В. В. Маяковский: pro et contra / Сост., вступ. статья, коммент. В. Н. Дядичева. - СПб.: РХГА, 2006. (Русский Путь).
OCR Бычков М. Н.
Они несомненные родственники.
Во всяком случае по отцу.
Родил их русский нигилизм. Уродливое, смешное и страшное явление. Нигилизм, ставящий отрицание не методом мышления, а самоцелью. Отрицание ради отрицания.
- Весь ваш Пушкин и вся старая рухлядь не стоят моего изношенного сапога! - кричит с эстрады молодой человек, у которого вся правая сторона клоунского костюма желтая, а левая голубая, лицо же раскрашено зелеными звездами и красными полумесяцами. - Долой Пушкина! Я есть единый мировой гений! Я! Владимир Шершеневский!
- Браво, рыжий! - кричит в восторге модернизированная публика, которой все равно, кому аплодировать - заезжему итальянцу Маринетти, цирковому Али-Бабе, глотающему горящую паклю, или королю скейтинг-ринга.
"Бога нет! Религия - опиум! Родина - глупый социальный абсурд! Брак - пошлость! Семья - вздор! Да здравствует III Интернационал и Красная коммуна!"
- Ура, товарищ Ленин! - вопят сознательные революционеры, которые самое слово "революция" пишут "леворуция" (от "левая рука").
Футуризм зачат позднее, но появился на свет Божий раньше, в виде неспособного к жизни уродца, годного лишь для музейной банки со спиртом, а пока прозябающего в кювете для недоносков.
Большевизм родился, подобно Аттиле, весь обросший шерстью, с зубами во рту без нёба и сразу же укусил до крови материнскую грудь.
И тот и другой обязаны своим временным, непрочным существованием не любви, не желанию, не вере, а распутному случаю, пьяной прихоти природы. Есть поверие, что блохи сами собою зарождаются, в песке после дождя.
Футуризм смешон. Большевизм страшен. Но основные общие их черты - придуманность и ненужность.
Футуризм можно понять и оправдать на Западе, где язык кристаллизировался в твердые, определенные формы, где жизнь отливается в готовые шаблоны. Там футуризм ищет простора, пробует пробить новые пути... Но зачем он России? Мы еще не исчерпали и малой части чудесных богатств нашего языка, нашей природы и нашего быта. Поистине футуризм был редкой, скверной, зловонной ягодой, выросшей на навозе обезьянства.
Нигде в мире не чувствовалась необходимость появления большевизма. Скорее можно было бы ожидать его возникновения в Европе, с ее скученностью населения, с ее жгучей остротой и спелостью рабочего вопроса, с широким развитием ее трудящихся масс... Но слепой судьбе было угодно, чтобы именно в России, в момент ее наибольшей усталости, неподготовленности и растерянности, был произведен нелепый и гибельный эксперимент. Едва завязавшийся бутон цветка нельзя расколупывать нетерпеливыми пальцами. Резать несозревший нарыв - значит распространять яд по всему телу, причиняя страшную боль. Большевистские опыты были так же несвоевременны, жестоки и бесполезны.
Большевизм, несомненно, уже склоняется к какой-то разумной эволюции, иначе бы ему предстояло, как скорпиону в огненном кольце, окончить жизнь самоубийством, ужалив себя самого в голову. Он ищет свежего воздуха.
Замечательно, что в то же время он заметно уклоняется от признания своего близкого родства с компрометантным уродцем. Футуристы больше уже не в чести и не в спросе. Близко время, когда его придется заключить в банку и поставить на полочку в кунсткамере, "в числе прочих монстров".
Впервые: Новая русская жизнь (Гельсингфорс). 1920. 17 апреля. Подпись: Али-Хан. Публицистика Куприна периода его пребывания в Финляндии собрана в книге: Куприн А. И. "Мы, русские беженцы в Финляндии...". СПб., 2001. Статья печатается по тексту этой книги.
Куприн Александр Иванович (1870-1938) - русский писатель. В ноябре 1919 эмигрировал через Прибалтику в Финляндию, где в 1919-1920 газетная публицистика становится основным видом его литературной работы. Газета "Новая русская жизнь" была органом "Русского национального комитета", объединявшего антибольшевистские силы эмиграции.
С. 443. ...Я есть единый мировой гений! Я! Владимир Шершеневский! - саркастическое соединение имен Шершеневича и Маяковского. Надо отметить, что в дореволюционные годы (1915-1917) Куприн относился к Маяковскому довольно дружески, их личное знакомство состоялось в сентябре 1915.