Набоков Владимир Дмитриевич - Временное правительство

был страх пред растущей мощью большевизма. Я помню, как он в беседе со мною с глазу на глаз говорил о возможности захвата власти большевиками. "Конечно, - говорил он, - они продержатся не более двух-трех недель, но подумайте только, какие будут разрушения. Этого надо избежать во что бы то ни стало". В его голосе звучала неподдельная паническая тревога. Он в то время верил в спасительное значение Совета Российской республики. Это название придумано им (или его единомышленниками). Он мне предложил его в тот вечер, когда я пришел, по уговору, на квартиру Скобелева, чтобы обсудить проект министерской декларации, составленной Церетели. В этот вечер у меня было очень нужное для меня свидание в другом месте, и я хотел быть свободным пораньше. Каюсь, возможно, что в силу этого обстоятельства я с недостаточной внимательностью отнесся и к тексту декларации, и к предложению назвать вновь создаваемое учреждение "Советом Российской республики". Должен, однако, прибавить в свое оправдание, что предыдущий опыт настроил меня скептически в отношении всяких деклараций. Я постепенно приходил к убеждению, что эта вечная торговля из-за отдельных слов и выражений, какое-то староверческое упорство в отстаивании одних и в оспаривании других, все это - самое жалкое бесплодное византийство, важное и интересное только для партийных кружков, и прочее, но на жизни совершенно не отражающееся, ей чуждое. Все содержание декларации было уже наперед выяснено в совещаниях в Зимнем дворце, где выработана была программа министерства. Редакция этой программы казалась для меня второстепенной. Благодаря этому в первоначальном проекте, установленном Церетели и принятом мною, оказалось 2-3 очень неудачных места, которые были исправлены или даже изъяты А. Я. Гальперном³⁵, тогдашним управляющим делами Временного правительства. Церетели протестовал по телефону, но, в конце концов, уступил. Что касается названия "Совет Российской республики", то мне, как кадету, надлежало, конечно, решительно возразить, так как мы считали совершенно неправильным установление формальной квалификации того временного строя, который установился в дни переворота и должен был дожить до Учредительного собрания. Я помню, что когда Церетели с некоторой восторженностью заявил мне: "Мы придумали название: Совет Российской республики. Правда хорошо? Как вы думаете, В. Д.? Мне кажется, это сразу произведет большое впечатление и создаст симпатии". Я ответил, что более подходящим было бы название "Совет Российского государства" или "Совет при Временном правительстве", но первое название слишком сближало новое учреждение с прежним Государственным советом, а второе как бы сводило его на уровень обыкновенной совещательной коллегии при правительстве. Потому я не стал спорить против предложения Церетели...

  

  

   Когда теперь, более года спустя, я мысленно хочу вновь пережить первые два месяца существования Временного правительства, в моем воспоминании возникает довольно хаотическая картина. Припоминаются отдельные эпизоды, бурные столкновения, возникавшие иногда совершенно неожиданно, бесконечные прения, затягивавшие заседание порою до глубокой ночи. Припоминается ежедневная лихорадочная работа, начинавшаяся с утра и прерывавшаяся только завтраком и обедом. Я жил у себя на Морской, в пяти минутах ходьбы от Мариинского дворца, это было очень удобно. Припоминаются беспрерывные телефоны, ежедневные посетители, - почти полная невозможность сосредоточиться. И припоминается основное настроение: все переживаемое представлялось нереальным. Не верилось, чтобы нам удалось выполнить две основные задачи: продолжение войны и благополучное доведение страны до Учредительного собрания...

   Известно, что постановление Временного правительства об образовании особого совещания по изготовлению закона о выборах в Учредительное собрание состоялось лишь в конце марта. Способ комплектования этого учреждения (назначение лиц, представленных группами и партиями) был выбран такой, который обеспечивал бы полное к нему доверие. Но, к сожалению, это комплектование сильно затянулось. Фактически в этом более всего был виноват Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов, страшно запоздавший представлением своих кандидатов. Нужно, однако, сказать, что и вся постановка вопроса об Учредительном собрании заключала в себе внутренний порок, и это бессознательно ощущалось с первых же дней. Нередко мне приходилось впоследствии слышать такие мнения: Временное правительство должно было немедленно, в первые же дни образовать небольшую комиссию из нескольких наиболее знающих и авторитетных юристов, поручить им в двухнедельный срок выработать закон о выборах и назначить выборы возможно скорее, в мае например. Помню, что такую мысль высказывал, в числе других (несколько неожиданно), Л. М. Брамсон. Лично я, с первых же дней пребывания в должности управляющего делами, неоднократно и настойчиво заговаривал с кн. Львовым о необходимости возможно скорее поднять в конкретной форме и разрешить вопрос. Но всегда оказывались другие, более настоятельные, не терпящие отлагательства дела. Когда же образовано было, наконец, особое совещание и началась разработка закона, весь аппарат оказался настолько сложным и громоздким, что стало невозможным рассчитывать на сколько-нибудь быстрое окончание работы и назначение выборов в близком будущем. Следует ли из этого, что другой план - образование маленькой комиссии, быстрая разработка закона, назначение выборов возможно скорее - был и осуществим, и целесообразен. Я этого не думаю. Прежде всего, для меня несомненно, что начался бы немедленный поход против правительства с обвинением его в намерении составить закон кабинетным, бюрократическим путем. Всякие недостатки этого закона ставились бы на счет правительству. Подрывался бы авторитет составителей - и, конечно, выполненного ими проекта. Думаю, что и сами составители оказались бы в величайшем затруднении по ряду коренных, принципиальных решений, - хотя бы, например, по вопросу о той или другой системе выборов - мажоритарной или пропорциональной, или по вопросу об участии в выборах чинов действующей армии и флота, или, наконец, по организации выборов на окраинах. Но допустим, что все эти затруднения удалось бы преодолеть. Как можно было организовать выборы в России, сверху донизу потрясенной переворотом, в России, не имеющей ни демократического самоуправления, ни правильно налаженного местного административного аппарата? А выборы в армии?.. Но, конечно, самый огромный риск заключался бы в самом созыве Учредительного собрания. Наивные люди могли теоретически представлять себе это собрание и роль его в таком виде: собралось бы оно, выработало бы основной закон, облекло его всею полнотой власти для окончания войны, а затем разошлось бы... Это можно себе представить, но кто поверит, что так в самом деле могло случиться? Если бы до Учредительного собрания удерживалась какая-нибудь власть, то созыв его был бы, несомненно, началом анархии.

   Теперь опыт с Учредительным собранием проделан. Вероятно, сами большевики в октябре еще не представляли, что уже в начале января, два месяца спустя после переворота, удастся так легко разделаться с этим собранием. Как известно, одно из обвинений, предъявленных ими Временному правительству, заключалось в том, что Временное правительство затягивало выборы... А когда для них Учредительное собрание оказалось неподходящим, они без колебаний его разогнали. Если бы Временное правительство чувствовало подлинную, реальную силу, оно могло сразу объявить, что созыв Учредительного собрания произойдет по окончании войны, - и это, конечно, по существу было бы единственно правильным решением вопроса, после того как отказ Михаила Александровича сделал необходимым постановку вопроса о форме правления. Но Временное правительство не чувствовало реальной силы. Ибо с первых же дней его существования началась та борьба, в которой на одной стороне стояли все благоразумные и умеренные, но, увы! - робкие, неорганизованные, привыкшие лишь повиноваться, неспособные властвовать элементы общества, а на другой - организованное rascality {мошенничество (англ.).} со своими тупыми, фанатическими, а порою бесчестными вожаками.

   Центром тяжести всего положения сразу стал вопрос об армии.

   Недели через три после переворота, начиная с двадцатых чисел марта, стали прибывать в Петербург депутации с фронта. Целью их приезда выставлялось, с одной стороны, - заявить Временному правительству о своей готовности поддержать новый строй и защищать свободу, а с другой - уяснить себе настоящую сущность отношений между Временным правительством и Советом рабочих депутатов. Депутации прибывали ежедневно, с разных фронтов, от разных частей, в более или менее многочисленном составе с командирами и офицерами во главе, с красными значками и красными знаменами. Почти всегда Временное правительство принимало их в ротонде Мариинского дворца. Помню, как вначале меня поражала картина внутренности этого дворца и как трудно было сочетать ее со старыми воспоминаниями, относящимися к эпохе дореформенного Совета и моей службы в Государственной канцелярии. Тогда Мариинский дворец был святилищем высшей бюрократии. В нем помещались Государственный совет с Государственной канцелярией, комитет министров и его канцелярия и Канцелярия по принятию прошений, на высочайшее имя приносимых. В великолепных залах дворца, устланных бархатными коврами, обвешанных тяжелыми драпировками, уставленных золоченой мебелью, бесшумно двигались необыкновенно статные камер-лакеи в расшитых ливреях и белых чулках, разнося чай и кофе. В дни заседаний пленума (по понедельникам) царила какая-то взволнованная торжественность. Внушительные фигуры по большей части престарелых сановников, в лентах и орденах, - военные и придворные мундиры, - сдержанные разговоры - все создавало какую-то атмосферу недоступности, оторванности от низменной будничной жизни. В эти дни человек в пиджаке показался бы какой-то неприличной и дикой аномалией, если бы он вдруг очутился в среде этих выхоленных, нарядных, осанистых людей.

   Сейчас все это исчезло бесследно. Мариинский дворец подвергся радикальному "опрощению". В его роскошные залы хлынули толпы лохматых, небрежно одетых людей, в пиджаках и косоворотках самого пролетарского вида. Великолепные лакеи, сменив ливреи на серые тужурки, потеряли всю свою представительность. Прежнее торжественное священнодействие заменилось крикливой суетой. Все это произошло хотя и постепенно, но в очень короткий промежуток времени. В первые недели в Мариинском дворце собиралось только Временное правительство да юридическое совещание. Тогдашний "революционный" городской голова Ю. Н. Глебов³⁶ настойчиво хлопотал о том, чтобы большой зал Государственного совета вместе с аванзалом был предоставлен городской думе для ее заседаний. Я также настойчиво противодействовал этой попытке, которая и провалилась. Но зато Мариинский дворец очень скоро стал центральным местом всяких комиссий, а когда начало свои работы совещание по выработке закона о выборах в Учредительное собрание, бывали дни, когда все залы, до ротонды включительно, были заняты комиссиями. В марте еще этого не было, ротонда почти всегда бывала свободна, и ею пользовались для приема воинских депутаций.

   Как больно, как тягостно сейчас вспоминать об этих депутациях. Сколько выслушано было нами заявлений о готовности поддержать всеми силами "народное Временное правительство", дружно отстаивать свободу и неприкосновенность родины, не слушать смутьянов, не поддаваться на происки врагов! Какие горячие, часто восторженные речи! Правда, лица солдат по большей части выражали - в лучшем случае - какую-то растерянную тупость; правда, в словах офицеров не чувствовалось ни уверенности, ни властности, и часто резала революционная фраза, гибельная по своему духу. Правда, казалась непонятной и неправдоподобной эта внезапная революционная сознательность, и шевелился в душе вопрос: не есть ли это просто голос бунтарства, не сказывается ли здесь элементарный протест против всякой дисциплины, всякого подчинения? Главной, темой речей был почти неизменно вопрос об отношениях между Временным правительством и Советом рабочих депутатов. Часто говорилось, что армия смущена и недоумевает под впечатлением какого-то двоевластия, что ей нужна единая власть. В ответ на это из уст представителей правительства слышались довольно-таки елейные заявления о том, что никакого двоевластия нет, что между ним, Временным правительством, и Советом рабочих депутатов полное единение, взаимное доверие, наилучшие отношения. Говорилось и на тему о войне, но здесь как-то меньше всего чувствовалось уверенности.

   Первые депутации производили и на Временное правительство и на самих депутатов сильное впечатление. Казалось, что устанавливается какая-то духовная связь с армией и что можно будет удержать или даже воссоздать крепкую и стойкую военную силу. Но это только казалось. Прибывавшие с фронта депутации вступали в контакт не только с правительством, но и с Советом депутатов. Правительство ограничивалось тем, что принимало их в залах Мариинского дворца, выслушивало, отвечало, депутации кричали ему "ура" - и уходили в Таврический дворец, где им прежде всего внушали убеждение в величии и всемогуществе Совета рабочих депутатов и его Исполнительного комитета и где всевозможные безответственные люди занимались демагогической и анархической пропагандой. Эту же пропаганду они встречали везде - на уличных митингах, в казармах, - они входили в соприкосновение с разнузданными и развращенными элементами петербургского гарнизона, гордящимися тем, что "мы сделали революцию", и сами развращались. В результате паломничество депутаций от армий в Петербург сделалось средством заражения и разложения войск, а не их оздоровления.

   Когда в середине апреля генерал Алексеев приехал в Петербург и в заседаниях Временного правительства (собиравшегося по случаю болезни А. И. Гучкова на его квартире) обрисовывал настроение в армии, я хорошо припоминаю, какое чувство жути, и безнадежности меня охватывало. Вывод был совершенно ясен. Несмотря на все оговорки, приходилось уже тогда констатировать, что революция нанесла страшнейший удар нашей военной силе, что ее разложение идет колоссальными шагами, что командование бессильно. Обнаружилось в командном составе два течения, два типа людей. Одни очень скоро поняли, что они могут удержаться на своих местах только безудержным потаканием революционизированных солдат, заискиванием, утрированием новых "товарищеских" отношений, - попросту говоря, - подличанием перед солдатами. Эти лица, конечно, только способствовали разрушению дисциплины, утрате сознания воинского долга, - вообще, гибели армии. Другие не хотели мириться с новыми порядками и новым духом, пытались им противодействовать, проявить власть, - и либо попадали в трагические истории, либо оказывались неудобными в глазах более высокого начальства и были смещаемы со своих должностей. Таким образом, лучшие, наиболее сильные, наиболее добросовестные элементы исчезали, а оставалась либо жалкая дрянь, либо особенно ловкие люди, умевшие балансировать между двумя крайностями.

   В моих бумагах хранится несколько писем, в то время и позже мною полученных от графа Н. Н. Игнатьева, человека, прослужившего всю свою жизнь на военной службе, командовавшего во время войны Преображенским полком, - настоящего офицера и притом очень неглупого, вдумчивого и серьезного человека... Эти его письма произвели на меня большое впечатление. Они подтвердили мои худшие догадки. Сейчас их у меня нет под рукой, и я не могу проверить даты, но мне помнится, что очень скоро в этих письмах зазвучала такая нота: надо отдать себе ясный отчет в том, что война кончена, что мы больше воевать не можем и не будем, потому что армия стихийно не хочет воевать. Умные люди должны придумать способ ликвидировать войну безболезненно, иначе произойдет катастрофа... Я показал одно из писем Гучкову. Он его прочел и вернул мне, сказав при этом, что он получает такие письма массами. "Что же вы думаете по этому поводу?" - спросил я. Он только пожал плечами и ответил что-то вроде того, что приходится надеяться на чудо. Но чудо не произошло, процесс пошел естественным и необходимым путем и привел к естественному и необходимому концу. <...>

  

  

   ¹ Источник: Набоков В. Д. Временное правительство // Архив русской революции. Т. 1. Берлин, 1921; Набоков В. Д. Временное правительство. Воспоминания. М., 1923.

   ² Давлетшин А. А. - генерал-майор, член Туркестанского комитета Временного правительства, командующий войсками Туркестанского военного округа.

   ³ Михневич Н. П. (1849-1927) - генерал от инфантерии, военный теоретик, начальник Академии Генштаба, затем начальник Главного штаба. Аверьянов П. И. - генерал-майор, начальник Генштаба.

   ⁴ Струве П. Б. (1870-1944) - экономист, философ, историк, публицист, один из лидеров кадетов.

   ⁵ Германские войска оккупировали Крым с апреля по ноябрь 1918 г.

   ⁶ На VII съезде кадетской партии (25-28 марта 1917 г.) была принята резолюция о новой редакции п. 13 ее программы: "Россия должна быть демократической и парламентарной республикой". Старое название было снято и несколько позже официально партия именовалась партией Народной свободы. 1 сентября 1917 г. Временным правительством был опубликован декрет о провозглашении Российской Империи республикой.

   ⁷ Винавер М. М. (1863-1926) - адвокат, один из основателей партии кадетов, член ее ЦК, депутат I Думы.

   ⁸ Милюкова А. С. - супруга П. Н. Милюкова, общественный деятель, член партии кадетов, член "Лиги равноправия женщин", гласная петроградской городской думы.

   ⁹ Речь идет об убийствах матросами наиболее ненавистных им офицеров.

   ¹⁰ Лазаревский Н. И. - юрист, профессор, кадет.

   ¹¹ Кокошкин Ф. Ф. (1871 -1918) - юрист, публицист, приват-доцент Московского ун-та (кафедры гос. права) один из лидеров партии кадетов, член ее ЦК, депутат I Думы, масон. После Февральской революции гос. контролер во 2-м коалиционном Временном правительстве.

   ¹² Обращение было опубликовано 26 марта.

   ¹³ Вершинин В. М. (1874-?) - коммерсант, издатель газеты "Жизнь Алтая", депутат IV Думы. Один из лидеров трудовиков. Калинин С. А. (1873-?) - крестьянин, беспартийный, депутат IV Думы. Грибунин С. Ф. - депутат IV Думы.

   ¹⁴ Теляковский В. А. (1860-1924) - директор императорских театров в 1901-1917 гг.

   ¹⁵ Родичев Ф. И. (1856-1933) - адвокат, депутат I-IV Дум, один из лидеров партии кадетов, член ее ЦК. После Февральской революции - министр по делам Финляндии во Временном правительстве.

   ¹⁶ Имеется в виду наступательная операция войск русского Юго-Западного фронта 16-30 июня 1917 г.

   ¹⁷ Карлейль Т. (1795-1881) - английский публицист, философ, историк, выдвинул концепцию "культа героев", являющихся, по его мнению, единственными творцами истории.

   ¹⁸ Щепкин Д. М. - тов. министра внутренних дел Временного правительства (в марте - июле 1917 г.). Урусов С. Д. (1862-1927) - кн., депутат I Думы, масон, тов. министра внутренних дел (март - июнь 1917 г.), член партии мирного обновления.

   ¹⁹ Корнилов двинул войска на Петроград 25 августа, а министры-кадеты подали в отставку 27 августа.

   ²⁰ Ольденбург С. Ф. (1863-1934) - востоковед, член ЦК партий кадетов, министр просвещения во 2-м коалиционном Временном правительстве. Карташев А. В. (1875-1960) - профессор, историк церкви, кадет, обер-прокурор Святейшего синода, министр исповеданий во 2-м коалиционном и министр исповеданий в 3-м коалиционном Временном правительстве.

   ²¹ Речь идет о секретных соглашениях России с Англией, Францией и Италией.

   ²² Речь идет о Временном Совете Российской республики, решение об образовании которого было принято 20 сентября 1917 г.

   ²³ Генерал-лейтенант A.M. Крымов застрелился 31 августа 1917 г. в Петрограде, вернувшись из Зимнего дворца от Керенского.

   ²⁴ Трубецкой Г. Н. (1873-1930) - дипломат и общественный деятель, кадет. В марте 1917 г. назначен начальником дипломатической канцелярии при Ставке.

   ²⁵ Третьяков С. Н. (1882-?) - банкир, один из руководителей Московского ВПК, сторонник кадетов, председатель Экономического совета в 3-м коалиционном Временном правительстве, тов. председателя Совета общественных деятелей.

   ²⁶ Грей Э. (1862-1933) - дипломат, один из лидеров либеральной партии Великобритании, министр иностранных дел (1905-1916 гг.), в 1915-1916 гг. заключил ряд тайных соглашений с союзниками Великобритании в империалистической войне о переделе мира.

   ²⁷ Видимо, ошибка. Правильно - 27 марта.

   ²⁸ "Окопная правда" - газета, орган бюро военных организаций РСДРП (б) 12-й армии при ЦК социал-демократии Латвии (издавалась в апреле 1917 - феврале 1918 г. в г. Вендене (ныне г. Цесис, Латвия).

   ²⁹ Правильно - 10 апреля.

   ³⁰ Львов (Клячко) Л. М. (1873-1939) - журналист, врач.

   ³¹ "Дело народа" - орган эсеровской партии, газета издавалась в 1917-1918 гг. в Петрограде, Самаре, Москве.

   ³² Контактная комиссия была создана 8 марта.

   ³³ Речь идет о Всероссийском совещании Советов рабочих и солдатских депутатов (29 марта-3 апреля), созванном Исполкомом Совета с согласия Временного правительства.

   ³⁴ Кишкин Н. М. (1864-1930) - один из лидеров кадетов, врач. После Февральской революции комиссар Временного правительства в Комитете общественных организаций в Москве, министр гос. призрения в 3-м коалиционном Временном правительстве. Смирнов С. А. - кадет, фабрикант, председатель Московского ВПК, гос. контролер в 3-м коалиционном Временном правительстве. Малянтович П. Н. (1870-1939) - присяжный поверенный, меньшевик, министр юстиции в 3-м коалиционном Временном правительстве. Маслов С. Л. (1873-1943) - эсер, министр земледелия в 3-м коалиционном Временном правительстве, член Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов.

   ³⁵ Гальперн (Гальперин) А. Я. - меньшевик, присяжный поверенный, масон, занял место В. Д. Набокова.

   ³⁶ Глебов Ю. Н. (1873-?) - поручик запаса, октябрист, депутат III Думы; 28 февраля 1917 г. избран временным городским головой Петрограда, 2 марта утвержден Временным комитетом Государственной думы, в августе гласный городской думы Петрограда.