Соллогуб Владимир Александрович - Пушкин в его сочинениях

3; относятся всѣ отрывки, о которыхъ упомянуто въ началѣ настоящей статьи. Талантъ Пушкина росъ независимо отъ дрязговъ столичнаго шума, быть можетъ отъ того, что онъ менѣе увлекался красотой наружной, и болѣе испытывалъ силы своего внутренняго творчества. И тутъ, какъ и всегда, препятств³я возбудили противодѣйств³е. Нельзя не пожалѣть, что Пушкинъ никогда не быхъ въ краяхъ истинно просвѣщенныхъ. Знакомство съ именитыми писателями, которыхъ онъ жадно бы слушалъ, какъ слушалъ Мицкевича, успокоительная среда умственной озабоченности, правильный ходъ образован³я, споры художественные, прен³я политическ³я, задачи научныя, все это въ живомъ движен³и слова, печати, личностей, дѣйствительности, конечно много еще могло бы придать ему новыхъ свѣдѣн³й, округлило бы нѣкоторыя угловатости его характера и успокоило бы нѣсколько его жизненную неугомонность.

   Но такъ, какъ онъ былъ, онъ все сдѣлалъ, что могъ на пути, куда влекло его призван³е. Мы видимъ, какъ по природѣ лѣнивый и чувственный, воспитанный на удачу, безъ присмотра, окруженный постоянными искушен³ями то хмѣльнаго разврата, то свѣтской безцвѣтности, онъ однако бережетъ свой божественный даръ, не преклоняетъ его ни передъ честолюб³емъ, ни передъ царской властью, ни передъ популярностью, ни передъ привязавностью, ни даже передъ опасен³емъ напрасно обезславить свою семейную жизнь. Въ поэз³и его религ³я и гражданственность. Въ достоинствѣ его поэтическаго имени вся жизнь его. Во имя поэз³и онъ сохраняетъ свято дружбу съ своими товарищами, съ своими собратьями; во имя поэз³и онъ ратуетъ и оскорбляетъ отступниковъ, и какъ робк³й ученикъ благоговѣетъ, до самой своей кончины, передъ своими руководителями и наставниками.

   Между многими свойствами его дарован³я едва ли не преобладающее заключалось въ картинности его изображен³й. Кому не памятны: "Торжество Вакха", яркое какъ творен³е Рубенса, "Фавнъ и Пастушка", "Нереида", "Д³онея", "Прозерпина". Слѣпая критика воп³етъ о матер³ализмѣ, не зная, что въ красотѣ матер³ализма быть не можетъ, такъ какъ внушен³е понят³я о красотѣ уже сближаетъ съ эстетическимъ духовнымъ м³ромъ. Всегда изящный въ выборѣ своихъ картинъ, Пушкинъ долженъ былъ естественно озаботиться изяществомъ своихъ красокъ, звучностью своей рѣчи. Такъ выработалъ онъ русск³й языкъ, довершивъ дѣло Ломоносова и Карамзина.

   Сорокъ лѣтъ уже прошло съ того времени, а языкъ Пушкина все остается его живымъ памятникомъ и лучшимъ образцомъ для современной письменности при всѣхъ ея попыткахъ усвоить научную иностранную терминолог³ю. Фавны, Нереиды, Киприды и Аполлоны возвратились къ своимъ мраморамъ. Но языкъ русск³й дышетъ и живетъ, могуч³й, полный, гордый, нѣжный и краснорѣчивый, и живетъ благодаря Пушкину, его утвердившему. Этого одного уже достаточно для безсмерт³я поэта. Но главный государственный подвигъ Пушкина состоялъ въ томъ, что онъ двинулъ въ Росс³и просвѣщен³е, что онъ образовалъ читающую публику, что онъ ввелъ въ жизнь понят³е объ искусствѣ и содѣйствовалъ грамотности. Съ каждымъ днемъ станетъ понятнѣе, отъ чего онъ дорожилъ своимъ именемъ и своимъ дѣломъ. Онъ можетъ быть одинъ въ свое время сознавалъ что, какъ всѣ рѣдк³е избранники провидѣн³я, онъ несетъ великую обязанность и не имѣетъ права подчинить ее своей личности. Быть можетъ, когда, въ горькой насмѣшкѣ, онъ гнушался своего сочинительскаго прозвища, въ душѣ его свѣтлая гордость уже предугадывала сужден³е потомства. Эти минуты были только вспышками; Пушкинъ влачилъ жизнь измученную и печальную. Онъ былъ несчастливъ, какъ всѣ люди, рожденные для другихъ, а не для себя. Онъ былъ несчастливъ отъ житейскихъ обидъ, отъ тупоумной зависти, отъ покушен³й нечестивцевъ, хотѣвшихъ поругать его завѣтную святыню. Но еще несчастливѣе былъ онъ отъ того, что родился для горя, какъ всѣ велик³е художники, страдалъ неумолимой жаждой творчества, и ломалъ мраморныя изваян³я, имъ же мастерски начатыя, и все чувствовалъ себя неудовлетвореннымъ и ничтожнымъ, не передъ другими, а передъ самимъ собою. Миѳолог³я уже давно объяснила намъ мучен³я художника. Чего хотѣлъ Прометей, стараясь похитить искру огня небеснаго? Онъ хотѣлъ похитить тайну жизни, тайну творчества, усвоивъ уже себѣ тайну подражан³я. И съ того времени, гласитъ мудрая аллегор³я, онъ прикованъ цѣпью къ скалѣ, и орелъ ненасытимый грызетъ его обнаженное, кровью облитое сердце. Прошли тысячелѣт³я. Весь строй общественный измѣнился. Не измѣнились лишь страдан³я художника. И до конца вѣковъ не изведутся Прометеи, стремящ³еся за огнемъ небеснымъ. И будетъ всегда ихъ мучить стремлен³е къ недостижимому; будутъ они вѣчно прикованы цѣпями къ скалѣ безплодной, и будетъ орелъ обманутыхъ надеждъ терзать безъ устали ихъ обнаженное, кровью облитое сердце.