Вяземский Петр Андреевич - Князь Козловский

выражался на Русскомъ языкѣ и на Французскомъ, пересыпая рѣчи свои каламбурами, не только Французскими, но и Русскими, и часто весьма удачными. Особенно мастеръ былъ онъ разсказывать. Память его была неистощима. Когда-же измѣняла она ему и забывалъ онъ имя какой-нибудъ личности, мнѣ случалось получать отъ него на другое утро записку съ приведен³емъ имени, которое наканунѣ не могъ онъ припомнить. Онъ обладалъ необыкновеннымъ даромъ и искусствомъ мимики. Выражен³е лица его, голосъ, ужимки, все въ разсказѣ его олицетворяло личность, которую онъ хотѣлъ представить.. Помню, съ какимъ одушевлен³емъ, можно сказать, съ какою живописью въ словахъ вызывалъ онъ предъ нами сцены, которыя происходили предъ сдачею Варшавы въ 1831 году. Я зналъ мног³я изъ Польскихъ личностей, которыя выводилъ онъ въ разсказѣ своемъ, и могъ вполнѣ оцѣнить вѣрность и мѣткость его характеристической съемки. Особенно живо былъ представленъ заносчивый генералъ Брюковецк³й, который, въ присутств³и Великаго Князя, вмѣсто возражен³й на дѣлаемыя предложен³я, ударилъ кулакомъ по столу, съ нарушен³емъ прилич³й, требуемыхъ важностью совѣщан³я. Встрѣтясь у насъ однажды съ госпожею Тютчевою (первою супругою Ѳедора Ивановича), пр³ѣхавшею изъ Мюнхена, онъ весь пересоздалъ себя въ короля Лудвига Баварскаго, извѣстнаго своими странными ухватками и причудами. Тютчева говорила, что ей кажется, что она не въ Петербургѣ, а въ Мюнхенѣ.

   Великая Княгиня Елена Павловна, само собою разумѣется, раздѣляла сочувств³е супруга своего въ Козловскому. Она не могла не оцѣнить вполнѣ умъ его и не увлечься богатыми и разнообразными свойствами этой замѣчательной личности. Напротивъ, съ тонкою женскою проницательностью вскорѣ угадала она, что при этомъ блестящемъ умѣ было и доброе сердце, и всѣ внутренн³я качества, которыя, такъ сказать, пополняютъ дары ума и придаютъ силѣ его какую-то еще болѣе привлекательную прелесть.

   Князь Козловск³й сдѣлался своимъ и домашнимъ человѣкомъ не только въ Михайловскомъ Дворцѣ, но и въ загородныхъ домахъ Ихъ Высочествъ имѣлъ съ ними свое лѣтнее пребыван³е. Если они были въ нему благосклонны, то и онъ отвѣчалъ имъ вполнѣ неограниченною преданностью своего любящаго и признательнаго сердца. Великая Княгиня была въ нему такъ внимательна, что, зная его любовь къ наукамъ и съ цѣлью разнообразить кругъ ихъ ежедневныхъ бесѣдъ, давала въ честь его академическ³е обѣды, приглашая на нихъ наши ученыя знаменитости. Тутъ Козловск³й изъ дипломата, изъ блестящаго свѣтскаго человѣка, воспитаннаго всѣми избраннѣйшими салонами Европейскими, дѣлался настоящимъ профессоромъ и углублялся во всѣ тайны науки.

   Мы уже сказали, что кромѣ познан³й своихъ по части истор³и онъ обладалъ и обширными свѣдѣн³ями въ области точныхъ наукъ. Вотъ тому, между прочимъ, доказательство, переданное мнѣ А. В. Веневитиновымъ. Онъ предложилъ ему однажды ѣхать на экзаменъ въ Институтъ Путей Сообщен³я. Они усѣлись въ третьемъ или четвертомъ ряду. Козловск³й, вслушавшись въ задаваемые ученикамъ вопросы и отвѣты ихъ, не утерпѣлъ и вмѣшался въ прен³я. Вопросы его и замѣчан³я далеко выходили изъ ряда обыкновенныхъ и свидѣтельствовали о такой учености, что обратили на него (никому тутъ неизвѣстнаго) общее вниман³е и въ особенности графа Толя, бывшаго тогда управляющимъ этого министерства. Онъ нѣсколько разъ съ мѣста своего оборачивался и съ удивлен³емъ вглядывался въ лицо, ему совершенно незнакомое. Послѣ экзамена просилъ онъ Веневитинова представить его Козловскому и въ лестныхъ словахъ выразилъ ему свое къ нему уважен³е.

   Императоръ Николай Павловичъ, вѣроятно, не имѣлъ сначала особеннаго благорасположен³я къ Козловскому. Его двадцатилѣтнее и болѣе пребыван³е загравицею, молва о его рѣзкихъ и не всегда, по мнѣн³ю Государя, правомыслящихъ сужден³яхъ, однимъ словомъ, молва о крайнемъ либерализмѣ его, все это служило камнями преткновен³я, которые Козловскому трудно было переступить.

   Между тѣмъ, вотъ что записано было Козловскимъ въ Добберанѣ {Отрывокъ изъ записокъ князя Козловскаго, написанный имъ по поводу посѣщен³я великой герцогиней Мекленбургь-Шверинской Добберана.}, вѣроятно, въ 1825 г., о тогдашнемъ Великомъ Князѣ Николаѣ Павловичѣ, который туда пр³ѣзжалъ:

   "Велик³й Князь получилъ отъ природы высш³й даръ, который можетъ она удѣлить призваннымъ судьбою быть выше другихъ: никогда въ жизни моей не видалъ я лица и осанки болѣе благородныхъ. Обыкновенныя выражен³я физ³оном³и его имѣютъ что-то строгое и мизантропическое, предъ которымъ становится какъ-то неловко. Улыбка его есть улыбка благоволен³я, но въ ней не видать слѣда веселости. Привычка его повелѣвать собою такъ сроднилась со всѣмъ его существомъ, что вы не замѣчаете въ немъ ни малѣйшаго принужден³я, ничего изысканнаго и изученнаго, а между тѣмъ всѣ его слова, какъ и движен³я его, подчиняются какому-то размѣру (sont cadencés), какъ-будто предъ нимъ листъ бумаги съ музыкальными нотами. Удивительная и чудная вещь вся его постановка. Онъ говоритъ съ живостью, съ простотою и прилич³емъ совершеннымъ; все, что онъ говоритъ - умно; нѣтъ ни пошлой шутки, ни слова оскорбительнаго или неумѣстнаго; ничего нѣтъ въ голосѣ его или въ составлен³и его фразы, что указывало-бы на гордость или притворство, а между тѣмъ вы чувствуете, что его сердце заперто, что эта преграда недоступна и что безумно было-бы надѣяться проникнуть въ сокровенность мыслей его, или пр³обрѣсть его полную довѣренность". (Тутъ далѣе Козловск³й, съ предвзятыми своими соображен³ями, приписываетъ этотъ видъ сдержанности и недовѣрчивости Русскому Двору, запечатлѣнному Менщиковыми и Остерманами, и гдѣ съ ихъ временъ и до нынѣ коварство и интрига безпрестанно, какъ зм³и, свистятъ въ уши Царственныхъ Особъ). Какъ-бы то ни было, физ³оном³я Великаго Князя такъ величественна и благородна, что я не могъ оторваться отъ нея и все любовался ею. Если мои историческ³я впечатлѣн³я вѣрны, то онъ мнѣ являлся Людовикомъ XIV, преобразованнымъ духомъ нашего вѣка. Велик³й Князь занимается не только подробностями по части военной, но, сказываютъ, что онъ и отличный инженеръ и, слѣдовательно, хорош³й математикъ. Окружающ³е его увѣряли меня, что онъ обладаетъ въ высшей степени этою силою внимательности, которая, по знаменитому опредѣлен³ю Montesquieu, не что иное, какъ ген³й. Одно характеристическое слово, которое можетъ быть примѣнимо ко всѣмъ членамъ Императорскаго Дома, такъ живо сохранилось въ памяти моей, что кажется и теперь слышу его. Рѣчь шла о Парижѣ: Онъ говорилъ мнѣ, что и не предвидитъ возможности туда съѣздить, развѣ, прибавилъ онъ (это было въ послѣдн³е мѣсяцы жизни Людовика XVIII), что меня пошлютъ поздравить новаго Короля. Но Ваше Императорское Высочество слишкомъ высоко стоите, чтобъ исполнить такое поручен³е, возразилъ я ему. Нисколько, отвѣчалъ онъ: могутъ послать меня, какъ и всякаго другаго. Это, такъ-сказать, умален³е личности своей встрѣчается во всѣхъ Великихъ Князьяхъ; оно имѣетъ свой недостатокъ. Не есть ли это уничтожен³е всего прочаго, когда и сами Велик³е Князья не имѣютъ никакого права и преимущества, сродныхъ и присущихъ ихъ высокому рожден³ю? Что же остается послѣ на долю чувства самобытности всякой частной личности? Велик³й Князь ограничилъ себя до нынѣ дѣятельностью генерала; но все доказываетъ, что ему сродно быть со временемъ и государственнымъ человѣкомъ. Если онъ кончитъ жизнь свою, не ознаменовавъ ее великими дѣян³ями, то это покажетъ, что онъ не исполнилъ своего призван³я, потому что природа одарила его качествами тому приличными. Велик³й Князь любитъ супругу свою, какъ онъ дѣлаетъ и все, просто и благородно. Онъ не расточаетъ этихъ обыкновенныхъ ласкъ, не выказываетъ этой малодушной нѣжности, которыя приличны только пастушку, увѣнчанному миртами. Пр³язнь его и преданность въ ней имѣютъ отпечатокъ мужества, силы, искренней выразительности, которыя тѣмъ болѣе достойны уважен³я, что онѣ рѣдко встрѣчаются въ этихъ верховныхъ слояхъ".

   Государь увидалъ однажды Козловскаго на вечерѣ въ Михайловскомъ Дворцѣ. Козловск³й, послѣ паден³я своего въ Варшавѣ, былъ слабъ на ногахъ, худо владѣлъ ими и съ трудомъ ходилъ на костыляхъ. Онъ сидѣлъ въ углу комнаты. Государь, замѣтивъ его, прямо подошелъ въ нему. Козловск³й, разумѣется, съ усил³ями хотѣлъ встать предъ нимъ. Николай Павловичъ мощною дланью своею усадилъ его. Козловск³й повторялъ свои попытки. Государь - свои сопротивлен³я. Помилуйте, Государь, сказалъ Козловск³й: когда сижу предъ вами, мнѣ кажется, что шестьдесятъ милл³оновъ подданныхъ лежатъ у меня на плечахъ.

   Велик³й Князь Михаилъ Павловичъ, при этой борьбѣ, смѣясь сказалъ: посмотрите на Оконеля въ подобострастномъ замѣшательствѣ.

   Государь продолжалъ съ нимъ милостиво разговаривать. Онъ спросилъ его, зачѣмъ хочетъ онъ поселиться и служить въ Варшавѣ. "Чтобы проповѣдывать Полякамъ любовь въ Вашему Величеству и къ Росс³и". "Ну," сказалъ ему на то Императоръ, улыбаясь: "какъ вы ни умны, а при всемъ умѣ и дарован³яхъ вашихъ, вѣроятно, цѣли вы своей не достигнете".

   Послѣ того Козловск³й бывалъ и при Большомъ Дворѣ. Былъ маскарадъ въ Аничковскомъ Дворцѣ. Въ числѣ приглашенныхъ и участниковъ находился и Козловск³й. Помнится мнѣ, былъ онъ въ числѣ посольства, присланнаго отъ Китайскаго Императора. По окончан³и маскарада, далеко за полночь, пр³ѣхалъ онъ во мнѣ съ Михаиломъ В³ельгорскимъ выкурить сигарку и датъ отчетъ въ праздникѣ. Главнымъ впечатлѣн³емъ изъ него вынесъ онъ, что преобразован³я Петра Великаго, даже въ отношен³и въ одеждѣ, были благотворны и необходимы. И вотъ на чемъ онъ свое заключен³е основывалъ: двое изъ лицъ высокопоставленныхъ были наряжены Русскими боярами. Они такъ плотно вошли въ свою роль и въ свое платье, что безсознательно и невольно клали земные поклоны. При появлен³и Государя, они, для соблюден³я вѣрности въ мѣстныхъ и современныхъ краскахъ, повалились въ ноги Императору. Государю, казалось, было это непр³ятно, а Козловскаго, воспитаннаго въ новѣйшихъ западныхъ обычаяхъ, это поразило прискорбно и глубоко. На эту тему, съ обычной своей живостью и краснорѣч³емъ, цѣлый часъ оправдывалъ онъ мѣры, принятыя Петромъ I. "Платья", говорилъ онъ, "не безъ вл³ян³я на нравы. Этимъ двумъ господамъ", продолжалъ онъ, "получившимъ хорошее воспитан³е, образованнымъ, никогда не могла бы придти въ голову эта аз³атская выходка, если были бы они иначе одѣты".

   Само собою разумѣется, что разъ водворенный въ Михайловск³й Дворецъ, Козловск³й получилъ право гражданственности и во всѣхъ салонахъ избраннаго Петербургскаго общества. Онъ снова попалъ въ свою стих³ю и наслаждался своимъ положен³емъ. Но худое состоян³е здоровья его часто препятствовало ему вполнѣ предаваться своимъ свѣтскимъ увлечен³ямъ. Онъ по недѣлямъ долженъ былъ сидѣть дома. Мы тогда съ Жуковскимъ часто навѣщали его и заставали то въ ванной, то на кровати. Не смотря на участ³е въ его недугахъ, нельзя было безъ смѣха видѣть барахтавшуюся въ водѣ эту огромную человѣческую глыбу. Здѣсь можно кстати употребить это прилагательное огромное, которое такъ часто и неумѣстно нынѣ у насъ употребляется. Предъ нами копошился морской тюлень допотопнаго размѣра. До цинизма доходящее неряшество обстановки комнаты его было изумительно. Тутъ ужъ не было ни малѣйшаго слѣда, ни тѣни англоман³и. Онъ лежалъ въ затасканномъ и засаленномъ халатѣ; изъ-за распахнувшихся халата и сорочки выглядывала его жирная и дебелая грудь. Столъ обставленъ и заваленъ былъ головными щетками, окурками ситаръ, объѣдками кушанья, газетами. Стояли стклянки съ разными лѣкарствами, графины и недопитые стаканы разнаго питья. Въ нелицемѣрной простотѣ виднѣлись здѣсь и тамъ посуда, вовсе не столовая, и мебель, вовсе не салонная. Въ такомъ безпорядкѣ принималъ онъ и дамъ, и еще какихъ дамъ, Господи прости! Самыхъ изящныхъ и самыхъ высокорожденныхъ. Но все это забывалось и исчезало при первомъ словѣ чародѣя, когда онъ въ живой и остроумной бесѣдѣ расточалъ сокровища своихъ воспоминан³й и наблюден³й, а иногда и парадоксальныхъ сужден³й о событ³яхъ и людяхъ. Въ Козловскомъ была еще другая прелесть, сказалъ бы я, другой талисманъ, если бы сравнен³е это не было слишкомъ мелко и не подъ ростъ ему; скажемъ просто, была особенно-притягательная сила, и эта сила (смѣшно сказать, но оно такъ) заключалась въ его дородствѣ и неуклюжествѣ. Толщина, при нѣкоторыхъ услов³яхъ, носитъ на себѣ какой-то отпечатокъ добродуш³я, развязности и какого-то милаго неряшества; она внушаетъ довѣр³е и благопр³ятно располагаетъ къ себѣ. Надъ толщиною не насмѣхаешься, а радушно улыбаешься ей. Съ нею обыкновенно соединяется что-то особенно комическое и располагающее къ веселости. Впрочемъ, я увѣренъ, что въ тѣлесномъ сложен³и и сложен³и внутреннемъ и духовномъ есть как³я-то прирожденныя сочувств³я и законныя соразмѣрности. Крыловъ, напримѣръ, долженъ былъ быть именно такимъ, какимъ онъ былъ, чтобы написать мног³я свои басни. Слогъ есть выражен³е человѣка: Le style c'est l'homme, давно сказано; и не только нравственный человѣкъ, но и физическ³й, не только внутренн³й, но и внѣшн³й. Для знавшихъ Крылова нѣкоторыя изъ басенъ это не имѣли бы половины успѣха, если былъ бы онъ худощавый и поджарый. Плоды, которые онъ приносилъ, много выигрывали отъ дерева, которое ихъ произростало. Пушкинъ, родись въ физическихъ услов³яхъ Крылова, не написалъ бы многаго изъ того, что онъ написалъ.