Герцен Александр Иванович - Михаил Бакунин

взорвать ратушу вместе со всеми членами правительства, не исключая и его самого. Говоря это, он держал в руке заряженный пистолет. Остальное вам известно, милостивый государь. Арестованный через несколько дней после взятия Дрездена, Бакунин был подвергнут военному суду и приговорен к смертной казни вместе с двумя своими храбрыми сотоварищами, Гюбнером и Реккелем. По оглашении приговора, который не мог быть приведен в исполнение, ибо смертная казнь за политические преступления, уничтоженная франкфуртской диетой*, еще не была восстановлена, приговоренных обманули, предложив им обратиться с просьбой о помиловании. Бакунин отказался и заявил, что единственное, чего он боится,- это снова попасть в руки русского правительства, но поскольку его собираются гильотинировать, он ничего против не имеет, хотя предпочел бы лучше быть расстрелянным! Адвокат сообщил ему, что у одного из его сотоварищей остаются жена и дети и что тот, возможно, согласился бы подать просьбу о помиловании, но не решается, узнав об отказе Бакунина. "Скажите же ему,- тотчас отвечал Бакунин,- что я согласен, что я подпишу петицию". Но на этом уже более не настаивали и сделали вид, что смягчение наказания явилось добровольным актом королевского милосердия {Я не знал этих фактов, когда писал свою брошюру "О революционных идеях в России".}.

   И тогда австрийское правительство потребовало, чтобы ему выдали Бакунина. Он был отправлен в Австрию с оковами, на ногах. Его подвергли суду - подвергли суду человека, приговоренного к смерти и вслед за тем к вечному заточению,- за поступки, совершенные до его осуждения!

   Когда в Дрездене у Бакунина вымогали ответ - какова причина его столь деятельного участия в германской революции, он отвечал: "Я продолжал здесь делать то, что делал всю свою жизнь: я служил здесь славянской революции". И этого было достаточно для начала ужаснейшей пытки, которую он претерпел.

   Среди милых законов, управляющих Австрией, есть один закон, который дозволяет судье военного трибунала применять битье палками в случаях, когда все судьи убеждены в том, что подсудимый говорит не всю правду. И гнусные варвары применили этот закон к Бакунину. Должно сказать вам, что он не скрывал ничего касавшегося его лично, но не желал говорить о других. После каждого судебного заседания Бакунина подвергали экзекуции.

   Ему не хватало лишь нравственной экзекуции. "Аугсбургская газета", орган, добровольно поддерживающий венский кабинет, поместила корреспонденции из Праги, в которых говорилось, что множество людей подверглось аресту вследствие важных разоблачений, сделанных Бакуниным. Это мне напоминает историю, которую Андриане рассказывает в своих "Записках государственного преступника".

   Сальвотти, имперский инквизитор в Милане, сказал графу Конфалоньери: "Вы упорствуете в молчании, в игре в героизм,- прекрасно, но завтра же я прикажу напечатать в газетах, что вы донесли на своих друзей,- и вы не найдете никакого средства опровергнуть это". Благородный этот Сальвотти теперь член государственного совета в Вене и занимается итальянскими делами.

   С отвращением коснусь я теперь одного мучительного воспоминания. Нашлись немцы и, к несчастью, также и поляки, которые распространили гнусный слух, будто Бакунин был агентом русского правительства*. Клевета эта преследовала его до самой тюрьмы, благодаря одному пасквилянту из "Рейнской газеты". Этот субъект рассказывал, что г-жа Ж. Санд передавала как несомненный факт, сообщенный ей Ледрю-Ролленом, когда он был министром внутренних дел, будто Бакунин состоял на службе у русского посольства. Один из друзей Бакунина обратился непосредственно к г-же Санд, которая полностью опровергла этот слух и написала письмо, немедленно отправленное в редакцию газеты Маркса. Но эта отвратительная клевета была отброшена лишь тогда, когда кости несчастного мученика затрещали под орудиями пытки.

   Не знаю, как это получается, но всякий раз, когда видят русского революционера, его принимают за царского агента; одни не знают, как примирить аристократическое происхождение с убеждениями демократа, другие удивляются тому, что богатые люди могут быть социалистами. Наша привычка сорить деньгами, наш откровенный радикализм шокируют буржуазный мир. Я слышал неоднократно следующее замечание: "Где же доставал Бакунин деньги? Семья его ничего ему не присылала, и однако он бывал иногда при деньгах; по крайней мере мы имеем право подозревать, что эти деньги он получал от русского правительства".

   В заключение должен сказать вам, милостивый государь, что все подробности биографии Бакунина, начиная с 1848 года, я знаю только по рассказам нескольких немцев и по газетам. Последнее виденное мною письмо от него было написано в начале 1850 года в Градчине (крепость в Праге). Со времени его отправления в Ольмюц ничто не могло просочиться. Один из камергеров прусского короля хвалился как-то за табльдотом, в Женеве, что он пошел посмотреть на Бакунина в Ольмюце {не из сочувствия, а как на достопримечательность); он говорил, что нашел его прикованным к стене, в маленькой темной камере, что Бакунин был слаб, болен и что голос его казался угасшим. Из Ольмюца Бакунин был перевезен в сырую тюрьму в Венгрии и оттуда, как нам пишут, в Шлиссельбург. Говорят, что там его подвергли пытке.

  

   P. S. Находясь в Кенигштейне, Бакунин выпустил в свет на немецком языке маленькую, очень энергичную брошюру о России под названием "Russische Zustände".

  

   <1851>

  

  

   Седьмой том сочинений А. И. Герцена содержит произведения 1850-1852 годов.

   Помещенные в томе статьи появились впервые на иностранных языках и были обращены в первую очередь к западноевропейскому читателю, давая ему глубокую и правдивую информацию о России, русском народе, освободительном движении и культуре.

   Такие работы, как "Du dêveloppement des idêes rêvolutionnaires en Russie" ("О развитии революционных идей в России") и "Le peuple russe et le socialisme" ("Русский народ и социализм"), содержат проницательное и оригинальное исследование русской истории, жизни и культуры, положившее, в частности, начало истории русского революционного движения и общественной мысли.

   В томе помещены также статья "Michel Bakounine" ("Михаил Бакунин") и два открытых письма Герцена, относящихся к пережитой им в эти годы семейной драме.

   Из художественных произведений Герцена в том входит повесть "Поврежденный".

   В отличие от собрания сочинений под ред. М. К. Лемке в настоящий том не включена статья "Петрашевский": ее автором является В. А. Энгельсон, что доказывается письмами последнего, копии которых хранятся в рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский дом) (см. В. Р. Лейкина-Свирская. "Революционная практика петрашевцев", "Исторические записки", No 47, стр. 187).

   Из произведений 1851 г. остается неизвестной та "неудавшаяся и неоконченная статейка", о которой Герцен упомянул в письме к московским друзьям от 19 июня 1851 г. (ср. в настоящем томе комментарий к "Dêdicace" ("Посвящению").

   В комментариях к тому приняты условные сокращения:

  

   ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства. Москва.

   Л (в сопровождении римской цифры, обозначающей номер тома) - А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем под редакцией М. К. Лемке. П., 1919-1925, тт. I-XXII.

   ЛН - сборники "Литературное наследство".

  

  

   Впервые опубликовано Г. Моно, повидимому, по автографу, в парижском журнале "Revue Bleue", No 16 от 17 октября 1908 г. При этом в публикации Моно были сделаны две купюры: изъято начало (обращение и первые три абзаца), придававшее статье вид письма, и строки: "Он напоминает ~ как в мрачной тюрьме" (стр. 354). В русском переводе, сделанном с автографа и напечатанном годом ранее ("Былое", 1907, июль), статья представлена в полном виде. М. К. Лемке, напечатавший французский текст по "Revue Bleue", но получивший в свое распоряжение также автограф начала статьи, восстановил по нему (в приложении) первые абзацы. При жизни Герцена не печаталось. Местонахождение автографа в настоящее время неизвестно. В ЦГАЛИ хранится рукописная копия начала XX века, служившая наборным оригиналом при публикации в "Revue Bleue". Разночтений с текстом "Revue Bleue" в ней нет. Статья печатается по тексту журнала "Revue Bleue". Первые четыре абзаца воспроизводятся по ЛVI, стр. 694. Вторая купюра, таким образом, остается невосполненной и во французском тексте настоящего издания; в русском же тексте изъятые Г. Моно строки ("Он напоминает ~ в мрачной тюрьме") приводятся по "Былому".

   7 ноября 1851 г., посылая Мишле, по его просьбе, рукопись статьи о Бакунине для напечатания в парижской прессе, Герцен писал: "Здесь критикуют мой французский слог. Сознаюсь в своем неведении. Один из моих польских друзей, г. Хоецкий, был так добр, что исправил мою рукопись; тем не менее в ней есть ошибки; остается только просить вас о снисхождении. Когда я пишу по-русски, я совершенно свободен, я чувствую себя в своей стихии, даю себе волю, не думая о расположении слов".

   Шарль-Эдмон Хоецкий (литературный псевдоним его, под которым он получил некоторую известность в парижской журналистике,- Шарль-Эдмон) оказывал Герцену помощь также в редактировании других французских сочинений и переводов.

   Статья "Михаил Бакунин" принадлежит к числу тех произведений Герцена первой половины 1850-х годов, в которых он ставил себе задачу ознакомить передовых людей Запада с русским революционным движением, русской культурой. Герцен первоначально рассчитывал, что статья будет использована Мишле в его "Легендах демократии". Эта точка зрения Герцена на посланную им Мишле заметку о Бакунине и другие материалы особенно отчетливо выражена в письме от 21 ноября 1851 г., которое Э. Гауг написал Мишле по поручению Герцена (см. "La Revue", 1907, No 10).

   Заключительные строки герценовского "Письма" к Мишле "Русский народ и социализм" (об отношениях Герцена с Мишле в начале 1850-х годов см. в комментарии к этому произведению) были посвящены Бакунину, которого в мае 1851 г. австрийское правительство выдало царским властям. Статья "Русский народ и социализм" датирована 22 сентября 1851 г., а 7 ноября 1851 г. Герцен послал Мишле статью "Михаил Бакунин". В письме к Мишле от того же числа Герцен писал: "...Нам, русским, не остается ничего другого, как служить примером, подобно Пестелю, Муравьеву, Бакунину. Вот биографические сведения о нашем несчастном друге".

   В период работы над "Легендами демократии" Мишле особенно заинтересовался судьбой Бакунина. В XV главе "Польши и России" он назвал Бакунина "славным мучеником, погребенным ныне, со скованными ногами, в русской тюрьме".

   В письмах к Герцену за октябрь 1851 г. Мишле несколько раз возвращался к Бакунину в связи с распространившимися тогда слухами о смерти последнего. "Меня связывает с вами,- писал Мишле в начале октября,- и общность убеждений, и общность друзей, память Бакунина и всех великих патриотов, русских и польских, нашего времени <...> Верна ли новость о смерти Бакунина?" В письме от 21 октября Мишле просил Герцена прислать биографические сведения о Бакунине, которые он собирался использовать в отдельном издании своих "Легенд демократии". На эту просьбу Мишле Герцен и ответил статьей "Михаил Бакунин".

   11 ноября 1851 г. Герцен сообщает М. К. Рейхель: "А я уже с тех пор еще статейку махнул о Бакунине. Мишле ее пришлет и напечатает. Да, хотел бы он портрет <БакунинаЮ, помните, что у Боткина был,- как бы, где бы?". 15 ноября 1851 г. Герцен писал Мишле: "Милостивый государь, прошу вас располагать моей небольшой заметкой о Бакунине по вашему усмотрению. Ее целью было облегчить вашу работу о нем; вы нашли ее приемлемой,- это все, чего я желал <...> Печатая заметку, следовало бы указать, что она недостаточна; я здесь совершенно лишен возможности навести точные справки (после взятия Праги он жил не в Кеттене, как сказано у меня, а в Дессау!). В немецких газетах появляются известия о смерти Бакунина "от водянки". Так ли это? Бедный Бакунин! Посылаю вам, милостивый государь, небольшой эскиз, который моя жена набросала по памяти, он довольно похож". Мишле откликнулся на присланную ему статью о Бакунине еще раньше, 11 ноября: "Только что с радостью получил вашу прекрасную заметку, полную душевной теплоты и благородства, как все, что вы пишете <...> Я извлеку большую пользу из этого прекрасного письма для тех немногих слов, которые я говорю о Бакунине в конце моих "Мучеников", экземпляр коих вы скоро получите. Но необходимо, чтобы оно, кроме того, было напечатано целиком в газетах с добавлением нескольких слов в начале и в конце".

   В письме от 20 ноября Мишле возвращается к вопросу о возможности напечатать статью "Михаил Бакунин" в одной из передовых французских газет. Об этом же Мишле писал Герцену осенью 1852 г.: "Я на днях напечатаю ваши заметки о нашем Бакунине, которые изложу по-своему, а также заметки о Петрашевском. Если опубликование этих сведений ныне неудобно, то, пожалуйста, безотлагательно известите меня, и я приостановлю все; если же долго не будете отвечать, я приму ваше молчание за полномочие". 9 ноября 1853 г. Герцен отвечает Мишле: "Располагайте как вам угодно заметкой о Бакунине <...> Где же это будет напечатано? Напишите мне, сделайте милость". Однако статья о Бакунине так и не была напечатана. 23 января 1855 г. Мишле сообщает Герцену: "Хотел поместить статью о нашем Бакунине в журнале, но мне сделали жалкое возражение: "Редакция хочет, чтобы журнал мог распространяться в России. Надо подождать"".

   Для того чтобы понять то освещение, которое получила личность Бакунина как в данной статье, так и в последующих выступлениях Герцена, следует иметь в виду, что он не знал о поведении Бакунина в крепости. Впоследствии, в письме к Герцену из Иркутска от 8 декабря 1860 г., Бакунин рассказал об "Исповеди", с которой он в 1851 г. обратился к Николаю I, но рассказал, о многом умалчивая (см. "Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву", СПб., 1906, стр. 184-185). В этой "Исповеди" недостойное революционера покаяние перед царем (покаяние, впрочем, несомненно притворное) сочеталось с фантастической надеждой увидеть последнего в роли вождя и защитника славянских народов от притеснителей "немцев", т. е. прежде всего от австрийской монархии, верным союзником которой Николай был на деле. Следует все же отметить, что в "Исповеди" Бакунин никого не предал; он отказался сообщить царю имена русских и польских революционеров.

   В статье, задуманной как апология Бакунина, томившегося в царской тюрьме, Герцен счел возможным лишь в самой осторожной форме коснуться своих идейных расхождений с Бакуниным в конце 30-х - начале 40-х годов. Бакунин в этот период, безоговорочно принимая философию Гегеля, делал из нее реакционные выводы: он проповедовал примирение с действительностью. Эти острые расхождения отразились во фразе Герцена: "...Я старался внести больше революционного элемента в его строгую научность".

   К биографии Бакунина Герцен возвращался несколько раз. Очерком деятельности Бакунина заканчивалось "Послесловие" к книге "О развитии революционных идей в России" в редакции 1851 г. Краткую биографию Бакунина Герцен впоследствии снова набросал в заметке 1862 г. "М. А. Бакунин", помещенной в "Колоколе" после появления Бакунина в Лондоне, и в "Былом и думах", отчасти в гл. XXV и подробнее в главе "М. Бакунин и польское дело". Многое в этих позднейших биографических сведениях о Бакунине совпадает с данными статьи "Михаил Бакунин".

   В статье "Михаил Бакунин" Герцен допустил некоторые фактические неточности. В приведенном выше письме к Мишле от 15 ноября 1851 г. Герцен сам указал на то, что был лишен возможности навести точные справки.

  

  

   Стр. 351. ...он достоин ~ венца, сплетенного вашими руками. - Герцен имеет в виду неосуществившееся намерение Мишле включить Бакунина в число героев своих "Легенд демократии" (см. выше).

   Стр. 352. Одно только поколение из рода Муравьевых oï супругу - одному из министров его величества.- Муравьевы, о которых идет речь, приходились троюродными и двоюродными братьями матери М. Бакунина, Варваре Александровне Бакуниной, рожденной Муравьевой. Повешен Николаем - Сергей Муравьев-Апостол; погиб в Сибири - Никита Муравьев; третий декабрист - вероятно, Матвей Муравьев-Апостол, так как Артамон Муравьев также умер в Сибири, в 1846 г.; обер-прокурор синода - писатель Андрей Муравьев, которого Николай I назначил "состоять в синоде за обер-прокурорским столом"; палач поляков - его брат Михаил, впоследствии прозванный "Вешателем"; супруга министра - Екатерина Захаровна (сестра декабриста Артамона Муравьева), жена министра финансов графа Канкрина.

   ...слывший за ~ старого заговорщика времен Александра...- Существуют указания на то, что отец Михаила Бакунина А. М. Бакунин принимал деятельное участие в составлении устава Союза благоденствия, идейно примыкая при этом к самому правому его крылу (см. об этом в книге: Д. Кропотов. Жизнь гр. M. H. Муравьева, СПб., 1874, стр. 207-211).

   Желая удалить его, отец воспользовался содействием знакомых генералов со унылой Белоруссии.- Утверждение Герцена, что А. М. Бакунин не любил своего старшего сына и содействовал его удалению в глухую провинцию, не подтверждается материалами семейного архива Бакуниных (см. А. А. Корнилов. Молодые годы Михаила Бакунина, М., 1915 и "Годы странствий Михаила Бакунина", Л.-М., 1925). Бакунин был отчислен из Артиллерийского училища до окончания офицерских классов и переведен в армию за смелый ответ на грубое замечание начальника училища Сухозанета.

   Стр. 353....не министра полиции...- После смерти Бенкендорфа, в 1844 г., шефом жандармов был назначен Алексей Федорович Орлов, брат декабриста.

   ...адресовавшего ей свои знаменитые письма о России.- "Философические письма" Чаадаева адресованы не Е. Г. Левашовой, а Е. Д. Пановой.

   Она ввела его в круг своих друзей.- Со Станкевичем и его друзьями Бакунин познакомился не через Е. Г. Левашову в 1836 г., а через семейство Бееров, родственников Бакуниных, еще в 1835 г. (см. А. А. Корнилов. Молодые годы Михаила Бакунина, стр. 90, 129).

   Станкевич побудил его изучать философию. Быстрота, с которой Бакунин со усвоил идеи Канта и Гегеля ~ была поразительна. - В гл. XXV "Былого и дум" Герцен писал: "Станкевич понял его таланты и засадил его за философию. Бакунин по Канту и Фихте выучился по-немецки и потом принялся за Гегеля <...>". В "Былом и думах" Герцен, таким образом, точнее приурочил знакомство Бакунина с Гегелем к более позднему периоду (это относится и к другим участникам кружка Станкевича). Из письма Станкевича к Я. М. Неверову явствует, что сам он только в 1835 г., одновременно с Бакуниным, приступил к изучению Канта ("Переписка Н. В. Станкевича", М., 1914, стр. 337-338).

   Стр. 355. ...начинал работать в периодических изданиях, руководимых Белинским...- Герцен имеет в виду "Отечественные записки", где он начал печататься с 1840 г. ("Записки одного молодого человека").

   Подобное же обстоятельство задержало Кромвеля со в Америку.

   - В 1637 г. Кромвель, тогда еще безвестный, спасаясь от религиозных преследований, собирался уехать в Америку, но был удержан королевским указом, запретившим эмиграцию.

   "Город пышный ~ и гранит".- Цитата из стихотворения Пушкина "Город пышный, город бедный".

   Стр. 356. Статьи Бакунина ~ были подписаны Жюль Элизар.

   - Об этой статье Бакунина ("Реакция в Германии") Герцен с горячим одобрением упоминает в своем "Дневнике" в записях от 7 и 28 января 1843 г. (см. т. II наст, изд., стр. 256-257, 265).

   В 1843 году Бакунин, преследуемый швейцарскими реакционерами со Блюнчли...- О докладе возглавленной Блюнчли комиссии по расследованию деятельности Вейтлинга и его единомышленников Герцен упоминает в своем "Дневнике", в записи от 4 ноября 1843 г. (см. т. II наст, изд., стр. 313-314 и комментарий). Бакунин фигурирует в докладе в связи с упоминаниями о нем в письмах, найденных у Вейтлинга.

   Стр. 356-357. ...возвращение на родину стало невозможным ~ выразил благодарность императору за лишение его дворянского достоинства.

   - В 1843 г. III отделение (через министерство внутренних дел) пыталось внушить А. М. Бакунину, чтобы он вызвал сына из-за границы. Когда это не помогло, правительство через русского поверенного в делах в Швейцарии потребовало немедленного возвращения Бакунина в Россию. В том же году не выполнивший этот приказ Бакунин был предан суду сената, который постановил "лишить его чина и дворянского достоинства и сослать, в случае явки в Россию, в Сибирь в каторжную работу, а принадлежащее ему имение, буде таковое окажется, взять в секвестр". Упоминая о бакунинской "благодарности императору за лишение его дворянства", Герцен имел в виду письмо Бакунина в редакцию газеты "La Rêforme". Напечатанное в январе 1845 г., после того как в "Gazette des Tribunaux" был помещен направленный против него указ русского правительства, Бакунин писал: "...с моей стороны было бы неучтиво, милостивый государь, жаловаться теперь на указ, который, говорят, освобождает меня от дворянского звания и присуждает к ссылке в Сибирь; тем более, что из этих двух наказаний на первое я смотрю, как на настоящее благодеяние, а на второе, как на лишний повод поздравить себя с тем, что я нахожусь во Франции" (А. Корнилов. Годы странствий Михаила Бакунина, стр. 296).

   Изгнанный из Парижа после речи, произнесенной им на праздновании годовщины польской революции в 1847 году...- 29 ноября 1847 г. на празднестве в честь годовщины польского восстания 1830 г. Бакунин произнес речь, в которой призывал русских и поляков объединиться в общей вражде к деспотизму Николая I. За эту речь, по настоянию русского посольства, Бакунин был выслан из Франции.

   По пути, в Шварцвальде...- Прежде чем попасть в Прагу, Бакунин провел около двух месяцев в охваченной революцией Германии.

   ...он застал там уже славянский конгресс в полном сборе.- Славянский съезд в Праге открылся 1 июня 1848 г. 12 июня работа его была прервана вспыхнувшим в Праге восстанием. Съезд был созван с целью политического самоопределения австрийских славян. В съезде наряду с элементами буржуазно-демократическими участвовали представители либерально-буржуазных кругов, шедших на соглашение с австрийской монархией.

   Стр. 359. ...франкфуртской диетой... - Созванный в 1848 г. во Франкфурте общегерманский парламент.

   Стр. 361. Нашлись немцы и, к несчастью, также и поляки ~ агентом русского правительства.- Эпизод этот гораздо подробнее изложен в "Былом и думах" (см. комментарий к главе "Немцы в эмиграции"). Слухи о том, что Бакунин - агент царского правительства, шли из кругов, связанных с русским посольством в Париже, а с другой стороны, очевидно, из среды польской аристократической эмиграции. Газета Маркса сочла нужным сигнализировать об этом (в июле 1848 г.). Бакунин и Миллер-Стрюбинг написали по этому поводу Жорж Санд. Она прислала опровержение, которое Маркс немедленно напечатал. Еще раньше Маркс по собственной инициативе перепечатал протест Бакунина, помещенный в газете "Allgemeine Oder-Zeitung".

  

  

  

   К стр. 343.

   12 св. После слов: d'autre intêrêt должно быть: Il nous rappelle les chrêtiens des premiers siècles et plus encore ces hommes ardents et infatigables de l'êpoque de la restauration des sciences, qui, comme Cardan, Bruno, Pierre de la Ramêe, allaient de pays en pays propager leurs idêes, enseigner, convaincre, lutter avec les prêjugês, exposant leur existence pour leur parole libre; ces hommes persêcutês, chassês partout, qui, après de longues fatigues et une existence de dêvouement, ne savaient où reposer leur tête, si la mort ne leur venait en aide sur un bûcher ou dans un cachot obscur.

   Русский перевод см. VII, 354: Он напоминает нам прозелитов ~ или в мрачной тюрьме.

   К стр. 350.

   8-9 св. После слов: gouvernement russe должно быть: "Et pourquoi ne pensez-vous pas,- ai-je rêpondu,- que cet argent lui venait au contraire des ennemis du gouvernement russe?" ("A почему не думаете вы,- отвечал я,- что эти деньги он получил, наоборот, от врагов русского правительства?")

   Купюры восстанавливаются по авторизованному списку статьи, обнаруженному французским исследователем М. Кадо среди бумаг Ж. Мишле в Bibliothèque Historique de la Ville de Paris. См. публикацию M. Кадо в "Revue de Littêrature Comparêe", 1960, No 136, стр. 585-595.

   Копия сделана неустановленным лицом; в некоторых местах - правка Герцена. Вместо Dessau ранее было: Anhalt-Cöthen (стр. 346, строка 38); после слова "torturê" - стр. 350 (в переводе: стр. 362, после слова "пытке") зачеркнуто: mais quant à des preuves, j'en manque <что же до доказательств-то у меня их нет>. Заключительные три строки статьи (Post scriptum) вписаны рукой самого Герцена.