Шишков Александр Семенович - Шишков А. С.: биографическая справка

  

  Шишков (Александр Семенович) - писатель и государственный деятель, родился в 1754 г. О годах его детства и о его первоначальном воспитании мы не имеем никаких сведений, но весьма вероятно предположение биографов, что именно к этому периоду жизни Шишкова нужно отнести первые зародыши тех патриотических и религиозных чувств, которые так ярко проявляются в позднейшей государственной и литературной деятельности Шишкова. "Скорее всего, - говорит Стоюнин , - он воспитывался при тех же условиях, при которых воспитывались и некоторые из его сверстников, почтенных деятелей в общей русской жизни второй половины XVIII века, как, например, Фонвизин, Державин и др. В них развивались религиозное чувство и мысль под влиянием чтения религиозных книг, священной истории и Четьи-Минеи, а с этим вместе и ухо роднилось с церковным языком; развивалась и любовь к природе под влиянием близких отношений к ней, развивалась любовь к человеку под впечатлениями любящей родной семьи, развивалась любовь к родине под впечатлением рассказов о славных и громких прошедших временах Петра, под впечатлением народных песен, а может быть, и звучных од Ломоносова и других стихотворцев". С этой домашней подготовкой Шишков поступил в морской кадетский корпус, где был директором его свойственник И.Л. Кутузов . В 1771 г. Шишков вышел в гардемарины и был вместе с товарищами отправлен в Архангельск, а в следующем году произведен в мичманы. В 1776 г. Шишков был назначен на фрегат "Северный Орел", который должен был из Кронштадта провести кругом через Средиземное море и Дарданеллы три других корабля (под видом купеческих) в Черное море. Путешествие продолжалось целых 3 года, познакомило Шишкова с тогдашним положением Италии, Греции и Турции. Характерно, что одно из этих путевых впечатлений было первым импульсом враждебного отношения к французам, которое впоследствии окрасило почти всю литературную деятельность Шишкова. "Мы видели, - рассказывает он, - несколько новейших греческих часовен с написанными на стенах их изображениями святых и не могли надивиться буйству и злочестию безбожных французов, которые, заходя иногда в сей порт, не оставили ни одной часовни без того, чтобы не обезобразить лиц святых и не начертать везде насмешливых и ругательных надписей. Удивительно, до какой злобы и неистовства доводит развращение нравов! Пусть бы сами они утопали в безверии; но зачем же вероисповедание других, подобным им христиан ненавидеть? Для чего турки не обезобразили сих часовен? Для чего не иной язык читается в сих гнусных надписях, как только французский?" По возвращении из заграничного плавания Шишков был произведен в лейтенанты и назначен в морской кадетский корпус для преподавания гардемаринам морской тактики. К этому времени относится начало литературных занятий Шишкова: отчасти эти занятия связаны с педагогической службой Шишкова (перевод французской книги "Морское искусство" и составление треязычного морского словаря), отчасти же их можно считать результатом самостоятельного интереса Шишкова к литературе. К последней категории относятся перевод французской мелодрамы "Благодеяния приобретают сердца" и немецкой "Детской библиотеки" Кампе. Последняя книжка, состоявшая из нравоучительных рассказов для детей, в стихах и в прозе, имела большой успех, по ней долго обучали детей грамоте. "Книжка моя, - говорит Шишков, - простым своим слогом увеселяла детей и наставляла их в благонравии; они многие в ней стихи наизусть читали, и родители их принимали оную благосклонно, так что в течение шестнадцати или семнадцати лет была она троекратно издана". К начальному периоду литературной деятельности Шишкова относится небольшая пьеса "Невольничество", написанная в 1780 г. для прославления императрицы Екатерины , пожертвовавшей значительную сумму денег для выкупа в Алжире христианских невольников. Литературные и педагогические труды Шишкова были прерваны в 1790 г. войной со Швецией: в чине капитана второго ранга Шишков командовал фрегатом "Николай", который входил в состав эскадры Чичагова . После этой короткой и неудачной войны Шишков поселяется в Петербурге и отдается научным занятиям по морскому делу. В 1793 г. был издан его перевод "Морской тактики" и, поднеся эту книгу великому князю Павлу Петровичу как генерал-адмиралу, Шишков приобрел его расположение, которое еще более возросло, когда Шишков согласился принять должность правителя канцелярии по морской части при князе Зубове только после разрешения великого князя. По вступлении на престол император Павел немедленно произвел Шишкова в капитаны 1 ранга, пожаловал ему 250 душ в Кашинском уезде, затем произвел его в эскадр-майоры и в генерал-адъютанты, но после всех этих милостей Шишков в 1798 г. постигла опала: он был удален от двора, причем, однако, был произведен в вице-адмиралы, пожалован орденом Анны I степени и назначен членом адмиралтейской коллегии. В 1801 г. Шишков приветствовал нового императора радостной одой, но скоро оказалось, что люди его воззрений уже устарели, не подходя требованиям Александра . После учреждения министерств и назначения морским министром Чичагова, Шишков явно выражает свое несочувствие некоторым новым распоряжениям, за что опять подвергается опале. Устранившись таким образом от активного участия в государственной жизни и став в ряды недовольных, Шишков отдается литературным занятиям, в которых его староверство отчасти может быть объяснимо и личными причинами. Выбранный еще в 1796 г. в члены российской академии, Шишков углубился в изучение церковнославянского языка, причем руководил господствовавшим в то время этимологическим направлением. Под влиянием подобных занятий, он очень скоро стал смотреть на себя, как на авторитетнейшего представителя филологии, но когда при удалении от государственных дел усилились его занятия лингвистические, они обратились для него в орудие своеобразной национальной публицистики. Он был недоволен всякими нововведениями, а их было много. "Он злобился, - говорит Стоюнин, - против молодых администраторов, которые получили нерусское воспитание; злобился против Карамзина, который не совсем благосклонно отнесся к слогу прежних русских писателей, назвав его славяно-русским, и который только за слогом новейшим признал некоторую приятность; злобился на него и за новые идеи, которые им вносились в литературу, и за то, что некоторые новые распоряжения администрации оправдывались им в новом его журнале". Заботясь, как член российской академии, о сохранении чистоты русского языка, Шишков решился выступить против литературных новшеств, а вместе с тем и против источника этих новшеств, против подражания французам. На этот мотив он указывает в своем знаменитом "Рассуждении о старом и новом слоге российского языка" (СПб., 1803). Повторяя, в сущности, обычные нападки литературы Екатерининского времени, Шишков говорит: "Какие знания можем мы иметь в природном языке своем, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своем никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но еще многие из них сим постыднейшим из всех невежеств, как бы некоторым украшающим их достоинством хвастают и величаются. Будучи таким образом воспитываемы, едва силою необходимой наслышки научаются они объясняться тем всенародным языком, который в общих разговорах употребителен; но каким образом могут они почерпнуть искусство и сведение в книжном или ученом языке, столь далеко отстоящем от сего простого мыслей своих сообщения? Для познания богатства, обилия, силы и красоты языка своего, нужно читать изданные на оном книги, а наипаче превосходными писателями сочиненные". Отмечая этот недостаток "знатных бояр и дворян" и забывая, что из них никто почти литературой не занимался, Шишков тем не менее здесь видит причину всяких нововведений в русской литературной речи, причину пренебрежения к церковнославянскому языку, вследствие чего "в нынешних наших книгах господствует странный и чуждый понятию и слуху нашему слог". "Кто бы подумал, - восклицает Шишков, - что мы, оставя сие многими веками утвержденное основание языка своего (т.е. церковнославянский язык), начали вновь созидать оный на скудном основании французского языка". Пренебрежительно относясь к церковнославянскому языку, который, по мнению Шишкова, тожествен с русским, новые писатели целиком переносят французские слова, составляют новые слова и речения по образу французских, придают словам, уже прежде существовавшим, новое, не свойственное им значение. "Между тем как мы занимаемся сим юродливым переводом и выдумкой слов и речей, нимало нам несвойственных, многие коренные и весьма знаменательные российские слова иные пришли совсем в забвение; другие, невзирая на богатство смысла своего, сделались для непривыкших к ним ушей странны и дики; третьи переменили совсем знаменование и употребляются не в тех смыслах, в каких сначала употреблялись. Итак, с одной стороны, в язык наш вводятся нелепые новости, а с другой - истребляются и забываются издревле принятые и многими веками утвержденные понятия: таким-то образом процветает совесть наша и образуется приятность слога, называемая французами elegance!" Для того чтобы показать образцы хорошего слога, Шишков в свое "Рассуждение" внес из Четьих-Миней житие Минодоры, Митродоры и Нимфодоры, прибавил к нему объяснительный словарь славянских слов, сравнение ломоносовской оды "Иов" с книгой Иова. Благодаря таким добавлениям, сочинение Шишкова, как он сам признавал, "вышло в неустроенном виде и составе". В научном отношении это сочинение было весьма слабо, и для многих современников ясна была несостоятельность нападок Шишкова на новое литературное направление, тем более что в подкрепление этих нападок Шишков выставлял странную мысль о тождестве русского и церковнославянского языков. Указав в "Прибавлении к рассуждению о старом и новом слоге российского языка" (СПб., 1804) разные промахи карамзистов Макарова и Мартынова, Шишков издал в 1810 г. рассуждение "О красноречии Святого писания" и в этом сочинении упорно отстаивает тожество старого и нового языков. "Отколе, - спрашивает он, - родилась неосновательная мысль сия, что славянский и русский язык различны между собой? Ежели мы слово "язык" возьмем в смысле наречия или слога, то, конечно, можем утверждать сию разность; но таковых разностей мы найдем не одну, многие: во всяком веке или полувеке примечаются некоторые перемены в наречиях... Что такое русский язык отдельно от славянского? Мечта, загадка. Не странно ли утверждать существование языка, в котором нет ни одного слова? Между тем, однако ж, невзирая на сию несообразную странность, многие новейшие писатели на сем точно мнимом разделении основывают словесность нашу". Славянский язык Шишков считает языком книг духовных, а русский - находит в книгах светских. В этом и состоит вся разница двух языков, а поэтому нельзя их так разделять, как это делают новые писатели. Свое "Рассуждение о старом и новом слоге" Шишков через министра народного просвещения поднес государю и был осчастливлен, по его словам, одобрением; также "похвалили его усердие" и многие духовные и светские особы, и ободренный этим сочувствием, Шишков становится весьма деятельным: с 1805 г., по его мысли, российская академия издает "Сочинения и переводы", в которых он помещает свои оригинальные и переводные статьи, свой перевод "Слова о полку Игореве" и обширнейший разбор Слова. Но все это казалось Шишкову недостаточным для борьбы с новыми писателями, даже его собственное "Рассуждение" представлялось ему "малой каплей воды к утушению пожара", и он решился образовать новую академию для подготовки молодых писателей. Один из его младших современников, Жихарев сообщает об этом следующее: "Шишков очень долго толковал о пользе, какую бы принесли русской словесности собрания, в которые бы допускались и приглашались молодые литераторы для чтения своих произведений, и предлагал Г.Р. Державину назначить вместе с ним попеременно, хотя по одному разу в неделю, литературные вечера, обещая склонить к тому же А.С. Хвостова и сенатора И.С. Захарова , которых дома и образ жизни представляли наиболее к тому удобств". Так начались в 1807 г. частные собрания литераторов партии Шишкова, а в 1810 г. эти собрания стали публичными, под именем "Беседы любителей русского слова". Целью "Беседы" (см. III, 628) было укрепление в русском обществе патриотического чувства при помощи русского языка и словесности: "торжество отечественной словесности, по замечанию одного современника, должно было предшествовать торжеству веры и отечества". Чтобы влиять на публику, было предпринято издание "Чтений в Беседе любителей русского языка", причем материал для "Чтений" доставлялся главным образом Шишковым: здесь было напечатано упомянутое выше "Рассуждение о красотах Святого писания", здесь же помещены "Разговоры о словесности" и "Прибавления к разговорам". В "Разговорах" была, между прочим, высказана любопытная мысль о важности изучения народных песен. "Народный язык, очищенный несколько от своей грубости, возобновленный и приноровленный к нынешней нашей словесности, сблизил бы нас с той приятной невинностью, с теми естественными чувствованиями, от которых мы, удаляясь, делаемся более жеманными говорунами, нежели истинно красноречивыми писателями". В 1811 г. в "Беседе" было читано Шишковым "Рассуждение о любви к отечеству". Здесь он опять говорил о недостатках русского воспитания того времени. "Воспитание, - доказывал Шишков, - должно быть отечественное, а не чужеземное. Ученый чужестранец может преподать нам, когда нужно, некоторые знания свои в науках, но не может вложить в душу нашу огня народной гордости, огня любви к отечеству, точно так же, как я не могу вложить в него чувствований моих к моей матери". "Народное воспитание есть весьма важное дело, требующее великой прозорливости и предусмотрения. Оно не действует в настоящее время, но приготовляет счастье и несчастье предбудущих времен, и призывает на главу нашу или благословие, или клятву потомков". В "Рассуждении" Шишкова чувствовалось сильнейшее возбуждение патриотизма, а момент был именно такой, когда подобное возбуждение должно было стать особенно ценным. Приближалась тяжелая година Отечественной войны, и император Александр, прочитав "Рассуждение о любви к отечеству", решил снова призвать Шишкова к делам, хотя и не был вообще расположен к нему за его резкие речи и действия в прежнее время. "Я читал рассуждение ваше о любви к отечеству, - сказал Александр Шишкову. - Имея таковые чувства, вы можете быть ему полезны. Кажется, у нас не обойдется без войны с французами, нужно сделать рекрутский набор; я бы желал, чтобы вы написали о том манифест". Это поручение соединено было с назначением Шишкова на должность государственного секретаря, 9 апреля 1812 г., на место удаленного Сперанского. С этого момента наступает для Шишкова кипучая деятельность: император берет его с собой в Вильну и, находясь при армии, Шишков пишет все важнейшие приказы и рескрипты. Так, им написаны знаменитые приказ армиям и рескрипт графу Салтыкову о вступлении неприятеля в Россию. Первый заключается словами: "не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим об их долге храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог!" В рескрипте патриотический тон еще сильнее: "не остается мне иного, как поднять оружие и употребить все врученные мне Провидением способы к отражению силы силой. Я надеюсь на усердие моего народа и храбрость войск моих. Будучи в недрах домов своих угрожаемы, они защитят их со свойственной им твердостью и мужеством. Провидение благословит праведное наше дело. Оборона отечества, сохранение независимости и чести народной принудило нас препоясаться на брань. Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем". Эти слова произвели глубокое впечатление на всю Россию, и те же чувства вызывались дальнейшими распоряжениями, редактированными Шишковым: это были - воззвание и манифест о всеобщем ополчении, манифесты и рескрипты по ополчениям, известие об оставлении Москвы русскими войсками, заключавшееся словами: "Боже Всемогущий! Обрати милосердные очи Твои на молящуюся Тебе с коленопреклонением российскую церковь! Даруй поборающему по правде верному народу Твоему бодрость духа и терпение! Сими да восторжествует он над врагом своим, да преодолеет его, и спасая себя, спасет свободу и независимость царей и царств!" Патриотическое увлечение Шишкова выражалось в гневных обличительных речах против французов, которых он уподоблял даже "слиянию тигра с обезьяной", в облачениях духа подражания русского общества, и при таком увлечении возможны бывали порой несогласия между императором и государственным секретарем. Так было с "известием из Москвы", занятой французами. "Написав сие, - рассказывает Шишков, - подумал я, что бумага моя не может приятна быть государю, потому что упреки сии (русскому обществу), если не прямо, то отчасти на него падают. Мысль сия остановила меня. Но когда же, - подумал я опять, - и дать ему это почувствовать, как не при нынешних обстоятельствах? Ободренным сим размышлением, решился я идти к нему; но прежде, нежели начать читать, сказал ему: "государь, я не умею иначе говорить, как то, что чувствую. Позвольте мне попросить вас выслушать бумагу мою до конца, не прерывая чтения оной. После того сделайте с нею, что вам будет угодно". - Он обещал это, и я начал читать. По окончании чтения, взглянув на него, приметил я в лице его некоторую краску и смущение. Он, помолчав несколько, сказал мне: "так, правда, я заслуживаю сию укоризну". Если таково бывало иногда положение Шишкова по отношению к самому государю, то с министрами и другими знатными лицами у него нередко происходили крупные столкновения и пререкания. Но началось отступление французов, в декабре император отправился в Вильну, а за ним последовал Шишков. В Вильне он был пожалован орденом Александра Невского, причем в Высочайшем рескрипте было сказано: "за примерную любовь к отечеству". В 1813 г. Шишков сопровождал армию в заграничном походе. В Праге он познакомился со знаменитым славистом, аббатом Добровским, а также с этого времени начинаются его сношения с разными западнославянскими учеными. При своем наивном этимологическом направлении в изучении языка Шишков не мог ценить по достоинству этих новых знакомых, его отношения к ним отличались покровительственным характером, он рекомендует им свои корнесловные домыслы (по которым, например, слова грех, город, гордость, гром и т. п. производились от слова гора), - они как бы соглашаются с ним, но с их стороны видна ирония по отношению к примитивной филологии Шишкова. Тем не менее Шишков основательно судит о важности для России изучения славянства, как это обнаружилось при назначении его министром народного просвещения. В 1814 г. император Александр назначил Шишкова членом государственного совета, а годом ранее - президентом российской академии. Как член государственного совета, Шишков резко проводил свои убеждения консервативно-патриотического характера: он представлял план нового устройства цензуры, критиковал проект гражданского уложения, составленный Сперанским , защищал крепостное право, отрицательно отзывался о деятельности Министерства народного просвещения, говоря: "кажется, как будто все училища превратились в школы разврата, и кто оттуда ни выйдет, тотчас покажет, что он совращен с истинного пути, и голова у него набита пустотой, а сердце самолюбием, первым врагом благоразумия". Как президент российской академии, Шишков продолжал борьбу с новыми писателями, усердно работал над своим корнесловием, проводил традиции "Беседы любителей русского слова". 15 мая 1824 г. Шишков был назначен министром народного просвещения и главноуправляющим делами иностранных исповеданий. В первом же заседании главного правления училищ Шишков высказал, что министерство должно прежде всего оберегать юношество от заразы "лжемудрыми умствованиями, ветротленными мечтаниями, пухлой гордостью и пагубным самолюбием, вовлекающим человека в опасное заблуждение думать, что он в юности старик, и через то делающим его к старости юношей". "Науки, - говорил министр, - изощряющие ум, не составят без веры и без нравственности благоденствия народного... Сверх того, науки полезны только тогда, когда, как соль, употребляются и преподносятся в меру, смотря по состоянию людей и по надобности, какую всякое звание в них имеет. Излишество их, равно как и недостаток, противны истинному просвещению. Обучать грамоте весь народ или несоразмерное числу оного количество людей принесло бы более вреда, нежели пользы. Наставлять земледельческого сына в риторике было бы приуготовлением его быть худым и бесполезным или вообще вредным гражданином". В первом же докладе государю Шишков просит Высочайшего позволения составить план, "какие употребить способы к тихому и скромному потушению того зла, которое хотя и не носит у нас имени карбонарства, но есть точно оное, и уже крепко разными средствами усилилось и распространилось". Министерство просвещения он обвинял не только в попустительстве, но даже "во всяком покровительстве и ободрении нравственного зла под названием духа времени". Усилена была цензура, для которой выработан крайне суровый устав; преследовались библейские общества за распространение "карбонарских и революционных книг", в число которых попал даже катехизис Филарета за то, что в нем тексты Святого писания были приведены по-русски. Однако преобразование народного просвещения не могло быть закончено Шишковым: 25 апреля 1828 г. он был уволен от должности министра "по преклонности лет и по расстроенному здоровью". Хотя и были за ним сохранены должности члена государственного совета и президента российской академии; общественная деятельность Шишкова с этого момента может считаться законченной. Он погрузился в свои филологические занятия, не имевшие никакого научного значения и потерявшие даже тот боевой общественный характер, какой они имели раньше. Умер Шишков в 1841 г. См. "Собрание сочинений и переводов А.С. Шишкова" (СПб., 1818 - 39); "Записки, мнения и переписка адмирала Шишкова" (издание Киселева и Ю. Самарина , Берлин, 1870); "Собрание высочайших манифестов, грамот, указов и прочего 1812-1816 годов. Издал А.С. Шишков" (СПб., 1816); С.Т. Аксаков "Воспоминания о Шишкове" ("Сочинения", том I); Жихарев "Дневник чиновника" ("Отечественные Записки", 1855); Стоюнин "А.С. Шишков" (СПб., 1880); Кочубинский "Начальные годы русского славяноведения" (Одесса, 1878); Сухомлинов "История российской академии" (том VII); Шильдер "Император Александр I" (СПб., 1899); Рождественский "Исторический обзор деятельности Министерства Народного Просвещения" (СПб., 1902). А. Бороздин.

  

  

  Оригинал здесь - http://www.hronos.km.ru/biograf/bio_sh/shishkov_as.html

  

  Шишков Александр Семенович (1754-?), писатель, государственный деятель. Учился в Морском кадетском корпусе, где директором был его свойственник И.Л. Кутузов. В 1771 Шишков выпушен гардемарином и был вместе с товарищами отправлен в Архангельск; в следующем году произведен в мичманы. В 1776 назначен на фрегат "Северный Орел", который должен был из Кронштадта провести через Средиземное море и Дарданеллы три других корабля (под видом купеческих) в Черное море. Путешествие продолжалось целых 3 года. За время путешествия Шишков познакомился с положением в Италии, Греции и Турции. "Мы видели, - рассказывает он, - несколько новейших греческих часовен с написанными на стенах их изображениями святых и не могли надивиться буйству и злочестию безбожных французов, которые, заходя иногда в сей порт, не оставили ни одной часовни без того, чтобы не обезобразить лиц святых и не начертать везде насмешливых и ругательных надписей. Удивительно, до какой злобы и неистовства доводит развращение нравов! Пусть бы сами они утопали в безверии; но зачем же вероисповедание других, подобным им христиан ненавидеть? Для чего турки не обезобразили сих часовен? Для чего не иной язык читается в сих гнусных надписях, как только французский?" По возвращении из плавания Шишков был произведен в лейтенанты и назначен в морской кадетский корпус для преподавания гардемаринам морской тактики. К этому времени относится начало литературных занятий Шишкова. Он перевел с французского книгу "Морское искусство", составил морской словарь, а также "Детскую библиотеку" Кампе. К начальному периоду литературной деятельности Шишкова относится пьеса "Невольничество" (1780), посвященная прославлению императрицы Екатерины II, пожертвовавшей значительную сумму денег для выкупа в Алжире христианских невольников. Во время русско-шведской войны в 1790 Шишков в чине капитана 2-го ранга командовал фрегатом "Николай", который входил в состав эскадры В.Я. Чичагова. После окончания кампании Шишков поселился в Санкт-Петербурге, где посвятил себя научным занятиям по морскому делу. Правитель канцелярии по морской части при князе П.А. Зубове. По вступлении на престол император Павел I произвел Шишкова в капитаны 1-го ранга, пожаловал ему 250 душ в Кашинском уезде, затем произвел его в эскадр-майоры и в генерал-адъютанты. Но 1798 Шишков оказался в опале, он был удален от двора, однако был произведен в вице-адмиралы, пожалован орденом Св. Анны I степени и назначен членом Адмиралтейств-коллегий. В воцарением Александра I в 1801 Шишков оказался не у дел и посвятил себя литературным занятиям: занимался изучением церковнославянского языка. Заботясь, как член Российской академии (с 1796), о сохранении чистоты русского языка, Шишков выступал против литературных новшеств ("Рассуждение о старом и новом слоге российского языка", 1803): "Какие знания можем мы иметь в природном языке своем, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своем никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но еще многие из них сим постыднейшим из всех невежеств как бы некоторым украшающим их достоинством хвастают и величаются..." В 1810 Шишков издал рассуждение "О красноречии Святого Писания", где отстаивал торжество старого и нового языков. Славянский язык Шишков считал языком книг духовных, а русский - книг светских. В этом и состоит вся разница двух языков, а поэтому нельзя их так разделять, как это делают новые писатели. Свое "Рассуждение о старом и новом слоге..." Шишков через министра народного просвещения поднес Александру I. С 1805, по его замыслу, Российская академия издает "Сочинения и переводы", в которых он помещает свои оригинальные и переводные статьи, в т.ч. свой перевод "Слова о полку Игореве" и обширнейший разбор "Слова...". Шишков - один из организаторов (1810) "Беседы любителей русского слова" с целью укрепления в русском обществе патриотического чувства при помощи русского языка и словесности. В 1811 в "Беседе" читал свое "Рассуждение о любви к отечеству", в котором говорил о недостатках русского воспитания того времени. Император Александр I назначил 9 апреля 1812 Шишкова на должность государственного секретаря, на место удаленного М.М. Сперанского. Находясь при императоре в армии, Шишков пишет все важнейшие приказы и рескрипты. Так, им написаны знаменитые приказ армиям и рескрипт графу Н.И. Салтыкову о вступлении неприятеля в Россию. В 1813 Шишков сопровождал армию в заграничном походе. В 1814 назначен членом Государственного совета, а годом ранее -президентом Российской академии. С 1824-1828 - министр народного просвещения и главноуправляющий делами иностранных исповеданий. Уволен от должности министра "по преклонности лет и по расстроенному здоровью" с сохранением должности члена Государственного совета и президента Российской академии.

  

  Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005

  

  Шишков Александр Семенович (9.03.1754-9.04.1841), русский государственный и общественный деятель, филолог, писатель, адмирал, член Российской академии (с 1796). Окончил Морской кадетский корпус (1772). Занимался литературной деятельностью (гл. обр. переводами), составил трехъязычный Морской словарь. Составил и редактировал первый академический "Словарь русского языка". Участвовал в Русско-шведской войне 1788-90. В н. XIX в. проявил себя как идеолог русского патриотизма, изложив свое научно-политическое кредо в "Рассуждении о старом и новом слоге российского языка" (1803) и "Рассуждениях о любви к Отечеству" (1811) и объединив группу патриотов-литераторов и языковедов в "Беседу любителей русского слова" (1810). В апреле 1812 назначен вместо масона М. М. Сперанского государственным секретарем (до 1814). Во время Отечественной войны 1812 составлял патриотические приказы, рескрипты и обращения к русским людям. В 1813-41 - президент Российской Академии, которую сделал центром русской духовности и патриотизма. В своих литературных и филологических трудах тесно увязывал науку и русский патриотизм, считая их залогом успешного развития России. В 1824-28 - министр народного просвещения и главноуправляющий делами иностранных вероисповеданий, осуществлял идею сословного образования, воплощенную в "Уставе гимназий и училищ уездных и приходских" (1828). Член Верховного Суда над декабристами-масонами и инициатор издания Цензурного устава 1826, ограничившего возможности космополитических и масонских деятелей в ведении подрывной антирусской работы.

  

  О. П.

  

  

  Творогов О. В. Шишков Александр Семенович // Энциклопедия "Слова о полку Игореве": В 5 т. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1995.

  Т. 5. Слово Даниила Заточника-Я. Дополнения. Карты. Указатели. - 1995. - С. 235-237.

  http://feb-web.ru/feb/slovenc/es/es5/es5-2351.htm

  

  ШИШКОВ Александр Семенович (9(20).III.1754-9(21).IV.1841, Петербург) - писатель, ученый, гос. деятель. Ок. Морской кадет. корпус, морской офицер, последнее звание - адмирал. Чл. Российской Академии (с 1789) и ее президент (1813-41), в 1824-28 - министр просвещения. Автор пьесы, стихов, переводил с нем. и итал. (прозаич. перевод "Освобожденного Иерусалима" Торквато Тассо). Автор трактата "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка", в котором он выступал ярым защитником классицизма. В 1811-16 Ш. возглавлял "Беседу любителей русского слова".

  В 1805 Ш. опубликовал свой большой труд, посвящ. С., - "Примечания на древнее сочинение...". Ш. воспроизводит Перв. изд. С., так как читатель "может затруднен быть отысканием сей книги, тем паче, что уже оной не находится более у книгопродавцев" (С. 24) - любопытное свидетельство современника об отсутствии в продаже С.

  После нового заголовка ("Примечания Александра Шишкова на древнее о полку Игоревом сочинение, в Москве с переложением оного на употребительное ныне наречие в 1800 году изданное") следуют предварит. рассуждения Ш. Он выражает сожаление об "общей некоей нерадивости к сохранению из рода в род достопамятных вещей", гордится тем, что "язык наш процветал издревле" (С. 78), о чем можно судить уже из С., "которого сочинитель, хотя и сам обилен мыслями, звучен словами, силен выражениями, однакож с особливым благоговением... упоминает о некоем древнем певце или стихотворце Бояне" (С. 79). Ш. и далее скажет, что имеет "намерение рассмотреть токмо силу слов и красоту языка" (С. 126), и поэтому воздерживается от ист. комм. Предваряя комм., Ш. так формулирует задачи своего труда: "слог" С. "уже во многих местах почти непроницаемым покрыт для нас мраком", и поэтому "не столько преложение сей песни полезно, сколько основанное на вероятных догадках истолкование сомнительных или темных мест ее, також и рассмотрение многих заключающихся в ней прекрасных мыслей, слов и выражений" (С. 80-81.). В действительности же у Ш. немного пояснений слов и выражений, хотя и есть отд. удачные толкования, так, напр., "трудные повести" он поясняет как "сокращенное выражение повествования о многотрудных подвигах" (С. 83), "рассушась" - "рассыпавшись" (С. 108) и др. Иногда Ш., критикуя перевод Перв. изд., сам предлагает совершенно неприемлемое толкование. Так, фрагмент "земля тутнетъ, рѣкы мутно текуть, пороси поля прикрываютъ" (с переводом: "Топот по земле раздается, вода в реках мутится, пыль столбом в поле подымается") Ш. предлагает толковать так: "земля тучнеет от крови... реки мутно текут (от смешения крови с водою), пороси (пары, исходящие из убиенных тел) поля покрывают" (С. 117-119). Гораздо больше у Ш. патетич. похвал автору С.: "какое изобилие мыслей заключается в кратком сем описании" (С. 135), "смелое и сильное выражение" (С. 149) и под. Еще чаще Ш. предлагает свою худ. интерпретацию сюжета С., как, напр.: Святослав у него печалится, "снедаемый печалию и пылающий мщением", а "прискорбное воспоминание и гнев на половцев вливает в хладную кровь его огонь юности" (С. 152, 153), "Младая и прекрасная Ярославна, терзаясь лютою горестию, восходит рано поутру на высоту башни, простирает зрение свое в ту страну, где почитает быть любезного своего супруга погибшим" (С. 177). Часто Ш. сетует на неясность текста. Так, он отказывается от комментирования Сна Святослава: "Каким образом все сии мысли и самые слова, неясные и подверженные сомнению, истолковать и сообразить можно?" (С. 140), или: "состав сей речи трудно разобрать" (С. 171). Эти примеры наглядно свидетельствуют, насколько сложным даже для просвещенных литераторов рубежа XVIII-XIX вв. оказалось С., что совершенно исключает саму мысль о возможности создания памятника в это время.

  Завершает работу Ш. его переложение С. - "Преложение Игоревой песни, с присовокуплениями, изъятиями и распространениями нужными для полного разумения оной". Такое переложение необходимо, по мнению Ш., так как "точное преложение сей песни при всей своей верности, всегда будет столь же темно, как и самый подлинник" (С. 201-202). Переложение Ш. не только изобилует существ. купюрами (исключены, напр., все ист. отступления автора С.), но и содержит совершенно вольные импровизации, как, напр.: "Стекается от всех стран воинство Российское, подобно соколам, не бурею в малом числе занесенным чрез поля широкие, но аки бы многочисленные стада галок собираются лететь к Дону великому" (С. 205), "...вся природа восстает на них: густой мрак расстилается по земле; темнота препинает им путь; от треска громов гор твердость трясется; грозная буря над главами их шумит; зловещие птицы черными крыльями машут над ними..." (С. 207) и под. Совершенно ясно, что целью Ш. было привести текст С. к тем эстетич. эталонам, которые казались наисовершеннейшими самому Ш. Поэтому он и обещает, "оставляя все красоты подлинника", не только пропускать "невразумительные места", но места, "требующие распространения, дополнить своими приличными и на вероятных догадках основанными умствованиями" (С. 202-203). Уже сам принцип переложения Ш. вызвал саркастич. замечания Н. Ф. Грамматина (см.: Слово. С. 83). В своем комм. Грамматин неоднократно обращается и к толкованиям Ш., споря с ними, и чаще всего с полным на то основанием (Там же. С. 90, 91, 129, 134, 140, 145, 152, 153 и др.). Несогласие с комм. Ш. во многом вызвало к жизни и изд. Я. О. Пожарского, систематически приводившего комм. Ш. и полемизировавшего с ним (см.: Слово. С. 29-88). Когда же Ш. оспорил его критику в рец. на изд. С. Пожарским, тот ответил пространной язвительной отповедью.

  Однако переложение Ш. было одобрительно воспринято его единомышленниками. Так, А. А. Палицын признал, что "переложение сей песни (т. е. С. - О. Т.) в прозе и остроумные примечания г. Шишкова подали и мне мысль и смелость переложить оную, как песнь, стихами" (Игорь, героическая песнь. С древней славянской песни, писанной в XII веке, преложил стихами Александр Палицын. Харьков, 1807. С. VI). Как показал М. Г. Альтшуллер, Палицын "со скрупулезной точностью перекладывает в стихи перевод Шишкова", в том числе и вставки, не находящие соответствия в оригинале. Зависел от Ш. в своем переложении С. и Н. И. Язвицкий.

  Науч. значение изд. и переложения Ш. невелико, но воспроизведение текста Перв. изд., примеч. Ш., давшие повод не только для критики, но и для новых разысканий лингвистич. и историко-лит. характера, способствовали популяризации и комментированию памятника. После Ш. изд. С. непременно сопровождалось лингвистич. и ист. комм.

  

  Соч.: Примечания на древнее сочинение, называемое Ироическая песнь о походе на половцев или Слово о полку Игоревом // Соч. и переводы, издаваемые Российскою Академиею. СПб., 1805. Ч. 1. С. 23-234 (то же: Собр. соч. и переводов адмирала Шишкова. СПб., 1826. Ч. 7. С. 1-34 (воспроизв. Перв. изд.), 35-149 (Примечания...)); Некоторые замечания на книгу, вновь изданную под названием "Слово о полку Игоря Святославича", вновь переложенное Я. П. с присовокуплением примечаний // Рус. инвалид. 1819. No 157-161 (то же: Собр. соч. и переводов адмирала Шишкова. СПб., 1827. Ч. 11. С. 382-401).

  Лит.: Пожарский Я. О. 1) Слово; 2) Ответ на некоторые примечания, напечатанные в Русском инвалиде, на книгу, изданную под названием Слово о полку Игоря Святославича, вновь переложенное Яковом Пожарским с присовокуплением примечаний // СО. 1819. Ч. 55. С. 266-274, 323-327; Ч. 56. С. 34-42, 81-86; [Олин В.] Рассуждения о переводе г. Пожарского Слова о полку Игоря и примечаниях, сделанных им на оное // Журнал древней и новой словесности, издаваемый В. Олиным. 1819. Ч. 6, No 9. С. 34-40; No 10. С. 79-92; No 11. С. 112-128; Смирнов. О Слове. I. С. 8-11; Альтшуллер М. Г. "Слово о полку Игореве" в кругу "Беседы любителей русского слова" // ТОДРЛ. 1971. Т. 26. С. 109-122; Забегайлова З. И. Историко-лингвистические комментарии А. С. Шишкова к "Слову о полку Игореве" // Русское языкознание. Алма-Ата, 1971. Вып. 1. С. 16-21.

  

  КЛЭ; СДР; Булахов. Энциклопедия.

  

  

  Оригинал здесь - http://www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1860

  

  Личные фонды рукописного отдела Пушкинского дома.

  

  Шишков Александр Семенович (1754-1841), писатель, министр народного просвещения, президент Российской академии

  

  Характеристика фонда: Ф. 636; 60 ед. хр.; 1786-1840

  

  Аннотация:

  

  Заметки о русском языке.

  

  Грамота ими. Екатерины II о пожаловании чином капитан-лейтенанта, имп. Александра I о производстве в вице-адмиралы; диплом об избрании членом Курляндского общества литературы и искусства. Докладная записка А. С. Шишкова имп. Николаю I о Верховном цензурном комитете.

  

  Письма А. С. Шишкова: А. Х. Бенкендорфу, Л. И. Голенищеву-Кутузову, П. И. Соколову. Письма А. С. Шишкову: Н. П. Архарова, А. П. Буниной, С. Н. Глинки, Л. И. Голенищева-Кутузова, И. А. Гульянова, Г. Р. Державина, Евгения (епископа), Н. И. Ильина, М. Т. Каченовского, О. П. Козодавлева, П. Мысловского (протоиерей), имп. Николая I и Павла I, А. С. Стурдзы, А. Б. Фока, В. С. Хвостова.

  

  Письма Е. Р. Дашковой, П. М. Карабанова А. А. Нартову.