Новиков Николай Иванович - Об авторстве Новикова

   Воспроизводится по изданию: Н.И. Новиков. Избранные сочинения. М.; Л. 1951. Электронная публикация - РВБ, 2005.

  

   Новиков - крупный и талантливый русский писатель второй половины XVIII века, чьи произведения были любимы широкими кругами читающей публики. Главнейшие сочинения Новикова выходили при жизни автора несколькими изданиями, причем печатались всегда небывало большими для XVIII века тиражами - от тысячи до четырех тысяч экземпляров. Читатель отлично знал и ценил смелого сатирика, печатавшегося в журналах "Трутень" и "Живописец", автора философских и политических сочинений, одного из первых русских критиков, выступавшего и под различными псевдонимами (например, Издатель "Трутня", Сочинитель "Живописца" и т. д.), и под инициалами Н. Н., и, наконец, под своим собственным именем - Николай Новиков.

   Новиков-писатель пользовался любовью, уважением и чрезвычайно высоким нравственным авторитетом у литераторов-современников. В 70-е годы он становится в центре литературы, выступает ее организатором, наставником молодых, умея всегда помочь разобщенным писателям. Новиков был в дружеских отношениях с Фонвизиным, печатал его произведения, поддерживал, как критик, его первую комедию "Бригадир". Философские сочинения Новикова оказали влияние на мировоззрение начинавшего свой путь поэта Державина. Новиков, подняв крестьянскую тему в литературе, проложил тем дорогу Радищеву, который своим "Путешествием" совершил литературную революцию, сделав народ героем литературы. Кстати, именно Новиков привлек молодого Радищева к литературной работе, издав его первые переводы. Он оказывал помощь и постоянную поддержку писателю Михаилу Попову, журналисту-сатирику Аблесимову и др. В 80-е годы он привлек к работе в своих журналах десятки молодых людей, которые, пройдя через его школу, прочно встали на путь профессиональных литераторов. Здесь стоит назвать имена не только Петрова, Муравьева и Дмитриева, но и, прежде всего, Карамзина.

   Отзывы литераторов характеризуют Новикова именно как крупного, талантливого и популярного писателя XVIII века. Михаил Попов в письме-предисловии публично засвидетельствовал и свою благодарность и свое глубокое преклонение перед нравственной личностью еще никому не известного Новикова.

   Михаил Муравьев, близко знавший Новикова, увлекавшийся его сочинениями, так характеризует его в письме 1779 года: "Новиков... один из лучших наших писателей и страстный любитель письмен".

   Дмитриев свидетельствовал в своих воспоминаниях: "Имя его [Новикова.- Г. M.] стало известно с 70-х годов по изданию им одного за другим двух еженедельников - "Трутня" и "Живописца". Как писатель, он "в листках своих нападал смело на господствующие пороки, карал взяточников, осмеивал закоренелые предрассудки и не щадил невежества мелких, иногда же и крупных помещиков".

   Карамзин, вышедший из новиковского кружка, в специальной записке о великом русском просветителе писал: "Г. Новиков в самых молодых летах сделался известен публике своим отличным авторским дарованием... писал остроумно, приятно и с целию нравственной".

   Многочисленные сочинения Новикова были отлично известны читателям XIX века. Из писем Николая Тургенева мы знаем, что ему, например, в Берлин привезли из России новиковский "Живописец", в котором он впервые прочел сочинение, обличавшее рабство. Новиковские журналы, и "Живописец" прежде всего, послужили Тургеневу основанием для выработки типа и планов издания декабристского журнала, который в память новиковского должен был называться "Живописцем".

   Рылеев внимательнейшим образом читал философские и исторические сочинения Новикова. Они оказали на него влияние. Это и отметил Огарев, знавший новиковские сочинения: "Необходимо новиковская традиция входила в его [Рылеева.- Г. M.] воспитание".

   Для Белинского новиковский "Опыт исторического словаря" - факт собственно литературной критики, который невозможно обходить в обзоре развития русской критики. Почти через 100 лет после выступления Новикова Добролюбов, занявшись сатирическими журналами XVIII века, сразу обратил внимание на произведения, напечатанные в "Трутне" и "Живописце", отметив и талантливость их и остроту в постановке социальных проблем. О "Письмах к Фалалею": "Письма эти очень замечательны по мастерству своего лукавого юмора". О "Крестьянских отписках": "Эти документы так хорошо написаны, что иногда думается: не подлинные ли это?" "Гораздо далее всех обличителей того времени ушел г. И. Т., которого "Отрывок из путешествия" напечатан в "Живописце". В его описаниях слышится уже ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зол в народе", и т. д.

   Итак, для читателя XVIII и первой половины XIX века, для писателей-современников и деятелей первой четверти XIX века, для всех, лично связанных с людьми, близко знавшими русского просветителя, было совершенно очевидно: Новиков - писатель, автор многочисленных талантливейших художественных, философских, критических, исторических и педагогических сочинений. И в то же время сочинения Новикова именно как произведения ему принадлежащие после его ареста в 1792 году ни разу до сегодняшнего дня не переиздавались. Это отсутствие перепечаток текстов Новикова, естественно, приводило к забвению литературного наследия русского просветителя, погребенного в мало доступных, давно ставших библиографической редкостью изданиях XVIII века. Так сложилось не терпимое более положение: замечательные произведения русского просветителя XVIII века оказались почти исключенными из русской культуры. В современных курсах русской литературы недостаточно изучается Новиков-писатель; в курсах по философии - Новиков-философ; в курсах по истории общественной мысли - Новиков-политик и просветитель; в курсах по истории критики - Новиков-критик.

   В чем же причина этого?

   Первой и решающей причиной, несомненно, являются долголетние и жестокие гонения русского просветителя самодержавием. Новиков не просто был посажен Екатериной в Шлиссельбургскую крепость Он был оклеветан, у него отняли имя, честь, достоинство. Ни Павел, выпустивший Новикова из Шлиссельбургской крепости ни Александр, кокетничавший либерализмом, не изменили положения писателя. Он продолжал жить в опале, бедствуя, исключенный из общественной жизни, с печатью царского "опубликования". Поэтому к середине XIX века многие произведения Новикова забылись. Этим воспользовались некоторые консервативные, реакционные ученые и стали творить легенду о Новикове только как о культурном, главным образом масонском деятеле XVIII века. Создателем этой легенды был реакционер Лонгинов, который после ряда мелких работ о Новикове в 1867 году выпустил книгу "Новиков и московские мартинисты", канонизировавшую эту легенду. Новиков, по Лонгинову, не был писателем. Он лишь в начале своего пути был "двигателем просвещения", а затем нашел себя в масонстве и целиком отдался ему.

   Этой фальсификации способствовало еще одно обстоятельство. Огромное число своих сочинений Новиков издавал без подписи. Исследователь Новикова, конечно, не мог не знать, что стремление к анонимности было принципиальной позицией русского просветителя. Новиков неоднократно публично заявлял, что не считает обязательным дня писателя, преследующего нравственную цель, объявлять свое имя читателям. Проявилась здесь и личная черта характера писателя - необыкновенная его скромность. Так, например, Новиков писал: "Тот, который других перед собою не уважает, должен непременно сделаться известным; но что до нас касается, мы никогда публике себя не объявляли" ("Утренний свет", 1780, ч. IX, Заключение).

   Фальсификаторы литературного наследия Новикова не замедлили воспользоваться особенностью этой писательской позиции для того, чтобы начисто замолчать его сочинения. В XIX веке из числа буржуазных исследователей только один - Незеленов - пытался утверждать, что Новиков был писателем, указывая на принадлежность ему многих произведений в журналах, издателем которых он был. Но это был голос вопиющего в пустыне. Незеленов не аргументировал свою точку зрения, и многие исследователи незамедлительно опровергли его.

   После революции 1905-1907 годов был проявлен интерес и к деятельности Новикова, правда, только к одному, петербургскому, периоду его творчества, периоду издания сатирических журналов. Просмотр новиковских журналов привел к открытию в них замечательных сатирических антидворянских и антикрепостнических сочинений. Вместо того чтобы на основе этих сочинений опровергнуть легенду Лонгинова, отнявшего у Новикова имя писателя эти буржуазные и либеральные ученые, доверившись во всем Лонгинову, принялись открытые ими новиковские сочинения приписывать различным писателям.

   Требования декабристов, революционных демократов подвергнуть изучению жизнь, деятельность и творчество Новикова, вернуть ему заслуженное имя просветителя, художника, критика и философа, украденное самодержавием, являются заветом для советской историко-литературной науки. Важнейшим моментом в выполнении этой задачи является собрание и подготовка к изданию сочинений Новикова.

   Несомненно, перед составителем данного однотомника избранных сочинений Новикова встали не малые трудности. Как уже говорилось выше, значительное число сочинений русского просветителя не было им подписано. Больше того, мы не имеем ни одной рукописи литературных работ Новикова. И вместе с тем должно сразу же категорически заявить, что у исследователя, занявшегося изучением именно творчества Новикова, окажутся совершенно очевидные и несомненные доказательства принадлежности ему большого количества произведений, напечатанных в различных изданиях. Данный однотомник - первая попытка собрать собственные сочинения Новикова. Составитель не ставил себе задачи собрать все произведения русского просветителя. Вряд ли эта задача по силам одному человеку. Составитель стремился собрать наиболее ценное, характерное для новиковских убеждений, рисующее многогранность его творческого дарования (прозаик, критик, педагог, историк и т. д.).

   В силу создавшегося положения, когда в течение ста лет буржуазная, дворянская и формалистическая наука отнимали у Новикова имя писателя, составителю первого издания избранных сочинений Новикова необходимо доказывать принадлежность новиковских сочинений Новикову. Прежде чем перейти к развертыванию аргументов и доказательств принадлежности того или иного сочинения Новикову, необходимо заранее оговорить те принципы, которыми руководствовался составитель в отборе сочинений и в решении вопроса о принадлежности их русскому просветителю.

   Первое. В литературном наследии Новикова должно быть прежде всего отмечено значительное количество произведений, им подписанных. В этом убеждает просмотр всех журналов и книг, им изданных. Такими произведениями оказываются: в "Трутне" - "Предисловие", "Разговор Я и Трутень", "В новый год новое счастие", "Расставание, или последнее прощание с читателями"; в "Пустомеле" - предисловие [Рассуждение об авторах еженедельных сочинений 1769 года]; в "Живописце" - "Автор к самому себе"; в "Кошельке" - "Вместо предисловия"; в "Утреннем свете" - "Предуведомление" ["О высоком человеческом достоянии"], "Заключение" ["Нравоучение как практическое наставление"]; в "Московском издании" - "Предисловие" ["Причина всех заблуждений человеческих есть невежество, а совершенства знание"]. Такими же подписанными произведениями являются предисловия Новикова к различным историческим изданиям, предисловие к критико-библиографическому журналу "Санктпетербургские ученые ведомости" и, наконец, капитальное сочинение "Опыт исторического словаря о российских писателях". Сюда же может быть отнесен без каких-либо колебаний цикл произведений из "Трутня", направленных против "Всякой всячины" и Екатерины II, во главе со статьями Правдулюбова. Никто из исследователей за все это время не пытался еще отнять эти статьи у Новикова. Исследование Семенникова ("Русские сатирические журналы 1769-1774 гг.", СПБ, 1914) утверждает тоже несомненную принадлежность их Новикову.

   Эти произведения важны не только тем, что под ними стоит подпись Новикова, но прежде всего тем, что они по своему характеру являются авторскими манифестами, программами действий. Именно в них изложены основы новиковского мировоззрения, они декларируют специфические новиковские темы, именно в них раскрываются характерные для Новикова-писателя черты стиля. Изучение произведений, напечатанных в журналах, показывает, что многие из них непосредственно и открыто примыкают к предисловиям, развивая их идейные, тематические и стилевые черты.

   Как на пример, можно указать на цикл критических статей в "Трутне" и "Пустомеле". Там впервые выдвигаются вопросы, которые получили свое дальнейшее многостороннее и детальное развитие в предисловиях к "Живописцу" и "Санктпетербургским ведомостям" и особенно подробно в "Опыте исторического словаря" (см. подробнее в примечаниях). То же мы наблюдаем и с циклом философских статей в "Утреннем свете", органически связанных с "Предуведомлением" и "Заключением" (об этом ниже). Таково первое основание для выдвижения тезиса о принадлежности некоторых неподписанных произведений Новикову. Первое, но не единственное. Составитель считал обязанным проверять себя и доказывать принадлежность того или другого произведения Новикову и другими аргументами, но главное - их совокупностью.

   Второе. Изучение принципов авторской и редакторской работы Новикова привело составителя к убеждению, что если Новиков и не подписывал часто свои произведения собственным именем (не всегда только по мотивам нежелания проявить свою "самость", свое авторское тщеславие, но в ряде случаев по мотивам политическим - например, свои выступления против Екатерины он не мог подписывать, ибо за этим последовали бы немедленно полицейские преследования), то в то же время всегда считал необходимым намекнуть иногда широкому читателю, а иногда только кругу близких друзей, кто скрывался под тем или иным выбранным им псевдонимом.

   а) Так, Новиков, выступая в период с 1769 по 1775 год с различными журналами, непрерывно и обязательно давал понять, что известные читателю имена "Издатель "Трутня" ("И. Т."), "Сочинитель "Пустомели" ("С.П."), "Сочинитель "Живописца" ("С. Ж.") принадлежат одному лицу (об этом подробнее ниже).

   б) Новиков всячески стремился отделить свои произведения от чужих. Если он подписывал свое произведение псевдонимом, то тогда, почти во всех случаях, он стремился к тому, чтобы все чужие произведения были подписаны или полностью (например, В. Майков, К. Кондратович, Н. Поповский, "Сочинитель комедии "О время", то есть Екатерина II, и т. д.), или подлинными инициалами писателя (П. П.- Павел Потемкин, В. Р.- Василий Рубан, и т. д.), или таким псевдонимом, который прозрачно намекал на истинного автора, угадываемого современниками (например Б. К.- то есть Бесовский корректор, автор "Адской почты" Эмин; Азазез Азазезов - Александр Аблесимов), или, наконец, произведению предпосылалось предисловие, намекавшее читателю на подлинного автора (предисловие к "Посланию слугам моим", где сказано, что автором послания является тот же автор, который только что сочинил комедию "Бригадир").

   в) В тех случаях, когда псевдоним нужен был, чтобы скрыть свое имя от властей, Новиков всегда стремился к тому, чтобы дать знать близкому кругу своих друзей, кто подлинный автор смелых антиправительственных выпадов. Так появился псевдоним NN - друзьям было известно, что именно Новиков так писал начальные буквы своего имени и фамилии. Эти же инициалы - NN - в последующем станут одной из издательских марок Новикова-издателя.

   Или другой пример. Написав первую статью против Екатерины и напечатав ее в "Трутне", Новиков подписал ее именем Правдулюбова. Но чтобы дать знать друзьям, кто автор смелой статьи, он поставил в конце статьи сигнал - 9-е мая. Это не безразличная и не случайная дата - это день именин Новикова, который он не только праздновал в кругу своих друзей, но и особенно чтил в связи с дорогой ему национальной русской традицией. Согласно этой традиции, как об этом писал сам же Новиков, в день именин подданные некогда приносили своему государю подарок - именинный пирог. Поднесение именинного пирога было внешним знаком свободно патриархальных отношений между "питателем", земледельцем, производившим "хлеб - самонужнейшую вещь", и властью, призванною защищать и оберегать его труд. Екатерина не была таким монархом, как не было в крепостнической России этих, желанных для Новикова, свободно патриархальных отношений. Вот почему он в свой день именин преподнес Екатерине "именинный пирог" - резкую сатирическую статью.

   В последующем Новиков также будет прибегать к этому приему - приему намека кругу друзей или лицам, близко его знавшим. Так, в предисловии к журналу "Утренний свет" он нарисует свой иронический автопортрет. В "Пословицах российских" он укажет, что автором этих рассказов является "типографщик", человек, любящий "рыться в архивах".

   Третье. Новиков прибегал сам или к объединению своих произведений в одной книге, или к систематическому изложению в большом сочинении взглядов, ранее разрабатывавшихся в отдельных мелких статьях. Так, им был составлен сборник своих художественно-сатирических сочинений, напечатанных в "Трутне" и "Живописце". Этот сборник он назвал "Третье издание "Живописца" (подробнее об этом ниже). Из суммы критических высказываний, рассеянных в статьях "Трутня", "Пустомели" и "Живописца", выросло капитальное сочинение "Опыт исторического словаря о российских писателях". Мысли о воспитании, высказывавшиеся Новиковым и в "Трутне", и в "Живописце", и в "Кошельке", и в "Утреннем свете", и в "Московском издании", были, наконец, воплощены в специальном крупном педагогическом сочинении "О воспитании и наставлении детей".

   Четвертое. Наличие в сочинениях фактов биографии Новикова или свидетельств, что данное произведение определено и подсказано моментами его писательской или общественной деятельности. Так, например, автобиографичны предисловия к "Трутню", к "Живописцу", к "Утреннему свету" и др. Так антикрепостнические статьи "Трутня" и "Живописца" по своему фактическому материалу и идейной концепции непосредственно связаны с документами Комиссии по составлению нового Уложения - крестьянскими наказами, речами демократических депутатов, которые Новиков лично излагал по своей должности "держателя дневной записки".

   Пятое. Основным и решающим фактором в рассмотрении различных документов и свидетельств о принадлежности того или иного произведения Новикову является идейно-эстетический анализ этих произведению. Если идейно-эстетический анализ устанавливает близость этого произведения к новиковскому мировоззрению и другим несомненно новиковским сочинениям, а все остальные документальные свидетельства подкрепляют и поддерживают ее, то это и являлось для составителя условием признания данного произведения за Новиковым.

  

  

   Принадлежность Новикову произведений, собранных в этом разделе, несомненна. Это или предисловия и заключения к трем журналам, или статьи, подписанные инициалами NN. Подробнее об этом см. в примечаниях. В настоящем издании менее всего выдержана цельность новиковского журнала "Трутень", ибо одна часть интереснейших статей Новикова из этого журнала выделена в особый цикл - "Полемика Новикова с Екатериной II", а ряд других замечательных сатирических произведений напечатан в разделе "Третье издание "Живописца". Основанием к такому расчленению статей "Трутня" на три раздела является стремление составителя посчитаться с волей Новикова. Это Новиков сам в 1775 году собрал в одну книгу лучшие сочинения "Трутня" и "Живописца". Именно эту книгу целиком составитель и перепечатал в настоящем издании. Тем самым цельность впечатления от новиковской работы в "Трутне", естественно, несколько нарушена.

  

  

   "Третье издание "Живописца" представляет собой книгу избранных сочинений Новикова, сборник рассказов, очерков, памфлетов и статей. Вот почему здесь нет принятого в журналах деления на листы.

   Несомненно, отсутствие подписи под тем или иным произведением, совпадение мотивов этого сочинения с каким-либо подписанным произведением создавали формальное основание для сопоставлений, для доказательства сходства, для поиска утаившего свое имя автора. Казалось бы при этом естественным допущение и Новикова и чисто тех, кому могли принадлежать эти сочинения. Ведь именно "Трутень" и "Живописец" создали имя Новикову не только издателю, но и писателю, а произведения, приписываемые другим составили их главное содержание, определили их облик и успех. Однако сложилась иная традиция - приписывая одно и то же сочинение разные писателям, исследователи свои доказательства в пользу нового имени, свои отводы старого кандидата сопровождали тщательной аргументацией,- не аргументировался лишь отвод Новикова. И это потому, что Новикова эти ученые не хотели признавать как писателя. Без фактов, без доказательств, произвольно. Оставаясь в пределах все тех же условных данных - неподписанные сочинения в "Трутне" и "Живописце", считаю своим долгом, исхода из суммы объективных фактов - анализа идейного содержания произведений, истории журнальных редакций и авторской правки текста, изучения новиковского отношения к делу писателя, автора, его печатных высказываний об анонимности как одном из важнейших моментов понимания общественного дела писателя,- аргументировать и доказать принадлежность важнейших сочинений "Трутня" и "Живописца" Новикову.

   Целый ряд произведений, напечатанных в "Трутне" и "Живописце", бесспорно принадлежит Новикову, и никто из исследователей не опровергает этого. Так, все согласны, что предисловие к "Живописцу", "Английская прогулка", "Отписки крестьянские", "Рецепты" и т. д. принадлежат Новикову. Другие же сочинения, посвященные крестьянскому вопросу - "Письма к Фалалею" и "Отрывок путешествия",- приписаны Фонвизину и Радищеву. Я считаю эти "приписания" неверными, методологически порочными. Но так как уже сложилась традиция приписывать, например, Радищеву "Отрывок путешествия", то поэтому мне необходимо, с одной стороны, подробно разобрать и отвести доводы и аргументы тех, кто числит эти произведения за Фонвизиным и Радищевым, а с другой - развернуть систему своих доказательств очевидной для современников "Трутня" и "Живописца" истины, что новиковские сочинения принадлежат Новикову.

   Отличительной особенностью "Третьего издания "Живописца", печатаемого в настоящем сборнике, которое, кстати, выпало из сферы внимания ученых, является полное отсутствие в нем чужих, анонимных и подписанных, произведений. В "Трутне" сотрудничали Попов, Аблесимов, Эмин, Майков,- им принадлежали талантливые сочинения. В "Пустомеле" печатались переводы Леонтьева, стихи Фонвизина, произведения, соответствовавшие новиковским требованиям и убеждениям. В "Живописце" печаталось много стихов в честь. Екатерины и ее приближенных, письмо самой Екатерины Новикову, многочисленные переводы, различные прозаические сочинения. Все это чужое, принадлежащее другим авторам, часто и очень важное хотя бы в тактическом отношении,- например, письмо Екатерины,- Новиков исключил: из своей книги, названной "Третье издание "Живописца". Исключил принципиально: данная книга имела специальную задачу собрать вместе все важнейшие, проверенные временем сочинения, с тем чтобы дать читателю, и прежде всего читателю-союзнику, образцы таких произведений, которые соответствовали бы высокому и обязывающему званию Автора-писателя. Такими сочинениями оказывались произведения, посвященные обличению дворянства и Екатерины, крестьянскому вопросу и просветительской программе. И вот, собрав из двух своих лучших журналов, "Трутня" и "Живописца", отвечающие данной цели произведения, исправив их, объединив в циклы, придав им новую композицию, он издает книгу, назвав ее "Третье издание "Живописца". Книга была снабжена специальным предисловием "К читателю". Предисловие опять было написано для объяснения с читателем по главному вопросу - об авторстве. И на этот раз Новиков не называет своего имени,- на этот счет у него была своя, как мы знаем, особая точка зрения. Но если для Новикова не было необходимости "хвалиться" перед читателем своим именем, то следовало дать ему знать, что автор разных статей и разных журналов один и тот же. Поэтому он в специальном предисловии делает публичное заявление, что все, здесь собранное,- "мое сочинение".

   Если раньше читатель знал, что были два автора замечательных произведений, утаившие свое имя от читателя,- один под именем "Издатель "Трутня", а другой "Сочинитель "Живописца", то теперь, предупрежденный Новиковым, он знал: издатель "Трутня" и сочинитель "Живописца" - одно лицо, которое и сейчас, собрав свои сочинения в одной книге, не называет своего действительного имени, а укрывается за псевдонимом Живописец. Уверенный, что читатель отлично помнит его сочинения, напечатанные в разных журналах, и потому удивится, найдя их в этом новом издании измененными, исправленными, Новиков уведомляет его, что сделаны все эти поправки им самим на основе авторского права: "Должно объявить читателю, что я в журнале моем многое переменил, иное исправил, другое выключил и многое прибавил из прежде выданных моих сочинений под другими заглавиями". Уже здесь мы имеем категорическое свидетельство о принадлежности Новикову сочинений, собранных в "Третьем издании "Живописца". Сам автор публично заявил: "Это мои сочинения". Но мы, несмотря на все это, вынуждены доказывать, что новиковские сочинения принадлежат Новикову, потому что сложилась традиция приписывать его сочинения другим авторам.

   Созданный в 1772 году "Живописец" со всей очевидностью показывает, что Новиков являл собой новый в России тип писателя, чуждого коммерческих соображений, настойчиво и решительно осуществлявшего свои планы и намерения, писателя - организатора литературных сил, писателя - просветителя с самостоятельной программой практических дел, писателя, которому было необходимо высказаться перед обществом, у которого было желание вступиться за интересы отягощенного, изнывающего в рабстве народа. Издавая "Живописец", Новиков хотел досказать то, что ему не дали досказать, закрыв "Трутень" и "Пустомелю", хотел внушить своим "единоземцам" - третьему сословию и лучшим представителям дворянства - мысль о незаконности и аморальности рабовладения. Приступая к осуществлению этой задачи, он знал, что журнал не принесет ему лавров, что следует ожидать гонений в преследований, и, подготовленный полемикой с самодержавным автором в "Трутне", он в специальном предисловии в ответ на увещевания отказаться от замысла коротко и решительно заявил: "Нельзя". Таким образом, мы видим, что, приступая к изданию "Живописца", Новиков хотел сказать русскому читателю что-то самое для него важное, самое дорогое. Первые же листы нового журнала показали, что этим главным была крестьянская тема, именно ей был посвящен центральный эпизод предисловия (история Худовоспитанника), "Отрывок путешествия", цикл "Писем к Фалалею" и ряд других сочинений. И вот именно эти-то сочинения, для которых собственно Новиков издал свой новый журнал, исследователи и отняли у него, оставив за ним, и то, видимо, временно, авторство статей о щеголях и щеголихах.

   Больше всего наука приписывания потрудилась над тем, чтобы доказать, что "Отрывок путешествия" принадлежит Радищеву, а цикл "Писем к Фалалею" - Фонвизину. Не вдаваясь в столетнюю историю вопроса, остановлюсь на последних исследованиях, подводящих итоги и "почти окончательно", "доказательно" приписавших эти произведения двум авторам. Эта точка зрения получила официальное признание (см. учебники для вузов по истории русской литературы XVIII века. "Отрывок путешествия" помещен уже в I томе академического собрания сочинений Радищева, правда в отделе "приписываемых" сочинений. В дни радищевского юбилея 1949 года этот "Отрывок" уже печатался в составе сочинений Радищева без всяких оговорок).

   "Отрывок путешествия" "окончательно" закреплен за Радищевым исследованием В. П. Семенникова. {См. статью "К истории создания "Путешествия из Петербурга в Москву" в книге "Радищев", М.-П., 1923, стр. 319-364. } Как и все предшествовавшие ученые, Семенников не занимается вопросом, почему это "Путешествие" не может принадлежать Новикову. Весь пафос обращен на приписание его Радищеву. Первым, формальным основанием приписания служит сообщение сына Радищева - Павла Александровича, указавшего в 1858 году в своих примечаниях на опубликованную статью Пушкина о Радищеве, что "другие статьи сего "Путешествия" были напечатаны в "Живописце" Новикова в 1776 году и в "Северном вестнике" Мартынова (ч. V, январь 1805 г., стр. 61, "Смесь") - "Отрывок из бумаг одного крестьянина". Это глава из "Путешествия" под заглавием "Клин", которую привел Пушкин в приложении к своей статье о Радищеве". {Там же, стр. 322.} Как видим, никакого категорического утверждения, что "Отрывок путешествия" в "Живописце" принадлежит Радищеву, в воспоминаниях престарелого сына писателя нет. Это отлично понимал и Семенников. Вот почему он начинает строить свою систему доказательств, основанную на допусках, предположениях, вероятностях.

   Нить своих доказательств Семенников начинает так: "Если между содержанием "Отрывка" и "Путешествием" будут найдены какие-либо значительные точки соприкосновения, то показания сына Радищева есть доказательство принадлежности его отцу "Отрывка путешествия" в "Живописце". Итак, появилось первое если... Далее следуют поиски точек соприкосновения. Первая группа точек соприкосновения: а) "это два наиболее ярких протеста против крепостного права"; б) оба произведения написаны в одинаковой форме - путешествия; чувствуя слабость этих доказательств, Семенников сам заявляет, что это только "внешние черты сходства". {Радищев, стр. 330.} Затем автор переходит к "наиболее важному вопросу" - к выяснению точек соприкосновения "в частностях". Вторая группа - частные точки соприкосновения: а) сюжет "Отрывка путешествия" в "Живописце" близок сюжету главы "Пешки" радищевского "Путешествия из Петербурга в Москву". В чем эта близость? - И в том и в другом случае автор описывает свое посещение крестьянской избы и впечатления от этого посещения; б) в обоих произведениях "жестокосердые помещики" отнимают у крестьян "хлеб и воду"; в) в обоих произведениях помещик заставляет работать крестьян в воскресенье; г) в обоих произведениях имеются одинаковые слова. Последний факт имеет особо важное значение. Сделав эти наблюдения, исследователь опять, как и в первом случае, понимает шаткость своих позиций и неубедительность доказательств, поэтому, не смея прямо утверждать, что "Отрывок путешествия" в "Живописце" принадлежит Радищеву, делает новое сложное допущение - остаются два предположения: 1) или "Отрывок" оказал явное влияние на Радищева, или 2) автор "Отрывка" сам Радищев. Так появляется второе если.

   Далее следует третья группа - тождество стиля. Желая во что бы то ни стало склонить чашу весов на свою сторону, исследователь ставит новую условную задачу - если совпадут черты стиля, то значит... начинается третье если.

   Существенным свойством радищевского стиля, устанавливает Семенников, является его необычная эмоциональность - "пропитанность чувством". Именно этот сентиментальный элемент, по мнению Семенникова, составляет особенность радищевского "Путешествия". После этого обнаруживается "сентиментальный" элемент и в "Отрывке путешествия" "Живописца". Анализ при этом состоит в том, чтобы, вырвав из обоих произведений слова, однотипные для данной эстетической системы, сделать псевдонаучное заключение: похожие слова - свидетельство их принадлежности одному автору. Следовательно, по всем законам формализма делался угодный исследователю вывод - оба произведения принадлежат Радищеву.

   Работа Семенникова тщательная, но бесплодная. Бесплодна она еще и потому, что бездоказательно отвергнуто авторство самого Новикова, не прослежена связь идейного содержания этого "Отрывка путешествия" с воззрениями Новикова, потому, что не показано, в какой связи находился этот "Отрывок путешествия" со всем остальным материалом двух журналов Новикова, потому, что это сочинение в анализе вырвано из композиционного единства журнала, потому, что приписание Радищеву основано на формальных или субъективных сопоставлениях, доказательствах и тождествах.

   Прежде всего в систему доказательств Семенникова не входит главное - идейный анализ. Автор привлек и общие "внешние черты", и "форму путешествия", и "частности", и "похожие слова", но нигде не говорит об идейном содержании двух произведений. Правда, Семенников указывает, что обоим "Путешествиям" свойственен "антикрепостнический пафос". Но "пафос" этот не может сблизить данные два произведения, потому что в основание их положены две глубоко различные и враждебные друг другу идеи. Если же подойти к двум "Путешествиям" с этих позиций, то все доказательства рушатся, как карточный домик.

   Как известно, главной идеей, политической задачей радищевского "Путешествия из Петербурга в Москву" является доказательство тезиса, что восстание, крестьянская революция есть единственный способ уничтожения крепостничества, бесправия, угнетения человека человеком, бедности и нищеты. "Отрывок путешествия", помещенный в "Живописце", обличая "рабство и бедность", таит в себе все же идею возможности урегулирования отношений между помещиком и крестьянином на началах патриархальных, как отношений между "отцами" и "детьми".

   Глава "Пешки", обличая "жестокосердого" помещика, кончается грозным предупреждением: "Не ласкайся безвозмездием". "Отрывок путешествия" в "Живописце", устанавливая, что в крестьянской бедности виноваты сами "глупые помещики", тиранствующие "над подобными себе человеками", заканчивается следующими рассуждениями и мечтаниями самого крепостного крестьянина: "Дай ему [помещику-тирану.- Г. М.] бог здоровье! Мы на бога надеемся: бог и государь до нас милосливы, а кабы да Григорий Терентьевич также нас миловал, так бы мы жили как в раю". Как видим, здесь две различных идейных концепции. Утверждение, что автор "Отрывка путешествия" в "Живописце" - Радищев, искажает действительное положение вещей и принижает первого русского революционера. У нас нет никаких оснований говорить, что Радищеву были свойственны эти патриархальные, наивно-идеалистические и, в конечном счете, либеральные убеждения. В то же время вся эта идейная концепция точно соответствует основам новиковского мировоззрения. Таковы идейные противоречия двух сравниваемых произведений, обойденные исследователями.

   Опровержение "частных" и "общих" "точек соприкосновения" более чем неблагодарная задача. Как я уже отмечал выше, все эти частности сами по себе ничего не доказывают, не доказывают даже Семенникову, почему он и заключил, что только совокупность одинаковых впечатлений имеет значение. Но механическая совокупность насквозь субъективных впечатлений доказать ничего не может. В самом деле, как можно всерьез говорить о таких точках соприкосновения, как единство жанра "Путешествий" и единство антикрепостнического пафоса? Подобное сопоставление, улавливающее "внешние" черты сходства, нелепо и бесплодно. Единство антикрепостнического пафоса? Как уже было только что сказано, единство это мнимое - близкие в моральной оценке поведения бесчеловечного "помещика-тирана" авторы двух "Путешествий" стоят на крайних полюсах в решении способов и путей изменения такого положения. Сходство сюжета? Сходство, состоящее в том, что описываемые две избы крепостного крестьянина (в одну и ту же эпоху, в одной и той же стране, в одних и тех же местах - европейской части России) оказываются похожими друг на друга,- это, по мнению исследователя, аргумент? Безусловно, общее между ними есть, но эта общность - положение крестьянина, живущего при екатерининском крепостническом режиме. Сходство бросается в глаза, несомненно, потому, что только в этих двух произведениях в литературе XVIII века и описывается крестьянская изба.

   Опровержение "похожих" слов - просто бессмысленная задача, поэтому более целесообразным нахожу развернуть ряд соображений, подтверждающих, что "Отрывок путешествия" принадлежит издателю "Трутня" и "Живописца".

   Русские люди 70-х годов отлично знали, что Новиков "чувствителен к крестьянскому состоянию". В произведениях, безусловно принадлежащих Новикову, в его "Рецептах", есть "Рецепт" помещику-тирану и мучителю Безрассуду (л. XXIV). В этом "Рецепте" описывается положение крестьян: "Они работают день и ночь, но со всем тем едва, едва имеют дневное пропитание", "они и думать не смеют, что у них есть что-нибудь собственное, но говорят; "это не мое, но божие и господское". Так еще в 1769 году Новиков описывает непосильную работу крестьян ("день и ночь") и отсутствие не только собственности, но и пропитания. Как же относятся крестьяне к своему помещику Безрассуду? "Бедные крестьяне любить его как отца не смеют, но, почитая в нем своего тирана, его трепещут", то есть Новиков утверждает: крестьяне, исповедуя патриархальную веру, убеждены, что помещик должен быть отцом, и горюют, видя своего барина тираном. Далее Новиков заявляет, что данная горькая участь крестьян есть исключение, объясняемое характером Безрассуда, ибо "прочие их братия у помещиков отцов наслаждаются вожделенным спокойствием, не завидуя никакому на свете счастию, ради того что они в своем звании благополучны" (курсив мой.- Г. М.). Эта же мысль высказана Новиковым и во втором листе "Трутня" за 1770 год в статье "В новый год новое счастие". Статья эта - поздравление с Новым годом. Написана она в духе "Рецепта" - всем сословиям, всем "должностям" издатель "Трутня" высказывает пожелания. Вот что он пожелал поселянам: "Я желаю, чтобы ваши помещики были ваши отцы, а вы их дети".

   Идейное содержание "Рецепта" и "поздравлений" тождественно основной идее "Отрывка путешествия", напечатанного в "Живописце". Там также изображены крестьяне, бедствующие от тиранства Григория Терентьевича. И крестьянин, разговаривающий с путешественником, также считает себя обиженным своим помещиком, который не хочет ему быть отцом. Так же, как и в "Трутне", высказывается мысль, что "прочие братия" живут "благополучно". В доказательство этого крестьянин "насказывает" путешественнику "столько доброго" про помещика соседней деревни, который "отец своим крестьянам", отчего и деревня его "Благополучная". Как видим, тут и там единство моральной концепции, положенной в основание произведений, обличающих рабство и жестокосердых помещиков.

   Наконец, самое главное: говоря об идейном единстве новиковских статей о крестьянстве в "Трутне" и "Живописце", следует помнить, что их проблематика, тон и стиль всеми своими корнями уходят в те споры, которые разгорелись в Комиссии по крестьянскому вопросу. Именно там в речах демократических депутатов Новиков услышал моральное осуждение рабства. Отголоском этих патетических речей демократических депутатов и являются новиковские восклицания: "Безрассудный!", "Жестокосердый тиран" и т. д.

   Именно Новикову принадлежит заслуга введения в литературу этого словоупотребления. В этой же связи стоит указать, что сама патриархальная концепция дворянско-крестьянских отношений как отношений "отцов и детей" как и "царистские" настроения, была историческим заблуждением крепостных крестьян. Не случайно поэтому в манифестах Пугачева (через год после "Отрывка путешествия") дворяне осуждались на казнь между прочим и за то, что они не хотели быть отцами своим крестьянам. Вот что читаем в одной из прокламаций восставшего народа: "Всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия. От кого же? Вам самим небезизвестно. Дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе божием и написано, чтобы они крестьян так же содержали, как и детей, но они... хуже почитали собак своих, с которыми охотились за зайцами".

   Идейная близость новиковских статей о крестьянах в "Трутне" и "Живописце" и выступлений депутатов Комиссии Коробьина, Козельского, Чупрова, Маслова и др. с защитой крепостных, находящихся под властью помещиков, очевидна. Стоит только сопоставить с этими речами депутатов такие произведения, как "Рецепт" Безрассуду и "Отрывок путешествия", "Крестьянские отписки" и т. д.

   Депутат Козельский заявлял: "Многие из крестьян, зависящих до сего времени от единственной, различной и неопределительной своих помещиков воли... сносят свое состояние с крайним их отягощением" "Крестьянин же чувственный человек, он разумеет и вперед знает, что все, что бы ни было у него, то говорят, что не его, а помещиково".

   Новиков пишет в "Рецепте" Безрассуду: "Они [крестьяне] работают день и ночь, но со всем тем едва, едва имеют дневное пропитание, затем что насилу могут платить господские поборы. Они и думать не смеют, что у них есть что-нибудь собственное, но говорят: это не мое, но божие и господское".

   Депутат Коробьин 5 мая 1768 года выступил с защитой помещичьих крестьян:

   "Начало, от которого толь вредные происходят следствия, состоит в неограниченной власти помещика над имениями своего крестьянина, и для того всячески трудиться должно разрушить сие начало. В рассуждении сей материи я бы с охотою от нее воздержался, если бы совершенно ведал, что все находящиеся в дражайшем отечестве нашем дворяне суть такие, которых правление над своими крестьянами умножает их благополучие усугублением изобилия и которые самым делом доказывают, что они правят ими, как отцы своими чадами. Но как из вышесказанного видеть можно, что владельцы двоякого вида в нашем отечестве усматриваются: одни такие, которых потеряние почитают себе крестьяне будто как за погубление своей жизни; а другие такие, от которых всячески желают удалиться... На первых хлебопашцы взирают как на своих отцов, а на вторых как на бич". В этом выступлении обнаженно изложена моральная концепция первых защитников крестьян. Используя легальные возможности, предоставленные Комиссией, памятуя, что говорить о ликвидации крепостного права было запрещено,- эти депутаты поэтому выступали лишь с требованием ограничения власти помещиков, мотивируя свое требование фактом существования в России двух родов помещиков: одни - "отцы", другие - "бичи". Отсюда следовало: там, где помещик "отец", там крестьяне "благополучны"; там же, где помещик "бич", там крестьяне "разорены и нищи". Об этом с особой силой говорил крестьянский депутат Маслов.

   Новиков сидел в Комиссии и не только слушал эти выступления, не только читал их, но и кратко излагал существо этих речей и возражения им со стороны переполошившихся помещичьих депутатов. Он прочно усвоил тактику и концепцию демократических депутатов и в своих журналах "Трутень" и "Живописец" выступил с серией статей по крестьянскому вопросу, собранных вместе в книге "Третье издание "Живописца".

   Идея "Отрывка путешествия" прямо, непосредственно связана с речами демократических депутатов. Вот пример: из бесед путешественника с крестьянами мы узнаем, что помещик Разоренной деревни - "бич" своим мужикам: "У нашего боярина такое, родимый, поверье, что как поспеет хлеб, так сперва всегда его боярский убираем; а с своим-то-де, изволит баять, вы и после уберетесь. Ну, а ты рассуди, кормилец, вить мы себе не лиходеи: мы бы и рады убрать, да как захватят дожжи, так хлеб-от наш и пропадает [потому что они работают на себя только по воскресеньям.- Г. М.] Дай бог ему здоровье! Мы, кормилец, на бога надеемся: бог и государь до нас милосливы; а кабы да Григорий Терентьевич также нас миловал, так бы мы жили как в раю!.." "На другой день, поговоря с хозяином, я отправился в путь свой, горя нетерпеливостию увидеть жителей Благополучныя деревни: хозяин мой столько насказал мне доброго о помещике тоя деревни, что я наперед уже возымел к нему почтение и чувствовал удовольствие, что увижу крестьян благополучных".

   Несомненна связь этих статей с речами депутатов, и в этом сила первых в русской литературе выступлений по крестьянскому вопросу - они родились в атмосфере политической борьбы демократических депутатов с крепостнической политикой Екатерины. Они идейно близки воззрениям самих крестьян, которые самостоятельно сформулировали в наказах и в речах своих депутатов свои требования, надежды и чаяния. Именно эта связь крестьянских статей "Трутня" и "Живописца" с речами депутатов и есть решающее свидетельство принадлежности их Новикову-писателю, полтора года проработавшему в Комиссии.

   Уже неоднократно говорилось, что отличительной особенностью новиковских журналов является их идейное единство, достигаемое их автором-организатором; "Отрывок путешествия", как и все другие материалы, органически связан со всем духом журнала, и прежде всего с принципами Новикова, декларированными им в статье "Автор к самому себе". Статья эта, возвращаясь к проблемам, затронутым уже в "Опыте исторического словаря", дает развернутую оценку состояния современной литературы. Гневно и презрительно говоря о писателях придворных, пишущих во имя материальных выгод, наживы и славы, Новиков в то же время подвергает резкой критике и господствующее направление классицизма. Априорные нормы этой эстетики, по мнению Новикова, приводят к тому, что искусство это становится лживым, лицемерным и, хочет оно того или нет, апологетическим по отношению к крепостническому строю.

   В той же статье "Автор к самому себе" Новиков издевательски изображает писателя-классика, воспевающего "златый век" и деревенских пастухов в виде "Блаженства".

   Но критикой Новиков не удовлетворился. Показав несостоятельность искусства классицизма, Новиков противопоставил ему прежде всего свою сатирическую "живопись", произведения, раскрывающие правду жизни, реальные факты. Вот отчего уже в "Трутне" этой пастушеской идиллии он противопоставил бытовой документ - "Отписки крестьянские", где предстал перед читателем не пастух в виде аллегорической фигуры Блаженства, воспевающий свою любовь, а несчастный больной Филатка "с малыми ребятами", оставшийся без коровы, без хлеба и все же преследуемый своим барином. В "Живописце" Новиков продолжил свою прежнюю работу по созданию "действительной живописи". Поэтому прямым дополнением к только что изображенной писателем-классиком деревне является деревня Разоренная. Деревня "златого в