Рубан Василий Григорьевич - Лидия Гинзбург. Неизданные стихотворения Рубана

  

   Природы тайны знать, руд положенье ведать,

   Почетней, нежели на серебре обедать,

   Неистощимого устав знать естества,

   Полезнее, чем знать наряды щегольства

   И ведать разные новейших мод уборы,

   Приличней для коней какой кареты цвет,

   Иль как протанцевать искусно минавет,

   Что высшим даром благ считают петиметры,

   И их сообщницы, в главе посящи ветры,

   Которых жизни в том верховный есть закон,

   Чтоб время года знать, или но их сезон,

   Когда в тафту, в атлас, иль в бархат нарядиться,

   Когда, кому с каким изгибом поклониться,

   Как острым меж каких умов блеснуть словцом,

   Презренье, иль хвалу кому явить лицом.

   Вот знающего свет найбольши совершенства,

   Но ведать способы народного блаженства,

   Потребно более и знаний и труда,

   Какая и каких крушцов ¹ у нас руда,

   В каком стране какой доброты или видов? -

   То ведать предлежит тебе теперь, Демидов! -

   Понеже горних дел советником ты стал,

   Я в сем достоинстве тебя не поздравлял,

   Поздравить же теперь за долг и честь вменяю,

   Не в прозе, но в стихах, и оным исполняю

   Желание твое, и с радостию жду

   Да вскоре узришь ты от рук монарших мзду.

   ¹ Крушец - металл.

  

   Еще выразительнее в социальном отношении "Ода откупщикам":

  

  

   Пою податливость усердныя руки!

   Наддачей при торгах казны откупщики,

   Благопотребную я пившие услугу

   Для польз отечества, земному в славу кругу!

   Я ваши в алфавит привел здесь имена,

   Да их и поздние узнают времена.

   В пределах будете всего известны света,

   Ходячая везде прославит вас монета.

   Вы, вы, Силен и Вакх, веселий божество,

   Народов радостно умножьте торжество!

   В честь вашу строются откупщиками храмы

   И украшаются зелеными диетами

   Неувядающих древес чрез целый год,

   Да весел завсегда пребудет в них народ.

   Кто ж именно и где усердный труд являют,

   Читатели сие из росписи узнают,

   В порядке азбучном предложена она

   С названиями мест чины и имена

   Благоуслужливость отечеству явивших

   И за усердность песнь похвальну заслуживших

   Пиита, коего готовность есть пера

   Описывать весь век споспешников добра

   Да в росском и они известны будут мире!

   И радость возглашать соотчичей на лире,

   На казовый конец и полный алфавит

   Имен их и чинов являет здесь пиит.

   Да каждый, кто его увидит, прочитает

   И об отличии усердия узнает.

   Но званью и числу взятых на откуп стран

   И сколько у кого обилен есть карман, -

   Удобно может то в уме своем расчислить,

   И о имении своих сограждан мыслить

   Удобность каждому откроется чтецу.

   Но славы вашея, откупщики, певцу

   Хоть малу часть своих доходов уделите,

   И книжек по пяти трудов его возьмите,

   Которы издал он для пользы общей в свет.

   Сего возмездия себе от вас он ждет

   За сочинение стихов и алфавита,

   Где ваша взору всех услужливость открыта.

   В признанья вашем он себя надеждой льстит

   И щедрость вашу вновь пред светом возвестит,

   Прострет похвальное о вас к народу слово,

   И сборище у вас веселых будет ново.

   В противном случае, оборота назад,

   Он лиру на другой свою настроит лад.

  

   Восхваление откупщиков - акт нисколько не предусмотренный традицией высокой поэзии XVIII в. и непосредственно идущий от самой злободневной действительности. Любопытно, что Рубан не подводит своих новых героев под нивелирующий масштаб феодальных достоинств и добродетелей. Он сохраняет буржуазную специфику в самом строе образов, в подборе воспеваемых качеств:

  

   Ходячая везде прославит вас монета

   . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   По званью и числу взятых на откуп стран

   И сколько у кого обилен есть карман... {*}

   {* Тема денег вообще разрабатывалась Рубаном и в рубановском окружении с величайшей прямолинейностью. В свое время Незеленов даже усмотрел в журнале Рубана "Ни то, ни сио" - "материалистическое направление" на основании напечатанного там стихотворения о деньгах:

  

   Можно ли нищенство

   Деньгам предпочесть?

   Деньги - лучше средство

   В свете все обресть!

   Деньги в честь выводят,

   Нам друзей находят.

   Где сребро блеснет,

   Взоры там народны;

   Где богач идет,

   Путь открыт свободный.

   . . . . . . . . . . .

   Царств великолепность,

   Блеск безбранных дней,

   В брани нужну крепость,

   Всех союз вещей

   Деньги составляют,

   Деньги прикрывают

   И пороки злых!

   Кто сребром запасен,

   Тот в глазах людских

   Честен, остр, прекрасен.}

  

   Рубановская буржуазность, разумеется, не имеет ничего общего с передовой буржуазностью радищевского толка. Это буржуазность реакционная, поклоняющаяся откупщикам и прислуживающая власти. Но как бы то ни было - в стихотворческий оборот Рубана вместились явления разного порядка, в том числе и такие, для которых в более высоких литературных этажах вовсе еще не найдено было выражения. Между прочим, Рубану принадлежит, вероятно, первое в русской литературе стихотворение о рабочих:

  

   Песня рабочих людей.

  

   Устал, устал до пота

   Лукерьин кум Кузьма!

   Мила мне, рек, работа,

   Калинишна кума!

   Коль и хлеб у нас с водою,

   Ляжем кумушка с тобою.

  

   Ночь нам весело минет

   Мне с кумою грусти нет.

   Кто как хочет пусть толкует,

   Моя совесть не тоскует,

   Я и ухом не веду,

   Что с кумою спать иду.

  

   Пусть роскошные соседы

   Пиры строят и обеды,

   А мы хлебом и водой

   Будем сыты век с кумой.

   Наша крестница здорова,

   Ей дана от нас корова.

  

   На молочной та еде,

   Мы на хлебе и воде;

   Жизнь спокойно провождаем,

   Больше счастья не желаем.

   Кто что хочет примечай,

   Спать с кумой нам не мешай.

  

   Б этой идиллии сделан все же очень серьезный упор на хлеб с водою и на пиры и обеды "роскошных соседов". Вопрос о распределении благ явно интересовал Рубана.

   Качество поэзии Рубана крайне низко, благодаря чему он с легкостью достигал того, что настоящим поэтам давалось с трудом. Державин, гениальным усилием преодолевая одическую отрешенность, перабатывал быт в поэзию, т. е. он находил способы выражения, превращавшие идеологически нейтральные бытовые вещи в ценности поэтического слова. Для Рубана дело обстоит много проще, потому что ему нечего преодолевать и перерабатывать. Его подносное стихотворство - это сырой быт с приправой из Минерв и Нептунов; прямой язык канцелярии и передней, только с цезурой на третьей стопе:

  

   Дупликат М. И. А[никину]

   3-го апреля 1795 г.

  

   О наглости к тебе писал я мущниковой,

   Что честь он повредил супруги Клепоковой,

   Невежливо свой рот широкий растворя,

   Кричал за нею вслед ура, ура, ура,

   С протяжкой повторял потом и ура,

   От слова же сего недалека и дура;

   И множество других нелепостей вещал,

   Чувствительность ее чем сильно обижал,

   На улице большой в дни сырныя недели,

   И люди на сие позорище смотрели

   Со удивлением; представь же сколько зла

   Мушная даме пасть сей песнью нанесла,

   Что оная, шести рублей не пожалея,

   Приходит на сего с прошением злодея

   В судилище твое, Аникин; ты внемли

   И пасть мушным кулям к ее ногам вели.

   Сего единого она и ожидает,

   А то квашня ее без хлеба рассыхает,

   И живописная засохла мужа кисть,

   Потщися хлеб ему доставить иль корысть

   Решением его жены в бесчестьи дела,

   Как только Фомина покажется неделя.

   А просьбы моея сей дупликатный стих

   Послал в апреле я, в день именин твоих,

   С которыми тебя усердно поздравляю

   И всех тобой самим желанных благ желаю!

   Ты ведаешь, что я тебе на всякий год

   В сей день трудов моих препровождаю плод.

   Прими с приятностью мою невежну службу

   И продолжай твою мне драгоценну дружбу.

   О сем единственно тебя я и прошу

   И яко друг тебе свой дупликат пишу.

  

   А при случае тот же Рубан пишет торжественные оды "настоящими стихами". Уже подносные произведения Рубана, рассчитанные на печать, гораздо больше похожи на стихи вообще - например, напечатанные благодарственные стихи Потемкину. В них благодеяния, оказанные пииту, фигурируют не в виде ассигнаций, печеных яблок, отреза на фрак, шубы и тому подобных неприличных конкретностей, а в виде перифрастических "камней, сребра и злата":

  

   Ты благости лиешь подобием реки,

   В добротворении прерывности не зная,

   Всечасно милости различны изъявляя,

   Ни камней не щадишь, ни злата, ни сребра

   Для пользы ближнего иль общего добра,

   О коем каждое мгновение ты мыслишь

   И день погибшим тот невозвратимо числишь,

   Благодеяний ты в который не явил.

   Веспасианов сын таков у римлян был.

   Ты милосердие в себе являешь Тита,

   Благотворительно всем грудь твоя открыта...

  

   Произведение подобное "Дупликату" могло явиться только на почве графомании. Б. Модзалевский сообщает: "Помимо пользы, которую Рубан извлекал из занятий своих стихотворством, последнее служило ему и удовлетворением страсти к сложению стихов, которою он был одержим почти в равной степени с своим критиком гр. Хвостовым. Стихотворная производительность Рубана простиралась до огромных размеров, выражаясь в самых разнообразных формах. Дело доходило до того, что даже частная переписка велась с его стороны не прозою, а стихами. Сохранился рассказ, записанный П. Ф. Карабановым о том, как Потемкин, знавший слабость своего секретаря, предложил ему однажды написать в Соляную контору, вместо отношения, стихотворное послание о выдаче 10000 рублей. Иногда случалось, что в один день Рубан сочинял по несколько стихотворений; даже во время своей предсмертной болезни он не пропускал почти дня, чтобы не написать кому-нибудь поздравления, письма в стихах и т. п.".

   Потребность графомана изъяснять стихами свои обиходные интересы натолкнула Рубана на нечто вроде "дружеского послания":

  

   1-е Марта 1795 года.

  

   Родзянка! У тебя прекрасная жена.

   Благовоспитана, быв в Дерпте рождена;

   Пленила кротких уст меня ее беседа,

   Хотя ж у твоего и не был я обеда,

   Но пил за здравие ее вино твое,

   Тавридский коему Судак дал бытие.

   В сем граде образ был боготворен Афины,

   Он, став днесь и в области Екатерины,

   Оденет в новый блеск поблекшу старину

   И славу новую даст своему вину.

   Но что приятный вкус сего вина я знаю,

   Виновником тебя, Родзянко, почитаю,

   Покорно за него тебя благодарю

   И ведомым сей дар я свету сотворю

   Для умножения вину сему расхода,

   И начата ему уже похвальна ода.

  

   19-го Августа 1794 года.

  

   Когда б забывчивых петь можно леногузов,

   То б похвалу соткал я и тебе, Кутузов,

   Я многажды тебя, для выкройки чехлов,

   Просил ко мне прислать портного из хохлов -

   Сидорку; или же кого ты сам рассудишь.

   И ты сказал - пришлю, и верно не забудешь,

   Однако ж позабыл, и по сие число

   Творение сие в чертог мой не вошло.

   И oн твоей мои чехлы не сшиты лени,

   Однако ж говорить тебе не стану пени,

   Но с ласкою еще учтиво попрошу

   И благодарный стих, коль пришлешь, напишу.

  

   В распоряжении Рубана оказалось огромное разнообразие вещей, при полном отсутствии метода для литературного освоения новых в литературе материалов. Лет через двадцать пять графоманы XIX века могли уже с легкостью писать на обиходные темы по образцам Батюшкова и Жуковского. Карамзинисты отобрали некоторое количество обиходных вещей, распределили их по местам, вытряхнули из них вещественное содержание и создали так стиль дружеских посланий. Что же касается рубановских чехлов, то они вышли из быта и в быту остались.

   Подносные стихи Рубана - явление быта. Именно потому они - замечательное по своей прямоте свидетельство о социальном факте наемничества, зашифрованном в высокой поэзии XVIII века.