Шаликов Петр Иванович - Статьи и переводы из "Вестника Европы"

  

  

  

   Подушка и рука

   Объ удовольств³и изъ Лантье

   О краснорѣч³и Бридена

   Письмо къ другу

  

  

   Когда свѣчка погашена, когда голова на подушкѣ и когда, заглянувъ въ глубину души своей, не находишь въ ней ничего прискорбнаго для ближнихъ - ахъ! какой сладостной бальзамъ разливается тогда по всему существу нашему!... Сонъ подобенъ въ то время небесной жизни!

   Никогда не бываетъ онъ пр³ятнѣе, спокойнѣе, какъ по прошеств³и дня, въ которомъ сдѣлаешь нѣсколько добра, или послѣ того, какъ можешь сказать. самому себѣ: "я употребилъ день мой на важное и полезное упражнен³е!"

   Минута, въ которую ложится голова на подушку, есть та минута, въ которую совѣсть произноситъ приговоръ свой. Голова, имѣвшая какое нибудь дурное намѣрен³е, находитъ себя окруженною терн³емъ; подушка изъ пуху самаго нѣжнаго дѣлается жесткою подъ непокойною головою злобнаго. - Чтобъ быть щастливымъ, надобно быть въ пр³язни съ подушкою; въ противномъ случаѣ должно каждую ночь выслушивать ея упреки.

   Бесѣда подушки съ человѣкомъ государственнымъ, съ человѣкомъ свѣтскимъ, съ интригантомъ, съ Авторомъ сатиръ, могла бы имѣть много замѣчательнаго... сколько бы было любопытныхъ открыт³й! и чего бы не сказала намъ подушка Владѣтелей, подушка Министровъ!

   Въ эту минуту говоритъ съ нами истина; ибо совѣсть, когда захотимъ хорошо слышать ее, сказываетъ намъ, каковы мы.

   Нероновъ отецъ говаривалъ: я знаю Агриппину - знаю себя: не возможно, что-бы дитя, рожденное ею, не было чудовищемъ.

   Мы щастливы или нещастливы воспоминан³ями. Память, во время ночи, представляетъ намъ наши ошибки, наши глупости - кажется для того, чтобы научились избѣгать ихъ; иначе онѣ не потеряютъ насъ изъ виду, будутъ удалять сонъ, являться въ сновидѣн³яхъ, дѣлать ихъ мучительными въ наставлен³е, что покой и щаст³е заключаются только въ гармон³и добраго поведен³я и въ исполнен³и нѣжной благости.

   Друг³е угадываютъ, но мы себя видимъ; намъ извѣстно, кто мы. - Монтань говоритъ: "не смотрите на заключен³е людей; смотрите на свое собственное."

   Подушка предваряетъ насъ, что намъ должно дѣлать завтра: кто умѣетъ разспрашивать свою подушку, тотъ получитъ отъ нее мудрые отвѣты. Ежели она отталкиваетъ вашу голову - перемѣните свое предпр³ят³е; но ежели она съ миромъ принимаетъ ее на мягк³я свои округлости - совершайте его.

   Блаженъ, кто можетъ сказать самому себѣ, положа голову на подушку: "Никто не укоритъ меня своею горестью, своимъ нещаст³емъ; я не сдѣлалъ пятна на добромъ имени ближняго, свято почиталъ собственность его, какъ залогъ семейственнаго. спокойств³я, и плата работнику не оставалась за мною по захожден³и солнечномъ, какъ выражаетъ Священное Писан³е."

   С³и свидѣтельства совѣсти, с³е удовольств³е сердца, доставляютъ сладостной сонъ и пробужден³е еще сладостнѣйшее!

   Не худо перечитывать, имѣя голову на подушкѣ, сочинен³е свое. Душа находится тогда снова въ томъ состоян³и, въ которомъ находилась она при сочинен³и - но лучше видитъ себя и бываетъ собственнымъ своимъ судьею... Пр³ятно встрѣчаться съ собою въ хорошихъ чувствован³яхъ!... То, что внушала намъ страсть минутная, будетъ казаться въ с³е время мѣлкимъ, ничтожнымъ; но ежели вы имѣли щаст³е пожертвовать мщен³емъ, неудовольств³емъ - сочинен³е ваше утѣшитъ, укрѣпитъ васъ; вы извините всѣ ошибки, за которыя должно стыдиться передъ однѣми Музами. Авторъ, которой былъ добрымъ въ такой-то день, найдетъ себя добрымъ въ другой разъ... Онъ не будетъ чувствовать сего смятен³я, которое ожидаетъ Автора язвительныхъ сочинен³й, разтерзавшихъ душу противника его.

   Сатирикъ и человѣконенавидецъ никогда не перечитываютъ произведен³й своихъ - даже тѣхъ, которыя принесли имъ славу - съ тою роскошью, которую вкушаетъ Авторъ любезной, разсматривая сочинен³е, гдѣ критика можетъ находить несовершенства, но гдѣ нѣжная нравственность не оскорбляется.

   Бьетъ полночь... часъ торжественной!.... Сокрывая отъ взоровъ моихъ землю, ночь дѣлаетъ меня обладателемъ небесъ. С³и милл³оны солнцевъ и м³ровъ, разсѣянныхъ Предвѣчнымъ съ такою щедрост³ю, даютъ человѣку свободу наблюдать ненарушимые законы, которымъ покорены они.

   Ночи обязаны Кассин³и, Галилеи прекраснѣйшими своими открыт³ями. Комета, шедшая передъ усыпленнымъ свѣтомъ, встрѣтила бодрствующ³й глазъ твой, Мессье неутомимой! Будучи внимательнымъ стражемъ чудесъ небесныхъ, ты узнаешь ее, извѣщаешь объ ней и отводишь ей мѣсто между великими тѣлами, плавающими въ эфирѣ.

   Всѣ существа превосходныя, украшающ³я разумъ свой, бодрствуютъ, болѣе или менѣе, во время ночи. Ея безмолв³е и спокойств³е благопр³ятствуютъ размышлен³ямъ и заступаютъ мѣсто сего добровольнаго мрака, на которой нѣкогда осуждали себя мудрецы Грец³и - для того, что видѣть одну истину.

   Ночь есть общая благодѣтельница всего, что имѣетъ дыхан³е. Во время ея владычества составляется большая половина суммы щаст³я, разсѣянной по землѣ. Жесток³я страсти перерываются; тяжелые труды не удручаютъ болѣе человѣчества; невольникъ, обремененный цѣпями деспотизма, паритъ мыслями далеко отъ темницы своей, и обвиняетъ тирана своего передъ собран³емъ всего м³ра; роскошь упоеваетъ своими прелестями молодыхъ супруговъ и заглаживаетъ преступлен³я войны кровопролитной.

   О ночь! продли для меня молчаливые часы свои; споспѣшествуй мирнымъ трудамъ моимъ, и дай мнѣ свободу изливать на бумагу чувства и мысли, пр³ятныя не развлеченной душѣ моей!

  

  

   Рукѣ человѣческой одолжена вселенная безчисленност³ю искуствъ, отъ звуковъ музыкальнаго инструмента до ударовъ молотка. Нужда, удовольств³е - все обязано сему удивительному органу, отличающему человѣка: съ нимъ приходитъ онъ въ нѣдра земли, ставитъ горы на-равнѣ съ холмами, роетъ каналы на днѣ моря, полагаетъ ему оплоты и царствуетъ надъ порабощеннымъ м³ромъ.

   Буквы, начертанныя рукою человѣка, переживаютъ паден³е Государствъ, и с³е обстоятельство дѣлаетъ ихъ чѣмъ-то божественнымъ... Умъ человѣческой не погибаетъ - напротивъ, онъ растетъ. Душа мудраго объемлетъ огнемъ своимъ того, которой долженъ родиться черезъ тысячу лѣтъ послѣ него.

   Анаксагоръ сказалъ: "рука дѣлаетъ мудрымъ человѣка; безъ нее душа его была бы для него безполезна.

   Движен³е руки столь же краснорѣчиво, какъ и движен³е глазъ; это общ³й языкъ всѣхъ народовъ: рука зоветъ, отсылаетъ, обѣщаетъ, грозитъ, боится, допрашиваетъ, отрицается, сомнѣвается, льститъ, клянетъ, означаетъ числа, выражаетъ характеръ радости, печали, раскаян³я; наконецъ руки говорятъ, когда уста должны безмолвствовать.

   Желѣзо есть истинной скипетръ, съ которымъ человѣкъ повелѣваетъ Природѣ... Щастливъ бы онъ былъ, ежели бы не обратилъ его противъ самаго себя!

   С³и обитатели новаго свѣта имѣлй основательную причину уважать желѣзо, мѣняя золото свое на безцѣнныя оруд³я земледѣльческ³я.

   Желѣзо выкапываетъ камень, дѣлаетъ его гибкимъ и покорнымъ какъ воскъ; отворяетъ входъ въ рудники, возвышаетъ здан³я, связываетъ части корабля, разсѣкающаго море; желѣзо даетъ плодород³е полямъ, снимаетъ жатву и производитъ спасительныя операц³и надъ тѣломъ человѣческимъ.

   Въ то время, какъ мы удивляемся чудесамъ въ искуствѣ часовъ, дикой стоитъ въ изумлен³и передъ простымъ и полезнымъ изобрѣтен³емъ гвоздя. - Посредствомъ сего твердаго и крѣпкаго металла, человѣкъ, покоривш³й его прежде волѣ своей для дѣйств³я надъ самыми упорными тѣлами, произвелъ работы, которыя причинили перемѣны на земномъ шарѣ: онъ сравнялъ высоты, возвысилъ равнины, заключилъ въ цѣпи Океанъ, снялъ рощи, выкопалъ озера, перемѣнилъ течен³е рѣкъ и вѣтровъ.

  

  

   Удовольств³е есть такое ощущен³е, которое каждой испытываетъ, но котораго никто описать не можетъ; подобно легкому пару, оно тотчасъ улетаетъ, какъ скоро захотите раздроблять его. Человѣкъ свѣтской наслаждается имъ, и не знаетъ его; знаетъ - и не можетъ его постигнуть. Кажется, что оно по свойству своему противится всякому размышлен³ю и уклоняется отъ всякаго изслѣдован³я... истинной хамелеонъ, принимающ³й всѣ виды и не удерживающ³й ни одного... удовольств³е есть произведен³е страстей, цѣль и пища ихъ. Скупой полагаетъ его въ разсматриван³и своихъ сокровищъ; честолюбивой въ идеѣ о власти; роскошной въ забавахъ. Будучи поперемѣнно предметомъ ихъ желан³й и раскаян³я, оно кажется необходимымъ для человѣка, бѣгущаго за нимъ, подобно изступленному, бѣгущему на извѣстную погибель... Мы видимъ одни цвѣты, и падаемъ въ бездну прежде, нежели подумали объ ней.

   Таково ложное удовольств³е, и таковы вообще всѣ удовольств³я чувствъ!

   Есть одно истинное, которое можетъ быть вкушаемо только сердцами очищенными и постоянными: то, которое раждается отъ соглас³я дѣйств³й нашихъ съ законами Природы и добродѣтели - удовольств³е единственное, за которымъ не слѣдуетъ раскаян³е, которое продолжительно и которое въ душѣ чувствительной составляетъ изъ наслажден³й своихъ непрерывную цѣпь щаст³я.

   С³е истинное удовольств³е, и одно, заслуживающее имя свое, столь же трудно описать, какъ и другое. Надобно испытать его - чтобы чувствовать; надобно чувствовать - чтобы узнать его; а весьма не мног³е дошли до сего знан³я.

   Ежели бы что нибудь могло дать идею о сихъ двухъ родахъ удовольств³я, то надлежало бы сказать, что одно есть удѣломъ любви, другое наградою дружбы.

   Любовь есть страсть слѣпая и мятежная, которая объемлетъ душу посредствомъ чувствъ, которая, подъ прелест³ю удовольств³я, причиняетъ горести, ослабляетъ сердце и ввергаетъ нещастливца, ею одержимаго, въ такое состоян³е, изъ котораго онъ не можетъ вытти по своей волѣ. Онъ желаетъ, боится, огорчается и утѣшаетъ себя по пустому. Тысяча различныхъ и противныхъ между собою чувствован³й господствуютъ надъ всѣми способностями души его... Уничтожен³е разсудка слѣдуетъ за симъ необходимо - и что же виною зла сего? Часто одинъ взглядъ!..... Такъ слабая искра производитъ ужасной пожаръ.

   Дружба, напротивъ, есть чувство тихое и спокойное, которое наполняетъ душу безъ всякаго волнен³я, которое услаждаетъ горести жизни, помогаетъ сносить ихъ и облегчаетъ бремя, налагаемое ими. Это страсть сердецъ добродѣтельныхъ; она раждаетъ и питаетъ изл³ян³я сокровенныя, источникъ множества неизвѣстныхъ другимъ пр³ятностей; она продолжаетъ жизнь, удвоиваетъ ея цѣну и подкрѣпляетъ человѣка въ нещаст³яхъ, какъ какъ радуетъ его въ благополуч³и.

   Восторги любви суть мечты скоропреходящ³я, которыхъ возвращен³е разсудка тотчасъ разсѣеваетъ; наслажден³я дружбы суть истинныя удовольств³я, которыя время усиливаетъ, и которыхъ возмутить ничто не можетъ. Любовники ссорятся, оставляютъ другъ друга и разрываютъ связь свою по самой легкой причинѣ; друзья сносятъ великодушно погрѣшности, не разлучныя съ существомъ нашимъ, и сожалѣютъ одинъ въ другомъ о слабостяхъ человѣческихъ, не стараясь увеличивать ихъ.

   Снизхожден³е есть истинное основан³е дружбы; сходство въ чувствахъ - узы ея; а совершенное соглас³е въ добродѣтеляхъ кладетъ послѣднюю печать на с³ю благороднѣйшую страсть сердца.

   Молодые люди и женщины безъ сомнѣн³я никакъ не повѣрятъ, чтобы дружба могла имѣть преимущество надъ любовью - и не мудрено: Природа, прелесть роскоши, сила примѣровъ - все увлекаетъ юность на противоположной путь... только въ возрастѣ зрѣломъ - тогда, какъ неумѣренность въ забавахъ притупитъ чувства ея, она приноситъ на олтарь дружбы сердце истощенное и не способное уже вкушать ея сладости.

   Что касается до женщинъ - это другое дѣло. По тому ли, что темпераментъ ихъ холоднѣе отъ природы, или воспитан³е пр³учаетъ къ нѣкоторому принужден³ю, отъ котораго не возможно имъ вдругъ отвыкнуть - только извѣстно, что онѣ менѣе нашего склонны къ своевольству, особливо въ первомъ возрастѣ; но онѣ отъ этого не болѣе способны вкушать сладость дружбы. Самолюб³е, врожденное и почти всегда господствующее чувство души ихъ, не дозволяетъ имъ видѣть въ подругахъ своихъ ничего инаго, кромѣ соперницъ - а это лишаетъ ихъ всякаго единодуш³я.

   Женщины, которымъ Природа отказала въ энерг³и чувствован³й, и которыя принуждены замѣнять силу, не достающую имъ, искуствомъ, дѣлающимъ ихъ славу - женщины, по этой причинѣ, гораздо непроницаемѣе мущины. Очень видно, что все осуждаетъ ихъ на молчан³е, и что, не бывъ любовникомъ, трудно узнать тайну женщины.

  

  

  

  

   (*) Изъ книги: Principes d'éloquence pour la chaire et le barreau; par le Cardinal de Maury.

  

   Бриденъ былъ Мисс³онар³й, проповѣдывавш³й въ селахъ. Онъ родился съ краснорѣч³емъ простонароднымъ, исполненнымъ картинъ и силы, и никто, подобно ему, не имѣлъ въ такой высокой степени рѣдкаго дара овладѣть душею многолюдства. Во всѣхъ его проповѣдяхъ замѣчены обороты естественно Ораторск³е, метафоры очень смѣлыя, мысли пылк³я, новыя и разительныя, всѣ свойства богатаго воображен³я, нѣкоторыя черты, a иногда и цѣлыя рѣчи, приготовленныя и писанныя съ жаромъ, даже со вкусомъ. Однажды онъ говорилъ проповѣдь въ церкви Святаго Сульпц³я въ Парижѣ, 1751 го года. Лучшее общество столицы желало изъ любопытства слышать его. Бриденъ, возшедъ на каѳедру, увидѣлъ въ собран³и многихъ Епископовъ, многихъ Чиновниковъ и безчисленную толпу церковнослужителей. С³е зрѣлище вмѣсто того, чтобы устрашить Бридена, вдохнуло ему вступлен³е, достойное Боссюэта или Демосѳена. Вотъ оно:

   "Три видѣ слушателей, для меня столъ новыхъ, я бы долженствовалъ, кажется, растворить уста мои только для того, чтобы просить о снизхожден³и къ бѣдному Мисс³онар³ю, не имѣющему тѣхъ дарован³й, которыхъ требуете въ то время, когда хотятъ бесѣдовать съ вами о вашемъ спасен³и. Но чувство души моей совсѣмъ иное; нежели смиряюсь, то не думайте, чтобы я унизился до жалкихъ безпокойствъ суетности!...... Сохрани Боже, чтобы служитель Неба имѣлъ нужду въ извинен³и вашемъ! ибо - кто бы вы ни были - вы грѣшники, мнѣ подобные. Только предъ лицемъ Бога, моего и вашего, чувствую въ с³ю минуту живое стремлен³е поражать грудь свою. До сихъ поръ я возвѣщалъ о справедливости Всевышняго въ храмахъ, покрытыхъ соломою; проповѣдывалъ строгость покаян³я злополучнымъ, не имѣющимъ куска хлѣба; открывалъ добрымъ поселянамъ грозныя истины Религ³и.... Что я дѣлалъ, нещастной? Опечаливалъ бѣдныхъ, лучшихъ друзей Бога моего, вселялъ страхъ и горесть въ души простыя и вѣрныя, о которыхъ мнѣ должно было жалѣть и утѣшать ихъ! Но здѣсь взоры мои устремляются на однихъ знатныхъ, на богатыхъ, на утѣснителей страждущаго человѣчества, или на грѣшниковъ дерзкихъ и ожесточенныхъ. Ахъ! только здѣсь надлежало гремѣть словомъ святымъ во всей силѣ грома его, и поставить съ собою, на этой каѳедрѣ, съ одной стороны смерть, вамъ грозящую, a съ другой великаго Бога моего, пришедшаго судить васъ. Я держу нынѣ приговоръ вашъ въ рукѣ моей. Трепещите, слушая меня, люди гордые и всѣхъ презирающ³е: потребность спасен³я, необходимость смерти, безъигвѣстность сего ужаснаго часа для васъ, послѣднее раскаян³е, страшный судъ, малое число избранныхъ, адъ и послѣ всего вѣчность!... Вѣчность! вотъ предметы, о которыхъ хочу говорить съ вами, и которые надлежало мнѣ сохранить для васъ единственно. Ахъ! какая нужда мнѣ въ вашихъ мнѣн³яхъ, которыя, можетъ быть осудили бы меня не спасти васъ. Богъ станетъ трогать сердца ваши въ то время, когда недостойной служитель Его будетъ говорить съ вами; ибо я позналъ долговременнымъ опытомъ, сколь велико Его милосерд³е. Тогда, пораженные ужасомъ къ прошедшимъ своимъ несправедливостямъ, вы броситесь въ объят³я мои, проливая слезы совѣсти и раскаян³я, и по силѣ угрызен³я найдете меня довольно краснорѣчивымъ."

  

  

   Есть важныя одолжен³я, которыя можемъ дѣлать другъ другу, которыя оставляютъ въ душѣ глубок³я впечатлѣн³я и вѣчную благодарность; но ничего нѣтъ трогательнѣе гостепр³имства искренняго; ничто не обязываетъ сердца нашего такой нѣжною признательност³ю, какъ с³я священная добродѣтель общежит³я. Она всегда была отличительною чертою характера Рускихъ; никак³я перемѣны свѣта не могли изгладить ее; и хлѣбъ съ солью всегда на столѣ для странника подъ благословеннымъ небомъ моего отечества.

   Не изъ Истор³и, но по собственному опыту говорю тебѣ объ этомъ, другъ мой! Выслушай:

   На возвратномъ пути своемъ изъ С. Петербурга, верстъ за двенадцать до Клина, переломилася ось нашей коляски (я ѣхалъ съ пр³ятелемъ) - что дѣлать? Но, къ щаст³ю проишест³е, столь чувствительное для нетерпѣливости увидѣться съ друзьями, случилось въ селен³и, и мы находимъ кузницу и вызываемъ Циклопа, договариваемся о цѣнѣ, и работа начинается. Между тѣмъ, смотримъ на прохладной садикъ и березками осѣненной домикъ помѣщика, которому принадлежала деревня. Полдневной сильной жаръ и чрезмѣрная усталость представляли воображен³ю нашему с³е тихое жилище чертогами роскоши и наслажден³я; любуемся и видимъ слугу, которой подходитъ къ намъ, и проситъ отъ имени Господина посѣтить его. Мы взглянули другъ на друга съ живымъ удовольств³емъ и пошли; идемъ по тѣнистой алеи сада, входимъ на чистой зеленой дворъ, напослѣдокъ - въ комнаты. Почтенной хозяинъ встрѣчаетъ насъ, и привѣтствуетъ самымъ милымъ образомъ; тотчасъ вошла, изъ другаго покоя, и хозяйка, которая осыпала насъ ласками. - "Между тѣмъ, какъ починяютъ вашу коляску,*' сказали оба: "покорно просимъ отдохнуть." Мы съ трудомъ выражали нашу благодарность: тонъ чистосердеч³я, непринужденности, простоты - все требовало особеннаго вниман³я къ любезнымъ страннопр³имцамъ - и мы забывали о ceбѣ.... Любезность ихъ простиралась до того, что они были благодарньк Циклопу своему за удовольств³е, которое онъ доставилъ имъ принимать y себя дорогихъ гостей. Но, первое чувство, изъявленное ими, было трогательное сожалѣн³e о разлукѣ съ юнымъ сыномъ, котораго за нѣсколько дней передъ тѣмъ они проводили на службу Царю и Отечеству - въ походъ противъ враговъ тишины и спокойств³я. - Ахъ! какъ живо, какъ глубоко чувствуютъ всѣ узы, всѣ обязанности Природы люди въ посредственномъ состоян³и, подъ низкимъ кровомъ смиреннаго жилища!... a въ огромныхъ палатахъ, на штофныхъ диванахъ, подъ золотыми карнизами.... Обращаюсь къ моимъ героямъ. Поставили завтракъ, и насъ просятъ отобѣдать. Я готовъ былъ провести y нихъ цѣлой день. Передъ обѣдомъ входятъ двѣ дочери хозяйск³я, и сцена удовольств³й нашихъ украсилась новою прелест³ю: одна изъ нихъ (старшая) лицомъ, фигурою и цвѣтомъ молодости и здоровья заставитъ смотрѣть на себя самаго Мизогина. За столомъ говорили о многомъ, но это не мѣшало внимательной хозяйкѣ подчивать гостей усерднѣйшимъ образомъ. - Сидя такъ близко съ милымъ, интереснымъ семействомъ, я вспомнилъ пр³ятную мечту {Смотри Подарокъ друзьямъ моимъ, сочинен³е А. Таушева. Ав.} твою, другъ мой! и погрузился на минуту въ задумчивость сладкую, очаровательную.... Боже мой! когда и для кого объяснится тайна счаст³я человѣческаго! Не уже ли подлинно одинъ призракъ его мелькаетъ передъ нами? что же оно само? гдѣ же, какъ же можно обладать имъ неотъемлемо?... Кто мнѣ скажетъ!

   Почти во всѣ разговоры родительск³я чувства вмѣшивали что нибудь относительное къ безцѣнному предмету ихъ - къ милому сыну, несущему жизнь свою на жертву долга. Какъ я понималъ горестное удовольств³е ихъ! какъ старался питать его! - Послѣ обѣда, вкуснаго, свѣжаго и сытнаго, подали десертъ и кофе; бесѣда не перерывалась, и почтенной хозяинъ, говоря о службѣ и состоян³и своемъ {Онъ имѣетъ только пять сотъ руб. дохода - и угащиваетъ съ такимъ удовольств³емъ, люди одѣты такъ хорошо, столъ такой изобильной, въ покояхъ такъ чисто!... Войдите же къ богачу и вы услышите горьк³я сѣтован³я на трудность жизни!... Ахъ! они бѣдны въ самомъ дѣлѣ. Ав.}, изъяснялся съ такимъ благородствомъ мыслей, что приводилъ насъ въ восхищен³е,

   Напослѣдокъ коляска наша починилась, и мы должны были проститься съ любезными хозяевами. Могу сказать передъ судилищемъ совѣсти, что я прощался съ ними, какъ съ родными, и говорилъ, подобно Карамзину, въ сердцѣ своемъ: "Гостепр³имство, священная добродѣтель! если я когда нибудь тебя забуду, то пусть навѣки останусь бездомнымъ странникомъ на землѣ, и нигдѣ не найду втораго Петра Алексѣевича Киреева!

  

   Нѣкоторой славной Критикъ, собравъ всѣ ошибки одного знаменитаго Поэта, поднесъ ихъ въ даръ Аполлону. Сей богъ принялъ даръ благосклонно и рѣшился наградить приличнымъ образомъ Автора за трудъ его; въ такомъ намѣрен³и велѣлъ положить передъ нимъ кучу ржи, еще не молоченой; потомъ приказалъ ему отдѣлить солому отъ хлѣба, и класть ее особливо. Критикъ началъ работу съ великимъ искуствомъ и удовольств³емъ, и когда окончилъ ее, то Аполлонъ подарилъ его - соломою.