льнѣйшихъ завоеван³й современнаго искусства: съ "Тристана" начинается новая эра въ драматической музыкѣ.
Таковы общ³я основы музыки "Тристана". Въ своихъ деталяхъ эта партитура представляетъ собой такое безконечное богатство музыкальныхъ сокровищъ, что какъ чисто музыкальное произведен³е она можетъ быть смѣло поставлена рядомъ съ партитурами Matthai Passion Баха и девятью симфон³ями Бетховена. Въ области гармон³и, въ области инструментовки "Тристанъ" является краеугольнымъ камнемъ современнаго музыкальнаго модернизма. Новое тонкое тональное ощущен³е, новое пониман³е основъ гармоническаго сродства, широкое примѣнен³е нонъ-аккордовъ (во II актѣ), техника задержан³й, утонченныя хроматическ³я комбинац³и, все это еще долго будетъ служить образцомъ для подражан³я. То же можно сказать и относительно инструментовки "Тристана". Здѣсь Вагнеръ впервые примѣнилъ столь большое разнообраз³е инструментальныхъ красокъ, какъ никто до него. Съ особенной любовью онъ пользуется въ этой партитурѣ "смѣшанною краской" (сравните инструментовку "Тристана" съ инструментовкой "Мейстерзингеровъ") и нерѣдко даетъ такую силу оркестровой звучности, что почти отодвигаетъ на задн³й планъ пѣвца. Но это бываетъ въ самыхъ рѣдкихъ случаяхъ; въ общемъ инструментовка "Тристана" сдержанная, но вмѣстѣ съ тѣмъ утонченная и нѣжная. Въ ней преобладаютъ струнныя и деревянныя инструменты, мѣдные дополняютъ только краску и выступаютъ лишь изрѣдка въ своемъ полномъ блескѣ. Тотъ оркестровый аппаратъ, который примѣнилъ Вагнеръ въ "Тристанѣ", съ точки зрѣн³я Штрауса могъ бы быть названъ маленькимъ оркестромъ, а между тѣмъ его звучность и красочность еще и понынѣ поражаютъ своимъ богатствомъ даже самое избалованное эффектами современной инструментовки музыкальное ухо. И все же, несмотря на богатство техники, этотъ оркестръ никогда не отвлекаетъ вниман³я слушателя отъ драмы, не приковываетъ его вниман³я къ деталямъ, никогда не заслоняетъ собой основной мысли. Музыка "Тристана" такъ же безгранично свободна и вмѣстѣ съ тѣмъ внутренне цѣльна, какъ безпредѣленъ проникающ³й ее экстазъ любви. И, дѣйствуя непосредственно на чувства слушателя, музыка "Тристана" заставляетъ его пережить то, что дано ощутить только избраннымъ тонкимъ натурамъ - смертельный трагизмъ любви, и - повѣрить сердцемъ въ абсолютное быт³е.
6
"In dem Gesammtwerk der Zukunft wird immer neu zu schaffen sein" - эти слова Вагнера избралъ девизомъ для своей постановки "Тристана" на сценѣ Мар³инскаго театра г. Мейерхольдъ. И потому онъ задумалъ поставить "Тристана" наперекоръ всякой рутинѣ, всѣмъ установившимся сценическимъ тристановскимъ традиц³ямъ и даже наперекоръ указан³ямъ самого автора драмы. Искренн³й цѣнитель вагнеровской музыки и знатокъ его драмъ, г. Мейрхольдъ вложилъ много любви и работы въ свою постановку. И дѣйствительно, онъ сумѣлъ многое, изъ того, что до сихъ поръ, въ прежнихъ казенныхъ постановкахъ, оставалось тайнымъ для зрителя, сдѣлать явнымъ и раскрыть, такимъ образомъ, новые источники наслажден³я ген³альной драмой Вагнера. Г. Мейерхольдъ прекрасно оттѣнилъ всю внутреннюю силу вагнеровскаго жеста, и сцена любовнаго напитка, моментъ, когда Тристанъ закрываетъ Изольду плащемъ отъ "химеръ дня", группа воиновъ съ Мелотомъ во главѣ (въ концѣ второго акта), застывшая въ неподвижномъ зловѣщемъ молчан³и, готовая броситься на преступниковъ любви, все это сдѣлано прекрасно и производило впечатлѣн³е. Интересной и правильной, съ точки зрѣн³я Вагнеровскаго театра, представляется также идея г. Мейерхольда сконцентрировать все дѣйств³е драмы на одной опредѣленной глубинѣ сцены. Но слишкомъ ревностное свободолюб³е г. Мейерхольда внушило ему нѣсколько мыслей, которыя отнюдь не могутъ быть названы удачными и, къ сожалѣн³ю, испортили то прекрасное впечатлѣн³е, какое могла бы по справедливости дать его режиссерская творческая работа. Такой неудачей для постановки былъ неловк³й, съ точки зрѣн³я режиссуры, поворотъ корабля въ первомъ дѣйств³и. Получилось такъ, что передъ зрителемъ раскрылись сразу тѣ сцены драмы, которыя должны были вначалѣ остаться скрытыми отъ него. Чтобы не отвлекать вниман³е зрителя отъ рѣчей Изольды и не впасть въ противорѣч³е съ партитурой, г. Мейерхольдъ, вмѣсто живой бѣготни и возни матросовъ на кораблѣ, поставилъ живую картину - вѣдь ничего другого ему и не оставалось сдѣлать!- но эта неподвижность, полное затишье создало впечатлѣн³е какой-то сентиментальной нирваны очень далекой отъ той, о которой томятся герои Тристана. Будь корабль поставленъ согласно намѣрен³ямъ Вагнера, оживлен³е, царящее на палубѣ, которое какъ лучъ солнца врывается въ душную и мрачную атмосферу шатра Изольды, каждый разъ, когда она раздвигаетъ занавѣсъ, это оживлен³е не только бы не могло мѣшать ходу драматическаго дѣйств³я, а напротивъ того сдѣлалось бы элементомъ его. Въ постановкѣ же г. Мейерхольда картина перваго акта возбудила недоумѣн³е у прессы и публики.
И дѣйствительно, сначала общая истома, а потомъ суетливая бѣготня матросовъ могли сбить съ толку. зрителя, которому вдобавокъ приходилось мысленно продѣлывать сложныя геометрическ³я построен³я, для того, чтобы разобраться въ расположен³и всего происходящаго на сценѣ. Увы! нѣтъ ремесла безполезнѣе и печальнѣе ремесла покойнаго нюрнбергскаго Меркера Сикста Бекмессера! Но что дѣлать, приходится браться за мѣлъ и при разсмотрѣн³и талантливыхъ декорац³й кн. Шервашидзе. Съ интересомъ и съ эстетическимъ наслажден³емъ разсматривалъ я исторически точныя и съ большимъ вкусомъ сдѣланные имъ костюмы въ стилѣ XIII вѣка въ первомъ актѣ. И было обидно, что такая талантливая и изящная работа художника въ конечномъ счетѣ все таки не гармонировала со всей концепц³ей драмы Вагнера. Въ настоящей статьѣ была сдѣлана попытка оттѣнить тѣ черты различ³я, которыя отдѣляютъ драму Вагнера отъ произведен³я Готфрида Страссбургскаго. Трудно указать опредѣленныя историческ³я рамки для внѣвременной символической драмы Вагнера. Но несомнѣнно одно, что нѣсколько фривольный и поверхностный взглядъ на любовь, который характеренъ для XIII вѣка, совершенно чуждъ идейному содержан³ю Вагнеровскаго "Тристана". Кромѣ того, и Готфридъ инстинктивно искалъ въ Тристанѣ источниковъ какого-то болѣе сильнаго, космическаго взгляда на любовь, уже чуждаго его эпохѣ... Поэтому, если ужъ вообще держаться въ постановкѣ какихъ-либо опредѣленныхъ историческихъ рамокъ, то умѣстнѣе было бы взять, пожалуй, XII вѣкъ, когда впервые входилъ бъ литературу "Тристанъ": тогда вся постановка пр³обрѣла бы нѣсколько болѣе темныя краски, что лучше гармонировало бы съ настроен³ями Вагнеровскаго "Тристана". Непонятнымъ для меня осталось, почему гг. Мейерхольдъ и Шервашидзе убрали изъ второго акта, такъ красиво, въ смыслѣ гармон³и красокъ ими поставленнаго, липовую аллею и садъ, гдѣ происходитъ свидан³е обоихъ любящихъ. Здѣсь Вагнеръ сохранилъ одну изъ трогательныхъ чертъ древней легенды, какъ бы отражен³е счастливой жизни, которую герои вели въ лѣсу Моруа. Еще болѣе было мнѣ жаль, что въ третьемъ актѣ такъ неудачно было запрятано, на заднемъ фонѣ сцены, море, которое въ древней легендѣ живетъ своей одухотворенной жизнью, - одинъ изъ важнѣйшихъ элементовъ въ старой сагѣ. Даже больше того, съ моремъ связана мысль объ общечеловѣческомъ значен³и этой легенды, съ ея интимнымъ сплетен³емъ эллинскихъ и кельт³йскихъ мотивовъ. Въ драмѣ Вагнера море играетъ также важную роль въ послѣднемъ актѣ. Только его близость объясняетъ нѣкоторыя, непонятныя для слушателя, строки текста, и потому пренебрежен³е къ морю тоже представляется однимъ изъ важныхъ недочетовъ этой постановки. Объ исполнителѣ главной роли драмы Вагнера, г. Ершовѣ, можно сказать словами древнихъ авторовъ, что онъ выполнилъ задачу актера: "говорилъ миѳъ" {Это выражен³е сообщено мнѣ А. Л. Волынскимъ.}. Дѣйствительно, г. Ершовъ умѣетъ во всѣхъ своихъ движен³яхъ, своихъ жестахъ, своей походкой дать образъ какогото преображеннаго, новаго человѣка, о которомъ мечтаетъ новая драма и воплощен³е котораго мы видимъ въ Вагнеровскомъ Зигфридѣ. Г. Ершовъ вѣрно понялъ текстъ Тристана; онъ во многомъ проникъ въ тайны поэтическаго языка Вагнера (несмотря на то, что ему приходится исполнять "Тристана" по-русски) и пластично сумѣлъ передать не только чувственные, но и интеллектуальные моменты своей роли. И его драматическое исполнен³е (голосъ г. Ершова звучалъ мѣстами довольно-таки непр³ятно!) большой сцены третьяго акта заставило вспомнить слова Вагнера о первомъ исполнителѣ Тристана въ Мюнхенѣ, несравненномъ Шнорръ фонъ-Карольсфельдѣ. Парт³ю Изольды превосходно передала г-жа Черкаская, главнымъ образомъ съ вокальной стороны. Ея удивительному по красотѣ и звучности голосу доступны всѣ оттѣнки эмоц³ональныхъ, любовныхъ подъемовъ. Благодаря этому, г-жѣ Черкаской лучше всего дались страстныя вспышки гнѣва и любви въ первомъ актѣ и лирика второго. Дать же пантеистическ³й подъемъ любовной смерти Изольды г-жа Черкаская не сумѣла. Слишкомъ terre а terre - вся ея техника жеста и драматическая игра. Нѣсколько на задн³й планъ отступили - въ смыслѣ яркости исполнен³я - г. Касторск³й (Марке), несмотря на свой чудесный голосъ, и г-жа Маркевичъ (Брангена). Изъ двухъ исполнителей роли Курвенала (г. Андреева и г. Смирнова) болѣе удачнымъ былъ, пожалуй, г. Смирновъ. Оркестромъ руководилъ г. Направникъ. Его сухая, безупречная съ точки зрѣн³я ремесла, передача партитуры Тристана не сумѣла взволновать слушателей той космической силой чувства, которой дышитъ музыка Вагнера. Мы видѣли дивную статую, разбитую на мелк³е куски и уже потомъ склееную рукой опытнаго мастера. Услышать же внутреннее правдивое, цѣльное и глубокое исполнен³е Тристана намъ суждено было въ тотъ дивный вечеръ, когда за дирижерскимъ пультомъ Мар³инскаго театра сидѣлъ Феликсъ Моттль. Несмотря на то, что "Тристанъ" шелъ подъ его управлен³емъ только съ одной репетиц³ей, г. Моттль сумѣлъ такъ увлечь за собой оркестръ и пѣвцовъ, что они, какъ зачарованные, слѣдовали тончайшимъ указан³ямъ его дирижерской палочки. Моттлю удалось въ каждомъ отдѣльномъ артистѣ оркестра зажечь огонь музыкальнаго энтуз³азма, одухотвореннаго пониман³емъ партитуры "Тристана", какъ цѣлаго. Этимъ объясняется, почему, несмотря на свободу импровизатора, съ какой велъ оркестръ Моттль, онъ добился такой идеальной стройности и красоты звука. Да, это было вдохновенное исполнен³е. Впервые съ ген³альной драмы Вагнера спалъ тотъ густой покровъ музыкальныхъ условностей, который, въ прежнемъ исполнен³и ея на Мар³инской сценѣ, скрывалъ отъ насъ всю м³ровую сущность ея экстазовъ. Поразительна была эта цѣльность исполнен³я, это умѣн³е передать нѣжнѣйш³е переходы отъ одного момента чувства къ другому. Ни одной рѣзкости, несмотря на огненные подъемы, ни одной истерической нотки, ни одного лишняго или случайнаго движен³я руки, которое въ какой-либо мѣрѣ могло остаться непонятымъ исполнителями. Здѣсь не было разгула страстей, не было тщательнаго выдѣлен³я отдѣльныхъ лирическихъ мѣстъ, каждая нота являлась лишь выразительницей той большой художественной идеи, которая легла въ основу передачи "Тристана" Ф. Моттлемъ. Нигдѣ не отступая отъ партитуры, сдержанный и отчетливый, не "дирижеръ сердца", а дирижеръ духовнаго проникновен³я, онъ показалъ намъ свое умѣн³е достичь полноты психологической выразительности, чуткой модификац³ей темповъ, глубоко разработанной динамикой оркестра, пластической передачей многообразной и замѣчательной по своимъ комбинац³ямъ (III актъ) ритмики "Тристана".