ГОНЧАРОВ, Иван Александрович [6(18).VI.1812, Симбирск - 15(27).IX.1891, Петербург] - прозаик, критик. Родился в состоятельной купеческой семье. Отец - Александр Иванович неоднократно избирался городским головой Симбирска. Он скончался, когда Г. было 7 лет. Воспитанием детей занималась мать Авдотья Матвеевна, а также бывший морской офицер Николай Николаевич Трегубов, человек передовых взглядов, знакомый с некоторыми декабристами. Именно он возбудил интерес Г. к морским путешествиям. Г. учился в частном пансионе священника Ф. С. Троицкого, где Г. приобщился к чтению книг западноевропейских и русских авторов и хорошо изучил французский и немецкий языки. В 1822 г. Г. поступил в Московское коммерческое училище, восьмилетнее пребывание в котором оставило у него неблагоприятное впечатление. К счастью, молодой Г. компенсировал недостатки казенного обучения активным самообразованием. Не окончив училища, Г. решился на вступительные экзамены в Московский университет. Он успешно выдержал их в 1831 г. (в 1830 г. из-за холеры в Москве в университете занятий не было), став студентом филологического ("словесного") отделения. Г. интересовали преимущественно вопросы теории и истории литературы, изобразительных искусств, архитектуры. Самым сильным впечатлением тех лет для Г. стало посещение А. С. Пушкиным университета, где великий поэт спорил с профессором М. Т. Каченовским по вопросу подлинности "Слова о полку Игореве". Г. вспоминал впоследствии: "...для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии; я питался ею, как молоком матери; стих его приводил меня в дрожь восторга. На меня, как благотворный дождь, падали строфы его созданий ("Евгения Онегина", "Полтавы" и др.). Его гению я и все тогдашние юноши, увлекавшиеся поэзиею, обязаны непосредственным влиянием на наше эстетическое образование" (Собр. соч.- М., 1980.- Т. 7.- С. 241).
К литературному творчеству Г. обратился в годы университетской учебы. Последовавшая за окончанием университета (1834) служба в канцелярии симбирского губернатора, а затем (с мая 1835 г.) в Петербурге - переводчиком в министерстве финансов - не очень мешала его литературным занятиям. К ним особенно побуждало молодого Г. общение с семейством Майковых, художественно одаренных людей: живописцев, поэтов. Литературный салон Майковых был популярен в Петербурге: здесь бывали И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Д. В. Григорович.
В рукописном журнале "Подснежник", выпускаемом Майковыми, Г. впервые публикует свои сочинения. Сначала это были стихотворения подражательные, выспренние, со стереотипными "красотами слога" ("тайны роковые", "сумрачные ненастья"), но без оригинальных мыслей и сильных чувств. Однако Г. рано освободился от наивно-романтических восторгов.
В 1838 г. Г. печатает в этом журнале шутливую антиромантическую повесть "Лихая болесть", где говорит о "странной болезни", распространенной в Западной Европе и проникшей в Петербург. Болезнь эта выражается в сентиментально-романтических декламациях, в пустых мечтаниях о воздушных замках. Повествование построено на противопоставлении пустопорожних восторгов и отрезвляющих фактов обыденной жизни. В 1839 г. в рукописном альманахе "Лунные ночи", сходном по своей направленности с "Подснежником", Г. публикует повесть "Счастливая ошибка", где пытается дать реалистическую трактовку человеческого поведения, изобразить вполне конкретную жизненную ситуацию.
В духе получивших в ту пору распространение физиологических очерков, созданных под влиянием творчества Гоголя, в 1842 г. Г. пишет очерки "Иван Савич Поджабрин". Запоздалая публикация очерков (лишь в 1848 г.), когда в центре читательского внимания стал уже социально-психологический роман, не сделала "Поджабрина" популярным произведением, но для начала 40 гг. этот цикл был своевременным и соответствовал уровню лучших творений очеркового жанра. Точность бытовых картин, мастерство в передаче языка городских низов, сюжетная простота - все это говорило о зрелости писателя и близости его к гоголевской школе. В большую литературу Г., однако, вошел романом "Обыкновенная история" (1847), опубликованном в "Современнике".
"Обыкновенная история" получила одобрение В. Г. Белинского (в статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года"), чья оценка была предметом особой гордости Г. в течение всей его жизни. Лидеры демократического направления в литературе той поры приветствовали роман за содержащееся в нем глубокое художественное исследование и резкое отрицание романтики в ее многообразных формах. В "Обыкновенной истории" писатель последовательно отрицает абстрактные, идеалистические обращения главного героя Александра Адуева, к некоему "божественному духу", прекраснодушные мечтания "розового" романтика о любви, не подкрепленные реальным, серьезным чувством. Романтическая мечтательность героя не наполняет живым смыслом ничье существование, даже его собственное. Адуев пишет стихи, но романтизм молодого стихотворца безжизнен, вторичен, заимствован, что насмешливо и констатирует его дядюшка - Петр Иванович Адуев. В объяснении причин, по которым жизнь Адуева-младшего оказывается, по существу, бессмысленной и бесполезной, Г. предвосхищает главный замысел романа "Обломов". Пустопорожние восторженные разглагольствования героя выступают как следствие его барского воспитания. Для писателя идеальная жизнь в гармонии ума и сердца, в естественности, но не стихийной, слепой, а сопряженной с верным пониманием хода вещей. Судьба Адуева-младшего свидетельствовала: осуществить эту гармонию очень трудно. Его вступление в сложную жизнь было не подготовлено активной умственной деятельностью. Романтика Адуева - не от духовного порыва, который мог бы иметь прекрасный результат, нужный ему и другим людям, он - знак душевной и умственной слепоты, форма ребяческой пустой восторженности. Отрезвление Адуева под влиянием дядюшки, разумеется, постепенно происходит, но преимущественно в пределах департамента, на мелкой канцелярской службе, долее всего он оставался "розовым" романтиком в сфере любви. Дядя указывает ему на образцы поведения, достойные подражания: "Посмотри-ка на нынешнюю молодежь: что за молодцы! Как все кипит умственною деятельностью, энергией". Но "труд" и "дело" Петра Ивановича далеки от гуманистических принципов писателя. Практическая деятельность должна быть освящена человечностью, не исключать бережного отношения к внутренним тревогам и запросам личности. Последнее отсутствует у дядюшки. Уроки дядюшки пошли племяннику впрок. В "Эпилоге" романа появляется Александр Адуев, сияющий, румяный, неся с достоинством "выпуклое брюшко и орден на шее". Прошло всего лишь четыре года после вторичного приезда нашего героя в Петербург. За орденом последовала сверхудачная женитьба, конечно, без любви, а по расчету: 500 душ и 300 тысяч рублей приданого.
В конце концов оба Адуевых даже на разных стадиях своего развития составляют то, что Л. Н. Толстой, восхищавшийся "Обыкновенной историей", называл "адуевщиной", считая ее главной особенностью эгоизм, неспособность жить общими интересами. Основной смысл "Обыкновенной истории" - в неприятии и осуждении пустой романтики и столь же ничтожной чиновничье-коммерческой деловитости - всего, что не обеспечено высокими идеями, необходимыми человечеству. Этот мотив романа лучит широкое развитие в "Обломове".
Г. начал работу над этим романом еще в 40 гг. В 1849 г. в альманахе "Литературный сборник с иллюстрациями" при журнале "Современник" был напечатан "Сон Обломова". Эпизод Н) неоконченного романа". Критика сразу же высоко оценила этот отрывок из будущего романа, впрочем, имеющий и вполне самостоятельное художественное значение. Но в критических суждениях сказались идейные разногласия. Славянофильская журналистика признала "фламандское" искусство писателя, но отвергла авторскую иронию по отношению к патриархальному быту помещиков (Москвитянин.- 1849.- No 11.- Кн. 1.- Отд. 4). "Современник" признал мастерскими и правдивыми сцены из усадебной жизни и увидел в "Сне Обломова" творческий шаг вперед по сравнению с "Обыкновенной историей" (Современник.- 1849.- No 4.- Отд. Русская литература).
Но до создания главного романа Г. пройдет еще много лет, насыщенных большими событиями в жизни писателя и его интенсивным творческим трудом. В 1852 г. Г. отправляется в двухлетнее кругосветное путешествие, которое имело своим результатом двухтомные путевые очерки "Фрегат "Паллада". Плавание на военном корабле при всех внешних трудностях оказалось для Г. исключительно интересным. 25 февраля 1855 г. сухопутным путем, через Сибирь и Урал, Г. вернулся в Петербург. Еще во время путешествия он вел тщательные записи, характеризуя в них все увиденное в Европе, Африке и Азии. Г. говорил, что его дневниковые записи не носят исследовательского характера, однако они оказались объективным, правдивым изображением всего, что встретилось на пути наблюдательного писателя и публициста.
В стиле очерков отразился антиромантический пафос, который продолжал владеть автором "Обыкновенной истории". Он полемизирует в очерках с теми путешественниками, которые идеализировали жизнь в далеких от цивилизации краях. Писатель увидел проникновение в древние уголки земли жестокой капиталистической системы отношений. Он иронично, а иногда и саркастически оценивает результаты деятельности на восточных окраинах "образованных" европейцев, говоря о фарисействе буржуазных культуртрегеров. Г. поразила нивелировка личности в промышленно-цивилизованной Англии, превращение человека в придаток машины. Главная ценность гончаровских очерков в социально-психологических выводах относительно увиденного, их эмоциональной наполненности. Описательные картины полны лирического чувства, замечательны сопоставлениями, ассоциациями с жизнью далекой, но родной России.
Почти все журналы откликнулись на публикацию "Фрегата "Паллады" одобрительными отзывами, среди которых особо значимым было замечание Н. А. Добролюбова о том, что в очерках слышится голос эпического романиста.
Сразу же по завершении очерков Г. приступил к продолжению работы над "Обломовым". В 1859 г. писатель публикует роман в журнале "Отечественные записки". По отчетливости проблематики и выводов, цельности и ясности стиля, по композиционной завершенности и стройности роман - вершина творчества писателя. Это центральное произведение во всей русской литературе по эпической масштабности художественного исследования российского дворянского "байбачества". Здесь представлен художественный тип необычайной социальной и психологической емкости.
Для Ленина образ Обломова был олицетворением социальной косности и отсталости, мешающих историческому прогрессу нашего государства. Владимир Ильич призывал бороться против "усыпляющей" роли российских Обломовых, сохранившихся и после социалистической революции. В 1922 г. В. И. Ленин писал: "Старый Обломов остался, и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел" (Ленин В. И. Полн. собр. соч.- Т. 45.- С. 13).
Обломов чистосердечен, мягок, у него не потеряно драгоценное нравственное качество - совесть. Субъективно он не способен сотворить зло. Но степень объективной моральной ценности Обломова все же невелика. Обширная сюжетная экспозиция рисует картину духовного запустения героя. Н. А. Добролюбовым была отмечена в статье "Что такое обломовщина?" (Современник.- 1859.- No 5) странная, внешне парадоксальная, но в сущности закономерная смесь барства и рабства. Внутреннее единство барина и опустившегося слуги Захара, трагикомическое по своей сути, воспринимается как фарсовый вариант морального умирания Обломова. Захар - некое отражение Ильи Ильича, модификация "обломовщины", и в этом своем значении его образ дополнительно выявляет, обнажает омертвление духовной природы Обломова. То, что Обломов помещик,- серьезное, решающее обстоятельство при оценке этой сущности. Он несет социальную ответственность за судьбу Захара, по сути трагическую, хотя, разумеется, старый слуга этого не понимает. Однако Обломов не осознает своей вины. "Триста Захаров" убивают в нем всякую активность. По-гоголевски гиперболизованное число "воспитателей" - некий социальный символ, знак неизбежности возвышения одного человека над другими. Безосновательного, в конкретном случае и просто нелепого, но - возвышения. Обломов не забывает о своем помещичьем статусе и никак не может освободиться от сословного высокомерия. Он с поистине маниакальной сосредоточенностью изводит Захара, неосторожно сравнившего жизнь своего барина с жизнью других людей.
Ничегонеделание Обломова вовсе не невинно. Конечно, лежащий на диване Илья Ильич привлекательнее, чем надоедливые ничтожества, то, как заводные куклы, мелькающие перед 06-ломовым, то по-шакальи его обступающие. Но Добролюбов заметил: "Да пока лежит один, так еще ничего; а как придет Тарантьев, Затертый, Иван Матвеич - брр! какая отвратительная гадость начинается около Обломова. Его объедают, опивают, спаивают... разоряют его именем мужиков... Он все это терпит безмолвно". Как бы предупреждая возможные восторги по поводу положительных качеств Обломова, Добролюбов делает вывод: "Нет, нельзя так льстить живым, а мы еще живы, мы еще по-прежнему Обломовы. Обломовщина никогда не оставляла нас" (Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В. 3 т.-М., 1952.- Т. 2.-С. 136).
Такой вывод подтверждается и сюжетными антитезами в романе: Обломов - Штольц, Обломов - Ольга Ильинская. Штольц - не положительный герой романа. Его деятельность иногда напоминает никчемную суету Петрова и Судьбинского из презираемого Штольцем петербургского окружения Обломова. Сообщения об энергичных занятиях и передвижениях Штольца вызывают ассоциацию с коммивояжерством, с туристской беготней. Его практицизм далек от высоких идеалов. О невысокой цене культурно-коммерческой деятельности, экономических идей Штольца нетрудно догадаться. В самой необеспеченности "дела" Штольца высокими идеями писатель видел хотя и отдаленные, но реальные предпосылки в конечном счете той же обломовщины. Слова Штольца: "Труд - образ, содержание, стихия и цель жизни" - по воле автора звучат простой декларацией, не имеющей ни социальной, ни моральной перспективы. Образ Штольца порой схематичен и, в сущности, эмоционально безлик. Это обусловлено неясностью гончаровского представления о том, каким должно быть дело, спасающее Россию от обломовщины.
Главная сюжетная ситуация в романе - взаимоотношения между Обломовым и Ольгой Ильинской. Здесь Г. идет путем, ставшим к тому времени традиционным в русской литературе: проверка ценности человека через его интимные чувства, его страсти. Не отступает писатель и от наиболее тогда популярного разрешения подобной ситуации. О классическом примере такого разрешения писал Н. Г. Чернышевский в 1858 г. в известной статье "Русский человек на rendez-vous". Анализируя повесть Тургенева "Ася", критик показал, как через нравственную слабость человека, оказавшегося неспособным ответить на сильное чувство любви, раскрывается его общественная несостоятельность. "Обломов" не противостоит этому выводу, а еще более закрепляет его. Ольге Ильинской свойственны гармония ума, сердца, воли и деятельного добра. Невозможность для Обломова понять и принять эту высокую нравственную норму жизни оборачивается неумолимым приговором ему как личности. В романе так поэтизируется внезапно вспыхнувшее чувство любви Ильи Ильича, к счастью, взаимное, что может возникнуть надежда: Обломов возродится как человек в полной мере. Внутренняя жизнь героя Пришла в движение. Любовь открыла в натуре Обломова свойства непосредственности, которая, в свою очередь, вылилась в сильный душевный порыв, в страсть.
Вместе с чувством любви к Ольге в Обломове пробуждается активный интерес к духовной жизни, к искусству, к умственным запросам времени. Но Илье Ильичу далеко до естественности Ольги, свободной от многих житейских соображений, посторонних и, по существу, враждебных любовному чувству. Чувство любви Обломова к Ольге было кратковременной вспышкой. Иллюзии на этот счет быстро рассеиваются у Обломова. Разрыв между Ольгой и Обломовым естествен: слишком несхожи их натуры. Дороже романтических свиданий оказалась для Обломова жажда безмятежного, сонного состояния. "Спит безмятежно человек" - вот каким видится Илье Ильичу идеал существования. И Обломов, на время увлекшийся Ольгой Ильинской, явил собой лишь элементарный вариант пресловутого "русского человека на rendez-vous".
Жизнь Ильи Ильича в доме Пшеницыной оказалась непродолжительной, ибо была к тому же физически инертной и, следовательно, ненормальной, нездоровой. И Обломов стал быстро идти навстречу своему вечному сну - смерти. Писатель недвусмысленно оценивает эту стадию жизни героя: "С летами волнения и раскаяние Являлись реже, и он тихо и постепенно укладывается в простой и широкий гроб остального своего существования, сделанный собственными руками, как старцы пустынные, которые, отворотись от жизни, копают себе могилу". Так Г. произнес приговор обломовскому идеалу.
По выходе в свет роман стал предметом активного критического внимания. На фоне разноречивых суждений выделялась оценка романа Добролюбовым. Критик придал понятию "обломовщина" широкое историческое значение. Он заметил, что у Г. были предшественники в изображении обломовщины и сходных с ним социально-нравственных явлений. Среди этих предшественников он назвал Пушкина, Лермонтова, Тургенева, создавших образы "лишних людей" - Онегина, Печорина и Рудина. Добролюбовская характеристика романа стала классической, сохранив свое полное значение и в наши дни.
В "эстетической" критике роман Г. истолковывался вне связи с гоголевской школой, с позиций теории "чистого искусства", без отрицательного отношения к главному персонажу романа (Дружинин А. В. Обломов, роман Г. Гончарова // Библиотека для чтения.- 1859.- No 12). Сам автор "Обломова" солидаризировался с Добролюбовым. Он писал П. В. Анненкову: "Взгляните, пожалуйста, статью Добролюбова об Обломове: мне кажется об обломовщине - т. е. о том, что она такое, уже сказать после этого ничего нельзя... Двумя замечаниями своими он меня поразил: это проницанием того, что делается в представлении художника" (Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т.- М., 1980.- Т. 8.- С. 275-276).
Продолжая и после "Обломова" изучать психологию русского дворянства, Г. показал, что обломовщина не отошла в прошлое. Его последний роман "Обрыв" (1869) представляет нам убедительно новый вариант обломовщины в образе главного героя - Бориса Райского. Это натура романтическая, художнически одаренная, но обломовская пассивность воли делает закономерной бесплодность его духовных усилий.
Г. долго работал над романом. Тут были и внешние препятствия. С 1855 г. он служил цензором. На первых порах, в период правительственного смягчения контроля над литературой, Г. удалось сделать немало хорошего для отечественной словесности. Он помог опубликовать, вызвав неудовольствие своего начальства, некоторые произведения Тургенева, Некрасова, Писемского, Достоевского. Когда вновь стали усиливаться цензурные гонения на литературу, Г. подал в отставку (в 1860 г.).
Некоторое время он редактировал официальную газету "Северная почта". Став на сторону правительственных реформ, в том числе и известной реформы 19 февраля 1861 г. по крестьянскому вопросу, Г. вновь был приглашен на высокую должность в цензурный комитет. С 1863 г. он был членом Совета по делам книгопечатания, а с 1865 г.- членом Главного управления по делам печати. Лишь в 1867 г. Г. покинул цензурный департамент. Эта его деятельность не только замедлила работу над "Обрывом", но и повлияла на некоторые идейные мотивы романа.
Одному из первых отрывков романа, опубликованному в 1860 г. под заглавием "Софья Николаевна Беловодова", сам Г. справедливо дал позднее отрицательную оценку. Но уже через год публикация отрывков "Бабушка" и "Портрет" показала, что Г. нашел верный стиль повествования и хорошо сознает художественную цель романа.
По завершении романа Г. писал: "У меня первоначально мысль была та, что Вера, увлеченная героем, следует после, на его призыв, за ним, бросив все свое гнездо, и с девушкой пробирается через всю Сибирь. Но это уже бывало сто раз - и меня поглотил другой вопрос, который и поставлен мною в 5-й части. Это анализ так называемого падения" (письмо к Е. П. Майковой, апр. 1869 г.). Произошла не просто трансформация объекта изображения, изменились акценты: чувства Веры обрели иную направленность, исчезло ее противоборство патриархальным понятиям, нигилизм Марка Волохова, уходящего теперь отнюдь не в Сибирь, получил совсем иную окраску. Все происходящее в "Обрыве" так или иначе сюжетно связано Райским или получает его активную оценку. Райский - романтик; такова его самооценка, мнение Марка Волохова, убеждение автора. Бесспорны его нравственные достоинства, особенно в сфере личного, интимного чувства, любви. Страсть Райского романтична, но не слепа. В его желаемом единении с другим человеком нет ни безрассудной безмятежности, ни взаимной покорности. Драматическая страсть к Вере привела Райского к прозрению. Он осудил ту общественную ложную мораль, когда женщине и мужчине предъявляются разные нравственные требования.
Г. активно защищает моральные принципы, рожденные феодально-патриархальным укладом жизни. Именно это заставляет автора иногда строго судить неустойчивость, безволие, художественный дилетантизм Бориса Райского и мн. др. в героях романа. В свете такой авторской защиты патриархальных основ и счастье Марфеньки - Викентьева кажется лишь сентиментальной идиллией. Тушин, явно идеализированный Штольц, и вовсе отталкивает от себя читателя. Но роман создавался не как иллюстрация идеологической доктрины, а по законам истинного искусства. Образы, рисуемые писателем с мудрым и гуманным взглядом на жизнь, наполнялись широким смыслом, приобретали черты общечеловечности в своем содержании.
Таков замечательный образ Татьяны Марковны Бережковой, бабушки. Все основные моральные упования Г. в романе связаны с ней. Только уклад ее жизни - душевный прежде всего,- если и не предотвратит временной беды, но спасет от окончательной гибели. Таково убеждение автора.
Весьма умеренный, а в социально-историческом смысле даже консервативный идеал Г., к счастью, в образе бабушки не получил последовательного выражения. Татьяна Марковна в итоге предстает перед читателем как богатый национальный характер.
Г. возвышает Татьяну Марковну более всего тем, что придает драматический характер ее мышлению да и жизненной судьбе. Художественный реализм образа бабушки приобретает масштабность, когда открывается ее прошлое и когда она испытывает потрясение, узнав о "падении" Веры. Образ Веры - художественное открытие Г. Возможность любви как всеохватывающей страсти угадывается читателем в молодой женщине сразу, как только героиня, оказавшись по воле обстоятельств в конфликтной ситуации, заявляет о себе твердо и прямо. Любовь Веры к Марку - от ее деятельного чувства, от жажды изменить, облагородить этого человека. Наивные мечтания если и сохранились, то перестали быть основными стимулами ее поведения: Веру захватила страстная любовь к незаурядному человеку.
Разум ее по-прежнему не приемлет чудачеств Волохова. Вере остаются чуждыми не только нарочитый вызов Марка общепринятым правилам, но и его взгляды, его претензии на идейную программу.
Г. замечательно воссоздает взрыв и борение сердечных чувств молодой женщины, поэтически возвышая их. Образ Марка Волохова обрисован с такой тенденциозностью, что вызывал по выходе романа в свет почти всеобщее неодобрение. Но Г. все же продолжал дорожить образом.
Журнальные и газетные отклики выразили почти всеобщее недовольство "Обрывом". Демократическая журналистика и критика были беспощадны к роману. Салтыков-Щедрин в статье "Уличная философия" (Отечественные записки.- 1869.- No 6) противопоставил этот роман "Обломову", найдя в последнем идеи, подсказанные лучшими людьми 40 гг. (имелся в виду Белинский). В "Обрыве" же Щедрин не увидел в персонажах истинного движения жизни, а лишь "колеблющиеся шаги" людей, идущих "наугад", тех, чьи действия "без начала и без конца". В образе Волохова сатирик высмеял "бытовой нигилизм", с помощью которого романист пытался осудить молодое поколение. Примерно в том же духе писал об "Обрыве" и Н. В. Шелгунов в статье "Талантливая бесталанность" (Дело.- 1869.- No8).
Критик "Вестника Европы", где печатался "Обрыв", Е. И. Утин заявлял, что Г., как и другие писатели его поколения, не знает нового времени и новых людей (Утин Е. И. Литературные споры нашего времени // Вестник Европы.- 1869.- No 11).
Сочувственное отношение широкой читательской публики к роману не смогло больше подвигнуть Г. на создание нового большого художественного полотна. Замысел четвертого романа, охватывающего своим содержанием 70 гг., остался неосуществленным.
Но литературная деятельность Г. не ослабла и в этот период, обретя лишь новые формы. В 1872 г. он создает литературно-критический шедевр - статью "Мильон терзаний", до сих пор остающуюся классической работой о комедии Грибоедова "Горе от ума", через два года - "Заметки о личности Белинского". Театральные и публицистические заметки, статья "Гамлет", очерк "Литературный вечер", даже газетные фельетоны - такова литературная деятельность Г. в 70 гг., завершившаяся в 1879 г. крупной критической работой о своем творчестве "Лучше поздно, чем никогда".
Из собственно художественных произведений этого периода выделяется цикл очерков "Слуги старого века". Он повторяет некоторые мотивы всех романов Г., относящихся к изображению крестьянской жизни. В цикле - эскизные описания деревенского быта, колоритные образы дворовых. Новеллистической манерой отличаются небольшие беллетристические произведения Г. тех лет - "Превратности судьбы", "Май месяц в Петербурге", "Уха", "Поездка до Волге".
В 80 гг. писатель выпускает в свет первое собрание своих сочинений. Он по-прежнему пишет статьи и заметки, можно лишь сожалеть, что перед своей кончиной Г. сжег все написанное в последние годы.
Специфика художественного реализма Г.- в решении сложной эстетической задачи: раскрыть внутренний динамизм личности вне необычных сюжетных событий. Писатель увидел в обыденности жизни, порой в удивляющей медлительности ее течения внутреннюю напряженность.
Самое ценное в его романах - объективный призыв к деятельности, одушевленный большими нравственными идеями: свободой от социального и морального рабства, гуманностью и высокой духовностью. Г. выступал за нравственную независимость личности, против всех форм деспотизма.
Соч.: Собр. соч.: В 8 т.- М., 1977-1980; Обломов. Литературные памятники.- М., 1987.
Лит.: Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров.- М., 1950; Десницкий В. А. Трилогия Гончарова // Десницкий В. А. Избранные статьи по русской литературе XVIII -XIX вв.- М.; Л., 1958; Алексеев А. Д. Летопись жизни и творчества И. А. Гончарова.- М.; Л., 1960; Пруцков Н. И. Мастерство Гончарова-романиста.- М.; Л., 1962; Рыбасов А. П. И. А. Гончаров.- М., 1962; Пиксанов Н. К. Роман Гончарова "Обрыв" в свете социальной истории.- Л., 1968; И. А. Гончаров в русской критике.- М., 1968; Алексеев А. Д. Библиография И. А. Гончарова. Гончаров в печати. Печать о Гончарове (1832-1964).- Л., 1968; И. А. Гончаров в воспоминаниях современников.- Л., 1969; Краснощекова Е. <А>, "Обломов" И. А. Гончарова.- М., 1970; Лощин Ю. Гончаров - М., 1986.
Источник: "Русские писатели". Биобиблиографический словарь.
Том 1. А-Л. Под редакцией П. А. Николаева.
М., "Просвещение", 1990
OCR Бычков М. Н.