Булгаков Валентин Федорович - Университет и университетская наука

у нас называется "вероисповеданием"), как сова, боится света знания. Истинная же религия - есть высшее знание, и оно, в едином громадном фокусе, собирает вместе разрозненные лучи всех частных знаний и открытий человеческого ума.

   Наука остается свободной, но та метафизическая сущность бытия, с которой постоянно невольно соприкасается душа человека в явлениях нашей внутренней жизни, общения с душами других людей, телесного умирания и др., - взывает к человеку и требует своего освещения - в религиозном познании.

   Отбросьте религиозный критерий в науке - и картина меняется. Вместо свободного, окрыленного жаждой верховного познания существа - человека в истинном смысла этого слова, - взорам вашим предстает то самое жалкое, самое извращенное подобие "ученого" или "мудреца", имя которому - специалист. Могильным духом веет вокруг подобных жрецов науки. Весь мир сосредоточен для них в той плошке, которую блудными руками держать они у себя под носом. Они почти не глядят ни направо, ни налево, и никогда не поднимают голову вверх. Трудами своими они служат "науке", т.-е., с гордостью твердят они, им все равно, кто и как воспользуется плодами этих трудов. И, однако, когда военное ведомство предложит им выгодный заказ на изобретение орудий высшей разрушительной силы для массового истребления людей, они охотно берутся за исполнение такого заказа. Бесчисленное количество грандиознейших преступлений ХХ-го и предыдущих веков могло совершиться только благодаря постыдному продажному усердию беспринципных деятелей "объективной", "чистой" науки, становившихся послушными орудиями в руках первого разбойника, который дороже платит.

   Нет, подальше от вожделений и навыков этой науки! В ней - смерть и разложение; тогда как истинная наука несет человечеству - свободу, радость и счастье!

  

  

  

  

   Октябрь 1910 - октябрь 1918... Восемь лет прошло с тех пор, как я покинул университет. Сколько пережито за это время, в связи с великими событиями мировой жизни. А университет? Казалось, эта твердыня рутины и реакции устоит, - оглядываясь назад, предполагаешь, что самая запальчивость некоторых частей моего студенческого реферата продиктована была сознанием бессилия победить казавшийся несокрушимым авторитет "университетской науки". Но нет, и этот авторитет низвергнут, и эта твердыня рухнула... Гибель подкарауливает все, что непрочно, изжито, гнило в своей сердцевине, в основании внутреннего своего содержания.

   Подумать только: что осталось, например, после эпохи войн и великой революции хотя бы от состава одного лишь юридического факультета! Не скомпрометированы-ли безнадежно и окончательно все те правовые "научные дисциплины", значение которых казалось непреложным еще так недавно? Не смешно-ли, если я начну говорить теперь о "международном праве", например? Или о "государственном", "полицейском" праве? О "законах" политической экономии? Все это оказалось до такой степени условным, искусственным, нарочито выдуманным - перед лицом действительности, перед лицом восставшего из глубин жизни и предъявившего свои счета к оплате подлинного человеческого страдания...

   Но еще нагляднее на практике, чем в теории, показала царствовавшая доселе наука все свое ничтожество (нравственное), все свое убожество (духовное), весь свой звериный лик: я говорю об интеллигенции, питомцах этой науки, освятивших, вместе с церковью, мировую бойню 1914-1918 г. г., идеализировавших взаимное человекоистребление миллионов, натравливавших простодушный рабочий и крестьянский народ разных стран итти брат на брата и резать горло друг другу, выдумавших удушение людей ядовитыми газами, догадавшихся применить тяжелые автомобили ("танки") для раздавливания живых человеческих тел, одурманивших миллионы голов своей пропагандой человеконенавистничества и обративших миллионы братьев - людей в преступников и убийц, - вот о ком я говорю, как о проявивших на себе самих все ничтожество, все безумие царствовавшей "науки"!

   Немудрено, что новое, более прогрессивное течение в политике, меняя весь внешний строй жизни, остановило свое внимание и на школе, как высшей, так и низшей.

   На обломках старого, поверженного здания школы спешно возводятся леса новой постройки. Еще нельзя сказать, насколько в будущем она сможет удовлетворить потребности человека и народа в истинном просвещении, но все-же провидится какая-то лучшая, высшая, более идеальная возможность; контуры, вырисовывающиеся в воздухе, очерчены, очевидно, смелой и талантливой рукой.

   Единая трудовая школа... Три ассоциации университета: научная, научно-учебная и просветительная... Общедоступность школы, приближение школы к жизни, бесплатность обучения, школьное самоуправление, отмена всяких экзаменов, а также наказаний, совместное для обоих полов обучение, разрыв с оффициальной религиозностью, последовательная связь между низшими и высшими ступенями школы, демократизация школы вообще, - все это - этапы будущего школьного строительства, которые во всяком прогрессивно-настроенном человеке не могут не вызывать живейшего сочувствия.

   Важно лишь, поскольку реформа, действительно, будет живо воспринята на местах и поскольку дело не ограничится одними словами, а найдет и подходящих выполнителей.

   Но движение в школьном деле, и движение именно вперед, несомненно есть, школьная громада уже сдвинута с места, - вот почему хочется с надеждой смотреть на будущее.

   Самая главная опасность для правильного школьного строительства находится, впрочем, там же, где она была и раньше: в наличности государственного строя, основанного на насилии, в возможности бюрократизации школы, хотя и не на самодержавный, а на социал-демократический образец. Если на деле не дадут беспрепятственно развиваться по существу своему могущему быть только свободным научному творчеству и если станут всякую школу, - безразлично, высшую, среднюю или низшую, - подгонять под наличные потребности государства и под взгляды господствующей партии - то, с своей стороны, я не могу не предвидеть заранее, что против такого "обновленного" школьного режима мне придется обратить все те стрелы, которая восемь лет тому назад выпустил я по "Императорскому" университету.

   И опасность такого рода самоновейшей бюрократизации школы уже чувствуется. Например, в числе постановлений 7-го заседания Государственной Комиссии по Просвещению, состоявшегося 21 сентября 1918 г., значится, что во все высшая учебные заведения посланы будут для наблюдения за ходом дела в реформированной школе особые правительственные комиссары, при чем им предоставлено будет право накладывать свое "veto" на все пункты решений учебных коллегий, "противные декрету". А что счесть, в том или другом случае, противным декрету? Не ясно-ли, что комиссару предоставляется возможность полного произвола? И, наконец, что это за стремление обратить какой-то декрет в Прокрустово ложе для школьного организма?

   Конечно, так легко оправдать излишества подобной опеки со стороны революционного правительства страхом перед реакционностью и контр-революционностью школьных руководителей. Страх этот имеет даже за собой основания, но все же... где прилагается насилие, там мы постоянно будем сталкиваться с опасностью изуродования живого организма и омертвления его тканей. О, этот не дремлющий враг человека - организованное, распоряжающееся насилием государство! Даже когда стремится оно к облагодетельствованию всего рода человеческого, мы подходим к нему дрожа и трепеща: а вдруг перспектива ожидаемого благодеяния внезапно сменится наличностью грубого и дерзкого произвола и надругательства?! Поистине, к государству, преобразующему жизнь, применимо древнее: "Timeo danaos et dona ferentes" ("Боюсь данайцев и дары приносящих").

   Таким образом, требование полной свободы научного искания, научной работы, выставленное в конце моего студенческого реферата, остается в силе. Пока оно не будет выполнено, университет все не может считаться одним из путей, по которым люди стремятся к достижению истины. Кто бы ни старался использовать университет и школу вообще для своих частных целей - царисты или республиканцы - наука одинаково унижается насилием со стороны как тех, так и других. Обман здесь невозможен. Красная материя, которой заботливо укутают и прикроют дыры и изъяны на университетском теле, рано или поздно, обветшает и слиняет так же неизбежно, как и трехцветное знамя. Одна истина не перестанет сиять своим вечным, немеркнущим светом!

   Не могу не отметить той подчеркнутой борьбы против церковности, клерикализма в образования, - борьбы, обращающейся и в борьбу против религии вообще, - которая энергично ведется руководителями современной реформы школы. Борьба эта, как уже выяснилось, дала совершенно обратные ожидавшимся результаты: вызвала интерес и симпатии к церкви даже у тех, у кого до сих пор их не было. Какой поучительный пример нецелесообразности насилия вообще. Это - с одной стороны. С другой, просто поразительно. До какой степени велико невежество политических руководителей народной жизни, - до сих пор, даже после Толстого, не научившихся отделять религии от церкви и потому не умеющих оценить всего великого положительного значения религии в деле воспитания и образования подрастающих поколений. Как мало среди политических деятелей подобных тому провинциальному комиссару по народному образованно, который, взамен уничтоженных уроков "закона божия", решил рассылать по подведомственным ему школам и рекомендовать для прохождения с детьми чудную книжку Толстого - "Учение Христа, изложенное для детей". *) - В то время, как внешние насильственные меры против церкви только укрепляют ее, - изучение вопросов веры вне церковного понимания и, следовательно, систематическое внутреннее подтачивание ужасных, закоренелых предрассудков церкви не оставляют камня на камне от этой, без сомнения, вредной и глубоко реакционной организации. Между тем, лучшими представителями человечества, и в частности Толстым, провозглашена и с замечательной последовательностью, глубиной обоснована со стороны своего внутреннего содержания религия истинная, внецерковная, свободная, подсказываемая человеку его внутренним существом и составляющая один из величайших стимулов истинного человеческого прогресса. Поднимать руку на нее может только поистине враг прогресса, сознательный или бессознательный реакционер.

  

   *) См. "Ежегодник Об-ва истин. свободы в память Л. Н. Толстого за 1917 - 1918 г., Москва, с.с. 12-13.

  

   Как бы отлично ни устраивали с внешней стороны безрелигиозную школу, я не думаю, чтобы она, в конце концов, удовлетворила тех, кто ищет ответа на вопрос: "как жить и в чем смысл жизни?" А ведь это единственный вопрос, который не звучит пошлостью в устах человека, приговоренного мимолетным видением пройти в жизни и тем самым обязанного не столько изучить чисто внешнее свое положение в мире и внешние свойства всего окружающего, сколько добиться самопознания. Ясно, что чисто внешнее, рассудочное познание не может удовлетворить глубочайших запросов человеческой души, а без этого является бессмыслицей и все человеческое существование...

   Внешнее "устроительство" по большей части заставляете нас забыть об устроительства внутреннем. Но грандиозные катастрофы, как в личной, так и в мировой жизни, побуждают снова вернуться к данным внутреннего опыта и надлежащим образом оценить все их значение для нашего существования. Внутреннее воспитание, - а всякое внутреннее воспитание является, по существу, уже религиозным воспитанием, - не может быть обойдено в школе - низшей, средней и тем более высшей, где окончательно складывается человек, уже достигающий полной духовной зрелости.

   Я не сомневаюсь, что если оффициальная, правительственная школа не пойдет по пути религиозного образования и воспитания, - то всякой частной попытке в этом направлении, если она будет проявлена, предстоит великий успех и великое значение.

   Неужели в наше время свободного искания подлинных духовных ценностей мы не увидим ни одной такой попытки - попытки синтезировать истинную религию и истинную науку, в целях воспитательных и образовательных?

   Москва, 15 октября 1918.

  

  

  

  

  

   Постараюсь исполнить ваше желание: ответить на ваши вопросы.

   Очень может быть, что в моих статьях о воспитании и образовании давнишних и последних окажутся и противоречия и неясности. Я просмотрел их и решил, что мне - да и вам, я думаю, будет легче, если я, не стараясь отстаивать прежде сказанное, прямо выскажу то, что я теперь думаю об этих предметах.

   Это для меня будет тем легче, что в последнее время эти самые предметы занимают меня.

   Во-первых, скажу, что то разделение, которое я в своих тогдашних педагогических статьях делал между воспитанием и образованием, искусственно. И воспитание и образование нераздельны. Нельзя воспитывать, не передавая знания, всякое же знание действует воспитательно. И потому, не касаясь этого подразделения, буду говорить об одном образовании, о том, в чем, по моему мнению, заключаются недостатки существующих приемов образования, и каким оно, по моему мнению, должно бы быть, и почему именно таким, а не иным.

   То, что свобода есть необходимое условие всякого истинного образования, как для учащихся, так и для учащих, я признаю, как и прежде, т.-е. что и угрозы наказания, и обещания наград, (прав и т. п.), обусловливающие приобретение тех или иных знаний, не только не содействуют, но более всего мешают истинному образованию.

   Думаю, что уж одна такая полная свобода, т -е. отсутствие принуждения и выгод, как для обучаемых, так и для обучающих, избавила бы людей от большой доли тех зол, которые производит теперь принятое везде принудительное и корыстное образование. Отсутствие у большинства людей нашего времени какого бы то ни было религиозного отношения к миру, каких-либо твердых нравственных правил, ложный взгляд на науку, на общественное устройство, в особенности на религию и все вытекающие из этого губительные последствия - все это порождаемо в большой степени насильственными и корыстными приемами образования.

   И потому, для того, чтобы образование было плодотворно, т.-е. содействовало бы движению человечества к все большему и большему благу, нужно, чтобы образование было свободно. Для того же, чтобы образование, будучи свободно, как для учащих, так и для учащихся, не было собранием произвольно выбранных, ненужных, несвоевременно передаваемых, и даже вредных знаний, нужно, чтобы у обучающихся, так же, как у обучаемых, было общее и тем и другим основание, вследствие которого избирались бы для преподавания и изучения наиболее нужные для разумной жизни людей знания и преподавались бы в соответственных их важности размерах. Таким основанием всегда было и не может быть ничто другое, как одинаково свободно признаваемое всеми людьми общества, как обучающимися, так и обучающими, понимание смысла и назначения человеческой жизни, т.-е. религии.

   Так это было прежде, так это есть и теперь там, где люди соединены одним общим религиозным пониманием жизни и верят в него. Так это было и сотни лет тому назад в христианском мире, когда все люди, за малыми исключениями, верили в церковную христианскую веру, и у людей было твердое, общее всем основание для выбора предметов знания и распределения их, и потому не было никакой нужды в принудительном образовании.

   Так это было за сотни лет. Но в наше время такой общей большинству людей христианского мира веры уже нет; в наше время только малое число, и то самых невлиятельных людей, еще верит в христианскую церковную веру в виде православия, католичества, лютеранства, большинство же, и самое влиятельное, не признавая христианства в том виде, в котором оно преподается церквами, не верит ни в какую религию. Мало того, так называемые передовые люди нашего времени вполне уверены в том, что всякая религия есть нечто отсталое, пережитое, когда-то бывшее нужным человечеству, теперь же составляющее только препятствие для его прогресса, и старательно уверяют в этом других.

   Так что в наше время и в нашем мире, при отсутствии какой бы то ни было общей большинству людей религии, т.-е. понимания смысла и назначения человеческой жизни, т.-е. при отсутствии основы образования, невозможен какой бы то ни было определенный выбор знаний и распределение их. Вследствие этого-то отсутствия всякой разумной основы, могущей руководить образованием, и кроме того, вследствие возможности для людей, находящихся во власти, заставлять молодые поколения обучаться тем предметам, которые им кажутся выгодными, и находится среди всех христианских народов образование в таком превратном и жалком, по моему мнению, положении.

   Количество предметов знания бесконечно, и так же бесконечно то совершенство, до которого может быть доведено каждое знание. Сравнить область знания можно с выходящими из центра сферы бесконечного количества могущими до бесконечности быть удлиненными радиусами. И потому совершенство в деле образования достигается не тем, чтобы учащиеся усвоили очень многое из случайно избранной области знания, а тем, чтобы, во-первых, из бесконечного количества знаний прежде всего были переданы учащимся знания о самых важных и нужных предметах, а во-вторых, тем, чтобы знания эти были доведены до относительно одинаковой степени, так, чтобы передаваемый знания, подобно одинаковой длины и одинаково равномерно расположенным радиусам, определяющим сферу, составляли бы гармоничное целое.

   Такой выбор знаний и такое распределение их было возможно в европейском мире, пока люди верили в ту форму христианской религии, которая соединяла их. Теперь же, когда веры этой уже нет, вопрос о том, какие знания вообще полезны, какие могут быть вредны, какие нужны прежде, какие после и до какой степени должны быть доводимы те или другие, уже не имеет никакого основания для своего решения и решается как попало и совершенно произвольно теми людьми, которые имеют возможность насильственно передавать те или иные знания так, как это для них в данное время наиболее удобно и выгодно.

   Вследствие этого-то и произошло в нашем обществе то удивительное явление, что, продолжая сравнение со сферой, в нашем обществе знания распределяются не только не равномерно, но в самых уродливых соотношениях: некоторые радиусы достигают самых больших размеров, другие же вовсе не обозначены. Так, напр., люди приобретают знания о расстояниях, плотности, движениях на миллиарды верст от нас отстоящих звезд, о жизни микроскопических животных, о воображаемом происхождении организмов, о грамматике древних языков и тому подобном вздоре, а не имеют ни малейшего понятия о том, как живут и жили их братья-люди, не только отделенные от них морями и тысячами миль и веками, но и люди, живущие сейчас с ними рядом: чем питаются, как спят, одеваются, что работают, как женятся, воспитывают детей, какие их обычая, привычки, верования. Люди узнают в школах все об Александре Македонском и Людовике XIV и его любовницах, но не знают ничего о том, как живут, работают, страдают рядом с ними их братья и сестры в деревне или в городе на заводе. Знают о химическом составе тел, об электричестве, радии, о целых так называемых "науках" о праве и богословии, подробно знают о повестях и романах, написанных разными, считающимися "великими" писателями и т. п. Знают о совершенно ни на что ненужных и скорее вредных пустяках, а ничего не знают о том, как понимали и понимают смысл своей жизни и какие признавали и признают правила жизни миллиарды живших и живущих людей нехристианского мира, две трети всего человечества.

   От этого-то и происходит в нашем мире то удивительное явление, что люди, считающиеся в нашем мире самыми образованными, суть, в сущности, люди самые невежественные, знающие множество того, чего никому не нужно знать, и не знающие того, что прежде всего нужно знать всякому человеку. И мало того, что люди эти грубо невежественны, они еще и безнадежно невежественны, так как вполне уверены, что они очень ученые, образованные люди, т.-е. знают все то, что нужно знать, и даже больше того, что нужно знать человеку.

   Происходит это удивительное и печальное явление от того, что в нашем называемом христианском мире не только опущен, но отрицается тот главный предмет преподавания, без которого не может быть осмысленного приобретения каких бы то ни было знаний. Опущена и отрицается необходимость религиозного и нравственного преподавания, т.-е. передачи молодым поколениям учащихся тех, с самых древних времен данных мудрейшими людьми мира ответов на неизбежно стоящие перед каждым человеком вопросы: первый - что я такое, какое отношение мое, моей отдельной жизни, ко всему бесконечному миру, и второй - как мне сообразно с этим моим отношением к миру жить, что делать и чего не делать. Эти же два предмета - религиозное учение, общее всем людям, и вытекающее из него учение нравственности, тоже одинаковое для всех народов, предметы, долженствующее быть главной основой всякого образования, воспитания и обучения, отсутствуют совершенно в образовании христианских народов. И еще хуже, чем отсутствуют: заменяются в нашем обществе собранием грубых суеверий и плохих софизмов, называемых законом Божиим, предметом самым противным истинному религиозному и нравственному обучению.

   В этом, я полагаю, главный недостаток существующих в нашем обществе приемов образования. И потому думаю, что для того, чтобы в наше время образование было не вредно, каково оно теперь, в основу его должны быть поставлены эти два предмета: религиозное понимание жизни и нравственное учение.

   Об этом самом предмете я писал в составленном мною "Круге Чтения" следующее:

   "С тех пор, как существует человечество, всегда у всех народов являлись учителя, составлявшие науку о том, что нужнее всего знать человеку. Наука эта всегда имела своим предметом знание того, в чем назначение и потому истинное благо каждого человека и всех людей. Эта-то наука и служит руководящей нитью в определении значения всех других знаний.

   "Предметов наук бесчисленное количество; и без знания того, в чем состоит назначение и благо всех людей, нет возможности выбора в этом бесконечном количеств предметов, и потому без этого знания все остальные знания и искусства становятся, как они и сделались у нас, праздной и вредной забавой.

   "Единственное объяснение той безумной жизни, противной своему сознанию, которую ведут люди нашего времени, заключается именно в этом, в том, что молодые поколения обучаются бесчисленным самым сложным, трудным и ненужным предметам, не обучаются только тому, что одно нужно, тому, в чем смысл человеческой жизни, чем она должна быть руководима и что думали об этом вопросе и как решали его мудрейшие люди всех времен и всего мира".

   Скажут: "Нет такого общего большинству людей религиозного учения и учения нравственности". Но, во-первых, это неправда. Такие учения всегда были и есть, не могут не быть, потому что без таких учений никогда не жило, не могло бы и не может жить человечество. Если некоторым людям нашего времени и кажется, что их нет, то это происходит только от того, что эти люди принимают те затемнения и извращения, которыми во всех учениях скрыты религиозные и нравственные истины, за самую сущность учений. Стоит только людям серьезно отнестись к вопросам жизни, и одна и та же, и религиозная и нравственная истина, во всех учениях от Кришны, Будды, Конфуция до Христа и новейших религиозных мыслителей, откроется им. Это мой первый ответ на возражение о том, что будто бы нет общего религиозного и нравственного учения, а потому и нельзя на нем основывать образование. Второй же мой ответ будет тот, что если допустить, что такого учения нет, то вытекает из этого только то, что, при отсутствии единственно возможной разумной основы для образования, не может быть и никакого разумного образования, а может быть только, как это и есть теперь, нагромождение самых пустых, случайных, ненужных большому большинству, часто и вредных знаний, которые мы называем наукой, и что поэтому лучше не надо никакого образования, чем ложное и вредное. Вредным же будет такое безосновное образование уже тем, что будет давать возможность невежественным людям, каковы теперь большинство так называемых образованных людей, не сознавать своего невежества, а считать себя образованными.

   Нравится нам это или не нравится, разумное образование возможно только при постановке в основу его учения о религии и нравственности.

   Продолжая сравнение с радиусами, проводимыми из центра, учение о религии и нравственности, по отношению ко всем другим знаниям, подобно тем трем взаимно перпендикулярным диаметрам, которые определяют направление и соотношение всех радиусов сферы и ту степень длины, до которой они могут быть доведены для того, чтобы они составляли гармоническое целое - сферу.

   И потому я полагаю, что первое и главное знание, которое свойственно прежде всего передавать детям и учащимся взрослым, это ответы на вечные и неизбежные вопросы, возникающие в душе каждого, приходящего в сознание человека. Первый: что я такое и какое мое отношение к бесконечному миру? и второй, вытекающей из первого: как мне жить, что считать всегда, при всех возможных условиях, хорошим, и что всегда, при всех условиях, дурным?

   Ответы на эти вопросы всегда были и есть в душе каждого человека, разъяснения же ответов на эти вопросы не могло не быть среди миллиардов прежде живших и миллионов живущих теперь людей. И оно действительно есть в учениях религии и нравственности, - не в религии и учении нравственности какого-либо одного народа известного места и времени, а в тех основах религиозных и нравственных учений, которые одни и те же высказаны всеми лучшими мыслителями мира, от Моисея, Сократа, Кришны, Эпиктета, Будды, Марка Аврелия, Конфуция, Христа, Иоанна апостола, Магомета, до Руссо, Канта, персидского Баба, индусского Вивекананды, Чаннинга, Эмерсона, Рескина, Сковороды и др.

   И потому думаю, что до тех пор, пока эти два предмета не станут в основу образования, не может быть никакого разумного образования.

   Что же касается дальнейших предметов знания, то думаю, что порядок их преподавания выяснится сам собой при признании основой всякого знания учения о религии и нравственности. Весьма вероятно, что при такой постановка дела первым после религии и нравственности предметом будет изучение жизни людей самых близких: своего народа, богатых, бедных классов, женщин, детей, их занятий, средств существования, обычаев, верований, миросозерцаний. После изучения жизни своего народа, думаю, что при правильной постановке дела образования столь же важным предметом будет изучение жизни других народов, более отдаленных, их религиозных верований, государственного устройства, нравов, обычаев. Оба эти предмета, точно так же, как религиозно-нравственное учение, совершенно отсутствуют в нашей педагогике и заменяются географией, изучением названий мест, рек, гор, городов, и историей, заключающейся в описании жизни и деятельности правителей и преимущественно их войн, завоеваний и освобождений от них. Думаю, что при постановке в основу образования религии и нравственности изучение жизни себе подобных, т.-е. людей, то, что называется этнографией, займет первое место, и что точно так же соответственно своей важности для разумной жизни займут соответствующие места зоология, математика, физика, химия и другие знания.

   Думаю так, но не берусь ничего утверждать о распределении знаний. Утверждаю же я только одно: то, что без признания основным и главным предметом образования религии и нравственности не может быть никакого разумного распределения знаний, а потому и разумной и полезной для обучаемых передачи их. При признании же основой образования религии и нравственности и при полной свободе образования все остальные знания распределятся так, как это им свойственно, сообразно тем условиям, в которых будет находиться то общество, в котором будут преподаваться и восприниматься знания.

   И потому полагаю, что главная и единственная забота людей, занятых вопросами образования, может и должна состоять, прежде всего, в том, чтобы выработать соответственное нашему времени религиозное и нравственное учение и, выработав таковое, поставить его во главе образования. В этом, по моему мнению, в наше время состоит первое и, пока оно не будет сделано, единственное, дело не только образования, но и всей науки нашего времени, - не той, которая вычисляет тяжесть той звезды, вокруг которой вращается солнце, или исследует происхождение организмов за миллионы лет до нашего времени, или описывает жизни императоров, полководцев, или излагает софизмы богословия или юриспруденции, а той одной, которая есть точно наука, потому что действительно нужна людям. Нужна же людям потому, что, наилучшим образом отвечая на те, одни и те же, вопросы, которые везде и всегда ставил и ставить себе всякий разумный человек, вступающий в жизнь, она содействует благу, как отдельного человека, так и всего человечества.

   Вот все, что имел сказать. Буду рад, если это пригодится вам.

  

   Курсы имеют целью доставить своим слушателям возможность ознакомиться, в общедоступной форме, с целым кругом знаний, отражающих различные явления жизни, как личной, так и общественной, в свете свободно-религиозного миросозерцания.

   Основною задачей курсов является всестороннее изучение мировоззрения и жизни Льва Николаевича Толстого. Предполагается также постепенное открытие следующих курсов:

   История великих религиозных и нравственных учений (христианство, иудейство, конфуцианство, буддизм, таосизм, ислам и пр).

   Свободно-религиозные движения (альбигойцы, моравские братья, квакеры, духоборы, бабиды, назарены, малеванцы, и др.).

   Библия, ее происхождение и значение.

   История и критика Евангельского текста.

   Обзор главнейших философских учений.

   Основы правильного мышления.

   Обзор анархических и других социальных учений.

   Борьба за мир (антимилитаризм).

   Искусство и религия.

   Воспитание и самовоспитание.

   Земельный вопрос и учение Генри Джорджа.

   Хлебный труд, упрощение жизни и земледельческие трудовые колонии.

   Вегетарианство. Всемирная география. Международный язык, и пр.

  

   В качества лекторов приглашены:

   В. Ф. Булгаков, К. Н. Вентцель, В. М. Викентьев, И. И. Горбунов-Посадов, И. М. Громогласов, Н. Н. Гусев, Н. П. Киселев, В. О. Левенсон, М. В. Муратов, И. О. Перпер, А. П. Сереенко, Ф. А. Страхов, И. М. Трегубов, В. Г. Чертков, С. Т. Шацкий, М. В. Шик, К. С. Шохор-Троцкий и др.

   Лекции происходят вечером, от 6 часов, три раза в неделю - по воскресеньям, средам и пятницам, в зале

   Московского Вегетарианского Общества.

   (Москва, Газетный пер. д. 12).

   Слушателями курсов могут быть все желающие.

   Никаких дипломов или заменяющих их удостоверений курсы не дают.

   Слушатели вносят плату - разовую, в размере 50 коп. за каждые вечерние два часа лекций; билет на 10 посещений курсов - 5 руб., на 20 посещений - 10 руб.; лица, не имеющие возможности вносить плату, допускаются к слушанию лекций безвозмездно, с разрешения Секретаря Коллегии Курсов.

   Открытие Курсов - 17 ноября 1918 года.

   Запись на лекции и продажа билетов производится в "Толстовской комнате" Вегетарианского Об-ва (Газетный пер., д. 12), по средам и пятницам, от 7 до 9 час. веч.