Шишков Александр Семенович - Рассуждение о любви к Отечеству

  

  
Нѣкогда разсуждали мы о преимуществѣ, какое родъ человѣческ³й получилъ тѣмъ единымъ, что благость Бож³я, даровавъ намъ душу, даровала и слово, безъ котораго не могли бы ни чувства наши возвышаться, ни разумъ преуспѣвать, остриться и расти. Но сей величайш³й даръ, с³е слово, толико отличающее насъ отъ безсловесныхъ тварей, толико превозносящее надъ ними, было бы заключено въ тѣсныхъ весьма предѣлахъ, не разширило бы ни понят³й нашихъ, ни способностей, когда бы воля небесъ судила каждому изъ насъ порознь скитаться по лицу земли, когда бы не вложила въ насъ желан³я составить общества, называемыя державами или народами, и не повелѣла каждому изъ оныхъ, размножаясь, жить подъ своимъ правлен³емъ, подъ своими законами. Люди безъ сихъ обществъ были бы столько же злополучны, какъ безъ семействъ и родства. Не было бы у нихъ ни вѣры, обуздывающей страсти, исправляющей нравъ и сердце; ни воспитан³я, просвѣщающаго разумъ; ни общежит³я, услаждающаго жизнь; ни могущества, велич³я и безопасности, произтекающихъ отъ совокуплен³я во едино всѣхъ частныхъ воль и силъ. Отъ сюду слѣдуетъ, что человѣкъ, почитающ³й себя гражданиномъ свѣта, то есть, не принадлежащимъ ни какому народу, дѣлаетъ тоже, какъ бы онъ не признавалъ у себя ни отца, ни матери, ни роду, ни племени. Онъ исторгаясь изъ рода людей причисляетъ самъ себя къ роду животныхъ.

   И такъ, когда Всемогущему Создателю м³ровъ угодно было устроить природу нашу таковою, чтобъ мы для безопасности и благоденств³я своего совокуплялись въ разныя общества, и каждое изъ оныхъ составляло бы едино тѣло и едину душу, то для лучшаго исполнен³я сей Всевышняго воли не худо разсмотрѣть обязанности наши къ сему сообществу, или великому, собственно нашему семейству, называемому Отечествомъ; не безполезно поговорить о любви къ нему, не скучно побесѣдовать о томъ священномъ долгѣ, которой всякому благородному сердцу толь сладостенъ.

   Что такое Отечество? Страна, гдѣ мы родились; колыбель, въ которой мы возлѣлеяны; гнѣздо, въ которомъ согрѣты и воспитаны; воздухъ, которымъ дышали; земля, гдѣ лежатъ кости отцовъ нашихъ, и куда мы сами ляжемъ. Какая душа дерзнетъ расторгнуть с³и крѣпк³я узы? Какое сердце можетъ не чувствовать сего священнаго пламени? Самые звѣри и птицы любятъ мѣсто рожден³я своего. Человѣкъ ли, одаренный разумною душою, отдѣлитъ себя отъ страны своей, отъ единоземцевъ своихъ, и уступитъ въ томъ преимущество пчелѣ и муравью? Какой извергъ не любитъ матери своей? Но Отечество меньше ли намъ, чемъ мать? Отвращен³е отъ сей противуестественной мысли такъ велико, что какую бы ни положили мы въ человѣкѣ худую нравственность и безстыдство; хотя бы и представили себѣ, что можетъ найтися такой, который въ развращенной душѣ своей дѣйствительно питаетъ ненависть къ отечеству своему; однако же и тотъ постыдился бы всенародно и громогласно въ томъ признаться. Да какъ и не постыдиться? Всѣ вѣки, всѣ народы, земля и небеса возоп³яли бы противъ него: одинъ адъ сталъ бы ему рукоплескать. - Отсюду произходитъ, что при всѣхъ порокахъ и страстяхъ человѣческихъ, при всей примѣчаемой иногда дерзости развращенныхъ умовъ и сердецъ, ни гдѣ не видимъ мы воп³ян³я противъ сроднаго каждому чувствован³я любви къ отечеству. Напротивъ того не только единогласное во всѣхъ языкахъ слышимъ тому проповѣдан³е; но и вездѣ, въ прошедшихъ и настоящихъ временахъ, тьмочисленные находимъ примѣры, что сила любви къ отечеству препобѣждаетъ силу любви ко всему, что намъ драгоцѣнно и мило, къ женамъ, къ дѣтямъ нашимъ и къ самимъ себѣ.

   Спартанка, мать троихъ сыновей составлявшихъ всю ея гордость и надежду, вопрошаетъ притекшаго во градъ гонца: что войски наши? что мои дѣти? Гонецъ отвѣчаетъ вздохнувъ: всѣ трое убиты. - Такъ гибнетъ отечество наше? - Нѣтъ, оно спасено, торжествуетъ надъ врагами. - Довольно, сказала Спартанка, иду. - Куда? - Во храмъ благодарить боговъ. Вотъ сила любви къ отечеству: кого преодолѣла она? Материнское сердце!

   Но что я говорю о Спартанкѣ? За чемъ ходить въ Грец³ю? Сколько таковыхъ Спартанокъ найдемъ мы у себя дома? Не видимъ ли въ прошедшихъ и нынѣшнихъ временахъ мужей, сыновъ, женъ, сестръ, матерей нашихъ, исполненныхъ любви къ отечеству? Воспомнимъ одинъ только примѣръ Пожарскаго и Минина, когда по гласу сего простаго купца, по единому извѣщен³ю его о бѣдств³яхъ согражданъ, безчисленное воинство, жертвуя состоян³емъ своимъ и собою, стеклось добровольно для избавлен³я Москвы. Какая ревность и усерд³е! Какое въ толикомъ множествѣ людей достойное удивлен³я единодуш³е! Мужеск³й и женск³й полъ, юноши и дѣвы, отроки и старцы безъ всякой неволи, безъ всякаго принужден³я, по единому подвигу любви, всѣ текутъ, всякъ со всемъ семействомъ своимъ, имуществомъ и домомъ. Нѣкто изъ нашихъ стихотворцевъ, описывая с³е произшеств³е, прекрасно прибавляетъ:

  

   И жены зрѣлище явили безпримѣрно,
Усерд³е гражданъ дѣля не лицемѣрно.
Сокровища, привыкъ что нѣжный полъ цѣнить,
Онѣ въ даръ обществу спѣшили приносить;
Вручали Минину уборы тѣ драг³е,
Чѣмъ русые власы и нѣжны красятъ выи,
И провождаемы числомъ своихъ дѣтей,
Оставившихъ серпы и плуги средь полей,
Прими отъ насъ, рекли, ты сей залогъ священный,
И сердцу матери толико драгоцѣнный!
Съ сей рѣчью въ сонмъ единъ дѣтей совокупивъ,
И горькими ихъ грудь слезами окропивъ,
Какъ часть самихъ себя отъ персей отрывали,
И трепетной рукой на брань благословляли.

  

   Ѳемистоклъ, за всѣ свои заслуги изгнанный неблагодарными Аѳинами, принужденъ былъ прибѣгнуть къ Царю Персидскому Ксерксу, противъ котораго предводительствуя войсками одержалъ онъ мног³я надъ нимъ побѣды. Ксерксъ обрадованный пр³обрѣтен³емъ толь великаго полководца, погасилъ вражду свою къ нему, принялъ его въ число первѣйшихъ вельможъ своихъ, осыпалъ благодѣян³ями, и поручилъ ему начальство надъ войсками, которыя посылалъ онъ въ Египетъ. - Но потомъ, когда присланъ былъ изъ Грец³и посолъ требовать Ѳемистокла, какъ скрывающагося изъ отечества преступника, тогда Ксерксъ, пылающ³й ненавист³ю къ Грекамъ, перемѣнилъ свое намѣрен³е, и полагая въ Ѳемистоклѣ съ одной стороны благодарность за оказанныя ему благодѣян³я и защиту, а съ другой желан³е отомстить согражданамъ своимъ за несправедливое отъ нихъ гонен³е, велѣлъ ему съ войсками идти въ Грец³ю. Ѳемистоклъ, забывая несправедливость согражданъ своихъ и не страшась гнѣва Ксерксова, полагаетъ къ ногамъ его жезлъ повелительства надъ Персидскими войсками, и говоритъ, что онъ скорѣе умретъ, нежели пойдетъ раззорять стѣны своего отечества. С³е отрицан³е подаетъ поводъ къ слѣдующему достойному примѣчан³я между ими разговору:

   Ксерксъ. Ты раздражаешь того, кто тебя можетъ сдѣлать нещастнымъ.

   Ѳемистоклъ. Но не измѣнникомъ.

   Ксерксъ. Ты мнѣ жизн³ю обязанъ.

   Ѳемистоклъ. Но не чест³ю.

   Ксерксъ. Отечество твое тебя ненавидитъ.

   Ѳемистоклъ. Но я люблю его.

   Ксерксъ. Неблагодарный! смерть ожидаетъ тебя. Но что ты любишъ столько въ отечествѣ твоемъ?

   Ѳемистоклъ. Все, Государь: прахъ моихъ предковъ, священные законы, покровителей боговъ, языкъ, обычаи, потъ во благо согражданъ моихъ мною прол³янный, славу отъ того полученную, воздухъ, деревья, землю, стѣны, каменья.

   Такъ мыслилъ Ѳемистоклъ въ отдаленнѣйш³я времена, также и нынѣ мыслитъ всякая благородная душа. Природа человѣческая не испортилась и не испортится никогда. Достохвальныя чувствован³я всегда велики и почтенны. Хотя часто порокъ торжествуетъ въ м³рѣ, но какое его торжество! Наружный блескъ щаст³я сокрываетъ въ немъ внутреннюю темноту, и когда одѣтый въ злато и багряницу встрѣчается онъ съ покрытою рубищемъ добродѣтел³ю, тогда, не взирая на гордый видъ свой, невольно, внутри сердца своего, падаетъ къ ногамъ ея, и не смѣетъ мрачныхъ очей своихъ возвесть на свѣтлое ея лице.

   Ѳеодоръ Никитичь Романовъ, нашъ Ѳемистоклъ, нарѣченный потомъ Филаретомъ, мужъ благонравный и кротк³й, отправленъ былъ въ смутныя времена Росс³и со многими другими Боярами и Чиновниками посломъ въ Польшу. Польск³й Король Сигизмундъ искалъ тогда сѣсть на праздномъ послѣ Шуйскаго престолѣ Росс³йскомъ. Войски его силою и коварствомъ вторглись въ Москву и принудили устрашенныхъ Московскихъ Бояръ послать къ нему грамоту, приглашающую его принять самодержавное надъ Росс³ею владычество. Ѳиларетъ, не видя руки Патр³арха Гермогена, отрекся подписать с³ю грамоту. Ни долговременное заточен³е въ темницу, ни жесток³е съ нимъ поступки, ни страхъ, ни угрозы, не могли поколебать твердости его души. По десятилѣтнемъ страдан³и возвращается онъ въ любезное отечество свое, въ Росс³ю, за которую претерпѣлъ столько мучен³й, возвращается и падаетъ къ ногамъ избраннаго народомъ Царя... Но кто сей Царь? Сынъ его Михаилъ! Кто можетъ описать с³е величественное зрѣлище? С³ю священную радость ихъ свидан³я? Страдалецъ за отечество видитъ въ сынѣ своемъ награду за свои страдан³я, лобызаетъ въ немъ надежду Росс³и, созерцаетъ будущее ея благополуч³е, и юный Царь объемлетъ въ сѣдомъ родителѣ своемъ мудрость, великодуш³е и примѣръ, какъ должно любить свое отечество. Но отнимемъ у Ѳиларета твердость душевную, дадимъ ему подписать грамоту. Куда дѣнется священство и велич³е сего свидан³я? Превратится въ стыдъ и раскаян³е. Добродѣтель! ты одна можешъ чувствовать истинную радость.

   Эпаминондъ повелѣваетъ Ѳивскими войсками противъ ратоборствующихъ съ ними Лакедемонянъ, и знаменитыми подвигами своими приноситъ величайш³я отечеству пользы. Ѳивяне, какъ сказываютъ, имѣли неблагоразумный законъ, опредѣлявш³й предводителю войскъ срочное время, по истечен³и котораго посылалось отъ народа къ нему повелѣн³е о сдачѣ начальства другому, и въ случаѣ непослушан³я осуждался онъ на смерть. Зависть и клевета неупустили воспользоваться симъ обстоятельствомъ. По внушен³ю ихъ обманутый народъ, не взирая на дѣла Эпаминондовы, посылаетъ къ нему повелѣн³е сдать въ силу закона предводительство надъ войсками другому полководцу. Эпаминондъ, не надѣясь на преемника своего, и видя что всѣ пр³обрѣтенные до сего успѣхи не токмо остановятся и не довершатся, но что непр³ятели чрезъ таковую перемѣну возникнутъ и усилятся, не послушалъ повелѣн³я, довершилъ начатое имъ дѣло, покорилъ всѣхъ противниковъ, и возвратяся въ Ѳивы сказалъ народу: "я преступилъ законъ; вы должны предать меня смерти; но справедливость требуетъ, чтобъ на гробѣ моемъ написано было: Эпаминондъ казненъ за преступлен³е, содѣланное имъ для спасен³я согражданъ своихъ отъ ига иноплеменныхъ". Вотъ какъ сильна въ истинныхъ сынахъ отечества любовь къ оному! Двѣ смерти предстояли Эпаминонду: одна отъ враговъ, другая отъ своихъ. Онъ могъ избавиться отъ обѣихъ, сохраня и жизнь свою и славу; но гласъ любви къ отечеству воп³етъ въ немъ, и онъ ничему кромѣ его не внемлетъ. Откуда, въ слабомъ тѣлѣ человѣческомъ толикая твердость духа? Отъ надежды на безсмерт³е: с³е одно дѣлаетъ душу его толь великою; безъ того боялся бы онъ какъ червь раздавленъ быть пятою послѣдняго животнаго.

   Петръ Велик³й приступаетъ къ Шлиссельбургу. Голицынъ предводительствуетъ войсками. Краткость лѣствицъ отъемлетъ у храбрости возможность взойти на высоту стѣнъ: осажденные поражаютъ сильно, осаждающ³е во множествѣ падаютъ. Петръ, видя с³е, повелѣваетъ Голицыну отступить. Голицынъ не отступаетъ и беретъ Шлиссельбургъ. Вотъ нашъ Эпаминондъ. Ломоносовъ не пропустилъ воспѣть сего великаго подвига. Онъ описывая упорную и жестокую брань с³ю говоритъ, что Петръ:

  

   Смотря на воинства упадокъ безполезный,
Къ стоящимъ близь себя возвелъ зѣницы слезны:
"Что всуе добрыхъ мнѣ, сказалъ, людей губить?
"Голицыну спѣша велите отступить".

  

   Но Голицынъ:

  

              .....пламенемъ отвсюду окруженъ,
Вѣщалъ: "мы скоро трудъ увидимъ совершенъ;
"Чрезъ отступлен³е отъ крѣпости обратно.
"Въ другой еще приступъ погибнетъ войскъ двукратно,
"И естьли Государь желаетъ городъ взять,
"Позволилъ бы намъ бой начатый окончать".
Съ отвѣтомъ на стѣну предъ всѣми поспѣшаетъ,
Солдатамъ слѣдовать себѣ првелѣваетъ.

  

   И хотя опущенное на него со стѣнъ горящее бревно низринуло его полумертваго на землю, однакожъ храбрые Росс³яне, послѣдними силами гласа его ободряемые:

  

   На копья, на мечи, на ярость сопостатъ,
На очевидну смерть безтрепетно лѣтятъ.

  

   Такимъ образомъ взятъ былъ Шлиссельбургъ или по прежнему назван³ю Орѣшекъ. Народъ пощадилъ Эпаминонда; Петръ облобызалъ Голицына. Любовь къ отечеству! Ты такъ почтенна, что и самое оскорбленное тобою самолюб³е не можетъ удержаться отъ простерт³я къ тебѣ длани своей.

   Регулъ взятъ въ плѣнъ Карфагенцами. Римъ для получен³я обратно толь великаго мужа, готовъ помириться съ ними и уступить имъ всѣ пр³обрѣтенныя кровью выгоды. Регулъ, узнавъ о семъ, проситъ Карфагенянъ отпустить его въ Римъ, давъ имъ честное слово съ тѣмъ же посломъ, съ которымъ отправленъ будетъ, возвратиться назадъ. Карфагенцы зная, что такое честь въ душѣ Регуловой, вѣрятъ ему и отпускаютъ - но съ какимъ услов³емъ? показываютъ ему бочку, по всей поверхности пробитую на сквозь желѣзными гвоздями, и говорятъ: "естьли ты возвратишся къ намъ съ миромъ, мы тебя освободимъ; естьли же привезешъ къ намъ продолжен³е войны, то посаженъ будешь въ с³ю бочку и пущенъ катиться по крутизнѣ горы". Регулъ отъѣзжаетъ. Обрадованный Римъ стекается его увидѣть. Онъ даетъ Римлянамъ совѣтъ не иначе помириться съ Карфагенцами, какъ воспользовавшись всѣми силою оруж³я одержанными доселѣ преимуществами, и по склонен³и ихъ къ тому, въ провожан³и рыдающаго семейства своего и плачущаго Сената и народа отправляется обратно въ Карфагенъ, дабы тамо быть низвержену съ горы въ приготовленной для него бочкѣ. До какой чрезвычайной степени пылающая къ отечеству любов³ю душа человѣческая можетъ быть велика!

   Гермогенъ, Патр³архъ Московск³й, былъ нашъ Регулъ, Великаго мужа, почтеннаго старца сего нѣкто изъ нашихъ стихотворцевъ такъ изображаетъ:

  

   Кто мужъ сей мудрый, сановитый,
Примрачный, какъ луна во мглѣ,
Имущ³й кротк³й зракъ, открытый,
Ко правдѣ ревность на челѣ?
Блеститъ въ очахъ, слезитъ усталыхъ,
Какъ солнца лучь сквозь ранн³й паръ,
Къ отечеству сердечныи жаръ.
Блѣднѣетъ скорбь въ ланитахъ впалыхъ,
До чреслъ волнуется брада;
Глава годами оснѣженна,
Вся крѣлость плоти изможденна,
Душа единая тверда.

  

   Такъ подлинно: въ семъ тѣлѣ сокрушенномъ, въ сей изможденной плоти, видимъ мы духъ, никакими страхами, никакими бѣдств³ями не преоборимый. Росс³я безъ главы; нѣтъ въ ней Царя; Вельможи всѣ вкупѣ раздѣлены, а каждый порознь слабъ и маловластенъ; народъ мятется, унываетъ, страждетъ, не зная что дѣлать и кому повиноваться: такъ на морѣ корабль безъ кормила и якоря не вѣдаетъ куда идти и гдѣ остановиться. Между тѣмъ буря подъятыми на подоб³е горъ волнами бьетъ, ломитъ, трясетъ всѣ его составы и угрожаетъ ихъ разрушить. Въ такомъ состоян³и была Росс³я въ началѣ семнадцатаго вѣка. Отвнѣ Поляки и Шведы, внутри несоглас³я и раздоры свирѣпствовали. Москва отворила врата свои врагу и подъ власт³ю чужой руки угнѣтенная, разграбленная, растерзанная, рыдала неутѣшно. Каменныя стѣны, огнедышущ³я бойницы, дремуч³й лѣсъ коп³й, молн³еносныя тучи мечей, не столько отъ великихъ силъ непр³ятельскихъ, сколько отъ собственнаго своего неустройства, преклонились и пали. Однимъ словомъ все преодолѣно было; но оставался еще одинъ оплотъ, всего крѣпчайш³й: оставался въ изнеможенномъ тѣлѣ старца духъ твердый; оставался Гермогенъ. Народъ Росс³йск³й всегда крѣпокъ былъ языкомъ и вѣрою; языкъ дѣлалъ его единомысленнымъ, вѣра единодушнымъ. Двѣсти лѣтъ стоналъ онъ подъ игомъ Татаръ, но въ языкѣ и вѣрѣ пребылъ непремѣненъ. Для совершеннаго покорен³я Росс³и надлежало къ силѣ оруж³я присовокупить гласъ Церкви, надлежало принудить Патр³арха, яко первенствующую духовную особу, дать на то свое соглас³е и разослать повсюду за подписан³емъ своимъ грамоты. Поляки вмѣстѣ съ согласившимися по неволѣ на то нѣкоторыми Московскими Боярами и народомъ упрашиваютъ Патр³арха. Онъ отвергаетъ ихъ прошен³е. Неистовые враги угрожаютъ ему смерт³ю, онъ отвѣчаетъ имъ: тѣло мое вы можете убить, но душа моя не у васъ въ рукахъ. Они въ ярости рвутъ на немъ златыя ризы, совлекаютъ священное облачен³е, налагаютъ на него вериги и оковы: онъ сожалѣетъ только, что изъ десницы его отнятъ крестъ, которымъ благословлялъ онъ народъ стоять за отечество. Они повергаютъ его въ глубокую, смрадную темницу: онъ соболѣзнуетъ токмо, что неможетъ болѣе предстоять во храмѣ Бож³емъ для воздѣян³я предъ лицемъ народа рукъ своихъ ко Всевышнему. Они изнуряютъ его гладомъ, томятъ жаждою; но ни тяжк³я цѣпи, ни густой мракъ, ни страшное мучен³е алча, ни жестокая тоска изсыхающей гортани, не могутъ побѣдить въ немъ твердости духа, не могутъ преклонить его къ соглас³ю на порабощен³е своего Отечества: онъ умираетъ и послѣдн³й вздохъ его былъ молитва о спасен³и Росс³и. Тако скончалъ жизнь свою Росс³янинъ, пастырь Церкви, сынъ Отечества! О Гермогенъ! Ни санъ твой святительск³й, ни власть твоя священная, не прославили бы тебя столько на Небесахъ и на Земли, сколько прославили требя твоя темница и твои цѣпи. Между тѣмъ вѣсть о его смерти течетъ изъ града въ градъ, изъ веси въ весь. Во всѣхъ сердцахъ воспламеняетъ гнѣвъ и мщен³е, утверждаетъ соглас³е, возбуждаетъ храбрость, умножаетъ ревность и усерд³е. Пожарск³е, Минины, Д³онис³и, Ѳилареты, Палицыны, Трубецк³е, и множество другихъ вѣрныхъ сыновъ Росс³и, каждый своимъ образомъ, кто мечемъ, кто совѣтомъ, кто иждивен³емъ, кто твердост³ю духа, стекаются, содѣйствуютъ, ополчаются, гремятъ, и Москву отъ бѣдств³й, Росс³ю отъ ига иноплеменныхъ освобождаютъ. Уже не Польск³й Царевичь малымъ числомъ устрашенныхъ Бояръ возводится на престолъ, но избирается устами и сердцемъ всея Росс³и младый Михаилъ, благословенная вѣтвь отъ благословеннаго корени Рускихъ Князей, изъ рода Романовыхъ. Сей родъ соединяется потомъ съ родомъ Нарышкиныхъ и производитъ Петра Великаго, вознесшаго Росс³ю на высокую степень велич³я и славы.

   Такимъ образомъ вездѣ и во всѣ времена видимъ мы удивительные примѣры любви къ Отечеству. Сила ея превыше всякаго страха. Душа воспламененная ею не боится ни воды, ни огня, ни глубины, ни высоты: Курц³й въ Римѣ низвергается для нее въ подземную пропасть. Сакенъ на Черномъ морѣ, окруженный непр³ятелями, подрываетъ подъ собою порохъ и летитъ съ обломками корабля на воздухъ, отколѣ тѣло его упадаетъ въ морѣ, а душа возносится къ Небесамъ.

   И такъ видя съ одной стороны людей съ толикою неустрашимост³ю духа жертвующихъ собою Отечеству, и съ другой всеобщ³й стыдъ не любить оное, слѣдовало бы изъ того заключить, что привязанность къ мѣсту рожден³я своего и къ согражданамъ своимъ, брат³ямъ нашимь, есть нѣкое общее, со млекомъ всосанное и во всѣхъ сердцахъ обитающее чувство. Такъ бы надлежало; такъ оно и есть въ главной своей сущности. Но людей много, нравы ихъ различны, склонности непостоянны, страсти пылки: человѣческая душа, исполненная добродѣтелями или развращенная пороками, толико же благост³ю своею удобна приближаться къ Божеству, колико чернотою своею къ жителямъ преисподней. Отсюда видимъ мы людей жертвующихъ жизн³ю и всѣми благами Отечеству, и въ тоже время видимъ, хотя и рѣдко, измѣнниковъ онаго и предателей.... Но оставимъ ихъ, природа гнушается ими, и человѣчество долженствуетъ имена ихъ забыть, дабы при воспоминан³и оныхъ не содрагаться отъ ужаса; оставимъ ихъ проклят³ю потомковъ и мщен³ю Небесъ. Отвратимъ глаза наши отъ гнусныхъ преступлен³й человѣческихъ; но неотвратимъ ихъ отъ слабостей, отъ заблужден³й, отъ нѣкоторыхъ обманчивыхъ прелестей; ибо мы всѣ тому подвержены. Природа наша несовершенна. Кто назоветъ себя непорочнымь? Кто, сынъ грѣха, скажетъ о себѣ: я стою твердо, и никак³я волны страстей и заблужден³й непоколеблютъ меня? Таковое несродное тѣлесному составу нашему надѣян³е на себя, было бы не иное что, какъ гордая слѣпота, отвергающая осторожность и ведущая насъ прямо въ ровъ. И такъ устремляя всѣ наши мысли къ благимъ и добрымъ дѣламъ, не забудемъ, что мы люди, и что для утвержден³я себя въ въ добродѣтеляхъ имѣемъ нужду помнить свои слабости и опасаться ихъ. На семъ основан³и станемъ разсуждать и объ Отечествѣ нашемъ. Мы всѣ любимъ его, но с³е не мѣшаетъ намъ размышлять о средствахъ, какими с³я священная любовь питается въ насъ, растетъ и умножается; ибо она не должна имѣть предѣловъ. Чемъ больше душа всего народа пылаетъ ею, тѣмъ тверже слава и благоденств³е сего народа. Отечество (сказала мнѣ одна изъ почтенныхъ нашихъ женщинъ) требуетъ отъ насъ любви даже пристрастной, такой, какую природа вложила въ одинъ полъ къ другому. Отними у насъ слѣпоту видѣть въ любимомъ человѣкѣ совершенство, дай намъ глаза посреди самаго сильнѣйшаго пламени нашего, усматривать въ немъ нѣкоторые недостатки, нѣкоторые пороки; возбуди въ насъ желан³е сличать ихъ съ преимуществами другихъ людей: умъ начнетъ разсуждать, сердце холодѣть, и вскорѣ человѣкъ сей, ни съ кѣмъ прежде несравненный, сдѣлается для насъ не одинъ на свѣтѣ, но равенъ со всѣми, а потомъ и хуже другихъ. Такъ точно Отечество. Когда мы начнемъ находить въ немъ мног³е предъ другими землями недостатки; когда станутъ увеселять насъ чуж³е обычаи, чуж³е обряды, чужой языкъ, чуж³я игры, обворожая и прельщая воображен³е наше правдивою Рускою пословицею: тамъ хорошо, гдѣ насъ нѣтъ, и то хорошо что не носитъ на себѣ отечественнаго имени; тогда при всѣхъ нашихъ правилахъ, при всѣхъ добрыхъ разположен³яхъ и намѣрен³яхъ, будетъ въ душу и въ образъ мыслей нашихъ нечувствительно вкрадываться предпочтен³е къ другимъ, и слѣдовательно уничижен³е къ самимъ себѣ; а съ симъ вмѣстѣ непримѣтнымъ же образомъ станетъ уменьшаться первѣйшее основан³е любви къ Отечеству, духъ народной гордости, который гремящими устами Ломоносова завистникамъ Росс³и говоритъ:

  

   Обширность нашихъ странъ измѣрьте,
Прочтите книги славныхъ дѣлъ,
И чувствамъ собственнымъ повѣрьте:
Не вамъ подвергнуть нашъ предѣлъ.
Изчислите тьму сильныхъ боевъ,
Изчислите у насъ Героевъ
Отъ земледѣльца до Царя,
Въ судѣ, въ полкахъ, въ моряхъ и въ сѣлахъ
Въ своихъ и на чужихъ предѣлахъ,
И у святаго олтаря.

  

   Или устами одного изъ новѣйшихъ нашихъ стихотворцевъ, взывающаго къ сынамъ Росс³и:

  

   Подъ хладной сѣверной звѣздою
Рожденные на бѣлый свѣтъ,
Зимою строгою, сѣдою,
Взлелеянны отъ юныхъ лѣтъ,
Мы презримъ роскошь иностранну,
И даже болѣе себя
Свое отечество любя,
Зря въ немъ страну обѣтованну,
Млеко точащую и медъ,
На всѣ природы южной нѣги
Не промѣняемъ наши снѣги,
И нашъ отечественный ледъ.

  

   Такъ, конечно; гордость с³я хотя иногда величавая, иногда суровая, но необходимо нужная, предостерегаетъ отъ ложныхъ умствован³й: она недопускаетъ насъ подъ видомъ предразсудка излишней любви ко всему отечественному, упадать въ предразсудокъ излишней любви ко всему чужеземному.

   Слово гордость имѣетъ два значен³я, совершенно противныя между собою, или лучше сказать, человѣку свойственны двѣ гордости: одна есть торжество порока, другая торжество добродѣтели; одна чуждая всякой благости и любви, хочетъ главою коснуться небесъ, и все то, что подъ нею попрать и разтоптать ногами. Она любитъ брани, пожары, токи крови. Другая напротивъ, не завидующая ни кому и сама собою довольная, услаждается миромъ и тишиною. Она не превозносится уничижен³емъ другихъ, но собственнымъ своимъ достоинствомъ величается. Она не ищетъ ни кого порабощать; но кто силою или коварствомъ возмнитъ ее поработить, повергнуть въ цѣпи, оковы; тогда только является она во всемъ своемъ могуществѣ и велич³и: могущество ея состоитъ въ общемъ соглас³и сердецъ и умовъ, велич³е въ твердости душъ. С³я народная гордость и любовь къ Отечеству суть двѣ единокровныя, неразлучныя подруги, составляющ³я силу, крѣпость и благоденств³е всякой державы. Любовь къ отечеству говоритъ человѣку: неисповѣдимая премудрость Бож³я повелѣла тебѣ родиться отъ отца и матери, имѣть братьевъ, сестръ, родныхъ, ближнихъ; дала тебѣ отличное отъ животныхъ свойство знать и помнить ихъ отъ колыбели до гроба; обязала ихъ пещися о твоемъ младенчествѣ, дышать тобою и любить тебя, даже за предѣлами твоей жизни. Поставила сердце твое посреди сладчайшихъ чувствован³й къ тѣмъ, отъ кого ты произошелъ, и къ тѣмъ, которые отъ тебя быт³е свое получили. Не благополученъ ли ты посреди объят³й родившаго тебя и рожденнаго тобою? Симъ образомъ благость Создателя Вселенной назначила тебѣ домъ, жилище, мѣсто пребыван³я. Повелѣла чтобъ единое семейство посредствомъ брака соединялось съ другими: да течетъ во всѣхъ одна и та же кровь, да свяжутъ с³и священныя узы весь народъ, и да скрѣпятъ его единодуш³емъ, любов³ю, дружбою. Отсюду законы назвали тебя гражданиномъ, единоземцы братомъ, отечество сыномъ. Ты предъ лицемъ Бога и всего свѣта далъ торжественное обѣщан³е хранить сей союзъ, запечатлѣнный волею Творца, воп³ющимъ въ тебѣ гласомъ природы, и общимъ всѣхъ благомъ, съ которымъ и твое собственное неразлучно. С³е обѣщан³е основано на долгѣ благодарности, чести, на правилахъ вѣры, на законахъ Божескихъ и человѣческихъ. Можешь ли ты безъ содроган³я и ужаса помыслить о нарушен³и онаго, какимъ бы то ни было образомъ собственнымъ твоимъ ожесточен³емъ, или отсутств³емъ благоразум³я, или пагубными соблазнами другихъ?

   Тако вѣщаетъ намъ любовь къ Отечеству, и гласъ ея священъ и праведенъ. Онъ поселяетъ въ насъ чувство народной гордости; ибо гдѣ любовь къ народу своему, тамъ и желан³е видѣть его процвѣтающимъ, благополучнымъ, сильнымъ, превозносящимся надъ всѣми другими Царствами. Тамъ всякой словами и душою не сравняетъ имени Отечества своего ни съ какимъ другимъ, пользуется чужими изобрѣтен³ями, произведен³ями, хвалитъ ихъ, но любитъ только свои. Безъ сей необходимо нужной гордости упадаетъ духъ честолюб³я, сохнетъ корень надежды на самого себя, и велич³е души, раждающее всѣ подвиги и доблести, подавляется уничижен³емъ. Естьли бы какой народъ и вподлинну примѣчалъ въ себѣ нѣкоторые недостатки въ искуствахъ украшать наружность, увеселять зрѣн³е, услаждать вкусъ роскоши, и тому подобныхъ (ибо въ душевныхъ свойствахъ и добротахъ стыдно кому нибудь уступать); то и тогда благороднѣе и полезнѣе мыслить: я имѣю свой умъ, свои руки, свои понят³я, свои глаза; могу самъ изобрѣтать, творить, размышлять, дѣйствовать, и любовь къ собственнымъ моимъ произведен³ямъ увеличитъ мои способности, дастъ имъ блескъ, пр³ятность, славу; нежели думать: все мое собственное худо, и самъ я не могу иначе быть хорошъ, какъ руководствуясь другимъ и дѣлаясь во всемъ на него похожимъ. Таковое уничижительное о себѣ мнѣн³е, естьлибъ оное въ какомъ нибудь народѣ укорениться могло, послужило бы къ поврежден³ю нравовъ, къ упадку духа, и къ разслаблен³ю силъ умственныхъ и душевныхъ. Когда одинъ народъ идетъ на другаго съ мечемъ и пламенемъ въ рукахъ, откуду у сего послѣдняго возмутся силы отвратить с³ю страшную тучу, сей громовый ударъ, естьли любовь къ отечеству и народная гордость не дадутъ ему оныхъ? Какой щить тверже единодуш³я гражданъ защищающихъ женъ и дѣтей своихъ? Какое оруж³е страшнѣе стыда уступить и пасть предъ своимъ врагомъ идущимъ раззорять Отечество наше? Чтожъ когда с³и двѣ крѣпчайш³я ограды заблаговременно ослаблены будутъ? Отсюду явствуетъ, что не одно оруж³е и сила одного народа опасна бываетъ другому; тайное покушен³е прельстить умы, очаровать сердца, поколебать въ нихъ любовь къ землѣ своей и гордость къ имени своему, есть средство надежнѣйшее мечей и пушекъ. Средство с³е медленно, однакоже вѣрно въ своихъ соображен³яхъ и ранѣе или позже, но всегда цѣли своей достигаетъ. Мало по малу налагаетъ оно нравственныя узы, дабы потомъ наложить и настоящ³я цѣпи, зная, что плѣнникъ въ оковахъ можетъ разорвать ихъ, можетъ еще быть гордъ и страшенъ побѣдителю, но плѣнникъ умомъ и сердцемъ остается на всегда плѣнникомъ. Естьли бы какой народъ различными путями дошелъ до того, чтобъ сдѣлался во всемъ образцомъ и путеводителемъ другаго народа, такъ чтобы сей, прельстясь блескомъ мнимыхъ его превосходствъ, не возлюбилъ ни страны своей, ни обычаевъ, ни языка, ни ремеслъ, ни забавъ, ни одежды, ни пищи, ни воздуха, и все с³е казалось бы ему у себя не хорошо, а у другихъ лучше: не впалъ ли бы онъ въ достойное жалости уничижен³е? Таковые примѣры со всѣми вредными ихъ слѣдств³ями нерѣдко находимъ мы въ бытописан³яхъ народовъ. Римъ отъ сего лишился своего велич³я, мног³я сильныя державы явились отъ сего слабыми. Сама Росс³я нѣкогда была тому подвержена. Хилковъ устами Хераскова говоритъ въ Росс³ядѣ:

  

   Въ с³и позорные въ Росс³и времена
Погасли Княжески почтенны имена;
Чуж³е къ намъ пришли обычаи и нравы,
И скрылися слѣды пр³обрѣтенной славы.

  

   Но хотя бы и не можно было ни въ комъ предполагать толь великаго ослѣплен³я, то однакоже по сродной человѣку слабости прельщаться и впадать въ заблужден³е (чему всякъ больше или меньше подверженъ), не надлежитъ предостерегающее о томъ напоминан³е почитать излишнимъ и не надобнымъ.

   Что дѣлаетъ любовь къ Отечеству? Съ благост³ю въ очахъ, съ прозорливост³ю въ умѣ, съ истинною и правосуд³емъ въ сердцѣ, печется о благоденств³и народномъ. Она въ одной рукѣ держитъ законы, а въ другой мечь, и говоритъ народу: с³и законы, начертанные мною на основан³и Бож³ихъ заповѣдей, суть ваша свобода; сей мечь, держимый мною на поражен³е внѣшнихъ и внутреннихъ враговъ, есть ваша безопасность: доколѣ с³и законы свято будутъ храниться, до тѣхъ поръ я съ вами и вы свободны; доколѣ мечь сей никому, кромѣ нарушителей законовъ, не будетъ страшенъ, до тѣхъ поръ радость и спокойств³е обитать будутъ въ сердцахъ и жилищахъ вашихъ. Она говоритъ каждому сыну отечества: членъ великаго тѣла! Не отрывайся отъ онаго никогда, и поставленной отъ Бога надъ нимъ главѣ служи вѣрою и правдою. Люби Царя и Отечество дѣлами твоими, а не словами. Не надѣйся никогда быть щастливъ угрызаемый совѣст³ю, и не бойся ничего похваляемый ею. Знай что я съ гнушен³емъ отвращаю взоры мои отъ Глинскихъ, которые лукавымъ языкомъ говорятъ ²оанну:

  

   "Ты Богъ нашъ! естьли бъ мы могли нещастны стать,
"То намъ ли на тебя отважиться роптать?"

  

   И съ весел³емъ объемлю выю Курбскихъ вѣщающихъ ему чистосердечно:

  

   "О Царь мой! властенъ ты мою пролити кровь,
"Однако въ ней почти къ отечеству любовь".

  

   Что дѣлаетъ народная гордость? не хочетъ никому уступать. Ревнуетъ украшаться и блистать собственными своими достоинствами. Велитъ любить честь, велитъ уважать себя, имѣть мужество, твердость, душу. Она не промѣняетъ имени, языка, нравовъ своихъ ни на что. Она покорствуетъ единой главѣ Отечества своего, и больше ни кому. Она простираетъ руку помощи слабому, и смотритъ на сильнаго безъ зависти и безъ боязни. Всякъ чужеземецъ ей другъ, но какъ скоро помыслитъ онъ властвовать надъ нею, съ оруж³емъ въ рукахъ, или съ лукавствомъ въ сердцѣ, на силу ли свою надѣясь, или на прельщен³е, тотчасъ увидитъ ее грозну какъ тучу; и страшну какъ молн³ю и громъ. Между уничижен³емъ и погибелью избираетъ она погибель; между цѣпей и смерт³ю кидается она въ объят³я смерти.

   И такъ самое величайшее блаженство, самая сильнѣйшая ограда всякой державы, есть любовь къ Отечеству и народная гордость. Посмотримъ же какими средствами с³и двѣ добродѣтели, толь необходимыя для общаго блага, укрѣпляются въ насъ, и какими ослабѣваютъ.

   Первѣйшая покровительница ихъ есть святая провославная вѣра, сей единственный человѣческаго благополуч³я источникъ, изъ котораго народоправитель почерпаетъ мудрость, законъ, силу, суд³я правду, полководецъ мужество, земледѣлецъ трудолюб³е, воинъ храбрость и безстраш³е. Она устами первосвященника говоритъ ²оанну:

  

   "Не кров³ю алкать Монарха устремляю,
"Но Церковь защищать тебя благословляю".

  

   Такимъ образомъ вѣра, которая во всякомъ другомъ случаѣ велитъ намъ и малѣйшую каплю крови человѣческой щадить, которая каждую слезу, каждый вздохъ, жестокост³ю нашею исторгнутый, изчисляетъ и взыскиваетъ отъ насъ; сей агнецъ смирен³я, сей Ангелъ кротости и милосерд³я, ополчаетъ руки наши и повелѣваетъ намъ проливать свою и чужую кровь, когда дѣло идетъ о защищен³и и спасен³и Церкви и Отечества. Она, поучающая насъ, чтобъ мы даже и непр³ятелей своихъ любили и за всякое сдѣланное намъ зло платили имъ добромъ, въ семъ единомъ случаѣ, возводя на небо очи, молитъ о побѣдѣ и преодолѣн³и враговъ. Изъ сего единаго не видимъ ли мы, какими тѣсными узами вѣра сопряжена съ любов³ю къ Отечеству, и что она не только ведетъ насъ въ блаженство будущей и вѣчной жизни, но и въ семъ краткомъ на земли пребыван³и нашемъ необходимо нужна для общаго всѣхъ спокойств³я и безопасности. Кто жъ приведетъ насъ въ с³е благополучное состоян³е? Слово народъ представляетъ намъ такое же понят³е, какъ морск³я волны: буря подъемлетъ и вержетъ ихъ; въ насъ страсти подобное же воздвигаютъ треволнен³е, не меньше яростное не меньше лютое. Кто для усмирен³я сихъ бунтующихъ страстей, раздувающихъ въ сердцахъ нашихъ огнь вражды, междоусоб³я, искоренен³я другъ друга; кто посреди сихъ буйствъ и ослѣплен³й говоритъ сильному изъ насъ: наблюдай правду, слабому: тѣрпи, и обоимъ вмѣстѣ: вотъ завтрешнее жилище ваше, гробъ; за предѣломъ же гроба суд³я дѣлъ вашихъ, Богъ! Сей гласъ есть вѣры: гласъ сильный, праведный, миролюбивый, равно поучительный, равно полезный великому и малому, богатому и нищему. Кого послушаетъ человѣкъ, естьли не послушаетъ онаго? Законы наказуютъ уличеннаго преступника, но кто накажетъ тайнаго злодѣя? Законы казнятъ пойманнаго съ ножемъ смертоуб³йцу, но кто казнитъ не меньше, чемъ онъ, жестокосердаго богача, который удѣлен³емъ оставшихся отъ тучнаго стола своего крупицъ не хотѣлъ спасти умирающую отъ глада семью? Кто накажетъ въ сердцѣ человѣческомъ лукавство, обманъ, лесть, зависть, злобу, и тысячи гнѣздящихся въ насъ пороковъ? Естьли бы законы восхотѣли присвоить себѣ право исправлять ихъ наказан³ями, они бы, не могши совладѣть съ числомъ виновныхъ, умножили только зло и напослѣдокъ потеряли бы совсемъ власть свою и могущество. Когдаже бы ничто сихъ пороковъ не обуздывало, тогда бы родилось изъ нихъ столько злодѣйствъ и преступлен³й, что законы точно также не въ состоян³и были бы совладѣть съ ними, какъ съ пороками, и слѣдственно опять лишились бы силы и власти своей. Кто же, какъ не вѣра, кроткимъ и купно страшнымъ гласомъ своимъ способствуетъ существовать законамъ, и что другое можетъ насъ лучше примирять и крѣпче сопрягать другъ съ другомъ и съ Отечествомъ?

   Но сколько вѣра, с³я устроительница внутренняго спокойств³я и благихъ нравовъ, дѣлаетъ общежит³е наше въ нѣдрахъ Отечества своего пр³ятнымъ и безопаснымъ, столько же охраняетъ она мирное пребыван³е наше отъ внѣшнихъ враговъ. Посмотримъ торжество ея на поляхъ брани. Кто велитъ войну презирать, труды, опасности и самую смерть? Кто посылаетъ его съ оторванною рукою нести въ жертву и другую руку? Взглянемъ послѣ сражен³я на ратное поле, посмотримъ съ ужасомъ на с³и мног³я тысячи людей, лежащихъ безъ ногъ, безъ рукъ, обезглавленныхъ, растерзанныхъ, умирающихъ и мертвыхъ: кто удержалъ ихъ на поле брани? Кто далъ имъ твердость духа стоять противу огнедышущихъ, смертоносныхъ оруд³й? Кто, не взирая на страшное поб³енныхъ собрат³й своихъ зрѣлищѣ, посылаетъ другихъ сотоварищей ихъ подвергаться той же самой участи? Честолюб³е? Но въ чемъ состоитъ истинное честолюб³е? Въ люблен³и чести, правды, закона, Царя, Отечества, ближнихъ; въ посвящен³и имъ всѣхъ силъ своихъ и жизни, съ твердымъ упован³емъ, не земной отъ людей, но небесной отъ Бога за то награды. Какое другое побужден³е можетъ сравниться съ симъ благороднымъ побужден³емъ? Неужь ли страхъ наказан³я? Неужь ли корыстолюб³е? Но такое низкое помышлен³е души уподобило бы непоколебимое мужество человѣка свирѣпству хищныхъ или робости дикихъ звѣрей. Возмемъ сто тысячь воиновъ и представимъ себѣ, что они всѣ до единаго въ высочайшей степени честолюбивы: ни одинъ изъ нихъ не оставитъ ратнаго поля, всѣ до послѣдняго лягутъ на мѣстѣ брани. Таковые примѣры неоднократно случались съ храбрыми Росс³йскими полками, многочисленною непр³ятельскою силою окруженными. Всякъ изъ сихъ христолюбивыхъ воиновъ перекрестясь становился на мѣстѣ убитаго подлѣ него товарища, и всѣ сряду, увѣнчанные кров³ю, не сдѣлавъ шагу назадъ, лежали побитые, однако не побѣжденные. Какъ? С³я твердая грудь, несущаяся за Церковь, за Царя, за Отечество, на острое желѣзо; с³я съ текущею изъ ранъ кров³ю великодушно изливаемая жизнь; с³е великое въ человѣкѣ чувство родится безъ надежды на безсмерт³е? Кто повѣритъ сему? Когда с³я надежда одушевляла Ѳемистокловъ, Эпаминондовъ, Регуловъ, то мы ли, озаренные с³ян³емъ вѣры, познавш³е всю истинну и цѣну сего священнаго съ небесъ низпосланнаго гласа, станемъ велич³е души созидать на побужден³яхъ презрительныхъ страстей? Человѣкъ не рожденный и не воспитанный въ вѣрѣ можетъ еще быть честолюбивъ и праводушенъ, но тотъ, кто отпадетъ отъ ней, истребитъ ее изъ души своей, въ томъ не останется ничего, кромѣ страсти къ самому себѣ. Его могутъ убить, но самъ онъ ни за кого не умретъ. Вѣра даетъ намъ душевныя силы любить и дѣлать добро, маловѣр³е отъемлетъ ихъ, безвѣр³е же погружаетъ насъ въ бездну буйствъ и пороковъ, разрушающихъ безопасность, тишину и спокойств³е народное.

   И такъ когда Государство или народъ желаетъ благоденствовать, то первое попечен³е его долженствуетъ быть о воспитан³и юныхъ чадъ своихъ въ страхѣ Господнемъ, въ напоен³и сердецъ ихъ любов³ю къ вѣрѣ, откуду проистекаетъ любовь къ Государю, къ сему поставленному отъ Бога отцу и главѣ народной; любовь къ Отечеству, къ сему тѣлу великому, но не крѣпкому безъ соединен³я съ главою своею; и наконецъ любовь къ ближнему, подъ которою разумѣются сперва сограждане, а потомъ и весь родъ человѣческ³й. Отсюду явствуетъ, что воспитан³е должно быть отечественное, а не чужеземное. Ученый чужестранецъ можетъ преподать намъ, когда нужно, нѣкоторыя знан³я свои въ наукахъ; но не можетъ вложить въ душу нашу огня народной гордости, огня любви къ Отечеству, точно также, какъ я не могу вложить въ него чувствован³й моихъ къ моей матери. Онъ научитъ меня Математикѣ, Механикѣ, Физикѣ, но и самый честный изъ нихъ и благонамѣренный не научитъ меня знать землю мою и любить народъ мой; ибо онъ самъ сего не знаетъ, не имѣетъ нужныхъ для меня чувствован³й, и не можетъ ихъ имѣть: у него своя мать, свое гнѣздо, свое отечество. Любовь къ оному почерпается не изъ хладныхъ разсужден³й, не изъ принужденной благовидности, нѣтъ! Она должна пламенною рѣкою литься изъ души моего учителя въ мою, пылать въ его лицѣ, сверкать изъ его очей. Откуду иностранецъ возметъ с³и чувствован³я? Онъ научитъ меня своему языку, своимъ нравамъ, своимъ обычаямъ, своимъ обрядамъ; воспалитъ во мнѣ любовь къ нимъ; а мнѣ надобно любить свои. Двѣ любови не бываютъ совмѣстны между собою. Онъ покажетъ мнѣ славу своихъ единоземцевъ, а мои погребены будутъ во мракѣ забвен³я. Онъ возбудитъ во мнѣ желан³е читать его писателей; пристраститъ меня къ ихъ слогу, выражен³ямъ, словамъ; а чрезъ то отвратитъ меня отъ чтен³я собственныхъ моихъ книгъ, отъ познан³я красотъ языка моего: каждое слово его будетъ мнѣ казаться прелестнымъ, каждое слово мое грубымъ; ибо кто можетъ устоять противъ возбужденной съ малыхъ лѣтъ склонности и привычки? Онъ поведетъ меня по своимъ городамъ, полямъ, путямъ, вертоградамъ; на твердитъ мнѣ о своихъ забавахъ, играхъ, зрѣлищахъ, нарядахъ; распишетъ ихъ въ воображен³и моемъ своими красками; обольститъ, очаруетъ понят³е мое; родитъ во мнѣ благоговѣн³е ко всѣмъ мелкимъ прелестямъ и къ самымъ порокамъ земли своей. Такимъ образомъ, даже нехотя, вложитъ въ меня все свое, истребитъ во мнѣ все мое, и сближа меня съ своими обычаями и нравами удалитъ отъ моихъ. Я пойду за нимъ шагъ за шагомъ, и тогда когда бы надлежало мнѣ съ молокомъ матери моей сосать любовь къ моему Отечеству, пр³обрѣтать съ каждымъ днемъ возраста новую къ нему привязанность, новую силу любви, новую степень удовольств³я принадлежать ему, новый предлогъ гордиться, и восхищаться славою его, новую причину веселиться и радоваться, что я рожденъ въ немъ; тогда сдѣлаетъ онъ, что всѣ с³и священныя чувствован³я умрутъ или охладѣютъ во мнѣ, и я только тѣломъ буду жить у себя, въ родной странѣ моей, а сердцемъ и умомъ не чувствительно и по неволѣ переселюся въ чужую землю. Таковое превращен³е, больше или меньше сильное, произведетъ во мнѣ чужестранное воспитан³е безъ всякой вины воспитателя; ибо онъ не виноватъ, что любитъ землю свою больше моей. Чтожъ естьли положимъ еще въ немъ худые нравы, наклонность къ безвѣр³ю, къ своевольству, къ повсемѣстному гражданству, къ новой и пагубной философ³и, къ симъ обманчивымъ имянамъ начальствующаго безначал³я, вѣрной измѣны, человѣколюбиваго терзан³я людей, скованной свободы? Тогда для образован³я моей наружности, при малѣйшемъ поползновен³и моемъ къ порокамъ, вложитъ онъ въ меня такую душу, отъ которой Богъ, вѣра, и добродѣтель отвращаютъ свое зрѣн³е. Народное воспитан³е есть весьма важное дѣло, требующее великой прозорливости и предусмотрѣн³я. Оно не дѣйствуетъ въ настоящее время, но приготовляетъ щаст³е или нещаст³е предбудущихъ временъ, и призываетъ на главу нашу или благословен³е или клятву потомковъ. Оно медленно приноситъ плоды, но когда уже созрѣютъ оные, тогда нѣтъ возможности удержать ихъ отъ размножен³я: должно будетъ вкусить сладость ихъ или горькость. Для посѣян³я чистыхъ сѣмянъ благонрав³я надлежитъ, чтобъ санъ воспитателя былъ важенъ и почтенъ, не наружными почестями украшенъ, не тѣлесною ловкост³ю пр³ятенъ, но добрымъ именемъ и славою долговременно извѣстенъ. Лучше простой человѣкъ съ здравымъ разсудкомъ и добрыми нравами, нежели ученый съ развращенными мыслями и худымъ сердцемъ; лучше грубоватъ и пасмуренъ лицемъ, нежели статенъ тѣломъ, блестящъ остроум³емъ, но мраченъ душою; ибо гораздо полезнѣе Отечеству и всему роду человѣческому суд³я сострадательный, воинъ храбрый, земледѣлецъ трудолюбивый, нежели легкомысленный вертопрахъ или важный