Боткин Василий Петрович - Стихотворения А. А. Фета

   Но с особенною горячностью отзывается чуткая душа его весенним впечатлениям. Поэт светлых, кротких, наивно радостных движений души, г. Фет удивительно передает свежесть и томительное обаяние весенних ощущений, то чувство духовного опьянения, которое весною струится во всей природе и бессознательно охватывает нас:

  

   Уж верба вся пушистая

   Раскинулась кругом,

   Опять весна душистая

   Повеяла крылом.

   Станицей тучки носятся,

   Тепло озарены,

   И в душу снова просятся

   Пленительные сны.

   Какой-то тайной жаждою

   Мечта распалена,

   И над душою каждою

   Проносится весна.

  

   Г. Фет редко вдается в описание природы: он или создает свой образ, идеальное отражение природы, которое мгновенно переносит ее в наше внутреннее созерцание, или так уловляет впечатление природы на нашу душу, что это самое впечатление служит глубокой характеристикой известному явлению в природе. Вот, например, еще выражение того же весеннего чувства:

  

   Снова птицы летят издалека

   К берегам, расторгающим лед,

   Солнце теплое ходит высоко

   И душистого ландыша ждет.

   Снова в сердце ничем не умеришь

   До ланит восходящую кровь

   И душою подкупленной веришь,

   Что, как жизнь, бесконечна любовь...

   и проч.

  

   В прелестной пьесе "Больной" есть стихи, охватывающие душу неодолимою жаждою весеннего солнца и воздуха:

  

   На стены он кругом смотрел, как на тюрьму,

   Он обращал к окну горящие зеницы,

   И света божьего хотелося ему,

   Хотелось воздуха, которым дышат птицы.

   А там за окнами, как чуткий сон, легки,

   С востока яркого все шире дни летели...

   и проч.

  

   Остановим внимание читателя на этих двух последних стихах: кроме того, что в них превосходно схвачено первое движение весны в зимней природе, на них еще лежит печать оригинальной лирической манеры г. Фета. Манера эта состоит в стремительном полете фантазии, воспроизводящей не столько самые предметы, возбудившие ее, сколько их идеальное отражение. Иногда г. Фет, набрасывая общие черты предмета, вдруг словно преображает его, вознося в какую-то лучезарную сферу, в которой формы предмета теряют свою пластическую определенность и улетучиваются в воздушный, неуловимый для осязания образ; предмет остается тот же, он только просветлел и одухотворился; действительность составляет в нем основной тон, его корень, но цветок этого корня развернулся в высшей, идеальной атмосфере. Так, летняя, светлая петербургская ночь принимает у него одухотворенный, идеальный образ ясновидящей:

  

   Как будто среди дня, замолкнувши мгновенно,

   Царица севера спала

   Под обаяньем сна горда и неизменна,

   И над громадой ночь бледна и вдохновенна,

   Как ясновидящая, шла.²⁰

  

   В лирической, да и во всякой поэзии не должно быть ничего жесткого, отвердевшего, ничего непроницаемого для нашей фантазии: "Nur ein Hauch sei dein Gedicht", - пусть стихотворение твое будет одним дыханием, - говорил Гёте²¹; каждый образ должен, так сказать, таять в нашем внутреннем созерцании, улетучиваться в воздушную перспективу... Между весенними стихотворениями г. Фета есть одно удивительное по огненному лиризму чувства - это картина утреннего, весеннего леса, - яркая, кипящая всеми весенними соками природы:

  

   Я пришел к тебе с приветом

   Рассказать, что солнце встало,

   Что оно горячим светом

   По листам затрепетало;

   Рассказать, что лес проснулся,

   Весь проснулся, веткой каждой,

   Каждой птицей встрепенулся

   И весенней полон жаждой!

  

   Подобного лирического весеннего чувства природы мы не знаем во всей русской поэзии! В этих немногих стихах чувствуется то ликующее, праздничное, чем именно дышит ясное весеннее утро, чувствуется вся млеющая жажда медового месяца природы. В первоначальном своем виде это стихотворение имело еще несколько стихов, исключенных теперь в новом издании. Они, может быть, и слабы в художественном отношении, но в них заключается одна очень характерная черта, много объясняющая нам в таланте г. Фета. Стихотворение это оканчивалось так:

  

   Рассказать, что отовсюду

   На меня весельем веет,

   Что не знаю сам, что буду

   Петь, но только песня зреет...

  

   Видите: поэтический огонь охватил его душу; какие-то звуки смутно бродят в чувстве его, но он сам не знает, в какую мелодию сольются они, он сам не знает, что будет петь; его сознание не в силах овладеть поэтическим стремлением, поднимающимся со дна души его, направить его по своей воле; зреет какая-то песня, но он еще ничего не знает о ней... В этих стихах самое лучшее истолкование таланта г. Фета, все самородные, увлекательные и все слабые стороны его поэзии объясняются ими. Его поэзия, как эолова арфа, из которой иногда пустой ветер может извлекать самые гармонические звуки...

   Статья наша становится уже слишком длинною, - а сколько еще в книжке г. Фета прекрасных стихотворений, о которых мы и упомянуть не успели. Любители поэзии сами найдут их там, тем более что многих и, быть может, самых лучших, мы не коснулись в отчете нашем, имея в виду представить только общий характер произведений его. Не знаем, умели ли мы показать читателю свойства поэтического таланта г. Фета и то, что делает его действительным, а не призрачным явлением в русской литературе. Действительными, кажется нам, делает вообще литературные произведения одна только поэзия; без нее остаются они мертворожденными; она одна дает им жизнь, и жизнь эта, по самому свойству всего жизненного, не пропадает без следа. Мы думаем, что в русской лирической поэзии имя г. Фета будет занимать значительное место. Правда, что он не проложил новых путей в тех поэтических пространствах, которые раскрыты были нам Пушкиным, Лермонтовым и Тютчевым, но как поэт ощущений и как самобытный, оригинальный талант он дал нам почувствовать в тех знакомых уже нам поэтических пространствах множество превосходных подробностей и частностей, остававшихся доселе скрытыми. Литературу называют обыкновенно выражением общества, зеркалом, где в сосредоточенном виде отражается нравственное состояние общества. Это правда; но не забудем также, что высшее развитие литературы, цвет ее есть искусство; а прямое действие искусства есть прежде всего не достижение тех или других полезных целей, а духовное наслаждение, которое оно дает человеку. Потребность этого наслаждения создает любовь к литературе. Наслаждение же это сообщается только поэзией. Одна поэзия дает самобытность и жизненность литературе. Потому, в какой бы форме, в какой бы степени ни проявлялась поэзия, мы должны радостно приветствовать ее. Ничто так не делает человека лучшим, ничто так не исцеляет его от загрубелости нрава, черствости чувств, эгоизма, как духовное наслаждение. Всякий, почувствовавший наслаждение от какого-либо произведения искусства, непременно, хоть на самое короткое время, делается лучше. Вот в чем заключается благотворное действие литературы на общество. Как ни мелка, по-видимому, роль лирического поэта, передающего ощущения, возбуждаемые в нем природою и своею внутреннею жизнию, но если слова его оживлены поэзией, они не пропадут без отзыва, они проникнут и в другое сердце, принесут ему наслаждение и непременно, хоть ненадолго, сделают сердце это и мягче и симпатичнее. В человеке ничего не пропадает без следа, ни минуты горя, ни особенно минуты духовного наслаждения: они-то и заставляют нас любить добро и поэзию. Мы не знаем, многому ли в поэзии г. Фета суждено пережить свое время (кто может сказать, что именно в авторе, да и вообще в человеке переживает его временное существование?), но если бы даже эти милые, свежие цветы поэзии и не могли выдержать охлаждающего действия времени, разве они не исполнили своего призвания? Они пробуждали и пробудят еще во многих сердцах сладкие поэтические ощущения и дали минуты живейшего наслаждения. Но мы забыли еще указать на особенный характер произведений г. Фета: в них есть звук, которого до него не слышно было в русской поэзии, - это звук светлого, праздничного чувства жизни. В картинах ли природы, в движениях ли собственного сердца, но постоянно чувствуется у него звук этот, чувствуется, что жизнь отзывается в них с светлой, ясной стороны своей, в какой-то отрешенности от всех житейских тревог, отзывается тем, что в ней есть цельного, гармонического, восхитительного, именно тем, чем она есть высочайшее блаженство. Всякому, вероятно, знакомы эти мимолетные минуты безотчетно-радостного чувства жизни; г. Фет, так сказать, схватывает их на лету и дает чувствовать в своей поэзии. Почти во всех его произведениях сверкает эта светлая, искристая струя, поднимающая наш обыденный, будничный строй жизни на какой-то вольный, праздничный тон, уносящий душу в светлую, блаженную сферу, -

  

   И в дальний блеск душа лететь готова,

   Не трепетом, а радостью объята, -

   Как будто это чувство ей не ново,

   А сладостно уж грезилось когда-то²².

  

   Великий смысл дает Гёте этому праздничному чувству жизни, и мы рады, что под впечатлением глубокой мысли его наконец можем оставить читателя: "Когда человек чувствует себя в мире, как в едином, прекрасном целом, когда чувство внутренней гармонии приводит его в чистое, свободное восхищение, - в эти минуты вся вселенная, если б она могла сознавать себя, - удивилась бы и возрадовалась высочайшей цели бытия своего. Ибо к чему служит все это великолепие солнца, планет и звезд, этих рождающихся и исчезающих миров, если наконец счастливый человек безотчетно не станет радоваться бытию своему?"²³.

  

  

  

   Музыкальный и литературный критик, переводчик, эстетик, очеркист. Из семьи крупного московского чаеторговца; среди его братьев - знаменитый врач С. П. Боткин, живописец М. П. Боткин, коллекционер Д. П. Боткин. Учился в частном пансионе В. С. Кряжева в Москве. Друг Белинского, участник кружка Н. В. Станкевича. Сотрудничал в "Молве", "Московском наблюдателе", "Отечественных записках". См. его "Письма об Испании" (М., 1976) и сб. "Литературная критика. Публицистика. Письма" (М., 1984), а также вступительную статью Б. Ф. Егорова к сб."Литературная критика".

  

  

   Впервые - С. 1857. No 1 (раздел "Критика"). Печатается по РЭК (Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века. М., 1982.), с учетом примечаний к этой публикации.

  

   ¹ Гервинус Георг Гёфрид (1805-1871) - немецкий филолог. Как указано в РЭК, эти соображения высказаны им в "Истории национальной художественной литературы немцев" (1835-1842) и в статье "Гётемания нашего времени" (1836).

   ² Речь идет о движении "Молодая Германия", участники которого выступали против романтизма, против культа Гёте; они требовали создания тенденциозной литературы на актуальные темы. Боткин напечатал в ОЗ (1843. No 1, 2 и 4) цикл статей "Германская литература", посвященный современной немецкой словесности (две первые статьи перепечатаны в сб. "Литературная критика. Публицистика. Письма" (М., 1984)). См. также примеч. 10 к статье Дружинина "Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения".

   ³ В "Анналах" Тацита в рассказе о пожаре Рима при Нероне говорится, что император, "чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами" (кн. 15, раздел 44).

   ⁴ Речь идет соответственно о греках и евреях.

   ⁵ Боткин цитирует речь, произнесенную Шеллингом в Мюнхенской академии художеств 12 октября 1807 г. ("Об отношении изобразительных искусств к природе"); в переводе И. Я. Колубовского напечатана в кн.: Литературная теория немецкого романтизма. Л., 1934. Данный фрагмент - на с. 298.

   ⁶ Из стихотворения Пушкина "Поэт" (1827).

   ⁷ Вероятно, имеется в виду Н. А. Некрасов, чей сборник 1856 г. открывался стихотворением "Поэт и гражданин".

   ⁸ Положительные статьи появились в БдЧ. 1856. No 5 (А. В. Дружинина) и С. 1856. No 7 (M. H. Лонгинова).

   ⁹ Реминисценция из стихотворения Гёте "Певец" ("Я пою, как птица поет").

   ¹⁰ Речь идет о Гёте, которого Л. Берне в "Письмах из Парижа" упрекал в аполитичности.

   ¹¹ В РЭК указан источник цитаты - из разговора с Г. Люденом 19 августа 1806 г. (Biedermann F. F. Goethes Gespräche. Bd. 2, 2 Aufl. Leipzig, 1909. S. 29).

   ¹² Ср. комментарий к этому стихотворению в статье Дружинина: "Содержание вещи сумрачно-неуловимо, как таинственный полумрак между рассветом и утренней мглой, но после стихов, его характеризующих, оно кажется и точным, и понятным, и сейчас только прочувствованным" (Дружинин. С. 153).

   ¹³ Из письма Гоголя Плетневу от 6 октября 1847 г.; впервые опубликовано в "Опыте биографии Н. В. Гоголя..." П. А. Кулиша (СПб., 1854. С. 147; в письме пет слова "внутренний").

   ¹⁴ По указанию комментаторов РЭК, подобную мысль содержит совместная работа Гёте и Шиллера "О дилетантизме" (1799).

   ¹³ Приводим это место по позднему изданию: "Добрая женщина <...> знала только молитву и любовь, но о чистом восхищении перед дивным созданием, о братском преклонении перед человеческим духом она не имела никакого понятия" (Гёте И. В. Собр. соч.: В 13 т. Т. 11. М., 1935. С. 171 ("Путешествие в Италию", пер. Н. А. Холодковского)).

   ¹⁶ "Гамлет", д. III, сцена 4 ("Чудовище привычка, но добра губитель / Нам ангелом-спасителем быть может / И к добродетели нас может приучить!" - пер. Н. Полевого).

   ¹⁷ Из стихотворения "На Днепре в половодье".

   ¹⁸ Из стихотворения Гёте "К луне":

   Все, о чем мы в вихре дум

   И не вспомним днем,

   Наполняет праздный ум

   В сумраке ночном.

   (Пер. В. Левика)

   ¹⁹ Из стихотворения "Как мошки зарею...".

   ²⁰ Из стихотворения "Ответ Тургеневу" ("Петербургская ночь"), с которым Боткин познакомился прежде его публикации (см. письмо Тургенева к Боткину от 11 июня 1856 г.).

   ²¹ Из эпиграфа к циклу стихотворений "Искусство".

   ²² Из стихотворения "Горное ущелье", опубликованного одновременно со статьей Боткина (С. 1857. No 1).

   ²³ Из книги Гёте "Винкельман и его столетие" (1805); эту же цитату (по-немецки) Боткин приводит в письме Тургеневу от 29 сентября 1856 г.