Главная » Книги

Новиков Николай Иванович - Об авторстве Новикова, Страница 2

Новиков Николай Иванович - Об авторстве Новикова


1 2 3

ека" помещена во втором листе, деревня "Разоренная" - в пятом.
   "Деревня Разоренная поселена на самом низком и болотном месте. Дворов около двадцати, стесненных один подле другого, огорожены иссохшими плетнями и покрыты от одного конца до другого сплошь соломою". "Улица покрыта грязью, тиною и всякою нечистотою, просыхающая только зимним временем. При въезде моем в сие обиталище плача я не видал ни одного человека" и т. д.
   Так последовательно Новиков борется с далеким от действительной жизни искусством классицизма,- в предисловии как критик он обрушивается на сочинителей пастушеских идиллий, воспевающих "златый век" и крестьянскую жизнь в виде блаженства, а в "Отрывке путешествия" он выступает как "действительный живописец", изображая крепостническую деревню "обиталищем плача".
   Чтобы покончить с выдвинутой темой, необходимо остановиться еще на одном, также в течение ста лет дискутируемом, неясном и затемненном обстоятельстве. Как известно, "Отрывок путешествия" имеет подпись И. Т. Что значат эти инициалы? Существуют три точки зрения: И. Т. означает "Издатель "Трутня", Иван Тургенев и... Александр Радищев. Так как опять Семенников последним и наиболее подробно занимался этим вопросом, буду вести дело с Семенниковым.
   Кандидатура Ивана Тургенева, выдвинутая Незеленовым, справедливо отводится Семенниковым Тургенев известен не как писатель, а как переводчик, и переводчик мистических книг, к тому же познакомившийся с Новиковым значительно позже - в период масонской деятельности. "Рассмотрение инициалов И. Т. в смысле "Издатель "Трутня",- заявляет сам Семенников,- имеет более вероятия, прежде всего потому, что Новиков писал в своем журнале, и писал хорошо". Установив это, исследователь сразу же отступился, увидев перед собой вопрос: к чему было издателю "Живописца" называть себя "Издатель "Трутня"? Тем более, заявляет он неожиданно, что "инициалы, возможно думать, и не означают имени и фамилии автора, а могут иметь какой-либо другой смысл". В подтверждение этого суждения говорится, что "у издателей и сотрудников сатирических журналов не было в обычае ни сообщать свои имена под статьями, ни ставить буквенные подписи". Последнее утверждение, как я уже говорил выше (стр. 679), просто не соответствует фактам.
   Со своей читательской массой уже в 1769 году Новиков договорился о своем первом имени - "Издатель "Трутня". Избрание этого имени было мотивировано в "Предисловии" журнала. На это имя корреспонденты писали письма через переплетчика. Автора "Издатель "Трутня" читатель знал довольно хорошо.
   После закрытия "Трутня" автор, так полюбившийся публике, пропал. Но вдруг появился журнал "Пустомеля", который напомнил читателю об исчезнувшем авторе - "Издателе "Трутня"; во втором листе напечатана была "Эпиграмма к г. издателю "Трутня", свидетельствовавшая о связи "Сочинителя "Пустомели" с "Издателем "Трутня". Этой эпиграммой дело ограничилось, ибо журнал был закрыт. В 1772 году начинает выходить "Живописец". Журнал быстро завоевывает симпатии читателей. Многое в манере автора, укрывшегося под именем "Сочинитель "Живописца", было знакомо, напоминало пропавшего "Издателя "Трутня".
   Новикову очень важно было установить преемственность своих журналов. Назваться "Трутнем" в 1772 году он не мог - и по обстоятельствам политическим ("Трутень" был закрыт Екатериной) и по субъективным причинам (перед новым журналом стояли совсем новые задачи). Но читателю необходимо было напомнить: "Издатель "Трутня" не пропал. И вот в первых же номерах "Живописца" печатается радикальнейшее произведение о положении крепостных крестьян, прямо продолжающее идейные мотивы "Трутня",- "Отрывок путешествия". На этом сочинении Новиков и ставит свой первый известный читателю псевдоним - "Издатель "Трутня". В то же время необходимо помнить, что по общепринятой в журналах той поры манере имя издателя обычно сокращалось до инициалов. Так и поступил Новиков, подписавшись И. Т.
   Эта линия поведения Новикова - установление близости между двумя авторами, "Издателем "Трутня" и "Сочинителем "Живописца" - завершается в 1775 году в так называемом "Третьем издании "Живописца". Здесь собранные в одной книге произведения "Издателя "Трутня" - "Сатирические ведомости", "Рецепты", "Крестьянские отписки", "Письма к племяннику" - и произведения "Сочинителя "Живописца" - "Автор к самому себе", "Английская прогулка", "Отрывок путешествия", "Письма к Фалалею" и т. д.- объявляются сочинениями одного лица.
   Каждое из приведенных доказательств в отдельности, а также их совокупность убеждают нас в том, что публичное признание Новиковым "Отрывка путешествия" своим сочинением справедливо и соответствует действительности.
   Указав в специальном предисловии к третьему изданию журнала, что в данную книгу включены "мои сочинения", Новиков предупреждает, что он "многое переменил, иное исправил, другое выключил и многое прибавил из прежде выданных моих сочинений".
   Начнем с этого заявления: "многое переменял, иное исправил". В этой книге, как уже указывалось ранее, были перепечатаны из "Трутня" "Отписки крестьянские". Перепечатаны были далеко не механически, ибо это произведение включалось в цикл других его сочинений, общих по теме. Для того чтобы это произведение, существовавшее ранее самостоятельно, могло войти в новый цикл, в нем должны были быть произведены изменения. И действительно, эти изменения были сделаны.
   В "Трутне" действовал принцип: "сам я... писать буду очень мало; а буду издавать все присылаемые ко мне письма". Отсюда большинство статей "Трутня" подано как присланные в редакцию письма. Вел полемику с Екатериной не издатель "Трутня", а присылавший издателю письма Правдулюбов. Это была, по выражению Екатерины, "тонкость", отлично понятая при дворе. Этого не скрывал и сам Новиков. В восьмом листе помещено письмо Чистосердова, в котором передавались придворные разговоры на ту же тему: "А это-де одни пустые рассказы, что он печатает только присыльные пиесы. Нынче-де знают и малые робята этот счет, что дважды два будет верно четыре". В 1775 году, решившись издавать свои сочинения, Новиков отбрасывает "былые тонкости", не хочет заниматься "пустыми разговорами" и выдавать свои сочинения за присланные письма. Поэтому-то он и выбрасывает предшествовавшее в "Трутне" "Отпискам" письмо Правдина, в котором проводилась "тонкость", что сочинитель этих "Отписок" не "Издатель "Трутня", а Правдин. Теперь все три письма, собранные вместе, получили новое заглавие "Отписки крестьянские и помещичий указ ко крестьянам" и давались без какого-либо сопроводительного письма.
   Многое "переменил" Новиков и в "Отрывке путешествия". В первом издании "Живописца" путешествие печаталось в двух листах, пятом и четырнадцатом. Между ними была помещена статья "Английская прогулка", рассказывавшая о недовольстве дворянства первым отрывком путешествия и объяснявшая, что обличался здесь не весь дворянский корпус, а только жестокосердые помещики. После первого отрывка шло уведомление от издателя: "Продолжение будет впредь". И далее: "Итак, я надеюсь, что сие сочиненьице заслужит внимание людей, истину любящих. Впрочем, я уверяю моего читателя, что продолжение сего путешествия удовольствует его любопытство". И действительно, в четырнадцатом листе шло обещанное продолжение "Отрывка путешествия". Заключался весь "Отрывок путешествия" восклицанием путешественника, что он отправляется в деревню Благополучную, где надеется увидать крестьян благополучных.
   Во втором издании текст путешествия полностью соответствует первому. В 1775 году, делая свою книгу, Новиков вносит перемены. Прежде всего он два отрывка соединяет в один и печатает подряд, создавая единое произведение. Затем, после завершающих фраз о том, что путешественник отправляется в деревню Благополучную, появилось дополнение, которого ранее не было я которое по сути представляло собой новую концовку всего путешествия. Эта новая концовка уведомляла: "Продолжение сего путешествия напечатано будет при новом издании сея книги" (подробнее об этом см. примечания, стр. 719). Ту же внимательную авторскую правку, смысловую и стилистическую, мы находим и в "Письмах к Фалалею". {Подробные доказательства принадлежности Новикову "Писем к Фалалею" см. в моей книге "Николай Новиков и русское просвещение XVIII века", Гослитиздат, 1951, стр. 254 - 259.}
   Но авторской переработкой текста Новиков не ограничился. В этой книге он осуществил один из излюбленных своих приемов - циклизацию. "Письма к Фалалею", напечатанные в свое время в первой части "Живописца", он соединил с письмом Ермолая из "сельца Краденова", опубликованным во второй части журнала, и с двумя письмами дяди к своему племяннику Ивану, напечатанными в "Трутне". Основа этой циклизации - сюжет, раскрывающий семейно-бытовые отношения между родителями и дядей - провинциальными помещиками, с одной стороны, и сыном и племянником, оторвавшимися от родной почвы, родительских традиций, живущими в столице, честно исполняющими свой служебный долг, читающими книги и заводящими знакомства с опасным "Издателем "Трутня" (Иван) и "Сочинителем "Живописца" (Фалалей) - с другой.
   Таким образом, собрать в одну книгу избранные свои сочинения, ранее печатавшиеся в "Трутне" и "Живописце", оказалось возможным лишь потому, что их объединяла не только идейная, но и эстетическая близость.
   Все собранные в "Третьем издании "Живописца" художественные произведения - блестящий пример конкретного воплощения в слове новиковских воззрений на литературу и сатиру (подробнее об этом см. во вступительной статье).
  

ПОСЛОВИЦЫ РОССИЙСКИЕ

  
   Рассказы эти занимают особое место в русской литературе XVIII века, знаменуя собой новый этап в развитии реализма. Они обнажают сознательное стремление автора придать своим выводам и наблюдениям объективное значение. При этом критерием правдивости, верности действительности объявляется мнение народа, запечатленное в его творчестве. Такое понимание фольклора было на голову выше культивировавшегося в то время буржуазными писателями типа Чулкова этнографического отношения к народной песне и пословице. Впервые с таким пониманием фольклора выступил Новиков на страницах "Трутня" и "Живописца". В последующем, опираясь на этот опыт, Радищев и Крылов смело пользуются народным творчеством, вводят его в литературу, используют его для создания картины жизни народа. Поэтому установление авторства "Пословиц российских" может быть сделано только с позиций понимания того, кто именно так, как это выражено в "Пословицах российских", понимал народное творчество. Имеющийся в нашем распоряжении материал дает ответ - Новиков.
   И до "Пословиц российских" и после них он именно так трактовал фольклор; более того, из всего богатства народного творчества он избрал именно пословицу, которая сопровождала его в течение всей жизни. Впервые пословицы были им применены в творческой практике "Трутня", "Пустомели" и "Живописца" (см. об этом во вступительной статье). Пословица настоятельно вводилась Новиковым в ткань художественного произведения, она служила основанием для вынесения приговора явлениям действительности.
   Пословицы пронизывают педагогические сочинения Новикова, они встречаются в философских статьях "Утреннего света" и т. д. Позже Новиков в одном письме прямо и открыто сформулировал и свое отношение к русской пословице и свое понимание значения ее для русской литературы. Новиков писал: "Я люблю русские пословицы. Они очень нравоучительны и исправляют даже и память".
   В "Пословицах российских" и было использовано нравоучительное свойство пословиц. В другом письме, написанном после окончания Отечественной войны 1812 года, Новиков определил всю важность использования литературой именно этого вида народного творчества: "У меня готов спартанский на то ответ: и Наполеон на Эльбе. Вы, я думаю, помните лакедемонский ответ: и Дионисий в Сиракузах. Я люблю лаконический слог, но и русский в подобном случае хотя не так нежен, тонок и короток, однакож хорош: ежели бог не выдаст, так и свинья не съест". Именно эта новиковская любовь к пословице, это новиковское понимание ее нравоучительности, это стремление свое суждение проверить и подтвердить мнением народа и проявились с блеском в цикле сатирических рассказов "Пословицы российские". В новых рассказах Новиков смело положил пословицу в основание литературной сатиры. Избрав подходящую пословицу, он выносил ее в заглавие, а все повествование строил как объяснение причин ее возникновения в народе. Рассказ всегда был аллегорическим и сатирическим на темы или политические, или просветительские. Таким образом, вывод, вытекавший из сюжета сатиры, усиливался во много раз, приобретая уже характер не частного суждения человека, а приговора народа, приговора, справедливость которого покоилась на самом твердом основании: на опыте многих миллионов тружеников.
   О принадлежности "Российских пословиц" Новикову говорят и другие факты. Никогда не называя своего имени, как мы уже знаем, Новиков, вместе с тем, всегда считал необходимым дать читателю ряд намеков, по которым он мог бы точно узнать, что имеет дело с известным ему автором. Так было в "Трутне", "Живописце", "Утреннем свете". То же самое мы наблюдаем и в "Пословицах российских". В ряде рассказов разбросаны отдельные сведения об авторе, которые в своей совокупности совершенно отчетливо давали понять читателю XVIII века, что их автором является Новиков ("типографщик", "издатель", который "почасту сидит в архивах", роясь среди старых "русских манускриптов", и т. д.). Наконец, в ряде рассказов повторяются излюбленные положения из новиковских философских и нравственных сочинений, напечатанных в "Живописце" и "Утреннем свете". Так, например, в рассказе "Сиди у моря, жди погоды" говорится: "Тихое море удобно восколебатися может ветрами, и спокойная жизнь наша легко помутиться может страстями. Свирепые волны укрощаются, как скоро утихнут ветры; подобным образом страсти, нас в житии нашем колеблющие, исчезнут, как скоро истребит их благоразумие". А в сочинении "Истины" Новиков писал: "Страсти суть ветры, помощию коих плавает корабль наш, который своим кормчим имеет рассудок, правящий разумом. Когда же нет ветру, то корабль плыть не может; а когда кормчий неискусен, то корабль погибает".
   Еще пример. В рассказе "Близ царя, близ смерти" сообщается, что учитель, излагая своему ученику урок, представлял природу "цепью, из бесчисленных звеньев слиянною". Далее учитель объявлял, что "есть невидимое, но не меньше потому необходимое начало и вина самих начал". Все это поучение прямо ведет нас к новиковской статье в "Утреннем свете", где сказано: "Между тем человек со всеми дарованиями, находящимися в нем, тогда только является в полном сиянии, когда взираем мы на него яко на часть бесконечный цепи действительно существующих веществ".
  

КРИТИКА

  
   Почти все критические работы Новикова, собранные в настоящем разделе, подписные. Это относится к таким статьям, которые были помещены как авторские предисловия к журналам "Пустомеля" и "Санктпетербургские ученые ведомости". Главная и капитальная критическая работа Новикова - "Опыт исторического словаря", как известно, вышла под именем Новикова. Ряд мелких статей ("Статьи из Русского словаря", "Ведомости" из "Пустомели" и др.) написаны от имени издателя и развивают важнейшие положения Новикова-критика. Об этом внутреннем единстве подробно см. в примечаниях.
  

ИСТОРИЯ И ФИЛОСОФИЯ

  
   Статьи Новикова, посвященные вопросам русской истории, напечатанные в данном однотомнике, все подписаны им. Они помещались в исторических изданиях в качестве предисловия или обращения к читателю.
   Проблемы философии привлекли внимание Новикова во второй половине 70-х годов. Первые статьи были напечатаны в журнале "Утренний свет". В настоящем издании из "Утреннего света" перепечатаны пять статей. Две из них написаны от имени Новикова - издателя журнала: "Предуведомление" и "Заключение". Остальные - "О достоинстве человека в отношениях к богу и миру", "Истины" и " О добродетели" - прямо и непосредственно развивают проблемы, поставленные Новиковым в "Предуведомлении". Об идейном единстве этих статей см. во вступительной статье и примечаниях.
   "Предисловие" к журналу "Московское издание" написано от лица Новикова, издателя журнала.
   Особо необходимо поговорить о двух центральных сочинениях Новикова, помещенных в настоящем разделе: "О воспитании и наставлении детей" и "О торговле вообще".
   Политические обстоятельства эпохи, общественный интерес к мировым событиям, умная редакторская работа Новикова - все это и определило крупный успех "Московских ведомостей", которые, по свидетельству Карамзина, достигли к середине 80-х годов большого по тем временам тиража в 4 тысячи экземпляров. С 1782 года Новиков пожелал закрепить за собой этого уже массового читателя, подчинить его всецело своему влиянию, удовлетворить все его политические, умственные, нравственные, хозяйственные интересы и запросы, приучить к систематическому чтению именно своих изданий, наполненных жизненно необходимыми знаниями и сведениями.
   Улучшая качество политической информации "Московских ведомостей", расширяя их содержание, Новиков готовит, а с 1783 года издает журнал, служащий продолжением "Московского издания",- "Прибавление к Московским ведомостям". Журнал издавался как бесплатное приложение к газете и рассылался безвозмездно "пренумерантам", которых, как уже сказано, было несколько тысяч. Об этом своем намерении Новиков счел необходимым сообщить читателю: за выходящее приложение к газете "Прибавление" "не полагает он" никакой излишней платы, потому что с его стороны делается это "из единого усердия ко благу отечества". Новиков обещает читателю, что им "приложено будет всевозможное старание о распространении полезных сведений в разных частях человеческой учености". В этой статье Новиков сообщает о характере всех своих будущих сочинений, предупреждает, что отныне газета будет центром его деятельности. Вот несколько строк из этого замечательного новиковского оповещения:
   "Ничего упущено не будет к приведению в совершенство сих листов, так чтобы они не только соравнялись по содержанию своему с лучшими иностранными публичными листами сего рода, но и превзошли и заменили бы совершенно недостаток оных для тех, кои не имеют ни способности, ни случая читать первых... приложено будет старание и о том, дабы с начала будущего года сообщаемо было "Прибавлениями" к "Ведомостям" нашим топографическое описание знатнейших российских и чужестранных городов, островов и проч., славных своими зданиями, торговлею, науками и тому подобным, и содержащихся в них примечания достойных вещей, продуктов, товаров и проч. Иногда в сии "Прибавления" помещаемы будут статьи из лучших иностранных коммерческих книг; иногда же предметы, касающиеся до домашнего воспитания, и показание лучших книг в сем роде; иногда показываемо будет главнейшее содержание книг, вышедших прежде в Москве. Всем сим надеемся мы сделать отменную угодность читателям нашим; ибо посредством одного чтения наших "Ведомостей" не только юношество, но и все те, кои не имели случая учиться или по крайней мере читать подобные книги, могут получить достаточное и подробное сведение почти о всем земном шаре и, так сказать, не учась научиться географии, истории и топографии. Купечество российское отменную от сих "Прибавлений" получить может пользу; ибо оно от сего чтения приобретает достаточное сведение о всех продуктах и товарах, в каких местах можно получить их в большем количестве и с большими выгодами перед другими городами. Польза, проистекающая от показания основательного воспитания и точного знания лучших книг во всяком роде учености, довольно ощутительна, чтобы не содействовала оная усовершенствованию наших листов". Именно эта программа нового журнала, доведенная до сведения читателя, и была реализована прежде всего в двух оригинальных статьях - "О наставлении и воспитании детей" и "О торговле вообще".
   Новиковские журналы 80-х годов запечатлели эволюцию общественных, политических и философских взглядов их издателя. "Утреннему свету", "Московскому изданию", "Прибавлениям к Московским ведомостям" соответствуют разные этапы формирования этической философии Новикова.
   Новый журнал - "Прибавление к Московским ведомостям" - весь посвящен "политической материи"; в нем уже нет ни нравоучений, ни морализирующих рассказов и повестей, нет литературных произведений вообще. Содержание ста восьмидесяти шести номеров "Прибавлений" за 1783-1784 годы можно разделить на четыре "отдела": 1) статьи о воспитании, 2) статьи о торговле, 3) статьи на политические темы, прежде всего об "американских делах", 4) статьи географические и естественнонаучные.
   Уже на примере философских статей "Московского издания" видно, как рассуждения о человеке и его добродетелях были пропитаны духом политики. В ту эпоху проблема человека, его свободы и обязанностей как гражданина и патриота имела далеко не теоретический интерес. В связи с этим тема воспитания, естественно, приобретала политический оттенок. Всем многочисленным статьям о принципах и методах воспитания предшествовало определение цели и задачи педагогической системы - подготовить для общества просвещенного, добродетельного человека и гражданина. Так от прославления добродетельных патриотов ("Московское издание") Новиков переходит, как "практический нравственный философ", к воспитанию таких граждан у себя в России.
   За два года Новиков дал много статей о воспитании как оригинальных, так и переводных ("О воспитании и наставлении детей", "О воспитании", "Фамильный разговор" - статья против применения телесных наказаний, "Некоторые правила для гофмейстеров", "Письмо о домашних учителях", "О раннем начале учения детей", "О эстетическом воспитании" и др.). Важнейшим принципом педагогической системы Новикова было уважение к ребенку. "Прибавления" учили видеть в нем свободного человека: ребенок, читаем мы в одной из статей, "имеет такие же права, как и мы, с тем только различием, что ему более, нежели нам, нужнее чужая помощь. Мы знаем из естественного закона, что никакой человек не имеет права принуждать без нужды другого человека, чтобы он исполнял его волю против своей собственной" (1784, No 91). Дети "должны учиться уступать необходимости, которая происходит из связи вещей и обстоятельств, а не по непременной воле своих родителей и воспитателей. Первое сделает их кроткими и уступчивыми людьми, а другое подлыми рабами" (там же). Этот гуманизм, поднятый как знамя во всех педагогических статьях новиковского журнала, и определяет роль, которую они должны были сыграть в русском обществе. Передовые идеи, высказанные в статьях о воспитании, еще раз свидетельствуют о широкой образованности Новикова, о внимательном изучении им передовой философской и научной мысли его времени и, главное об антифеодальном, антикрепостническом, подлинно просветительском характере воззрений их автора.
  

О ВОСПИТАНИИ И НАСТАВЛЕНИИ ДЕТЕЙ

   Центральное место в журнале занимает оригинальная статья "О воспитании и наставлении детей для распространения общеполезных знаний и всеобщего благополучия", печатавшаяся в течение целого года в двадцати трех номерах журнала. Статья эта - несомненно новиковская. Она развивает мысли, высказанные Новиковым в статьях, напечатанных в "Живописце", "Утреннем свете" и "Московском издании".
   Для того чтобы понять и почувствовать "новиковский дух" этого сочинения, следует остановиться на его содержании, раскрыть его внутренний полемический смысл.
   Системы воспитания Руссо и Локка были самыми передовыми в XVIII веке. Руссо провозгласил принцип естественного воспитания, высказался за развитие в человеке здоровых природных инстинктов и чувств. Локк требовал систематического дисциплинированного воспитания ребенка разумным педагогом. В статье "О воспитании и наставлении детей" Новиков при изложении своих воззрений пропагандирует те черты педагогики Руссо и Локка, которые казались ему приемлемыми. Но - характерная особенность - Новиков смело отказывается от того, что представляется ему непригодным, не отвечающим требованиям и задачам русского просвещения. Так, Новиков не принимает теорию уединения Руссо, не согласен с отрицанием значения общественного воспитания, выступает против локковской недооценки школы Новиков обосновывал преимущество общественного воспитания перед домашним, ополчался против телесных наказаний, требовал развития инициативы у воспитанников, приучения их к самостоятельной деятельности, направленной на благо других, указывал на необходимость развития эстетических вкусов у ребенка. Журнал требовал, чтобы педагог давал ребенку обширный и свежий материал из различных областей человеческого знания, приучал его к размышлениям, развивал его стремление к "действительности".
   Но главное, в чем расходился Новиков с системами Руссо и Локка,- это в определении целей воспитания Руссо воспитывал "прежде всего человека", потому что "общественное воспитание не существует более и не может существовать, потому что там, где нет более отечества, не может быть и граждан". {Ж.-Ж. Руссо. Эмиль, или о воспитании, СПБ., 1912, стр. 15. } Локк воспитывал "джентльмена", практического человека, умеющего прибыльно вести свои дела. Эти идеи воспитания основоположников буржуазной нравственности были неприемлемы для русского просвещения. Еще учитель Новикова Николай Поповский, переводя локковское сочинение (переизданное Новиковым в 1788 году), в предисловии к переводу писал, что Локк не был и не мог быть "вселенским учителем", что "некоторые правила г. Локка были с обыкновением других народов несогласны". {"О воспитании детей г. Локка", М., 1788, стр. V.} Новиков в своих статьях и делал завещанные Поповским "прибавления, убавления, перемены" в соответствии с "обыкновением" русского народа, нуждами и потребностями русского просвещения.
   Другим важным обстоятельством, которое надо учитывать, чтобы исторически верно понять общественный характер новиковского педагогического сочинения, является его направленность против педагогических упражнений Екатерины II. {Этому не противоречит формальное упоминание в начале статьи о педагогических "заслугах" русской императрицы - без такого обязательного комплимента нечего было и думать о напечатании своего сочинения.} В частности, оно противостоит книге, выпущенной по повелению Екатерины в 1783 году, "О должностях человека и гражданина". Книга эта была своего рода энциклопедией педагогических воззрений русского самодержавия {Подробнее см. об этом в моей книге "Николай Новиков и русское просвещенце XVIII века", Гослитиздат, 1951, стр. 494-498.}.
   Душой новиковской педагогики явилось учение о внесословной ценности человека. Как истый просветитель, он доказывает равенство людей, требует воспитания "единоземцев" в духе уважения прав человека, с негодованием обрушивается на тех, кто пытается с высот дворянского высокомерия называть народ презренным именем "подлый". "Чернь, подлый народ, суть не низкого состояния человеки, но подло мыслящие и порочные люди, знатны ли они или нищие". Крестьяне, заявляет далее Новиков, которых дворяне "чернию и подлым народом называют, гораздо более имеют заслуг и суть гораздо важнейшие и полезнейшие члены общества, а потому и более заслуживают чести и уважения, нежели они".
   Главная задача педагогической системы Новикова определяется подготовкой полезных членов общества, которые, одушевленные идеей всеобщего равенства людей, будут находить свое счастье в деятельности на благо отечества и сограждан. Личный опыт Новикова свидетельствовал, что исполнение этой "должности" в условиях самодержавного государства дело не легкое, связанное с опасностями и величайшим испытанием духа. Поэтому Новиков учит, чтобы воспитанный "как свободный и благородно мыслящий человек" любил "паче всего истину и не боялся ее сказывать, когда его должность или благо других человеков того требует". В этом случае неизбежно на свободного человека будут "клеветать", его самого порочить и, наконец, "строго и несправедливо самым лучшим делам гнусные приписывать намерения и вместо заслуженной похвалы наказывать презрением". Именно эти обстоятельства и определили содержание нравственного кодекса Новикова, сформулированного в данном педагогическом сочинении,- он лишен абстрактности, отвлеченности, он не сконструирован разумом как некая вечная категория, свойственная разумному человеку. Нравственный кодекс Новикова национально обусловлен. Защита интересов крепостного крестьянства, его выступления против крепостного права, изображение народа в художественных произведениях, интерес. К его судьбе, жизни и творчеству, наконец, интерес к истории России, обычаям русского народа и определили в конечном счете эту попытку русского просветителя выдвинуть в качестве идеала такого человека, чьи поступки, чье поведение были бы обусловлены моралью русского народа, русским национальным характером.
   Главный воспитатель человека, указывает Новиков, труд, деятельность,- труд общеполезный, нужный другим людям, нужный отечеству. Именно в этом труде проявляется общественная природа человека. Он должен "уметь ценить самого себя" и в то же время избегать "самости" и "учиться отрицать самого себя". Только тогда человек может быть "небесполезным; членом общества". Только в деятельности на благо сограждан человек осуществляет себя как личность, ибо только в обществе, в деятельности, в общественной практике проявляются его способности. "Показывайте, коль тесно связаны между собою все человеки, сколь одному нужен другой и коль выгодно для каждого особенно и для всех вообще бывает, когда они с общею ревностию стараются споспешествовать взаимному благосостоянию".
   Нельзя не указать, что, примерно, те же мысли и в то же время развивал Радищев, доказывая общественный характер человека, критикуя индивидуалистическую теорию Руссо. "Немощны, дебелы, расслабленны во единице, едва не всесильны стали в сообщении, творяй чудеса яко боги... Блажен в общественном союзе, блажен и в твоей единственности" и т. д. {А. Н. Радищев. Избранные сочинения, Гослитиздат, 1949, стр. 636, 638.}
   В этой связи стоит и тезис новиковской морали, почерпнутый в многовековой практике русского народа,- труд, деятельность сама себе награда. Не "польза", не требование немедленного вознаграждения за совершенное дело, а "удовольствие", "счастье" от сознания исполненного долга. Подвиг не требует награды - "большая часть высочайших добродетелей должны исполняемы быть скрытно и без свидетелей", чтобы не вызвать ненужного честолюбия. И опять эта новиковская мораль прямо перекликается с нравственным кодексом русского народа, который с такой силой предстал в басенном творчестве новиковского ученика - Крылова. Стоит вспомнить хотя бы такие басни, как "Садовник и трое молодых" или "Орел и пчела".
   Наконец, еще две черты определяют характер человека по новиковской педагогике - твердость и терпение. Новиков писал: "Коль счастлив бывает человек от того, что действует по твердым и справедливым положениям, что научился владеть самим собою и ограничивать свои желания, что может без труда и с радостию употреблять телесные и душевные силы свои... что не всякое несчастие может привести его в уныние, что умеет он утверждать истинную свою свободу и не раболепствует привычке, суетности или собственным своим похотям". Оттого он может со "спокойствием и высоким удовольствием взирать на все гонения и клеветы, исполнив свои должности".
   Русский революционер Радищев выдвигал именно эту черту характера - твердость - как черту, свойственную русскому народу. В повести "Житие Федора Васильевича Ушакова" герой ее - русский деятель и мужественный русский человек - перед смертью дал следующее завещание Радищеву; "Помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы быть блаженным, и что должно быть тверду в мыслях, дабы умирать бестрепетно" {Там же, стр. 45.}
   А в другом месте Радищев категорически утверждал; "Твердость в предприятиях, настойчивость в исполнении суть качества, отличающие народ российский".
   О терпении, как о важнейшем качестве морали русского народа, Новиков писал еще в рассказе "Есть чего ждать, когда есть с кем жать", где сформулировал свое понимание терпения: терпеть, по Новикову,- "уметь плодов дожидаться". В данном педагогическом сочинении Новиков наставительно повторяет: необходимо "научиться терпению", ибо без этого невозможно исполнение должности гражданина. "Терпеливый только, постоянный, неустрашимый способен к преодолению трудностей, обретаемых иногда на пути должности и праводетельности, к сопротивлению стремительной реке владычествующей гибели и к сохранению невинности своея и спокойствия духа при всех переменах и искушениях внешнего счастия".
   Последним вопросом, затронутым в педагогическом сочинения Новикова и требующим пояснения, является вопрос об отношении к религии. В данном сочинении, обращенном совершенно легально к широким кругам русской читающей публики в эпоху, когда религиозное сознание было господствующим, Новиков, естественно, не мог пройти мимо вопросов христианского воспитания. И действительно, в его сочинении появилась глава "О образовании сердца особенно к религии и христианству". В развитии мыслей этой главы сказалась, несомненно, слабость идейной позиции Новикова. Но в то же время должны быть отмечены и другие важнейшие моменты. Новиков по своим убеждениям был деистом. Именно поэтому он даже при изложении педагогических идей, обращенных к широким читателям, обрушивается на официальную церковь и резко критикует реальную практику русского православия как официальной религии. Более важным оказывается его отчетливое и ясное стремление приспособить истины христианства, давно преданные забвению церковью, к задачам воспитания граждан и патриотов, к просветительским целям. Отсюда чрезвычайно вольное толкование учения христианства как собрания истин, подтверждающих просветительскую программу: равенство людей, помощь тем, кто нуждается в участии, обязанность трудиться и т. д.
   Следует отметить, что в использовании религиозного сознания человека сказался практицизм Новикова: он стремился использовать в своих общественных целях реальное явление - религиозность своих современников. В этом плане большой интерес представляет попытка некоторых декабристов использовать в борьбе с деспотизмом и крепостническим строем религиозное сознание верующего человека. Так, С. Муравьев-Апостол писал: "Лучший способ действовать на русских солдат религиею... Религия всегда будет сильным двигателем человеческого сердца, она укажет путь к добродетели, поведет к великим подвигам и доставит ему мучительный венец". {П. Е. Щеголев. Исторические этюды, изд. 2, стр. 334-335.}
   Результатом этих убеждений явилось составление "Катехизиса" тем же Муравьевым-Апостолом, этого первого и едва ли не единственного агитационного произведения декабризма, адресованного народу и притом блестяще себя оправдавшего.
  

О ТОРГОВЛЕ ВООБЩЕ

  
   Данное сочинение печаталось в журнале "Прибавление к Московским ведомостям" в течение всего 1783 года. Являясь замечательным произведением русской общественной мысли, одним из несомненных достижений русского просвещения, это сочинение не привлекло внимания исследователей. Если к отдельным статейкам из "Трутня" и "Живописца" ученые обращались многократно на протяжении столетия, если по поводу этих маленьких произведений создана научная литература, то данное сочинение было обойдено и совершенно замолчано всеми учеными, занимавшимися этой эпохой.
   Правда, несколько лет назад на страницах одного журнала была высказана мысль, что данное сочинение переводное и, видимо, принадлежит Рейналю. {"Историк-марксист", 1939, кн. 1, стр. 202.}
   Это утверждение проверено составителем. Прежде всего была внимательно прочитана вся статья. При этом обнаружилось, что автор статьи неоднократно сочувственно упоминает Рейналя, дважды приводит цитаты из его сочинений, всякий раз оговаривая, что цитируется Рейналь, и точно указывая том и страницу. Итак, если верить автору данной статьи, Рейналь сам себя расхваливал в собственном сочинении и сам себя цитировал, говоря о себе крайне почтительно в третьем лице. Знакомство с книгой Рейналя приводит к убеждению, что он так никогда не поступал. Просмотр же всех двадцати книг "Философской и политической истории обеих Индий" привел составителя к выводу, что такой работы - "О торговле вообще" - нет ни в целом виде, ни в виде фрагментов.
   Статья "О торговле вообще" это оригинальное русское сочинение, а не перевод. Действительно, статья переполнена фактами, примерами, реалиями, взятыми из русской жизни. Это проявляется неизменно всякий раз, когда автор отходит от описания фактов истории мировой торговли и начинает излагать теоретические проблемы. Так, например, в главе "О обращении денег" он оперирует примерами из естественно близкой для него области - русский экономической жизни. Поэтому в работе и появляются русские рубли, недочет обращения денег между Санктпетербургом и Москвой и т. д. Как уже говорилось, статья печаталась небольшими отрывками в каждом очередном номере "Прибавлений". В этих условиях естественно для автора учитывать раздробленность единой статьи - вот почему он часто напоминает читателю содержание предыдущих отрывков. В статье мы сплошь и рядом встречаем формулы, могущие принадлежать только автору оригинального русского сочинения, не только знающему, как печатается его статья, но и определившему печатание ее именно мелкими отрывками: "Из сказанного нами в прежнем нумере сих "Прибавлений" видно, сколь многие выгоды производит скорое обращение денег..." и т. д.
   Подобных примеров множество. Но нет никакой нужды вылавливать эти отдельные факты, "уличающие" в авторе русского человека, нет нужды, потому что из начальных строк сочинения совершенно ясно не только то, что оригинально-русское, но и то, кто является его автором. Статья "О торговле вообще" начинается "Введением". В нем говорится об огромном развитии торговли в XVIII веке и о создании науки о торговле. Творцы этой науки - Юм, Рейналь, Шмидт и другие - открыли подлинные "правила" торговли и показали ясно всем ее значение. В связи с этим автор заявляет: "Для подания соотечественникам нашим понятия о сей науке намерены мы выбирать из сочинений помянутых мужей и других, отличившихся заслугами в сей материи, то, что покажется нам нужнейшим, и приобщать к публичным "Московским ведомостям". Исполнение сего намерения начинаем теперь "Рассуждением о полезном влиянии торговли в благосостояние государства".
   Данное заявление замечательно: оно открыто указывает, что автор рассуждения "О торговле вообще" одновременно и редактор "Московских ведомостей". Как редактор, он определил задачу журнала знакомить русских читателей с лучшими сочинениями творцов науки о торговле. И действительно, просматривая "Прибавления", мы видим множество статей о торговле, статей переводных, что, как правило, всегда и оговорено. Но выступал редактор "Прибавлений" в своем журнале и как автор, предварив своим сочинением переводные статьи. При этом, как видим, Новиков поступил совершенно так же, как поступал до и после этого,- не подписывая своего произведения, он все же отчетливо указал читателю, что автором его является редактор "Московских ведомостей". Читатель же 80-х годов отлично знал, что редактор "Московских ведомостей" и "Прибавлений" - Новиков.
   Принадлежность данного сочинения Новикову явствует и из его идейно-тематического анализа. Нет нужды подробно доказывать, как оказались развитыми в этой статье типично новиковские темы, с которыми он впервые выступил в литературе, начиная с эпохи издания "Трутня". Стоит лишь указать на некоторые, главные, мотивы. В основании статьи лежит новиковская мечта о процветании отечества, где трудятся все сословия, где уничтожено рабство и господствует свободный, "деятельный" труд. По-новиковски раскрыта в статье сатирическая, гневная тема обличения паразитизма дворянства - этого "политически мертвого" класса. Во вступительной статье к данному однотомнику уже говорилось, что именно в 80-е годы Новиков претерпевает идейную эволюцию, проявляя все больший интерес к политике и отказываясь от морализма. Эта статья как раз и запечатлела с особой наглядностью новиковскую эволюцию. В статье "О торговле вообще" (написанной после пугачевского восстания, продемонстрировавшего антинародность самодержавия Екатерины, объявленного западными просветителями "просвещенным") проявилось именно характерное для Новикова этой поры разочарование в прежних своих политических идеалах. Вот почему в ряде сочинений этих лет (см., например, рассказы "Пословицы российские" на политические темы) Новиков порывает со своей мечтой об идеальном государе, покровителе и защитнике земледельцев. Те же убеждения мы находим и в статье "О торговле вообще". До пугачевского восстания Новиков боялся и думать о революции. И в 80-е годы он не стал революционером, но с необыкновенным вниманием обратился к современной политической истории, в частности к американской революции, подробные сведения о которой он печатал как в "Московских ведомостях", так и в журнале "Прибавление". Вот почему в статье "О торговле вообще" мы встречаем и сочувствие к республиканскому правлению и интерес к революциям в Голландии, Англии, Америке. Больше того, именно в этом своем последнем сочинении он даже оправдывает эти революции и пытается объяснить их, указывая, что они возникли в результате возросшего угнетения и усиления деспотической власти монарха.
   В 80-е годы для Новикова характерен пристальный интерес к передовой европейской политической и философской мысли, причем, естественно, ко многим явлениям он относился различно. Так, в силу своей дворянской ограниченности, он не принял материализма Гольбаха и Гельвеция, но зато стал пропагандировать Бэкона. Не соглашаясь с политической теорией Дидро, он в то же время демонстративно печатает в своем журнале "Московское издание" статью Дидро из Энциклопедии "Философ" о роли философии и философа в общественной жизни. Он лично руководит отбором книг для перевода и издания в своих типографиях. Он намечает издание сочинений по вопросам истории, литературы, философии, политики, экономики. Так появились книги Вольтера, Локка, Дидро, Лессинга, Руссо и т. д. Ту же замечательную осведомленность в европейской экономической литературе проявляет и автор статьи "О торговле вообще". Он называет десятки имен различных авторов, многие их сочинения цитирует, с некоторыми не соглашается и т. д. При этом из всех сочинений по вопросам торговли автор статьи говорит особо сочувственно о труде Рейналя. Просмотр газеты "Московские ведомости" убеждает нас в том, что именно Новиков неоднократно помещал статьи, в которых высоко оценивал не только литературные работы Рейналя, но и его общественные заслуги. Все это, несомненно, говорит о том, что статья принадлежит все тому же автору, который был редактором "Московских ведомостей", то есть Новикову.
   Статья "О торговле вообще" состоит как бы из двух частей. Первая, небольшая по размеру, посвящена вопросам истории мировой торговли; вторая разрабатывает идейно-политическую концепцию об условиях создания свободного государства тружеников, выражая чисто новиковскую точку зрения. В первой части автор широко использует различную экономическую литературу при освещении отдельных моментов из истории торговли. В случаях, когда автора привлекала та или иная формулировка в читавшемся им произведении, он ее приводил, всегда указывая точно источник. Теоретические же построения автора совершенно самостоятельны. И в этом отношении представляется любопытным сопоставить некоторые суждения по одному я тому же вопросу, высказанные в наиболее радикальной книге эпохи, книге Рейналя, и у автора этого сочинения.
   Во всех экономических сочинениях того времени давался очерк о развитии мировой торговли. Рассказывает и Рейналь о торговле у диких племен, торговле Карфагена, Греции, Рима, торговле в средние века в Европе и т. д. Излагая материал, Рейналь всегда чрезвычайно подробно касается не только вопросов чисто экономических, но и этнографических и др. Автор рассуждения "О торговле вообще" также дает очерк о развитии мировой торговли. В частности останавливает свое внимание на истории торговли в Голландия.
   В этом случае его особо привлек Рейналь, у которого глава, посвященная Голландии, занимает половину очередного тома. У автора русского сочинения очерк о Голландии занимает 4 страницы. Сопоставляя эти два текста, мы видим, что автор работы, напечатанной в "Прибавлениях", воспользовался целым рядом фактов из сочинения Рейналя. Но в то же время по содержанию эти два очерка о Голландии совершенно различны. У Рейналя на первом месте изложение истории Голландии за несколько столетий, при этом его равно интересуют и вопросы экономики, и вопросы культуры, и вопросы политики. Автора русского сочинения интересуют только вопросы политические: он ставит своей задачей выяснение причин, которые привели к расцвету торговли и процветанию страны и народа, и выяснение обстоятельств политической жизни, приведших Голландию в XVIII веке к потере прежней международной роли. Приведем некоторые примеры того, как по-разному трактуются в этих сочинениях одни и те же исторические события Рейналь, после подробного рассказа об истории Голландии, подходит, наконец, к эпохе борьбы голландцев с испанским королем Филиппом, к периоду основания республики. Вот что пишет он об этом:
   "Его деспотизм распространялся на все ответвления его обширной монархии, и фанатизм там преследовал тех, кому давали имена еретиков или неверных. Pays-bas (нижняя страна) была в особенности театром этих жестокостей, и тысячи граждан погибли на эшафоте. Эти народы восстали. Тогда возобновился спектакль, подобный тому, который венецианцы дали миру несколько веков тому назад. Народ, изгнавший тиранию, не нашел более убежища на земле и ушел его искать на водах.
   "Семь маленьких провинций на севере Брабанта и Фландрии, скорее затапливаемые, чем омываемые, большими реками, часто заливаемые морем, которое с трудом сдерживают плотинами, имея в качестве богатства только продукт нескольких пастбищ и посредственную рыбную ловлю, основывают одну из самых богатых, наиболее могущественных республик в мире и, может

Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (24.11.2012)
Просмотров: 322 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа