Страхов Николай Николаевич - Наследники. Д. И. Стахеева

  

  

   Н. Страховъ. Критическ³я статьи. Томъ второй. (1861-1894).

   Издан³е И. П. Матченко. К³евъ, 1902.

   OCR Бычков М. Н.

   *) Разборъ настоящей повѣсти г. Стахѣева предваренъ длиннымъ предислов³емъ общаго литературнаго характера, которое, въ видѣ самостоятельной статьи, вошло въ книгу "Замѣтки о Пушкинѣ и другихъ поэтахъ" подъ заглав³емъ - "Объ ирон³и въ русской литературѣ" (см. изд. 2-е, стр. 180). "Все это длинное вступлен³е, говоритъ авторъ, мы почли нужнымъ сдѣлать по поводу явлен³я само по себѣ весьма скромнаго, но, по крайнему нашему убѣжден³ю, заслуживающаго того, чтобы не пройти совсѣмъ незамѣченнымъ. Мы говоримъ о повѣсти г. Стахѣева" ("Рус. Вѣстн." стр. 807). Предислов³е это мы поэтому опускаемъ. Изд.

  

   Колебан³я въ разныя стороны, до сихъ поръ продолжающ³яся послѣ Гоголя, послѣ того какъ онъ своею ирон³ей какъ-бы нарушилъ равновѣс³е художественныхъ силъ, показываютъ, какъ трудно нашимъ писателямъ найти твердую точку опоры и правильную, не колеблющуюся подъ ногами дорогу. И вотъ почему так³я явлен³я, какъ повѣсть г. Стахѣева, хотя бы и не отличались яркими достоинствами, производятъ на насъ необыкновенно пр³ятное впечатлѣн³е. Вы вдругъ видите, что писатель съ талантомъ хотя и попадаетъ въ нѣкоторыя изъ обыкновенныхъ уклонен³й, но чувствуетъ истинныя требован³я искусства и, наконецъ, выбирается на прямой путь, указываемый ими. Дарован³е г. Стахѣева имѣетъ такой складъ, который дѣлаетъ изъ него подражателя Гоголю, но не копировщика, а, такъ сказать, оригинальнаго подражателя, который впадаетъ въ тонъ образца невольно, по требован³ю своей собственной натуры. Чистый Гоголевск³й тонъ, который такъ сильно подѣйствовалъ, когда послышался въ первый разъ, однакоже къ величайшему удивлен³ю не повторялся, не появлялся у другихъ писателей. Очевидно, этотъ тонъ вовсе не легко брать и выдерживать. У г. Стахѣева онъ появляется въ большей чистотѣ. Но изъ этого тона требуется выходъ, и г. Стахѣевъ пошелъ по дорогѣ, которая всего прямѣе ведетъ къ выходу. Эта прямая дорога - юморъ.

   Юморъ, какъ извѣстно, есть насмѣшливое, шутливое изложен³е важныхъ предметовъ, пр³емъ почти обратный пр³ему ирон³и. Писатель, повидимому, смѣется надъ описываемыми предметами, говоритъ о нихъ легкимъ, часто ироническимъ тономъ, но въ сущности онъ ихъ любитъ и вообще считаетъ то, что разсказываетъ, дѣломъ серьезнымъ. У Гоголя серьезенъ не предметъ, къ которому ирон³я относится, а сама ирон³я; у юмористическаго писателя серьезна не ирон³я, а самый предмѣтъ.

   Отсюда видно, какъ свободна и широка эта форма. Она какъ-будто способна изобразить жизнь во всей ея двойственности, взять ее и съ комической и съ трагической стороны. Шутливая рѣчь, заключающая серьезный смыслъ, не составляетъ никакого противорѣч³я съ рѣчью совершенно прямою и серьезною. Поэтому писателю дается полная свобода употреблять и ту и другую рѣчь, и онъ пользуется ими по мѣрѣ силы и надобности. Гдѣ предметъ труденъ и глубокъ, авторъ прибѣгаетъ къ особенному пр³ему, начинаетъ подсмѣиваться, дѣлаетъ намеки, боковые штрихи и, такимъ образомъ, заставляетъ самого читателя создать образъ того чувства, которое хочетъ описать. Давъ читателю понять свое сочувств³е, серьезность и глубину дѣла, авторъ умышленно пускается въ мелочныя подробности, въ описан³е будничныхъ и пошлыхъ чертъ: контрастъ, который при этомъ получается, усиливаетъ впечатлѣн³е. Предметъ не исчерпывается, не получаетъ опредѣленности, но тѣмъ лучше - чувству и воображен³ю читателя дается полный просторъ.

   Такъ пишутся большинство англ³йскихъ романовъ; ихъ безпрерывный юморъ скрываетъ подъ собою нѣкоторое серьезное значен³е, признаваемое за описываемыми явлен³ями; нельзя говорить о предметѣ съ юморомъ, не питая къ нему никакой любви. Конечно, эта форма все-таки половинчатая, не вполнѣ художественная, но она и не анти-художественная, она законная, переходная форма. Читая Диккенса, вы никогда не упрекнете его ни въ скукѣ, ни въ невѣрности тона.

   Авторъ "Наслѣдниковъ" представляетъ намъ, какъ мы сказали, и тонъ, по мѣстамъ напоминающ³й Гоголя, и кромѣ того юморъ, иногда замѣчательно правильный. Изъ лицъ, выведенныхъ имъ на сцену, онъ къ нѣкоторымъ питаетъ глубочайшее сочувств³е и описалъ ихъ юмористически.

   Недостатки "Наслѣдниковъ", можно сказать - рутинные, наслѣдованные, тогда какъ достоинства самобытныя. Главный недостатокъ - привычка къ обыкновенному въ вашей литературѣ реализму, по которой авторъ считаетъ законнымъ тщательное описан³е сценъ и явлен³й, имѣющихъ иногда очень слабый интересъ. Тѣмъ не менѣе повѣсть представляетъ большую стройность, ясность и законченность. Можно упрекнуть ее въ растянутыхъ или слабыхъ мѣстахъ, но въ сочинен³и, въ фальши - невозможно. Взяты люди истинно-русск³е - люди, которые больше или меньше равнодушны къ богатству, къ имуществу (наслѣдство - внѣшняя тема разсказа) и не умѣютъ съ нимъ справиться; взяты также русск³я семейныя отношен³я, то отсутств³е связи и теплоты между отцами и дѣтьми, которое у насъ такъ нерѣдко. Это - повѣсть о русскихъ людяхъ, которыхъ слѣдуетъ назвать хорошими, но которые вѣчно носятся съ какими-то порывами и никакъ не умѣютъ устроиться въ жизни.

   Вмѣсто подробнаго разбора приведемъ лучше два, три мѣста, которыя будутъ для читателей обращикомъ таланта автора и вмѣстѣ подтвердятъ наши слова о смыслѣ, который имѣютъ его художественные пр³емы, и о чистотѣ, до которой они иногда достигаютъ.

   Вотъ описан³е, напомнившее намъ манеру Гоголя, хотя смягченную. Сцена происходить въ вагонѣ третьяго класса, въ которомъ ѣдутъ два героя разсказа: деревенск³й священникъ, отецъ Варѳоломей, и бѣдный молодой учитель Чухлымовъ.

   "Поѣздъ приближался къ Петербургу. Шелъ дождь, небо заволоклось тучами, и скука путешеств³я еще болѣе увеличилась; по временамъ, во время остановокъ на станц³яхъ, слышалось однообразное стучанье дождя въ желѣзныя крыши вагоновъ.

   - А ректоръ семинар³и, продолжалъ разсказывать отецъ Варѳоломей,- этотъ вѣчно-памятный мнѣ ректоръ, по свойствамъ своего нрава уподоблялся Ироду...

   Но раздался продолжительный свистокъ, и Чухлымовъ вздохнулъ во всю грудь, уже не слыша, что такое сдѣлалъ семинарск³й Иродъ.

   - Это, поистинѣ говоря, было изб³ен³е младенцевъ...

   Продолжать далѣе уже не представлялось никакой возможности. Публика стала подниматься съ своихъ мѣстъ; нѣкоторые торопливо вскакивали, испуганно осматривались со сна; друг³е сладко потягивались и зѣвали во весь ротъ.

   Какая-то толстая купчиха, закутанная шалями и шарфами, точно на дворѣ были трескуч³е морозы, охватила въ испугѣ обѣими руками кучу подушекъ, на которыхъ, сидя, спала и испуганно зашептала: "ахъ, батюшки, не горимъ ли." Вылѣзали изъ-подъ скамей и показывались на свѣтъ Бож³й неизвѣстно откуда взявш³яся лица: проворно вылѣзъ, точно изъ-подъ пола, какой-то бѣлобрысый мужичонко и видя, что появлен³е его возбудило хохотъ товарищей, самъ захихикалъ себѣ подъ носъ оттого, что, не просыпаясь, доѣхалъ отъ Волочка дo Петербурга; черпая борода медленно, точно крадучись, высовывалась изъ-подъ скамьи и вылѣзъ оттуда цѣлый татаринъ, да такой толстый, что изъ него легко можно было выкроить троихъ; вскочилъ на ноги, какъ встрепанный солдатъ, и сталъ поспѣшно оправлять свою аммуниц³ю; появились саквояжи, чемоданы, ящики и пр. и пр. Татаринъ, выбравшись изъ своей засады, сѣлъ тутъ же на полу и, предварительно погладивъ ладонью голову, сталъ напяливать на засаленную тюбетейку высокую баранью шапку; но, выбитый изъ своей позиц³и общимъ движен³емъ пассажировъ, онъ въ свою очередь поднялся на коротеньк³я ноги, сильно крякнулъ и началъ икать. Высок³й, сухощавый, съ длинною сѣдою бородой купецъ вздыхалъ на весь вагонъ и, смотря съ темную даль неба, молился Богу.

   - Иванъ Сидоришь, ты? крикнулъ онъ купцу.

   Купецъ молча молился, не поворачивая головы.

   - Иванъ Сидоришь, ты? опять повторилъ Татаринъ, пробираясь поближе къ купцу.

   - Ну я, видишь чай, сердито отвѣтилъ купецъ, окончивъ молитву.

   Татаринъ такъ быстро заговорилъ. что кромѣ купца разговоръ этотъ для всѣхъ остальныхъ сливался въ одну общую трескотню; только и можно было понять между интервалами икоты: "я, судыръ мой, поѣлъ, судырь мой, и заснулъ, судырь мой, подъ эта самая сидѣнья, судырь мой," потомъ опятъ шла трескотня до новой икоты.

   Поѣздъ шелъ уже между строен³ями, и по причинѣ темнаго ненастнаго вечера можно было по временамъ видѣть, какъ вблизи рельсовъ двигались человѣческ³я фигуры съ фонарями, точно мрачные заговорщики въ какомъ-нибудь таинственномъ романѣ. Вѣтеръ сердито вылъ и шумѣлъ: кондукторъ растворилъ дверь вагона и сталъ въ проходѣ, оставаясь безучастнымъ къ нетерпѣн³ю публики и, можетъ быть, занятый своими соображен³ями о стеариновыхъ огаркахъ, которые, при позднемъ зажиган³и и раннемъ тушен³и вагонныхъ фонарей, составляли нѣкоторую статью его доходовъ. Публика тѣснилась къ выходу. Отецъ Варѳоломей расчесывалъ широкимъ бѣлымъ гребнемъ волосы и, окончивъ такимъ образомъ приготовлен³я къ пр³ѣзду въ столичный городъ, обратился къ Чухлымову:

   - До повидан³я, почтеннѣйш³й Иванъ Петровичъ, до повидан³я. Если Господь благословитъ, можетъ быть и паки встрѣтимся на пути жизни.

   Публика безпокоила отца Варѳоломея, начиная выходить, такъ какъ поѣздъ уже остановился. Кто-то, наконецъ, сильно двинулъ его въ спину и увлекъ отъ Чухлымова, который напослѣдокъ услыхалъ только фразу отца Варѳоломвя, обращенную уже къ публикѣ:

   - Почтенные господа, недовольнымъ голосомъ произнесъ онъ, стараясь запахнуть рясу,- почтенные господа, нужно поблагороднѣе, я такъ предполагаю...

   Мужики вздѣвали на спины мѣшки и совершенно исчезали за ними, такъ что въ одномъ концѣ вагона вмѣсто людей оказалась цѣлая куча громадныхъ мѣшковъ, которые какъ-будто сами собою двигались и расталкивали публику. Недовольные этимъ волшебнымъ превращен³емъ отталкивали отъ себя мѣшки, и тогда точно изъ глубины ихъ слышалось сердитое ворчанье:

   - Не налягай больно-то, ей!

   - Ослобони маненько, почтенный!

   Далѣе послышался громк³й крикъ, покрывш³й весь шумъ движен³я и говоръ толпы:

   - Робята, держись плотнѣе, оно ловчѣй будетъ, не свалятъ...

   Но надъ этимъ окрикомъ старался взять верхъ другой.

   - Не вались, Микитка, эка обрадовался, дьяволъ! И затѣмъ всѣ мѣшки высыпали на платформу." {"Наслѣдники", ч. II, стр. 64-68.} Приведемъ еще сцену, которая непосредственно слѣдуетъ: "Чухлымовъ былъ еще въ вагонѣ. Наклонившись, чтобы поднять стоявш³й на полу сакъ-вояжъ, онъ почувствовалъ подъ ногой что-то мягкое, взялъ въ руку, посмотрѣлъ и вздрогнулъ: поднятая вещь оказалась бумажникъ, повидимому, туго набитый деньгами. Въ памяти Чухлымова быстро возобновились впечатлѣн³я вечера: онъ вспомнилъ, что сѣдой купецъ въ сумерки этого дня "отъ нечего дѣлать" укладывался на полу вагона вблизи его мѣста; ему какъ-будто снова послышался шопотъ купца, когда онъ, повертываясь на голомъ полу съ боку на бокъ, шепталъ, тяжело вздыхая: "Господи, прости мои велик³я согрѣшен³я!" и затѣмъ считалъ: "семь полтинъ - три съ полтиною."

   Чухлымовъ началъ торопливо, нервически хватать свои вещи и такъ сильно дышалъ, какъ-будто бы только что вбѣжалъ на вершину крутой горы. Захвативъ подушки и сакъ-вояжъ, онъ бросился впередъ, расталкивая публику, не замѣчая и не слыша, какъ сыплются на него со всѣхъ сторонъ толчки и ругательства. Въ это время онъ думалъ только объ одномъ, какъ бы догнать купца, который вышелъ уже изъ вагона и, идя рядомъ съ татариномъ, что-то разсказывалъ ему, сильно размахивая длинными руками суконной чуйки. Отецъ Варѳоломей тоже подвернулся подъ руку Чухлымова и тоже проворчалъ что-то относительно благородства; но догадавшись, что толчокъ получилъ ни отъ кого другого, какъ отъ его недавняго собесѣдника и видя, что этотъ милый собесѣдникъ чѣмъ-то встревоженъ до крайности и ничего не замѣчаетъ вокругъ себя, отецъ Варѳоломей самъ ускорилъ шаги, слѣдуя за нимъ.

   Чухлымовъ, наконецъ, догналъ купца и остановилъ его.

   Отецъ Варѳоломей видя, что Чухлымовъ что-то заговорилъ съ купцомъ, посовѣстился близко подойти и остался въ нѣкоторомъ отдален³и, какъ говорится "на сторожѣ", чтобы въ случаѣ надобности подать помощь своему недавнему собесѣднику.

   - Послушайте, остановитесь на одну минуту, задыхаясь сказалъ Чухлымовъ купцу.

   - Ась! Что тебѣ, голубчикъ? удивленно спросилъ купецъ.

   - Осмотритесь, не потеряли ли вы что-нибудь?

   - Ни талкуй, чево напрасна, торопилъ татаринъ, дергая купца за руку,- ни талкуй, или знай...

   - Послушайте...

   Но купецъ уже вздрогнулъ и выражен³е испуга охватило его старческое лицо. Онъ быстро распахнулъ свою чуйку, откинулъ полу длиннаго кафтана и сунулъ руку въ одинъ карманъ, другой, вдругъ точно остолбенѣлъ.

   - Владычица! Смерть моя! прошепталъ онъ потомъ и затрясся весь, точно вдругъ охватилъ его сильнѣйш³й припадокъ лихорадки.

   - Успокойтесь, успокойтесь! зашепталъ въ свою очередь Чухлымовъ.

   - Голубчикъ! Нашелъ что ли? Говори, не томи... Умру! со слезами бросился къ нему купецъ.

   - Шту такая, шту такая? затораторилъ татаринъ и засуетился, торопливо обращаясь то къ одному, то къ другому, но на него не обращали никакого вниман³я.

   - Иванъ Сидоришь, шту такая? приставалъ онъ къ купцу.

   - Уйди ты, ради Христа! Уйди! ахъ, ахъ Господи! стоналъ купецъ.- Да говори же, голубчикъ... ахъ!..

   - Вы что, собственно, потеряли? едва могъ спросить Чухлымовъ, самъ до крайности встревоженный испугомъ купца.

   - Батюшка! Кормилецъ!.. Бумажникъ обронилъ, бумажникъ съ деньгами... Голубчикъ! отдай... Давай!.. Давай!..

   - Какого цвѣта?.. силился еще спросить Чухлымовъ, давно готовый возвратить находку.

   - Зеленый, родимый мой... Не мучь... Умру!.. Зеленый, краснымъ гайтанчикомъ перевязанъ, этакъ крестъ на крестъ... Царица Небесная! Владычица!.. А старуха-то еще сколько наказывала беречь....

   Отецъ Варѳоломей стоялъ въ сторонѣ... Да нѣтъ, это не отецъ Варѳоломей стоялъ около стѣны: это былъ совсѣмъ другой человѣкъ, блѣдный и испуганный, страдающ³й: на лицѣ его, точно въ зеркалѣ, отражались всѣ тѣ болѣзненныя ощущен³я, которыя испытывалъ купецъ, тревога, испугъ и страшное томительное ожидан³е того, чѣмъ все это, наконецъ, окончится. Отецъ Варѳоломей, казалось, болѣе купца боялся за развязку и ждалъ, ждалъ нетерпѣливо, съ замиран³емъ сердца...

   Черезъ нѣсколько мгновен³й купецъ плакалъ, обнималъ отъ радости Чухлымова и предлагалъ денегъ.

   - На, возьми тысячу, голубчикъ, не брезгуй, пригодятся... Не жаль, ей-ей не жаль...

   - Что вы, помилуйте! За что же я буду брать... Я радъ, что все такъ благополучно кончилось, отвѣтилъ Чухлымовъ и пошелъ дальше.

   - Святой человѣкъ! Да скажи хоть имя-то, хоть такъ обинякомъ... Гдѣ живешь-то, хоть сказки.

   Но Чухлымовъ шагалъ уже далеко и не оглядывался.

   Отецъ Варѳоломей оставался еще нѣсколько времени въ полнѣйшемъ изумлен³и, потомъ, точно опомнившись, вдругъ бѣгомъ пустился впередъ, слѣдомъ за Чухлымовымъ.

   Татаринъ и купецъ все еще стояли на томъ же мѣстѣ, гдѣ послѣдн³й получилъ обратно бумажникъ. Татаринъ сначала подозрѣвалъ въ Чухлымовѣ какого-нибудь хитраго мазурика (Петербургъ, вѣдь, думалъ онъ), но, догадавшись въ чемъ дѣло, всплеснулъ руками и почти вслухъ сказалъ: "шайтанъ (дьяволъ) Хайбулка!" видимо въ укоръ самому себѣ за то, что не тамъ спалъ, гдѣ слѣдовало, какъ оказалось по обстоятельствамъ. Купецъ, между тѣмъ, перекрестившись разъ пятнадцать, сталъ размышлять: "дурачокъ, надо-быть, этотъ паренекъ-то", и черезъ нѣсколько времени думалъ: "а можетъ статься, это вовсе и не человѣкъ, а ангелъ Бож³й явился во образѣ человѣческомъ"; но еще черезъ нѣсколько секундъ размышлялъ уже совершенно иначе: куда ужь намъ, думалъ онъ, до ангельскихъ услугъ,- наше мѣсто въ аду, можетъ только по милосерд³ю Бож³ю, да за молитвы святыхъ угодниковъ сподобимся принять кончину съ покаян³емъ и избавимся мукъ преисподнихъ... Гдѣ ужъ намъ до ангельскихъ услугъ."

   Такъ думалъ онъ, все еще тяжело дыша.

   - Ужъ, батюшки мои, угодники Бож³и! Николай Чудотвороцъ! Пресвятая Богородица!...

   И опять принялся часто-часто креститься; потомъ вздохнулъ во всю грудь и окончательно порѣшилъ о Чухлымовѣ.

   - Нѣтъ, надо-быть такъ, какой-нибудь простеньк³й дурачокъ, сказалъ онъ и тронулся въ путь.

   - Ты шайтанъ, Хайбулка! мысленно ругалъ себя татаринъ, идя рядомъ съ купцомъ и искоса взглядывая на его сѣдую бороду." {Стр. 69-72.}

   Страницы столь же характерныя нерѣдки въ книгѣ г. Стахѣева. Но лучш³я достоинства его повѣсти не могутъ быть показаны выписками; они состоятъ въ создан³и лицъ, изъ которыхъ самымъ замѣчательнымъ, конечно, слѣдуетъ признать отца Варѳоломея, являющагося во 2-й части повѣсти. Лицо это - положительная заслуга г. Стахѣева; оно представляетъ вполнѣ дорисованную и вполнѣ живую фигуру; его жизнь и приключен³я, его недостатки и смѣшныя стороны находятся въ удивительной гармон³и съ его душевною красотой, а красота эта поразительна. Это одинъ изъ тѣхъ священниковъ, преимущественно попадающихся въ деревенской глуши, которые представляютъ собою живое воплощен³е евангельскаго духа и о которыхъ съ такимъ изумлен³емъ разсказываютъ иногда просвѣщенные люди, привыкш³е вообще негодовать на грубость и дикость русской жизни.

   Приведемъ небольшую картинку.

   "Приходитъ, напримѣръ, мужикъ съ просьбой о помощи и валится въ ноги отцу Варѳоломею, начиная во все горло выть. Отецъ Варѳоломей строгимъ шепотомъ начинаетъ усовѣщевать просителя.

   - Молчи! Молчи! въ ужасѣ шепталъ онъ,- молчи!

   - Батюшка ты нашъ, кормилецъ, вопилъ мужикъ, стукаясь лбомъ о полъ.

   - Вставай! Вставай! Грѣховодникъ ты этакой! Кому ты кланяешься? Кому? ты долженъ Господу Богу кланяться и Ему Единому служить... Вставай!

   Мужикъ лѣниво поднимается и начинаетъ громко разсказывать свое горе, что давно хлѣба нѣтъ, что семья трет³й день сидитъ голодная, что ходилъ и туда и туда."

   Отецъ Варѳоломей только руками машетъ и проситъ говорить тише, а самъ оглядывается, не слышитъ ли Анна Аѳанасьевна. Удостовѣрившись, что ея нѣтъ дома, "онъ тихими стопами" {Слова въ кавычкахъ принадлежатъ тому языку, которымъ говорилъ отецъ Варѳоломей.} отправляется въ свою амбарушку для того, чтобъ исполнить просьбу бѣдняка.

   - Ты, главное, много не говори, замѣчаетъ при этомъ отецъ Варѳоломей;- помни, что въ многоглаголан³и нѣсть спасен³я, а потому касательно снабжен³я тебя хлѣбомъ ты лучше умолчи. Я съ великою готовностью радъ тебѣ услужить и помочь. Но ты помни слова Господа нашего, Который глаголетъ: "ищите прежде царств³я Бож³я и правды его, и вся временная благая приложатся вамъ". Вотъ, напримѣръ, я тебѣ, братецъ мой, скажу, было однажды достопамятное событ³е въ царствован³е въ Бозѣ почившаго благовѣрнаго государя вашего Александра Благословеннаго. Во время одного изъ своихъ путешеств³й по государству онъ долѣе обыкновеннаго оставался на почтовой станц³и...

   Мужикъ стоялъ передъ отцомъ Варѳоломеемъ съ открытою головой и внимательно слушалъ разсказъ; а разскащикъ, уже не обращая вниман³я на то, что амбарушка еще не заперта и мужицкая телѣга съ мѣшкомъ хлѣба стоитъ посреди его двора, обстоятельно, со всѣми подробностями, разсказывалъ про достопамятное событ³е.

   Подъ вл³ян³емъ представившагося случая сдѣлать добро ближнему и даже еще имѣть возможность побесѣдовать съ нимъ, отецъ Варѳоломей совершенно забывалъ про то, что матушка въ это время можетъ возвратиться домой и уличить его на мѣстѣ преступлен³я въ томъ, что онъ "расточаетъ" свое имѣн³е! Несмотря на то, что уже бывали так³е случаи имѣли за собою весьма продолжительныя "пререкан³я", отецъ Варѳоломей былъ неисправимъ. Въ первое время онъ пугался, когда Анна Аѳанасьевна нападала на него врасплохъ и даже не зналъ, что говорить, тѣмъ болѣе что улика была на лицо: тутъ стоялъ и мужикъ съ открытою головой, тутъ же стояла и тощая кляченка съ мѣшкомъ муки на телѣгѣ; но отъ частаго повторен³я подобныхъ сценъ отецъ Варѳоломей обтерпѣлся и на упреки жены "за расточительство" указывалъ ей на ея малодуш³е.

   - Попадья, попадья! говорилъ онъ,- отчего ты не памятуешь о жит³и святаго Филарета Милостиваго? Ужели въ твоемъ воспоминан³и не осталось никакихъ слѣдовъ изъ моихъ разсказовъ о дѣян³яхъ сего замѣчательнаго угодника Бож³я.

   Но указывать на малодуш³е ему приходилось не долго, потому что черезъ двѣ, три минуты Анна Аѳанасьевна уже визжала на весь дворъ, и изъ ея устъ лились одно за другимъ, въ безконечномъ количествѣ, различныя опредѣлен³я касательно нравственныхъ свойствъ отца Варѳоломея: тутъ слышались и "аспидъ", и "василискъ", и так³я непонятныя слова, которыя могла придумать только разсерженная супруга отца Варѳоломея, строгая блюстительница его хозяйственныхъ интересовъ.

   Крестьянинъ, послуживш³й новою причиною "междуусоб³й", спѣшилъ поскорѣе ретироваться и если успѣвалъ, то увозилъ мѣшокъ съ хлѣбомъ, несли нѣтъ, то оставлялъ его на полѣ битвы до слѣдующаго благопр³ятнаго случая, когда Анны Аѳанасьенны не будетъ дома. Отецъ Варѳоломей, замѣчая, что авторитетъ Филарета Милостиваго сильно страдаетъ въ этомъ междуусоб³и, благоразумно отступалъ и оставлялъ поле битвы. Онъ удалялся внутрь домика, плотно затворивъ за собой дверь для того, чтобы не слышать, какъ раздается на дворѣ звонк³й голосъ Анны Аѳанасьевны, не видѣть, какъ испуганныя этимъ крикомъ куры вмѣстѣ съ солидно ходившимъ до того времени пѣтуховъ, торопливо улепетываютъ въ отдаленную часть поповскаго двора, въ болѣе безопасное по ихъ понят³ямъ мѣсто.

   Отецъ Варѳоломей, вслѣдств³е неудавшагося случая сдѣлать добро и вообще вслѣдств³е "возникшихъ" вновь непр³ятностей, печально склонялся головой на преддиванный столъ и нѣкоторое время оставался въ такомъ положен³и.

   Если кому изъ читателей случалось видѣть въ Эрмитажѣ картину Бруни Христосъ въ Геѳсиманскомъ саду, то онъ отчасти вѣрно можетъ представить себѣ выражен³е лица отца Варѳоломея въ то время, когда онъ, поднявъ главу отъ стола, смотрѣлъ въ передн³й уголъ на икону, слабо освѣщенную свѣтомъ лампады.

   Какъ ни далеко заходили иногда домашн³я непр³ятности, какъ ни было трудно и, главное, обидно переживать ихъ, въ особенности въ такихъ случаяхъ, когда замѣшивался и страдалъ при этомъ интересъ третьяго лица, но отецъ Варѳоломей умѣлъ переживать: судя по его же собственнымъ словамъ, всѣ страдан³я сердца и боль, иногда "мгновенно" охватывавшая душу, разсѣивались при одномъ только взглядѣ на икону Долготерпѣливаго, при одной мысли о неисповѣдимомъ Его Промыслѣ, разсѣивались такъ же, какъ во храмѣ "ѳим³амъ курен³я".

   Успокоивъ, такимъ образомъ, свои взволнованныя чувства, отецъ Варѳоломей уже начиналъ обдумывать, какъ бы поскорѣй устроить, чтобы мѣшокъ съ мукой передать по принадлежности. А во дворѣ между тѣмъ все еще гремитъ голосъ Анны Аѳанасьевны. Она, какъ говорится, расходилась и сама не можетъ собою владѣть. Сосѣди прильнувъ къ щелямъ забора, наблюдаютъ за течен³емъ событ³й во дворѣ отца Варѳоломея; Анна Аѳанасьевна, замѣтивъ это, начинаетъ ихъ распекать и въ досадѣ шныряетъ въ нихъ первое попавшееся подъ руки, не разбирая, полѣно ли попало, камень или что другое. Однажды въ азартѣ она кинула въ сосѣдн³й дворъ даже посохъ отца Варѳоломея, который онъ только-что было выкрасилъ въ голубой цвѣтъ, сильно имъ, между прочимъ сказать, любимый.

   Чрезъ нѣсколько времени послѣ того, какъ оканчивались соображен³я о передачѣ мужику мѣшка съ хлѣбомъ, отецъ Варѳоломей осторожно подходилъ къ двери, прикладывалъ ухо къ ея скважинѣ и начиналъ вслушиваться въ неумолкающ³й визгъ Анны Аѳанасьенцы, печально повторяя про себя: "соблазнъ! соблазнъ!..." Дождавшись, наконецъ, того времени, когда во дворѣ возстановилась тишина, онъ глубоко, глубоко вздыхалъ, точно по окончан³и тяжелой работы и садился за книгу, чтобы забыться окончательно и успокоиться, для чего и надвигалъ на носъ старинныя серебряныя очки солидныхъ размѣровъ. Иногда междуусоб³е этимъ и оканчивалось; супруга, сознавъ свое превосходство и восторжествовавъ надъ мужемъ, сурово принималась за свои домашн³я дѣла, не обращая вниман³я на отца Варѳоломея.

   Вслѣдств³е этого, онъ уже совершенно успокоивался и углублялся въ чтен³е духовной книги; но читая, напримѣръ, о битвѣ Филистимлянъ съ Израильтянами во время Саула и ²онаѳана, онъ какъ-то невольно задумывался надъ вопросомъ о томъ, къ которому собственно изъ ихъ лагерей могла быть сопричислена его воинственная супруга.

   Такъ дешево отдѣлаться за посягательство "расточать" свое имѣн³е отцу Варѳоломею приходилось не часто, потому что Анна Аѳанасьевна не всегда ограничивалась тѣмъ, что срывала большую часть гнѣва на сосѣдяхъ; его оставалось и на долю отца Варѳоломея достаточное количество. Въ такомъ случаѣ, онъ считалъ необходимымъ на нѣкоторое время "удалиться" изъ своего дома, чтобы дать возможность скорѣе утихнуть домашнимъ волнен³ямъ. Онъ уходилъ въ поле, бродилъ по лѣсамъ, забирался на горы и совершенно забывалъ о томъ, как³я причины вызвали его изъ дома. Иногда въ такое время домашнихъ батал³й его можно было встрѣтить сидящимъ на крутомъ обрывѣ горы и наблюдающимъ закатъ солнца. Сидитъ онъ и смотритъ, какъ уходитъ за дальн³я горы великое свѣтило, какъ постепенно скрывается отъ глазъ его послѣдняя блестящая точка, и во всѣ стороны неба изъ яркаго пламени вечерней зари разстилаются полукругомъ его блѣднѣющ³е лучи; вотъ оно уже совершенно скрылось отъ глазъ, а лучи все еще видны на небѣ и прорѣзываются сквозь легк³я облака, озолоченныя и окрашенныя необъяснимо чудными цвѣтами. Сидитъ отецъ Варѳоломей и все смотритъ, и только порывистѣе и порывистѣе дѣлается его дыхан³е; видно, что въ глубинѣ души его что-то творится и просится наружу; онъ, наконецъ, не выдерживаетъ, всталъ на ноги, снимаетъ шляпу и начинаетъ пѣть со слезами на глазахъ: "Величитъ душа моя Господа!..." {"Наслѣдники", т. II, стр. 25-30.}

   Намъ тѣмъ пр³ятнѣе отдать справедливость повѣсти г. Стахѣева, что онъ пишетъ уже давно, но до "Наслѣдниковъ" не успѣлъ обратить на себя вниман³я. По той добросовѣстности, которою отличается этотъ его послѣдн³й трудъ, видно, что онъ усердно работаетъ надъ своимъ талантомъ; если же такъ, то по результатамъ, которые уже теперь у васъ предъ глазами, мы можемъ еще многаго ожидать отъ него въ будущемъ.