Михайловский Б. Иванов В. И. // Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939.
Т. 4. - [М.]: Изд-во Ком. Акад., 1930. - Стб. 404-409.
http://www.feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le4/le4-4041.htm
ИВАНОВ Вячеслав Иванович [1866-] - поэт и теоретик символизма. Р. в Москве, в семье землемера. Пройдя два курса ист.-фил. факультета Моск. университета, И. с 1886 продолжал образование в Берлине, где занимался историей под руководством Моммзена, филологией, философией. С 1891 в течение ряда лет И. объехал многие страны Европы, был в Палестине, Александрии, наезжал в Россию, но жил преимущественно в Италии. Основным предметом научных занятий И. была проблема религии Диониса и происхождения трагедии. В 1904 в "Новом пути" печаталось его исследование "Эллинская религия страдающего бога", в 1905 в "Вопросах жизни" - "Религия Диониса". Эти исследования нашли свое завершение в диссертации "Дионис и прадионисийство" (Баку, 1923), защищенной на степень доктора классической филологии в 1921 при Бакинском университете. Важнейшими факторами в формировании мировоззрения И. явились учения Ницше, с одной стороны, и славянофилов и Вл. Соловьева - с другой. Как поэт И. выступил в печати лишь в 1903. В 1905 И. поселяется в Петербурге и быстро становится одним из вождей символизма. "Ивановские среды" [1905-1907] - кружок, собиравшийся у И. в "Башне", где бывали тяготевшие к символизму поэты, художники, философы, ученые, - становятся одним из центров движения, лабораторией поэтики и мировоззрения "второго поколения" символистов. И. принимал близкое участие в Петербургском религиозно-философском о-ве, в издательстве "Оры", в журн. "Золотое руно", "Труды и дни", печатался также в альманахе "Северные цветы", журналах "Весы", "Аполлон", "Новый путь" и др.; преподавал на Высших женских курсах. После Октября И. работал в области культурного строительства в Москве, с 1921 - в Баку, где был профессором, некоторое время ректором университета и замнаркомпроса Азербайджанской ССР. С 1924 живет в Италии.
Как теоретик и поэт И. выражает тенденции "младших символистов", резко противопоставляя их декадентству, импрессионизму и парнассизму, весьма сильно представленным в "старшем поколении". Различая в ходе истории эпохи органических и критических культур, И. видит в декадентстве крайнее выражение критической культуры (буржуазной), к-рой на смену должна притти культура органическая. Прообраз ее И. усматривает в средневековье, в Египте, провозвестником ее является подлинный символизм. По И., последний стремится к созданию народного искусства большого стиля взамен интимного, уединенного искусства для избранных, к созданию синтетического искусства взамен дифференцированного. Индивидуализм должен быть преодолен в органическом слиянии личности с коллективом, в соборности. Искусство должно стать ознаменованием объективных реальностей, а не субъективной иллюзией. Идеалистическому символизму, декадентскому импрессионизму И. противопоставляет реалистический (в смысле "объективного" идеализма) символизм, парнасскому принципу искусства для искусства - принцип искусства религиозного, теургического. Средоточием этого будущего искусства, а также фокусом религиозно-общественной жизни, должно явиться синтетическое искусство театра как мистерии, как всенародного "действа", где нет пассивных зрителей и все являются участниками. Поэт - не уединенный мечтатель, а учитель, голос народа. Искусство должно стать мифотворческим. Соответственно складывается путь поэта-символиста от основного приема словотворчества - метафоры - к символу, образующему в своем движении миф, к-рый знаменует некоторую объективную, высшую реальность (realiora) - космическую или реальность жизни человеческого духа. Но подлинно-мифотворческое искусство, как древнегреческое, может быть только всенародным. В настоящее время оно лишь зарождается, предчувствуется, и потому подготовляющий его символизм есть искусство хотя и не интимное, но келейное, где немногие художники предвосхищают будущие формы.
Этот круг идей И. тесно связан с учением Вл. Соловьева, при помощи к-рого И. преодолевает индивидуализм Ницше, с эсхатологическими чаяниями, верой в особый путь России, минующей капитализм и объединяющей вокруг себя все славянские народы, со славянофильским мессианизмом, словом, с той идеологией, к-рая развивалась в конце XIX и начале XX вв. интеллигенцией среднего и мелкого дворянства как ее идеологическое оружие в борьбе с растущим и торжествующим промышленным капитализмом.
Прообраз искусства органической эпохи, искусства религиозного, И. ищет в средневековье, но не в западном, к к-рому обращались многие романтики и некоторые символисты, а в византийстве, более близком славянству и связующем последнее с эллинством. Искание основ для возрождения дворянской органической культуры в византизме характерно не только для И., но и для ряда его современников (Рёрих, Врубель и др.).
Эта идеология служит источником тематики поэзии И., ей соответствует и поэтический стиль И. Если основными для декадентской фазы символизма были темы смерти, гибели, отчаяния, тоски бытия и т. п., то основные темы, "миф", И. - смерть и последующее воскресение, гибель и возрождение. С этим мифом тесно связаны темы преображения, эсхатологических чаяний, а также тема жертвы, прославление жертвенного страдания. Другой тематический центр поэзии И. - тема утверждения мира, "всерадостного", "слепительного" Да, в к-ром оптимизм И. противостоит декадентскому пессимизму. К основным принадлежат также темы "благого нисхождения", преодоления индивидуального, торжества соборности, тема мистической любви, побеждающей смерть, темы богоискания, богоявления и др.; в качестве побочных, преодолеваемых, выступают декадентские темы одиночества, отчаяния, богоборческого самоутверждения. Этот тематический комплекс возникает на почве психоидеологии класса, когда-то могущественного, теперь утратившего свою мощь, упадочного, но еще сохранившего достаточно энергии, чтобы в лице своих идеологов стремиться к своего рода возрождению на некоторой новой основе, реагировать на всеобщее предреволюционное оживление политической и идеологической борьбы. С революцией, принимающей вид апокалиптического события, связываются по существу реакционные надежды феодальной романтики, мистического неонародничества дворянской интеллигенции.
В форме и содержании поэзии И. начала гармонии, строя, лада, единства, целостности торжествуют над началами множественности, разрозненности, смутных настроений, лирического хаоса. Стиль поэзии И. так же противостоит импрессионизму, как ее тематика и теория поэзии И. - декадентству, и стремится сформировать систему собственно-символистических средств выражения. От субъективного и индивидуального поэзия И. тяготеет к объективному и сверхиндивидуальному, от чистого лиризма - к эпизированной и драматизированной лирике. Весьма значительную роль играет в ней фабульный, повествовательный элемент; иногда стихотворение превращается в драматическую сцену с несколькими лицами или в монолог какого-нибудь персонажа. Сама форма изложения от имени некоего "я", знаменующая субъективную, индивидуальную точку зрения, представлена у И. минимально, зато большое место занимает повествование в третьем лице и изложение от первого лица множественного числа, лица некоторого коллектива - "мы". Большую роль у Иванова играет изложение, обращенное от одного коллектива к другому ("вы" - чаще всего группа людей: поэты, пророки, человечество, верующие и т. д.). Стихи И. приближаются к одам, гимнам, дифирамбам; они как бы предназначены для хорического произнесения, ритуальных действ, торжественной декламации, молитв, священнодействий и празднеств. Вместо импрессионистической фиксации случайного, мгновенного настроения у И. - широкая философская и религиозная концепция.
В поэзии И. - недвижно застывшие ряды форм, предметность, непронизанная движением; ей чужд динамизм буржуазного мироощущения; в ней царят статика, застылость "таинственно-богослужебного" феодального искусства. Глагольность поэзии И. минимальна; даже сказуемые в очень большой мере образуются не глаголами, а существительными, прилагательными и др.; среди глагольных слов большое место занимают слова, означающие состояние и претерпеваемое действие. Фразы И., изобилующие необычайными инверсиями, развиваются медленно, развертываясь в периоды со сложным соподчинением частей. Течение стиха также величаво, оно замедляется обилием чистых метрических стоп и ипостас спондеем ("Где я?.. Вкруг туч пожар - мрак бездн и крыльев снег", "О рок жреца! победа! слава! Луч алый! пышность багреца"). При всем богатстве инструментовки стих И. противополагается импрессионистически музыкальной стихии, он совершенно не напевен, обилен крутыми enjambements; ямб, хорей вытесняют немногочисленные трехсложные стопы. Соответственно этому и в пейзаже у И. - тяжкогранная застывшая природа, как в византийской мозаике; всюду груды камней, упоры глыб, столпы, грани, кристаллы, расплавы металлов (вершина горы - грань алмаза; "гранями сафира огранена земля"; хрустальные своды неба; "блестящих отсветов недвижные столпы"; медная грудь моря; ртуть озер; перлы туч; лучи солнца - расплавленное злато; малахитные мхи; смарагдная тишина; алмазный дождь; жемчужный час; яхонт волн и т. д.). Направленность к созданию религиозного, богослужебного искусства находит отражение у Иванова в церковной, ритуальной лексике (дикирий, купель, крест, святилище, знаменья, иерархии, аналой, ладан, хоругви, иконостас, нимб, колокола и т. д.); религиозно-церковные realia постоянно вторгаются у И. в план сравнений, метафор (литургия нив; лунная риза; звездный омофор; долина-храм; потир небес; скала, как тиара; луг, что ладан, и т. д.). Устремление к монументальному, величественному, народному, древнему приводит И. к исключительно интенсивному пользованию архаизмами (славянизмами), неологизмами, образованными в архаистическом духе. Его лексикон полон словами и формами, вроде: пря, ложесна, мрежи, кошница, перси, зык, отверстый, долу, зрак, дщерь, воспомни, млеко, праг, древлий, премены, охладный, девий и т. д.
Диалектика творчества И. приводила к тому, что он, пытаясь творить искусство полножизненное, созвучное современности и предвосхищающее будущее, направленное на реальность, всенародное, на самом деле создавал искусство, хотя и монументальное, но мертвенное, ушедшее в прошлое, чуждое современности, действительности, келейное, непонятное не только народу, но и сколько-нибудь широкому кругу читателей. Все движение "младших символистов", их стремление к ренессансу дворянской культуры на некоторых обновленных основах, к созданию всенародного искусства большого стиля не имело реальной почвы в исторической ситуации соответствующего класса. Это движение не могло выйти за пределы социально-психологической реакции некоторой части дворянской интеллигенции на гибель дворянской культуры под ударами торжествующего буржуазного капитализма.
Библиография: I. Художественные произведения: Кормчие звезды, СПБ., 1903; Прозрачность, М., 1904; Cor ardens, тт. I-II, М., 1911; Нежная тайна, СПБ., 1912; Младенчество, Поэма, П., 1918; Прометей, Трагедия, П., 1919, и др. Критич. ст.: По звездам, СПБ., 1909; Борозды и межи, М., 1916; Родное и вселенское, М., 1917, и др. Переводы: I пифийская ода Пиндара, "ЖМНП", 1899; Алкей и Сафо, М., 1914, и др.
II. Об Иванове см.: Русская литература XX в., под ред. Венгерова (автобиография, ст. А. Белого, Зелинского, Бердяева); Блок А., Творчество Иванова, "Вопросы жизни", 1905, 5; Поярков, Поэты наших дней, 1907; Морозов М., Пред лицом смерти, "Литературный распад", 1908; Гофман М., Книга о русских поэтах последнего десятилетия, 1909; Брюсов В., Далекие и близкие, 1912; Закржевский, Религия, 1913; Измайлов А., Пестрые знамена, 1913; Чулков Г., Наши спутники, 1922; Коган П., Мечтатели, "Печать и революция", 1922, II; Гумилев, Письма о русской поэзии, 1923; Коган П., Очерки по истории нов. русской литературы, т. III, вып. III; Белый А., Сирин ученого варварства, изд. "Скифы", Берлин, 1922; Львов-Рогачевский В., Нов. русская литература (неск. изд.).
III. Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Л., 1924; Его же, Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М., 1928; Писатели современной эпохи, т. I, ред. Б. П. Козьмина, изд. ГАХН, М., 1928; Мандельштам Р. С., Художественная литература в оценке русской марксистской критики, изд. 4-е, Гиз, М., 1928.
Б. Михайловский