Каченовский Михаил Трофимович - Разговоры о словесности

  

  

   (*) Сочинен³е Александра Шишкова. Въ С. Петербургѣ, въ типограф³и Ивана Глазунова, 1811 года.

  

   Читая разныя творен³я почтеннаго сочинителя Разговоровъ о словесности, я всегда имѣю въ мысляхъ своихъ его намѣрен³е, благородное и полезное. Чего желаетъ онъ? Чтобы мног³е изъ насъ, оставивъ слѣпое, раболѣпное и невѣжественное пристраст³е къ чужбинѣ, устремили разумъ свой на собственное достоинство; чтобы приучили себя заботиться о приобрѣтен³и тѣхъ познан³й, которыя необходимо нужны для счаст³я нашего и славы; чтобы къ очищен³ю и обогащен³ю языка своего старались употреблять только тѣ пособ³я, которыя могутъ быть истинно къ тому полезными, и которыя одобряются здравымъ разсудкомъ, a не прихотями легкомысл³я и невѣжества. Я люблю подобные совѣты, почитая ихъ весьма нужными, при нынѣшнихъ обстоятельствахъ, и для того, прежде нежели предложу нѣкоторыя замѣчан³я свои на Разговоры, поспѣшаю сообщить читателямъ прекрасное ихъ окончан³е.

   "Священныя книги снабдили бы насъ избранными словами, краткими выражен³ями, красотою и прилич³емъ иносказан³й, высотою мыслей и силою языка. Изъ лѣтописей нашихъ и другихъ подобныхъ имъ сочинен³й снова присвоили бы мы себѣ много хорошаго и прямо Рускаго. Народный языкъ., очищенный нѣсколько отъ своей грубости, возобновленный и принаровленный къ нынѣшней нашей словесности, сблизилъ бы насъ съ тою пр³ятною невинност³ю, съ тѣми естественными чувствован³ями, отъ которыхъ мы удаляясь, дѣлаемся больше жеманными говорунами нежели истинно краснорѣчивыми писателями. Мы бросились на новѣйш³е иностранные языки, и переводя съ нихъ, стали придерживаться ихъ свойствамъ. Чего у нихъ въ языкъ нѣтъ, того уже и мы въ сочинен³яхъ своихъ употреблять не смѣемъ. С³е излишнее подражан³е имъ отводитъ насъ отъ собственныхъ красотъ языка нашего, и стѣсняя предѣлы онаго, служитъ болѣе ко вреду, нежели къ пользѣ словесности. Всякому ученому человѣку, a особливо писателю, конечно не худо знать всѣ иностранные языки, однако знан³е своего языка всего нужнѣе; ибо безъ того весь трудъ его, употребленный на обучен³е чужихъ языковъ, останется тщетенъ; изъ иностранныхъ же полезнѣе всѣхъ Греческ³й и Латинск³й. Они братья Славенскому языку, во всемъ съ ними сходному, столь же древнему, столь же сильному и богатому. Всѣ новѣйш³я языки признаютъ преимущество ихъ предъ собою. Какъ же съ таковымъ языкомъ, каковъ нашъ, избрать себѣ образцомъ какой нибудь новѣйш³й языкъ? оставить для него всѣ собственныя свои красоты? гоняться за его словами, за его выражен³ями, за его оборотами, и не смѣть думать и говорить по своему? Когда мы симъ образомъ далѣе поступать станемъ, то словесность наша необходимо должна будетъ отчасу болѣе приходить въ упадокъ; ибо мног³я важныя и высок³я слова, забудутся, корни ихъ истребятся, вѣтьви произшед³шя отъ нихъ или досохнутъ или кругъ знаменован³я каждой изъ нихъ вмѣсто распространен³я стѣснится, чуж³я и новыя несвойственныя намъ речен³я будутъ больше и больше входить, пускать странныя отрасли, распространяться, отнимать силу y коренныхъ словъ, подвергать ихъ такимъ перемѣнамъ, какимъ подвержена одежда или комнатные уборы, и наконецъ изъ богатѣйшаго языка, въ которомъ почти каждое слово имѣетъ свой корень, течетъ отъ извѣстнаго и чистаго понят³я сдѣлается языкъ сборный, новѣйш³й, не имѣющ³й болѣе того ума, которой присутствовалъ при составлен³и каждаго речен³я, давалъ каждому слову, каждому выражен³ю силу и душу. Можетъ ли чрезъ поколебан³е такимъ образомъ языка обогащаться словесность? Напротивъ того, когда мы обратимъ вниман³е наше на собственный свой языкъ, и вмѣсто основаннаго на временномъ навыкѣ безразсуднаго пренебрежен³я къ словамъ и свойственному намъ составу оныхъ, начнемъ въ каждомъ изъ нихъ разбирать мысль и силу, прилич³е или неприлич³е въ слогъ; тогда конечно откроются намъ новые источники, могущ³е обогатить нынѣшнюю нашу словесность. Мразы и хлады не препятствуютъ въ душахъ нашихъ горѣть огню краснорѣч³я и стихотворства; природа не лишила насъ дарован³й: свидѣтельствуютъ въ томъ прежн³е и нынѣшн³е наши писатели; но мы бы вознеслись несравненно выше, когда бы силы свои изъ собственныхъ нѣдръ своихъ извлекали, Тогда иностранецъ, переводя насъ, нашелъ бы въ книгахъ нашихъ мног³я, чуждыя ему и поражающ³я его красоты. Словесность наша привлекла, бы его вниман³е, точно таковымъ же образомъ, какъ привлекаютъ его свойства Греческаго и Латинскаго языковъ. Но ежели, переводя насъ, онъ ничего не будетъ находить кромѣ подражан³я собственному его языку; то всѣ преимущества языка нашего останутся погребенны во мракѣ, и мнимые просвѣтители ваши всегда и справедливо проповѣдовать будутъ, что мы все отъ нихъ заимствуемъ и сами собою ничего не имѣемъ, ни достоинства языка, ни собственныхъ мыслей своихъ и объяснен³й."

  

   Книга состоитъ изъ двухъ Разговоровъ. Азъ и Буки разсуждаютъ въ одномъ изъ нихъ о правописан³и, a въ другомъ о Русскомъ стихотворствѣ; слѣдовательно Азъ и Буки нашего Сочинителя не походятъ на тѣхъ писателей, которые упражняются въ стихотворствѣ, не научившись напередъ правописан³ю. Я увѣренъ, что писатели сего разбора не станутъ терять времени надъ чтен³емъ разговоровъ Аза съ Буки: имъ надобны зари багряны персты, васильки и ландыши, вздохи сердца, оттѣнки чувствительности, гармон³я чувствъ, симпат³я душъ, тому подобныя драгоцѣнности, безъ которыхъ ни одному порядочному человѣку обойтись не можно лѣтъ въ двадцать отъ роду, a для иныхъ, по счастливому стечен³ю обстоятельствъ, онъ бываютъ нужны въ тридцать лѣтъ и далѣе. Оставимъ ихъ, и послушаемъ бесѣдующихъ. Вотъ выписки изъ перваго Разговора, и мои на нихъ замѣчан³я:

  

   Языкъ нашъ имѣетъ въ церковныхъ книгахъ правила достаточныя и твердыя для правописан³я (стр. 1).

  

   Въ церковныхъ книгахъ содержатся только примѣры, изъ которыхъ составлены правила для правописан³я; чтожъ касается до самыхъ правилъ, то ихъ искать надобно въ грамматикахъ. Впрочемъ и церковныя книги не всѣ сходны между собою въ правописан³и: въ однѣхъ предлоги соединяются съ именами, въ другихъ ставятся отдѣльно; въ однѣхъ имена собственныя начинаются прописными буквами въ дрѵгихъ строчными, въ однѣхъ написано пр³ят³е, въ другихъ, хотя правда и немногихъ, прият³е и проч:.

  

   Нынѣ начинаютъ отступать отъ употребительнаго въ церковныхъ книгахъ правописан³я. Прежде утверждались болѣе на произношен³и или слухѣ, a нынѣ утверждаются на словопроизводствѣ (стр. 2).

  

   Не нынѣ, a очень давно отступать начали. Буквы нои, пси, давно уже неупотребительны; вмѣсто долгаго
теперь ставятъ вездѣ О короткое; буквъ Ѳ, Ѵ и даже Щ совсѣмъ не найдете въ азбукѣ Ломоносова; хотя первыя двѣ необходимо нужны для словъ принятыхъ съ Греческаго языка. Ниже увидимъ, что и прежде, по крайней мѣрѣ столько же какъ нынѣ утверждались на словопроизводствѣ.

  

   Произношен³ю и словопроизводству надобно послѣдовать съ разсудкомъ; безъ сего оба с³и пути ведутъ насъ къ порчѣ языка. Соглашаясь съ выговоромъ, надлежало бы писать: нохти, што, рукафъ, карова, афца; слѣдуя словопроизводству, надлежало бы и въ простомъ слогѣ писать тридесять (стр. 2, 3, 4).

  

   Очень справедливо. Объ етомъ находить можно весьма хорош³я и подробныя наставлен³я въ разныхъ грамматикахъ, начиная съ Ломоносовой.

  

   Какому-жъ слѣдовать правилу? Прилѣжному чтен³ю старинныхъ книгъ, ближайшихъ къ корню языка, и тѣмъ писателямъ, которые непоправляя онаго тамъ, гдѣ поправлять не должно, писали, послѣдуя чистотѣ произношен³я (какъ и Ломоносовъ писалъ) дватцать, тритцать, пятнатцать (стр. 5).

  

   Ежели чтен³е принято здѣсь за слова, за текстъ, то прилагательное при немъ употреблено не у мѣста; a ежели оно значитъ то же что читан³е, то глаголъ слѣдовать относиться къ нему не можетъ! Книга ближайшая къ корню языка есть также весьма ощутительная неправильность. Нѣкоторые писали дватцать, тритцать; друг³е пишутъ двадцать, тридцать, и порицать ихъ за то не должно, изъ уважен³я къ доброму намѣрен³ю: очевидно, что они хотятъ помирить словопроизводство съ выговоромъ, двухъ величайшихъ неприятелей.

  

   С³и неосновательныя и невѣжественныя мнѣн³я: отдѣлить Славенской языкъ отъ Рускаго (которой несуществуетъ; ибо слогъ или нарѣч³е не есть языкъ) ... таковыя, говорю, и подобныя симъ нелѣпости не приходили имъ (писателямъ) никогда въ голову (стр. 6).

  

   Оставш³йся въ книгахъ духовныхъ Славенск³й языкъ отдѣленъ отъ нынѣшняго Русскаго несходствомъ нѣкоторыхъ словъ, и разност³ю въ спряжен³яхъ и даже въ правилахъ синтаксиса. Безъ всякаго сомнѣн³я Русской языкъ есть отрасль Славенскаго; но теперь онъ уже въ такомъ состоян³и, что приличнѣе называть его языкомъ, a не нарѣч³емъ. На немъ издаются законы; на немъ написаны мног³я книги; какъ же можно сказать, что онъ не существуетъ, и какъ можно называть его нарѣч³емъ, тогда какъ самъ онъ уже имѣетъ множество мѣстныхъ нарѣч³й? Ежели такъ, то ни одинъ изъ нынѣшнихъ Европейскихъ языковъ несуществуетъ, ибо всѣ они произошли отъ древнихъ и изъ нихъ составллись. Было бы очень странно, когдабъ увѣрять стали, что у Итал³янцовъ и Французовъ нѣтъ языка, и что тѣ и друг³е говорятъ нарѣч³емъ или слогомъ.

  

   Извѣстно, что изъ выражен³й высь око, глубь око, ширь око, даль око, составились нарѣч³я высоко, глубоко, широко, близко, далеко. Изъ сихъ послѣдн³я три немало отступили отъ своего начала. Имена зѣница, граница, долженствовали бы по словопроизводству писаться зрѣница, храница, ибо происходятъ отъ зрѣн³е, хранен³е. Имя лѣсница по настоящему должно быть лѣзница; ибо имѣетъ начало свое отъ глагола лѣзу. Обонян³е должно быть обвонян³е; поелику составлено изъ предлога объ и имени воня; но буква В выпущена для удобнѣйшаго произношен³я (стр. 8).

  

   Кому ето извѣстно, будто изъ высь око, глубь око составились нарѣч³я высоко, глубоко? Я могъ бы утверждать, что гордость происходитъ отъ гора и даю; но как³я представлю на то доказательства, ежели не самыя слабыя? Трудно согласиться, будто при составлен³и языка Славянинъ умѣлъ уже выразить понят³я о глаголѣ высить и объ имени око, умѣлъ уже соединить оба с³и понят³я, не знавш³я нарѣч³я высоко! Не вѣдаю, что сказать о зѣницѣ; но граница, если неошибаюсь, происходитъ не отъ хранен³я. Наше слово граница по видимому не чужое Нѣмецкому graenze, имѣющему съ нимъ одинакое знаменован³е. Въ Кормчей и въ Степенныхъ книгахъ часто упоминается грань; и значитъ тамъ край или отдѣлен³е. Грань, граница, черта, рубежъ, край, межа - есть ли тутъ понят³е о хранен³и?

  

   Прежде писали восхититъ; исторгнуть; искоренилъ; a нынѣ начали писать возхитилъ; изторгнулъ; изкоренилъ (стр. 10). Нѣкоторые новѣйш³е писатели (то есть гораздо послѣ Ломоносова и современныхъ ему), перемѣня старинное правило, стали вмѣсто с писать з (возкипѣлъ, возпою и проч.) стр. 12.

  

   Очень давно уже начали нарушать с³е правило, освященное примѣрами старинныхъ книгъ церковныхъ. Ломоносовъ ясно сказалъ мнѣн³е свое, какъ должно употреблять слова, составленныя изъ предлоговъ воз, из, раз (см. граммат. § 123) уже и Сумароковъ горько жаловался на дерзости нерадивыхъ писателей, неуважавшихъ свойствъ языка и принятыхъ правилъ: "Хотя невѣдаю, говоритъ онъ {Соч. Сумар; . Москва 1787. Т. X. стр. 13}, съ чего нынѣ пишутъ и очень недавно начали: превозходный, возпѣлъ, возкликнуть, возтрубилъ и проч.; что не только съ нашими древними книгами и съ нашимъ языкомъ несходно, но и самому человѣческому выговору неудобно. Говорятъ, будто с³е ради удержан³я въ словѣ корня не вводится, но съ крайнимъ насил³емъ ввозится въ нашъ языкъ; но не смѣшно ли ето когда ищется корень въ предлогахъ или въ союзахъ... Г. Ломоносовъ у предлоговъ никогда не искалъ корня...." И въ другомъ мѣстѣ {Тамъ же стр. 25.}: "Но бывало ли отъ начала м³ра въ какомъ нибудь народѣ такое въ писан³и скаредство, какова мы нынѣ дожили. Возтокъ, източникъ, превозходительство! конечно паден³е нашего языка скоро будетъ, когда такая нелѣпица могла быть восприята. О Ломоносовъ, Ломоносовъ! чтобы ты сказалъ, когда бы ты по смерти своей симъ кривописан³емъ увидѣлъ напечатаны свои сочинен³я!" Нынѣ во всѣхъ грамматикахъ найти можно правило о томъ, что въ предлогахъ, перемѣняется на С передъ буквами твердыми (воспламенить), a передъ мягкими остается непремѣннымъ (возблагодарить). Чтожъ дѣлать, когда наши господа сочинители и переводчики нарушаютъ с³е грамматическое правило, и нарушаютъ не по упрямству, a или по невѣдѣн³ю, или отъ небрежен³я?

  

   Тѣ, которыхъ слабый слухъ, приучась къ иностраннымъ языкамъ, не смѣетъ возвышаться до согласнаго громозвуч³я Славенскаго языка, почитаютъ букву Щ за худой въ языкъ нашемъ звукъ. Я думаю (говоритъ Буки) совсѣмъ напротивъ. Инѣ кажется, буквы Ч, Ш, Щ возвели Славенскую азбуку и языкъ до такой силы и звучности, до которыхъ всѣ новѣйш³е языки, неимѣющ³е сихъ буквъ, тщетно покушаются вознестись. Доказательствомъ, что они неимѣютъ ихъ отъ недостатка, a не потому чтобъ почитали ихъ излишними, служитъ то, что они чрезъ совокуплен³е разныхъ буквъ стараются выразить звуки Ч и Ш; но до Щ ни одинъ изъ нихъ недостигнулъ (стр. 14).

  

   О добротѣ звука Щ утверждать, ни отрицать ее не смѣю. Ломоносовъ конечно не отъ привычки къ иностраннымъ языкамъ выключилъ букву с³ю изъ азбуки, справедливо почитая оную составленною изъ Ш и Ч и потому неболѣе нужною. какъ кси и пси. Мы привыкли къ ней въ словахъ производныхъ (на примѣръ вѣщи, пища), и будемъ употреблять ее по прежнему. Но не слишкомъ ли уже много приписывается почести буквамъ Ч, Ш, и Щ, когда говорится, будто они возвели Славенскую азбуку и языкъ на высочайшую степень силы и звучности? Выражаемые ими звуки были въ языкѣ прежде употреблен³я письма, a буквы изобрѣтены послѣ и именно для звуковъ. Какую жъ особливую услугу оказали буквы Ч, Ш, и Щ, и какую причину мы имѣемъ хвалиться тѣмъ, что для звука Ш y насъ есть одинъ знакъ, a Французы, на примѣръ, тотъ-же самой звукъ изображаютъ двумя буквами CH? Не уже ли для Французовъ труднѣе прочитать свое chambre, нежели для насъ шорохъ, потому только что звукъ Ш y нихъ изображается двумя буквами? Французы неимѣютъ буквъ для изображен³я X, Ц, Ч, Щ; ето для нихъ и ненужно, потому что они и звуковъ такихъ неимѣютъ въ своемъ языкъ. У насъ нѣтъ буквъ для выражен³я нѣкоторыхъ звуковъ Итал³янскихъ, Французскихъ, Англ³йскихъ; должны ли мы о томъ печалиться, и могутъ ли иностранцы упрекать насъ бѣдности?

  

   Трудность изображен³я многихъ нашихъ буквъ доказываютъ тѣ Славенскаго языка нарѣч³я (какъ то Польское, Богемское, Сербское, Иллир³йское и проч.) которыя или по неволѣ, или по неблагоразумной волѣ, приняли вмѣсто Славенской Латинско-Нѣмецкую азбуку, и чрезъ то несообразными съ свойствомъ языка своего письменами исказили оный (стр. 16).

  

   Сербы издавна употребляютъ Кириловскую азбуку, одинакую съ нашею Славенскою. Всякой граматной Росс³янинъ можетъ читать безъ труда Сербск³я книги.

  

   Нѣкоторые начинаютъ писать Ригской, Калугской, Варягское; вмѣсто Рижской, Калужской, Варяжское (стр. 19).

  

   Такъ давно писали и нынѣ пишутъ тѣ, которые не знаютъ грамматическаго правила о перемѣнъ буквы Г на Ж въ словахъ производныхъ.

  

   Нѣкоторые утверждаютъ, что окончан³е на ской не должно ни въ какомъ случаѣ измѣняться, и для того стали писать Русской, Французской и проч. вмѣсто Руской, Фраицузкой, какъ прежде писалось. Буква с, послѣ буквъ с, з, ц, дѣлаетъ непр³ятный для слуха выговоръ, и для того одна изъ двухъ буквъ выпускается. Такимъ образомъ должно писать Спаской мостъ (a не Спасской), Руской человѣкъ (а не Русской). Стр 20.

  

   Здѣсь предложена одна изъ тѣхъ новостей, которыхъ самъ господинъ Сочинителъ неодобряетъ. Не смотря ни на что я пишу и буду писать Русской человѣкъ, a не Руской, во первыхъ основываясь на словопроизводствѣ, a во вторыхъ слѣдуя примѣрамъ книгъ церковныхъ. Въ жит³и блаженнаго Петра Царевича напечатано {Книга жит³й Святыхъ; Москва 1805. ²юнь, листъ 192.} "бѣ же тогда въ соборной Ростовской церкви пѣн³е лѣваго клироса Греческое, a праваго Русское" (а не Руское). И потомъ ниже: "научися же Петръ и книгамъ Русскимъ" (а не Рускимъ). Въ Библ³и нахожу: {1 Кн. Ездры гл. 1 ст. 1.} "въ лѣто первое Кѵра царя Персскаго" (а не Перскаго); "въ царство Артаксеркса Царя Персскаго {Тамъ же гл. 7. ст. 1.}." "постави насъ въ благодати предъ цари Персскими {2 Кн. Ездры гл. 8, ст. 77.}.

  

   Буква э врядъ нужна ли. Ломоносовъ полагалъ ее только надобною для иностранныхъ словъ таковыхъ какъ эскадра, экземпляръ и проч.

  

   Ломоносовъ почиталъ букву э совсѣмъ ненужною. "Вновь вымышленное, или справедливѣе сказать, старое Е на другую сторону обороченное, въ Росс³йскомъ языкѣ ненужно. Ибо буква Е, 1) имѣя нѣсколько разныхъ произношен³й, можетъ служить и въ мѣстоимѣн³и етотъ и въ междумет³и ей; 2) для чужестранныхъ выговоровъ вымышлять новыя буквы весьма негодное дѣло" (Граммат. § 85). "Буква Е. ... въ началъ иностранныхъ речен³й ... произносится какъ y насъ въ междумет³и ей, Експедиц³я, Ескадра, Единбургъ."

  

   Недавно появилась еще новая, неизвѣстная доселѣ въ словесности нашей буква ё съ двумя точками (стр. 24).

  

   Нѣкоторыми употребляется она или для изображен³я Французской двугласной, или для выговора ³о, на примѣръ въ словъ царемъ для рифмы съ перомъ. Но на первое можемъ сказать съ Ломоносовымъ, что ежели для иностранныхъ выговоровъ вымышлять буквы новыя; то будетъ наша азбука съ Китайскую. A вразсужден³и втораго, вмѣстѣ съ Сочинителомъ Разговора о правописан³и, замѣтимъ, что портить словъ для рифмы недолжно, и что для соблюден³я чистоты языка надобно писать царемъ, твое, мое, незаботясь, какъ слова с³и произносятся въ просторѣч³и.

  

   Отъ новой буквы господинъ Сочинитель переходитъ къ неправильному произношен³ю въ поемахъ и трагед³яхъ, и предлагаетъ полезныя и прекрасныя замѣчан³я. Вотъ его мысли:

  

   Должно ли для простонародныхъ словъ выдумывать новую букву, дабы мало упражнявшимся въ чтен³и писателямъ подать поводъ вездѣ оную ставить и портить чрезъ то чистоту языка? Важному и краснорѣчивому слогу приличенъ такой же и выговоръ словъ. Если мы простонародное произношен³е сводить будемъ въ книжной высокой и благородной языкъ; то наконецъ цари и герои, въ поемахъ и трагед³яхъ будутъ y насъ говорить, какъ простолюдины на улицахъ. Уже и такъ отчасти с³е совершается (стр. 29)... Ежели употреблен³е сего звука далѣе распространяться будетъ; то наконецъ и въ Священныхъ писан³яхъ вмѣсто: воспоемъ и поемъ силы Твои? станемъ мы читать; васпа³омъ и па³омъ сылы Тваи: или красенъ добротою паче сыновъ человѣческихъ, станемъ говорить: крас³онъ добротою и проч. (стр. 30)... Выговоръ сей отнюдь недолженъ быть терпимъ въ высокихъ сочинен³яхъ, таковыхъ какъ ода; похвальное слово, поема, трагед³я (стр. 30). До чего доведетъ трагед³ю нашу это неосновательное и ложное правило (читать стихи въ трагед³и по выговору просторѣч³я), если мы неостережемся и далѣе послѣдовать оному будемъ? Какъ согласить съ достоинствомъ лица и важност³ю трагическаго слога, когда мы слышимъ величественнаго князя или вельможу въ великолѣпной одеждъ простонародно восклицающаго: Пад³отъ, гред³отъ, ид³отъ, трес³отца, косн³отца? Когда Агамемнонъ, или Ахиллъ, или Семирамида, или Клеопатра перемѣняютъ произношен³е свое по предыдущей рифмѣ: иногда говорятъ идетъ, иногда ид³отъ; въ одномъ мѣстѣ произнесутъ зарей, a въ другомъ зар³ой; въ одномъ стихѣ скажутъ слезы, a въ другомъ сл³озы? Можетъ ли такое безобраз³е быть терпимо (стр. 34)?... Теперь есть училище молодыхъ людеи. Тамъ больше всего навыкаютъ они истиннымъ, или ложнымъ красотамъ и произношен³ю, которое есть душа языка и краснорѣч³я. Впечатлѣн³я, получаемыя на театрѣ, вкрадываются въ разумъ, созидаютъ вкусъ, превращаются въ навыкъ, и молодой человѣкъ остается навсегда такимъ, какимъ сдѣлалъ его театръ, то есть истинно или ложно просвѣщеннымъ. Однимъ словомъ сколько театръ удобенъ къ поправлен³ю или развращен³ю нравственности столько же бываетъ онъ полезенъ или вреденъ для языка и словесности. И такъ долженъ ли театръ, оставляя чистоту языка, согласоваться съ народнымъ произношен³емъ, естественно влекущимъ за собою низость языка (стр. 33)?

   Впрочемъ маловажныя разности, по мнѣн³ю господина Сочинителя, не потрясаютъ языка и словесности, и бѣда невеликая отъ того что одни пишутъ пр³ятель, a друг³е приятель. И я повторю, что такое разнообраз³е можетъ еще быть терпимо: ибо первые основываются на церковныхъ книгахъ и на грамматическомъ правилѣ объ употреблен³и передъ гласною ² a не И; a друг³е слѣдуютъ инымъ примѣрамъ же и правилу Сумарокова, одобренному, какъ увѣряетъ онъ, и самимъ Ломоносовымъ, то есть что предлогъ при въ составныхъ словахъ передъ гласными не перемѣняетъ буквы И на I. Ненадобно только, продолжаетъ господинъ Сочинитель, простирать далѣе свои затѣи, уклоняясь отчасу болѣе отъ общаго пути, нѣсколько вѣковъ существующаго; и который несмотря на все наше хвастовство въ наукахъ и просвѣщен³и, проложенъ знающими силу языка и не меньшими нашихъ умами. Весьма желательно вѣдать, о какомъ пути здѣсь идетъ рѣчь? Книги напечатанныя при Царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ весьма рѣдки; друг³я вышедш³я при Царѣ ²оаннъ Васильевичъ и тѣмъ рѣже, между великимъ числомъ оставшихся старинныхъ рукописей весьма немног³я по исправности своей могутъ служить примѣрами для всякаго читателя; печатанныя въ К³евѣ и въ нѣкоторыхъ другихъ принадлежавшихъ Польскому Корѣлевству городахъ книги большею часто обезображены испорченнымъ нарѣч³емъ и наполнены полонизмами. И такъ многимъ ли открыты способы учиться правописан³ю и чистотѣ языка по древнимъ книгамъ, печатнымъ и рукописнымъ?

   Приступимъ теперь къ Разговору о Русскомъ стихотворен³и. Въ немъ, равно какъ и въ прежнемъ, содержится много хорошихъ мыслей и справедливыхъ замѣчан³й. Главное дѣло состоитъ: во первыхъ, что хотя основателями стихотворныхъ сочинен³й нашихъ почитать надобно Кантемира, Тредьяковскаго и Ломоносова, и хотя до нихъ не было у насъ стихотворцевъ (т. е. извѣстныхъ), однакожъ стихотворство было; во вторыхъ, что главныя учителями стихотворства и краснорѣч³я суть природа, умъ и сердце, a главными и надежнѣйшими источниками образцы и примѣры, a именно: священныя или духовныя книги, лѣтописи и всѣ подобныя имъ предан³я, простонародный языкъ, то есть сказки и пѣсни. A подражан³е, спроситъ читатель, a чтен³е чужихъ писателей, древнихъ и новыхъ, не уже ли забыто Сочинителемъ Разговора? Нѣтъ; онъ именно говоритъ, что природное дарован³е должно быть подкрѣпляемо науками, чтен³емъ великихъ пѣснопѣвцовъ и глубокимъ знан³емъ языка (стр. 47), онъ требуетъ, чтобы писатель имѣлъ вкусъ и обширныя свѣдѣн³я; онъ показываетъ средства пр³обрѣтать ихъ:

  

   "Какимъ образомъ прнобрѣтаетъ оныя лѣтописецъ? Всегда ли онъ одну картину списываетъ? Нѣтъ: онъ разсматриваетъ ихъ тысячи, древн³я и новыя, писанныя великими и малыми художниками. Въ одной учится онъ изображать на лицахъ страсти въ другой тѣлесныя усил³я или напряжен³я, въ третей лютость брани, въ четвертой шумное стремлен³е бури, въ пятой спокойств³е и тишину природы, и такъ далѣе. Примѣчаетъ иногда въ худыхъ картинахъ нѣкоторыя частныя красоты, иногда въ хорошихъ нѣкоторыя погрѣшности и небрежен³я. Навыкаетъ изъ Сравнен³я худаго съ хорошимъ яснѣе и лучше чувствовать цѣну сего послѣдняго. Сличаетъ написанное дерево, цвѣтокъ, животное съ естественнымъ деревомъ, цвѣткомъ, животнымъ, и такимъ образомъ учится въ природѣ почерпать искусство и въ искусствъ украшать природу. Напитавшись, посредствомъ прилѣжнаго упражнен³я и частаго умствован³я, сими знан³ями, избираетъ онъ родъ живописи, къ которому наиболѣе чувствуетъ склонности, и тогда подкрѣпляя еще свои собственныя, отовсюду собранныя имъ свѣдѣн³я, образцами превосходныхъ въ семъ родъ художниковъ, подражаетъ имъ, но такимъ образомъ, что въ подражан³и дѣлается самъ изобрѣтатель и творецъ. Писателю тотъ же предлежитъ путь (стр. 48)".

  

   И такъ для прнобрѣтен³я обширныхъ свѣдѣн³й надобно читать Гомеровъ, Виргил³евъ, Тассовъ, Мильтоновъ, Камоенсовъ, Расиновъ и проч.? Безъ сомнѣн³я, однакожь

  

   "Иностранные писатели могутъ насъ снабдить мыслями, изострить и увеличить силу нашего воображен³я, научить нѣкоторымъ общимъ правиламъ стихотворства и краснорѣч³я; но не дадутъ намъ того, чѣмъ все оное облекается въ силу и сладость, то есть словъ и языка. Напротивъ, чрезмѣрное наше къ нимъ прилѣплен³е и углублен³е ума въ ихъ сочинен³я отводитъ насъ отъ достаточнаго упражнен³я въ собственномъ своемъ языкъ, безъ котораго не можемъ мы здраво разсуждать ни о красотахъ словесности, ни о погрѣшностяхъ (стр. 49 )".....

   "Когда вы не научитесь красотамъ собственнаго языка своего, то всѣ перенятые вами роды сочинен³й: поема, трагед³я, ода и проч. будyтъ безъ души, безъ достоинства, и слѣдовательно по одному только имени и образу своему таковыми. Если же вы напередъ въ своемъ языкѣ себя утвердите; когда узнаете обороты онаго, свойство, силу словъ, громкость, нѣжность, замысловатость, простоту рѣчен³й: тогда только можете вы быть высоки въ поемѣ, величавы въ трагед³и, громки въ одъ, забавны въ комед³и, остроумны въ епиграммѣ (стр. 51)."

  

   Вотъ тѣ важныя причины, для которыхъ господинъ Сочинитель совѣтуетъ почерпать красоты стихотворства въ своихъ отечественныхъ источникахъ. Онѣ впрочемъ справедливы; но намъ теперь еще не льзя упрекать себя излишнимъ прилѣплен³емъ къ Гомерамъ и Виргил³ямъ. Причиною нашего объ языкѣ своемъ небрежен³я и съ нимъ неразлучнаго невѣжества до сихъ поръ было препоручен³е воспитывать молодыхъ Росс³янъ чужестранцамъ, a особливо Французамъ, и притомъ еще развратнымъ людямъ и невѣждамъ. Мног³е родители и родственники обрекаютъ невинныхъ дѣтей на с³ю жертву единственно для чистаго произношен³я Французскаго, и говорятъ, что живучи съ Французами всего удобнѣе могутъ дѣти научиться ихъ языку! Да развѣ ето нужно? развѣ Отечество требуетъ, чтобы всѣ дѣти готовились быть толмачами для общаго блага? Въ переводчикахъ недостатка никогда не будетъ; имѣющимъ склонность къ Французскому языку есть множество способовъ научиться ему съ пользою для себя, не подвергаясь опасности ни развратить свои нравы, ни потерять время для прнобрѣтен³я нужнѣйшихъ знан³й, ни привыкнуть къ постыдномy раболѣпству передъ иностранцами, которые безъ малѣйшаго зазрѣн³я совѣсти явно и въ глаза дурачатъ слѣпыхъ своихъ почитателей. Quo usque tandem?... Но обратимся къ Разговору о стихотворствѣ. Теперь содержан³е Разговора читателямъ извѣстно. Предложимъ на нѣкоторыя части онаго свои замѣчан³я.

  

   До Кантемира, Тредьяковскаго и Ломоносова хотя и были нѣкоторыя сочинен³я въ стихахъ, но весьма немног³я и при томъ особаго рода, безъ опредѣленной мѣры, безъ наблюден³я одинакаго стопопаден³я и безъ сочетан³я мужескихъ и женскихъ рифмъ, какъ на примѣръ слѣдующ³я:

  

   Взирай съ прилѣжан³емъ тлѣнный человѣче,

   Како вѣкъ твой преходитъ и смерть недалече (стр. 42) и проч.

  

   До упомянутыхъ стихотворцовъ извѣстны уже были мног³я сочинен³я въ стихахъ и даже имена сочинителей. Поляки нѣсколько предупредили насъ упражнен³емъ и успѣхами въ словесныхъ наукахъ. По присоединен³и К³ева къ Росс³и при Царѣ Алекс³ѣ Михаиловичѣ проложена въ Москву дорога для изящной словесности. Достойный сынъ его и преемникъ Царь Ѳеодоръ Aлекс³евичъ любилъ и ободрялъ стихотворство. Но въ К³евской Академ³и, главномъ тогдащней учености розсадникѣ, гдѣ образовалось Туптало и Прокоповичь, преподаваемы были правила не для Русскаго стихотворства, а для Польскаго; ибо Польской языкъ, процвѣтавш³й при Сигизмундѣ, хвалился уже своими Кохановскими и Шимановичами. Мелет³й Смотриц³й, сочинитель Славянской грамматики {Въ первой разъ напечатанной въ Вильнѣ.}, предписалъ было для Славянскаго стихотворства правила древней Греческой просод³и; но имъ не слѣдовали, и писали стихи по употребительному Польскому размѣру. Точно симъ размѣромъ сочиняли всѣ наши стихотворцы семнадцатаго вѣка, и даже до самаго Тредьяковскаго, которой называетъ его среднимъ Росс³йскимъ стихотворствомъ, для отличан³я отъ древняго и новаго. Симеонъ Полотск³й, Лазарь Барановичь, Димитр³й Туптало, Ѳеофанъ Прокоповичь, Медвѣдевъ и друг³е оставили намъ немалое кодичество стихотворен³и. Приведенные господиномъ Сочинителемъ Разговора стихи, и проч³е современные имъ, не только имѣютъ одинакую мѣру, но стопы и даже цезуру - говорю о правильныхъ стихахъ, a не о тѣхъ, которые составлены ошибочно, и въ которыхъ замѣчается явное небрежен³е. Въ сихъ самихъ стихахъ наблюдены мѣра тринадцати слоговъ, цезура за седьмымъ слогомъ, и слышны хореическ³я стопы:

  

   Взирай | съ прилъ | жан³ | емъ || тлѣнный | чело | вѣче,

   Како | вѣкъ твой | прехо | дитъ || и смерть | неда | леxе.

  

   Кантемиръ употреблялъ так³е же стихи въ своихъ сатирахъ, и, кажется, незабывалъ ни мѣры, ни цезуры, ни стопосложен³я:

  

   Настя | румя | на бѣ | ла || свои | ми тру | дами;

   Красо | та е | я въ лар | цѣ || лежитъ | за клю | чами.

  

   И такъ стихотворцовъ и стихоторен³йбыло у насъ довольно прежде Кантемира и Ломоносова. Но не всякой стихотворецъ можетъ назваться п³итомъ: иное дѣло составлять стихи, то есть писать размѣренными строчками, a иное творить, вымышлять, подражать натурѣ.

  

   Ломоносовъ имѣлъ великой даръ, но послѣдуя Нѣмецкимъ стихотворцамъ приучилъ слухъ нашъ къ однимъ ямбамъ (стр. 45)

  

   Правда, что велик³й нашъ лирикъ употреблялъ болѣе одни ямбы въ стихахъ четыре и шестистопныхъ; однакожъ онъ иногда писалъ и хореями, и даже показалъ намъ образчики для дактилей и анапестовъ.

   Г. Сочинитель разсматриваетъ особливо каждый изъ упомянутыхъ имъ источниковъ. Дабы показать богатство Славянскаго языка, и что нерѣдки и въ прозѣ попадаются стихотворческ³я мысли, онъ предлагаетъ слѣдующее:

  

   Когда я читаю слѣдующ³я выражен³я: Отрыгни сердце мое слово благо, или радуйся свѣще неугасимая огня невещественнаго, или младъ бо лѣты, но ужъ его сѣдинами цвѣтяше, или коснись горамъ и воздымятся, и тому подобныя, тогда и проза кажется мнѣ стихами.

  

   Выражен³я с³и весьма понятны, слѣдовательно хороши. Еслибъ во всѣхъ нашихъ переводахъ книгъ священныхъ наблюдена была такая ясность, то не было бы надобности прибѣгать къ Греческимъ и другимъ переводамъ для уразумѣн³я мѣстъ неисправно переложенныхъ, или испорченныхъ переписчиками. Но господинъ Сочинитель смотритъ на нихъ, какъ на образцы изящности, какъ на доказательства обил³я Славянскаго языка. Я осмѣливаюсь думать, что можно бы представить множество другихъ доказательствъ и что не только всякой изъ обработанныхъ Европейскихъ языковъ удобенъ выразить оныя мысли, но даже Латышкой и Чухснской, ибо Летты и Финны читаютъ на своемъ языкъ священное писан³е и молятся по книгамъ. Касательно выражен³я отрыгнутъ слово прилично было бы замѣтить, что въ Еврейскомъ {Греческ³е переводчики вездѣ удерживали ἐρεύγεαϑα ρκμκ, ἐξερεύαϑα λὸγον (т. е, отрыгнуть слово). Лутеръ въ переводе своемъ, избѣгая сей метафоры, отступалъ отъ подлинника.} языкѣ глаголъ рыгать, отрыгать, по видимому, не заключалъ въ себѣ той противной идеи, какую у насъ онъ представляетъ. Правда, что с³е слово поставлено здѣсь въ переносномъ значен³и; однакожъ намъ правилами риторики запрещаются низк³я метафоры. Свойства языковъ различны: Французы долго нерѣшались въ стихотворен³яхъ своихъ употреблять слово vache корова, они говорятъ и пишутъ faire des en fans, между тѣмъ какъ у насъ благопристойность запрещаетъ употребить равнозначительныя слова для выражен³я оной мысли. Въ словахъ сѣдинами цвѣтяше господинъ Сочинитель находитъ какое-то извинен³е, которое тутъ же называетъ украшен³емъ, или игрою словъ. Я неостановился бы надъ извинен³емъ но я вспомнилъ, что извинен³е значитъ у него всякую риторическую фигуру. Онъ ссылается {См. Переводъ двухъ статей изъ Лагарпа съ примѣчан³ями.} на Притчи Соломоновы и на книгу Сираха, гдѣ упомянуто объ извит³и {Познати премудрость и наказан³е и уразумѣти словеса мудрости, пр³яти же извит³я словесъ (ςροϕὰς λόγαν) и разрѣшен³я гадан³й. Притч. Сол. гл. I, ст. 2. - Повѣсти мужей именитыхъ соблюдетъ и во извит³е притчей (ἐν ςροϕαῖς παραβολων) совнидешъ, Сир. гл. 39. ст. 2.}. Я справлялся съ Греческимъ и другими переводами Библ³и, и вездѣ находилъ, что рѣчь идетъ о сокровенномъ смыслъ притчей, a отнюдь не o фигурѣ. Но фигура слово не Русское! Что нужды? Не мы первые дѣлали наблюден³я надъ языкомъ человѣческимъ; не мы нашли въ немъ переносныя знаменован³я, противности и всѣ проч³я украшен³я; удивительно ли, что у насъ не было словъ для наименован³я всѣхъ отлич³й въ оборотахъ мыслей и выражен³й? Передъ кѣмъ должны мы стыдиться? Всѣ народы блуждали бы до нынѣ во мракѣ невѣжества, еслибъ несохранились открыт³я и изобрѣтен³я древнихъ. Мы должны краснѣться, что пользуемся благодѣян³ями ученой древности не своимъ старан³емъ, но чрезъ посредство иностранцовъ, которые будутъ умничать дотолѣ, пока мы не перестанемъ нуждаться въ нихъ безъ малѣйшей въ томъ надобности, и пока не принудимъ себя черпать свѣдѣн³я изъ самихъ источниковъ. Кто у насъ учится по-латынѣ, по-гречески? Бѣдные люди, которые вышедши изъ училища, бываютъ не въ состоян³и купить книгъ для своихъ упражнен³й и которые по роду жизни своей не могутъ долго оставаться вѣрными служителями Парнасса. Совѣтуйте дворянину учить сына своего по-латыни) (о Греческомъ языкъ и упоминать нѣчего); онъ отвѣчаетъ вамъ, что сыну его не быть ни попомъ, ни лѣкаремъ, и что надобно готовить его для свѣта (то есть постараться, чтобъ онъ болталъ по-французски). Вотъ чего мы должны стыдиться! Что мнѣ нужды, что фигура слово Латинское? оно имѣетъ свой смыслъ; я узналъ о немъ изъ творен³й Цицерона и Квинтил³ана; оно есть точный переводъ съ Греческаго и значитъ видъ, образъ. На что мнѣ разрушать систему риторики, сооруженную Аристотелями? Цицеронами и Квинтил³анами? на что смѣшивать понят³я, и фигуру (σχημα) называть извит³емъ (ςροϕη), которымъ названа она она быть не можетъ?

   Разсмотрѣн³е нѣкоторыхъ примѣровъ изъ книгъ богослужебныхъ, сдѣланные господиномъ Сочинителемъ, было бы гораздо полезнѣе, еслибъ оные сличаемы были съ подлинниками. Въ Ирмосѣ: Древле убо проклята бысть земля Авелевою очервленившися кров³ю и проч. читатель увидѣлъ бы, какъ слова очервленивш³йся братоуб³йственною, боготочною составлены точно по Греческимъ; увидѣлъ бы что въ Славянскомъ переводъ частица убо совсѣмъ лишняя, между тѣмъ какъ на Греческомъ она, по свойству языка, терпима; увидѣлъ бы, что въ стахъ отъ запрещен³я Твоего побѣгнутъ, отъ гласа грома Твоего (ἀπὸ ϕωνῆς βροντς σγ) убоятся, гдѣ господинъ Сочинитель находитъ сильное и смѣлое иносказан³е, есть только значительность и слѣдовательно сила, a смѣлаго иносказан³я совсѣмъ непримѣтно.

  

   Громъ изображается здѣсь, говоритъ господинъ Сочинитель, въ видѣ лица, воп³ющаго или издающаго отъ себя гласъ, и каковъ же долженъ быть гласъ, произносимый гортанью самаго грома? Вотъ въ чемъ состоитъ иносказан³е и сила, которую предки наши едва ли не лучше насъ умѣли чувствовать (стр. 61).

  

   Мнѣ кажется, будто гласъ не означаетъ голоса выходящаго изъ гортани, a просто звукъ, точно какъ въ стихъ псалма: хвалите его во гласъ трубнымъ и проч.; Греческой переводъ еще болѣе меня въ томъ удостовѣряетъ, слѣдовательно нѣтъ здѣсь иносказан³я. Но еслибъ и принять громъ за лице, издающее отъ себя гласъ? въ такомъ случаѣ надлежало бы назвать ето фигурою, только не заимослов³емъ, какъ Ломоносовъ перевелъ Греческое προσωποποία, также и не иносказан³емъ, которое иначе называется аллегор³ею, и значитъ, буде не ошибаюсь, нѣчто другое. Честь и хвала предкамъ нашимъ, или лучше сказать Болгарамъ и Моравамъ! Они не помѣшали святымъ мужамъ, Меѳод³ю и Кириллу, распространить въ отечествѣ своемъ спасительный свѣтъ христ³янства, и приготовить для нашего дальняго Сѣвера благодѣян³я словесности! Они восприяли чудесное искусство писан³я въ первой половинѣ девятаго вѣка (увы, какъ поздно)! y народовъ, едва научившихся читать, скоро ли появляются искусные писатели? скоро ли начинаютъ у нихъ замѣчать отлич³я въ словахъ и красоты въ слогѣ? Ето бываетъ тогда, какъ уже вкусъ и охота къ словесности сдѣлаются очень обширными по кругу своего дѣйств³я. Мы станемъ говорить громогласно объ учености нашихъ предковъ. Но что скажемъ въ отвѣтъ, когда вопросятъ насъ, гдѣ остатки, гдѣ слѣды столь превозносимой учености? Быт³е наше началось въ такое время, когда просвѣщен³е угасло въ Европѣ; слабые лучи его едва-едва мерцали на востокѣ: но могли ль они озарить Сѣверъ нашъ внезапнымъ свѣтомъ? Пусть возьмутъ на себя трудъ, кому угодно, Чукчей и Коряковъ превратить въ искусныхъ граматѣевъ; етого сдѣлать не можно: народы зрѣютъ подобно каждому человѣку въ особенности. Не льзя отрицать, что у Чукчей и Коряковъ явится когда-нибудь свой Ломоносовъ; но прежде надобно имъ взойти на нѣсколько степеней выше нынѣшняго ихъ состоян³я. Германцы знакомы были съ Римлянами въ блистательной вѣкъ Августовъ; но могли ль они воспользоваться выгодами гражданской жизни и просвѣщен³я; пока не достигли надлежащей степени зрѣлости? Иные говорятъ, и даже утверждаютъ (не заботясь ни мало, что тѣмъ обнаруживаютъ незнан³е свое въ истор³и), будто на Сѣверѣ всегда было такъ свѣтло какъ нынѣ. Увы! с³и патр³отическ³я догадки разсыпаются при легкомъ дуновен³и безпристрастнаго изслѣдован³я. Если бъ сочинен³я Цицерона и Виргил³я исчезли; то Колизей, врата Константиновы; водопроводные каналы и дороги засвидѣтельствовали бы передъ потомствомъ о величествѣ древняго Рима, и показали бы свѣту, что на томъ мѣстѣ нѣкогда обиталъ народъ знаменитый. Еслибъ не дошли до насъ творен³я Ѳукидидовъ и Димосѳеновъ; то развалины Минервина храма и чудесныхъ портиковъ возвѣстили бы намъ, что въ нынѣшнихъ Сетинахъ жили некогда граждане, у которыхъ изящныя искусства доведены были до высокой степени совершенства. Всѣ изящныя искусства идутъ ровнымъ шагомъ, или по крайней мѣрѣ отстаютъ одно отъ другаго только немногими лѣтъ десятками. Разность едва примѣтная въ ряду столѣт³й.

   Дошла очередь до лѣтописей. Въ нихъ нѣтъ той высоты и силы, как³я находятся въ священныхъ писан³яхъ; слогъ ихъ гораздо простее. Не взирая на то, они могутъ служить къ великой пользѣ нынѣшней нашей словесности; изъ нихъ можемъ выбирать слова для обыкновенныхъ рѣчей и выражен³я простому слогу свойственныя; въ нихъ можемъ замѣчать разность нарѣч³й и отыскивать корни словъ. Ето мнѣн³е господина Сочинителя; оно справедливо въ отношен³и къ тѣмъ лѣтописямъ, которыя менѣе другихъ испорчены временемъ и переписчиками, и которыя изданы въ свѣтъ людьми совѣстными и знающими свое дѣло. Но вотъ что далѣе слѣдуетъ:

   "Древн³е писатели наши, когда хотѣли изобразить что-нибудь сильное, на примѣръ великаго подвижника, или богатыря сражающагося на ратномъ полѣ и наносящаго страшные врагамъ своимъ удары, то выбирали: и слова так³я, которыя показывали бы необычайную его силу: Царь же Романъ летяше сосѣцая и гоня, и копейными, прободеньми просыпая врагомъ чрева (Никон. лѣт. стр. 185). Здѣсь, вмѣсто исторгая, сказано просыпая чрева. Какое смѣлое выражен³е. Извѣст³е с³е въ наукъ краснорѣч³я называется иноимен³емъ, то есть употреблен³емъ одного имени вмѣсто другаго."

   Въ лѣтописи наши, a болѣе въ хронографы, внесены отрывки о произшеств³яхъ Греческой Импер³и, вовсе непринадлежащихъ до Росс³и, они весьм