Источник: Шекспиръ В. Полное собран³е сочинен³й / Библ³отека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 4, 1904.
На ряду съ "Цимбелиномъ" и "Бурей", "Зимняя сказка" принадлежитъ къ группѣ такъ называемыхъ "романтическихъ" драмъ Шекспира, возникшихъ въ послѣдн³е годы его драматической дѣятельности. Между тремя названными пьесами очень много общаго: сказочное и отчасти фантастическое содержан³е, спокойное и уравновѣшенное настроен³е, стремлен³е къ примирительному исходу и т. д. Здѣсь авторъ не раскрываетъ передъ нами, какъ въ своихъ великихъ трагед³яхъ, мрачной глубины потрясеннаго страстью духа, фатально идущаго къ ужасной и неизбѣжной катастрофѣ, не приводитъ въ содроган³е раздирающими стонами изстрадавшагося сердца. Мягк³й и ровный колоритъ спокойств³я, ясности и примирен³я съ жизнью отличаетъ всѣ три пьесы. Онѣ какъ будто освѣщены ласковыми лучами догорающей вечерней зари.
Высокопоэтическая и глубокая содержан³емъ "Буря" занимаетъ среди этихъ пьесъ первое мѣсто и принадлежитъ вообще къ числу наиболѣе художественныхъ творен³й ген³альнаго драматурга. Скромнѣе мѣсто, занимаемое "Зимней сказкой". Она не блещетъ выдающимися драматическими достоинствами, не поражаетъ глубиною философскаго содержан³я, не покоряетъ читателя мощной силой высокаго вдохновен³я. Тѣмъ не менѣе, "Зимняя сказка" - одна изъ привлекательнѣйшихъ пьесъ Шекспира, исполненная истинной поэз³и и художественнаго очарован³я. Погрѣшая противъ правилъ драматической техники, эта пьеса, однако, отличается полною выдержанностью тона и производитъ цѣльное и вполнѣ художественное впечатлѣн³е. Въ нѣкоторыхъ сценахъ Шекспиръ достигаетъ здѣсь высочайшихъ моментовъ своего творчества. Кромѣ того, пьеса богата мѣтко очерченными женскими характерами. Герм³она, Пердита и отчасти Паулина - превосходныя воплощен³я положительныхъ женскихъ типовъ, с³яющихъ блескомъ душевнаго благородства и нравственной красоты.
"Зимняя сказка" дошла до насъ въ первомъ издан³и драмъ Шекспира 1623 г. in folio. Никакихъ другихъ издан³й не сохранилось. Для опредѣлен³я времени ея написан³я изслѣдователями принимаются во вниман³е внутренн³я и внѣшн³я доказательства. Внутренн³я доказательства, a именно: особенности стихосложен³я и близкое сходство нашей пьесы съ "Бурей" - заставляютъ отнести "Зимнюю сказку" къ послѣднимъ годамъ драматическаго творчества Шекспира. Этотъ выводъ подтверждается и внѣшними доказательствами. Въ дневникѣ нѣкоего д-ра Формана значится, что онъ видѣлъ "Зимнюю сказку" на сценѣ театра "Глобусъ" 15 мая 1611 г. Съ другой стороны, намъ извѣстно, что эта пьеса была разрѣшена къ представлен³ю сэромъ Джорджемъ Бокомъ, который вступилъ въ исправлен³е своихъ обязанностей цензора, какъ указалъ Мэлонъ, не ранѣе августа 1610 г. Такимъ образомъ, первое представлен³е "Зимней сказки" должно относиться къ осени 1610 или къ веснѣ 1611 г. Къ тому же времени мы должны отнести и происхожден³е пьесы. Въ послѣднее время Эшли Торндайкъ высказалъ интересное соображен³е въ пользу того, что пьеса была написана Шекспиромъ въ первые мѣсяцы 1611 г. Можно думать, что танецъ сатировъ въ IV дѣйств³и "Зимней сказки" представляетъ изъ себя подражан³е такъ назыв. "маскѣ" Бенъ Джонсона "Оберонъ", представленной впервые 1 января 1611 г. Такимъ образомъ, по мнѣн³ю Торндайка, "Зимняя сказка" не могла быть написана ранѣе этой даты (См. Jahrbuch der deutschen Shakespeare-Gesellschaft за 1901 г.).
Сюжетъ "Зимней сказки" Шекспиръ заимствовалъ изъ повѣсти "Дорастъ и Фавн³я", принадлежащей перу одного изъ талантливѣйшихъ его предшественниковъ - Роберта Грина. Она была напечатана въ 1588 г. и въ продолжен³е нѣсколькихъ лѣтъ выдержала болѣе 14 издан³й, которыя свидѣтельствуютъ о ея необыкновенной популярности.
Повѣсть Грина, написанная моднымъ тогда "эвфуистическимъ", манернымъ и риторическимъ стилемъ, начинается многословнымъ разсужден³емъ о гибельныхъ послѣдств³яхъ ревности, "самой ужасной изъ человѣческихъ страстей". Иллюстрац³ей этой мысли является первая половина повѣсти, въ которой три главныхъ дѣйствующихъ лица: Пандосто, король Богем³и (у Шекспира Леонтъ, король Сицил³и), его жена Беллар³я (у Шекспира Герм³она) и Эгистъ, король Сицил³и (у Шекспира Поликсенъ, король Богем³и). Соединенные узами тѣсной дружбы съ дѣтскихъ лѣтъ; Пандосто и Эгистъ продолжали сохранять между собою наилучш³я отношен³я и послѣ того, какъ сдѣлались королями двухъ различныхъ и далеко отстоящихъ другъ отъ друга странъ. Послѣ многолѣтней разлуки Эгистъ рѣшился посѣтить своего стараго друга Пандосто и "прибылъ на кораблѣ къ берегамъ Богем³и" (sic). Гостепр³имству Пандосто не было предѣловъ. Желая угодить мужу, Беллар³я отнеслась къ дорогому гостю съ чрезвычайнымъ радуш³емъ, вниман³емъ и предупредительностью. Чтобы гость не скучалъ, она старалась занимать его бесѣдами и прогулками въ то время, когда Пандосто былъ занятъ государственными дѣлами, Но такой образъ дѣйств³й, принятый Беллар³ей съ самыми чистыми намѣрен³ями, возбудилъ подозрительность въ ея мужѣ.
"Принимая во вниман³е красоту своей жены Беллар³и, привлекательность и доблесть своего друга Эгиста, a также то, что любовь стоитъ выше всѣхъ законовъ", Пандосто сталъ испытывать муки ревности. Внимательно слѣдя за поведен³емъ Беллар³и и Эгиста, онъ старался найти доказательства ихъ виновности. Ослѣпленный ревностью, онъ укрѣпился въ своемъ подозрѣн³и и воспылалъ местью. Оруд³емъ ея онъ избралъ своего "виночерп³я" Фран³она (у Шекспира - Камилло), отъ котораго и потребовалъ, чтобы онъ подсыпалъ ядъ въ кубокъ короля Эгиста. Фран³онъ долго старался успокоить Пандосто и доказать полную неосновательность его черныхъ подозрѣн³й, но всѣ его усил³я были напрасны. Тогда Фран³онъ прибѣгъ къ хитрости: притворно согласившись исполнить поручен³е короля, онъ предупредилъ Эгиста объ угрожавшей ему опасности и вмѣстѣ съ нимъ бѣжалъ тайно въ Сицил³ю. Въ глазахъ Пандосто это бѣгство послужило лишнимъ доказательствомъ несомнѣнной виновности Эгиста. Отомстить Эгисту не представлялось теперь никакой возможности: король Сицил³и былъ могущественный монархъ, женатый "на дочери русскаго императора" и имѣвш³й много союзниковъ. По этому свирѣпый гнѣвъ Пандосто обрушился на беззащитную Беллар³ю. Несчастная королева была разлучена съ горячо любимымъ и многообѣщавшимъ сыномъ Гаринтеромъ (у Шекспира Мамилл³й) и брошена въ тюрьму. Тамъ y нея родилась дочь. Извѣст³е объ этомъ, какъ подтверждавшее подозрѣн³е о связи Беллар³и съ Эгистомъ, привело Пандосто въ настоящее бѣшенство: онъ приказалъ, чтобы мать вмѣстѣ съ ребенкомъ была сожжена заживо. Только усердныя просьбы придворныхъ, горячо любившихъ свою прекрасную и добрую королеву, заставили короля измѣнить свое жестокое рѣшен³е. Королеву онъ рѣшился подвергнуть публичному суду, a къ новорожденному младенцу остался безпощаденъ: по его приказан³ю, ребенокъ былъ положенъ въ лодку и пущенъ въ открытое море.
На судѣ Беллар³я держалась съ большимъ достоинствомъ, краснорѣчиво защищала себя и требовала, чтобы для рѣшен³я ея дѣла былъ спрошенъ Дельф³йск³й оракулъ. По настоян³ю приближенныхъ, Пандосто снарядилъ посольство въ Дельфы. Отвѣтъ оракула гласилъ слѣдующее: "Подозрѣн³е не есть доказательство; ревность - плохой судья; Беллар³я - цѣломудренна; Эгистъ - безупреченъ; Фран³онъ - вѣрный подданный, Пандосто же измѣнникъ; его дитя невинно, и король долженъ остаться безъ наслѣдника, если то, что потеряно, не будетъ найдено". Рѣшен³е Аполлона заставило короля раскаяться въ своемъ безум³и и просить прощен³я y Беллар³и. Все кончилось бы всеобщимъ примирен³емъ, если бы не пришла неожиданно печальная вѣсть о внезапной смерти единственнаго сына королевской четы. Беллар³я не вынесла новаго горя и умерла скоропостижно. Пандосто пролежалъ безъ чувствъ три дня, a когда пришелъ въ себя, хотѣлъ лишить себя жизни отъ горя. Придворные едва удержали его руку. Устроивъ торжественныя похороны женѣ и сыну, Пандосто съ тѣхъ поръ каждый день плакалъ на ихъ могилѣ.
Такъ оканчивается первая часть повѣсти Грина, соотвѣтствующая первымъ тремъ дѣйств³ямъ "Зимней сказки". Во второй части повѣсти, болѣе обширной, чѣмъ первая, разсказывается истор³я того несчастнаго ребенка, который, по приказан³ю Пандосто, былъ отданъ на произволъ вѣтра и волнъ.
Два дня утлый челнокъ носился по морю, пока не былъ выброшенъ на песчаный берегъ Сицил³и. Здѣсь случайно набрелъ на него одинъ пастухъ, искавш³й заблудившуюся овцу, и взялъ ребенка на воспитан³е. Кошелекъ съ золотомъ, найденный имъ при ребенкѣ, сдѣлалъ его зажиточнымъ человѣкомъ. Онъ и его жена привязались къ своей пр³емной дочери, которой они дали имя Фавн³и (у Шекспира - Пердита). Черезъ шестнадцать лѣтъ Фавн³я превратилась въ очаровательную дѣвушку, слухъ о которой достигъ даже до сицил³йскаго двора. Однажды Дорастъ (у Шекспира - Флоризель), единственный сынъ короля Эгиста, во время охоты, которая была его любимымъ занят³емъ, встрѣтился съ Фавн³ей, когда она, по обыкновен³ю, выгоняла своихъ овецъ и въ нарядѣ пастушки, съ вѣнкомъ изъ цвѣтовъ на головѣ, походила на богиню Флору. Молодые люди влюбились другъ въ друга со всѣмъ пыломъ юности. Ради Фавн³и Дорастъ былъ готовъ отказаться отъ престола, который онъ долженъ былъ наслѣдовать, и сдѣлаться простымъ пастухомъ. Предвидя препятств³я со стороны Эгиста, молодые люди рѣшились бѣжать въ Итал³ю, при помощи одного стараго слуги Капн³о, который снарядилъ для нихъ корабль. Но вмѣсто Итал³и, буря прибила корабль "къ берегамъ Богем³и", гдѣ влюбленные скрылись въ глухой деревушкѣ. Однако, слухъ о прибывшей красавицѣ достигъ до Пандосто. Онъ пожелалъ увидѣть Фавн³ю и влюбился въ нее, не подозрѣвая, что она его родная дочь. Между тѣмъ Эгистъ, случайно узнавш³й о мѣстонахожден³и своего сына, послалъ въ Богем³ю пословъ съ требован³емъ вернуть Дораста въ Сицил³ю, a его спутниковъ, въ томъ числѣ и Фавн³ю, казнить. Разгнѣвавшись на Фавн³ю за то, что она отвергла его преступную любовь, Пандосто былъ готовъ исполнить требован³е Эгиста, но пастухъ, мнимый отецъ Фавн³и, открылъ тайну ея находки и представилъ вещи, которыя доказывали, что молодая дѣвушка - дочь Беллар³и и Пандосто. Повѣсть оканчивается разсказомъ о свадьбѣ Дораста и Фавн³и и о смерти Пандосто, который, мучимый укорами совѣсти за свое преступное поведен³е по отношен³ю къ Эгисту, Беллар³и и дочери, покончилъ жизнь самоуб³йствомъ.
Сравнивая "Зимнюю сказку* съ новеллой Грина, мы, прежде всего, замѣчаемъ, что Шекспиръ измѣнилъ имена всѣхъ дѣйствующихъ лицъ и перемѣнилъ мѣсто дѣйств³я. Пандосто y него названъ Леонтомъ, Эгистъ - Поликсеномъ, Беллар³я - Герм³оной, Фавн³я - Пердитой, Дорастъ - Флоризелемъ и т. д. Трагическая часть новеллы Грина, истор³я ревности Пандосто, происходитъ въ Богем³и, a любовная идилл³я Дораста и Фавн³и - въ Сицил³и. У Шекспира наоборотъ: ревниваго Леонта онъ сдѣлалъ королемъ Сицил³и, a подозрѣваемаго имъ Поликсена, отца Флоризеля,- королемъ Богем³и, гдѣ и воспитывается Пердита. Трудно предположить, какъ дѣлаютъ это нѣкоторые комментаторы, чтобы эта перемѣна мѣста дѣйств³я была результатомъ опредѣленнаго умысла со стороны Шекспира; скорѣе можно думать, что поэтъ не придавалъ большого значен³я географическимъ указан³ямъ новеллы Грина, такъ какъ задумалъ свою пьесу въ совершенно сказочномъ стилѣ, не считающемся съ точностью въ именахъ и назван³яхъ.
Изъ другихъ дѣйствующихъ лицъ новеллы Грина Шекспиръ сохранилъ Гаринтера, сына Пандосто, и выводитъ его подъ именемъ Мамилл³я, удѣляя ему въ пьесѣ гораздо болѣе мѣста, чѣмъ авторъ новеллы. Королевскаго виночерп³я Фран³она и стараго слугу Капн³о, помогающаго бѣгству Дораста и Фавн³и, Шекспиръ слилъ въ одно лицо придворнаго Камилло, который такимъ образомъ явился связующимъ звеномъ между первою и второю частью пьесы. Затѣмъ Шекспиръ создалъ самостоятельно три лица, на которыхъ нѣтъ никакого намека y Грина: энергичную Паулину, ея слабаго мужа Антигона и веселаго, оригинальнаго плута Автолика.
Въ новеллѣ Грина, какъ мы видѣли, главный интересъ сосредоточивается на любви Дораста и Фавн³и, a истор³я ревности Пандосто является какъ бы только прологомъ къ этому пастушескому разсказу. Шекспиръ напротивъ того, сдѣлалъ любовную идилл³ю только прелестнымъ эпизодомъ своей драмы, занимающимъ четвертый актъ, a центръ тяжести пьесы перенесъ на анализъ ревности Леонта и ея губительныхъ послѣдств³й.
Пандосто y Грина не только ревнивецъ, но также тиранъ и сластолюбецъ. Шекспиръ придаетъ своему Леонту только одинъ недостатокъ - ревность и освобождаетъ его отъ другихъ. Поэтому онъ совершенно выпускаетъ возмущающ³й нравственное чувство эпизодъ любви Пандосто къ Фавн³и. Съ тактомъ истиннаго художника онъ оставилъ отъ всего этого эпизода только одинъ облагороженный и измѣненный намекъ, который онъ вложилъ въ уста Пердиты, обращающейся къ Леонту съ такими словами:
Государь,
У васъ въ глазахъ, мнѣ кажется, сквозитъ
Чрезчуръ оттѣнокъ юности, и вамъ
Приличнѣе бы было устремлять
Подобный взглядъ на вашу королеву,
Пока она жила, чѣмъ на меня.
Ревность Пандосто носитъ y Грина трагическ³й характеръ: она является причиною смерти его сына, жены и, наконецъ, его самого. Шекспиръ, назвавш³й пьесу "Зимней сказкой", долженъ былъ найти примирительный исходъ, какъ болѣе приличествующ³й сказочному содержан³ю. Его Герм³она только считается всѣми за умершую, a на самомъ дѣлѣ скрывается въ продолжен³е шестнадцати лѣтъ y Паулины. Эффектная сцена съ мнимой статуей Герм³оны, оживающей на глазахъ мужа и дочери, принадлежитъ вполнѣ Шекспиру {Этотъ эпизодъ могъ быть навѣянъ разсказомъ Овид³я о мраморной статуѣ Галатеи, оживающей подъ страстными взглядами Пигмал³она, который ее изваялъ. Больте указалъ на сходный съ шекспировскимъ мотивъ въ одномъ голландскомъ произведен³и (Jahrbuch der d. Shakespeare-Gesellschaft за 1891 г.).}. Развязка пьесы ведетъ къ всеобщему примирен³ю, прощен³ю, радости и счастью: Леонтъ возсоединяется съ простившей его Герм³оной, Пердита выходитъ замужъ за Флоризеля, a Паулина - за Камилло. Три счастливыхъ пары завершаютъ дѣйств³е комед³и.
Таковы важнѣйш³я измѣнен³я, сдѣланныя Шекспиромъ. Укажемъ еще на нѣкоторыя подробности, доказывающ³я искусство драматурга при обработкѣ новеллы. Во многихъ случаяхъ Шекспиръ гораздо лучше, чѣмъ Гринъ, мотивируетъ дѣйств³е. Такъ y Грина Пандосто раскаивается немедленно послѣ того, какъ ему стало извѣстно рѣшен³е оракула. У Шекспира же Леонтъ въ своемъ безумствѣ доходитъ до того, что не вѣритъ словамъ оракула, и только внезапная смерть Мамилл³я производитъ въ его душѣ спасительный переворотъ. У Грина Мамилл³й умираетъ только въ силу прорицан³я оракула, Шекспиръ же мотивируетъ смерть мальчика болѣзнью, постигшею его вслѣдств³е тоски по невинно-оклеветанной матери. Дѣйств³е слѣпого случая Шекспиръ нерѣдко замѣняетъ сознательною волею людей. Такъ y Грина челнокъ съ новорожденнымъ младенцемъ случайно прибываетъ волною къ владѣн³ямъ Эгиста. У Шекспира-же Антигонъ сознательно везетъ ребенка въ Богем³ю, думая, что богемск³й король его настоящ³й отецъ. Точно также y Грина буря случайно заноситъ Дораста и Фавн³ю во владѣн³я отца молодой дѣвушки; y Шекспира же Флоризель и Пердита попадаютъ въ Сицил³ю по волѣ Камилло, страстно желавшаго вновь увидѣть давно покинутую родину. Самое бѣгство молодыхъ людей въ новеллѣ мотивировано очень слабо; въ пьесѣ же оно вполнѣ намъ понятно, такъ какъ вызвано угрозами Поликсена противъ сына и его возлюбленной (Д. IV, сц. 3). Кстати слѣдуетъ замѣтить, что вся превосходная сцена сельскаго праздника въ IV дѣйств³и вмѣстѣ съ примыкающими къ ней комическими эпизодами - есть вполнѣ самостоятельное прибавлен³е Шекспира.
Существуетъ предположен³е, что кромѣ новеллы Грина, Шекспиръ пользовался еще какимъ-то другимъ, неизвѣстнымъ намъ источникомъ, заключавшимъ въ себѣ разсказъ сходнаго содержан³я. Проф. Каро ("Englische Studien" 1878 г.), и вслѣдъ за нимъ Р. Бойль (Shakespeares Wintermärchen und Sturm, St.-Petersburg 1885 г.) указываютъ польско-литовское сказан³е, основанное на историческихъ фактахъ и представляющее нѣсколько пунктовъ сходства съ содержан³емъ шекспировской пьесы. Въ этомъ сказан³и фигурируютъ ревнивый мужъ герцогъ Мазов³и Земовитъ, его невинно-оклеветанная жена Людмила, рожденный ею въ тюрьмѣ сынъ Генрихъ, обреченный герцогомъ на смерть, но спасенный доброй женщиной Саломеей, втайнѣ воспитывающей его и т. д. Съ другой стороны, Карлъ Фризъ недавно указалъ на одну нидерландскую драму XV в. "Abel spel van Esmoreit", имѣющую значительное сходство какъ съ новеллой Грина, такъ и съ "Зимней сказкой" (см. Neuejahrbücher für das klassische Alterthum, Geschichte und deutsche Literatur, 1900 г. t. VI). Здѣсь ревнивцемъ является, какъ и y Шекспира, король Сицил³и, заключающ³й жену въ тюрьму по подозрѣн³ю въ невѣрности. Ея сынъ Эсморейтъ, похищенный тотчасъ же послѣ рожден³я и воспитанный при дворѣ Дамасскаго короля, влюбляется въ королевскую дочь Дам³ету, отъ которой узнаетъ о своемъ происхожден³и. Вернувшись въ Сицил³ю, онъ убѣждаетъ короля въ невинности королевы, вслѣдств³е чего послѣдняя освобождается изъ тюрьмы и прощаетъ мужу. Въ поискахъ за Эсморейтомъ Дам³ета пр³ѣзжаетъ въ Сицил³ю. Пьеса оканчивается свадьбой молодыхъ людей.
Въ этой нидерландской пьесѣ нельзя не замѣтить большого сходства съ "Зимней сказкой". Въ обѣихъ мы находимъ оклеветан³е королевы Сицил³и и заключен³е ея въ тюрьму, удален³е и счастливое спасен³е ребенка, любовную идилл³ю въ далекой странѣ, возвращен³е юной пары и реабилитац³ю королевы.
Приведенные факты приводятъ къ заключен³ю, что, кромѣ новеллы Грина, Шекспиръ былъ знакомъ съ какой-нибудь другой верс³ей широко-распространеннаго сказан³я о несправедливо оклеветанной женѣ. Одно изъ подобныхъ нѣмецкихъ сказан³й выводитъ героиней "дочь русскаго царя" ("Deu Tochter des Königes von Reuzen". См. v. d. Hagen, Gesamtabenteuer, II). Припомнимъ, что у Шекспира Герм³она называетъ себя "дочерью русскаго императора". (У Грина - на русской принцессѣ женатъ Эгистъ, соотвѣтствующ³й Поликсену y Шекспира).
Нѣкоторые комментаторы находятъ въ "Зимней сказкѣ" также и автоб³ографическ³й элементъ, приводя ея содержан³е въ связь съ возвращен³емъ Шекспира въ родной Стратфордъ въ послѣдн³е годы его жизни и испытанными имъ при этомъ впечатлѣн³ями. (Ср. вышеназванный этюдъ Бойля R. Воуlе, и V. Berger, "Wie das Wintermärchen entstand", Hamburg 1903). Примирен³е съ женою, которую надолго покинулъ онъ во время своей лондонской жизни и ея увлечен³й, радость возстановлен³я нарушенной семейной жизни, удовольств³е видѣть въ своей дочери Юдиѳи молодую цвѣтущую дѣвушку, поразительно напоминавшую его жену Анну Гесвэ въ эпоху его романа съ ней,- все это нашло себѣ такъ или иначе отражен³е въ отношен³яхъ между Леонтомъ, Герм³оной и Пердитой, въ спокойномъ колоритѣ пьесы, какъ бы обвѣянной свѣжимъ дыхан³емъ сельской природы, и въ ея примирительномъ исходѣ. Нельзя не замѣтить, что въ одновременныхъ съ "Зимней сказкой" пьесахъ - "Цимбелинѣ" и "Бурѣ" - рѣчь идетъ также о примирен³и и возсоединен³и разлученныхъ надолго членовъ семейства. Съ другой стороны, въ обрисовкѣ характера Мамилл³я, осужденнаго на преждевременную смерть, какъ бы чувствуется скорбь Шекспира по безвременно погибшемъ, горячо имъ любимомъ сынѣ Гамлетѣ.
Назвавъ свою пьесу "Зимней сказкой" Шекспиръ намѣренно подчеркнулъ сказочность и полуфантастичность ея содержан³я. Кромѣ того, въ самомъ текстѣ пьесы нѣсколько разъ Шекспиръ старается внушить читателю мысль о такомъ характерѣ пьесы. Разсказывая о признан³и Пердиты дочерью короля, придворный замѣчаетъ: "Въ одинъ часъ совершилось столько чудесъ, что не воспѣть ихъ даже балладнымъ стихотворцамъ"... "Новости, которыя выдаютъ за истину, до того подходятъ на старую сказку, что имъ трудно повѣрить" (д. V, сц. 2). Разсказу о судьбѣ Антилона, разорваннаго медвѣдемъ, предпосылается замѣчан³е: "Тутъ дѣло становится опять похоже на сказку, которой все еще осталось что разсказать, несмотря на то, что довѣр³е къ ней кончено, и никто не хочетъ ее слушать" (ib.).
Какъ въ сказкѣ, мѣсто дѣйств³я не имѣетъ здѣсь большого значен³я: оно происходитъ "въ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ", и читателю въ сущности совершенно безразлично, называется ли эта сказочная страна Сицил³ей, Богем³ей или какъ нибудь иначе. "Морской берегъ" Богем³и приводилъ въ смущен³е многихъ комментаторовъ. Составлялись всевозможныя гипотезы для объяснен³я этой географической ереси, заимствованной Шекспиромъ y Грина. Одни думали, что слово Bohemia попало по ошибкѣ вмѣсто Bythynia (Ганмеръ), друг³е дѣлали историческ³я справки, доказывающ³я, что владѣн³я короля богемскаго нѣкогда простирались до Средиземнаго моря, третьи старались доказать, что подъ Богем³ей Шекспира мы должны разумѣть страну "бойевъ", т. е. кельтовъ или галовъ (см. статью Kralik'a въ Jahrbuch der deutsch. Shakespeare-Gesellschaft за 1901 г.). Но всѣ эти старан³я реабилитировать географическ³я познан³я Шекспира врядъ ли умѣстны. Эта сказочная "Богем³я" съ ея морскимъ берегомъ вполнѣ гармонируетъ съ общимъ сказочнымъ складомъ всей пьесы, которая изобилуетъ всякими анахронизмами и несообразностями. Несмотря на греческ³я имена, трудно сказать, къ какой нац³ональности и къ какой религ³и принадлежатъ дѣйствующ³я лица. На ряду съ Дельф³йскимъ оракуломъ и языческими богами, упоминается также и о "пуританинѣ, который поетъ подъ волынку псалмы" (д. IV, сц. 2). Герм³она - дочь русскаго императора, хотя она современница Дельф³йскаго оракула, a ея мнимая статуя изваяна Джул³о Романо - итальянскимъ художникомъ эпохи Возрожден³я, и т. д. По справедливому замѣчан³ю Брандеса, все это только усиливаетъ въ нашемъ впечатлѣн³и сказочный характеръ пьесы. Этотъ сказочный характеръ долженъ служить исходною точкою для сужден³я о драматической техникѣ "Зимней сказки". Придирчивые нѣмецк³е критики, въ особенности Бультгауптъ (Dramaturgie der Klassiker), упрекаютъ Шекспира за болѣе эпическ³й, чѣмъ драматическ³й складъ его пьесы, за то, что она искусственно раздѣлена на двѣ, имѣющ³я мало между собою общаго части, между которыми проходитъ цѣлыхъ шестнадцать лѣтъ, и т. п. Но всѣ эти обвинен³я отпадутъ сами собою, если мы припомнимъ, что, по замыслу самого Шекспира, эта пьеса есть не столько драма, сколько драматизированная сказка. Кромѣ того, въ "Зимней сказкѣ" есть несомнѣнное единство въ настроен³и и тонѣ, оставляющее цѣльное и вполнѣ поэтическое впечатлѣн³е. "Подобно тому, какъ картина, изображающая довольно чуждыя одна другой группы, можетъ представлять единство въ сочетан³и лин³й и въ гармон³и красокъ, точно такъ же въ расчлененномъ дѣйств³и драмы можетъ быть нѣчто въ общепоэтическомъ смыслѣ родственное, что можно было-бы назвать духомъ или основнымъ тономъ драмы, и этотъ духъ или основной тонъ съ увѣренностью проведенъ здѣсь" (Брандесъ).
"Зимняя сказка" похожа на музыкальную симфон³ю съ патетическимъ началомъ, идиллически-шутливой серединой и трогательно-примирительнымъ окончан³емъ, которое заключаетъ пьесу гармоническимъ аккордомъ.
Патетическую часть этой драматической симфон³и составляютъ три первыхъ дѣйств³я. Тема ея - страсть ревности. Этой страсти Шекспиръ касался въ цѣломъ рядѣ своихъ драмъ: въ "Отелло", "Цимбелинѣ", "Троилѣ и Крессидѣ" и, наконецъ, въ "Зимней сказкѣ" - и всяк³й разъ изображалъ ее въ особыхъ оттѣнкахъ и y людей съ различнымъ характеромъ. Наряду съ Отелло, Яго, Постумомъ и Троиломъ мы должны поставить Леоната. Какъ ни различны они по своему характеру, темпераменту и общественному положен³ю, страсть ревности сближаетъ ихъ всѣхъ другъ съ другомъ. Сравнен³е Леонта съ Отелло напрашивается само собою. Можно сказать, что оба героя представляютъ два противоположныхъ полюса губительной страсти. Отелло отъ природы чуждъ ревности; простой, довѣрчивый и благородный, онъ совершенно лишенъ мнительной подозрительности. Нужна дьявольская ловкость злобнаго Яго и роковое стечен³е обстоятельствъ, чтобы отравить его здоровую натуру гибельнымъ ядомъ ревности. Заразившись этимъ ядомъ, онъ страдаетъ мучительно, невыносимо, страдаетъ не какъ эгоистъ, возмущенный посягательствомъ другихъ на принадлежащее ему добро, но какъ возвышенный идеалистъ, утративш³й вѣру въ любимую женщину и въ возможность счастья и убѣдивш³йся, что жизнь его навѣки разбита.
Не таковъ Леонтъ, который какъ бы служитъ иллюстрац³ей къ словамъ Эмил³и въ "Отелло": "ревность не нуждается въ поводахъ, люди ревнуютъ часто безъ всякихъ поводовъ, a потому, что ревнивы". (Актъ III, сц. 4). Онъ отъ природы склоненъ къ ревности, носитъ ядъ ея въ собственной душѣ, поэтому ему не нужно никакихъ Яго, никакихъ вдохновителей и и подстрекателей. Ревность нападаетъ на него внезапно, какъ ураганъ, и овладѣваетъ всецѣло всѣмъ его существомъ, все подчиняя своей тлетворной власти. У него гораздо менѣе поводовъ быть ревнивымъ, чѣмъ y Отелло: противъ него говоритъ старинная дружба съ Поликсеномъ, продолжительная счастливая жизнь съ безупречной Герм³оной, убѣжден³я окружающихъ лицъ, старающихся его образумить и т. д. Но все безсильно передъ его страстью ревности, "этого чудовища, создающаго пищу, которой само питается" ("Отелло", д. III, сц. 3).
Взрывъ его страсти, вспыхнувшей "безъ всякихъ основан³й, кромѣ дикихъ, безумныхъ подозрѣн³й" (д. II, сц. 3), тѣмъ сильнѣе и разрушительнѣе, что онъ человѣкъ, избалованный своею королевскою властью, гордый своимъ саномъ и необыкновенно самоувѣренный. Неистовствуя противъ Герм³оны, онъ напоминаетъ намъ Лира, который осыпаетъ проклят³ями Кордел³ю. Противорѣч³я Паулины и другихъ приближенныхъ еще болѣе подливаютъ масла въ огонь его бѣшенства. Его упорству нѣтъ предѣловъ:
Если я
Ошибся въ основаньи, на которомъ
Построилъ эту мысль - то и земля
Окажется слаба, чтобъ поддержать
Ничтожный мячикъ школьника!
Камилло хорошо характеризуетъ душевное состоян³е Леонта слѣдующими словами:
Скорѣе вы
Успѣете остановить движенье
Прилива въ океанѣ, чѣмъ сломить
Совѣтомъ, словомъ, клятвой ту нелѣпость
Которой онъ проникся. Онъ увѣренъ
Въ ней, какъ въ себѣ, и будетъ защищать
Ее до самой смерти.
Къ Дельф³йскому оракулу онъ посылаетъ не для того, что бы узнать отъ него истину, въ которой онъ не сомнѣвается, a лишь съ тою цѣлью,
чтобъ успокоить
Сомнѣн³я невѣждъ, которыхъ глупость
Не хочетъ видѣть правды.
Поэтому, когда отвѣтъ оракула оказывается не въ его пользу, онъ доходитъ до того, что обвиняетъ его во лжи. Нужно было сильное нравственное потрясен³е, чтобы образумить зарвавшагося безумца. Карающую десницу бога онъ видитъ въ смерти Мамилл³я и въ похожемъ на смерть обморокѣ Герм³оны - и въ душѣ его происходитъ крутой переломъ. Чѣмъ болѣе неистовствовалъ онъ ранѣе, тѣмъ глубже теперь его раскаян³е. Много лѣтъ сокрушается онъ въ своемъ грѣхѣ и страдан³емъ очищаетъ и облагораживаетъ свою душу. Разставаясь съ нимъ въ концѣ пьесы, мы видимъ его отрѣшившимся отъ своихъ недостатковъ и возрождающимся къ новой жизни.
Этотъ процессъ нравственнаго очищен³я, прекрасно изображенный Шекспиромъ, возвышаетъ Леонта надъ низменными ревнивцами въ родѣ Яго, закоренѣлаго въ грубомъ себялюб³и. Леонта нельзя считать ничтожною личностью и отрицательнымъ явлен³емъ. Онъ не злодѣй, для котораго нѣтъ ничего святого, a человѣкъ, заразивш³йся ревностью, какъ болѣзнью, которая находитъ самую обильную пищу въ его природномъ предрасположен³и и въ общемъ складѣ его самоувѣреннаго, своенравнаго и властнаго характера. Въ своемъ ослѣплен³и онъ доходитъ до крайнихъ предѣловъ несправедливости и жестокости, но стоило ему лишь прозрѣть, какъ онъ начинаетъ искупать свои преступлен³я жгучими слезами искренняго раскаян³я.
Если Леонтъ не похожъ на Отелло, то и жертва его безумной ревности, Герм³она, имѣетъ мало общаго съ Дездемоной. Герм³онѣ совершенно чужды отличающ³я Дездемону страстность, неосмотрительность и слабость. Въ вихрѣ любви Дездемона послѣдовала за Отелло, не размышляя, и тайно повѣнчалась съ нимъ. Изъ словъ Леонта мы узнаемъ, что Герм³она долго думалъ прежде, чѣмъ рѣшиться соединить его судьбу съ своею:
По истеченьи трехъ тяжелыхъ
И длинныхъ мѣсяцевъ, успѣлъ достичь я
Того, что ты рѣшилась дать мнѣ руку,
Сказавъ: твоя вполнѣ!
Съ большою осмотрительностью и серьезностью совершивъ такой важный въ жизни шагъ, она уже на вѣки остается идеальной и безупречной женой своего избранника. Спокойная, уравновѣшенная и стойкая, она не теряется, подобно Дездемонѣ, подъ градомъ несправедливыхъ обвинен³й. Дездемона была бы не въ состоян³и публично защищать себя съ такимъ удивительнымъ самообладан³емъ, съ такимъ благороднымъ и гордымъ сознан³емъ своей правоты. Никак³я оскорблен³я, никак³я страдан³я не въ состоян³и сломить твердости ея высокой души, соединяющей сильную волю съ мягкой женственностью:
Быть можетъ, вы,
Не видя слезъ въ глазахъ моихъ, и сами
Не станете жалѣть меня; но знайте,
Что я полна той благородной скорби,
Которая, упавши разъ на душу,
Томитъ ее и жжетъ съ такою силой,
Что не залить потокомъ горькихъ слезъ.
Защитительная рѣчь Герм³оны въ судѣ - одинъ изъ перловъ шекспировской поэз³и. Никогда, кажется, велич³е женской души не изображалось съ такимъ мастерствомъ, какъ въ этой сценѣ "Зимней сказки". Герм³онѣ не страшны угрозы послѣ того, какъ съ потерей дѣтей и любви мужа она потеряла все:
Оставьте ваши
Угрозы, государь!- того, чѣмъ вы
Хотите запугать меня, желаю
Душевно я сама! Мнѣ жизнь не радость...
Она - "подруга короля, владѣвшая полцарствомъ, дочь монарха, мать полнаго надеждъ прекрасныхъ сына" - теперь "столько же несчастна, сколько прежде была чиста". У нея жестоко оторвали послѣднее дитя и бросили на смерть "еще съ невинными устами, увлаженными невиннымъ молокомъ".
Не о жизни, a o спасен³и своего добраго имени думаетъ оскорбленная и измученная жена и мать:
Я не прошу
За жизнь свою: она мнѣ тяжела,
Какъ горе, отъ котораго всѣмъ сердцемъ
Желала бъ я избавиться! но честь!-
Честь перейти должна и на потомство -
Ее хочу спасти я.
Въ такую бездну несчастья погрузила нелѣпая ревность Леонта эту "прекраснѣйшую женщину изъ всѣхъ, когда либо дѣлившихъ съ мужемъ счастье". (Д. V, сц. 1). "Кротче самой благости, добрѣй невиннаго младенца* (Д. V, сц. 3), съ очами, с³явшими "ярче небесныхъ звѣздъ" (ib.), Герм³она - олицетворен³е женственной грац³и и мягкой привѣтливости, соединенныхъ съ высокимъ благородствомъ и силою души. Она изъ тѣхъ женщинъ, которыхъ "нѣжнымъ поцѣлуемъ легче сдвинуть на сотню миль, чѣмъ вынудить ступить ихъ шагъ крутою мѣрой" (Д. I, сц. 2). Паулина не далека отъ истины, когда говоритъ Леонту, что "если-бъ собрать со всѣхъ живущихъ женщинъ всѣ лучш³я ихъ свойства, чтобъ создать одну на диво м³ру - и тогда она бы не сравнялась" съ Герм³оной. (Д. V, сц. 1).
Въ галлереѣ женскихъ портретовъ, нарисованныхъ ген³емъ Шекспира, Герм³онѣ должно принадлежать одно изъ почетныхъ мѣстъ. Благородный и въ высшей степени симпатичный образъ этой невинной страдалицы нарисованъ съ удивительнымъ совершенствомъ. Ея характеръ выставленъ намъ съ пластичностью, законченностью и рельефностью очертан³й изящной мраморной статуи, въ видѣ которой она выступаетъ въ послѣднемъ дѣйств³и.
Герм³она хорошо оттѣнена поставленной рядомъ съ нею Паулиной, женщиной энергичной, стремительной и запальчивой. Съ рѣдкою смѣлостью, не щадя себя, изобличаетъ она преступнаго короля, выступая въ защиту правды и справедливости. Она напоминаетъ благороднаго Кента, играющаго такую же роль передъ лицомъ самовластнаго короля Лира. Въ своей чрезмѣрной горячности она даже вредитъ дѣлу, раздражая еще болѣе короля, не выносящаго противорѣч³й, но затѣмъ она содѣйствуетъ тому, чтобы въ Леонтѣ заговорилъ долго заглушаемый голосъ совѣсти. Въ ея уста Шекспиръ влагаетъ высок³я слова, въ которыхъ нельзя не видѣть его личнаго убѣжден³я: "еретикъ тотъ, кто поджигаетъ костеръ, a не тотъ, кто на немъ горитъ" (Д. II, сц. 3).
За патетическою частью "Зимней сказки", выдержанною съ начала до конца въ серьезномъ тонѣ, безъ всякой примѣси комическаго элемента, слѣдуетъ очаровательная пастораль, рисующая чистую юношескую любовь Пердиты и Флоризеля.
Предшествуетъ ей и сопровождаетъ ее рядъ комическихъ сценъ, въ которыхъ главная роль принадлежитъ Автолику. Это чрезвычайно оригинальная личность, не имѣющая подобной себѣ въ драмахъ Шекспира, человѣкъ на всѣ руки, проныра и плутъ, обманщикъ и весельчакъ. Прежде чѣмъ сдѣлаться професс³ональнымъ воромъ, онъ перемѣнилъ много занят³й: "ходилъ съ обезьяной, былъ разсыльнымъ при судѣ, таскался съ кукольнымъ представлен³емъ блуднаго сына, a потомъ женился на женѣ мѣдника"... (Д. IV, сц. 2). Со всѣмъ тѣмъ онъ сохранилъ въ себѣ неистощимый запасъ юмора и остроум³я.
Нѣжными, поэтическими красками нарисовалъ Шекспиръ привлекательный образъ молодой Пердиты. Ей въ сущности удѣлена одна сцена IV дѣйств³я, изображающая сельск³й праздникъ, тѣмъ не менѣе характеристика этой очаровательной молодой дѣвушки не оставляетъ желать ничего лучшаго. Когда она впервые является передъ нами, вся въ цвѣтахъ, похожая "на богиню Флору, предвѣстницу апрѣльскихъ ясныхъ дней", то мы вполнѣ, такъ сказать, ощущаемъ справедливость словъ Флоризеля:
Твой каждый шагъ
Прелестнѣй предыдущихъ. Говоришь ли -
То хочется внимать тебѣ всегда;
Поешь ли ты - то хочется, чтобы пѣла
При всѣхъ своихъ дѣлахъ ты: при молитвѣ,
При хлопотахъ въ хозяйствѣ, при раздачѣ
Пособья бѣднякамъ! Когда ты пляшешь -
То хочется, чтобъ ты была волной
И двигалась всегда, не измѣняя
Ни въ чемъ своихъ движен³й. Словомъ, все,
Что ты ни станешь дѣлать, даже въ самыхъ
Пустыхъ дѣлахъ, увѣнчано въ тебѣ
Печатью чудной прелести, съ которой
Становишься ты царственной во всемъ.
Отличительную черту Пердиты составляетъ соединен³е величайшей простоты и естественности съ природною высотою души и наслѣдственнымъ царственнымъ велич³емъ. Она не выноситъ ничего ложнаго и искусственнаго. Простые полевые цвѣты, которые она всѣ знаетъ наперечетъ со всѣми ихъ свойствами и съ относящимися къ нимъ примѣтами, ей гораздо милѣе и дороже, чѣмъ пышныя оранжерейныя растен³я. Она не желала бы имѣть y себя левкоя и гвоздики, потому что "ихъ махровость дана имъ не природой, a искусствомъ". За то "ноготки, привыкш³е ложиться за солнцемъ вслѣдъ, и также вмѣстѣ съ нимъ встающ³е въ слезахъ", нарциссы, "чей блѣдный цвѣтъ цвѣтетъ еще до ласточекъ", "первые подснѣжники", "буквицы, лил³и, ландыши", представляютъ для Пердиты что-то близкое, родное, имѣющее тѣсное отношен³е къ ней самой. Образъ Пердиты и рисуется намъ не иначе, какъ среди душистыхъ цвѣтовъ, въ которыхъ она понимаетъ толкъ не менѣе, чѣмъ несчастная Офел³я. Но съ этой очаровательной простотой и близостью къ природѣ Пердита соединяетъ черты высокой, царственной натуры:
Все, что она ни скажетъ, дышетъ чѣмъ-то
Возвышеннымъ и чуждымъ той средѣ,
Въ какой она живетъ.
Это сближаетъ Пердиту съ Герм³оною. Между матерью и дочерью - родовыя черты сходства, тонко проведенныя Шекспиромъ. Отъ Герм³оны Пердита унаслѣдовала не только величавое благородство, но и ея твердость души, постоянство и энерг³ю чувства.. Она такъ же безповоротно отдаетъ свое сердце Флоризелю, какъ нѣкогда Герм³она отдала свое Леонту. Въ постоянствѣ своего чувства убѣждена она сама, убѣждаетъ и читателя:
Горе можетъ
Согнать румянецъ свѣжести со щекъ,
Но сердце будетъ вѣчно неизмѣннымъ.
(Дѣйств³е II, сц. 3).
Ошеломленная грубыми угрозами Поликсена, она молчитъ, но какая энерг³я звучитъ въ ея непосредственно за этимъ слѣдующихъ словахъ:
Я дважды
Была почти готова перебить
Его, сказавъ, что то же солнце свѣтитъ
Надъ нашей бѣдной хижиной, какое
С³яетъ и надъ крышею его
Блестящаго дворца.
И здѣсь видна въ ней дочь Герм³оны, хотя она "и не умѣетъ красиво говорить и не можетъ придумать лучшихъ словъ", какъ она выражается (Д. IV, сц. 3).
Читатель не можетъ не согласиться съ Флоризелемъ, что Пердитѣ "не нужно приданнаго иного, кромѣ качествъ ея души", (ib.) и не можетъ не увидѣть въ ней, подобно придворному Леонта - "созданье, прелестнѣе котораго едва-ль когда нибудь лучи живили солнца". (Д. V, сц. 1).
Вмѣстѣ съ Флоризелемъ Пердита составляетъ "пару влюбленныхъ, нѣжныхъ горлицъ, давшихъ слово во вѣкъ не разлучаться" (Д. IV, сц. 3). Если Пердита "ручается за слово этихъ горлицъ", то и юный Флоризель вполнѣ подъстать своей возлю