Григорьев Аполлон Александрович - Знаменитые европейские писатели перед судом русской критики

измъ во времена Полеваго, была отчасти подражатлъная злоба, злоба заднимъ числомъ, злоба по воспоминан³ю о Лессингѣ, который боролся и долженъ былъ бороться въ свое время съ ложнымъ классицизмомъ, какъ съ живымъ явлен³емъ, тяготѣвшимъ надъ самостоятельностью германскаго искусства. И борьба Лессинга и негодован³е Шиллера на Гёте за переводъ вольтерова Магомета, негодован³е, вылившееся въ превосходномъ стихотворен³и (хоть Шиллеръ и самъ перевелъ рассинову Федру) совершенно понятны. Понятно также, т. е. объясняется историческими причинами, враждебное отношен³е къ французскому классицизму братьевъ Шлегелей, хоть оно и доходило у нихъ до крайностей, до непониман³я напримѣръ ген³альнаго таланта Мольера. Но наше озлоблен³е какъ чисто сочиненное, имѣло въ себѣ нѣчто донкихотское, потомучто мы рѣшительно воевали съ мельницами. Съ первымъ нашимъ ген³альнымъ человѣкомъ и народнымъ писателемъ Пушкинымъ, мы совершенно свободны были отъ всего условнаго, разомъ стали въ уровень съ европейскою современностью и разомъ же обрѣли свою самостоятельность. Французск³й классицизмъ нисколько не повредилъ Пушкину своимъ вл³ян³емъ, а скорѣе былъ ему полезенъ своими, такъ сказать, лощеными формами...

   Какъ привязанность наша къ французскому классицизму, такъ равно и ожесточенная борьба съ нимъ, были равно сочиненными явлен³ями въ нашемъ умственномъ и нравственномъ развит³и. Классицизмъ попортилъ можетъ быть у насъ два-три второстепенныхъ таланта (напримѣръ Батюшкова), но не только ген³ю Пушкина, а и высокому таланту Жуковскаго не помѣшалъ нисколько въ самостоятельномъ развит³и. Державину помѣшалъ не классицизмъ - а съ одной стороны его невѣжество, съ другой отсутств³е вкуса и мѣры; Фонвизину тоже не классицизмъ воспрепятствовалъ быть комикомъ поэтомъ, а воспрепятствовало отсутств³е идеала и грубость чисто разсудочной натуры. Грибоѣдову же напротивъ, даже и тѣ немного классическ³я формы, въ которыя записалъ онъ нѣсколько свою вовсе не классическую драму, не помѣшали быть въ ней высокимъ поэтомъ. Стало быть, въ сущности намъ отъ классицизма не было ни тепло, ни холодно. Пусть Ермилъ Костровъ обезобразилъ александр³йскимъ стихомъ и напыщенною рѣчью Гомера, истинному поэту Гнѣдичу это не помѣшало почувствовать античное и передать намъ его поэтически-величаво...

   Слѣдовательно, о вредномъ вл³ян³и классицизма на литературу нашу, говорить нельзя. Онъ не отнялъ у насъ никакихъ силъ, которыя были бы силами дѣйствительными. Явлен³е сочиненное, онъ могъ имѣть вл³ян³е на литературу только до тѣхъ поръ, пока она была сочиненная. Изъ Сумарокова (какъ трагика и лирика), изъ Княжнина, даже изъ талантливаго человѣка Озерова - не вышло бы ничего большого даже и тогда, когда бы мы вовсе не были знакомы съ французскимъ классицизмомъ. Напыщенность и ходульность, внесенныя его вл³ян³емъ въ сочиненную литературу, въ жизнь не переходили, и постоянно осмѣивались литературою живою, сатирическою и комическою, въ сатирахъ и парод³яхъ. "Митюха Валдайск³й" былъ живымъ протестомъ русскаго здраваго комизма противъ ходульности Дмитр³я Донского, циническ³я парод³и Баркова на тонъ и содержан³е трагед³й Сумарокова и Княжнина, читались конечно гораздо болѣе этихъ трагед³й и доставляли живымъ людямъ гораздо большее хотя и не совсѣмъ приличное удовольств³е...

   Вражда наша къ французскому классицизму была поэтому столь же безосновна, какъ и подчинен³е наше его вл³ян³ю, а между тѣмъ установила въ нашей литературѣ нѣсколько ложныя къ нему отношен³я. Съ Полевымъ мы отрицались отъ Корнеля, Расина и Вольтера, - съ Бѣлинскимъ мы пошли дальше, мы отвергли значен³е Мольера какъ художника. Изъ этого опять таки не слѣдуетъ, чтобы мы не дерзали

  

   ................................. смѣть

   Свое сужден³е имѣть...

  

   чтобы мы должны были ставить Мольера также высоко какъ ставятъ его сами французы - но что Мольеръ, какъ велик³й поэтъ своей нац³и, какъ велик³й комикъ вообще, стоитъ до сихъ поръ нашего изучен³я, это несомнѣнно. Равномѣрно нельзя же предполагать, чтобы поэты, признаваемые цѣлою нац³ею до сихъ поръ великими, какъ напримѣръ Корнель и Расинъ, поэты, на которыхъ воспитывались цѣлыя поколѣн³я, не имѣли въ себѣ чисто народныхъ достоинствъ, такихъ свойствъ, которыя и другимъ народамъ могутъ дать как³я либо впечатлѣн³я, чтобы они не внесли чего либо въ общее достоян³е человѣческаго духа... Изъ этого впрочемъ тоже не слѣдуетъ нисколько, чтобы мы опять обязаны были впасть въ насильственныя восхищен³я и поклонен³я классицизму, какъ чуть-что не порывались впадать нѣкоторые по поводу пр³ѣзда къ намъ Рашели. Различныя мнѣн³я, высказавш³яся у насъ по поводу этого пр³ѣзда - показали только, насколько мы не установили для себя никакихъ опредѣленныхъ понят³й объ изящномъ. Литературные старцы, как³е еще оставались, и свѣтская чернь, которой всегда и вездѣ много, вмѣсто того чтобы говорить о великомъ талантѣ артистки, съумѣвшимъ оживить давно мертвыя формы, опоэтизировать вещи явно фалышшыя, начали говорить, какъ о дѣлѣ, о классической драмѣ. Так³е толки вызвали конечно и донкихотск³й протестъ нѣкоторыхъ. He помнимъ кто-то и гдѣ-то поднялъ чуть-что не всю Hamburgische Dramaturgie Лессинга, для доказательствъ фальшивости Расинова Британника, Роксаны и т. д. А дѣло, конечно не заслуживало

   Ni cet excХs d'honneur, ni cette indignitХ!..

   Съ классицизмомъ (т. е. французскимъ) серьёзныя, живыя отношен³я наши покончены, да не только паши, но и отношен³я самой Франц³и, въ особенности по смерти Рашели. Есть что-то слишкомъ видимо заказное и казенное, что-то поэтому самому непр³ятно дѣйствующее на чувство въ представлен³яхъ классическихъ трагед³й въ thХatre Franèais въ Парижѣ. Масса, да и то, сколько мы могли видѣть, немногочисленная, ходитъ въ эти представлен³я по какой-то рутинѣ. Самыя комед³и Мольера смотрятся съ удовольств³емъ только тогда, когда исполняются исторически вѣрно, съ ихъ шутовскими интермед³ями (Malade Imaginaire, Пурсоньякъ и т. д.), кромѣ высшей изъ его комед³й le Fes tin de Pierre, особенно при художественномъ воспроизведен³и Бресаномъ въ лицѣ Донъ-Жуана, типа французскаго гошь, который и создавалъ именно Мольеръ. Въ "Тартюфѣ", его вѣчное содержан³е не выкупаетъ уже поблѣднѣвшихъ красокъ.

   Французской литературѣ XVII вѣка сестра, и притомъ сестра старшая - литература итальянская XVI вѣка, литература эпохи возрожден³я. Наши отношен³я къ ней, т. е. къ ея главнымъ представителямъ, Тассу, Ар³осту и т. д. совершенно заглохли. О Дантѣ, отцѣ итальянской литературы, говорилось у насъ много, т. е. имя его произносилось часто въ эпоху "Телеграфа" и даже послѣ, но въ переводахъ нашихъ ему крайне не посчастливилось. Можно сказать, что въ литературу нашу перешло изъ Данта только то, чего никогда онъ не писалъ, но что вѣетъ его духомъ и передаетъ глубоко поэтическ³й смыслъ его, т. е. то, что далъ намъ Пушкинъ подъ именемъ подражан³й Данту - да развѣ мѣсто о судьбѣ Франчески, хотя невѣрно, но поэтически переданное Козловымъ.

  

   Франческа! я грустилъ твоей тоскою и

   т. д.

  

   Плохой переводъ г. Фанъ-Дима въ прозѣ и добросовѣстный трудъ г. Мина въ тяжолыхъ стихахъ, равно не нашли и не могли найдти себѣ читателей - одинъ по крайней безцвѣтности, другой по крайней буквальности... Объ итальянскихъ поэтахъ эпохи возрожден³я мы сначала составляли себѣ превратнѣйшее понят³е, благодаря нашимъ романтикамъ, заставившимъ насъ, какъ г. Кукольникъ, городить чепуху; потомъ отнеслись къ нимъ почти съ тѣмъ же презрѣн³емъ, какъ къ французскому классицизму. Тассъ, часто дѣйствительно ложный, искусственный, но мѣстами сладостно-поэтическ³й, извѣстенъ намъ или въ нечитаемомъ переводѣ съ французскаго Москотильникова, или въ балладной парод³и весьма впрочемъ даровитаго Раича или въ дубовыхъ октавахъ С. П. Шевырева. Ар³остъ точно также въ нелѣпомъ прозаическомъ переводѣ восьмисотыхъ годовъ и въ балладной парод³и Раича... Одному Козлову удалось передать поэтичность Тасса въ отрывкѣ о тоскующемъ Танкредѣ, но къ сожалѣн³ю слѣпой пѣвецъ вообще далъ нам только нѣсколько отрывковъ. Пушкинъ дѣлалъ тоже опыты перевода Ар³оста: отысканы въ его бумагахъ черновые, совершенно неотдѣланные опыты, въ которыхъ Ар³остъ виднѣе однако, чѣмъ въ самыхъ подстрочныхъ, самыхъ добросовѣстныхъ нѣмецкихъ переводахъ.

   Вообще же итальянская литература вовсе какъ-то не привилась къ намъ, не смотря на восклицан³е о Дантѣ въ родѣ того

  

   Что въ морѣ купаться, то Данта читать...

  

   и на прекрасныя статьи Кудрявцова о Дантѣ въ позднѣйшую эпоху, не смотря даже на романтическ³й бредъ Тасса г. Кукольника... Есть люди, и очень умные люди, которые въ каждомъ читающемъ Данта и восхищающемся имъ, заподозрѣваютъ даже аффектац³ю чувства... Итальянская литература однимъ словомъ, составляетъ у насъ удовольств³е немногихъ спец³алистовъ, даже въ позднѣйшихъ своихъ представителяхъ. Чтобы полюбить ее и понять, надобно полюбить и понять итальянскую нац³ональность - всю, цѣльную, въ ея истор³и, поэз³и, живописи и музыкѣ. Гоголь тщетно взывалъ изъ Итал³и на счетъ ознакомлен³я насъ съ итальянскимъ театромъ, съ Гольдони и т. д., тщетно перевелъ самъ "Дядьку въ хлопотахъ" (L'ajo nel imbarazzo).

   Сѣтовать объ этомъ конечно нечего, ибо жизнь сама знаетъ чтл> ей слѣдуетъ принять и что отвергнуть. Но не все то что не принимается жизнью, подлежитъ забвен³ю и тѣмъ менѣе кавалерскимъ выходкамъ...

   Обращаясь къ литературѣ французской, именно къ литературѣ XVIII вѣка, нельзя не замѣтить того факта, что самые высш³е ея представители, Вольтеръ и Руссо, потеряли для насъ всякое другое значен³е, кромѣ значен³я историческаго. О другихъ и говорить нечего. Пушкинъ давно созналъ это въ своемъ удивительномъ, рельефно представляющемъ цѣлый вѣкъ, послан³и къ "Вельможѣ". Но историческими изучен³ями знакомить нашу публику съ этой литературой, имѣвшей такое огромное вл³ян³е на нашихъ прадѣдовъ, дѣдовъ и даже частью отцовъ, имѣвшей вл³ян³е на Карамзина и даже на Пушкина, было бы кажется дѣло весьма не безполезное... Непосредственное вл³ян³е ея на наше нравственное развит³е конечно отошло вмѣстѣ съ жизнью дѣдовъ и прадѣдовъ - но какое же нибудь наслѣдство они намъ оставили, и въ наслѣдство это входятъ не малою долею вѣян³я XVIII вѣка... Доказательство на лицо въ нѣкоторыхъ типахъ, изображаемыхъ нашею литературою въ послѣднее время, какъ напримѣръ у Тургенева въ "Трехъ портретахъ" и въ "Дворянскомъ гнѣздѣ"... Типы XVIII вѣка разумѣется приняли у насъ свой особый отпечатокъ, часто дико-татарск³й, еще чаще комическ³й, но вл³ян³е европейскаго XVIII вѣка на нихъ очевидно - а разъяснить это вл³ян³е иначе нельзя, какъ историческимъ изучен³емъ литературы этого вѣка... Самый

   Грибоѣдовъ, одинъ изъ великихъ нашихъ народныхъ писателей, безъ XVIII вѣка не будетъ совершенно понятенъ. Безъ XVIII вѣка не совершенно понятенъ будетъ и Лермонтовъ, по крайней мѣрѣ непонятны будутъ источники его скептицизма и разочарован³я... Ибо надобно же было чѣмъ-нибудь дойдти, по крайней мѣрѣ нѣкоторымъ изъ насъ, до лермонтовской "Думы". - Дума сама указываетъ на дѣло

  

   И предковъ скучны намъ роскошныя забавы,

   Ихъ добросовѣстный, ребяческ³й развратъ...

  

   XVIII вѣкъ и у насъ, по крайней мѣрѣ въ немногихъ натурахъ, дошолъ до того пресыщен³я и утомлен³я, что по слову Пушкина

  

   Звукъ новой чудной лиры,

   Звукъ лиры Байрона едва развлечь насъ могъ!

  

   Можно бы прибавить только, что самая лира Байрона, единственная, способная расшевелить поколѣн³е, пережившее послѣднюю четверть XVIII вѣка и положить роковую печать на поколѣн³е только что начинавшее жить, совершенно непонятна исторически безъ XVIII вѣка.

   Лира Байрона!.. Да, насъ, дѣтей XIX вѣка, она можно сказать повцла. Что ни говорите противъ однообразнаго тона этой лиры - дѣйств³е, ею произведенное на м³ръ, было гораздо сильнѣе многихъ разнообразнѣе звучавшихъ лиръ, между-прочимъ лиры великаго Веймарскаго старца. О демонизмѣ этой лиры кажется пора уже перестать толковать. Лира, какъ всякая лира, была не виновата въ тѣхъ звукахъ, которыя изъ нея извлекало вѣян³е всем³рнаго духа...

   Отношен³е литературы нашей къ Байрону было въ полномъ смыслѣ заразою и повѣтр³емъ. Въ настоящую же минуту оно до того охладѣло, что на дняхъ еще одинъ изъ бардовъ "С. Петербургскихъ Вѣдомостей", чуть что не глумился надъ его "Сарданапаломъ", казня по этому поводу эгоизмъ (*).

  

   (*) Уймутъ ли, наконецъ, "Отечественныя Записки" свою газету?

  

   Эгоизмъ казнить очень легко, но порѣшить дѣло съ той обаятельной поэз³ей, которая заключается и вѣроятно долго будетъ заключаться въ Байронѣ для человѣчества, казнить то тревожно-лихорадочное, страстно-мрачное чувство, которымъ эта поэз³я проникнута, - дѣло очень трудное и даже невозможное. Въ Байронѣ - есть вѣчное, чего онъ явился полнѣйшимъ выразителемъ. Зачѣмъ его пытаться сравнивать съ Гомеромъ, какъ дѣлаетъ упомянутый нами бардъ, и требовать отъ него спокойной объективности Гомера и повторять давно извѣстную истину, что къ Гомеру приближается одинъ Шекспиръ. Гомеръ - Гомеромъ, Шекспиръ - Шекспиромъ, но и Байронъ и Шиллеръ и Мицкевичъ и Пушкинъ не так³я же ли неотъемлемыя сокровища человѣческаго духа?..

   Къ Байрону мы бы впрочемъ и безъ упомянутаго нами барда давно охладѣли, если бы, какъ замѣтили мы уже прежде, намъ не натвердили прежн³е учители о томъ, что онъ - представитель протеста и если бы съ нами не сроднилъ его Пушкинъ...

   Рука объ руку съ мрачнымъ и лихорадочнымъ скептицизмомъ Байрона, шло въ первой четверти XIX вѣка направлен³е, представлявшее, другую сторону романтизма - сторону реакц³онную, направлен³е, котораго представителями были Шатобр³анъ во Франц³и, Гёрресъ и братья Шлегели въ Герман³и, Вальтеръ-Скоттъ въ Англ³и. Высокое значен³е этого направлен³я, помимо странностей, въ которыя впадало оно с Гёрресомъ и Шлегелями - странностями, которыхъ литературнымъ результатомъ былъ Захар³я Вернеръ; помимо пошлости вальтерскоттовскаго м³росозерцан³я, заключалось въ возстановлен³и духовной связи съ прошедшимъ, любви къ прошедшему, противодѣйств³и узкой разсудочности и математическому уровню временъ импер³и. У Ламартина есть статья "Destinêes de la poêsie", въ которой вѣрно и поразительно схвачены непривлекательныя черты математическаго уровня.

   Къ этой эпохѣ, благодаря увлечен³ямъ Бѣлинскаго, принято у насъ за правило относиться или насмѣшливо или равнодушно, въ особенности же къ Шатобр³ану и къ Шлегелямъ; что едва ли справедливо. Смѣясь, съ легкой руки Гейне, надъ братьями Шлегелями и ихъ стремлен³ями, надъ сумасшедшими драмами Вернера и дѣйствительно пошлою дѣятельностью Грильпарцеровъ, Раупаховъ, Мюльнеровъ, мы забываемъ, что это направлен³е дало м³ру великаго поэта Гофманна, къ которому мы вдругъ почему-то охладѣли.

   Но Гофманнъ - такое явлен³е, которое можетъ и должно быть принято или отвергнуто цѣликомъ... А сколько такихъ явлен³й этой эпохи и этого направлен³я, которыхъ цѣликомъ принять нельзя, но нельзя же цѣликомъ и отвергнуть. Хоть бы напримѣръ Шатобр³анъ - романтикъ по преимуществу, романтикъ до того, что онъ даже въ древнихъ, даже въ Одиссеѣ, не говоря ужь въ Виргил³и, ищетъ романтическаго; Шатобр³анъ, не смотря на классическ³е свои предразсудки и вслѣдств³е ихъ - промахи, одинъ изъ глубокихъ и тонкихъ критиковъ во всемъ томъ что ему доступно; Шатобр³анъ съ его особымъ и во всякомъ случаѣ любопытнымъ взглядомъ на истор³ю; Шатобр³анъ наконецъ какъ поэтъ-создатель замѣчательнаго типа, типа Рене - какъ поэтъ, прорывающ³йся, въ напыщенныхъ даже формахъ, такими удивительными эпизодами, какъ эпизодъ Велледы въ "les Martyrs"... A Бенжаменъ Констанъ и г-жа Сталь?.. Все это какъ-будто кануло для насъ въ вѣчность - съ сороковыхъ годовъ... А самый Ламартинъ наконецъ, къ которому журналы наши обыкли относиться чуть ли не съ презрѣн³емъ, со времени отречен³я Бѣлинскаго отъ французской словесности вообще, и котораго его нац³я, не смотря на его неудачную политическую дѣятельность, продолжаетъ считать однимъ изъ великихъ поэтовъ своихъ? Мы не думаемъ конечно считать его, какъ эта нац³я - однимъ изъ великихъ поэтовъ, но желали бы вызвать нашу критику на зрѣлое обсужден³е его, вмѣстѣ съ другими дѣятелями эпохи реставрац³и...

   Настала эпоха юной французской словесности, съ ея блестящими представителями: Викторомъ Гюго, молодымъ еще тогда Александромъ Дюма, Бальзакомъ, Сю, Сулье, Жаненомъ, Мюссе, Мериме, Нодье и т. д. Что это было волканическое извержен³е дѣйствительныхъ, болѣе или менѣе яркихъ талантовъ, болѣе или менѣе могучихъ силъ, пора кажется въ этомъ убѣдиться. Каждая изъ этихъ силъ бросила м³ру немало впечатлѣн³й, а нѣкоторыя, какъ Гюго и Бальзакъ - очень много. Нѣтъ ни одного таланта изъ поименованныхъ, который бы не оставилъ по себѣ на память хоть одной замѣчательной книги... Книги эти не только производили, но до сихъ поръ способны производить сильнѣйшее впечатлѣн³е. He говоримъ о Гюго, о его колоссальномъ романѣ (до сихъ поръ еще не переведенномъ по-русски), о его чисто-ген³альныхъ взглядахъ на искусство, о его драмахъ и стихахъ. He говоримъ о Бальзакѣ, въ первоначальномъ поклонен³и которому Бѣлинск³й былъ гораздо правѣе, чѣмъ въ послѣдующемъ отречен³и отъ него (*). Согласитесь, что отрекаясь отъ этихъ славъ Франц³и, мы только на слово повѣрили Бѣлинскому, а Бѣлинск³й, какъ разъясняли мы, принесъ ихъ въ жертву "объективности и художественности", и потомъ, увлекшись исключительно протестомъ Занда, забылъ или не успѣлъ оправдать ихъ во имя "паѳоса", а мы до сихъ поръ такъ и стоимъ на той точкѣ, на которой онъ насъ оставилъ... A to что писалъ Александръ Дюма риге въ его молодости, его первыя горячечныя драмы, первые романы и повѣсти. Смѣясь надъ маркизомъ де ла Пальетри, презирая его, хотя и переводя съ азартомъ его послѣдующ³я сказки - Монте-Кристо и т. п., мы все-таки не составили себѣ о немъ никакого опредѣленнаго понят³я... A оригинально-наивный и капризный талантъ Нодье, у насъ какъ-то вовсе неизвѣстный, а "Записки дьявола" Сулье, - этотъ любопытный памятникъ страшнаго, хоть и односторонняго анализа, a "la vigie de Koatven", a нѣкоторые эпизоды изъ "Martin, l'enfant trouvê," какь напр. "Limousin et son chien," или даже изъ "Mystêres de Paris" - Евген³я Сю? - a "Гапе mort" Жанена, эта отвратительно-дѣйствующая на чувство, но замѣчательнѣйшая книга... Все это было порожден³е направлен³я лихорадочно-страстнаго, но серьёзнаго, глубоко запускавшаго скалы³ель въ бездны человѣческой души, - и ко всему этому мы отнеслись съ такого рода равнодуш³емъ, сначала конечно горячо увлекшись, которое можетъ быть объяснено только нашей несерьёзностью вообще.

  

   (*) Съ Бальзакомъ въ нашей критикѣ вышла престранная истор³я. Изъ всѣхъ современныхъ ему писателей Франц³и, онъ болѣе всѣхъ подходилъ подъ мѣрку нашей критики сороковыхъ годовъ. Помимо отрицан³я, котораго у него почти не было, тогдашняя натуральная школа должна бы была благоговѣть передъ нимъ. Реальнѣе его, можетъ быть, и не было писателя во Франц³и. A по типамь, чѣмъ мы особенно тогда дорожили да и теперь дорожимъ, онъ стоитъ совершенно уединенно въ своей литературѣ. Припомните Piêre Goriot, Eugenie Grandel, Les parents pauvres и друг³я его высок³я произведен³я.

  

   Но вѣдь были же у насъ люди, которые смотрѣли на совершавш³яся передъ ними вулканическ³я извержен³я силъ - глубокимъ и достойнымъ мыслителей взглядомъ. Мы упоминали о статьѣ покойнаго Надеждина. Уровень ея такъ высокъ сравнительно съ теперешнимъ уровнемъ нашимъ, что иногда не вѣришь въ нашъ прогрессъ, по крайней мѣрѣ въ этомъ отношен³и.

   Мы не думаемъ возстанавлять того, что упало. Мы только выразили сомнѣн³е въ томъ: упало ли дѣйствительно то, что нашей критикѣ кажется упавшимъ. Мы хотѣли только указан³емъ на нѣсколько фактовъ - возбудить вопросъ о пересмотрѣ пути, пройденнаго нами въ нашихъ отношен³яхъ къ иностраннымъ литературамъ, и вмѣстѣ, не станемъ скрывать этого, хотѣли заявить протестъ нашъ противъ тѣхъ кавалерскихъ выходокъ, которыя и доселѣ еще у насъ возможны подъ вл³ян³емъ различныхъ ман³й...