Главная » Книги

Пнин Иван Петрович - Dubia, Страница 2

Пнин Иван Петрович - Dubia


1 2 3 4

сей первой его части.
   "Вот! приближаются две благомыслящие особы; назовем их Альдон и Альдина. Искренно вверяя себя друг другу, идут они, взявшись рука за руку; ибо сей день есть торжественный день любви их, день бракосочетания".
   Я никак не мог решиться представить сих особ в том самом виде, в каковом изобразил их г. издатель; надобно совершенно отказаться от скромности, долженствующей управлять пером писателя. Но обязан сказать, что сие первых нежных объятий в браке изображение почитает издатель торжеством дружбы и любви и восклицает, что никто еще поныне достойно его не воспел. Здесь самолюбие издателево доказывает, что он весьма редко, а, может быть, и совсем не входит в самого себя; когда бы делал он сие почаще, то я уверен, что он скоро переменил бы сие о себе мнение и не столько бы велик казался в глазах своих.
   Вторая, третия и четвертая главы сей книги состоят в описании уловок или ухваток, проказ и плутней любовницы (продажной), а пятая представляет потехи с невинностию и падение оной. По одному уже содержанию их может всякой сделать о них справедливое заключение... Я привел бы из сих глав некоторые места; но кто может быть в сем случае столько любопытен? кому могут они понравиться? и потому, дабы не раздражить благородных и чувствительных сердец, я оное оставляю.
   Последняя глава состоит из писем, в которых издатель описывает другу своему Линдгельму утехи отца и матери, величайшее удовольствие в браке. Все, что я о сей главе сказать могу, так это то, что она ничем не лучше прочих.
   Заключает же издатель книгу сию премудростию Иисуса сына Сирахова и притчами Соломоновыми, на славянском языке писанными. А я, с моей стороны, ничем не нахожу лучше заключить сего моего к вам письма, как следующим для издателя наставлением: - jаi toujours cru que le respect qu'on doit au public n'est pas de lui dire des fadeurs, mais de ne lui rien dire que de vrai et d'utile ou du moins qu'on ne juge tel; de ne lui rien prйsenter sans y avoir donnй tous les soins dont on est capable, et de croise qu'en faisant de son mieux, on ne fait jamais asses bien pour lui.

I. I. Rousseau.

  
   Может быть, некоторые спросят меня: почему издание сей книги приписываю я тому же Г. Г. который издал недавно Любовники или супруги, мужчины и женщины (некоторые). Сие нимало не должно быть удивительно: во-первых, скажу им, что приятель мой, живущий в Петербурге, о сем меня уведомил; но хотя бы сего не случилось, то льзя ли ошибиться в слоге и предметах, сим Г. Г. избираемых.
   Я бы прислал к вам, государь мой, и еще рецензии на некоторые русские книги, хотя не новые, однако довольно важные; но, не зная, станете ли вы продолжать издание ваше на будущий год или нет, почитаю сие бесполезным и для вас некоторым образом обременительным. Впрочем, имею честь пребывать вашим усерднейшим

Читателем.

   Торжок. Декабря 28 дня.
  

<О СТИХАХ ДЕВИЦЫ М.>5

  
   Сии и также еще некоторые стихи, кои в следующих месяцах помещены будут, получил я от одной девицы М. - Они суть плоды свободного ее времени, любви к упражнению. - Редкий пример между девицами нашего времени! - Редкие достоинства! - Везде излито чувство, пленяющее сердце! - Всюду видна душа, исполняющая читателя нежнейших ощущений! - Прискорбно, очень прискорбно, что скромность ее лишает нас удовольствия узнать ее имя. И[здатель].
  

<О ПИСЬМЕ НЕИЗВЕСТНОЙ ОСОБЫ>6

  
   Получивши от неизвестной особы сие одолжительнейшее письмо с помещенными в оном вопросами, рассуждениями и живо изображенными благовидными намерениями, издатель поставляет приятнейшим долгом изъявить чувствительнейшую признательность оной особе, во уважение патриотического духа, благородства чувствований и доброхотного приглашения к разделению славы, каковая от удовлетворительного разрешения столь важных задач, несомнительно, воспоследовать долженствует, и предполагая вероятнеишим образом, что по сообщенному предначертанию заготовлены уже оною особою нужные к столь великолепному зданию запасы, - издатель усерднейшим образом просит ее о доставлении образца решению хотя первого из предложенных вопроса, дабы по оному любители словесности и рачители общественного добра могли надежнее и единообразнее заниматься решением прочих. - Как сей образец, так и другие труды, которые оная особа благоволит впредь присылать, с благодарностию принимаемы и помещаемы будут.
  

<О ПРЕДРАССУДКАХ>6

  
   Как сие, так и второе рассуждение, что в следующем месяце помещено будет, по важности их предмета заслуживают особенного читателева внимания. В них увидит он, с каким глубокомыслием сочинитель оных предлагает истины, против которых не малое число из новейших любомудров с толикою ревностию восстают, стараясь совершенно оные испровергнугь. Сии непреклонные умы судят о предрассудках по одному токмо их виду, не входя в порядочное исследование тех выгод, каковые общество от оных получает, и разят без разбору все, не мысля, какие предрассудки испровергнуть должно и какие надобно употребить на истребление их средства. - В надежде, что сии два рассуждения ясностию своих истин конечно, немало принесут удовольствия любящим заниматься подобными материями, оные здесь и помещаются.
  

<О ВРЕДЕ ВОЙНЫ>7

  
   Здесь любомудрие Шарроново в заблуждении, он сам себе противопоставляет привидения, с которыми сразиться должно. Отечество простило ли бы гражданину, когда бы он на войне пощадил родственника или друга? Но ежели позволительно пощадить родственника, друга, то нельзя ли также пощадить и всякого другого человека, потому что все люди братия? - Без сомнения, когда будем восходить к первым началам нравственности, запрещающей людям убивать себе подобных. - Но чрез это уничтожалась бы война? - Тем лучше. Разум никогда не одобрял сего варварского употребления. Поэтому не надобно защищать своего отечества? Это слишком уже много. Надобно его защищать, не щадя даже своей жизни, когда нельзя того иначе исполнить. Но ежели бы люди захотели друг друга слушать и все делали сходно с разумом, то никогда не дошли б до необходимости убивать друг друга.
  

<О ФОНВИЗИНЕ>8

  
   Кому из соотечественников наших не известны сочинения г. Фон Визина, сего знаменитого писателя? Писателя, которому по сие время не было еще у нас достойных подражателей, и не знаю, будет ли когда-нибудь - другой Фон Визин? Напрасно было бы входить мне в подробное исследование превосходных его как феатральных, так и других пиитических творений, которые большая часть людей, словесность любящих, знают почти наизусть; и что, кажется мне, не малым уже послужить может доказательством о их достоинствах и изящности. - Кто не согласится со мною, что вообще во всех его сочинениях блистает отличная острота, видны оригинальные черты пылкого воображения, что краски для писания картин, им употребленные, суть самые живые, трогательные и восхитительные; что рассуждения его точны, основательны; слог исполнен приятности, замысловат и плавен; что критики, им учиненные, благоразумны и умеренны? - С каким искусством мог он обнаруживать зловредные пороки, обычаи, нравы, общество в его время заражавшие, и, давая, таким образом, во всей силе чувствовать пагубное оных действие, умел, с другой стороны, с отменною привлекательностию, с особенным чувством представить истинные пользы и побуждать к добродетели. - Самая сухая нравственность под пером его имеет свои прелести и занимательна. - К сему можно присовокупить еще, что число переводов его хотя и не велико, однакож все они прекрасны и не менее доказывают вкус его, как и знание в выборе оных. - Фон Визина нет более! - Российской феатр лишился в нем своего Молиера. Словесность - нужнейшего ей сотрудника, члена, славу ей приносившего. Отечество потеряло в нем верного сына, доброго гражданина. - Его нет более! - Но доколе свет наук будет озарять отечество наше, он всегда будет почтен, и творения его останутся навсегда драгоценным памятником для его читателей.
   Нижеследующее "Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях" получил я по случаю от одной почтенной особы. Оно есть последний Фон Визина труд. Я помещаю здесь его совершенно так, как оно мне досталось. И хотя по приключившейся писателю смерти осталось оно к общему нашему прискорбию недоконченным, однакож, при всем том, читатель не без удовольствия между прочим узнает жизнь и характер сочинителя, с толь удивительною точностию и признанием им свету обнаруживаемый. - В последствие же издания нашего, если не случится никаких препятствии, постараемся сообщить читателям нашим некоторые письма его о Париже, к одной особе им во время пребывания его в сем городе писанные и весьма много любопытного в себе содержащие.
  

ПРИЛОЖЕНИЯ

  
  

ПЕРЕВОДЫ ИЗ СОЧИНЕНИЙ П. ГОЛЬБАХА, НАПЕЧАТАННЫЕ В "САНКТПЕТЕРБУРГСКОМ ЖУРНАЛЕ" 1798 г.

  

О ПРИРОДЕ9

  
   Вселенная, сия ужасная громада всех бытий, не представляет глазам нашим ничего, кроме вещества и движения; всецелость оныя не показывает нам ничего, кроме незримой и беспрерывной цепи причин и действий. Из причин некоторые нам известны, поелику непосредственно поражают наши чувства; а другие не известны, поелику производят в нас впечатления действиями, часто весьма отдаленными от первых своих причин.
   Величества многоразличные и бесчисленными образами соединенные получают и беспрестанно сообщают разные движения. Различные свойства сих веществ, разнообразные оных соединения и действия, кои суть необходимые следствия свойств и соединений, составляют для нас существа вещественных бытии; и от сих-то различных существ происходят разные отделения, роды или системы, занимаемые в природе сими бытиями.
   Итак, природа в самом пространнейшем своем знаменовании есть одна великая всецелость, происходящая от собрания всех бытий, составляющих вселенную; в теснейшем же знаменовании понимаемая или рассуждаемая в каждом бытии, есть всецелость, происходящая в каждом из существа бытия, то есть оного свойств, соединений, движений, или образов действия, различающих одно бытие от прочих. Например, человек, превосходнейшее дело рук творца природы, состоит из двух существ совершенно различных. Одно собственно грубое и страдательно, то есть не могущее само собою никак действовать, имеющее протяжение, образ, части, способное к принятию движения, покоя, деления. А другое существо само собою действительное, не имеющее протяжения, ни деления, само себя понимающее, мыслящее, рассуждающее (отрицающее то, что ему кажется ложным, и утверждающее то, что почитает истинным), то есть умствующее.
   Человек рождается нагим и лишенным всякой помощи; скоро приходит в состояние одевать себя кожею, потом с удивлением видим его плетущего золото и шелк. Бытию, вознесенному выше нашего шара и с высоты атмосферы рассматривающему род человеческий со всеми его произведениями и переменами, люди показались бы подверженными законам природы не меньше в то время, когда нагие скитаются в лесах, снискивая с трудом себе пишу, нежели когда, живя в гражданских обществах, искусившиеся множеством опытов, для погружения себя в роскоши находят ежедневно тысячи новых нужд и открывают тысячи способов к удовлетворению оных. Все меры, употребляемые нами к перемене образа нашего бытия, не иным чем могут быть почтены, как пространным последствием причин и действий, обнаруживающих первые побуждения, сообщенные нам природою. Одно и то же животное в рассуждении своего членосложения приходит постепенно от нужд простых к многосложнейшим, которые, однакоже, суть следствия его природы. Таким образом бабочка, коея красоте удивляемся, начинает свое бытие неодушевленным яичком, из которого теплота выводит червячка, сперва бывающего хризалидою {Chrysalide, хризалида, есть третие состояние насекомого, в котором недвижимо и в плеве своей пребывает заключена до последнего изменения.}, а потом превращающегося в крылатое насекомое, украшенное живейшими цветами; находясь в сем образе, производит себе подобных и распространяет свой род; наконец, исполнивши долг, возложенный природою, или описавши круг перемен, природою предназначенный такого рода бытиям, лишившись своих украшений, умирает.
   Мы видим надлежащие перемены и свойственные степени созревания во всех растениях. Приличное соединение малейших частиц и состав клейкости или соков есть причиною, что какое-нибудь растение, нечувствительно возрастая и изменяя вид, через несколько лет производит цветы, кои суть признаки смерти оного.
   То же случается с телом человеческим; оно во всех своих возрастах и во всех изменениях подвержено законам, свойственным сложению его частей и веществу, составляющему его.
   Итак, человек в исследованиях своих большею частию должен употреблять в помощь физику и опыты; с ними должен советоваться в науках и художествах, в забавах и трудах своих. Природа действует по законам простым, единообразным, непременным, которые познаем чрез опыты; посредством чувств наших соединены мы с всеобщею природою; посредством оных можем испытывать и открывать ее тайны; как скоро оставляем опыт, немедленно впадаем в пустоту, в которой воображение наше заблуждается.
   Большая часть заблуждений человеческих суть физические. Люди неминуемо обманываются всякий раз, когда пренебрегают испытывать природу, советоваться с ее законами и призывать в помощь опыт. Так, по недостатку опытов получают несовершенные понятия о веществе, оного свойствах, соединениях, силах, образе действия. Тогда вся вселенная кажется им ложным призраком или мечтою; не познают природы, презирают ее законы, не усматривают путей, предначертанных ею всему заключающемуся в ней. Прямо сказать! не познают самих себя: все их мнения, догадки, умствования без опыта суть не что иное, как соплетения заблуждений и нелепостей.
   А посему человек, не познавая себя и необходимых отношений, существующих между им и бытиями его рода, презирает долг свой в рассуждении других; не понимает, что они нужны для собственного его благополучия; не видит должности своей; не видит излишностей, которых, для соделания себя истинно благополучным, должен удаляться; не видит страстей, которым, для собственного благополучия, должен или сопротивляться, или повиноваться, - словом, не понимает истинных выгод своих. Отсюда происходят все его непорядки, невоздержанность, постыдные желания и все пороки, в которых он погружается с потерею своего здравия и постоянного благоденствия.
   Сверх сего, от непознания природы и ее законов, от неисследования и неоткрытия путей и свойств ее человек утопает в невежестве или делает слабые и неизвестные шаги к поправлению своего жребия: нерадение заставляет его полагаться на примеры, последовать привычке и слушаться принуждений больше, нежели опытов, требующих деятельности, и разума, требующего размышлений. Отсюда рождается то отвращение, которое люди оказывают ко всему тому, что, кажется, отдаляет их от правил, к коим они привыкли; отсюда слепое уважение и привязанность к древности и самым безумнейшим внушениям их предков; по причине сего нерадения и по недостатку опытов врачебная, естественная и земледельческая науки (медицина, физика и земледелие), словом, большая часть полезных наук, производят столь мало чувствительных успехов и пребывают столь долго в оковах предубеждений. Упражняющиеся в сих науках желают лучше следовать путями, им начертанными, нежели проложить новые; они пылкость воображения своего и пустые догадки предпочитают соединенным с трудами опытам, кои одни только могут открывать таинства природы.
   Одним словом, люди или от нерадения, или от страха, презрев свидетельство чувств своих, на трудном пути наук руководствуются одним воображением, привычкою и предрассуждениями. И для того не редко бывает, что мнения, основанные на воображении, занимают место опытов, размышления и здравого разума.
   Итак, нужно вознестись выше темных облаков предрассуждения, выйти из густой окружающей нас атмосферы, дабы можно было надлежащим образом судить о мнениях и различных умствованиях человеческих; перестанем верить испорченному воображению; возьмем в путеводители опыт; начнем советоваться с природою; постараемся почерпать в ней самой истинные понятия о предметах, содержащихся в ней; призовем на помощь наши чувства; станем спрашиваться разума; постараемся рассматривать со вниманием видимый мир, а сие рассматривание непременно доведет нас до познания невидимого творца его.
  

О ДВИЖЕНИИ И НАЧАЛЕ ОНОГО10

  
   Движение есть стремление, по которому тело переменяет место, то есть соответствует попеременно разным частям пространства или переменяет расстояние в рассуждении других тел; а расположение к движению есть сила, понуждающая тело к вышеозначенной перемене. Движение учреждает отношения между орудиями наших чувств и вещественными бытиями, находящимися внутрь или вне нас. Чрез движения сии бытия производят в нас впечатления, по которым познаем их существование, судим о их свойствах, различаем одних от других и разделяем их на разные классы.
   Различные, примечаемые в сей пространной вселенной, бытия, существа и тела, сами будучи произведения известных некоторых соединений, становятся обратно причинами. Какое-нибудь бытие можно назвать причиною, когда оно другое приводит в движение, или когда производит в другом некоторую перемену; действием же в таком случае бывает перемена, которую одно тело в другом чрез движение производит.
   Всякое бытие, в рассуждении своего существа, или особливой природы, способно к произведению, принятию и сообщению разных движений; а потому некоторые бытия способны к поражению орудий наших чувств, сии же к принятию впечатлений, или некоторых перемен от их присутствия.
   Природа есть собрание всех бытии и всех движений, как нам известных, так и многих других, которых мы не знаем, поелику оные не подлежат чувствам нашим. От беспрестанного действия и противудействия всех вещественных бытии, содержащихся в природе, происходит цепь причин и действий или движений, управляемых постоянными и неизменяемыми законами; есть некоторые движения, коих начала нам не известны, потому что не знаем, из чего состоят первоначальные существа большей части бытии. Первые начала, или элементы тел, не подвержены орудиям наших чувств; мы познаем оные только в сложении (в массе), а не знаем внутренних теснейших их соединений, ни соразмерности, или пропорции, находящейся в сих самых соединениях, отчего необходимо должны происходить весьма различные движения или следствия.
   Чувства наши показывают нам вообще два рода движений в вещественных бытиях, окружающих нас; одно - движение целого, или массы, посредством которого целое тело переходит с одного места на другое; таковое движение чувствительно для нас. Так, видим камень падающий, шар катающийся, руку движущуюся или переменяющую положение. Другое движение - внутреннее и сокровенное, зависящее от жидкости, проницающей тело, от соединения действия и противудействия неощутительных частиц вещества, составляющего тело; сего движения мы не видим, а узнаем оное по переменам или изменениям, примечаемым чрез некоторое время в телах или смешениях. Таковые сокрытые движения производит брожение в частицах муки, которые, сколь ни раздельны и сколь ни несвязаны бывают, тесно соединяются и составляют одно целое, или массу, которую мы называем хлебом; такие же неощутительные движения суть те, посредством которых какое-нибудь прозябание растет, укрепляется и изменяется, получает новые качества, так что глаза наши не могут усматривать движений, происходящих от причин, производящих сии действия. Наконец, такие же внутренние движения делаются в человеческом теле и служат варению желудка, обращению крови, приуготовлению жизненных духов и проч.
   Движения, как видимые, так и сокрытые, называют приобретенными, когда оные сообщены телу от посторонней какой-либо причины или от силы, существующей вне оного, которые мы посредством чувств наших познаем; так, например, мы называем приобретенным движение, которое ветр производит в парусах какого-нибудь судна.
   Произвольными движениями называются такие, которые произведены в теле, заключающем в себе причину перемен, усматриваемых в нем; такового рода движения суть в человеке ходящем, бегающем, говорящем, кричащем и проч. Простыми движениями называем те, которые возбуждены в каком-нибудь теле одною причиною или силою, а сложными те, кои произведены многими причинами или силами различными, хотя бы сии силы были равные или неравные, вместе действующие или попеременно, известные или неизвестные.
   Какого бы рода ни были движения бытий, однако оные всегда бывают приличны их существу, свойствам, составляющим их, и причинам, действующим на них. Каждое бытие действует и движется особливым образом; вот что составляет непременяемые законы движения. Таким образом, тяжелое тело должно неминуемо падать, если не встретит какого препятствия, могущего остановить оное на пути падения; огненное вещество должно неминуемо жечь и светить; чувствующее бытие естественно расположено искать удовольствия и убегать противного.
   Сообщение движения, или прехождение действия одного тела в другое, делается также по известным некоторым и непременным законам. Тело не сообщает движения другому, как только по некоторым отношениям, подобию сообразности, сходству внутреннему или в точках прикосновения, которое оно имеет с ним. Огонь распространяется только в таком случае, когда встречает вещества, заключающие в себе начала, свойственные ему; а когда встречает тела, которых не может зажигать, то есть не имеющих к нему известного некоторого отношения, погасает.
   Во всей вселенной все находится в движении. Если со вниманием рассмотрим части оные, увидим, что нет ни одной из них, которая бы находилась в совершенном покое; те из них, которые нам кажутся без движения, самым делом находятся только в относительном или наружном покое; они имеют столь нечувствительное и столь неприметное движение, что мы не можем признавать их перемен. Все кажущееся нам в покое не остается ни на единое мгновение в одинаковом состоянии. Вещественные бытия беспрестанно то рождаются, то возрастают, то умаляются и разрушаются с большею или меньшею медленностью или скоростию; однодневное насекомое в течение одного дня рождается и умирает; следовательно, в жизни его с величайшею поспешностию производятся весьма великие перемены. Соединения, составленные из твердейших тел и кажущиеся в совершеннейшем покое, со временем рассыпаются и раздробляются на первоначальные свои части, или элементы; твердейшие камни чрез прикосновение воздуха мало-по-малу разрушаются; состав железа, которое от времени ржавеет и снедается, должен быть в движении от первого мгновения составления своего в недрах земли до того, в которое видим его в сем состоянии разрушения.
   Физики большею частию, кажется, недовольно размышляли о том, что назвали стремление или тяготение nisus, то есть о тех беспрестанных усилиях, которыми одни тела действуют на другие, показываясь между тем в покое. Камень весом в несколько пудов кажется нам на земле в покое, однако он не престает ни на единое мгновение сильно давить землю, которая ему сопротивляется, или взаимно отражает его. Можно ли сказать, что сей камень и сия земля нимало не действуют? Чтобы вывесть себя из сомнения о сем, стоит только положить руку между камня и земли, тогда окажется, что камень, невзирая на видимый покой, в котором находится, имеет силу сокрушить нашу руку. В телах не может быть действия без противудействия. Тело, на которое действует удар, притяжение или какое давление, сопротивлялся оным, показывает нам, что оно через сие самое сопротивление противудействует; силы мертвые и силы живые суть силы одного рода, но употребляются различным образом.
   Нельзя ли поступить еще далее и сказать, что в телах и составах (массах), которых совокупность, или всецелость, кажется нам покоющеюся, происходят беспрерывные действия и противудействия, постоянные усилия и беспрестанные ударения и сопротивления, словом, стремления или тяготения nisus, посредством которых части сих тел давят одни других, взаимно сопротивляются, беспрестанно действуют и противудействуют; а сие самое удерживает их вместе и делает, что сии части составляют целое, тело или состав, которых всецелость кажется нам в покое, между тем как ни одна из частей их в самой вещи не престает действовать? Тела кажутся в покое тогда только, когда действие сил их бывает равно.
   Итак, те самые тела, кои кажутся в совершенном покое, в самом деле получают или в свою поверхность, или во внутренность беспрестанные ударения от тел, их окружающих или проницающих, расширяющих, изрежающих, и, наконец, от самых составляющих их; от сего части сих тел самою вещию находятся в действии и противудействии, или в беспрестанном движении, которого действия оказываются, наконец, приметнейшими переменами. Жар расширяет и изрежает металлы; из сего видно, что полоса железа от одних перемен атмосферы должна быть в непрестанном движении и что нет в ней ни одной частицы, которая бы хотя единое мгновение была в истинном покое. И действительно, в телах твердых, коих все части одна к другой близки и смежны, каким образом понимать, чтобы воздух, холод и теплота могли действовать хотя на одну из их частей, и самых внешних, без сообщения движения постепенно самым внутреннейшим? Каким образом без движения понимать, как обоняние наше поражается чрез истечение из самых плотнейших тел, которых все части кажутся нам в покое? Наконец, глаза наши видели ли бы помощью телескопа самые отдаленнейшие от нас небесные светила, если бы между оными светилами и сеточкою оболочною [sic], на дне глаза нашего находящеюся, не было проходного движения?
   Словом сказать, внимательное наблюдение должно удостоверить нас, что все в природе находится в беспрестанном движении; что нет ни одной ее части, которая бы пребывала в истинном покое; наконец, что природа есть все действующее, в которой без движения ничто не может происходить, ничто не может себя сохранить, ничто не может действовать. Итак, понятие о природе неминуемо заключает в себе понятие о впечатленном движении. Но, может быть, скажет кто, откуда природа получила первоначальное свое движение? На сие можно немедленно ответствовать, что она получила оное от первой причины, от того, который произвел ее из ничего. К сему присовокупить можно, что движимость есть некоторый образ бытия, который проистекает из существенного состояния вещества, и что разнообразность движений и явлений, при том бываемых, происходит от различия свойств, качеств, соединений, находящихся с самого начала в различных первоначальных веществах, в различных началах, или элементах тел. В сходство законов, постановленных создателем, различные вещества, составляющие вселенную, должны от начала мира изъявлять тяготение одни на других, стремиться к центру, взаимно себя ударять, встречать, привлекать и отражать, соединяться и разлучаться, действовать и двигаться различными образами, вследствие существа, свойственного каждому роду веществ и каждому соединению оных, существование предполагает некоторые свойства в вещи существующей: она, имея свойства, должна иметь способы действия, неминуемо происходящие от образа существования ея. Тело, имея тяжесть, должно падать, а падая должно ударять тела, встречающиеся на пути падения его; если оно плотно и твердо, то вследствие собственной плотности своей должно сообщать движение телам, ударяемым оным; если имеет с ними сходство и свойство, должно соединиться, а если не имеет никакого сходства, должно быть отражено и проч. Декарт (Картезий) для составления телесной вселенной ничего не почитал нужным, кроме вещества и движения.
   Существование вещества есть одно дело, а существование движения первоначально впечатленного есть другое дело. Вещество есть тело единосвойственное (homogene), которого части разнствуют между собою только по различным своим образованиям. Первые начала, составляющие тела, состоят из одного и того же вещества; движения их увеличиваются или умаляются, ускоряются или умедляются в рассуждении соединений, соразмерности (пропорции), тяжести, плотности, величины и веществ, входящих в сложение их. Первое начало огня есть, очевидно, движимее первого начала земли; а сия плотнее и тяжелее огня, воздуха, воды; в рассуждении количества сих первых начал, входящего в состав тел, сии должны двигаться различно, и движения их должны быть некоторым образом сложены из начал, составляющих их. Первое начало огня, приведенное самим творцом природы в движение, есть, так сказать, достаточная кислота, приводящая в брожение состав тела, или массу, и дающая оному некоторый род жизни. Земля по своей особливой непроницаемости, или по крепкому соединению частей своих, есть, кажется, начало твердости тел. Вода особливейшим образом способствует теснейшему сопряжению частей тела, будучи сама одною из сих частей. Наконец, воздух есть жидкость, приготовляющая для прочих начал пространство, нужное им для произведения движений, и сверх того способная к соединению с оными. Сии первые начала, которых одних (чистых, без примеси) чувства наши никогда нам не показывают, будучи одни через других приведены в беспрерывное действие, беспрестанно действуя и противудействуя, беспрестанно соединяяся и разделялся, друг друга привлекая и отражая, достаточны для изъяснения составления всех видимых нами бытии; движения их рождаются беспрерывно одни от других; они составляют пространный круг рождений и разрушений, соединений и разделений на части, который не будет иметь конца, как разве в то время, когда угодно будет тому, которому одному одолжен он своим началом. Словом, природа есть неизмеримая цепь причин и действий, кои беспрестанно происходят одни от других. Частные движения зависят от всеобщего первоначально произведенного первою причиною. Оные бывают сильны или слабы, скоры или медлительны, просты или многосложны, рождаются или уничтожаются от различных соединений или обстоятельств, переменяющих каждую минуту направления, стремления, образы существования и действия различных тел, приведенных в движение. Вот куда должно устремить свои мысли для сыскания начала действия и происхождения смесей. Итак, признавать вещество естественно вечное и естественно в движении от самой вечности есть тщеславиться невежеством и безбожием.
  

НЕВОЗДЕРЖАНИЕ11

  
   Анахарзис говорил, что виноградное дерево произращает три плода: первый удовольствия, второй пьянства, третий раскаяния. - Ежедневный опыт доказывает, что человеку ничто так не вредит, как невоздержание; ибо оное, ослабляя тело, непосредственно повергает в старость, изнеможение и, наконец, смерть приключает. - Невоздержание, говорит Демокрит, производит небольшие наслаждения, а огорчения и скорби продолжительные. - Излишество вина, тревожа беспрестанно мозг, делает человека, предавшегося вину, дикообразным, неспособным к трудам, препятствует размышлению, отвлекает от исполнения должности и сопровождает нередко к преступлениям, казнь заслуживающим.
   И вообще жизнь сластолюбивая и нежная учиняет нас сперва нерадивыми, потом бесполезными и, наконец, презрительными. Но существо рассудительное должно крайне стараться о собственной сохранности своей; существо, в обществе живущее, должно тщательно соблюдать характер свой и не возмущать ничем своих способностей, в опасении вовлечену быть в рассеянность и поневоле к действиям, его унижающим и стыд впоследствии производящим. Человек общественный должен, как для собственной пользы своея, так и для пользы других, обуздывать страсти свои и сопротивляться беспорядочным внушениям своея природы. Ничто столь не естественно человеку, как желать удовольствий; но существо, рассудком водимое, убегает тех из них, кои впоследствии своем болезни навлекают: боится, да не учинит себе вреда; воздерживается, да не потеряет уважения в самом себе и от своих сограждан.
  

ГЛАС НЕБА12

  
   О вы! которые по внушению моему ежеминутно в жизни вашей стремитесь к благополучию, не сопротивляйтесь верховному моему закону. Трудитесь для вашего блаженства, наслаждайтесь спокойно, будьте счастливы; вы найдете к сему средства, в собственном вашем сердце начертанные. - Возвратись, о непостоянный! Возвратись к божеству, тебя призывающему; оно утешит тебя, отгонит от сердца твоего сии страхи, тебя смущающие, сии терзающие тебя беспокойства, сии колеблющие тебя страсти, сии вражды, которые отделяют тебя от человека, коего ты любить должен. Предавшись природе, человечеству, самому себе, украшай цветами путь жизни твоей; перестань углубляться в будущее, живи для себя, живи для тебе подобных; входи чаще во внутренность твоего сердца и рассматривай потом существа, тебя окружающие; наслаждайся и споспешествуй наслаждаться ниспосланными мною благами всем детям, равно из недр моих происшедшим; помогай им в их несчастиях, которым они, как и ты, судьбою подвержены. Я похвалю твои удовольствия, когда не вредны они самому тебе и не пагубны твоим ближним, кои для благоденствия твоего сотворены мною необходимыми. Сии удовольствия тебе позволены, если ты только с умеренностью, мною определенною, ими пользоваться станешь. Итак, будь счастлив, о человек! Само небо к сему тебя побуждает; но помни, что ты один благополучен быть не можешь: всех смертных, равно как тебя, призываю я к счастью, которым не иначе ты наслаждаться можешь, как соделывая их счастливыми. Таков есть закон судьбы; если ты покусишься преступить оный, то помысли, что ненависть, мщение и угрызение совести всегда преследовать готовы за нарушение неизменных ее предопределений.
   Итак, следуй, о человек! в каком бы ты звании ни был, сделанному тебе начертанию к достижению счастия, тобою искомого. Да чувствительное человечество побудит тебя к восприятию участия в жребии тебе подобного, да сердце твое тронется бедствиями других, да великодушная рука твоя подаст помощь несчастному, судьбою обремененному: помысли, что она тебя так же, как и его некогда, поразить может; познай из сего, что всякий несчастный имеет право на твои благодеяния. Отирай паче всего слезы угнетенной невинности, собирай в сердце твое погибающею добродетелию проливаемые; да приятный жар искреннего дружества воспламенит сердце твое, честности исполненное; да почтение милой подруги заставит позабыть тебя горести сея жизни: будь верен нежности ее, чтоб была верна она твоей; да в глазах добродетельных и соединенных согласием родителей дети твои поучаются добродетели, чтоб в старости твоей имели они о тебе те же попечения, кои озабочивали зрелые твои лета во время легкомысленной их младости.
   Будь справедлив, потому что правосудие есть подпора человеческому роду. Будь добр, потому что благость покоряет всех сердца. Будь снисходителен, потому что, имея сам слабости, живешь ты с существами, таким же слабостям, как и ты, подверженными. Будь кроток, потому что смиренномудрие привлекает любовь. Будь признателен, потому что благодарность питает и сохраняет благость. Будь смирен, потому что гордость навлекает презрение на существа, единственно собою занимающиеся. Прощай обиды, потому что мщение возрождает ненависти. Твори добро тебя оскорбляющему, дабы через то превзойти его и соделать себе из него друга. Будь воздержан, умерен, целомудр, потому что роскошь, неумеренность и распутства истребят бытие твое и учинят тебя презрительным.
   Будь гражданин, потому что отечество твое нужно для твоей безопасности, твоих удовольствий, твоего благосостояния. Будь верен и послушен законной власти, потому что она необходимо потребна для сохранения общества, в котором ты сам имеешь нужду. Повинуйся законам. Защищай отечество твое, потому что оно устрояет твое счастие, заключает в себе твое имущество и все любезнейшие сердцу твоему существа.
   Одним словом, будь человек, будь чувствительное и разумное существо; будь верный супруг, нежный отец, справедливый начальник, ревностный гражданин; старайся служить отечеству твоему всеми своими силами, дарованиями, прилежанием, добродетелями. Разделяй дары, природою тебе данные, с живущими с тобою в обществе; изливай благосостояние, довольство и радость на всех тебя окружающих: да круг дел твоих, благотворениями твоими в движение приведенный, воздействует на самого тебя; будь уверен, что человек, счастие других соделывающий, сам несчастлив быть не может. Поступая таким образом, какая бы ни была несправедливость и ослепление существ, с которыми рок твой определил тебе жить, никогда не будешь ты совсем лишен награждений, тебе должных. Никакая сила, на земли по крайней мере, не может похитить у тебя внутреннего удовольствия, сего чистейшего источника блаженства. Во всякое время будешь ты с удовольствием входить в самого себя; ты не обретешь во глубине сердца твоего ни стыда, ни ужаса, ни угрызения совести; ты возлюбишь самого себя, ты будешь велик в глазах твоих; будешь любим, почитаем всеми честными душами, коих похвала несравненно действительнее, нежели толпы развращенных. Между тем, как устремишь ты взор свой вокруг себя, веселые лица изъявят тебе любовь, участие, чувствование. Жизнь, коей каждая минута протекать будет в спокойствии души твоея и в любви существ, тебя окружающих, доведет тебя мало-по-малу до предела дней твоих, ибо ты умереть должен; но ты переживешь уже себя мыслию; ты пребудешь навсегда в сердцах друзей твоих и существ, тобою облагодетельствованных; добродетели твои заблаговременно соорудили в оных твердые памятники.
   Итак, перестань жаловаться на участь свою. Будь справедлив, милосерд, добродетелен, то никогда не можешь ты быть лишен удовольствия. Блюдись завидовать обманчивому и скоропреходящему блаженству мощного злодеяния, торжествующего тиранства, корыстолюбивого лицемерия, мздоимного правосудия, ожесточенного могущества. Не покушайся никогда стыдом, обидою и угрызением совести приобретать гибельную власть угнетать тебе подобных; не будь наемным участником гонителей твоего отечества; стыдом покроются их лица, коль скоро встретят они взор твой.
   Не сомневайся в том; ибо только я истинно и неупустительно наказую преступления, землю обременяющие. Злодей может избегнуть законов человеческих, но никогда не избегнет он моих. Мною образованы сердца и тела смертных, мною установлены законы, ими управляющие. Если ты предашься постыдному сладострастию, соучастники распутств твоих восхвалят тебя в оном, а я накажу тебя мучительными немощами, кои прекратят поносную и презрительную жизнь. Если ты предашься невоздержанности, законы человеческие тебя не накажут, но я сокращу дни твои. Если ты порочен, несчастные навыки твои будут причиною твоей погибели. Сии надменные, напыщенные вельможи, коих могущество становит превыше законов человеческих, трепещут под законами моими. Я наказую их, исполняю их страха, подозрения, беспокойств; единым названием святые истины привожу их в содрогание. Посреде толпы льстецов, их окружающих, даю им чувствовать язвительное жало печали и стыда. В ожесточенные души их вливаю я скуку, дабы наказать их за употребление во зло благ, им мною дарованных. Во мне лишь только найдете неизменное, вечное правосудие: без лицеприятия умею соразмерять наказание преступлению, несчастие развращению. Законы человеческие тогда лишь только справедливы бывают, когда они сообразны с моими: их суждения основательны, когда мною они вдохновенны. Единые токмо мои законы суть непременны, общи везде и навсегда для управления участию человеческого рода положенные.
   Если ты сомневаешься в моей власти и необоримом моем над смертными могуществе, то обрати внимание на мщение, производимое мною над всеми теми, которые противятся моим определениям. Проникни во глубину сердца сих различных злодеев, коих веселый вид растерзанную скрывает душу. Не видишь ли ты честолюбца, день и ночь мучающегося в пламени, коего ничто погасить не может? Не видишь ли ты победоносца, в угрызении совести торжествующего и над дымящимися развалинами, над дикими и опустошенными местами, над несчастными, проклинающими его, горестно царствующего? Неужели думаешь ты, что сей тиран, окруженный ласкателями, похвалами его осыпающими, не имел бы познания о ненависти, злодеяниями возбуждаемой, и о презрении, навлекаемом на него пороками его, бесполезностью его и распутствами. Неужели мнишь ты, что сей горделивый царедворец во глубине души своей не устыдился бы обид, им причиняемых, и низкостей, помощию коих входит он в милость.
   Воззри на сих нечувствительных богачей, терзающихся скукою и пресыщением, всегда за истощенными удовольствиями следующими. Воззри на сребролюбца, который, не внемля воплям бедных, трясется над бесполезным сокровищем, на счет самого себя тщательно собранным. Воззри на радостное лицо сластолюбца, на веселый вид невоздержанного, тайно о потерянном здравии воздыхающих. Воззри на несогласие и ненависть, между прелюбодействующими супругами царствующие. Воззри на лжеца и обманщика, всякой доверенности лишенных; воззри на лицемера и клеветника, со страхом от проницательных твоих взоров убегающих и при едином названии ужасные истины трепещущих. Рассмотри изнуренное сердце завистника, от благосостояния других иссыхающего; оледенелое сердце неблагодарного, которое никакое благодеяние не согревает, на свирепую душу сего чудовища, которого стоны несчастных смягчить не могут. Взгляни на злопамятного, желчию и злобою питающегося и в бешенстве своем самого себя пожирающего. Воззри не обинуяся на почиющего смертоубийцу, криводушного судию, гонителя и насильствующего, коего ложе заражено пламенниками фурий. - Ты, конечно, содрогнешься, увидя смущение, волнующее попечителя, обогатившегося на счет сироты, вдовицы и бедного; ты вострепещешь, узря мучения, терзающие сих уважаемых злодеев, которых простолюдим почитает счастливыми тогда, когда презрение, коим к самим себе они исполнены, отмщевает им беспрестанно за притеснение народов. Словом, ты увидишь довольство и покой, изгнанные невозвратно из сердца несчастных, взорам коих представляю я презрение, поругание, наказания, ими заслуженные. Но нет, ты смущаешься при плачевном позорище моих мщений. Человечество побуждает тебя разделять мучения, ими заслуженные; ты смягчаешься над сими несчастными, коих заблуждения, пагубные навыки соделывают порок необходимым; ты убегаешь оных, не ненавидя их, ты готов подать им руку помощи. Если сравнишь ты себя с ними, то возрадуешься, обретя спокойствие во внутренности собственного своего сердца. Наконец, ты увидишь совершившееся над ними и тобою предопределение судьбы, которое хощет, чтобы преступление наказывалось само собою и добродетель никогда не была лишена награждений, ею заслуживаемых.
  

О ПРАЗДНОСТИ13

   "Никогда, - говорил Ксенофонт, - разум, покоренный праздности, доброго произвести не может". - Фоцилид строжае сего сделал примечание: "Рука всякого празднолюбца готова к хищению". - Жить значит творить благо себе подобным и быть полезным, уподобляясь жизни благодетельного римского императора Тита, который говаривал, когда не имел случая оказать в продолжение дня кому благодеяния: "Друзья, сей день я потерял". - "Я научился, - сказал один из древних, - быть себе другом, и потому никогда один не бываю". - "Ничто, - говорил де-Ламберт, - столько не полезно, как чтение нравоучения: по мере, как читаешь Плиния, Цицерона и прочих, получаешь вкус к добродетели". - Если человек столько счастлив, что возлюбит сии умственные удовольствия, то они займут приятно его время, разум отвратят от тщетностей и всех тех разорительных, нередко преступных удовольствий, следующих обыкновенно за людьми праздными и несносною скукою уязвленными. Праздности следствие есть невежество, которое погружает человека в безумие, в детство, в постыдную бездейственность, в глупость, учиняющую его бесполезным самому себе, а прочим и того более. Человек, которого разум развлечен, ничем иным занят быть не может, как пышностию, суетными нарядами, роскошью и разными дурачествами. Он, не зная, как употребить время свое, носит повсюду скуку и свое несносное присутствие: всегда будучи в тягость самому себе, таковым же и для прочих учиняется. Его скучные разговоры ни на что иное не обращаются, как на безделицы, недостойные занимать существо рассудительное. - Катон говаривал, что тунеядцы суть непримиримые враги людей занимающихся. - Они суть истинные тираны обществ, ибо, будучи сами себе несносны, и прочих беспрестанно возмущают. Невежество есть порок тех людей, которые должны бы изучить принадлежащее к их званию, но пренебрегли оное исполнить.
   Стихотворец Прадон в сочинениях своих изъявил крайнее невежество, перенеся города из Европы в Авию; но что больше служит к его укоризне, что присоединил он таковой же ответ, сделанный им некоторому принцу: "Извините меня, высочество, - отвечал он, - это от того произошло, что я не знаю хронологии", - вместо того, чтоб отвечать: "географии". Ответ глупый, свидетельствующий, что он не знал ни одной из сих наук, ни даже того, чему оные научают. - Вот еще мысли одного дворянина, кои послужить могут в девиз невежествующему дворянству: "Что до меня, я в книгу никогда не заглядывал и, будучи рожден дворянином, когда умею на лету стрелять птиц, пить, подписывать имя свое, я почитаю себя столько же, как и покойный Цицерон, знающим".
  

О НРАВОУЧЕНИИ, ДОЛЖНОСТЯХ И


Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (24.11.2012)
Просмотров: 330 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа