Главная » Книги

Белинский Виссарион Григорьевич - Русские журналы

Белинский Виссарион Григорьевич - Русские журналы


1 2 3


В. Г. Белинский

  

Русские журналы

  
   Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах.
   Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 - январь 1840.
   Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной.
   М., "Художественная литература", 1977.
  
   В нашей журналистике с началом нынешнего года произошло столько перемен, что 1839 год должен составить эпоху в ее летописях. Явились два новые журнала;1 некоторые старые изменились2. К непоследней новости относятся и беспрестанные обзоры своих собратий3. Мы первые довольно уже начитались разных отзывов и суждений о самих себе, мы, которые ни о ком не судили. Думаем, что правила приличия и вежливости требуют, чтобы мы за внимание заплатили вниманием и не остались в долгу, особенно у почтенного и маститого "Сына отечества", который так скромно и так любезно приветствовал нас своим немного дрожащим от старости и от небольшой досады (вследствие старости же) голосом...4 "Галатея" - дама и красавица5 - от нее мы отделаемся несколькими комплиментами и любезностями; а "Сыну отечества"... Но начнем по порядку и не забудем и прочих журналов. С кого же начать? - Мы не будем долго думать и начнем - с "Современника", потому что ни один журнал не читаем мы с таким удовольствием, ни один журнал так высоко не ценим, как "Современник". Читатели "Наблюдателя" еще с прошлого года находили в нем постоянно самые подробные отчеты о каждой книжке "Современника". Но эти отчеты доселе помещались в "Литературной хронике", где не должны иметь место повременные издания; но теперь мы решились почаще заглядывать в область журналистики, и обзоры "Современника" будут уже в этом отделении, которое, не составляя особого отделения журнала, будет как бы заключением "Литературной хроники".
   "Современник" всегда богат хорошими оригинальными статьями - обстоятельство, которое дает этому журналу высокую цену. Первая книжка за нынешний год, составляющая тринадцатый том издания, особенно богата хорошими оригинальными статьями. Пересмотрим их по порядку. Первая - "Знакомство с Рунебергом" г. Я. Грота содержит любопытные подробности об одном из знаменитых современных поэтов и литераторов шведских - Рунеберге и о шведской литературе. Статья эта - отрывок из путешествия по Финляндии, отрывок, возбуждающий живейшее желание прочесть путешествие, изданное вполне. Пропуская "Разбор новых книг", переходим к статье "Отрывки из истории партизанов Пиренейского полуострова" г. Н. Неведомского, к статье превосходной и по содержанию и по изложению, давно возбудившей в нас живое внимание и еще живейшее желание прочесть в целом сочинение, из которого она отрывок6. "Сын отечества" называет эту статью "набором слов, где есть все - и Андалузия, и Алгамбра, и инквизиция, и мавры, и Гвадалквивир, и романсы, только нет того, что обещает заглавие статьи"7. Чтобы показать нашим читателям, как верен вкус у редактора "Сына отечества", выписываем из статьи первую попавшуюся нам на глаза страницу:
  
   При первом известии об отречении Фердинанда VII, Испания вспыхнула, как страсти на Востоке, чуждые постепенности и границ,- и совершила восстание так единодушно и одновременно, как при звуке тревоги европейские войска вскакивают с бивака. Это сравнение тем вернее, что испанцы взялись за оружие, не спрашивая, достанет ли у них силы для нападения или для обороны? как в европейском войске напрасно искать того, кто первый по звуку тревоги стал на свое место, так в испанских деревнях напрасно искать того, кто первый вскричал: "Да здравствует Фердинанд VII! смерть французам!" Выражение: "Испания восстала как один человек" останется классическим в истории - но будет не полно: ибо Испания восстала, как один человек, мучимый тем лихорадочным нетерпением, при котором время стоит, а думы жгут. Положение народа спокойное, но грозное, не терпящее ни отлагательства, ни противоречия, уняло с первых дней восстания происки людей, хотевших остановить восстание из страха, из личных выгод или в надежде лучшего управления при новой династии. "Мы осрамим себя, если признаем королем Иосифа",- твердили испанцы, полные народной гордости. Вскормленные матерями, не допускавшими их к груди без крестного знамения, кропившими их пеленки святою водою, испанцы говорили: "Еще при Дон Пелагио мадона припяла Испанию под свое покровительство: и мы оставим без защиты ее образа блестящие испанским золотом, ее статую в одеждах, сшитых испанками, оставим в то время, когда мадона в Кавадонгской пещере проливает крупные слезы; когда в Монсеррате венок из свежих цветов на голове мадоны превратился в черный!.. Мученики вознеслись на небо из-под рук палачей, из зубов зверей римского цирка; святые с помоста монастырских келий; дети испанцев возносятся на небо с материнских колен - мы вознесемся с поля сражения, покрытые кровию французов, как мученики пылью римского цирка, как наши дети слезами матерей!.."
  
   Неужели это пустой набор слов без смысла, как в критике или рецензии иного журнала, а не пламенная, живая импровизация?..
   Критическая статья "Шекспир" очень интересна по своему содержанию и хорошо составлена8.
   "Картина Бразилии" - статья прелюбопытная по фактам о мало или почти неизвестной у нас стране мира и по прекрасному, живому изложению.
   За этими статьями следует собственно изящная словесность. Прочтя с удовольствием "Два рассказа, или Болгарка и подолянка" {Первый из этих рассказов "Болгарка" напечатан в 1-ой июльской книжке "Московского наблюдателя" за 1837 г. Тот и другой составляют выдержки из дневных записок автора.}, очень милый, но несколько растянутый рассказ В. Луганского, вы переходите к "Городу без имени", прекрасной, полной мысли и жизни фантазии князя Одоевского. В этой фантазии (иначе мы не умеем назвать прекрасного произведения кн. Одоевского) с силою и энергией) показана вся пошлость и безнравственность одностороннего взгляда на развитие народов и государств, вследствие которого основою, двигателем и целью их жизни и стремления должна быть только польза9. "Праздник мертвецов" - перевод с малороссийского наречия на русский язык одного из милых юмористических рассказов талантливого Грицка Основьяненка.
   В отделении стихотворений остановимся на "Новой сцене из "Бориса Годунова"", чтобы сказать, что этот небольшой отрывок блестит всею лучезарностию творческого гения Пушкина и что мы не понимаем, почему великий мастер исключил его из целого произведения10. "Путешественнику", стихи четырнадцатилетнего Пушкина, интересны как факт - не больше11.
   Перелистав с читателями первую книжку "Современника", приглашаем их перелистать с нами три первые книжки "Библиотеки для чтения" и просим их не пугаться тяжести труда - мы намерены совершить его на ходу.
   Может быть, многие ждут уже от нас брани, насмешек, нападок, потому что мы заговорили о "Библиотеке для чтения"; напрасные ожидания! Наши литературные мнения чужды всякой личности, всех отношений, требующих, для своей ясности, особенных домашних комментарий. Для нас равны - и "Библиотека для чтения", и "Сын отечества", и "Отечественные записки", и "Северная пчела". Нам не нравится направление "Библиотеки для чтения", но нам нравится, что в ней есть направление - качество, принадлежащее не всем нашим журналам; мы не разделяем мнений "Библиотеки для чтения" и даже не любим их, но мы любим ее за то, что у ней есть мнения, которые есть не у всех наших журналов12. Об аккуратности издания этого журнала, равно как и о том, что он умеет угодить своим читателям,- нечего и говорить, а это - согласитесь, два важные качества в журнале. Итак, да здравствует "Библиотека для чтения" и да не упрекает она нас в пристрастии, злобе и ожесточении к себе!.. После этого приступа, который мы считали необходимым, приступим к самому делу.
   Первое отделение в "Библиотеке для чтения" - "Русская словесность" - название немного неверное, потому что предмет и прочих всех отделений тоже - русская словесность. Отделение "Русской словесности" в "Библиотеке для чтения" всегда начинается стихотворениями. По причине стихотворного бесплодия в современной русской литературе, это отделение "Библиотеки" всегда было крайне слабо. Г-н Тимофеев - всегдашний и неутомимый поставщик для этого отделения,- можно судить, каково оно! Вдруг в трех книжках "Библиотеки для чтения" за нынешний год явилось одиннадцать прекрасных, поэтических стихотворений. Это было загадкою для многих - только не для нас. Автор этих прекрасных стихотворений - г. Красов. У нас была тетрадь его стихов (единственный экземпляр), и мы были уполномочены поэтом брать из нее, что нам угодно. Вследствие этого в "Наблюдателе" еще за прошлый год помещено было несколько стихотворений г. Красова - остальные дожидались своей очереди. Вдруг редакция "Наблюдателя" потеряла эту тетрадь, единственный список стихотворений, писанных в продолжение нескольких лет. Вероятно, тот, кому тетрадь попалась в руки, переслал ее в редакцию "Библиотеки"13,- и мы очень рады, что прекрасные стихотворения любимого и уважаемого нами поэта, утраченные для нас, не утратились для публики. На тетради в самом деле не было выставлено имени автора,- и потому в I No "Библиотеки" - "Элегия" (стихотворение, напечатанное, кажется, еще в "Телескопе" за 1835 год), "Сон" (нигде не напечатанное стихотворение) и "Песня" (напечатанная в I No "Наблюдателя" за прошлый год) явились с именем г. Бернета14. Во II No "Библиотеки" - "Элегия" и три "Песни", из которых последняя была напечатана в V No "Наблюдателя", явились уже совсем без имени, с примечанием редакции о получении тетради. Что же касается до трех стихотворений, напечатанных в III No "Библиотеки для чтения" с именем г. Красова, то они взяты не из тетради, а присланы в редакцию этого журнала самим автором, который, досадуя на долговременное непомещение своих стихотворений, прислал их к нам, вследствие чего прекрасная элегия "Когда порой свободный от трудов" помещена была еще в X No "Наблюдателя" за прошлый год15. Из примечания редакции "Библиотеки" в III No видно, что тетрадь вся; жаль - значит часть ее утрачена, потому что мы помним там много прекрасных стихотворений, особенно одно, называющееся "Клара Моврай"16.
   Теперь заглянем в прозаическое отделение "Русской словесности". "Альпийские виды" - интересный очерк г. Фролова. "Малороссийская лень" г. Бабака - довольно занимательный очерк малороссийского быта. - "Николай Сапега", повесть г. Константинова, принадлежит к числу очень хороших журнальных повестей. За нею следует "Иван Рябов, рыбак архангелогородский" - драматический анекдот г. Кукольника, превосходное в своем роде произведение. Особенное достоинство этого нового произведения неистощимого пера г. Кукольника составляет народный язык, доведенный до крайнего совершенства, и что особенно-то и важно - под русскою простонародною речью таится русский простонародный ум, русская душа17. Мы не можем отказать себе в удовольствии выписать одного места: вот рассказ матроса о том, как он спас Петра Великого в бурю на Белом море.
  
   Антип. Я милости твоей доложу, что Антип - первый архангелогородский лоцман, человек бывалый; нашему брату, стало быть, какое ни есть море - перина; валяешься, сколько душе угодно, сойти не хочется; бывало и такое, что целый год одежи просушить не успеешь; милость ваша сумлеваться изволишь, а я доложу о себе, что мне, старику, нахвасть говорить но приходится. А на ту пору и меня припугнуло, совсем бы обробел, кабы с нами государя не было. Ну, а тут сам рассудить изволишь: у меня на руках сам государь; оплошать тройной грех! Дело-то у меня, что у доброго мужа жена - по шелковинке ходит; другой бы раз я на этакую погоду плюнул, а тут нельзя; государь-то... у меня государь и преосвященный Афонасий, и всякия набольшия начальства с Питербурха; нельзя; страх, стало быть, вот как кошка скребет; четыре глаза во лбу; как сова всё вижу; голос-то со страху стал больше царского. Он, знаешь, сам большой мастер нашинского дела; на других-то морях он хозяин; ну, а нашо-то Белое к нему еще не попривыкло. Разыгралось, расходилось, а мы только что вышли в Унскую губу; тут, стало быть, ветру простор; гору поднимает, пустит, да за нею другую вдогонку, да еще больше, да еще страшнее, да курчавее; а яхта через них-то, что через рвы, так и прыгает; знай только угадывай, чтобы гора-то яхте поклонилась. Потеха!
   Омелька. Хороша потеха! У тебя, Антип, видно, уж такой рыбий норов к морю; а не углядишь, так и поминай как звали.
   Антип. Да что! правда и такое бывало, нече греха таить, промахнешься, вал-то гребешком и заденет... Мне нипочем, а ему-то сначала нипочем, да ветер крепчает, морю больно жарко; темь такая, что зги не видно, ымели попрятались, небо ушло; царь-то начал тут приставать: "Антип да Антип! лоцман да лоцман!" Я все молчу, да знай правлю, да думаю: "Стара шутка! Гневить тебя, государь, ответами не стану, а ты у меня на руках, у одного у меня на руках, а я на Белом-то больше твоего смыслю. Казни после за вину, да мне-то жизнь нипочем, а тебя, моего батюшку, не выдам". Государь больно осердчал; бежит на меня, да за рупор; я не выдержал, да и кричу: "Не замай!" Государь пуще прежнего; не стало моей мочи, я перекрестился да, ни жив, ни мертв, холопской моей рукою хвать его за руку, да и прикрикнул: "Поди, пожалуй, прочь, я больше твоего знаю и ведаю, куда правлю".
   Омелька. Ахти, господи, Антип Мироныч! Как же это ты так небережно облолзился?
   Антип. Сказал, батюшка! сказал, ей-богу, сказал, да и одурел со страху и жду сам не знаю чего...
  
   Дальше не выписываем и за выписанное просим извинения у почтенного автора: впрочем: грех пополам, вольно же ему так хорошо писать...
   "Маскарад", бойко и резво написанный рассказ,- легкий очерк большого света18. В нем играет важную роль какой-то поэт Н-н, по имени Александр Сергеевич, который, когда его маска называет Алеко и намекает ему о Кавказе и Бессарабии, принимает это за намеки на свои сочинения... Но это еще ничего... Странно, что этот Н-н, приехав с маскарада домой, "скинул фрак, придвинул свечу, опустил перо в чернильницу, потер рукой по лбу, зевнул19 и написал шестую строку "Бородинской годовщины", и лег спать". Это что-то похожее - как бы сказать? - на плоскость, слишком неуместную и для многих оскорбительную...
   Вообще, отделение "Русской словесности" в первых трех книжках хоть куда. В отделении "Иностранной словесности" нашли мы довольно интересную окуриальную повесть "Кальдерон" (Больвера) и превосходную повесть Марркета "Черт-собака". Мастерская обрисовка характеров, ловко завязанная и развязанная интрига, чудесный рассказ - вот достоинства этой повести. Местами пошлость чувствований, тривьяльный взгляд на вещи, сальность выражения - вот ее недостатки, вероятно, сообщенные ей переводом. "Сельский хозяин", комедия принцессы Амалии саксонской,- маленькая нравоучительная пьеска, которой приличней быть помещенною в детском, нежели в учено-литратурном журнале, издаваемом для взрослых.
   В отделении "Наук и художеств" 1-го No помещена огромная статья г. Куторги "Естественная история наливочных животных", статья интересная по содержанию и хорошо изложенная, но по своей огромности совсем ие журнальная. "Григорий VII" - чрезвычайно интересная историческая статья. "Науки, художества и искусства {Желательно бы знать, какую разность полагает автор этой статьи между художествами и искусствами?} в древней Индии"20 - статья г. Менцова, заключающая в себе несколько любопытных фактов, изложенных без всякого взгляда, без всякой мысли. "Елисавета и Анна, королевы английские" - интересная по содержанию, но сбивчивая и темная, по отсутствию мысли, статья. "Обращения соков в растениях" - статья, посвященная слишком частному предмету. Об отделении "Промышленности и сельского хозяйства", как о предмете, совершенно нас чуждом, мы не судим. "Критика" в "Библиотеке" обыкновенно состоит из выписок из рассматриваемых сочинений, выписок, к которым приделано несколько личных мнений, ни на чем, кроме произвола редактора, не основанных и ничем, кроме его острот и шуток, не подкрепленных. Направление этой "критики", как и всего журнала,- вражда против умозрения, против мысли и распространение положительных, опытных, наглядных и рутинных понятий в науке и искусстве. Например: в III No помещена критика по поводу книг: "Русская история", г. Устрялова. - "Деяния Петра Великого", Голикова. - "О княжестве Литовском. Какое место в русской истории должно занимать княжество литовское?", г. Устрялова. В этой статье, которая почему-то названа критикою, тогда как она есть только сбор произвольных и притом устарелых мнений об истории, несмотря на величие такого предмета, как Петр Великий, холодно, апатически изложенных, в этой статье нападают на мысль об историческом развитии человечества, как стремлении к совершенствованию, и вместо совершенствования полагают стремление к умножению физических и умственных наслаждений: мысль энциклопедистов XVIII века!.. Впрочем, в этой статье мы встретили очень дельную мысль, особенно важную, как опровержение нелепости, распространяемой поверхностными мыслителями, вот она: "Что такое Россия в отношении к человечеству? - Этот вопрос мы уступаем мнимым мыслителям, которым дельфийский оракул открыл своим загадочным словом, что России предоставлено быть обновительницею дряхлого Запада, внести туда новый элемент и что призвание ее такое же, как призвание германцев и норманнов в средних веках. Незавидна была бы судьба России быть обновительницею Запада, который, сказать мимоходом, вовсе не стареет. Мы принимаем Россию за отдельный мир, по величине равный Европе, и видим, напротив того, что Европа обновляет Россию"21. Умно и справедливо!
   Отделение "Смеси" в "Библиотеке для чтения" по-прежнему свежо и интересно, но уж чересчур однообразно, потому что исключительно посвящается открытиям и новостям по части естествознания. Отделение "Литературной летописи" становится все короче и суше: отсутствие веселости, остроумия, прежних милых шуточек, от которых все животы надрывали, показывает какое-то утомление, усталость.
   Теперь еще одно замечание - о языке "Библиотеки для чтения", он нередко грешит против живого русского языка, обличая в редакторе иноплеменника. Например: "Охотно бы позволил себя сколоть и стерзать, чтобы только убедиться, что я не сплю". Сколоть и стерзать!.. "Я расскажу тебе после большой смех" - по-каковски это?.. "Слеза благодарности, которая ЖГЕТ меня под маской"22 - жгет, пекет, бегет: так говорится разве по финскому произношению, а по московскому или - что все одно и то же - по великорусскому говорится: жжет, печет, бежит...
   Несмотря на то, "Библиотека для чтения" все-таки интересный и охотно, с удовольствием читаемый журнал: в этом-то и заключается причина его необыкновенного успеха.
   Теперь обратимся к "Сыну отечества" и "Отечественным запискам"23.
  

<Продолжение>

  

Увы! на жизненных браздах

Мгновенной жатвой поколенья,

По тайной воле провиденья,

Восходят, зреют и падут;

Другие им во след идут...

Так наше ветреное племя

Растет, волнуется, кипит

И к гробу прадедов теснит.

Придет, придет и наше время,

И наши внуки в добрый час

Из мира вытеснят и нас.

Пушкин1

  

Что старина, то и деянье!

Кирша Данилов2

Благословите, братцы, правду сказать.

"Сын отечества"3

  
   В прошедшей книжке "Наблюдателя", при разборе журналов, мы остановились на "Сыне отечества". Не станем писать истории этого маститого журнала, догоняющего или перегоняющего своими годами "Вестник Европы" блаженной памяти;4 скажем только, что, после многочисленных и неудачных попыток к возрождению и обновлению, он перешел наконец в руки человека, первого именем своим в русской журналистике5. Не говоря уже о перемене в плане журнала, из недельника превратившегося, по примеру "Библиотеки для чтения", в месячник6,- сколько надежд было возложено публикою на этот журнал, подпавший под редакцию знаменитого, талантливого и многостороннего редактора. Поговаривали было уже, что "Библиотеке для чтения" приходит конец, что вот наконец-то явится журнал, который даст нам критику беспристрастную, благородную, независимую, основанную на твердых началах науки изящного, в ее современном состоянии; журнал, который, как на ладони, будет показывать нам современную Европу со стороны ее умственной деятельности и духовного развития. Ждали, кричали - кричали и ждали, и - дождались...
   "Сын отечества" сделался собственностию г. Смирдина, следовательно, имел все материяльные средства к наружному достоинству, своевременному выходу книжек и улучшению даже внутреннего содержания, чрез приглашение к участию русских писателей, пользующихся заслуженным авторитетом. Имя редактора ручалось за превосходный выбор статей, за превосходную критику и за многое превосходное... Но не все надежды сбываются... Во-первых, "Сын отечества" стал отставать, так что последняя книжка его за прошлый год вышла в нынешнем; "Сын отечества" явился с самой скромной наружностию - на серенькой бумажке, слепо и некрасиво напечатанный...
   Но еще поразительнее внутренняя сторона "Сына отечества". Под критикою он стал разуметь библиографические отзывы о книжках, или рецензии, и потом французские статьи о предметах искусства. В рецензиях была выговорена правда нескольким плохим книжонкам, но главные усилия направлены - во-первых, против людей, которые, по слепоте своей, видели в "Сыне отечества" не журнальное светило, а какое-то тусклое пятно, знаменующее затмение на горизонте нашей журналистики;7 во-вторых, против людей, которые, по закону давности, совершенно забыли "Московский телеграф" и смеялись над повторением устарелых понятий; в-третьих, противу людей, которые осмеливались видеть в г. Лажечникове даровитого писателя, а не безграмотного писаку, а прекрасные романы его ставить выше романов г. Полевого8. Что касается до критик, переводимых в "Сыне отечества" с французского,- то очень трудно определить их сущность и цель. Или уже такова организация нашего духа, или в самом деле французы в этом виноваты, но только для нас решительно недоступна ясность французских статей. Прочтя французскую статью со всевозможным напряженным вниманием, мы всегда спрашиваем себя: да о чем же хлопочет сей господин или - другими словами -
  

Да из чего ж беснуетесь вы столько?9

  
   По нашему мнению, только та статья хороша, в которой развита какая-нибудь мысль и в которой каждая мысль, являясь в живом слове, теряет свою скелетную отвлеченность и переходит в объективное представление. Прочтя такую статью, можно иногда не согласиться с ее основаниями, но всегда можно сказать, какая развита в ней мысль, как она развита (то есть весь ее диалектический ход), и потому ее можно всегда помнить. Кажется, что против этой мысли, столь же простой, сколько и истинной, никто спорить не станет. Теперь приглашаем, не угодно ли кому-нибудь для пробы пересказать содержание хоть статьи Филарета Шаля "Нынешняя английская словесность", помещенной в 3 книжке "Сына отечества" за нынешний год? В этой статье говорится и о Шекспире, и о Байроне, и о Вальтер Скотте, о Сутее и Вордсворте, но об искусстве не говорится ни слова, а между тем очень много наговорено о машинах, цилиндрах, новейшей цивилизации, пароходах и о прочем, что до искусства не касается. Прочтя статью, вы не обогащаетесь даже ни одним новым фактом о современной английской литературе,- о мысли я уже и не говорю. А между тем это еще самая лучшая французская статья в "Сыне отечества", потому что между так называемыми критиками французскими Филарет Шаль еще отличается против других большим количеством здравого смысла. В прошлом году "Сын отечества" дебютировал двумя французскими статьями, очень дурно переведенными, о Викторе Гюго, кажется, Сен-Бева, и о Ламартине, кажется, Низара10. Боже мой, что это за произвольность в понятиях! Ничего не поймешь, ничего не разберешь!
  

Запели молодцы - кто в лес, кто по дрова!

Дерут, а толку нет!11

  
   О том, что называется основаниями науки,- нет и намека. Как же после этого сметь презирать немцев! Говорят, немцы темно пишут. Неправда: что выше нас, то нам темно; но станьте вашим развитием в уровень с немцем - и вы увидите, что он пишет ясно и понятно. А что и у немцев есть темные писаки, потому что у них в голове темно,- это можно доказать из "Сына же отечества": прочтите в 1 No статью Амедея Вендта "О нынешнем состоянии живописи, ваяния, зодчества и музыки". У немцев критика основана на законах разума, всегда единого и неизменяющегося, на началах науки, сообразно ее современному состоянию. Лессинг, Шиллер, Шлегель и теперешняя дружина молодых гегелистов - Ганц, Ретшер, Бауман, Гете и другие - что такое все эти имена? - Это название периодов развития науки изящного, это название глав в ее истории, потому что, повторяем, в Германии критика развилась исторически, и в ее представителях вы увидите влияние и Канта, и Шеллинга, и Гегеля. По этой причине, если Лессинг, Шиллер и Шлегели теперь не могут быть законодателями вкуса, то их заслуга все-таки не забыта, и их достоинство не унижено: немцы изучают их как исторические лица в науке изящного, чтобы чрез это изучение видеть ход и развитие мысли о творчестве. Напротив того, какое значение могут иметь Лагарпы и Жоффруа, кроме разве как факты колобродства человеческого рассудка? За что подорожит потомство статейками Жюль-Жанена и статьями Густава Планша, Сен-Бева, Низара, Филарета Шаля? Скажите, какое соотношение между этими людьми, имел ли кто из них влияние на другого, чье имя должно стоять впереди, чье после!.. Нет, они являлись все случайно, мысли их родились случайно, как личные мнения, ни на чем не основанные, ни к чему не привязанные. Их назначение - не быть проводниками новых идей об искусстве, исторически развивающихся; их ремесло - высказывать эфемерный вкус толпы, мнение дня. Я в восторге от "Руслана и Людмилы", а мой лакей без ума от "Еруслана Лазаревича": мы оба правы, и если бы мой лакей умел написать статью, в которой бы высказал свое личное мнение о высоком достоинстве "Еруслана Лазаревича" и о пошлости поэмы Пушкина, это была бы превосходная критическая статья во французском духе. Я так думаю, мне так кажется - вот основание французской критики. Эта произвольность во мнениях часто доходит до таких нелепостей, которые могут являться только во французской литературе. Недавно один французик, Арнуль Фреми, вздумал написать шуточное письмо к тени Дидерота о том, что драма есть ложный род и не принадлежит к искусству, но что Корнель, Расин, Мольер, Вольтер, Шекспир (какое дикое сближение имен!..) великие люди!!!.. И что же? Редактор "Сына отечества" не только почел нужным перевести оную статью для своего журнала, но и еще, в выноске к ней, глубокомысленно заметил, что "дело стоит того, чтобы над ним подумать"12. И потом он же перевел превосходную статью Варнгагена о Пушкине, для показания пошлости современной немецкой критики, и чтобы лучше достичь своей цели, перевел ее ужасным образом...13 Что обо всем этом сказать?..
   Теперь вы имеете понятие, какова критика "Сына отечества", то есть, к какому веку, к какому времени она относится и до какой степени принадлежит она нашему времени?..
   Теперь мы должны сказать о собственных критических статьях редактора "Сына отечества". Еще в прошлом году изумил он весь русский читающий мир своею статьею о "Курсе словесности" И. И. Давыдова14. Очень жалеем, что не имеем ни времени, ни места, ни охоты, ни терпения разобрать эту статью, дивную во статьях. В ней наш критик решительно убивает книгу почтенного профессора, говоря, что она есть не что иное, как "слова, слова, слова";15 и вслед за тем строит свою систему словесности, которая именно есть не что иное, как "слова, слова, слова". В нынешнем году почтенный редактор "Сына отечества" размахнулся тремя статейками: "Критические исследования касательно современной русской литературы" - "Мнение о новом правописании г. Лажечникова, в романе его: "Басурман"" - "Вредит ли критика современной русской словесности?" (возражение на статью Н. В. Кукольника)16. Общий характер всех этих статей состоит в богатстве слов, бедности мыслей и апатическом изложении. Г-н Лажечников сделал попытку на реформу русского правописания, дело не удалось и тем и кончилось; скажите, из чего тут шуметь и заводить важные споры? Чтобы дать понятие, как спорит г. Полевой об этих важных предметах, выпишем здесь его спор с г. Краевским о правописании.
   Г-н Краевский говорит:
  
   Восстают против слияния предлогов, имеющих в кончании букву ъ, с существительными именами, и восстают те, которые сами пишут, например: отчасти, впрочем, кстати, вместо, а не отъ части, къ стати, въ прочем, въ место. Отчего же? Вероятно, оттого, что эти слова они признают нераздельными, хотя они и составлены из предлогов и имен. Но эти господа никак не позволяют вам написать: вследствие, ксожалению, кнесчастию и так далее, не соображая того, что когда предлог, присоединенный к другому слову, образует с ним другую часть речи, то отделить его от того слона значит уничтожить значение этой части речи, происшедшей от соединения предлога с словом. Например, как вы различите без этого: вследствие закона и - въ следствие это вкралось; впрочем, лежачего не бьют и - мы видим въ прочем вздоре его сочинений; ксожалению, он не понимает и - его нахальство приводит меня къ сожалению; взаключение всего должно бы его презреть, и - въ заключении его видна сущая нелепость? - Но, нет, мы уже привыкли так писать, так отцы и деды наши писывали, так и нас учили17.
  
   Г-н Полевой отвечает:
  
   Видим, что им вовсе не известно, что слова: кстати, впрочем, вместо суть наречия, подобные словам: сегодня, завтра, где слиты слова: сего дня, за утра. Но и слова: вследствие, ксожалению. взаключение суть наречия: почему же не сливать их? - кроме того, что СИИ слова, но и куда-нибудь, и может быть, и отнюдь нет наречия, и самые деепричастия суть наречия (времени и бытия), но сливать их не должно, ИБО они принимают только смысл наречий, а не составляют прямых наречий18.
  
   Но почему же это так? - спрашиваете вы; не спрашивайте: это навсегда должно остаться для вас тайною, потому что оно остается тайною и для г. адвоката старинного правописания.
   Курьезнее всех статья "Вредит ли критика современной русской словесности". Во-первых: вопрос так не мудрен и ясен, что толковать о нем - значит рассуждать о том, что "науки суть полезны". Мы понимаем, что на подобный вопрос можно ответить несколькими фразами, вроде следующих: "Дарование, которое можно убить порицанием, недостойно жить, и чем скорей умрет, тем лучше для литературы, потому что через это она избавляется от вредного пустоцвета"; но мы решительно не понимаем, как можно сделать целую статью из решения подобного вопроса, и еще - как можно назвать такую статью критикою? Неужели критика есть пересыпание из пустого в порожнее?.. Во-вторых: сколько диковинок и что за диковинки в этой критике... Истинное вавилонское столпотворение слов без мыслей!.. Не угодно ли полюбоваться хоть одною диковинкою?
  
   Как ни различны теперь мнения русских критиков, но примеры убедят нас, что в последнее время каждое, чуть какую-либо надежду подававшее дарование было тотчас оценяемо и лелеемо читателями и критикою. Подолинский, Вельтман, Вронченко, гр. Р-на, Бенедиктов, Якубович, Лермонтов, Ершов, Даль, Панаев (И. И.), Соколовский, Губер, князь Одоевский, Шевырев, Бороздна, Маркович, Ободовский, барон Розен, Каменский, Владиславлев, Лажечников, Теплова, вы сами, милый19 Нестор Васильевич, даже прасол Кольцов, все вы, принадлежащие к эпохе послепушкинской, все, более или менее, но отличенные дарованием бесспорным, не были ль вы все отличены критикою новейшею? не заслужили ль себе большей или меньшей почетности и известности? Что же нам еще прикажете делать? - хвалить сряду всех поэтов: г-д Теплякова, Федосеева, Менцова, Лаголова, Чистякова, Тимофеева, Бернета, Мызникова, Рудыковского, Чижова, Бахтурина, Лукашевича и пр., и пр., чьи имена мелькают в журналах? Все они, может быть, умные, ученые, добрые, любезные люди, но - поэты плохие! Довольно, что их печатают, а притом и похваливают...
  
   Каково? - Имена кн. Одоевского, Лажечникова, Вельтмана, Вронченко - не только на ряду с именами молодых людей, еще только выступающих на поприще, хотя и подающих большие надежды, но на ряду с именами г-д Соколовского, Якубовича, Бороздны, барона Розена, Каменского!.. Хорошо, очень хорошо!.. мы не говорим уже о том, что г. Тепляков несравненно выше всех этих господ,- как попал с Федосеевыми и Тимофеевыми г. Бернет, молодой человек с несомненным поэтическим дарованием?.. Посмотрим, что дальше:
  
   Да неужели и вас всех, вышеупомянутых, пожаловать прямо в гении? а совесть где? (да,- это вопрос!..) А где ваше оправдание трудами? - И вас, которых мы отличаем от других, неужели хвалить безусловно? никогда! Если Подолинскнй не оправдал мыслью своих прелестных звуков, если Каменскому (!..) советуют думать об языке при мысли, если князю Одоевскому говорят, что бальзаковская, практическая повесть не его род, если Губеру указывают на неверность его "Фауста", если Лажечникову советуют не вводить реформы в язык без достаточных причин, если Соколовскому говорят, что его духовная поэзия просто ошибка, если Далю сказывают, что он слишком хитрит в своем русизме, если Бенедиктова умоляют (?) пощадить свой звучный стих от изысканности - разве все это нападки, заговор против талантов?20
  
   Конец концов - это из рук вон! У г. Каменского есть мысль (!..), да язык дурен, а у г. Подолинского звучен стих, да мысли нет!..
  
   Что вы, о дальние потомки,
   Помыслите о наших днях!..21
  
   И кто все это пишет теперь!.. О, слава мира сего, как ты ненадежна! Великую правду сказал Наполеон, что от высокого до смешного только шаг22.
   Но чтобы выставить во всем блеске добросовестность, беспристрастие, благородный тон, хладнокровие, умеренность, уважение к приличию, к чужой личности, соединенные с остроумием и энергией) выражения г. редактора "Сына отечества", выписываем вполне его приветствие "Московскому наблюдателю" - предмет, очень близкий к нашему сердцу23.
  
   Мы получили наконец из Москвы первую книжку "Московского наблюдателя". Слухи не обманули нас. "Наблюдатель" выходит с нового года ежемесячно, толстыми книжками. В первой 22 листа. Он делится на семь отделов, обещает словесность, науки, критику, библиографию, русскую и иностранную, и смесь. Кто редактор его - не знаем. Издание принял типографщик Н. С. Степанов, который, по словам "Наблюдателя", "владеет всеми материяльными средствами к внутреннему и внешнему улучшению журнала".- И к внутреннему? Поздравляем добрую и Москву с русским Франклином и Ричардсоном, которые также были типографщики. Признаться, мы что-то худо понимаем, что это такое: материяльные средства к внутреннему улучшению? Вероятно, интеллектуальный конкретизм, которым г. Степанов выведет индивидуальное Я "Наблюдателя" в реальное Я = не Я из безусловного абсолютизма, в каком находился он в прошедшем году. Даруй, Гегель, успеха!
   Читатели, живущие призрачною жизнью прекраснодушия, извинят нас за непонятный язык. Что делать? С волками надобно выть, по старой пословице.
   Оставя шутки, скажем, что в прошедшем году "Наблюдатель" представлял какое-то странное явление. Он явился каким-то вздорливым юношею, а что всего хуже, пустился в философию и при конце года мог сказать:
   "О философия! ты срезала меня!.."
   Подлинно срезала! Мы упомянули в нашем обозрении русской литературы 1837 года ("Сын отечества", кн. I), что не знаем даже, жив или скончался "Наблюдатель"? Он мертв на ту пору был, но в марте, когда оживает вся природа, ожил и он, и первым словом его было грозное восклицание на других:
   "Не умер я, благодаря судьбу!.."
   Говорила некогда г-жа Простакова о своем супруге, что на него иногда "находит, батюшка, так сказать, столбняк - выпуча глаза стоит, как вкопанный, а как столбняк попройдет, то занесет такую дичь, что у бога просишь опять столбняка". Почти то же случилось с "Наблюдателем": занес дичь25, забросался во все стороны, заговорил таким языком, что не знали мы: смеяться? жалеть ли? Но то был сильный, кратковременный перелом к лучшему. "Наблюдатель" после того снова умер, не дожидаясь зимы, теперь опять ожил и сделался совсем другой журнал. Осталось от прежнего немножко раздражительности, немножко странности в языке, но какое сравнение с прошлым годом. В первой книжке дарит он нас несколькими хорошими стихами, двумя хорошенькими повестями, очень умною статьею в отделении наук, прекрасным отрывком из путешествия... И этого довольно для книги, если бы остальное и не соответствовало исчисленному нами. Впрочем, и в солнце есть пятна, а "Наблюдатель" не солнце, а разве комета без хвоста...
  
   Не правда ли, что очень любезно - и тон такой благородный?.. Но не ожидайте от меня разделки, какой бы можно было ожидать, по пословице: "Как аукнется, так и откликнется". Во-первых, боже сохрани так откликаться, а во-вторых, я, молодой литератор, не хочу упустить случая, не хочу отказать себе в удовольствии - дать старому, почтенному и знаменитому литератору урок в вежливости и хорошем тоне... Итак, начинаю... но - что же буду я говорить г. Полевому? неужели читать ему азбучные правила о первых началах общежития? - Помилуйте, ведь он уже не дитя, не ребенок - напротив, он человек пожилой, что заметно уже и по одному образу его мыслей, не говоря уже об образе выражения...
   Нет, вместо урока, я лучше постараюсь защититься от его несправедливых и пристрастных нападок, защищаться вежливо, кротко, но и не слабо, не бессильно...
   Что смешного в том, что в программе сказано о Н. С. Степанове, как о человеке, имеющем материяльные средства к внешнему и внутреннему улучшению журнала? Из этого отнюдь не следует, чтобы он был Франклином или Ричардсоном: разве А. Ф. Смирдин не способствовал внутреннему достоинству "Библиотеки для чтения", хотя в издании и не принимал никакого участия, кроме издержек? Конечно, один он, с своими материяльными средствами, не много бы сделал: доказательством - "Сын отечества"...
   Во всем остальном защищаться нечего: смысл и тон нападок г. Полевого - лучшая защита для "Наблюдателя" - и потому мы продолжаем, как начали, рассматривать "Сын отечества".
   Важнейшее отделение всякого журнала - критика и библиография; они, можно сказать, душа, жизнь его, потому что в них резче всего выказывается его направление, сила и достоинство. Каковы эти отделения в "Сыне отечества",- вы видели. К довершению нашего очерка прибавляем еще две-три черты. Редактор "Сына отечества" видит в Менцеле великого критика и с великим ликованием объявил, что Менцель разругал новый роман г. Лажечникова и расхвалил г. Булгарина. Эка важность! Менцель ругал самого Гете, и вообще он такой критик, ругательством которого можно гордиться26. Потом, редактор "Сына отечества" откровенно признался, что он не понимает "Каменного гостя" Пушкина, но что восхищается гладкостию стиха...27 Удивителен ли после этого приговор статье Варнгагена?.. Увы!.. О bon vieux temps!..{О доброе старое время!.. (франц.) - Ред.}
   Отделение стихотворений "Сына отечества" всегда соперничало с тем же отделением в "Библиотеке для чтения", и потому в нем много очень прекрасных стихотворений, особенно тем примечательных, что их можно читать и сверху вниз, и снизу вверх... В этом отношении особенно хороши стихотворения г. Сушкова... Впрочем, случайно, прошлого года, попало в "Сын отечества" несколько превосходных стихотворений Кольцова. Не знаем как, но только между именами г-д Стромилова, Некрасова, Сушкова, Гогниева, Банникова, Нахтигаля и многих иных попадалось иногда и имя г. Струговщикова, подписанное под прекрасными переводами из Гете. Да был еще напечатан в "Сыне отечества" первый акт из "Ромео и Юлии", перевод г. Каткова. Этот первый акт был отослан г. Полевому еще прежде, нежели вышла первая книжка "Сына отечества" прошлого года, но в помещении перевода было отказано - по причине его крайнего несовершенства. Но, господа, в год много воды утечет, а человеческому совершенству нет пределов: перевод ровно через год был помещен, без позволения переводчика, который совсем не желает быть в каких бы то ни было отношениях с "Сыном отечества", и к крайнему его сожалению, потому что, недовольный своим переводом, он совершенно вновь перевел весь первый акт28.
   В трех книжках "Сына отечества" за нынешний год из стихотворений заслуживают внимание только три "Римские элегии" из Гете, переведенные г. Струговщиковым. Остальное не стоит упоминовения.
   Прозаическая часть словесности в "Сыне отечества" очень хороша. Если "Иголкин" самого редактора и "Свидетель" Одоевского - вялы и скучны, каждый по-своему, зато вознаградит вас вполне прекрасная, полная души и мысли повесть г. Вельтмана "Радой". С наслаждением также прочтете и прекрасную повесть г-жи Жуковой "Самоотвержение". Переводные повести все хороши по выбору и хорошо переведены.
   Из статей ученого содержания примечательны статьи г-д Врангеля, отца Иакинфа, В. Давыдова, Корсакова. Чрезвычайно интересны "Записки герцога Де-Лириа-Бервика, бывшего испанским послом при российском дворе".
   Отделение современной истории интересно по содержанию, а не по изложению. Вообще, все касающееся собственно до России, гораздо лучше, подробнее и занимательнее излагается в "Отечественных записках", нежели в "Сыне отечества".
&n

Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
Просмотров: 770 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа