Лубкин Александр Степанович - Начертание логики

  

  

   РУССКИЕ ПРОСВЕТИТЕЛИ (От Радищева до декабристов). Собрание произведений в двух томах. Т. 2.

   М., "Мысль", 1966. (философ. наследие).

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Предварительное введение о понятии и частях философии

   Введение в логику

   I. О логике вообще и порядке ее преподавания

   11. Краткое обозрение способностей человеческого ума

   А. О душе человеческой вообще

   В. О способностях ума человеческого

   Логики часть первая. О действиях ума человеческого

   Глава 1. Об идеях, или понятиях

   Чл. I. О разных видах понятий

   Чл. II. О доброте идей и о средствах к достижению сего

   Чл. III. О знаках идей, или словах, оные означающих

   Глава II. О суждениях и предложениях

   Чл. I. О разных видах предложений

   Чл. II. О свойствах предложений, снесенных между собою

   Чл. III. О различной важности суждений, касательно познания вещей, об определении и разделении

   Глава III. О умствовании и силлогизме

   Чл. I. Об умствовании вообще

   Чл. II. О простых силлогизмах

   Чл. III. О сложных силлогизмах

   Логики часть вторая. О средствах и ясности познаний

   Глава I. Об истине, вероятности и об различных способах удостоверения

   Чл. I. О удостоверении чувства внутреннего

   Чл. II. О удостоверении чувств внешних

   Чл. III. О удостоверении посредством раздробления идей и соображения оных

   Чл. IV. О удостоверений, основывающемся на очевидной нелепости противного положения

   Чл. V. О удостоверении посредством свидетельства других

   Глава II. О заблуждениях, предрассудках и обманчивостях

   Чл. I. О причинах предрассудков

   Чл. II Об обманчивых доводах, или паралогизма

   Глава III. О ясности познаний

   Чл. I. О ясности опытного познания

   Чл. II. О ясности умственного познания

   Чл. III. О том, каким образом практические познания и умозрение пособляют себе взаимно к точнейшему познанию вещей, и о пользе предположений

   Логики часть третья. О разных видах логического делопроизводства

   Глава I. О способе снискивать познание о вещах

   Чл. I. О чувственном познании предметов

   Чл. II. О познании предметов, разуму подлежащих

   Чл. III. О приближении к истине

   Глава II. О способе сообщать познание истины другим

   Чл. I. О разных видах доводов

   Чл. II. О свойствах хорошей методы сообщать познание свое другим

   Чл. III. О способе себя защищать и опровергать мнение других

   Чл. IV. О состязаниях, или словопрениях

   Глава III. Об исследовании или испытании истины

   Чл. I. Об исследовании истины физической

   Чл. II. Об испытании мнения философского

   Чл. III. Об испытании мнения исторического

   Чл. IV. Об исследовании мнения, основанного на аналогии, или на подобии, или противоположности вещей

   Глава IV. О чтении писателей

   Чл. I. О чтении писателей вообще

   Чл. II. Главнейшие правила герменевтики

   Чл. III. Главнейшие правила критики

   Заключение

  

  

   Кажется, совсем не нужно ведать читателю, с каким намерением и по какому поводу предпринято сие начертание. Довольно, что сочинитель, занимаясь некогда преподаванием логики, при недостатке таковых книг на языке отечественном почел должностию своею преподавать оную по своей рукописи. Почему он за нужное почитает объясниться пред читателем только в следующем:

   I. Настоящее начертание логики есть в собственном смысле только лишь начертание. Сочинитель ограничивался единственно нужнейшим и общеполезным в логике; посему пространные объяснения и глубокомысленные тонкости были бы здесь невместны; кроме того что первые по большей части скучны, а последние занимательны разве только для ученых, много лишнего времени у себя имеющих. Чистосердечный искатель истины довольствуется и одними ее признаками, а лукавый сцептик умышленно уклоняется от всякого уверения. Он заботливо ищет основания истины, но так и с тем только намерением, чтоб никогда его не найти, и употребляет силы своего ума не для обретения истины, но для защищения ученой своей упорности. Такому никакая логика не пособит.

   II. Поелику изыскание истины (что составляет собственный предмет логики) есть уже философствование, то почтено за нужное предварительно предложить как о понятии философствования вообще, так и о понятии и частях философии яко особой от других по содержанию своему науки. Таковое вступление, кажется, не будет почтено излишним, но крайней мере потому, что обыкновенно курс философский с логики начинается; а по сей причине и надлежит наперед и вообще предложить о понятии и содержании философии.

   III. Хотя обозрение душевных способностей, собственно, принадлежит к прагматической антропологии, или психологии, но здесь помещено оно по той причине, что тесную имеет связь с логическими предметами; сверх же сего, правила хорошей методы требуют предварительно иметь нужнейшие сведения о предлагаемом предмете вообще, коего особенное какое-либо свойство раздробительно имеет быть рассматриваемо.

   IV. Первую часть логики сочинитель старался обделать как можно проще и короче, почему и состоит она в одних почти определениях и нужнейших правилах и примерах, почти так же, как и в других доселе в России общеизвестных логиках сие было наблюдаемо. Но может быть, скажут: "Для чего в том не было последовано новейшей формы логик, раздробляя понятия, суждения и пр. по категориям?" Сочинитель на сие объясняется, что он предположил себе держаться пути кратчайшего и удобнейшего и что логику представлял себе наукою здраво и основательно судить о вещах, а не искусством ученого тонкоумия, к чему очень немногие имеют время. Конечно, ученые спекуляции каждому дозволительны и иногда бывают полезны, но делать из них необходимость и каждого к ним обязывать будет, кажется, дело совсем излишнее. Лучше того не касаться, без чего столь же хорошо обойтись можно.

   V. В главе о силлогизмах сделана немалая противу прежнего отмена. Прежняя теория о составлении простых силлогизмов, их фигурах и видах, основываемая на положении среднего термина в посылках, совсем оставлена как потому, что кроме бесполезной затруднительности в себе ничего не заключает, так и для того, что самое основание оной есть мнимое. Ибо известное положение среднего термина не может почесться чем-либо первоначальным в силлогизме, но есть последствие известного образа, по которому тогда душа действовать своим умом почла за приличнейшее с своим намерением. Почему вместо такового различения силлогизмов по внешнему их виду введено другое, основывающееся на их намерении и употреблении. Таким образом, вид силлогизмов третьей по-прежнему фигуры, годной только для исключения, поставлен непосредственно за наведением под именем отражения. Чрез таковую перемену сочинитель ласкается достигнуть по крайней мере той выгоды, что учение о силлогизмах будет простее и читатель не должен будет ломать голову над странными и, можно сказать, магическими словами, каковы суть bArbAra, bOcArdO, fElAptO¹ и пр.

   VI. Об различных способах человеческого удостоверения и их важности предлагать в логике тем паче почтено за нужное, что без сего не могли бы иметь никакого основания логические наставления, ибо, чтоб увериться о справедливости чего-либо, надлежит наперед признать, что можно положиться на способ, которым удостоверение снискивается; и доколе источники нашего удостоверения будут еще подлежать какому-либо сомнению, до тех пор всякая логика яко наука достигать возможного степени уверенности будет невозможна.

   VII. О ясности познаний и догадках предлагать особо для того сочтено за потребное, что иначе почти не можно положить пределов, чему и сколько должны мы верить и что требуется для полной уверенности. Пышные демонстрации догматиков суть часто по одному внешнему виду таковыми, не заключая в себе иногда никакой силы к достаточному уверению.

   VIII. О приближении к истине потому сочинитель признал говорить за нужное, что в кругу человеческих сведений очень немногие почесться могут прямо знаниями или познаниями, а прочие суть сами в себе не более как только одно, однако ж подлинное приближение к истине. Кажется, что сим отделением и догматики и сцептики равно будут довольны: первые потому, что тут не отрицается совершенно познание истины, а другие для того, что отдается им на волю всякое аподиктически справедливым почитаемое мнение признавать только за основательное и преимущественный перевес на своей стороне имеющее. Да в таковой строгой разборчивости, кажется, и нужды нет, ибо не для того мы должны знать что-либо, чтоб только знать, но для того стараемся познавать, чтоб, основываясь на том познании, благоразумно могли поступать. Пускающийся без нужды на явную опасность, когда погибнет, не может тем быть оправдываем, что до того не был еще аподиктически уверен о неминуемой своей в сем случае гибели.

   IX. Естьли бы кто пожелал знать, какой системы придерживался сочинитель в сем начертании, то он признается, что заимствовался от многих как новейших, так и недавних писателей, но, собственно, системе чьей-либо не последовал никакой. Что ж касается до его образа мыслей в рассуждении познаний человеческих, то он думает, что "иное можем мы знать прямо, иное познавать, иному по необходимости должны верить, иное по такой же необходимости предполагать, об ином только правильно догадываться, а об ином напрасно и голову не ломать",

   X. Сверх сего, для возможного предупреждения без нужды обоюдных толков сочинитель объясняет, что философию, в смысле науки (Wissenschaft) взятую, по причине собственного ей образа умодеятельности почитает он очень от других наук отличною. Он представляет себе философию не цепью вытекающих одна из другой истин, где первое звено составляющая уже по необходимости руководит разум к признанию всех последующих (каковое свойство имеет математика), но многосоставным целым, где каждая часть прилеплена к другой и сама по себе и сверх того придерживается в сем положении другими, смежными и где потому за отторжением одной какой-либо части неминуемо надлежит последовать расторжению союза между всеми. Почему он думает, что философствующий должен иметь в виду не только логическую необходимость последования одной истины из другой, но и всеобщее всеми соотношение и всеобщую гармонию. А потому хотя б что и не следовало еще очевидно из предполагаемых начал, но естьли без того всеобщая гармония истин очевидно подвергается расстройству, то почитать оное не менее справедливым, как что формальным образом может быть доказано. И вообще сочинитель такого мнения, что в рассуждении о предметах философских один только аналитический способ, без помощи синтетического, совсем почти бесполезен.

   XI. Благоразумное чтение книг есть, без сомнения, важнейшее средство к обогащению себя познаниями, но без предварительного знания нужнейших правил герменевтики² и критики нередко оное бывает или затруднительно, или малополезно. В "Логиках", доселе на российском языке изданных, предлагаемо было о сих предметах, так сказать, мимоходом. Почему сочинитель почел за должное говорить о сем несколько обстоятельнее, дабы по крайней мере познакомить читателя с главнейшими и наипаче нужными правилами сих наук.

   XII. Может быть, причтут в недостаток, что во второй и третьей части "Логики" нет почти никаких примеров на правила. Сочинитель и сам признает сие охотно, однако ж объясняется: а) что величина книги и без того уже довольно немала, а естьли б помещены были и удовлетворительные примеры на каждую статью, то б надлежало быть оной вдвое более, что как для издающего, так и для читателя не так выгодно; б) естьли б кому рассудилось проходить логику действительно по сему начертанию, то знающий учитель очень легко может дополнить таковой недостаток при изустном наставлении, а малосведущий может затрудниться в объяснении и готовых и ясных примеров.

   XIII. В рассуждении перевода технических терминов на российский язык много встречалось затруднений, ибо говорить по-русски о предметах философических, и притом почти в училищах только известных, еще не так-то дело обыкновенное. Почему в иных случаях употреблены были введенные уже, хотя иногда и странные, термины, в других - находящиеся в переводах подобных сей книг, а в иных сочинитель сам от себя оные придумывал, придерживаясь в том не столько литтерального перевода, сколько значения самой вещи. Так, напр[имер], Instantia переведено не настояние, но отражение, и Reîlexio - не отклонение, но углубление, т. е. философическое вникание и пр. Впрочем, сочинитель за слова не вяжется: он еще будет благодарен, естьли кто подменит их действительно лучшими.

   XIV. Наконец, так как чадолюбию авторскому свойственно желать, дабы его произведение приобретало от часу высший степень совершенства, то и сочинитель сего начертания почел бы себе за приятнейшее одолжение, естьли б кто из знающих по сей части и благомыслящих особ удостоил сообщить ему свои замечания. Таким образом, время, благонамеренная критика и основательные советы к улучшению могли бы некогда исправить, дополнить и наградить те недостатки, каковые в сем сочинении еще находятся.

  

  

   § 1. Трояким образом можем мы познавать вещи, и ежели мы бываем известны непосредственно о бытии оных и о различных переменах, с ними случающихся, то сие познание называется историческим. Ежели имеем познание о количестве какой-либо вещи и о количестве сил, ей свойственных, то такое познание называется математическим. И наконец, ежели познаем причины, почему какая вещь существует и для чего она сим, а не другим образом находится, то такое познание обыкновенно называется философическим.

   § 2. О познании историческом замечать надлежит:

   I. Что предметами оного служат вещи, подлежащие нашим чувствам, и оные столько могут быть нам известными, сколько действуют на наши чувства.

   II. Оно есть первое и нижайшее познание, а посему по необходимости должно предшествовать познаниям прочим.

   § 3. О познании математическом должно помнить:

   I. Что оному предшествовать долженствует историческое познание нескольких вещей, которые одна с другою сличаются и сравниваются, для того дабы можно было узнать их меру или их количество относительное.

   II. Вещи представляются имеющими количество или относительно их протяженности, или их состава, или судя по силам, им приличным, или их силам двигательным. Итак, предмет математического познания есть тот, чтоб найти или протяженность, или состав тела, что будет то же, что найти груз оного, или определить количество двигательных его сил, или найти все вместе.

   III. Ежели математическое познание о какой-либо вещи мы получаем непосредственным сличением или сравнением оной с другою, то таковое познание называется простонародным. Но ежели узнаем количество ее помощию умствований и математических выкладок, тогда сие познание заслуживает название ученого.

   § 4. Что касается до познания философского, то следует примечать следующее:

   I. Мы не можем познать причины какой-либо вещи, ежели не рассмотрим совершенно связи, или отношения, которое находится между вещию и ее причиною. Но отношения вещей не подлежат нашим чувствам, а посему и для познания философского не довольно одних чувств, но надобно еще способность усматривать союз и отношения вещей; сия способность называется разумом.

   II. Предмет философского познания есть двоякий: или одну вещь из другой изъяснить, или одну истину вывести из другой. Итак, философствование состоит в объяснении бытия, состояния и качеств вещей или в сравнении между собою уже приобретенных общих сведений о вещах, дабы посредством оного можно было вывести новую какую-либо истину, которая была дотоле нам еще неизвестна или недовольно известна и темна.

   III. Весьма часто случается, что мы не можем узнать причину какой-либо вещи, ежели не узнаем наперед точного количества обоих. Из сего явствует, что математическое познание нередко открывает путь к познанию философскому, и посему иногда бывает основанием оного.

   IV. Бывает также, что от бытия какой-либо вещи заключаем о бытии другой, которой отнюдь не чувствуем, хотя и уверяемся, что она есть. Однако ж такого познания никак историческим назвать не можно, ибо оно основывается не на чувствах, но на умозаключении.

   § 5. Кто исследывает причины вещей и дает своим суждениям пристойные резоны, тот, поколику сие делает, философствует. Но может ли, однако ж, потому назваться философом? Так как математиком прямо может назваться только тот, который основательно знает науку о измерении тел и свое знание, когда потребует случай, может употребить в действо, а не тот, который кое-как может саженью вымерять свой дом или поле; равным образом недостоин такой имени философа, который отчасти может изъяснить причины нескольких вещей, с ним ежедневно встречающихся, но разве который приобрел навык и легкость судить о представляющихся нам вещах правильно и достаточно и который удобно может усматривать, что в какой вещи может быть почтено за истинное, и таковые свои рассуждения твердо доказывать.

   § 6. Однако ж сие понятие о философии будет очень пространно, так что философия должна бы была в себе заключать все основательные о вещах познания, какие только люди иметь могут. То есть она бы долженствовала содержать в себе все человеческие сведения, науки и художества, какового, однако ж, философа по причине ограниченности человеческих способностей никогда не было и не будет. Почему и должно понятие философии несколько ограничить, естьли желаем иметь постоянное и отличительное понятие об оной яко об особой науке. Для того, судя по нынешнему состоянию и содержанию философических наук, можем мы назвать философию системою тех сведений, которые человеку яко человеку знать нужно для снискания благополучия. Сие определение весьма сходствует с греческим и древним оной наименованием философии, которое означает любовь или старание о мудрости, ибо естьли хотя немного вникнуть, то мудрость есть не что иное, как умение достигать благополучие.

   § 7. Но что человеку нужно для того, чтобы он знал, в чем состоит его благополучие и как его достигнуть? То, чтобы он ведал свою природу и природу тех вещей, посреди коих он находится, чтобы правильно мог усматривать соотношения между собою и оными и дабы, наконец, оттуда вывел для себя правила и образец своих поступков.

   § 8. В сем намерении человек может предложить себе сии вопросы: кто я? где я? откуда я и прочие окружающие меня вещи? к какому концу я от природы назначен? что мне должно делать, дабы достигнуть сего конца? Сими предметами должна заниматься философия, естьли не долженствует быть причисленного к наукам тщетным и бесполезным.

   § 9. Итак, вся философия разделяется на две главнейшие части: то есть на теоретическую, или умозрительную, которая предлагает о свойствах вещей, и практическую, или деятельную, которая содержит в себе правила и наставления, как поступать и жить, основанные на истинах, в теоретической части открытых.

   Равным образом части философии различаться могут так, что одна заниматься будет рассуждениями о человеке, которая и называется посему антропологиею, а другая - вещами, находящимися вне его. Та, которая трактует о вещах, чувствам подлежащих, известна под именем физики, а которая занимается изложением того, что мы познаем посредством одного разума, и которая изъясняет главнейшие понятия вещей и рассуждает о внутренней их природе, которая предлагает главнейшие истины о естестве мыслящих существ, о мире, вообще взятом, и о боге, называется метафизикою и разделяется на четыре части: на онтологию, пневматологию³, космологию и богословию естественную⁴.

   Часть антропологии, коей предмет есть изъяснение сил и способностей души человеческой, называется психологией; та часть оной, которая особенно показывает употребление способностей разумных и способ, как ими управлять, называется логикою, а которая преподает правила управления и исправления воли, называется ификою⁵. К сим причисляется естетика, основанная на началах предыдущих наук и которая трактует о чувствовании высокого и изящного, свойственном естеству человека.

   Другая часть антропологии, имеющая предметом своим тело человеческое, называется вообще врачебною наукою; и часть оной: 1) показывающая строение и состав тела человеческого - анатомиею; 2) которая изъясняет свойство и действия частей тела человеческого - физиологиею; 3) которая научает, как сохранять здоровье, - диететикою; 4) которая научает способам излечения болезней, собственно врачебною наукою называется. Впрочем, вся медицина, так как и физика, по причине обширности материи ныне от философии отделяется л составляет особенную науку. Что касается до практической философии, та часть оной, которая показывает первоначальные основания законов и нравственности, называется первоначальною нравственною философиею; а которая изъясняет законы и права, непосредственно выводимые из естества человеческого, - правоискусством или правосведением естественным; которая же изъясняет главные правила благоразумия, которые человек в обращении с другими наблюдать должен, - политикою; которая показывает должности и права людей, живущих в простом обществе и составляющих фамилию, - правоискусством семейственным; которая показывает должности и права людей, живущих в гражданском обществе, - правоискусством гражданским; которая, наконец, изъясняет должности и права людей, которые составляют между собою общество, учрежденное для отправления должностей религии, или богопочитания, называется правоискусством церковным.

   § 10. Философия от богословии откровенной⁶ различествует не содержанием, или матернею, которая в обеих есть почти та же, то есть чтоб показать человеку путь к достижению благополучия (выключая то, что в богословии более говорится о вечном, нежели о временном благополучии), но основанием удостоверения. Ибо откровение утверждается на слове божием, людям проповеданном, а философия - на одном только человеческом разуме и опытности и на основывающихся на них умозаключениях. И потому, чтоб философия соответствовать могла своему наименованию, то отнюдь не должны в философических рассуждениях помещаемы быть вместо резонов какие-либо убеждения, взятые со стороны уважения чьего-либо, а наипаче человеческого, но паче все в оных долженствует сколько возможно быть доказываемо доводами, из рассматривания естества вещей заимствуемыми.

   § 11. Из самого определения философии и содержания наук, .заключающихся в оной, довольно уже видно ее употребление и польза, хотя не можно отвергнуть того, что философия часто бывает сама на себя не похожею и людям вредною. Чему причиною бывают те, которые, нося на себе имя философов, часто употребляют во зло свой ум, или надмеру полагаясь на разум человеческий, которого слабости и ограниченности никто не признать не может, или слишком ему недоверяя, или требуя от него излишнего и превышающего силы человеческие; или кои, не имея пристойного философического таланта, вмешивают в свои рассуждения много ненужного и бесполезного; или, наконец, кои, увлечены будучи порочными страстями, стараются сделать философию рабою и орудием нечестия.

  

  

  

   § 12. Хотя, как мы в § 9 сказали, под именем логики разуметь должно ту науку, которая научает, как употреблять способности ума человеческого и управлять оными, однако ж часто берется за самую способность судить о вещах. По сей причине в понятии логики обыкновенно делается различие между логикою предметною (logica objectiva) и внутреннею (subjectiva). Предметная логика есть самая наука, научающая изысканию и исследованию истины, а внутренняя есть самая всякому человеку свойственная способность изыскивать и исследовать истину. Внутренняя логика разделяется также на естественную и искусственную. Естественная есть способность судить и умствовать, образованная несколько опытностию и упражнением, а искусственная есть та же самая природная способность, но которая в действиях своих основывается на правилах, уже в известную систему приведенных. Открытием сих правил одолжены мы опытам многих прошедших веков и трудолюбию ученых, старавшихся о ближайшем исследовании способностей человеческого ума. Из чего уже можно понять, какое преимущество имеет образовавший ум свой искусственною логикою пред теми, которые потолику только способностями своими действовать могут, сколько тому научить их могла собственная их опытность.

   § 13. Отсюда, впрочем, не следует, что искусственная логика делает уже свободным от ошибок знающего ее, хотя б и совершенно, ибо и самый искусный логик во многом может ошибаться не извинительно и даже по-детски, естьли будет нерадеть о соблюдении правил логических или слишком себе доверять, или естьли воспящаем будет в здравом суждении предрассудками, скороспешностию или другими какими причинами. Но, несмотря на сие, что знание логики есть для всякого ученого весьма нужно и полезно, сие явствует из того, поелику она довольно в себе содержит наставлений, пользуясь которыми всякий ищущий истины может ее обрести или от нее не удалиться, если добровольно сам не захочет подвергаться заблуждению. Для логики довольно и того, что она показывает путь к истине, а следовать по оному остается на произволе человека.

   § 14. Предмет логики есть свойства и способности человеческого разума. Итак, чтоб логике можно учиться с плодом и пользою, то, прежде нежели к самым правилам оной приступим, надлежит наперед обозреть, сколько потребно свойства человеческого ума и различные оного способности, дабы на таковом обозрении могли мы основать логические наставления.

   § 15. Самые логические правила заниматься будут или исследованием различных действий ума человеческого, или показанием справедливого употребления оных в различных случаях и обстоятельствах для изобретения или сообщения истины, которая ость главнейшая и собственная цель логики. Таким образом, логика будет состоять из трех главнейших частей, из коих первая будет заниматься рассматриванием действий человеческого разума и изложением различных их видов, в другой предложено будет о признаках истины и основаниях человеческого познания, а третия, наконец, содержать будет правила благоразумия, каким образом употреблять по надлежащему способности своего разума в изыскании или сообщении истины. Истина же есть не что иное, как сходственность наших мыслей с самыми предметами, о которых мыслим.

  

  

  

   § 16. Душою называем мы ту часть человека, которой свойственно мыслить (cogitare) и хотеть (volle). Под словом мыслить мы разумеем ощущение (conscientia) самого себя и вещей внешних, или отличных от существа мыслящего. Способность мыслить называется разумом или вообще способностию представительною (representativa) и познавательною (cognoscitiva). Способность хотения разделяется на два вида, ибо состоит или во внутренней наклонности души к известным вещам и действиям, которые кажутся хорошими, и тогда называется желанием (appctitus), или обнаруживается некоторым удалением от худых вещей и действий, и тогда называется отвращением (aversatio). Сюда же причислить можно способность деятельную, которая не что иное есть, как возможность производить в действие то, чего хотим или что наших сил не превышает, а действие есть самое обнаружение сил, нам сродных.

   § 17. Созная или ощущая самих себя, то есть наше бытие, не может статься, чтоб не ощущали и того, что в нас происходит, то есть наших чувствований, мыслей и наклонностей. Итак, самоощущение предполагает и ощущение того, что в нас есть. Но находящееся в нас, то есть наши мысли и наклонности, суть или представления вещей внешних, или желания воспользоваться оными или от них удаляться. Итак, ощущение (conscientia) того, что в нас происходит, предполагает и ощущение вещей внешних, что называется чувствованием (sensatio).

   § 18. Способность хотения обнаруживается двояким образом: или желанием какую-либо вещь преимущественно знать пред прочими или получить что-либо вне нас находящееся. Посему и действия наши суть двоякого рода: одни относятся к нашему разуму, или способности мыслить, и к известному ее направлению, а другие, посредством коих желаем получить что-либо отличное от нас и оным воспользоваться и кои называются нравственными. Впрочем, как видно из опыта, часто случается, что желания наши управляют нашим разумом и известные мысли возбуждают в нас известные желания, так что одни другим взаимно служат и друг друга возбуждают.

   § 19. Способность желания основывается на способности представительной и на любви нашей к самим себе. Первая показывает, каково есть что-либо, приятно или нет, последняя наклоняет душу к желанию или отвращению от оного. Естьли б мы сами себя не любили, то б несовместны были в нас ни желания, ни отвращения, но поелику самих себя любим, то желаем сего, что нам нравится, и отвращаемся, что нам противно. И потому любовь к самим себе побуждает нас к познанию вещей (ибо мы скучаем при недостатке новых понятий), равным образом к желанию или отвращению от того, что чувствовали или что узнали. Сверх того, побуждает нас и к тому, чтоб узнать достаточнее, и, сверх того, с нашим желанием сообразнее то, чего желаем.

   § 20. Самих себя мы ощущаем чрез самих же себя, а вещи внешние - посредством чувственных органов нашего тела. А посему не можем не допустить некоторого весьма тесного союза между душою и телом, по силе коего душа наша некоторым образом зависит от тела. Сия зависимость примечается:

   1. В чувствованиях вещей внешних, бывающих посредством чувственных орудий; так, судя по различному последних состоянию, бывают и различные чувствования и понятия.

   2. В идеях или представлениях, которые душа сама в себе образует, основываясь на чувствах.

   3. В желаниях, от сих идей возбужденных.

   4. В действиях "внутренних, или относящихся к уму, поколику, то есть, душа чувствованиями побуждается к снисканию большого познания о предметах сих чувствований.

   5. В действиях внешних, которые могут только быть производимы употреблением и движением членов телесных.

   6. В телесных чувствованиях приятности или неприятности, которые потому для души бывают таковыми, что сходны или не сходны с орудным⁷ устроением тела, которое душа признает своим.

   § 21. Но сколь оная зависимость ни велика, однако ж не должно почитать ее таковою, чтобы душа посредством собственной своей силы, благоразумием и рассудком управляемой, не могла отвращать препятствия, ей противополагаемые со стороны тела. Из опыта явствует, что были такие люди, которые напряжением души превозмогли слабость и недостаток тела и распространили пределы своих способностей, ограничиваемые оным. Итак, приличествует душе власть над телом, ею одушевляемым, которое служит ей вместо орудия в ее действиях, кои, если не превышают способностей душевных, не столько телу, сколько нерадению и небрежению души приписывать должно. И по сей-то причине правила: хорошо употреблять разумные свои дарования или управлять своими наклонностями - долженствуем мы дочесть необходимо нужными для всякого человека, желающего соблюсть достоинство своего естества и не терять такового своего отличия.

   § 22. То, что мы доселе о душе вообще сказали, достаточно будет к предположенной нами цели, то есть чтобы знать, что таковое в человеке обыкновенно называется душою. Что ж касается до познания внутреннего ее естества, связи ее с прочими существующими вещами и ее предназначения, то сие больше принадлежит к метафизике, а потому с большею пристойностию там и трактовано быть долженствует.

  

  

   § 23. В душе, так как в существе мыслящем, после самоощущения представляется нам способность ощущать вещи, от нас отличные (§ 17). Но действие сей способности есть двоякое, ибо: 1) душа получает сведение о случившейся в чувственных органах перемене, которая простирается даже до общего чувствилища или до ощущения внутреннего своего состояния, что просто чувствованием называется; 2) посредством сей перемены душа сознает или представляет тот самый предмет, от которого произошла в чувственных органах перемена, что называется уже представлением или идеею. Таковые идеи, поелику приобретаются от вещей материальных или посредством чувств телесных, называются материальные или просто представления (representationes).

   § 24. Вещь какую-либо мы чувствуем так, что от чувствования, возбуждаемого оною, снискиваем о сей вещи понятие постоянное и определенное или имеем кое-какое о сей вещи представление, на котором основываясь смешиваем оную с другими вещами. В первом случае мы чувствуем и понимаем вещь ясно, в другом случае - темно, и та идея, или понятие, есть ясное (clara), в котором представляемый предмет хорошо от прочих отличается, темное же (obscura) понятие есть то, в котором представляемый предмет не отличается от прочих, но вместе с оными смешивается. Такой недостаток в идеях происходит или от недостатка чувствования, или от недостатка и порока самых чувств.

   § 25. Из собственного опыта каждому известно, что мы одарены способностию прошедшие понятия удерживать и опять оные возобновлять, которая способность называется воображением (imaginatio), и другою, посредством которой мы предметы известных идей представляем в таком виде, как прежде оные были чувствованы, и признаем их за те же самые, которые прежде были, таковая способность называется памятию (memoria). Сим противополагается забвение (oblivio), которое есть двоякое: совершенное (absoluta), естьли вещь, прежде нам известную, никоим образом опять представить не можем, и несовершенное (respectiva), естьли вещь, прежде нами чувствованную, хотя и представляем, но не можем знать, какая она или как ее чувствовали.

   § 26. Вся способность воображения и памяти основывается на сопряжении (associatio) идей, которое есть такая между идеями связь и зависимость, посредством которой одна идея возбуждает другую, и так далее. Идеи между собою сопряженные называются те, которые некоторым образом между собою соединены. Сопряжение ж идей имеет место: 1) ежели они в одно время были получены; 2) ежели предметы оных между собою подобны; 3) ежели между их предметами примечены от нас некоторая зависимость и соотношение; 4) нередко бывает также, что идеи противные взаимно одна другую возбуждают; 5) возбуждаются иногда также идеи в воображении от известного состояния телесного чувствилища, которое оным соответствует и которое так ограничивается по от действия предметов, но от какой-либо другой причины, как сие приметить можно в сновиденнях или в некоторых болезнях. На сем сопряжении идей основывается воспоминание, или припамятование (reminiscentia), которое есть способность забытые и потемнившиеся идеи посредством некоторых с оными соединенных узнавать и превращать в ясные.

   § 27. Доселе душа к своим идеям, выключая разве одну только способность припамятования, содержалась страдательным образом, то есть ощущала только, что они в ней находятся, да и то, как ей прежде представлялись, нимало с своей стороны не содействуя к произведению воображения оных. Но по накоплении довольного количества идей и се способности начинают оказываться деятельным образом. Во-первых же, достойно замечания внимание (attentio), которое есть не что иное, как склонность и расположение души познавать какую-либо вещь преимущественно пред прочими. Душа, внимая, делает то, что способность свою познавательную от прочих вместе ей представляющихся вещей сколько возможно старается уклонить и обращает всю оную к полнейшему познанию избранной ею вещи. Из чего явно, что внимание не может в душе нашей иметь места, естьли оному не будет предшествовать в ней какая-либо наклонность касательно той вещи. Впрочем, сколь иногда сила внимания в нас бывает велика и сколь много способствует к точнейшему познанию вещей, то сие всякому может быть известно, который хотя несколько вникать будет в действия свои и других.

   § 28. Равным образом и воображение оказывается деятельным образом, т. е. идеи по произволению души либо соединяя, либо разделяя, и тогда оное называется фантазиею или совоображением. Отчего бывает: 1) что душа в воображении вещи, отделенно находившиеся, соединяет воедино и, их соединивши, все вместе представляет как некоторое особое целое; 2) что мы в воображении отделяем от вещи составляющие ее некоторые части и остаток представляем как некоторую особенную вещь или целое. Новые оттуда в воображении происшедшие идеи называются фантазмами или выдумками. Само по себе явствует, что иные из них бывают возможны, другие же невозможны; выдумки невозможные обыкновенно называются химерами или мечтами.

   § 29. По снискании довольного количества идей не может статься, чтобы по причине множества оных душа все их помнила и по произволению оные возобновляла. Таковому затруднению пособляет она следующим искусством: когда в воображении своем, или совоображении, представляющиеся идеи она пересматривает, то те из них, кои в чем-либо или во многом между собою сходны, между собою соединяет и всем оным налагает какую-либо общую примету. Таким же образом поступает и с прочими до тех пор, пока все свои идеи не распределит на известные классы, или разряды, наложив на каждый таковой разряд особенную какую-либо примету. Каждый класс не иное что показывает, как только общее сходство вещей и их общую природу; отчего и произошли идеи или понятия общие, коих знаки, как напр[имер] известные звуки голоса, составляют язык. Таковым распределением идей на классы душа, во-первых, ту себе выгоду получает, что ежели не нужно вещей представлять нераздельно или так как оные были чувствованы, то она представляет только класс оных, а не каждую особливо; 2) что, распорядив идеи на классы, удобнее может вспомнить каждую порознь; 3) что ей удобнее можно сравнивать идеи между собой и примечать сходство их или различие; 4) что ей не нужно в представлении вещей помнить оные так, как были они чувствованы, но только один класс и различие их. Наложением же знаков на каждый класс такую душа приобретает удобность, что не нужно ей представлять каждый класс со всеми его принадлежностями, которых число часто бывает чрезвычайно велико, а только знак сего класса, коего характеры гораздо простее, нежели характеры классного понятия, и для того удобнее для памятования их и воображения. Сверх того, душа вымыслила знаки соединения, разделения и отношения идей, так что всякий язык состоит из знаков идей и знаков отношений между оными.

   § 30. Сему искусству души весьма пособляет ее способность раздроблять идеи на составляющие их характеры, или части, посредством которой характеры, составляющие идею какой-либо вещи, представляются так, как особые идеи или предметы. Помощию сей способности разрешать идеи на их части душа открывает в вещах сходство и несходство и, основываясь па таковых замечаниях, причисляет каждую вещь к приличному ей классу. Впрочем, сим способом разрешения идей душа открывает новый род общих понятий, или классов, от предшествующего весьма отличный, ибо таковые подобные характеры вещей, которые сами по себе не означают прямо какой-либо вещи, но только вещам приличествуют, будучи между собою сравнены и соединены, делают разряд, который составляющие предметы суть не вещи, но только оных качества.

   § 31. Способность образования общих понятий называется отвлекательною (abstractiva), a самое действие образования оных - отвлечением (abstractio). Но поелику мы двояким образом снискиваем общие понятия, т. е. или подводя вещи под один класс, или свойства оных от них отделяя и потом между собою сравнивая, то явствует, что и отвлечение бывает двоякого рода: первое собирательное (synthetica), которое состоит в собирании вещей под один разряд, а другое раздробительное (analytica), которое занимается открытием и отделением характеров, вещи составляющих, и потом оных между собою классификованием. Отвлеченные первого рода, поелику состоят в собрании в один класс вещей нераздельных или существ, могут быть названы собирательными или самостоятельными (substantialia); а последнего, поелику означают качества или отношения вещам приличные, могут назваться отвлеченными характерическими или качественными. Классы или разряды вещей называются видами и классы видов - родами. Класс, заключающий в себе несколько родов, называется высшим родом. Все же понятия классные вообще называются понятиями повсемственными или общими; понятия же вещей особенных или нераздельных называются понятиями особенными или формальными.

   § 32. Снося между собою идеи общие или особенные, душа сознает сродство оных или различие, сие когда она делает, то говорится, что судит; и суждение (Judicium) есть такое действие души, в котором она идеи между собою соединяет или разделяет. А что вся способность суждения основывается на способности отвлекателыюй, сие видно и из того, что душа в суждении не другое что делает, как только какую-нибудь идею, составляющую предмет или подлежащее суждения, подводит под известный какой-либо класс или от оного отделяет. Таковые суждения, естьли основываются на одном внутреннем чувстве души, посредством которого она усматривает между вещами сходство или несходство, называются воззрительиыми (intuitiva), как будто бы оные от одного только воззрения души зависели. А которые суждения душа делает, или соединяет, или разделяет идеи между собою с помощию какой-либо третьей идеи, в связи с оными находящейся, то таковые суждения называются умозаключительными (discursiva), поелику, то есть, зависят они от умозаключения или от сравнения двух идей с третьего, а не от простого воззрения на них души. Все же сие действие называется умствованием (ratiocinium), a способность судить и умствовать называется рассудком (ratio). О свойстве суждений и умствований