Страхов Николай Николаевич - Два письма Н. Косицы

  

  

   Н. Страховъ. Критическ³я статьи. Томъ первый. Объ И. С. Тургеневѣ и Л. Н. Толстомъ (1882-1885). Издан³е пятое.

   Издан³е И. П. Матченко. К³евъ, 1908.

   Вотъ уже восемь лѣтъ, милостивый государь, какъ я выступилъ на литературное поприще, и мое несчастное положен³е не только не улучшается, а съ каждымъ днемъ становится хуже и хуже. Увлекаемый пагубнымъ, но непреодолимымъ пристраст³емъ къ нашей литературѣ, я съ каждымъ днемъ живѣе чувствую горечь и тяжесть участи, которую самъ себѣ уготовилъ. Подумайте обо мнѣ и пожалѣйте. Я постоянно читаю книги, которыя вовсе не заслуживаютъ чтен³я; я задаю себѣ вопросы, рѣшен³е которыхъ не имѣетъ никакой дѣйствительной важности; я по цѣлымъ днямъ, и недѣлямъ, и мѣсяцамъ упражняю свою проницательность на предметахъ, не заключающихъ въ себѣ никакого сер³езнаго значен³я. Эти книги, вопросы и предметы закрываютъ отъ меня м³ръ, не даютъ мнѣ видѣть того, что, дѣйствительно, заслуживаетъ вниман³я, чѣмъ волнуются люди разумные и любящ³е свое отечество. Читали ли вы, напримѣръ, романъ г. Авдѣева "Межъ двухъ огней" и романъ Марка Вовчка "Живая душа"? Если и принимались читать, то вѣрно не дочитали; а я прочелъ эти романы отъ первой строки до послѣдней, изучалъ, сравнивалъ. Вникали вы въ отношен³я Камышлинцева къ Ольгѣ Мытищевой, или Маши къ Загайному? Едва ли вы нашли ихъ достойными продолжительнаго вниман³я; а я вникалъ, я прослѣдилъ всѣ слова, всѣ дѣйств³я и душевныя движен³я этихъ героевъ и героинь; я возсоздалъ эти лица въ своемъ воображен³и, и отдалъ себѣ отчетъ въ образѣ ихъ мыслей и поступковъ.

   Ее думаете ли вы, что это весело и занимательно? О, какая тяжкая работа, что за зѣвота, по выражен³ю Байрона, неутолимая никакимъ сномъ! Часто бросаю я книгу, часто собираюсь съ силами, чтобы вновь пуститься въ этотъ бѣдный хаосъ лицъ, сценъ, разговоровъ - и только изрѣдка, среди этого мрачнаго плаван³я, я вдругъ обрадуюсь, когда натолкнусь на какое-нибудь мѣсто, на сценку, на замѣчан³е, гдѣ, наконецъ, наголо, на чистоту высказалась у автора вся пошлость его взгляда на жизнь, все чудовищное искажен³е истинныхъ отношен³й къ предмету. Помните ли, напримѣръ, то мѣсто, когда герой приходитъ къ барынѣ, которая по его милости находится въ интересномъ положен³и, и обращаетъ вниман³е...? Но я совершенно увѣренъ, что вы давно забыли эти пошлости, которыя лишь я осужденъ носить въ своей памяти. Могу васъ увѣрить только, что тутъ среди потока безсвязныхъ и ничего не выражающихъ звуковъ вдругъ слышится рѣзк³й, отчетливый диссонансъ,- вдругъ ясно открывается вся бездна пустоты и безсердеч³я, выдаваемыхъ авторомъ за душевную глубину и сердечную теплоту.

   Несчастный! замѣтите вы, чему же тутъ радоваться? и вообще, изъ-за чего все это волнен³е, всѣ эти труды и усил³я? Я буду съ вами вполнѣ откровененъ, милостивый государь. Все это я дѣлаю для достижен³я весьма незначительнаго результата. Все это для того, чтобы иногда, ходя по своей комнатѣ, я могъ сказать себѣ съ совершенной увѣренност³ю: "я ихъ понимаю; я знаю, что такое пишется въ русской литературѣ; для меня вполнѣ ясны: смыслъ, источникъ, глубочайш³й корень этихъ писан³й". Вы спросите меня: что же такого сладкаго и утѣшительнаго я нахожу въ этой мысли? Ужъ не гордость ли? Повѣрьте, что нѣтъ. Да и какая можетъ быть гордость въ томъ, что русск³й человѣкъ понимаетъ русск³я книги, при томъ книги, писанныя для огромнаго большинства читателей, для дамъ, для дѣвицъ? А я, вѣдь, человѣкъ давно бородатый и даже съ сѣдиною.

   Нѣтъ, дѣло не въ гордости; если я добиваюсь полнаго и яснаго уразумѣн³я русской литературы, то единственно для моего душевнаго спокойств³я. Дѣло въ томъ, что эта литература вотъ уже не одинъ десятокъ лѣтъ занимается предметомъ, который затрогиваетъ меня въ высокой степени. Именно, она постоянно ищетъ какихъ-то новыхъ, свѣжихъ, живыхъ мыслей, она постоянно увѣряетъ, что она находитъ так³я мысли, что она обладаетъ ими вполнѣ, что она затѣмъ и существуетъ, чтобы проводить ихъ, развивать и вкоренять въ обществѣ. Посудите сами, какъ это раздражаетъ любопытство! Несмотря на то, что во всѣхъ этихъ мысляхъ я еще ни разу не нашелъ (при тщательномъ изслѣдован³и) ни новости, ни свѣжести, ни даже особой живости,- я до сихъ поръ не могу отдѣлаться отъ этой завлекательной игры. Несмотря на постоянныя разочарован³я, я вотъ уже болѣе десяти лѣтъ хватаюсь съ жадност³ю за новыя книги и тотчасъ принимаюсь разыскивать, не явилась ли въ нихъ какая-нибудь новая, свѣжая, живая мысль? И до тѣхъ поръ я не успокоюсь, пока не дойду до полнаго убѣжден³я, что все это мыльный пузырь, и что я тревожился понапрасну. Читали ли вы, напримѣръ, статью г. Алкандрова о Тургеневѣ? А я читалъ, именно потому, что въ одномъ журналѣ говорилось, будто въ этой статьѣ есть свѣжая мысль. Замѣтили ли вы, что г-жа Конради въ своихъ критическихъ пр³емахъ начинаетъ подражать г. Писареву? А я замѣтилъ. Читали ли вы...! Но, милостивый государь, мнѣ, наконецъ, совѣстно становится указывать, что я читаю, во что вникаю, на что трачу свое время и свои силы.

   Но дѣло не въ одной раздраженной любознательности; русская литература затрогиваетъ сверхъ того и мое нравственное чувство. Невозможно выразить, съ какою самоувѣренностью, съ какимъ пророческимъ воодушевлен³емъ выступали, а мног³е и до сихъ поръ выступаютъ у насъ съ проповѣдью новыхъ идей. Можно подумать, что они первые открыли различ³е между добромъ и зломъ, что имъ выпала доля просвѣтить въ этомъ отношен³и родъ человѣческ³й. "Начнешь читать", говаривалъ одинъ изъ моихъ пр³ятелей - "и тотчасъ видишь, что авторъ обращается съ тобой, какъ съ дуракомъ; читаешь дальше,- и чувствуешь, что онъ считаетъ тебя не только дуракомъ, но и подлецомъ".

   Вы знаете, къ чему повели эти заносчивыя наставлен³я, эти наглыя посягательства на человѣческое достоинство читателей. Они имѣли необыкновенный успѣхъ. Нашлось множество читателей, которые вполнѣ подчинились впечатлѣн³ю, потеряли всякую вѣру въ себя и стали мало-по-малу считать себя дѣйствительно дураками и дѣйствительно подлецами. Они усумнились въ самыхъ простыхъ и, повидимому, натуральныхъ своихъ дѣйств³яхъ; они вдругъ, стали стыдиться своихъ всегдашнихъ мнѣн³й и своего образа жизни. Понятно, что отсюда произошло. Изъ дураковъ и подлецовъ они вдругъ пожелали сдѣлаться умниками и добродѣтельными,- и вы найдете теперь множество людей, которые вполнѣ увѣрены, что они совершили надъ собой столь дивное и полезное для нашего отечества превращен³е. Они были прежде глупы, а теперь блистаютъ умомъ,- были прежде себялюбивы и малодушны, а теперь преисполнены великодуш³я и благородства.

   Но что касается до меня, то дѣло происходило совершенно иначе. Представьте - едва смѣю высказать этотъ фактъ, безъ котораго мнѣ, однакоже, невозможно изъяснить свою мысль,- представьте, что я никогда не считалъ себя дуракомъ и подлецомъ. Прошу васъ понять меня, какъ слѣдуетъ. Конечно, случалось мни говорить и дѣлать глупости, конечно, есть грѣхи на моей совѣсти; но потерять всякое самоуважен³е, почувствовать, что вплоть до настоящей минуты я разсуждалъ, какъ дуракъ и дѣйствовалъ, какъ подлецъ,- такого несчаст³я, благодарен³е небу, я никогда не испытывалъ.

   Вы понимаете теперь, въ какой разладъ я пришелъ съ нашею литературой. Когда ко мнѣ обращаются съ такою нахальною рѣчью, какъ-будто я ровно ничего не знаю и не умѣю разобрать, что хорошо и что дурно,- то, несмотря на всю свою скромность, я не могу воздержаться отъ нѣкотораго волнен³я. Скажу откровенно - меня немножко злитъ это непомѣрное самодовольство и самовозношен³е. Вотъ почему для меня составляетъ нѣкоторое удовольств³е - добраться до корня этихъ ярыхъ нравоучен³й, вотъ почему я и радуюсь, когда найду мѣсто, обличающее тѣхъ, кто такъ гордо признаетъ себя свѣтильниками правды и добра. Мнѣ пр³ятно видѣть, что гордость и легкомысл³е наказываютъ сами себя, что истинная нравственная чистота (какъ тому и подобаетъ) не мирится съ ними; я убѣждаюсь, что все идетъ надлежащимъ образомъ, что вѣчные законы души человѣческой соблюдаютъ ея,- и успокаиваюсь.

   Таковы странныя и, по правдѣ сказать, почти безполезныя какъ для ума, такъ и для сердца занят³я, которымъ я предаюсь по своему пристраст³ю къ нашей литературѣ. По счаст³ю, не всѣ мои изслѣдован³я безплодны,- и если я рѣшился писать къ вамъ, то лишь потому, что, какъ вы сейчасъ увидите, я встрѣтилъ нѣчто, можетъ быть, не совсѣмъ недостойное вашего вниман³я.

   Вы понимаете, что я говорилъ до сихъ поръ не обо всей нашей литературѣ, а только объ одной ея части, о той, которая у насъ всего больше процвѣтаетъ, имѣетъ наибольшее число органовъ и составляетъ пищу главной массы читателей.

   Но не думаете ли вы, что объ остальной, такъ сказать, болѣе правильной и спокойной части нашей литературы можно судить безъ особыхъ затруднен³й,- что она допускаетъ простое и ясное пониман³е? Вы жестоко ошибаетесь; по моему мнѣн³ю, эта часть литературы требуетъ еще большихъ, еще напряженнѣйшихъ усил³й. Она такъ темна, такъ тревожна, воодушевлена такими глубокими и неопредѣленными стремлен³ями, порождаетъ свои произведен³я съ такими болями и муками, что передъ нею ничего не значатъ всѣ шалости новыхъ идей, обыкновенно отличающ³яся соблазнительною ясност³ю. Вообще русскую литературу я считаю однимъ изъ самыхъ непонятныхъ явлен³й, как³я только есть на свѣтѣ.

   Хотите доказательствъ? Возьмите появлен³е "Войны и М³ра". Какое неожиданное, ошеломляющее впечатлѣн³е! Кто былъ готовъ къ этому произведен³ю? Кто понялъ его, какъ слѣдуетъ? Не говорю о вашемъ журналѣ, о которомъ можно сказать, по крайней мѣрѣ, что онъ не посрамилъ себя въ этомъ случаѣ. Но какъ осрамились друг³е! Съ одной стороны, великое произведен³е гр. Л. Н. Толстого подобно нѣкоторой бомбѣ обрушилось въ нигилистическ³й муравейникъ - и этотъ муравейникъ до сихъ поръ не можетъ пр³йти въ себя, въ постигая, что за предметъ ихъ давитъ, и не имѣя возможности ни обозрѣть этотъ предметъ своими крошечными глазами, ни искусать его своими крошечными челюстями. Съ другой стороны, такой заслуженный журналъ, какъ "Русск³й Вѣстникъ", не только не сумѣлъ въ этомъ случаѣ побѣдить свое обыкновенное равнодуш³е и высокомѣр³е относительно русской литературы, но даже - credite posteri! - ничего лучшаго не нашелъ сказать по поводу "Войны и Мира", какъ обвинить гр. Л. Н. Толстого въ какомъ-то "историческомъ нигилизмѣ!" Чего же вамъ больше подобной сумятицы!

   Возьму другой случай, который собственно я и хочу разобрать въ этомъ письмѣ. Припомните то недоумѣн³е, которое возбудилъ "Дымъ" г. Тургенева, припомните до сихъ поръ продолжающ³еся толки объ этой повѣсти. Какая туча недоразумѣн³й! Какое глубокое непониман³е писателя, давно любимаго! Кончилось дѣло тѣмъ, что читатели вознегодовали на автора, и авторъ возропталъ на свою судьбу, утверждая, что карьера писателя вовсе не можетъ быть названа карьерою, такъ какъ при каждомъ новомъ произведен³и самый знаменитый авторъ испытываетъ тѣ же непр³ятности, какъ и новичекъ, въ первый разъ появляющ³йся на литературномъ поприщѣ {См. "Дымъ", отдѣльное издан³е, предислов³е. Это предислов³е, не перепечатано въ собран³и сочинен³й Тургенева.}.

   Вотъ этотъ-то горестный случай былъ моимъ истиннымъ торжествомъ, милостивый государь, былъ одною изъ самыхъ свѣтлыхъ минутъ въ моей жизни. Оказалось, что я недаромъ трудился, что есть хоть какой-нибудь прокъ въ моихъ плаченныхъ занят³яхъ. Именно, я убѣдился, что я понимаю Тургенева, что я его совершенно понимаю, и что для меня не существуетъ тѣхъ недоумѣн³й, съ которыми возятся друг³е.

   Притомъ,- не лестное ли обстоятельство?- оказалось, что я его понимаю давно и что давно напечаталъ, какъ слѣдуетъ его понимать. Слѣдовательно, не можетъ быть и сомнѣн³я въ моей проницательности. Не угодно ли прочесть? Когда поднялся шумъ и гвалтъ изъ-за романа "Отцы и Дѣти", я тогда же написалъ слѣдующее:

   "За что раздаются эти нескончаемые упреки, за что сыплются на Тургенева эти безчисленныя обиды, за что чутъ ли не ежедневно порицается онъ не въ одномъ, такъ въ другомъ мѣстѣ? Все это за то, что самъ онъ забраковалъ Базарова,- что въ своемъ послѣднемъ романѣ онъ развѣнчалъ и казнилъ его. До этого романа Тургеневъ былъ предметомъ всеобщаго почтен³я, считался первымъ русскимъ литераторомъ: впечатлительные люди изъ его знакомыхъ часто видали его во снѣ {Намекъ на одно совершенно забытое дѣло, на письмо г. Некрасова къ г. Тургеневу, въ которомъ письмѣ редакторъ "Современника", если не ошибаемся, убѣждалъ г. Тургенева отдать въ этотъ журналъ романъ "Отцы и Дѣти". См. "С.-Петерб. Ведом." 1863 года.}, и въ цѣлой литературѣ онъ не встрѣчалъ ни одного враждебнаго голоса".

   "Что же такое случилось? Что такое сдѣлалъ Тургеневъ? Пересталъ онъ что-ли быть прежнимъ Тургеневымъ? Измѣнилъ самому себѣ? Сталъ признавать то, что прежде отвергалъ, и осуждать то, что прежде хвалилъ?"

   "Нисколько и ничуть не бывало. Конечно, онъ разоблачилъ, развѣнчалъ и казнилъ Базарова; но наша критика была, значитъ, совершенно слѣпа, если не замѣчала, что онъ занимается подобными дѣлами давно,- что развѣнчиван³е и казнь разныхъ представителей составляетъ даже главное его занят³е. Передовой человѣкъ, носитель думъ поколѣн³я - составляетъ постоянную тему его создан³й, и несостоятельность передового человѣка - постоянный выводъ, который въ нихъ таится. Тургеневъ казнилъ иногда даже жестоко, безчеловѣчно: вспомните "Гамлета Щигровскаго уѣзда"; вѣдь, этотъ юноша былъ также передовымъ человѣкомъ въ Москвѣ, былъ ораторомъ и звѣздою тамошнихъ кружковъ. Друг³е были казнены мягче, но все-таки казнены. Одинъ за другимъ были разоблачены и сведены съ пьедесталовъ: и Веретьевъ - сильная натура, и Рудинъ - энтуз³астъ, и Инсаровъ - человѣкъ дѣла; та же судьба, наконецъ, постигла и Базарова. Съ напряженнымъ вниман³емъ Тургеневъ всматривается въ эти типы, но, по страшной силѣ своего анализа и изумительной тонкости пониман³я, онъ не можетъ на нихъ успокоиться и развѣнчиваетъ ихъ одного за другимъ. Онъ постоянно не увлеченъ до конца, постоянно смотритъ скептически".

   "Если же такъ, то какъ же могло случиться, что послѣднее его дѣло, послѣдняя казнь, совершенная надъ послѣднимъ героемъ, показалась какою-то удивительною новостью? Кто могъ быть до того ослѣпленъ, чтобы ожидать пощады отъ такого проницательнаго человѣка? Кто могъ быть до того простодушенъ и самодоволенъ, что ожидалъ похвалы отъ Тургенева? Нечего сказать, куда какъ пристало Тургеневу - расточать похвалы! Ждите отъ него воскурен³й - скоро дождетесь"!

   "Есть, конечно, вещи, которыя хвалитъ Тургеневъ, но всяк³й долженъ бы давно уже замѣтить, что это за вещи. Онъ чутокъ къ красотамъ природы; онъ восхищается лѣсомъ, лугомъ, рѣкою, и притомъ съ удивительнымъ мастерствомъ умѣетъ рисовать нашу природу, эту бѣдную природу". Въ человѣческомъ же м³рѣ онъ съ невозмутимою любовью останавливается на томъ, что попроще,- на томъ, что прежде называлось "непосредственнымъ"; онъ любуется на какого-нибудь Касьяна съ Красивой Мечи, на какую-нибудь глупенькую Ѳеничку, на старушку-мать Базарова... Но, какъ скоро дѣло идетъ о представителѣ, о человѣкѣ развитомъ и передовомъ,- на сочувств³и и любви дѣло не останавливается; мирныя отношен³я начинаютъ колебаться, Тургеневъ вдумывается, разлагаетъ, анализируетъ и кончаетъ тѣмъ, что осуждаетъ".

   "По поводу матери Базарова, наша критика со злобою укорила поэта, зачѣмъ онъ похвалилъ эту женщину. Что же дѣлать! Похвала не вамъ досталась - и Богъ знаетъ, когда еще достанется. Вы думаете, я говорю о Тургеневѣ? Вовсе нѣтъ; я говорю о поэз³и; не скоро вы дождетесь, чтобы поэз³я возвела васъ въ свѣтлый идеалъ".

   "Въ самомъ дѣлѣ, что же значитъ вся эта дѣятельность Тургенева? Ужъ нѣтъ ли тутъ умышленной вражды къ прогрессу? Ужъ не пишетъ ли онъ своихъ романовъ съ заднею мыслью? Не осуждаетъ ли своихъ героевъ нарочно, злонамѣренно? Какое странное предположен³е! Нѣтъ, не такъ дѣлаются поэтическ³я дѣла; невозможно ихъ объяснять такимъ образомъ. Поэты менѣе властны надъ собою, чѣмъ друг³е люди; они могутъ создавать только то, что вытекаетъ изъ самой глубины ихъ души, въ чемъ они участвуютъ цѣлымъ своимъ существомъ; нарочно они ничего поэтическаго произвести не могутъ. И на Тургеневѣ, какъ на истинномъ поэтѣ, это подтверждается наияснѣйшмъ обрасзомъ. Посмотрите, въ самомъ дѣлѣ, на то, какъ онъ относится въ своимъ героямъ. Если онъ привязывается къ нимъ къ такимъ настойчивымъ вниман³емъ, то это прямо зависитъ отъ его расположен³я любить ихъ и вѣрить въ нихъ. И онъ, дѣйствительно, иногда успѣвалъ обмануть себя до того, что вѣрилъ въ нихъ,- вѣдь, онъ явно вѣрилъ въ своего Инсарова. Онъ, дѣйствительно, любитъ своихъ героевъ; это совершенно ясно въ отношен³и къ Рудину и замѣтно даже въ отношен³и къ Базарову. Но что же выходитъ? Страшная сила анализа и изумительная тонкость пониман³я не даютъ примирен³я поэту и идутъ на перекоръ его симпат³и: онѣ постоянно одерживаютъ верхъ и за ними остается послѣднее слово, окончательный приговоръ. Вспомните, въ самомъ дѣлѣ, Рудина; вѣдь, Тургеневъ самъ не свой, вѣдь, онъ чуть не плачетъ, разоблачивъ и развѣнчавъ эту любимую фигуру. Но не быть искреннимъ и правдивымъ настоящ³й поэтъ не можетъ,- и вотъ онъ, хоть и плачетъ, а казнитъ своего героя. Нѣчто подобное было и съ Базаровымъ. Скажу болѣе: даже и "Гамлетъ Щигровскаго уѣзда", мнѣ кажется, не обошелся поэту безъ нѣкоторой боли".

   "Если же мы убѣдимся въ этомъ (а, кажется, это ясно), то мы увидимъ, что Тургеневъ есть одинъ изъ людей, наиболѣе болѣющихъ своимъ вѣкомъ, что онъ представитель и выразитель одной изъ глубочайшихъ сторонъ нашей жизни. Вотъ, въ самомъ дѣлѣ, человѣкъ до страсти, до болѣзни увлеченный идеею прогресса. Онъ слѣдить за нею со всею зоркостью своего поэтическаго ума; онъ безпрестанно ищетъ, онъ ждетъ съ минуты на минуту - вотъ-вотъ эта идея воплотится, вотъ она приметъ живыя черты. Но, пожираемый желан³емъ видѣть свой идеалъ въ дѣйствительности, поэтъ въ то же время полонъ безпощаднаго анализа и самаго пронзительнаго скептицизма. Имъ обладаетъ въ высшей степени тотъ бѣсъ, о которомъ одинъ изъ критиковъ говоритъ въ шуточныхъ стихахъ, намекающихъ, впрочемъ, на сер³озныя мысли: ,

  

   "Бѣсъ отрицанья, бѣсъ сомнѣнья,

   "Бѣсъ, отвергающ³й прогрессъ".

  

   "Мног³е радостно подчинялись этому бѣсу и усердно одобряли все, что совершалось по его внушен³ямъ. Но когда этотъ самый бѣсъ внушилъ Тургеневу коснуться и этихъ многихъ, тогда они вдругъ стали увѣрять, что у насъ есть прогрессъ, котораго нельзя отвергать, котораго никакой бѣсъ не смѣетъ подвергать отрицан³ю изъ которомъ сомнѣваться - сущее святотатство..."

   "И оказалось, слѣдовательно, то, что давно извѣстно: сомнѣн³е для людей трудно и невыносимо; для нихъ легче и пр³ятнѣе вѣра; скептицизмъ у нихъ только на губахъ, въ сердцѣ же, навѣрное, поклонен³е не тѣмъ, такъ другимъ идоламъ".

   "Во всякомъ случаѣ, нельзя не признать крайне забавнымъ то, что наша критика такъ поздно спохватилась относительно Тургенева. Занятая разными важными предметами, она только тутъ, только въ послѣднемъ романѣ увидѣла, что онъ - человѣкъ вольнодумный, дерзк³й, неуважительный. Между тѣмъ, онъ всегда былъ такой, онъ постоянно отличался самымъ ярымъ вольнодумствомъ. Какъ же можно было не замѣчать этого такъ долго?" ("Время" 1863, No 2).

   Ну что скажете, милостивый государь? Неправда ли, что мною совершенно вѣрно указана одна изъ главныхъ чертъ таланта г. Тургенева? Неправда ли, что, мои слова можно вполнѣ примѣнить и къ "Дыму"? Не та же ли это истор³я? Г. Тургеневъ скептически отнесся къ вашему новому прогрессу,- къ тому направлен³ю, лозунгомъ котораго стала народность,- и мы разсердились на него, какъ-будто не знали свойствъ его таланта. Нѣкогда, когда на первомъ планѣ стоялъ нигилизмъ, Тургеневъ не преклонился передъ нимъ, а напротивъ - назвалъ его по имени и разоблачилъ его. Теперь друг³я времена. Г. Тургеневъ, въ силу своей изумительной чуткости, хорошо видитъ, что наиболѣе значительное явлен³е въ нашей умственной жизни за послѣдн³е годы есть поворотъ къ народности. И къ этому явлен³ю онъ отнесся точно такъ же, какъ и ко всѣмъ другимъ; онъ пытался разоблачить и развѣнчать его.

   Мног³е упрекали г. Тургенева въ измѣнчивости, въ томъ, что онъ подчинялся всѣмъ колебан³ямъ и волнен³ямъ нашего умственнаго движен³я; вы видите, какъ это несправедливо. Въ сущности, онъ всегда оставался однимъ и тѣмъ же; въ сущности, онъ никогда ничему не отдавался до конца и всегда относился отрицательно къ тѣмъ самымъ явлен³ямъ, къ которымъ, повидимому, питалъ такой живой и чутк³й интересъ. Такова его натура, такова существенная черта его умственнаго настроен³я, подъ вл³ян³емъ которой работаетъ его талантъ. Нѣтъ сомнѣн³я, что дѣло совершается здѣсь искренно и сер³озно. Тургеневъ, какъ подобаетъ всякому истинному поэту, обнаруживаетъ въ своихъ произведен³яхъ свою душу. Давно уже намъ слѣдовало бы это понять; давно уже намъ слѣдовало бы не ждать отъ него того, чего онъ дать не можетъ.

   Вотъ, милостивый государь, понят³е о дѣятельности Тургенева, которое я уже давно себѣ составилъ, но которое, конечно, вслѣдств³е слабости моихъ силъ и дарован³й, или забыто читателями, или осталось имъ вовсе неизвѣстнымъ. Буду весьма вамъ благодаренъ, если вы напечатан³емъ настоящаго письма распространите въ читающей публикѣ эти соображен³я, касающ³яся столь немаловажныхъ предметовъ.

   7-го сентября.

  

  

   Пишу къ вамъ, милостивый государь, весьма грустный и печальный. Я уже не вполнѣ доволенъ былъ тѣми замѣчан³ями, которыми сопровождается въ сентябрьской книжкѣ "Зари" мое послѣднее письмо; мнѣ былъ не по душѣ тотъ рѣзк³й и черезчуръ опредѣленный вопросъ, который задавала себѣ "Заря": что такое г. Тургеневъ, западникъ или славянофилъ? По свойственному людямъ самолюб³ю я полагалъ, что высказалъ свое мнѣн³е о г. Тургеневѣ вполнѣ ясно, что по самому существу дѣла его нельзя признавать ни западникомъ, ни славянофиломъ, и что всѣ достоинства его славной дѣятельности заключаются не въ какихъ-либо опредѣленныхъ мнѣн³яхъ и стремлен³яхъ, а въ той поэтической правдѣ, которая не давала ему фальшивить ни въ какомъ случаѣ, ни передъ какими явлен³ями. Насколько Тургеневъ поэтъ, настолько онъ правъ вездѣ и во всемъ,- ибо поэз³я есть правда. Вотъ, милостивый государь, какую простую и давнишнюю истину я рѣшился примѣнить къ Тургеневу; вотъ съ какой точки зрѣн³я, какъ мнѣ казалось, слѣдовало судить его. Поэтовъ нельзя подводить подъ готовыя формулы извѣстныхъ учен³й, раздѣляющихъ на враждебные лагери нашу литературу; поэты не могутъ быть слугами и пособниками опредѣленнаго литературнаго лагеря; мѣсто ихъ выше и почетнѣе: изъ нихъ всѣ должны черпать поучен³е и отъ нихъ ожидать откровен³й, озаряющихъ смыслъ жизни.

   Такъ я думалъ, милостивый государь, и такъ мысленно возражалъ на то мѣсто "Зари", гдѣ прямо сказано, что Тургеневъ есть западникъ. Но вскорѣ меня ожидалъ ударъ несравненно болѣе тяжк³й и чувствительный. Явился, наконецъ, первый томъ новаго издан³я сочинен³й Тургенева, а въ немъ явились тѣ "Литературныя воспоминан³я" г. Тургенева, которыхъ такъ давно ждали, и отрывокъ изъ которыхъ былъ напечатанъ въ "Вѣстникѣ Европы". Съ величайшей жадност³ю я прочелъ это новое произведен³е знаменитаго нашего писателя - и былъ потрясенъ имъ до глубины души. Г. Тургеневъ излагаетъ тутъ мнѣн³е о своей дѣятельности, повидимому, глубоко различающееся отъ того, которое я изложилъ.

   Кто бы могъ подумать? Кто могъ этого ожидать? Г. Тургеневъ объявляетъ, что онъ всегда былъ и теперь остается западникомъ (см. стр. IX), что учен³е славянофиловъ онъ признаетъ ложнымъ и безплоднымъ (см. стр. XCIII). Этого мало. Говоря о томъ, какъ создались у него "Отцы и Дѣти", г. Тургеневъ всячески увѣряетъ и доказываетъ, что онъ сочувствовалъ Базарову, и почти раскаивается, что изобразилъ его слишкомъ объективно. "Это многихъ сбило съ толку",- говоритъ онъ - "и кто знаетъ! въ этомъ была - быть можетъ - если не ошибка, то несправедливость. Базаровск³й типъ имѣлъ, по крайней мѣрѣ, столько же права на идеализац³ю, какъ предшествовавш³е ему типы" (стр. XCV).

   Но и этого мало. Приводя замѣчан³е одной даны, которая, по прочтен³и "Отцовъ и Дѣтей", сказала ему: вы сами нигилистъ, г. Тургеневъ говоритъ: "не берусь возражать; быть можетъ, эта дама и правду сказала" (стр. ХСѴ²). Наконецъ, и этого мало. Г. Тургеневъ прямо объявляетъ, что "за исключен³емъ воззрѣн³й Базарова на художество" онъ, г. Тургеневъ, "почти раздѣляетъ всѣ его убѣжден³я" (стр. ХС²Ѵ).

   "Вѣроятно", пишетъ г. Тургеневъ, "мног³е изъ моихъ читателей удивятся, если я имъ это скажу". Еще бы не удивиться! Еще бы не пр³йти въ крайнее изумлен³е! Тургеневъ - нигилистъ! Тургеневъ раздѣляетъ убѣжден³я Базарова! Да что же можетъ быть удивительнѣе подобной новости? Не затѣмъ ли она и написана, не затѣмъ ли и напечатана въ десяти тысячахъ экземпляровъ, во главѣ полнаго собран³я его сочинен³й, чтобы произвести какъ можно больше удивлен³я, чтобы оглушить, поразить, раздавить читателей?

   А я-то, я-то, несчастный! Не я ли проповѣдывалъ о Тургеневѣ самое высокое мнѣн³е, расточалъ ему тончайш³я похвалы и заносился въ самыя выспренн³я соображен³я, толкуя о его творен³яхъ? Не я ли говорилъ, что Тургеневъ постоянно развѣнчиваетъ своихъ героевъ въ силу своей неподкупной поэтической искренности и правдивости, которая ясно показываетъ ему, что эти герои со всѣми своими притязан³ями далеко не воплощаютъ въ себѣ идеала человѣческой жизни? Не я ли по этому случаю распространялся о "страшной силѣ анализа и изумительной тонкости пониман³я", свойственной Тургеневу, о томъ, что онъ "полонъ безпощаднаго анализа и самаго пронзительнаго скептицизма?"

   И вдругъ оказывается, что эта поэтическая зоркость, о которой я мечталъ, эти чудеса проницательности и мѣткости, что все это - моя выдумка, что Тургеневъ есть, просто, нигилистъ, да притомъ и не самаго высокаго разбора, не изъ чистыхъ, а изъ, такъ называемыхъ пестрыхъ нигилистовъ, которые, напримѣръ, любятъ искусство, или во время грозы читаютъ "Отче нашъ", не замѣчая, что подобными склонностями и дѣйств³ями противорѣчатъ своимъ началамъ. Какое для меня посрамлен³е! Какой тяжк³й ударъ для моей репутац³и любителя русской литературы и скромнаго, но безукоризненнаго и безошибочнаго истолкователя ея произведен³й!

   Признаюсь вамъ, что я былъ почти испуганъ столь неожиданнымъ, столь рѣзкимъ оборотомъ дѣла, и только понемногу сталъ приходить въ себя и собираться съ мыслями. Вообще замѣчу, что, несмотря на волнен³е, съ которымъ я слѣжу за всякими подвигами и переворотами русской литературы, я очень упоренъ въ своихъ мнѣн³яхъ, и живость моихъ впечатлѣн³й не должна внушать мысли о какой-либо шаткости въ моихъ убѣжден³яхъ. Я сталъ понемножку размышлять, сравнивать, навелъ кой-как³я справки, и вотъ результаты, до которыхъ я достигнулъ.

   Возьмемъ сначала то, что говоритъ г. Тургеневъ о своей любви къ Базарову, о томъ, что онъ отнесся къ выведенному въ этомъ лицѣ типу "не только безъ предубѣжден³я, а также съ сочувств³емъ" (стр. XCII). Невозможно представить, какъ тщательно и подробно г. Тургеневъ доказываетъ это. Онъ ссылается на самые различные и неопровержимые документы.

   1) На свой дневникъ: 30 ³юля (должно быть 1861 года) въ немъ было записано: "Современникъ, вѣроятно, обольетъ меня презрѣн³емъ за Базарова - и не повѣритъ, что во все время писан³я я чувствовалъ къ нему невольное влечен³е" (стр. ХС²²).

   2) На нѣмецкую газету (Vossische Zeitung, 10-Iuni {Какого года - неизвѣстно. Г Тургеневъ въ своемъ волнен³и указалъ даже отдѣлъ и страницу, Zweite Beilage, Seite 3, но годъ забылъ указать. Впрочемъ, любопытные могутъ добраться до этой важной даты по слѣдующему признаку: г. Тургеневъ не забылъ упомянуть, что 10 ³юня было Donnerstag, т. е. четвергъ.}), гдѣ было сказано о Базаровѣ: "всяк³й новѣйш³й радикалъ съ чувствомъ радостнаго удовлетворен³я признаетъ изображен³е свое и своихъ единомышленниковъ въ такомъ гордомъ образѣ, одаренномъ такою силою характера и такою полною независимост³ю отъ всего мелкаго, пошлаго, вялаго и ложнаго" (стр. ХС²Ѵ).

   3) На даму, слова которой мы приводили.

   4) На письмо какого-то мужчины, который писалъ г. Тургеневу: "вы ползаете у ногъ Базарова! вы только притворятесь, что осуждаете его; въ сущности вы заискиваете передъ нимъ и ждете, какъ милости, одной его небрежной улыбки" (стр. ХСѴ²).

   5) На письмо Каткова, который, получивъ рукопись г. Тургенева, писалъ ему: "Если и не въ апоѳеозу возведенъ Базаровъ, то нельзя не сознаться, что онъ какъ-то случайно попалъ на очень высок³й пьедесталъ. Онъ, дѣйствительно, подавляетъ все окружающее. Все передъ нимъ или ветошь, или слабо и зелено. Такого ли впечатлѣн³я нужно было желать?" (стр. ХСѴ²²). Каткову, очевидно, и въ голову не могло пр³йти, что г. Тургеневъ втайнѣ придерживается нигилизма и вовсе не намѣренъ его осуждать.

   Итакъ, впечатлѣн³я, испытанныя дамами и мужчинами, свидѣтельство собственнаго дневника автора, сужден³я писателей отечественныхъ и иностранныхъ - все доказываетъ, что г.Тургеневъ написалъ "Отцовъ и Дѣтей" безъ всякаго злого умысла, безъ малѣйшей коварной мысли. Оправдан³е полное и блистательное! Г. Тургеневъ можетъ надѣяться, что теперь самые упрямые и задорные нигилисты признаютъ его совершенную невинность и, наконецъ, сознаются, какъ жестоко и несправедливо они поступили съ писателемъ, столь сочувственно отнесшимся къ ихъ мнѣн³ямъ, питавшимъ невольное влечен³е, родъ недуга къ Базарову.

   Но, милостивый государь, не одни нигилисты будутъ торжествовать по поводу этихъ нежданныхъ открыт³й; я тоже торжествую, я тоже могу счесть первый томъ Тургенева за одну изъ самыхъ славныхъ своихъ побѣдъ. Припомните, въ самомъ дѣлѣ, что я вамъ писалъ. Не говорилъ ли я вамъ развѣ о постоянной нѣжности, которую питаетъ къ своимъ героямъ г. Тургеневъ? Не говорилъ ли я о тонъ, что онъ постоянно расположенъ любить ихъ и вѣрить въ нихъ? Его герои суть его любимцы, предметы его поклонен³я. Я утверждалъ, что если онъ ихъ казнитъ и развѣнчиваетъ, то дѣлаетъ это только въ силу высшихъ требован³й, во исполнен³е своего высокаго служен³я поэта, такъ что подобныя жертвы, приносимыя имъ на алтарѣ правды, даже обходятся ему не безъ нѣкотораго страдан³я, не безъ тяжкаго чувства, вызываемаго борьбою со своими симпат³ями. Даже Гамлетъ Щигровскаго уѣзда", смѣло восклицалъ я, "не обошелся, мнѣ кажется, поэту безъ нѣкоторой боли".

   Итакъ, я никогда не отрицалъ сочувств³я г. Тургенева къ мнѣн³ямъ и характерамъ его героевъ! я, напротивъ, настаивалъ на живости и глубинѣ этого сочувств³я, и думалъ только въ своемъ простодуш³и, что нашъ знаменитый писатель болѣе свободно относится къ своимъ творен³ямъ, что онъ, какъ это бываетъ съ поэтами, умѣетъ подниматься въ сферу идей и воззрѣн³й, стоящую выше уровня его героевъ, что онъ глядитъ на изображаемыя имъ явлен³я съ нѣкоторой поэтической высоты, съ которой они открываются ему въ своемъ истинномъ свѣтѣ и въ своихъ надлежащихъ размѣрахъ. И вдругъ - какое разочарован³е! Оказывается, что ничего подобнаго нѣтъ у Тургенева, что онъ, напротивъ, влагаетъ героямъ свои собственныя мысли и чувства, что онъ не въ силахъ отдѣлиться отъ своихъ создан³й и сливается съ ними въ своемъ настроен³и и м³росозерцан³и.

   Если бы это было вполнѣ справедливо, то я, конечно, долженъ бы былъ признаться въ глубокой ошибкѣ относительно Тургенева. Но, несмотря на собственныя его завѣрен³я, я, кажется, имѣю нѣкоторое право не признавать себя побѣжденнымъ. Поэтамъ не всегда слѣдуетъ вѣрить, когда они принимаются сами истолковывать свои творен³я. Тутъ возможны всякаго рода самообманыван³я, для которыхъ нѣтъ причинъ у человѣка посторонняго и обсуждающаго дѣла съ хладнокров³емъ и безъ торопливости, какъ, напримѣръ, дѣлаю это я. Обратите вниман³е, милостивый государь, на то, как³я жесток³я слѣдств³я можно вывести, если мы повѣримъ г. Тургеневу безпрекословно, если признаемъ, что онъ отождествляетъ себя съ своими героями.

   Можно, напримѣръ, сказать, что онъ напрасно думаетъ, что по своему душевному настроен³ю онъ всего ближе подходитъ или подходилъ къ Рудину, къ Инсарову, или въ Базарову. Если въ характерахъ и мнѣн³яхъ героевъ Тургенева искать того лица, съ которымъ онъ имѣетъ наибольшее сходство, то безъ сомнѣн³я это лицо есть Гамлетъ Щигровскаго уѣзда. Вотъ нѣкоторыя черты этого разительнаго сходства. Гамлетъ Щигровскаго уѣзда:

   1. Былъ за границею для своего образован³я,- тогда какъ Базаровъ не выѣзжалъ изъ Росс³и.

   2. Изучалъ Гегеля и знаетъ наизусть Гёте,- тогда какъ Базаровъ этихъ писателей презираетъ.

   3. Пришелъ къ тому же отчаян³ю, какое выражается въ "Призракахъ", "Довольно" и пр., тогда какъ Базаровъ чуждъ подобныхъ слабостей.

   4. Былъ нѣкогда передовымъ человѣкомъ и оракуломъ молодыхъ кружковъ, но "не сумѣлъ удержаться на высотѣ своей славы", не сумѣлъ "спокойно переждать напасть", тогда какъ Базаровъ едва ли бы сплоховалъ въ этомъ случаѣ.

   5. Умѣетъ превосходно описывать природу и житейск³я сцены (см. описан³е вечеровъ у невѣсты и смерти жены), тогда какъ Базаровъ вовсе къ этому на расположенъ и неспособенъ.

   6. Заѣденъ рефлекс³ей, и пр. и пр.

   Вотъ какую злобную параллель можно бы было сдѣлать, и сдѣлать не безъ основан³я, если мы признаемъ, что Тургеневъ отражается въ своихъ герояхъ. Всяк³й безпристрастный читатель, я полагаю, согласится, что или самъ Тургеневъ вовсе не похожъ ни на Базарова, ни на Гамлета Щигровскаго уѣзда, или же онъ несравненно больше похожъ на этого Гамлета, чѣмъ на Базарова. Самъ г. Тургеневъ замѣчаетъ, что онъ не раздѣдяетъ мнѣн³е Базарова объ искусствѣ. А развѣ это шутка или мелочь? Развѣ отрицан³е, искусства не связано тѣснейшимъ образомъ съ другими убѣжден³ями Базарова? Развѣ можно быть нигилистомъ, какъ объявляетъ себя г. Тургеневъ, и не отрицать искусства? Посмотрите при этомъ на то, какъ странны и нерешительны выражен³я, въ которыхъ г. Тургеневъ заявляетъ свое сочувств³е нигилизму. Въ дневникѣ онъ замѣчаетъ, что чувствуетъ къ: Базарову невольное влечен³е. Отъ невольнаго влечен³я до сознательнаго сочувств³я очень далеко. Дама назвала г. Тургенева нигилистомъ: можетъ бытъ, говоритъ славный авторъ "Отцовъ и Дѣтей", она и правду сказала. Если правду, то кому же это ближе знать, какъ не г. Тургеневу; Зачѣмъ тутъ можетъ быть? Говоря о томъ, что, по его милости, Базаровск³й типъ уже не могъ быть идеализированъ, нашъ загадочный писатель выражаетъ о томъ свое сожалѣн³е весьма загадочнымъ образомъ. "Кто знаетъ",- говоритъ онъ,- "въ этомъ была - быть можетъ - если не ошибка, то несправедливость". Вотъ тутъ и разбирайте! Была, можетъ быть, ошибка, а, можетъ быть, ея и не было; но если ошибки и не было, то, можетъ быть, было хуже ошибки - несправедливость; а кто все это знаетъ и можетъ разрѣшить, о томъ ничего неизвѣстно.

   Итакъ, несмотря на все желан³е г. Тургенева выставить себя нигилтстомъ и записаться въ послѣдователи лица, созданнаго имъ самимъ и, по давнишнему замѣчан³ю, гораздо болѣе умнаго, чѣмъ тѣ юноши, съ которыхъ это лицо списано, я принимаю на себя смѣлость отказать г. Тургеневу въ его притязан³яхъ. Въ виду опасности, грозящей общему дѣлу литературы, въ виду соблазна, могущаго увлечь собою, можетъ быть, многихъ неопытныхъ и малосвѣдущихъ читателей, я рѣшаюсь защищать г. Тургенева противъ него самого, я хотѣлъ бы доказать, что тотъ пестрый нигилизмъ, который онъ теперь исповѣдуетъ, нимало не согласуется съ его поэтической дѣятельностью, что заслуги и смыслъ этой дѣятельности гораздо выше, чѣмъ полагаетъ самъ г. Тургеневъ. Крайне прискорбно было бы, если бы имя нашего повѣствователя, занимавшаго столь долго первое мѣсто между отечественными писателями и стяжавшаго не малую славу и въ просвѣщенной Европѣ, перешло въ потомство съ такою злополучною памятью, что это былъ тайный нигилистъ, который въ сущности не вѣрилъ ни въ философ³ю, ни въ истор³ю, ни въ народность, вы въ как³е общ³е и частные авторитеты, который изъ всѣхъ наукъ уважалъ однѣ естественныя, который на любовь, на дружбу, на семейство, на красоты природы и вдохновен³я искусства смотрѣлъ отнюдь не тѣмъ благоговѣйнымъ взглядомъ, какой свойственъ поэтамъ по нашему обыкновенному представлен³ю. Этотъ нигилистъ сперва скрывалъ свои отчаянныя мнѣн³я, прикидывался совершенно инымъ человѣкомъ, такъ что успѣлъ обмануть даже проницательнаго и неподкупнаго г. Каткова, думавшаго, что авторъ "Отцевъ и Дѣтей" искренно желаетъ совершенно иного впечатлѣн³я, желаетъ въ своей повѣсти обличить и казнить нигилизмъ. Когда же повѣсть явилась на свѣтъ, когда множество юношей и во главѣ ихъ знаменитый молодой критикъ Писаревъ признали въ ней настоящ³й кодексъ своихъ мыслей и правилъ, когда нигилизмъ, нашедш³й себѣ имя и выражен³е, распространился, укрѣпился и былъ истолкованъ читателямъ въ тысячѣ всякаго рода статей и критикъ, словомъ, когда произошло именно то впечатлѣн³е, котораго Катковъ боялся и котораго втайнѣ добивался г. Тургеневъ, тогда маститый нигилистъ откровенно объявилъ, что онъ сыгралъ съ русскимъ обществомъ штуку и что онъ въ сущности раздѣляетъ мнѣн³я Базарова. Сѣдые безстыдники!... Я вспоминаю грозныя слова Каткова, еще недавно имъ произнесенныя относительно нѣкоторыхъ нигилистовъ. "А эти", говорилъ онъ, "сѣдые безстыдники, которые причисляютъ себя къ молодому поколѣн³ю, конечно, хорошо знаютъ, что они дѣлаютъ!" Вотъ какъ обманулся г. Катковъ, безъ сомнѣн³я никогда не предполагавш³й, что, произнося столь рѣзкое осужден³е, онъ можетъ хотя бы въ самой слабой степени коснуться этимъ осужден³емъ и своего бывшаго сотрудника.

   Нѣтъ,- оправдать г. Тургенева противъ его поклеповъ на самого себя, вывести его изъ столь безвыходнаго и по истинѣ жалостнаго положен³я,- вотъ цѣль, которая, по моему мнѣн³ю, достойна самаго блестящаго и искуснаго пера, а не только моихъ слабыхъ силъ. Но честь отечественной литературы и моя нелицемерная любовь къ поэз³и такъ сильно вдохновляютъ меня, что я безъ всякаго колебан³я рѣшаюсь на эту смѣлую попытку.

   Давно уже я расхожусь съ г. Катковымъ въ нѣкоторыхъ своихъ воззрѣн³яхъ на внутренн³я наши дѣла. Именно, говоря о всякаго рода людяхъ, онъ чаще всего судитъ такъ, какъ я упоминалъ, то есть полагалъ, что они знаютъ, что они дѣлаютъ. Я же питаю болѣе мягк³й взглядъ на человѣческ³я дѣйств³я, именно полагаю, что совсѣмъ не такъ рѣдки случаи, когда люди сами хорошенько не знаютъ, что они дѣлаютъ. Это снисходительное воззрѣн³е на человѣческ³е поступки, мнѣ кажется, во всей своей силѣ можетъ быть приложено къ г. Тургеневу. По всей справедливости можно сказать, что, создавая "Отцевъ и Дѣтей", онъ самъ не зналъ, что дѣлаетъ, и такое убѣжден³е укрѣпится въ душѣ каждаго безпристрастнаго читателя по прочтен³и статьи г. Тургенева, озаглавленной: "по поводу Отцевъ и Дѣтей" (4-я глава "Литературныхъ воспоминан³й"). Изъ всѣхъ объяснен³й, заключающихся въ этой статьѣ, слѣдуетъ, что авторъ до сихъ поръ не можетъ понять, виноватъ ли онъ или не виноватъ, хорошее ли онъ сдѣлалъ дѣло или дурное, радоваться ему или печалиться? Онъ совершенно и вполнѣ не разумѣетъ, почему его романъ могъ быть принятъ за сатиру на молодое поколѣн³е. Свои отношен³я къ Базарову онъ объясняетъ слѣдующимъ непонятнымъ образомъ. "Эти отношен³я", говоритъ онъ, "были свойства очень неопредѣленнаго: авторъ самъ не зналъ, любитъ ли онъ или нѣтъ выставленный характеръ: ибо то "невольное влечен³е", о которомъ упоминается въ дневникѣ,- не любовь" (стр. ХСѴ). Такимъ образомъ, свой романъ г. Тургеневъ признаетъ неяснымъ, непонятнымъ, сбивающимъ съ толку (см. на той же страницѣ, строки 8 и 9). Но самъ онъ все-таки не виноватъ, а виноваты будто-бы друг³е, как³е-то "спасители отечества", которые воспользовались словомъ нигилистъ, сдѣлали изъ этого слова оруд³е доноса, клеймо позора и, такимъ образомъ, "обратили Отцовъ и Детей въ предлогъ, чтобы остановить движен³е, овладѣвшее русскимъ обществомъ" (стр. XCVII). И вотъ какъ случилось, что, нимало не желая мѣшать этому отрадному движен³ю, невинный поэтъ, не знавш³й самъ, любитъ онъ или не любитъ Базарова, былъ обвиненъ въ ненависти къ этому типу и способствовалъ тому, что "общественное мнѣн³е хлынуло обратной волной" и что на его имя легла тѣнь, которая съ него не сойдетъ! (стр. XCVIII).

   Смотрите, милостивый государь, смотрите, съ какою ясност³ю отсюда видно, что г. Тургеневъ и не подозрѣваетъ, как³я страшныя вины онъ взводитъ на себя въ глазахъ нигилистовъ своими оправдан³ями. Онъ, изволите видѣть, не зналъ, любитъ онъ или нѣтъ Базарова! Да не заключается ли уже въ этомъ жесточайшее преступлен³е передъ тѣми, кто всею душою и всѣмъ сердцемъ преданъ нигилизму? Онъ - объективенъ, онъ равнодушенъ, онъ холоденъ, какъ ледъ и еще удивляется, что люди, пламенно преданные извѣстному дѣлу, покрыли его презрѣн³емъ и осыпали насмѣшками! Да какъ же могло быть иначе? Онъ сочувствуетъ втайнѣ, а явно насмѣхается; онъ въ душѣ исповѣдуетъ извѣстныя мнѣн³я, а на дѣлѣ выставляетъ ихъ на общее обсужден³е и порицан³е, какъ что-то постороннее, ни мало ему не дорогое, нисколько до него не касающееся! кому и въ какомъ дѣлѣ можетъ быть пр³ятно, когда на васъ смотрятъ со стороны и съ высока? Только какой-нибудь наивный нѣмецъ могъ обмануться въ этомъ случаѣ, такъ какъ для него непонятна ирон³я и онъ сарказмы принимаетъ за чистую монету.

   А откуда вся бѣда? Отчего все вышло? Оттого, что г. Тургеневъ занимается поэз³ей, старается создавать поэтическ³я произведен³я. Не лучш³й ли это примѣръ того, какъ вредна и опасна поэз³я? Не ясно ли, что она приводитъ къ равнодуш³ю въ самыхъ важныхъ дѣлахъ и вопросахъ? Не очевидно ли, что она только сбиваетъ съ толку и путаетъ и авторовъ и читателей? Не лучше ли было бы, если бы г. Тургеневъ пошелъ по слѣдамъ любимаго имъ критика Писарева и писалъ бы критическ³я