науки на три части; на пяти листиках излагает математическую, физическую географию и, сверх того, введение в политическую; говорит, что "круглота земли доказывается неодинаковым временем восхождения и захождения солнца, лунными затмениями, морскими путешествиями и возвышением и понижением полярной звезды", не объясняя ни одним словом этих доказательств и забывая еще об одном, т. е. различности звезд, видимых жителями северного полушария и их антиподами; потом вычисляет земные круги, тоже ни одним словом не объясняя их значения. В политическом описании России подробно распространяется о системе водных сообщений, что может иметь место только в обширной географии, состоящей, по крайней мере, изо ста листов, и по необходимости опускает важные предметы. Ну, господа защитники всего, что делается в нашей литературе, как прикажете журналисту поступать с такими явлениями книжного мира? Молчать о них? Но это было бы подло, потому что учебная книга не роман, и если дурно составлена, то делает вреда не меньше чумы или холеры. Говорить о ней правду, но кротко и вежливо - невозможно, потому что кровь невольно кипит, а вежливый тон не будет понятен ни для компиляторов, ни для покупателей. Браниться? Но это унизительно для рецензента и противно приличию. Что ж остается делать? Решите сами, а я, между тем, замечу вам еще об одном обстоятельстве, так общем и обыкновенном в нашей современной литературе. Благодаря просвещенным усилиям правительства³² и духу времени, у нас проходит уже наглое невежество, гордящееся своим безобразием; жажда к просвещению заметна во всех классах, и поэтому учебные книги сделались самым выгодным товаром для книжных производителей. Как же пользуются эти производители этим направлением общества? Какие употребляют они средства удовлетворить его настоящей потребности? Они сокращают и искажают учебные сочинения старинных авторов: оно и лучше, ведь умерший автор не будет требовать удовлетворения из гроба за нанесенное ему оскорбление! Обыкновенно они выбирают такое сочинение, которое было когда-то в славе, и уродуют его. В то время, когда иностранные журналы беспрестанно представляют результаты новейших путешествий, когда многие находят не вполне удовлетворительными и не слишком обширными творения Бальби и Мальте-Брёна, наши компиляторы довольствуются господином статским советником и кавалером И. А. Геймом.

  

   116. Записки о Петре Великом, сочинение Виллиамса (Sir Charles Ganbury Williams), бывшего в России полномочным посланником от великобританского двора при императрице Елисавете Петровне и в первые годы царствования Екатерины II, с замечаниями автора: 1) о земледельческом, мануфактурном и торговом состоянии России и 2) о доходах и финансовых средствах оной, о ее сухопутных и морских силах. Перевел с английского В. Н. Олин. С примечаниями переводчика. Часть первая. Санкт-Петербург. В типографии Конрада Вингебера. 1835. VII, 281. 34. (8).³³

  

   Мы не нашли в этой книге ничего нового и ничего такого, на что было бы взглянуто с новой точки зрения. Г-н переводчик в своем предисловии, написанном языком и складом русской фемиды времен царя Алексея Михайловича, говорит: "Виллиамс не есть просто повествователь обнаженный (??), он почти везде рассуждает; везде, рисуя характер в очерке общем (??), он естественно развивает его в мыслях читателя (?), представляет события в чертах резких, располагая ум к размышлению"; потом: "В образе мысли его виден везде благородный британец; везде, наблюдатель строгий и глубокомысленный, он смотрит на предметы как министр, как дипломат, несравненно менее обильный изложением мелочных происшествий, чем обзором общим и философическим, или, как выражается один из наших писателей, высшими взглядами на предметы". Признаемся откровенно, мы ничего этого, а особливо "высших взглядов", не нашли в этой книге, переведенной, повторяю, юридическим языком времен очаковских и покоренья Крыма, испещренной до отвратительности "сими" и "оными", толико вожделенными и возлюбленными некоторым литераторам.³⁴ Книга наполнена обыкновенными и всем известными фактами, без всяких низших или высших взглядов. В предисловии г. Переводчик говорит еще, что нам рано писать историю Петра Великого и, вместе с этим, осуждает иностранцев, что они до сих пор не обработали надлежащим образом истории великого преобразователя России: странный образ суждения! После этого можно осуждать русских писателей за то, что они не обработали истории Карла Великого! Разве они потому могут быть извинены, что их предупредили немцы и французы.

  

   117. О распространении Российского государства с единодержавия Петра 1-го до смерти Александра 1-го. Сочинение Ю. Гагемейстера. Санкт-Петербург. В типографии Н. Греча. 1835. V. 129. (8).³⁵

  

   Эта книга вроде первой,³⁶ и по слогу, и по исполнению вообще. Автор хотел начертать картину постепенного приращения России, со времен Петра Великого до смерти Александра I, и доказать, что это приращение было следствием стечения разных обстоятельств, а не того, чтобы Россия была завоевательным государством. В этом никто не сомневается, потому что в последние времена, когда развились понятия о народном праве и когда все европейские государства стремятся к полному выражению своего национального духа, завоевательное государство было бы странным анахронизмом. Где-то было сказано,³⁷ что г. Гагемейстер оскорбляет Россию, приписывая ее приобретения стечению благоприятных обстоятельств, а не силе народного духа, храбрости и приверженности к своим царям; напротив, по нашему мнению, автор не мог сделать России лучшей похвалы, потому что, во-первых, он и не думал оспоривать у русского народа его непоколебимой преданности престолу и железной храбрости, без которой народу не помогли бы никакие обстоятельства, а, во-вторых, его главная мысль была доказать законность приобретений русского правительства. В самом деле, неужели оно нарушило народное пpaвo, покорив себе крымцев и горцев, эти разбойничьи шайки, не имевшие никакого понятия ни о народном и ни о каких правах и, сверх того, причинявшие столько зла России и тем оскорблявшие ее величие? Неужели оно нарушило народное право, освободивши Грузию и Армению от тирании азиатских деспотов и тем выполнивши ожидания и надежды этих христианских земель? Да и возможно ли европейско-христианскому государству быть несправедливым в самой даже несправедливости в отношении к азиатским варварам? Открытие островов на Восточном океане, принятие их под свою власть русским правительством и распространение кроткими мерами христианского учения между дикими ордами сибирскими и прикаспийскими также не есть нарушение прав человеческих и народных. Итак, г. Гагемейстер нисколько не виноват в оскорблении нашего национального достоинства; его скорее можно обвинить в том, что начертанная им картина приобретений России не имеет ни перспективы, ни полности, ни ясности в изложении и что его книга написана, сверх того, дурным русским языком, хотя при всем том может быть не бесполезна.

  

   118. Стихотворения Владимира Бенедиктова. Санкт-Петербург. В типографии Конрада Вингебера. 1834. IV. 106.³⁸

  

   В XI No "Телескопа", который должен скоро выйти, помещен подробный отчет о стихотворениях г. Бенедиктова, обращающих на себя внимание не собственным достоинством, которое очень не велико, но шумными обстоятельствами (разумеется, литературными), сопровождавшими их появление на свет.

  

   120. Опыт исследования некоторых теоретических вопросов. Сочинение Константина Зеленецкого. Книжка первая. Москва. В университетской типографии. 1835. 64. (8). С эпиграфом:

  

   Si malgrê tous mes efforts, je m'êgare, j'aurai

   toujours ecartê quelques-unes de ces erreurs,

   qu'il faut êpuiser, dit-on, avant d'arriver à la

   veritê. "Lettre sur hier", {*} 1802. - Ch.³⁹

   {* Если, несмотря на все свои старания, я заблуждаюсь, я всё же мог избегнуть некоторых заблуждений, через которые, как говорят, надо пройти, чтобы достигнуть истины. - "Письмо о вчерашнем дне" (франц.). - Ред.}

  

   Мы не можем быть слишком строги к брошюрке г. Зеленецкого, потому что всякое усилие к мышлению, всякое уважение к высоким человеческим предметам невольно располагают нас в пользу автора. Бездарный рифмоплет, бесталанный романист, в наших глазах, творения гадкие, ненавистные, вредные и не заслуживающие никакой пощады; но люди, обнаруживающие какую-нибудь мыслительность или, по крайней мере, какую-нибудь любовь к мыслительности, заслуживают в наших глазах высокое уважение, когда хорошо исполняют свое дело, и снисхождение, когда обнаруживают слабость мысли или детскость в суждениях. Мы не нашли в книжке г. Зеленецкого никаких нелепостей, никаких вздоров, хотя в то же время не нашли ничего нового или заслуживающего особенное внимание. Он рассуждает о трех предметах: а) о месте, занимаемом логикою в системе философии, б) о содержании и расположении географии, в) о предмете и значении политической истории. В первом автор излагает мнения известных философов о значении логики как науки и доказывает, что логику не должно условливать метафизикою, как то думает Шеллинг, что ее не должно смешивать с метафизикою, как то сделал Гегель, но что лучше принимать ее в том значении, которое придает ей Кант, называя ее наукою чисто формальною; взгляд Канта кажется автору более подходящим к истине. Во втором рассуждении, которое нам кажется слабее всех, автор нападает, отчасти справедливо, на преподавание в России географии и представляет свой план географии, в котором мы не нашли ничего нового, кроме того, что автор почитает необходимым "этнографическое обозрение человеческого рода" прежде изложения политического разделения племен человеческих. Вот результат третьего рассуждения: "Политическая история народа есть история его личности, есть изложение основной его жизни, жизни той стихии, которую проявить в известном периоде человечества суждено сему народу. Всеобщая политическая история, как история взаимно-отношений народов, т. е. их личностей, есть представитель жизни всех стихий человечества во все периоды его бытия".

   Книжка г. Зеленецкого порадовала нас как бескорыстное стремление к мыслительности, до которой у нас так мало охотников и для которой у нас так много самых ожесточенных врагов. Но она глубоко огорчила и оскорбила нас в другом отношении, а именно - как доказательство, что у нас еще не умеют складно и общежительно выражаться на русском языке. Скажите, чего вы должны ожидать от какого-нибудь рифмача или дюжинного романиста, если человек, рассуждающий о Канте, Шеллинге, Гегеле, о значении логики и истории, выражается языком старопечатных российских книг? Неужели грамматика мудренее философии? Неужели умение порядочно выразиться труднее умения порядочно мыслить? Спрашиваем, захочет ли кто-нибудь прочесть книгу, в начале которой обретается подобное ученое предисловие:

  

   Явление несколька книжек в роде той (?), которая предлагается теперь благосклонному взору читателя, не предосудительно уже потому, что литература наша слишком не богата учеными рассуждениями. Недостаток их ощутителен во всех отношениях. Сочинитель предлагаемых опытов ничуть не думает однако ж восполнить его, в какой бы то ни было степени, ими. По крайней мере, сей самый недостаток дает ему право открыто высказать свои мысли и плоды своих трудов.

  

   122. Новейшие повести и рассказы. Сочинение (?) Евгения Сю, Бальзака и Ожера. Перевод с французского. Москва. В типографии Н. Степанова. 1835. Две части: ² - 136; II - 132. (12).⁴⁰

  

   В обеих частях этой книжки заключается девять повестей; не знаем, почему г. переводчику вздумалось скрыть имена авторов при каждой повести; но, несмотря на то, из прочитанных нами мы признали, сколько позволял это чрезвычайный перевод, одну повесть Бальзака ("Эль-Вердюго") и отрывок из романа Сю "Атар-Гюль". Первые две повести, в первой части, так ничтожны и бестолковы, что мы почитаем их за мистификацию г. переводчика, который приложил произведения своего пера к произведениям новейших французских писателей. А перевод? - Читайте - и казнитесь:

  

   Кардиналы, епископы разглагольствовали хладнокровно у подножия сих мраморных богов. Карлос трепетал в виду той, которую ему означали изображающую мать Браккианов (????). Сие воспоминание еще занимало его воображение в ту минуту, когда Варвара своею поступью гордо-прелестною, своими чертами нежно-суровыми представила ему другие черты, другую поступь. Вздохи жгли его грудь... Карлос приближается, она также. Он говорит, нежный и чистый голос ему ответствует; он протягивает руку, рука в оную влагается: он пожимает оную нежно, такое же пожатие ему соответствует... Боги! это уже не мрамор!..

  

   Советую сему г. переводчику не терзать более оных французских писателей.

  

   123. Сцены современной жизни. Соч. Алек. Москвичина. Москва. В типографии Н. Степанова. 1835. Три части: ² - 142; II - 118; III - 113. (12).⁴¹

  

   "Сцены петербургской жизни"! "Сцены современной жизни"! Да что же это г. Логинов не издает так долго "Сцен московской жизни"?.. Мы их ждем не дождемся, чтобы в сравнительной картине представить достоинство всех наших самодельных "Сцен жизни". В ожидании "Сцен московской жизни" мы скажем о "Сценах современной жизни", что их автор, г. Москвичин, очень удачно идет по следам гг. Орловых, Кузмичевых, Сиговых и прочей литературной братии этого разряда.

  

   124. Весенняя ветка. Стихотворения. Санкт-Петербург, печатано в типографии В. Крыловского. 1835. 69. (12).⁴²

  

   Самая невинная книжка! Стихи отзываются классицизмом, мысли - детскостию, зато в них все нравственно. Не угодно ли полюбоваться, например, "Мыльными пузырями"?

  

   Забаву видел я дитяти:

   Через соломинку пускал он пузыри,

   И так кричал в восторге тяте:

   "Взгляни-ка, тятя, посмотри,

   Как пузырьки летят высоко, как играют

   Различным радужным огнем!.."

   Они ребенка забавляют,

   Еще он с светом не знаком;

   А мне они напоминают

   Тщеславье света и тщету;

   Подобно им они стремятся

   Через соломинку, - мечту,

   В одно мгновение родятся,

   И исчезают на лету.

  

   Какая аркадская невинность, какая аркадская философия, какая аркадская поэзия в этих стишках!

  

   127. <Примечание к стихотворениям К. Эврипидина "Воспоминание" и "Скала">.⁴³

  

   Наши читатели, верно, не забыли юного поэта г. Эврипидина, которого отрывок "Олег под Константинополем", помещенный в "Молве", доставил им такое удовольствие.⁴⁴ Уведомляем почтеннейшую публику, что молодой поэт наш оставил кинжал Мельпомены и взялся за лиру. В самом деле, не успел он еще окончить своей прекрасной драмы, как мода на драмы уже упала вместе с падшею славою модных драматургов,⁴⁵ а наш молодой поэт твердо решился не отставать от времени, и потому, пока еще не замолкли лиры новых певцов, недавно обративших на себя общее внимание и успевших, в самое короткое время, заслужить себе бессмертие, по единодушному приговору наших критиков,⁴⁶ он поспешил, как говорился, взять свое, пока не ушло время. И мы пророчим нашему скромному и юному поэту, что он непременно займет первое место между нынешними лирическими знаменитостями и что другой венок не замедлит украсить его победоносного чела.

  

   130. Три сердца. Александра Долинского. Москва. В университетской типографии. 1835. III, 145. (12).⁴⁷

  

   Несносен мальчик, который, заложив руки в карманы, приняв на себя сурьезный вид, ходит большими шагами по комнате и представляет из себя большого; несносен мещанин во дворянстве, человек, рожденный в пятнадцатом классе и добившийся как-нибудь четырнадцатого, и который подходит к ручке к дамам, говорит с барышнями о погоде, прибавляет ко всякому слову с, требует к себе большой аттенции и изо всего этого заключает, что он благородная особа; несносен лакей, который павлинится перед своею братьею, надев украдкою фрак своего барина; но несноснее всего этого бесталанный бумагомаратель, который пародирует знаменитых писателей и суется туда же "подмечать первый яркий румянец на лице девушки и подслушивать первое биение сердца ее, первый вздох ее".

   "Кто бы, - продолжал Бетин, - смотря на эту малютку, не сказал, что одна из роз этого сада вдруг ожила! Проклятая шампанская зараза! Теперь я должен сидеть в этом карантине, где судьба состроила заставу из трех бутылок, и я не могу пройти сквозь нее... не могу получить аудиенции до тех пор, пока не буду чист, как правоверный мусульманин, который сроду не нюхал благословенного напитка! А до тех пор сердце мое может десять раз превратиться в пепел от этого чистилищного огня, который пылает в глазах ее!.. А эти волосы... клянусь всем, что каждый волосок ее прицепит на себя по десятку сердец наших... о, тогда беда, если она наденет шляпку: они задохнутся!"

   Неужели в этом пошлом мадригальничанье есть что-нибудь острого, умного, затейливого, достойного внимания образованного читателя?.. Правда, у г. Долинского говорит это пьяный пьянюжка, но, во-первых, неужели всё, что может взбрести в голову пьяному дураку, должно доводиться до сведения публики, а во-вторых, у г. Долинского и трезвые говорят не умнее пьяного.

  

   131. История Японии, или Япония в настоящем виде. Часть первая, содержащая самое первое начало сего государства за 660 лет до Рождества Христова, и потом по Рождестве по 1730-й год; географию всего государства с показанием всех подробностей, и описание расстояний морского пути вокруг всего государства и генеральною картою оного. Москва. В типографии М. Пономарева. 1835. VII, 145. (8).

   История Японии, или Япония в настоящем виде часть вторая, содержащая в себе описание климата по различному расположению сего государства, рек, озер, металлов, царства растений и животных. Качества Японцев, образ их жизни в подробности, обеих столиц Миано и Бдцо; с относящимися обстоятельствами к обеим государям. Коммерция: Португальцев, Голландцов, корейцов, китайцов, островских жителей, и разных сект <Его же>. Москва. В типографии М. Пономарева. 1835. 138. (8).⁴⁸

  

   Мы не без причины выписали особо заглавие каждой части: как видно из заглавия той и другой, каждая из них может почесться особенным сочинением. Нам стоило чрезвычайно большого труда выписать эти заглавия: читатели сами могут видеть, что почтенный автор (Н. Горлов) изобрел для своего сочинения не только совершенно особенное правописание, нимало не похожее на общепринятое, но даже особенный склад речи и особенный язык, не имеющий ни малейшего сходства ни с одним языком земного шара. Мы не умеем определить градус достоинства этого ученого сочинения, потому что еще не читали его, а только местами заглядывали в него, но мы можем смело уверить публику, что почтенный автор, своею решительною реформою русского языка и здравого смысла, принес чрезвычайную пользу педагогии: ученик, который будет в состоянии угадывать, как бы должен был г. реформатор выразиться общепринятым складом и толком в том или другом месте своего несравненного творения, тот ученик, говорим мы, докажет, как нельзя лучше, что он уже очень успел в русской словесности. Итак, нет худа без добра!..

  

  

   133. Подвиги русских воинов в странах кавказских, с 1800 по 1834 год. С присовокуплением биографий главнейше замечательных лиц, действовавших в первое тридцатитрехлетие русского владычества за Кавказом, историко-статистического описания мест, прославивших русское оружие в кавказских странах, 25 портретов, видов и планов сражений и общей карты Кавказского края. Описанные Платоном Зубовым. Санкт-Петербург. В типографии Конрада Вингебера. 1835. Том первый, две части: I - 219; II - 143. (8).⁵⁰

  

   Настоящая эпоха русской литературы представляет зрелище безотрадное и плачевное: никогда не появлялись в таком чудовищно ужасном количестве плохие драмы, романы, пошлые повести, плоские стихи, как теперь; никогда бездарности и меркантильности не было такого простора; как в настоящую минуту. Но "нет худа без добра", говорит пословица и, как все русские пословицы, говорит справедливо. Если теперь не чаще прежнего появляются сочинения дельные, фактические, зато теперь публика оказывает несравненно больше симпатии к такого рода сочинениям. Знак добрый! мы от души этому радуемся. Поименованная книга, по своей цели и назначению, принадлежит к числу книг дельных: это можно видеть из самого ее заглавия. Но цель целью, а исполнение исполнением - каково ж оно? На это мы не задумываясь и решительно можем отвечать, что цель этого сочинения гораздо и даже несравненно выше ее исполнения. Не смеем судить о верности фактов, как о деле для нас недоступном, но в то же время не можем не заметить, что самые добродушные читатели приводятся в соблазн исчислениями числа убитых и раненых как с нашей, так и с неприятельской стороны, которыми г. Зубов оканчивает описания всех сражений и стычек. Но главный недостаток состоит в слоге, который обличает руку не твердую, не привычную, словом, не литературную. Несмотря на все это, автор заслуживает благодарность публики за свой труд: если он сам не достигает предположенной им цели, то пролагает своим сочинением дорогу другим к достижению этой цели. Всякий благонамеренный и добросовестный труд не может не принести какой-либо пользы. Притом же всякий первый опыт очень труден. В самом деле, сколько трудов, и каких трудов, стоило автору составление подобного сочинения! И зато, несмотря на все его недостатки, оно чрезвычайно любопытно и читается с большим удовольствием. Автор остановился на самом интересном месте; первый том, состоящий из двух частей, разделен у него на три периода: первый, от первоначального вступления русских войск в Грузию до принятия князем Цициановьм начальства над Кавказским краем, или с 1800 по 1803; второй, от 1803 до смерти князя Цицианова, или до 1806; третий, от смерти князя Цицианова до принятия начальства генералом Ермоловым, или по 1816 год. При первом томе приложен "Атлас к описанию подвигов русских воинов в странах кавказских: выпуск первый, состоящий из семи рисунков; Санкт-Петербург 1835". Этот атлас, а особенно стоящее в его заглавии слово "Санкт-Петербург" удивили нас чрезвычайно: изображение трех крепостей сделано еще порядочно, но портреты напоминают вольные суздальские типографии и литографии.

  

  

   В данный том включены статьи и рецензии В. Г. Белинского, впервые опубликованные в 1831, 1834 и 1835 гг., а также художественные произведения: "Дмитрий Калинин" - драматическая повесть, - которая, по цензурным условиям, не могла выйти в свет при жизни автора и впервые напечатана полностью только в 1891 г., - и стихотворение "Русская быль".

   Первое появившееся в печати произведение Белинского было опубликовано в 1831 г. в "Листке", последующие - начиная с 1834 г. - в "Телескопе" и "Молве" Надеждина. До появления в No 38 "Молвы" за 1834 г. первого очерка "Литературных мечтаний" Белинский работал в изданиях Надеждина как переводчик (с французского языка). Переводы Белинского в настоящее издание не включаются.

   В статьях и рецензиях 1834-1835 гг. Белинский делает первые шаги по пути создания теории реализма. Они были осложнены и затруднены его мучительными философскими исканиями "истины". Но при всей противоречивости и сложности мировоззрения Белинского, характерной для начала его литературно-критической деятельности, уже в 1834-1835 гг. им были написаны такие статьи, которые являются ценнейшими документами первого периода в истории развития русской революционно-демократической критики и критического реализма в литературе.

   Из числа таких статей в состав первого тома входят: "Литературные мечтания", "О русской повести и повестях г. Гоголя ("Арабески" и "Миргород")", "О стихотворениях г. Баратынского", "Стихотворения Владимира Бенедиктова", "Стихотворения Кольцова", а из художественных произведений - "Дмитрий Калинин", юношеское произведение Белинского, столь важное в истории его развития и в истории русского освободительного движения.

   Для всех произведений - статей и рецензий, - включенных в настоящий том, характерен пафос непримиримости великого критика, которым пропитаны его выступления против периодических изданий реакционного лагеря ("Северная пчела", "Сын отечества", "Библиотека для чтения") и их руководителей (Булгарина, Греча, Сенковского).

   Из произведений, ранее не включавшихся в Собрание сочинений Белинского, в состав данного тома (No 64) включено "Извещение от редакции "Телескопа" и "Молвы" ("Молва", 1835 ч. IX, No 24-26).

  

  

   ¹. "Молва" 1835, ч. X, No 35 (ценз. разр. 6/IX), стлб. 131-135. Подпись - см. примеч. ⁹.

   ². Из стихотворения "Ночной зефир". После второго стиха у Пушкина следует стих: "Сквозь чугунные перилы".

   ³. Искаженная цитата из стихотворения Пушкина "Слеза".

   ⁴. Искаженная строфа из стихотворения Пушкина "Зимняя дорога".

   ⁵. Последняя строфа - грубая переделка второй строфы Пушкина, напечатанной выше.

   ⁶. "Молва" 1835, ч. X, No 35 (ценз. разр. 6/IX), стлб. 136. Подпись - см. примеч. ⁹.

   ⁷. "П.... прожужжит" - очевидно, "Пчела (Северная) прожужжит".

   ⁸. "Кривой бес" был переиздан в 1845 г. с пометкой на обложке: "Издание третье". Белинский повторил о нем свой отрицательный отзыв, данный в настоящей рецензии, и в заключение добавил относительно пометки "третье издание": "Не думайте, чтоб это маранье в самом деле вышло третьим изданием: такого рода площадные книги даже и в первый раз печатаются третьим изданием, а не то ежегодно вновь перепечатывается их заглавный листок" (ИАН, т. VIII).

   ⁹. "Молва" 1835, ч. X, No 35 (ценз. разр. 6/IX), стлб. 136-137. Общая подпись к статьям NoNo 85-87: -он -инский.

   ¹⁰. "Молва" 1835, ч. X, No 38 (ценз. разр. 29/IX), стлб. 187. Общая подпись к статьям NoNo 91-93: -он -инский.

   ¹¹. "Молва" 1835, ч. X, No 39 (ценз разр. 5/Х), стлб. 199-200. Общая подпись к статьям No, No 96, 97: -он -инский.

   ¹². Под литерами "В. В. В." выступал в печати В. М. Строев, журналист, драматург и переводчик, сотрудник "Сев. пчелы". Белинский и в дальнейшем относился к Строеву отрицательно, особенно как к сотруднику "Сев. пчелы". Но некоторые переводы его Белинский ставил высоко. Так, о переводе "Парижских тайн" он писал: "Перевод г-на Строева больше, чем хорош: он принадлежит к числу таких переводов, которые у нас редко появляются" (ИАН, т. VIII). Одобрительно отозвался Белинский и о его переводах романов Александра Дюма: ""Карманная библиотека", выходящая маленькими красивыми книжками, представляет переводы полные и верные, а не переделки; со стороны языка они не оставляют ничего желать" (там же, т. IX).

   ¹³. "Молва" 1835, ч. X, No 40 (ценз. разр. 12/Х), стлб. 211-213. Без подписи.

   ¹⁴. Имя Александра Никитина больше не встречается в статьях и рецензиях Белинского. - О "сих" и "оных" см. примеч. 194¹.

   ¹⁵. "Молва" 1834, No 40 (ценз. разр. 12/Х), стлб. 215-217. Подпись: В. Б.

   ¹⁶. Ироническим восклицанием: "А! понимаем, в чем дело!" Белинский указывал на то, что Протопопов, ставивший "Учебную книгу русской словесности" Греча на одну доску с "Кавказским пленником" Пушкина, явно льстил автору "Учебной книги" в надежде, что тот даст благосклонный отзыв о его романе.

   ¹⁷. "Молва" 1835, ч. X, No 41 (ценз. разр. 19/Х), стлб. 230-232. Без подписи.

   ¹⁸. Автор французско-русского словаря не Сергей, а Иван Иванович Татищев (1743-1802).

   ¹⁹. "Молва" 1835, ч. X, No 41 (ценз. разр. 19/Х), стлб. 233. Без подписи.

   ²⁰. Цитата из "Горя от ума" Грибоедова.

   ²¹. "Молва" 1835, ч. X, No 41 (ценз. разр. 19/Х), стлб. 234-235. Без подписи.

   ²². Д. Ф. Каширин - товарищ Белинского по Пензенской гимназии и по университету; это нисколько не помешало Белинскому подвергнуть учебник Каширина суровой критике (см. "Литер. наследство", т. 56, стр. 336 и 428).

   Рецензент "Библ. для чтения" остроумно высмеял употребление Д. Ф. Кашириным больших букв ("Библ. для чтения" 1835, т. XI, Отд. VI, стр. 33-35). Белинский не только здесь, но в ряде своих статей и рецензий боролся с употреблением без всякой нужды прописных букв, с этим, по его выражению, "подьяческим" и "китайским" правописанием.

   ²³. "Молва" 1835, ч. X, No 41 (ценз. разр. 19/Х). стлб. 335- 337. Подпись: В. Б.

   ²⁴. Белинский справедливо осуждал А. А. Гуслистого за его высокомерный и грубый по тону "Ответ критикам". Нельзя, однако, согласиться с оценкой, которую дает Белинский Гуслистому как автору "разных букварей". А. А. Гуслистый первый из русских педагогов выступил в защиту самостоятельно открытого им звукового метода обучения грамоте. Свой метод Гуслистый обстоятельно изложил в "Российском букваре для обучения детей грамоте по новейшему способу"; изданном в 1828 г.

   ²⁵. "Молва" 1835, ч. X, No 42 (ценз. разр. 25/Х), стлб. 243-245. Без подписи.

   ²⁶. Отзыв Белинского об этих "тринадцати томах", изданных под общим заглавием "Полный и новейший песенник", см. в н. т., No 85.

   ²⁷. "Молва" 1835, ч. X, No 42 (ценз. разр. 25/Х), стлб. 245. Без подписи.

   ²⁸. "Молва" 1835, ч. X, No 42 (ценз. разр. 25/Х), стлб. 245-246. Без подписи.

   ²⁹. "Молва" 1835, ч. X, No 44 (ценз. разр. 9/XI), стлб. 273- 276. Без подписи.

   ³⁰. Неточная цитата из "Евгения Онегина", где первый стих читается: "К чему бесплодно спорить с веком?" (гл. 1, строфа XXV).

   ³¹. "Молва" 1835, ч. X, No 45 (ценз. разр. 16/XI), стлб. 297-299. Без подписи.

   ³². См. примеч. 102¹.

   ³³. "Молва" 1835, ч. X, No 45 (ценз. разр. 16/XI), стлб. 299-300. Без подписи.

   ³⁴. См. примеч. 194¹.

   ³⁵. "Молва" 1835, ч. X, No 45 (ценз. разр. 16/XI), стлб. 300-302. Без подписи.

   ³⁶. Имеется в виду рецензия на книгу "Записки о Петре Великом" (см. н. т., No 116).

   ³⁷. В "Библ. для чтения" (1835, т. XII, отд. VI, стр. 6-8).

   ³⁸. "Молва" 1835, ч. X, No 45 (ценз. разр. 16/XI), стлб. 302. Подпись: В. Б.

   ³⁹ "Молва" 1835, ч. X, No 46 и 47 (ценз. разр. 30/XI), стлб. 315-317. Без подписи.

   ⁴⁰. "Молва" 1835, ч. X, No 46 и 47 (ценз. разр. 30/XI), стлб. 318-319. Без подписи.

   ⁴¹. "Молва" 1835, ч. X, No 46 и 47 (ценз. разр. 30/XI), стлб. 319. Без подписи.

   ⁴². "Молва" 1835, ч. X, No 46 и 47 (ценз. разр. 30/XI), стлб. 319-320. Подпись: В. Б.

   ⁴³. "Телескоп" 1835, т. XXVII (ценз. разр. 4/ХII), стр. 466. Подпись: Б.

   ⁴⁴. См. примеч. 221¹.

   ⁴⁵. Намек на Н. В. Кукольника. Успех Кукольника был непродолжителен. Даже О. И. Сенковский, в 1834 г. всячески превозносивший Кукольника, в 1835 г. написал убийственную рецензию на его драму "Роксолана". Эфемерный успех Кукольника как драматурга отметил Белинский еще в "Литературных мечтаниях" (см. н. т., стр. 21).

   ⁴⁶. Намек на Владимира Бенедиктова.

   ⁴⁷. "Молва" 1835 ч. X, No 50 (ценз. разр. 26/XII), стлб. 374-375. Подпись - см. примеч. ⁴⁸.

   ⁴⁸. "Молва" 1835, ч. X, No 50 (ценз. разр. 26/XII), стлб. 375-377. Общая подпись к статьям NoNo 130, 131: В. Б.

   ⁴⁹. Цитата из "Женитьбы Фигаро" Бомарше.

   ⁵⁰. "Молва" 1835, ч. X, No 51 и 52 (ценз. разр. 1/III 1836 г ), стлб. 398-400.