| Главная » Книги |
Ломоносов Михаил Васильевич - Избранные стихотворения, Страница 3
Ломоносов Михаил Васильевич - Избранные стихотворенияbsp;
Но грады росские в надежде,
Котора их питала прежде,
Подвиглись слухом паче тех;
Верьхами к высоте несутся
И тщатся облакам коснуться.
Москва, стоя в средине всех,
Главу, великими стенами
Венчанну, взводит к высоте,
Как кедр меж низкими древами,
70 Пречудна в древней красоте.
Едва желанную отраду
Великому внушил слух граду,
Отверстием священных уст,
Трясущи сединой, вещает:
"Теперь мне небо утверждает,
Что дом Петров не будет пуст!
Он в нем вовеки водворится;
Премудрость, мужество, покой,
И суд, и правда воцарится;
80 Он рог до звезд возвысит мой".
Сие все грады велегласно,
Что время при тебе прекрасно,
Монархиня, живут и чтят;
Сие все грады повторяют
И речи купно сообщают,
И с ними села все гласят,
Как гром от тучей удаленных,
В горах раздавшись, множит слух,
Как брег шумит от волн надменных
90 По буре, укротевшей вдруг.
Ты, слава, дале простираясь,
На запад солнца устремляясь,
Где Висла, Рен, Секвана, Таг,
Где славны войск российских следы,
Где их еще гремят победы,
Где верный друг, где скрытый враг,
Везде рассыплешь слухи громки,
Коль много нас ущедрил бог!
Петра Великого потомки
100 Даются в милости залог.
Что россов мужество крепится;
И ныне кто лишь возгордится,
Сугубу ревность ощутит!
Не будет никому измены;
Падут в дыму противных стены,
Погибнет в прахе древней вид.
Ты скажешь, слава справедлива,
Во весь сие вострубишь свет;
Меня любовь нетерпелива
110 Обратно в град Петров зовет.
Богиня власти несравненной,
Хвала и красота вселенной,
Отрада россов и любовь!
В восторге ныне мы безмерном,
Что в сердце ревностном и верном
И в жилах обновилась кровь.
Велика радость нам родилась!
Но больше с радостью твоей
О как ты сим возвеселилась!
120 Коль ясен был твой свет очей!
Когда ты на престол достигла,
Петра Великого воздвигла
И жизнь дала ему собой.
Он паки ныне воскресает,
Что в правнуке своем дыхает
И род в нем восставляет свой.
Мы долго обоих желали!
Лишались долго обоих!
Но к общей радости прияли,
130 О небо, от щедрот твоих!
А вам, дражайшие супруги,
Вам плещут ныне лес и луги,
Вам плещут реки и моря.
Представьте радость вне и в граде,
Взаимно на себя в отраде
И на младого Павла зря.
Зачни, дитя, зачни любезно
Усмешкой родших познавать:
Богов породе бесполезно
140 Не должно сроку ожидать.
Расти, расти, расти, крепися,
С великим прадедом сравнися,
С желаньем нашим восходи.
Велики суть дела Петровы,
Но многие еще готовы
Тебе остались напреди.
Когда взираем мы к востоку,
Когда посмотрим мы на юг,
О коль пространность зрим широку,
150 Где может загреметь твой слух!
Там вкруг облег Дракон ужасный
Места святы, места прекрасны
И к облакам сто глав вознес!
Весь свет чудовища страшится,
Един лишь смело устремиться
Российский может Геркулес.
Един сто острых жал притупит
И множеством низвержет ран,
Един на сто голов наступит,
160 Восставит вольность многих стран.
Пространными Китай стенами
Закрыт быть мнится перед нами,
И что пустой земли хребет
От стран российских отделяет,
Он гордым оком к нам взирает,
Но в них ему надежды нет.
Внезапно ярость возгорится,
И огнь, и месть между стеной.
Сие всё может совершиться
170 Петрова племени рукой.
В своих увидишь предках явны
Дела велики и преславны,
Что могут дух природе дать.
Уже младого Михаила
Была к тому довольна сила
Упадшую Москву поднять
И после страшной перемены
В пределах удержать врагов,
Собрать рассыпанные члены
180 Такого множества градов.
Сармат с свирепостью своею
Трофеи отдал Алексею.
Он суд и правду положил,
Он войско правильное вскоре,
Он новой флот готовил в море,
Но всё то бог Петру судил.
Сего к Отечеству заслуги
У всей подсолнечной в устах,
Его и кроткия супруги
190 Пример зрим в наших временах.
Пример в его великой дщери.
Широки та отверзла двери
Наукам, счастью, тишине.
Склоняясь к общему покою,
Щедротой больше, как грозою,
В российской царствует стране.
Но ты, о гордость вознесенна,
Блюдися с хитростью своей.
Она героями рожденна,
200 Геройской дух известен в ней.
Но ныне мы, не зная брани,
Прострем сердца, и мысль, и длани
С усердным гласом к небесам.
"О, боже, крепкий вседержитель,
Пределов росских расширитель,
Коль милостив бывал ты нам!
Чрез семь сот лет едино племя
Ты с росским скиптром сохранил;
Продли сему по мере время,
210 Как нынь Россию расширил.
Воззри к нам с высоты святыя,
Воззри, коль широка Россия,
Которой дал ты власть и цвет.
От всех полей и рек широких,
От всех морей и гор высоких
К тебе взывали девять лет.
Ты подал отрасль нам едину;
Умножа благодать, посли
И впредь с Петром Екатерину
220 Рождением возвесели.
Пред мужем, некогда избранным,
Ты светом клялся несозданным
Хранить вовек престол и плод.
Исполни то над поздным светом
И таковым святым обетом
Благослови российский род.
Для толь великих стран покою,
Для счастья множества веков
Поставь, как солнце пред тобою
230 И как луну, престол Петров".
Сентябрь 1754
НА ШИШКИНА
Смеется и поет, он о звездах толкует,
То нюхает табак, то карт игру тасует,
То слушает у всех, со всеми говорит
И делает стихи наш друг архипиит!
Увенчан лавром был Марон за стихотворство,
Нам чем свово почтить за таково проворство?
Уж плохи для него лавровые венки,
Нельзя тем увенчать премудрые виски.
О чем я так тужу? он будет увенчан:
За грош один купить капусты лишь кочан.
<Конец 1740-х годов>
НА СОЧЕТАНИЕ СТИХОВ РОССИЙСКИХ
Я мужа бодрого из давных лет имела,
Однако же вдовой без оного сидела.
Штивелий уверял, что муж мои худ и слаб,
Бессилен, подл, и стар, и дряхлой был арап;
Сказал, что у меня кривясь трясутся ноги
И нет мне никакой к супружеству дороги.
Я думала сама, что вправду такова,
Не годна никуда, увечная вдова.
Однако ныне вся уверена Россия,
Что я красавица, Российска поэзия,
Что мой законной муж завидной молодец,
Кто сделал моему несчастию конец.
<Между 1751 и 1753>
К ИВАНУ ИВАНОВИЧУ ШУВАЛОВУ
Спасибо за грибы, челом за ананас,
За вина сладкие; я рад, что не был квас.
Российско кушанье сразилось с перуанским,
А если бы и квас влился в кишки с шанпанским,
Те сделался бы в них такой же разговор,
Какой меж стряпчими в суде бывает спор.
Я думал уж и так, что в брюхо ... забился,
И, выпустить хотя, я чуть не надсадился.
<Между 1752 и 1753>
* * *
Златой младых людей и беспечальной век
Кто хочет огорчить, тот сам не человек.
Такого в наши дни мы видим Балабана,
Бессильного младых и глупого тирана,
Которой полюбить всё право потерял
И для ради того против любви восстал.
Но вы, красавицы, того не опасайтесь:
Вы веком пользуйтесь и грубостью ругайтесь.
И знайте, что чего теперь не смеет сам,
То хочет запретить ругательствами вам.
Обиду вы свою напрасную отмстите
И глупому в глаза насмешнику скажите:
"Не смейся, Балабан, смотря на наш наряд,
И к нам не подходи; ты, Балабан, женат,
Мы помним, как ты сам, хоть ведал перед браком,
Что будешь подлинно на перву ночь свояком,
Что будешь вотчим слыть, на девушке женясь,
Или отец княжне, сам будучи не князь.
Ты, всё то ведая, старался дни и ночи
Наряды прибирать сверх бедности и мочи,
Но если б чистой был Диане мил твой взгляд
И был бы, Балабан, ты сверх того женат,
То б ты на пудре спал и ел всегда помаду,
На беса б был похож и с переду и с заду.
Тогда б перед тобой и самой вертопрах
Как важной был Катон у всякого в глазах".
Вы всё то, не стыдясь, скажите Балабану,
Чтоб вас язвить забыл, свою лечил бы рану.
Первая половина ноября 1753
* * *
Искусные певцы всегда в напевах тщатся,
Дабы на букве А всех доле остояться;
На Е, на О притом умеренность иметь;
Чрез У и через И с поспешностью лететь:
Чтоб оным нежному была приятность слуху,
А сими не принесть несносной скуки уху.
Великая Москва в языке толь нежна,
Что А произносить за О велит она.
В музыке что распев, то над словами сила;
Природа нас блюсти закон сей научила.
Без силы береги, но с силой берега,
И снеги без нее мы говорим снега.
Довольно кажут нам толь ясные доводы,
Что ищет наш язык везде от И свободы.
Или уж стало иль; коли уж стало коль;
Изволи ныне все везде твердят изволь.
За спиши спишь, и спать мы говорим за спати.
На что же, Трисотин, к нам тянешь И некстати?
Напрасно злобной сей ты предприял совет,
Чтоб, льстя тебе, когда российской принял свет
Свиныи визги вси и дикии и злыи
И истинныи ти, и лживы, и кривыи.
Языка нашего небесна красота
Не будет никогда попранна от скота.
От яду твоего он сам себя избавит
И вред сей выплюнув, поверь, тебя заставит
Скончать твой скверной визг стонанием совы,
Негодным в русской стих и пропастным увы!
Первая половина ноября 175
<НА ФРИДРИХА II, КОРОЛЯ ПРУССКОГО
СОЧИНЕНИЕ ГОСПОДИНА ВОЛЬТЕРА,
ПЕРЕВЕДЕННОЕ ГОСПОДИНОМ ЛОМОНОСОВЫМ>
Монарх и филозов, полночный Соломон,
Весь свет твою имел премудрость пред очами;
Разумных множество теснясь под твой закон,
Познали Грецию над шпрейскими струями.
Вселенная чудясь молчала пред тобой;
Берлин на голос твой главу свою воздвигнул,
С Парижем в равенстве до звезд хвалой достнгнул.
И лавров Молвицких в тени узрев покой,
К странам твоим пришли от берегов Секваны
Возобновить поля
Вспахать твои поля художества избранны:
Пресаждены тобой через твои труды,
Парнаса и Афин произвели плоды,
Предзрением твоим возрасши восхищенным.
Коварство от живых правдивости святой
Стенало, под твоей низверженно пятой,
Не наводило слез невинно осужденным.
Десницей Марсову ты лютость укротил,
Заперши дверь войны, предел распространил.
Число другов твоих умножил ты Бурбоном;
Но с Англией сдружась, изверившись ему,
Какого ждешь плода раченью своему?
Европа вся полна твоих перунов стоном,
Раздор рукой своей уж пламень воспалил
Ты лейпцигски врата внезапно разрушил,
Стопами роешь ты бесчувственны могилы,
Трепещут все, смотря твои надменны силы.
Ты двух соперников сильнейших раздражил,
Уж меч их изощрен и ярый огнь пылает,
И над главой твоей их молния сверкает,
Несчастливой монарх! ты лишне в свете жил,
В минуту стал лишен премудрости и славы.
Необузданного гиганта зрю в тебе,
Что хочет отворить путь пламенем себе,
Что грабит городы и пустошит державы,
Священный топчет суд народов и царей,
Ничтожит силу прав, грубит натуре всей.
Вторая половина 1756
* * *
О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны,
Которы подо ртом висят у сатаны.
Ты видишь, он зато свирепствует и злится,
Дырявой красной нос, халдейска печь, дымится,
Огнем и жупелом исполнены усы,
О как бы хорошо коптить в них колбасы!
Козлята малые родятся с бородами:
Коль много почтены они перед попами!
О польза, я одной из сих пустых бород
Недавно удобрял бесплодный огород.
Уже и прочие того ж себе желают
И принести плоды обильны обещают.
Чего не можно ждать от толь мохнатых лиц,
Где в тучной бороде премножество площиц?
Сидят и меж собой, как люди, рассуждают,
Других с площицами бород не признавают
И проклинают всех, кто молвит про козлов:
Возможно ль быть у них толь много волосов?
Весна 1757
<СТИХИ, СОЧИНЕННЫЕ В ПЕТЕРГОФЕ НА ПЕТРОВ ДЕНЬ 1759 ГОДА>
Взойди, веселый дух, на ону высоту,
Где видеть можно лет Петровых красоту,
Парящие простри на нынешней день мысли,
Желания к нему и плески все исчисли.
Между болот, валов и страшных всем врагов
Торги, суды, полки, и флот, и град готов.
Как с солнцем восстают к брегам Индейским воды,
Так в устья Невские лились к Петру народы.
Представь движение и ветьвей, и зыбей,
Представить можешь шум от множества людей.
Бегут во след его, друг друга утесняют,
На чудные дела и на него взирают.
Несчетны тщатся тьмы вместиться в малый храм,
Равняют веку час и тесность небесам.
У всех в устах сей день и подвиги Петровы,
Трудиться купно с ним и умереть готовы.
Всевышний благодать и ныне к нам простер:
Мы видим в наши дни сих радостей пример.
Елисавет в лице Петрове почитаем,
На внука с правнуком, как на него, взираем.
Июнь или июль 1759
* * *
Фортуну вижу я в тебе или Венеру
И древнего дивлюсь художества примеру.
Богиня по всему, котора ты ни будь,
Ты руку щедрую потщилась протянуть.
Когда Венера ты, то признаю готову
Любителю наук и знаний Воронцову
Златое яблоко отдать за доброту,
Что присудил тебе Парис за красоту.
Когда ж Фортуна ты, то верю несумненно,
Что счастие его пребудет непременно,
Что так недвижно ты установила круг,
Коль истинен патрон и коль он верен друг.
1759
ЗЛОБНОЕ ПРИМИРЕНИЕ ГОСПОДИНА
СУМАРОКОВА
С ГОСПОДИНОМ ТРЕДИАКОВСКИМ
С Сотином, что за вздор? Аколаст примирился;
Конечно, третей член к ним, лешей, прилепился,
Дабы три фурии, втеснившись на Парнас,
Закрыли криком муз российских чистый глас.
Коль много раз театр казал насмех Сотина,
И у Аколаста он слыл всегда скотина.
Аколаст, злобствуя, всем уши раскричал;
Картавил, шепелял, качался и мигал,
Сотиновых стихов рассказывая скверность.
А ныне объявил любовь ему и верность,
Дабы Пробиновых хвалу унизить од,
Которы вознося российской чтит народ.
Чего не можешь ты начать, о! зависть злая,
Но истина стоит недвижима святая.
Коль зол, коль лжив, коль подл Аколаст и Сотин,
Того не знает лишь их гордой нрав один.
Аколаст написал: "Сотин лишь врать способен",
А ныне доказал, что сам ему подобен.
Кто быть желает нем и слушать наглых врак,
Меж самохвалами с умом прослыть дурак,
Сдружись с сей парочкой: кто хочет с ними знаться,
Тот думай, каково в крапиву испражняться.
1759
ЭПИТАФИЯ
Под сею кочкою оплачь, прохожей, пчелку,
Что не ленилася по мед летать на стрелку,
Из губ подьяческих там сладости сбирать:
Кутья у них стоит, коль хочешь поминать.
<Первая половина 1760>
* * *
Богиня, дщерь божеств, науки основавших
И приращенье их тебе в наследство давших,
Ты шествуешь по их божественным стопам,
Распростираючи щедроты светлость нам.
Мы, признаваясь, что едва того достойны,
Остались бы всегда в трудах своих спокойны;
Но только к славе сей того недостает,
Чтоб милость к нам твою увидел ясно свет.
Дабы признали все народы и языки,
Коль мирные твои дела в войну велики.
Дабы украшенный твоей рукой Парнас
Любителей наук призвать возвысил глас
И, славным именем гремя Елисаветы,
При лике их расторг завистников наветы.
Теперь Германия войной возмущена,
Рыдания, и слез, и ужаса полна;
За собственных сынов с парнасскими цветами
Питает сопостат с кровавыми мечами.
Любитель тишины, собор драгих наук,
Защиты крепкия от бранных ищет рук.
О коль велики им отрады и утехи:
Восследуют и нам в учениях успехи
И славной слух, когда твой университет
О имени твоем под солнцем процветет,
Тобою данными красуясь вечно правы
Для истинной красы Российския державы.
И юношество к нам отвсюду притекут
К наукам прилагать в Петрове граде труд.
Петрова ревность к ним, любовь Екатерины,
И щедрости твои воздвигнут здесь Афины.
Приемлемые в них учены пришлецы
Расширят о тебе в подсолнечной концы,
Коль милосерда ты, коль счастлива Россия,
Что царствуют с тобой в ней времена златыя!
Рушитель знания, свирепой брани звук
Под скипетром твоим защитник стал наук,
Что выше мнения сквозь дым, сквозь прах восходят,
Их к удивлению, нас к радости приводят.
Мы соружим похвал тебе, Минерве, храм,
В приличность по твоим божественным делам:
В российски древности, в Натуры тайны вникнем
И тьмами уст твои достоинства воскликнем.
Коль счастлив оной день, коль счастлив буду я,
Когда я, середи российских муз стоя,
Благодеяние твое представлю ново.
Великостью его о как возвышу слово!
Тогда мой средственной в российской речи дар
В благодарении сугубой примет жар.
Когда внимания сей глас мой удостоишь
И искренних сердец желанья успокоишь,
Ты новы силы нам, богиня, подаришь,
Драгое Отчество сугубо просветишь.
Сие исполнится немногими чертами,
Когда рука твоя ущедрится над нами:
Для славы твоея, для общего плода,
Не могут милости быть рано никогда.
Первая половина февраля 1761
* * *
Оставь, смущенный дух, презрение сует
И представляй себе благополучным свет;
Смотри, коль ясной день среди его сияет
И очи, и сердца, и мысли восхищает.
Ты в близости его меж множеством отрад:
Там волны, там ключи, там древ листы шумят;
У храма, у цветов, у счастливого леса
Ты видишь щедру дщерь Российского Зевеса.
Минерва по всему: в ней всех доброт союз
Приветствует Парнас и похваляет муз.
О вселюбезный Глас, животворяще Слово!
Я чувствую к стопам в себе стремленье ново.
Коль силно Иппокрен в России потечет,
Когда напишется над ним Елисавет.
Лето 1761
СВИНЬЯ В ЛИСЬЕЙ КОЖЕ
Надела на себя
Свинья
Лисицы кожу,
Кривляя рожу,
Моргала,
Таскала длинной хвост и, как лиса, ступала;
Итак, во всем она с лисицей сходна стала.
Догадки лишь одной свинье недостает:
Натура смысла всем свиньям не подает.
Но где ж могла свинья лисицы кожу взять?
Нетрудно то сказать.
Лисица всем зверям подобно умирает,
Когда она себе найти, где есть, не знает.
И люди с голоду на свете много мрут,
А паче те, которы врут.
Таким от рока суд бывает,
Он хлеб их отымает
И путь им ко вранью тем вечно пресекает.
В наряде сем везде пошла свинья бродить
И стала всех бранить.
Лисицам всем прямым, ругаясь, говорила:
"Натура-де меня одну лисой родила,
А вы-де все ноги не стоите моей,
Затем что родились от подлых вы свиней.
Теперя в гости я сидеть ко льву сбираюсь,
Лишь с ним я повидаюсь,
Ему я буду друг,
Не делая услуг.
Он будет сам стоять, а я у него лягу.
Неужто он меня так примет как бродягу?"
Дорогою свинья вела с собою речь:
"Не думаю, чтоб лев позволил мне там лечь,
Где все пред ним стоят знатнейши света звери;
Однако в те же двери
И я к нему войду.
Я стану перед ним, как знатной зверь, в виду".
Пришла пред льва свинья и милости просила,
Хоть подлая и тварь, но много говорила,
Однако всё врала,
И с глупости она ослом льва назвала.
Не вшел тем лев
Во гнев.
С презреньем на нее он глядя рассмеялся
И так ей говорил:
"Я мало бы тужил,
| |
| Просмотров: 368 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры