Страхов Николай Николаевич - Материалы для характеристики современной русской литературы

bsp;   Я къ цѣли шелъ колеблющимся шагомъ,

         Я для нея не жертвовалъ собой.

         И пѣснь моя безслѣдно пролетѣла,

         И до народа не дошла она,

         Одна любовь сказаться въ ней успѣла,

         Къ тебѣ, моя родная сторона!

         За то, что я, черствѣя съ каждымъ годомъ,

         Ее умѣлъ въ душѣ своей спасти,

         За каплю крови, общую съ народомъ,

         Мои вины, о родина, прости!...

         1867.                (Стих. Некр. IV ч., стр. 224)

  

   Разбирать подобныя стихотворен³я, въ которыхъ поэтъ открываетъ свой личный внутренн³й м³ръ, свое раскаян³е и недовольство собою,- дѣло очень щекотливое. Мы не съ тѣмъ и привели здѣсь это стихотворен³е, чтобы разбирать его, а только чтобы были понятны слѣдующ³я соображен³я г. Антоновича о покаян³и г. Некрасова.

   "Всяк³й снисходительный и гуманный человѣкъ признаетъ всю силу и основательность правъ г. Некрасова на снисхожден³е къ нему и прощен³е. Но, когда я подумаю о нашихъ либералахъ и радикалахъ, о томъ, до какой ужасной степени они строги, неумолимы и неумытны ко всякимъ прегрѣшен³ямъ, какъ безпощадно они карали во сто кратъ слабѣйш³я прегрѣшен³я, то мнѣ становится страшно за г. Некрасова, который самъ же и содѣйствовалъ развит³ю такого ригористическаго радикализма" (Матер³алы, стр. 92).

   "Воображаю я, что произошло бы, если бы подобное стихотворен³е, съ подобными оправдан³ями дурнымъ воспитан³емъ, каплей крови и любовью къ благамъ жизни, напечаталъ кто-нибудь изъ обыкновенныхъ стихотворцевъ: г. Майковъ, г. Полонск³й, г. Щербина и проч.! Сколько бы на нихъ посыпалось остротъ, насмѣшекъ, издѣван³й, оскорблен³й, негодован³я и презрѣн³я! "Искра" сочинила бы на это стихотворен³е сотню парод³й и столько же каррикатуръ. Г. Благосвѣтловъ зарыкалъ бы въ "Дѣлѣ", какъ левъ, съ негодован³емъ на такое позорное осквернен³е искусства, предался бы крайнему изумлен³ю по поводу того, что возможны еще въ литературѣ люди, не презирающ³е, а любящ³е блага жизни, и вообще наказалъ бы такого стихотворца гораздо строже, чѣмъ фельетонистовъ "Петербургскихъ Вѣдомостей" за Лядову. Даже всехвальный изъ этихъ фельетонистовъ, можетъ быть, не похвалилъ бы такого стихотворен³я. Особенно же досталось бы ему отъ "Отечественныхъ Записокъ"; гм! сказали бы они, блага жизни! А мы думали, что поэтическое вдохновен³е не можетъ быть заказано и вызвано благами жизни, что поэтъ безкорыстно приноситъ жертвы Аполлону; а оказывается, что росс³йск³е поэты, какъ и мы всѣ грѣшные, любятъ блага жизни и при случаѣ для этихъ благъ готовы тово... изъ лиры ложный звукъ извлечь; значитъ, росс³йск³е поэты блага то жизни возлюбили больше, чѣмъ лиру... и т. д. Повидимому скромно и тихо, а на дѣлѣ ѣдко и колко. Посмотрите, напримѣръ, какъ досталось въ "Отечественныхъ Запискахъ" Фоссу за издан³е "Женскаго Календаря"; рецензентъ забрался въ душу, въ самый секретный уголокъ души Фосса и выслѣдилъ весь путь, какимъ сей издатель дошелъ до своей спекуляц³и. Вообразите же, что этотъ почтенный журналъ запѣлъ бы спекулянту не издателю, а поэту, гоняющемуся за благами жизни. Но извинительное стихотворен³е съ благами жизни написали и напечатали не Фоссъ, не гг. Полонск³й, Майковъ и Щербина, не г. Клюшниковъ или г. Стебницк³й, а самъ г. Некрасовъ и - никто не смѣетъ пикнуть"! (Матер³алы, стр. 99 и 100).

   И тутъ дѣло совершенно ясное. Литература оказывается двуличною и лицемѣрною, такъ какъ въ одномъ случаѣ судитъ непомѣрно строго, а въ другомъ не подаетъ даже никакого голоса. И слѣдовательно, вся ея строгость, всѣ высок³я нравственныя требован³я были не выражен³емъ искреннихъ мыслей и чувствъ, а однимъ притворствомъ. Все дѣлалось нарочно, напоказъ читателямъ, все было фальшью и чистымъ сочинен³емъ.

   Теперь намъ слѣдуетъ разсказать то впечатлѣн³е, которое произведено было въ литературѣ книжкою гг. Антоновича и Жуковскаго. Впечатлѣн³е было сильное, продолжается до сихъ поръ и не скоро еще прекратится. Сверхъ множества журнальныхъ отзывовъ, появилась брошюра г. Рождественскаго, заглав³е которой выписано нами въ началѣ статьи, и г. Елисѣевъ обѣщаетъ съ своей стороны напечатать брошюру. "Въ особой брошюрѣ, говоритъ онъ, о движен³и нашей журналистики въ послѣднее время, я возстановлю разсказъ о началѣ "Отечественныхъ Записокъ" и "Современнаго Обозрѣн³я" и послѣдующихъ сношен³й г. Некрасова съ г. Жуковскимъ во всей полнотѣ и цѣлостности, съ поименован³емъ всѣхъ событ³й и лицъ, въ нихъ участвовавшихъ или соприкасавшихся къ нимъ, со всѣми рѣчами послѣднихъ и т. д." (От. Зап. 1869, No 4, стр. 339).

   Какой же смыслъ имѣютъ всѣ эти отвѣты и возражен³я? Каковъ ихъ главный, существенный характеръ? Странное дѣло! Повидимому, гг. Антоновичъ и Жуковск³й выразили свою мысль достаточно ясно; они упрекаютъ литературу въ лицемѣр³и, въ двуличности, въ либеральномъ ханжествѣ. И что же? Чѣмъ отвѣчала литература? Чѣмъ она пыталась отстранить или опровергнуть обвинен³е? Она отвѣчала удвоеннымъ ханжествомъ и, такимъ образомъ, блистательно подтвердила справедливость упрековъ гг. Антоновича и Жуковскаго, дала новое доказательство своей глубокой фальшивости. Мало того, литературное лицемѣр³е возведено въ принципъ, провозглашено, какъ руководящее правило литературной дѣятельности.

   Это возведен³е лицемѣр³я въ принципъ совершено именно въ книжкѣ г. Рождественнаго. Объ этой книжкѣ мы должны предупредить читателей, что они мало найдутъ въ ней любопытнаго; она наполнена неумѣлымъ и безсодержательнымъ многослов³емъ, которое не отличается даже наивност³ю, а имѣетъ тяжелыя напыщенныя формы. Но главная мысль книжки все-таки высказана ясно; вотъ она:

   "Предположимъ, что г. Антоновичъ доказалъ неискренность г. Некрасова неопровержимыми фактами, доказалъ, что г. Некрасовъ во всякую тяжелую минуту жизни способенъ извлечь изъ лиры ложный звукъ, доказалъ, что либерализму г. Некрасова довѣрять никакъ нельзя. Прекрасно - не будемъ довѣрять либерализму г. Некрасова. Но къ чему, спрашивается, поведетъ это недовѣр³е? Если бы, читатель, мы преслѣдовали съ вами как³е-нибудь планы, требующ³е искреннихъ и надежныхъ приверженцевъ, тогда, конечно, намъ нужно бы было знать: искренн³й-ли либералъ г. Некрасовъ или нѣтъ, т. е. можно-ли его пригласить къ соучаст³ю въ нашемъ дѣлѣ, или же нельзя? Но если мы не задумываемъ никакого подобнаго предпр³ят³я, то для чего же намъ нужны свѣдѣн³я объ искренности либерализма того или другого писателя? Умалитъ ли неискренность достоинство его произведен³й? Если достоинства этихъ произведен³й умаляются неискренност³ю, тогда рѣчь пойдетъ уже не о неискренности писателя, но о неумѣлости его выполнить предпринятую имъ задачу" (Лит. Пад., стр. 27).

   Итакъ, искренность вовсе не требуется отъ писателя; требуется только умѣнье выполнить свою задачу. Г. Рождественск³й находитъ, что гг. Антоновичъ и Жуковск³й, требуя искренности отъ писателя, очевидно, "хлопочутъ не о торжествѣ либеральныхъ принциповъ, не о распространен³и этихъ принциповъ въ массу, но о чемъ-то другомъ, совершенно неотносящемся до сущности дѣла" (Лит. Пад., стр. 29).

   Долго толкуя на эту тему, г. Рождественск³й приходитъ, наконецъ, къ слѣдующему совершенно опредѣленному выражен³ю своихъ взглядовъ на литературную дѣятельность:

   "Какъ и въ другихъ професс³яхъ, въ литературѣ должна такъ же существовать своя, очень опредѣленная, всѣми контролируемая професс³ональная честность. Эта честность заключается, по моему мнѣн³ю, въ неустанномъ, почти фанатическомъ распространен³и въ массу извѣстныхъ принциповъ, или извѣстныхъ воззрѣн³й: всякая статья, неимѣющаго никакого отношен³я къ распространен³ю извѣстныхъ принциповъ, всякая литературная болтовня, служащая лишь для удовлетворен³я празднаго любопытства, всякая водянистая статья, занимающаяся переливан³емъ изъ пустого въ порожнее, является ни чѣмъ инымъ, какъ литературною нечестност³ю" (Лит. Пад., стр. 52).

   Вотъ понят³я, очевидно, давно уже господствующ³я въ литературѣ, давно вкоренивш³яся въ ней. Мы не помнимъ, чтобы они гдѣ-нибудь высказывались такъ же ясно, но литературная практика уже давно совершалась по этимъ понят³ямъ, давно и постоянно руководилась ими. Подлецомъ признавался всяк³й, кто не содѣйствовалъ распространен³ю извѣстныхъ началъ, и честность состояла не въ искреннемъ убѣжден³и, не въ соглас³и слова съ мыслью, а только въ ношен³и маски извѣстныхъ идей. Читатель видитъ послѣ этого, какъ глубоко гг. Антоновичъ и Жуковск³й разошлись съ общимъ настроен³емъ нашей литературы. Они стоятъ за искренность и добросовѣстность; они въ этомъ случаѣ держатся тѣхъ понят³й о честности, которыхъ и мы держимся, распространен³ю и утвержден³ю которыхъ мы желали бы всячески содѣйствовать. Этимъ понят³ямъ прямо противоположна та мѣрка честности, которую такъ ясно выразилъ г; Рождественск³й; понятно, къ какому результату онъ долженъ былъ пр³йти.

   "Подводя подъ эту мѣрку, говоритъ онъ, "Матер³алы" гг. Жуковскаго и Антоновича, я прямо называю ихъ литературно-нечестными произведен³ями, такъ какъ, съ одной стороны, я не вижу въ этихъ "Матер³алахъ" никакой опредѣленной цѣли, и съ другой - я замѣчаю въ нихъ покушен³е, во имя либерализма {Слова: во имя либерализма, подчеркнутыя самимъ авторомъ, очевидно, не идутъ къ дѣлу и составляютъ примѣръ путаницы, часто у него встрѣчающ³йся. Правильнѣе было бы сказать, съ его точки зрѣн³я; во имя какихъ-то началъ, постороннихъ для либерализма.}, ослабить силу либеральной пропаганды" (Лит. Пад., стр. 53).

   Вотъ настоящая разгадка того, почему мног³е органы печати вооружились противъ "Матер³аловъ"; эти органы уже не заботятся объ истинѣ, о справедливости фактовъ, о твердости и искренности убѣжден³й; существеннымъ и важнымъ они считаютъ только одинъ вопросъ: не повредитъ-ли это либеральной пропагандѣ? Если да, то хотя бы книжку писалъ самъ Аристидъ, ее слѣдуетъ назвать безчестною; что же касается до болѣе наивныхъ людей, какъ г. Рождественск³й, то они думаютъ, что она и на самомъ дѣлѣ есть безчестная.

   Таково развившееся у насъ чудовищное смѣшен³е понят³й и помрачен³е нравственнаго смысла. Въ брошюрѣ г. Рождественскаго мы можемъ найти, впрочемъ, еще болѣе курьезныя мысли; извлекаемъ изъ нея для любопытныхъ читателей слѣдующ³е афоризмы:

   "Какъ можно толковать о добродѣтеляхъ, когда съ научной точки зрѣн³я нѣтъ никакихъ добродѣтелей, а существуетъ одна лишь законность, порожден³е тѣхъ или другихъ причинъ, тѣхъ или другихъ услов³й существован³я"? (Лит. Пад., стр. 118).

   "Тѣмъ-то и трагична истор³я человѣчества, что нѣтъ въ этой истор³и виновныхъ, а существуютъ одни лишь необходимости. Приведенные къ необходимости создать тотъ или другой институтъ, пойти на тотъ или другой компромиссъ, люди принуждены разсчитываться за принят³е такого-то института, или такого-то компромисса. Эта трагичность замѣчается не въ одной истор³и человѣчества, но и въ жизни каждаго отдѣльнаго человѣка. Отдѣльные люди точно также, какъ извѣстно, ни въ чемъ не виноваты, но, несмотря на то, они раздѣляются на счастливыхъ и несчастныхъ, добродѣтельныхъ и порочныхъ, правыхъ и виноватыхъ и пр., хотя никто изъ нихъ не виноватъ въ томъ, что онъ сдѣлался прекраснымъ или дурнымъ человѣкомъ" (Лит. Пад., стр. 155).

   Пусть читатели вникнутъ въ настоящ³й смыслъ этихъ положен³й. Г. Рождественск³й хочетъ сказать, что нельзя судить объ общественныхъ дѣлахъ съ точки зрѣн³я добродѣтелей; поэтому онъ ставитъ гг. Антоновичу и Жуковскому въ великую вину то, что они стали судить о литературѣ съ точки зрѣн³я искренности и добросовѣстности. Онъ называетъ это "опаснымъ путемъ частныхъ обличен³й" (стр. 141).

   Не ясно-ли, въ чемъ здѣсь дѣло? Есть парт³я, которая разрѣшаетъ себѣ все на томъ основан³и, что она есть общественное явлен³е; лицъ этой парт³и нельзя будто-бы судить какъ частныхъ людей и нельзя требовать отъ нихъ частныхъ добродѣтелей. Что бы они ни сдѣлали, во всемъ виноватъ общественный строй, ходъ обстоятельствъ и т. д. А сами они всегда чисты и невинны.

   Посмотримъ теперь, что сказала журналистика. Литература, какъ мы сказали, обнаружила по поводу книжки гг. Антоновича и Жуковскаго удвоенное лицемѣр³е.

   Во первыхъ, никто не отвѣчалъ; никто не сталъ отвергать ни единаго факта изъ тѣхъ, которые разсказаны въ книжкѣ. Такимъ образомъ мы, глядя со стороны, имѣемъ право пр³йти къ убѣжден³ю, что всѣ эти факты безукоризненно вѣрны, что гг. Антоновичъ и Жуковск³й обнаружили совершенную правдивость и добросовѣстность и что показан³я ихъ не подлежатъ никакому сомнѣн³ю.

   Во вторыхъ, хотя никто не отвѣчалъ, хотя всѣ прошли молчан³емъ существенный предметъ книжки, но всѣ въ то же время отозвались о ней, сколь возможно хуже, употребляя даже так³я слова, какъ "умственное блудодѣйство" и т. п. Тактика извѣстная: молчать о главномъ дѣлѣ, такъ чтобы читатели и неподозрѣвали, въ чемъ оно состоитъ, а все-таки говорить съ азартомъ и высокомѣр³емъ о тѣхъ, кто поднялъ дѣло.

   Изъ всѣхъ замѣчан³й, сдѣланныхъ на книжку гг. Антоновича и Жуковскаго, мы нашли только одно, относящееся прямо къ вопросу и очень интересное и по своему смыслу и по значен³ю въ устахъ тѣхъ, кто его произноситъ. Всего яснѣе его выказываетъ г. Рождественск³й.

   "Непорочность либерализма г. Некрасова, говоритъ онъ, если таковая существуетъ въ дѣйствительности, не могла бытъ неизвѣстною гг. Антововичу и Жуковскому еще и въ то время, когда они сотрудничали въ "Современникѣ": г. Антоновичъ разсказываетъ въ "Матер³алахъ", какъ усиленно слѣдилъ онъ за поведен³емъ г. Некрасова, изъ чего слѣдуетъ, что диссонансы въ характерѣ г. Некрасова были извѣстны ему давно" (Лит. Пад., стр. 135).

   Г. Рождественск³й говоритъ серьезно; но "Отечественныя Залиски", развивая ту же тему, глумятся самымъ усерднымъ образомъ.

   "Главнымъ поводомъ", говорятъ они, "для совершен³я этого сердито-дешеваго подвига (подъ подводомъ разумѣются "Матер³алы") послужили гг. Некрасовъ и Елисѣевъ. Способность, которою обладаютъ эти два писателя, очаровывать стоящихъ близко къ нимъ людей такъ велика, что равняется лишь способности очаровываться, которою одержимы гг. Антоновичъ и Жуковск³й. Первый изъ нихъ цѣлыхъ три года, послѣдн³й въ продолжен³е пяти мѣсяцевъ находились въ самыхъ близкихъ сношен³яхъ съ названными писателями, и въ течен³е всего этого времени ни тотъ, ни другой не догадывались, что Некрасовъ и Елисѣевъ не что иное, какъ боа-констрикторы, подъ отуманивающими взглядами которыхъ они совершенно задаромъ разыгрывали роли очарованныхъ кроликовъ. Эта недогадливость, сама по себѣ очень замѣчательная, пр³обрѣтаетъ подъ перомъ нашихъ дебютантовъ характеръ на столько трогательный, что читателю, дѣйствительно, остается только сказать: "ну да, это кролики, это подлинные, несомнѣнные кролики!" (От. Зап. 1869, апр., стр. 273).

   Итакъ, гг. Антоновичъ и Жуковск³й подвергаются осмѣян³ю и называются кроликами - за что же? За то, что но своей недогадливости вѣрили въ либерализмъ Некрасова и Елисѣева! За то, что поддались "страстнымъ рѣчамъ", слезамъ и т. п. Признаться, намъ трудно представить себѣ такое отсутств³е всякой стыдливости, при которомъ возможны подобные упреки.

   Не г. Рождественскому и не "Отечественнымъ Запискамъ" слѣдовало бы дѣлать так³я замѣчан³я. Но фактъ, ими заявляемый, тѣмъ не менѣе замѣчателенъ и требуетъ обсужден³я. Скажемъ прямо, что въ глазахъ многихъ гг. Антоновичъ и Жуковск³й, дѣйствительно, оказались гораздо болѣе простодушными, чѣмъ это предполагалось. Либеральную литературу давно привыкли считать хитрою, ловкою: поэтому предполагалось, напримѣръ, что гг. Антоновичъ, Жуковск³й и мног³е друг³е давно знаютъ, съ кѣмъ они имѣютъ дѣло, что они только пользуются извѣстнымъ положен³емъ лицъ, извѣстными прикрыт³ями для того, чтобы удобно совершать свое дѣло - распространен³я либерализма. И что же оказывается? Они неповинны ни въ какихъ компромиссахъ; они вѣрили въ искренность своихъ сотоварищей. Не знаемъ, въ какой степени это доказываетъ ихъ слабую проницательность, неумѣн³е понимать людей; но несомнѣнно доказывается этимъ одно - ихъ дѣйствительное прямодуш³е, ихъ нелицемѣрная искренность.

   Всѣ остальные отзывы, вызванные "Матер³алами", ничего въ себѣ не содержатъ, кромѣ голословной брани. На этихъ отзывахъ съ удивительною ясност³ю подтвердилось замѣчан³е, сдѣланное г. Антоновичемъ о томъ, что теперь, вслѣдств³е соединен³я Краевскаго съ Некрасовымъ, почти всѣ органы нашей петербургской печати находятся отъ нихъ или въ прямой зависимости, или же "связаны съ ними вассальными отношен³ями подобостраст³я и робости" ("Матер³алы", стр. 73). Дѣйствительно, съ необыкновеннымъ единодуш³емъ обрушились на "Матер³алы" и органы, связанные съ "Отечественными Записками", и органы, связанные съ "Голосомъ"; не раздалось ни одного искренняго, прямого голоса; даже не промолчали тѣ, которымъ всего приличнѣе было бы пребывать въ молчан³и и не было никакой надобности говорить.

   Таковое состоян³е нашей литературы и плаченныя открыт³я, къ которымъ привела и приводитъ книжка гг. Антоновича и Жуковскаго. Картина выходитъ самая мрачная. Оказывается, что почти вся петербургская литература заражена лицемѣр³емъ; что она проповѣдуетъ то или другое, казнитъ или милуетъ не по прямому внушен³ю ума или совѣсти, а по разнымъ разсчетамъ и соображен³ямъ; что она не держится тѣхъ убѣжден³й, которыя безпрестанно провозглашаетъ въ стихахъ и прозѣ; словомъ, что это литература фальшивая, дѣланная, миражная.

   Въ этомъ выводѣ трудно сомнѣваться. Въ немъ убѣждаютъ насъ и общ³я соображен³я. Ничего нѣтъ мудренаго, что у насъ возникла призрачная литература, не связанная съ дѣйствительност³ю, чуждая выражен³я истинныхъ интересовъ, одушевляемая не дѣйствительными стремлен³ями чувства и ума, а дѣлами фантастическими и дѣланными. Чего другого можно было ожидать отъ того постояннаго гнета, который лежалъ на литературѣ и загонялъ ее въ области грёзъ и отрицан³я?

   Всѣ явлен³я этой литературы, очевидно, имѣютъ воздушный характеръ. Самая недобросовѣстность и неискренность не имѣютъ въ ней своего настоящаго грустнаго свойства. Это не дѣйствительная подлость, а сочинен³е, болтовня; все это дѣлается не серьезно, а какъ-будто шутя, съ смутнымъ сознан³емъ, что дѣло не имѣетъ реальнаго значен³я.

   И вотъ та точка зрѣн³я, которая можетъ насъ нѣсколько утѣшить при этомъ печальномъ зрѣлищѣ. Этихъ людей не слѣдуетъ считать ни глупыми, ни безсовѣстными; бѣда ихъ только въ томъ, что они слишкомъ легко подчиняютъ свой умъ и свою совѣсть извѣстнымъ авторитетамъ и направлен³ямъ, слишкомъ легко записываются въ слуги и прислужники, слишкомъ боятся установившихся въ литературѣ властей и мнѣн³й. Поэтому насъ не могло не порадовать появлен³е книжки гг. Антоновича и Жуковскаго; авось она сниметъ съ кого-нибудь ярмо авторитета, авось заставитъ кого-нибудь глядѣть своими глазами и судить своимъ умомъ. Содѣйствовать такому нравственному и умственному освобожден³ю мы считаемъ дѣломъ весьма полезнымъ, и вотъ почему рѣшились указать на обнаружившуюся правду, какъ ни тягостна обязанность подобнаго указыван³я.