Радищев Александр Николаевич - Ник. Смирнов-Сокольский. Грозное оружие

  

  

   Ник. Смирнов-Сокольский. Рассказы о книгах. Издание пятое

   М., "Книга", 1983

   OCR Бычков М. Н.

  

   В курганах книг,

  

  

   похоронивших стих,

   железки строк случайно обнаруживая,

   вы

  

  с уважением

  

  

   ощупывайте их,

   как старое,

  

  

  но грозное оружие.

  

   Вл. Маяковский.

  

  

   В "курганах книг", написанных людьми предыдущих поколений, понятие "старого, но грозного оружия" как нельзя более подходит к книгам великого русского писателя-революционера Александра Николаевича Радищева.

   Направленные против самодержавия, рабства и крепостничества; книги Радищева более ста лет были "жупелом" для царского правительства, которое не только беспощадно уничтожало все издания сочинений Радищева, вышедшие при его жизни, но и позже яростно пресекало попытки некоторых смельчаков-издателей напечатать их вновь.

   Начиная с 1790 до 1905 года книги Радищева жгут на кострах или перемалывают на бумажных фабриках.

   Однако от каждого такого "аутодафе", устроенного царской цензурой для книг Радищева, всегда оставалось несколько считанных экземпляров, припрятанных и почитателями революционных идей автора "Путешествия из Петербурга в Москву", и некоторыми ревностными книголюбами.

   С этих уцелевших экземпляров снимались многочисленные рукописные копии, которые потом, переходя из рук в руки, делали свое революционное дело. Имея в виду именно это распространение сочинений Радищева в списках, Пушкин писал: "Радищев рабства враг - цензуры избежал!"

   Революция 1905 года на время сбила цензурные оковы с сочинений Радищева, но по-настоящему широко, полно и научно произведения его дошли до народа только в наше, советское время. Огромными тиражами, во всех видах и вариантах напечатаны и продолжают печататься книги Радищева.

   Советские люди знают и высоко чтут писателя, который "нам вольность первый прорицал".

   Но чем больше сейчас выпускается новых книг Радищева, чем богаче и роскошней их одежда, печать и бумага, тем драгоценней становятся те немногие, скромные на вид, уцелевшие экземпляры его "Путешествия из Петербурга в Москву" и других произведений, напечатанные при жизни писателя или после его смерти, до 1905 года.

   Книги эти - замечательные реликвии истории развития русской общественной мысли, истории революционного движения в России.

   Иметь экземпляр "подлинного Радищева" всегда было заветной мечтой каждого библиофила, начиная с самого Пушкина. До наших дней сохранилось первое издание "Путешествия из Петербурга в Москву" из личной библиотеки поэта, с его собственноручной надписью: "Экземпляр, бывший в Тайной канцелярии, заплачен 200 рублей. А. Пушкин".

   Судьба каждого уцелевшего экземпляра "потаенного Радищева" чрезвычайно любопытна и полна самого романтического интереса.

   Много лет назад, начав собирать старые русские книги, я поставил себе целью во что бы то ни стало найти "всего Радищева". Старые, седые антиквары, узнав о моем намерении, стали встречать меня ироническими улыбками. Известный книжник Павел Петрович Шибанов, "Шаляпин книги", как его называли, весьма сердито сказал мне:

   - Помню я, молодой человек, какую-то историю с синицей. Она что-то там пыталась зажигать, что именно - я уже забыл, но история весьма поучительная...

   Милейший человек Павел Петрович! К старости его беззаветная любовь к книге начала уже переходить в манию, хотя именно против маньячества в книжном собирательстве он сам выступал неоднократно.

   Заведуя крупнейшим книжно-антикварным магазином "Международной книги" в Москве, он начал припрятывать более или менее редкие книги и замечательные книги от покупателей. Прятать не для кого-нибудь, а просто от всех. Когда вы подходили к нему с горкой отобранных книг, он делал такое печальное лицо, что вам становилось неловко.

   - Ну зачем вам "Полтава" Пушкина? - вдруг начинал "советовать" Павел Петрович. - Подумаешь, прижизненное издание! И вид у книги не первс классный -- явно "усталый" экземпляр. Подождите, найдете для себя безукоризненный.

   Потом вдруг, увидев помеченную им же самим на книге цену, он всплескивал руками и начинал кричать:

   - Как тридцать рублей! За такую книгу? За такой изумительный экземпляр? Это ошибка! Я должен проверить! Вы оставьте книгу и приходите завтра!

   Люди, хорошо его знавшие, давали ему вдоволь накричаться и... шли платить в кассу. Огорченный Шибанов провожал их напутствиями:

   - Да вы хоть берегите "Полтаву"! Ведь это же Пушкин! Понимаете ли - Пуш-кин! Первое издание!

   Многие собиратели очень обязаны Павлу Петровичу Шибанову. Он как бы делился с ними своей неистощимой любовью к книгам.

   О книгах Радищева Шибанов говорил непременно складывая молитвенно на груди руки и произнося каким-то свистящим шепотом: "Ра-ди-щев!"

   Более молодой, но не менее замечательный книжник-антиквар, ныне здравствующий Алексей Григорьевич Миронов продавал книги, наоборот, весело, с улыбкой, радуясь вместе с вами находке.

   -Лишь бы книга попала в хорошие руки! - говорил он при этом. Именно ему я обязан лучшими книгами в своей радищевиане. Однако для того чтобы собрать ее полностью (книги прижизненные и отпечатанные до 1905 года), тридцати с лишком лет поисков не хватило. Я так и не нашел пока двух, правда не самых главных, книг Радищева: "Офицерские упражнения" и "Письмо к другу".

   Ниже делается попытка изложить историю и сделать подробное описание всех отдельно вышедших до 1905 года книг Радищева с указанием обстоятельств, сопровождающих их появление в свет и некоторыми другими подробностями. Работа разбита на главы, из которых каждая посвящена отдельным книгам Радищева в хронологическом порядке их выхода в свет.

  

  

   Первой отдельно изданной печатной работой А. Н. Радищева был перевод с французского¹, сделанный им после возвращения (в конце 1771 года) в Россию из Лейпцига, куда он был отправлен Екатериной II для "изучения юридических наук".

   Определенный после возвращения из-за границы на службу протоколистом в сенат, с присвоением ему чина титулярного советника, молодой Радищев быстро разочаровывается не только в службе, но и во всех попечениях Екатерины II о "благоденствии" своих подданных. Не удовлетворяясь только чиновничьей деятельностью, Радищев ищет возможности попробовать свои силы в литературно-общественных делах.

   Обратившись в основанное в 1768 году "Собрание, старающееся о переводе иностранных книг на российский язык", Радищев получает для перевода труд французского публициста, историка и политического мыслителя аббата Маблй (1709-1785), ярого противника просвещенного абсолютизма, проповедывавшего в некоторых своих произведениях "уже прямо коммунистические теории"². Произведение Мабли в переводе Радищева называлось "Размышления о греческой истории или о причинах благоденствия и несчастия греков".

   Не говоря уже о том, что с сочинениями Мабли, как и со многими другими произведениями французских просветителей, Радищев познакомился еще будучи в Лейпциге, выбор именно этого труда для перевода далеко не случаен. Вопрос о судьбе греческого народна, находившегося в то время под турецким владычеством, был для России весьма актуальным, связанным с происходившей тогда (1768-1774) русско-турецкой войной. Рабство греческого народа наталкивало Радищева на мысли о рабстве крепостных крестьян в России.

   Первое издание книги Мабли на французском языке было осуществлено в 1749 году; второе, значительно переработанное,- в 1766. Радищев, читавший оба издания книги, делает перевод по второму.

   Этой своей работой Радищев начинает активную борьбу против усердно распространявшегося тогда мнения о якобы просвещенном характере самодержавного правления Екатерины II.

   Радищев не только переводит книгу Мабли. Он снабжает ее семью собственными примечаниями, одно из которых начинается более чем смелыми для того времени словами: "Самодержавство - есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние".

   Полностью это примечание занимает в книге всего двадцать строк, но оно, по определению Г. П. Макогоненко, "было по сути краткой политической статьей. Оно сразу включало Радищева в начатую просветителями борьбу"³.

   Напечатан был этот перевод "Обществом, старающимся о напечатании книг", созданным в 1773 году передовым деятелем русского просвещения Николаем Ивановичем Новиковым, в то время уже издателем нашумевших сатирических журналов "Трутень" и "Живописец".

   Перевод Радищева вышел в 1773 году в Петербурге⁴. Напечатана книга была без имени переводчика в количестве 650 экземпляров. В архиве Академии наук имеются две расписки Радищева в получении гонорара за перевод: одна от 7 мая 1773 года на 60 рублей данных ему "в зачет", а другая, от 6 декабря того же года, на 45 рублей "остальных".

   Трудно установить - почему именно эта книга Радищева стала столь большой библиографической редкостью. Отнюдь не только сравнительно малый тираж этому причиной. Надо думать, что после трагедии, разыгравшейся с Радищевым в 1790 году в связи с его книгой "Путешествие из Петербурга в Москву", все печатные труды его, в том числе и перевод "Размышления о греческой истории", всячески изымались и уничтожались как по линии официальной, так и по собственному почину держателей книг "крамольного" автора: обнаружение таких книг при обыске не сулило ничего приятного их владельцам.

   За долгие годы книжного собирательства я видел эту книгу в частном собрании только у одного, ныне покойного, И. Д. Смолянова, много поработавшего над библиографией Радищева. Из прижизненных изданий Радищева у него была лишь эта книга, но он весьма дорожил ею.

   Оказавший мне помощь в приобретении "Размышлений" А. Г. Миронов удостоверяет, что он почти за полувековой период работы с антикварной книгой впервые провел этот труд Радищева через свои руки.

  

  

   Упомянутые выше две расписки Радищева в получении гонорара за перевод книги Мабли имеют одну, весьма важную подробность.

   Первая из расписок - от 7 мая 1773 года - подписана: "Титулярный советник Александр Радищев", а вторая, от 6 декабря того же года, имеет подпись: "Штаба его сиятельства графа Якова Александровича Брюса обер-аудитор Александр Радищев"⁵.

   Эта перемена титулов ясно говорит о том, что в период между двумя этими расписками Радищев бросает службу в сенате и определяется в армию, по той же юридической части, в качестве прокурора. По мнению Радищева и его ближайших друзей, соучеников по Лейпцигу А. М. Кутузова и А. К. Рубановского, также ушедших из сената, служба в армии давала больше досуга для их самостоятельной деятельности.

   Однако служба в штабе Брюса, командира финляндской дивизии, дислоцированной тогда на Карельском перешейке, оказалась тяжкой. Сопровождавшие разбирательство проступков военнослужащих неизбежные шпицрутены, битье кнутом и батогами, с "вырыванием ноздрей" и прочим членовредительством, достававшимися на долю основной массы рекрутчины из крепостного крестьянства,- все больше и больше открывали глаза Радищеву на страдания народа.

   Здесь он, между прочим, встречается с одним из своих подчиненных по работе, аудитором Тобольского полка поручиком Федором Кречетовым, будущим организатором вольнодумного общества, за которое поручику после пришлось расплачиваться казематами Шлиссельбурга⁶.

   Глубоко принципиальный в каждом своем поступке, Радищев не хотел прийти в армию несведущим в армейских делах человеком.

   С этой целью он в том же "Собрании, старающемся о переводе иностранных книг" берет для перевода, а следовательно, и для изучения, военно-технический труд неизвестного немецкого автора под названием "Офицерские упражнения", в 4-х частях. На части первой имеется подзаголовок "Упражнения пехотных офицеров, от капитана до прапорщика, в окружных местах их гарнизона". Часть вторая содержала "Упражнения пехотных офицеров от капитана до прапорщика вне их гарнизона", часть третья - "Упражнения пехотных офицеров от полковника до капитана вне их гарнизона", часть четвертая - "Маневры одного батальона, на восемь плутонгов разделенного, которые равномерно могут представить восемь батальонов, восемь бригад или восемь дивизионов".

   Приведенные здесь заглавия отдельных частей этого перевода дают представление о характере и содержании второго, отдельно вышедшего печатного труда Радищева.

   Переводя книгу, Радищев хотел помочь среднему офицерскому составу русской армии, в то время почти лишенному каких-либо руководств в своем ратном деле.

   Перевод был осуществлен Радищевым в 1773-1774 годах. Сохранились его расписки в получении за перевод первых двух частей 84 рублей, а за две последующие - 70 рублей. Книги были напечатаны тем же новиковским обществом, дела которого к этому времени настолько пошатнулись, что напечатанные в 1773 году первые две части, а вскоре за тем и две последующие из типографии не были выпущены. Известен только один экземпляр первых двух частей, датированный 1773 годом. Он был преподнесен Екатерине II. Все остальные сохранившиеся экземпляры имеют дату на выходном листе: "1777 год" - и уже без марки новиковского общества.

   Напечатанные в количестве 650 экземпляров "Офицерские упражнения" стали чрезвычайной редкостью. К предполагаемым причинам этого, изложенным мною при описании радищевского перевода Мабли, следует еще добавить узкоспециальный характер "Офицерских упражнений", не способствовавший охоте книголюбов хранить эти книги в своих библиотеках.

   Мне так и не удалось достать ни одной части "Офицерских упражнений" - второго печатного труда Радищева.

  

  

   Следующая отдельно изданная книга Александра Радищева появилась в свет только в 1789 году, примерно через шестнадцать лет после первых двух указанных выше книг.

   Называлась она "Житие Федора Васильевича Ушакова, с приобщением некоторых его сочинений"⁷. Книга состоит из двух частей. В первой помещено "Житие Ушакова", написанное Радищевым, во второй - "размышления" самого Ушакова (они были написаны на французском и немецком языках): 1. О праве наказания и о смертной казни; 2. О любви; 3. Письма о первой книге Гельвециева сочинения о разуме.

   Вторую часть Радищев не только перевел, но и отредактировал с внесением многого от себя⁸.

   Федор Васильевич Ушаков - один из товарищей Радищева, посланный вместе с ним в Лейпциг для изучения юридических наук. Он оказал большое влияние на Радищева, был "вождем его юности".

   Вся книга об Ушакове, по существу,- повесть, первое художественное произведение Радищева, появившееся в печати. Об обстоятельствах, предшествовавших выходу в свет этой книги, необходимо сказать несколько слов.

   Осенью 1773 года, когда Радищев продолжал еще оставаться обер-аудитором при штабе Брюса, вспыхнуло крестьянское восстание, возглавленное "мужицким царем" Емельяном Пугачевым. Позже Пушкин писал: "Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства"⁹.

   Однако и среди дворян, в особенности из офицерства, было немало переходивших на сторону Пугачева. Перепугавшаяся Екатерина II мобилизовала армейские части для подавления восстания. В ноябре 1774 года "мужицкий царь" Емельян Пугачев был пойман и доставлен в Москву, а 10 января 1775 года - казнен.

   Несмотря на жестокую расправу над участниками восстания, оно оказало громадное влияние на развитие общественной мысли и было своего рода "университетом" для революционного мировоззрения Радищева.

   Служба в армии Радищеву становится невмоготу. Он уходит в отставку, женится на Анне Васильевне Рубановской и почти три года нигде не служит. Только в 1777 году он поступает в Коммерцколлегию, где сближается с А. Р. Воронцовым, вельможей, не убоявшимся позже, после ссылки Радищева за книгу "Путешествие из Петербурга в Москву", всячески поддерживать писателя.

   С 1780 года Радищев назначается на службу в столичную таможню, где занимает должность сначала помощника, а потом и управляющего до самых дней грозы, разразившейся над ним как автором "Путешествия из Петербурга в Москву".

   Все эти годы Радищев сосредоточенно работает над созданием новых литературных произведений. В 1780 году он пишет "Слово о Ломоносове", в 1781 -1783 годах работает над созданием первого русского революционного стихотворения - оды под названием "Вольность". Он ничего не печатает, бережет. Позже эти произведения войдут фрагментами в его книгу-подвиг "Путешествие из Петербурга в Москву", давно уже им задуманную. Не печатает он и написанное в 1782 году "Письмо к другу, жительствующему в Тобольске". Оно тоже позже выйдет отдельной, оттиснутой в собственной его типографии книгой.

   За эти годы в печати точно известна только одна статья Радищева, появившаяся без его имени в журнале "Беседующий гражданин" в 1789 году.

   Статья называлась "Беседа о том, что есть сын отечества".

   В какой-то мере эта тема является и темой книги "Житие Ушакова". После подавления крестьянского антифеодального восстания вопросы воспитания юношества являлись одной из главных "забот" императрицы. Выпущенная по ее повелению книга "О должностях человека и гражданина" поучала, что первой обязанностью "сына отечества" является "повиновение". Всякого рода "роптания, худые рассуждения, поносительные и дерзкие слова против государственного учреждения и правления, суть преступление..."

   В противовес этому русские просветители выдвигали свою систему воспитания, основанную на теориях Руссо.

   Радищев в "Житии Ушакова" делает шаг вперед и, приводя в качестве своеобразного примера студенческий бунт в Лейпциге против жестокого обращения надзирателя Бокума, предлагает воспитывать "сынов отечества" в духе непримиримой ненависти к поработителям.

   О революционности и смелости высказанных в книге суждений лучше всего свидетельствует письмо сотоварища по образованию Радищева - А. М. Кутузова, которому посвящена эта книга. В своем письме на имя Е. И. Голенищевой-Кутузовой последний пишет: "Книга наделала много шуму. Начали кричать: какая дерзость, позволительно ли говорить так и прочее и прочее. Но как свыше молчали, то и внизу все умолкло..."¹⁰

   И "свыше" и "внизу" молчали, однако, недолго. С момента ареста Радищева 30 июня 1790 года и уничтожения его "Путешествия" все произведения писателя усердно изымались как из продажи, так и из частных собраний.

   Получилось даже так, что книга "Житие Ушакова" стала значительно более редкой, чем само "Путешествие". Если уцелевших экземпляров последнего насчитывается сейчас библиографами все-таки около четырнадцати, то "Житие Ушакова" известно в количестве всего пяти-шести, включая и находящийся в моей библиотеке экземпляр.

   Логика подсказывает причину такой разницы. "Житие Ушакова" возбуждало у современников интерес несравнимо более слабый, чем "Путешествие". Если для утайки последнего стоило даже рискнуть, то охотников рисковать ради "Жития Ушакова" было куда меньше. Отсюда, как мне думается, и меньшее количество дошедших до нас экземпляров этой книги.

   "Житие Ушакова" было продано поэту Демьяну Бедному примерно в 1930 году московской Книжной лавкой писателей, куда этот экземпляр поступил из собрания известного библиофила доктора А. П. Савельева.

   Обстоятельства, при которых книга эта перешла от Демьяна Бедного в мою библиотеку, как мне кажется, не лишены интереса и я позволю себе рассказать о них здесь.

  

  

   Не все, может быть, знают, что скончавшийся в 1945 году замечательный советский поэт Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) был большим знатоком и страстным любителем книги. Свою огромную (свыше тридцати тысяч томов) библиотеку он собирал несколько десятков лет и, доведя ее до совершенства в смысле полноты и подбора, отдал в Государственный литературный музей (Москва).

   - Устраивай книги на место, пока сам еще жив. Не оставляй их сиротами!

   Так примерно говаривал мне поэт, до самозабвения влюбленный в русскую литературу и в русскую книгу. Но, отдав свою великолепную библиотеку в музей, он заскучал и... начал собирать книги снова. Буквально за несколько дней до смерти Демьян Бедный еще путешествовал по букинистическим магазинам, похохатывая и радуясь той или иной находке.

   Знал он книгу, как сейчас знают только немногие. Не было такого вопроса в русской литературе, на который бы не ответил Демьян Бедный. От допетровских старинных "Вечерей душевных" до новой современной книги, вышедшей только вчера,- все знал и любил этот самобытный, талантливый русский поэт.

   - Ефим Алексеевич,- обратился я раз к нему, будучи тогда еще сравнительно молодым собирателем,- как вы думаете, стоит ли мне взять "Житие Ушакова" Радищева в издании 1789 года?

   Я не обратил внимания на паузу, которую сделал Демьян, прежде чем ответить. Он знал, что я беспрекословно слушаю его советы - взять или не взять ту или иную книгу, и частенько звонил мне сам, рекомендуя: в такой-то лавке есть такая-то книга - возьми!

   Он любил людей, ценящих книгу, и мог возненавидеть человека, небрежно с ней обращающегося. Он был рыцарем книги!

   На этот раз, после паузы, он спросил, как бы совсем равнодушно:

   - Где это тебе предлагают Радищева?

   - Да вот, в Лавке писателей,- отвечаю,- только дороговато просят. Радищев-то, Радищев, но все-таки "Житие Ушакова" это же не "Путешествие из Петербурга в Москву"! Как вы посоветуете?

   И опять я не обратил внимания ни на сверлящие глаза Демьяна, ни на то, что поэт и на этот раз оставил мой вопрос без ответа.

   За ночь раздумья я все-таки решил взять книгу и часов в 12 дня пошел в Лавку. Велико же было мое изумление, когда мне заявили, что Демьян Бедный часов в 8 утра, за час до открытия лавки, дежурил у ее дверей, вошел первым, купил "Житие Ушакова" и просил передать, если кто меня увидит, чтобы я немедленно явился к нему на квартиру в Кремле. Через несколько минут Демьян пушил меня на все корки.

   - Книгу, конечно, я взял себе!- гремел он.- Может быть, это и не красиво, и не этично - пожалуйста! Но собиратель, который смеет советоваться - взять или не взять ему "Житие Ушакова" Радищева, обладать этой книгой не имеет права. Можно не знать многого, но не знать, что каждая прижизненная книга Радищева - на вес золота, значит не знать ничего! Собирай марки! Коллекционируй подштанники великих людей, но не смей думать о книгах!

   Позже в мою библиотеку пришло и само "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева и многое другое, но все мои собирательские радости не могли изгнать из памяти тех огорчительных дней, которые пережил я, попавшись Демьяну, как карась на муху...

   - И не отдам! - гудел Ефим Алексеевич, - пока не увижу, что ты хоть что-нибудь знаешь о книгах! И не заикайся - срам!

   Года три после этого, когда возникал какой-нибудь "книжный вопрос", Демьян ехидно говорил:

   - А вот спросим у знаменитого библиофила Сокольского!

   Иногда, удовлетворенный ответом, он добродушно подшучивал:

   - Вот, вот, еще лет пяток и выманит он у меня "Житие Ушакова"!

   Выманить удалось чуточку раньше. Надо заметить, что у меня хорошая память, развитая, вероятно, профессионально, как у артиста. Как-то, копаясь в книгах Демьяна Бедного (редко кому позволял он это делать!), я обратил внимание на маленькую книжку издания 1827 года - "Фемида". В книжке говорилось о правах и обязанностях лиц женского пола в России, и представляла она собою нечто вроде свода судебных узаконений по женскому вопросу¹¹.

   Для работы над каким-то фельетоном для "Правды" Демьяну потребовалась именно эта книга. Звонок: - Слушай, "знаменитый библиофил", нет ли у тебя, случайно, книжки "Фемида" 1827 года?

   Я затаил дыхание. Как? Я видел книгу у самого Демьяна на полках, а он ее разыскивает? Он, считающий незнание книг собственной библиотеки - самым смертным грехом на земле? Ну, сейчас грянет бой!

   Дипломатично ответил, что сию минуту приеду. Приехал с вопросом:

   - А разве у вас, Ефим Алексеевич, нет этой книги?

   - Да нет, понимаешь ли! Ищу ее лет десять - ну не попадается, да и только. Книжка-то чепуховая, а вот нужна. У тебя-то она есть?

   - У меня, Ефим Алексеевич, ее нет, но у одного моего знакомого собирателя она имеется. Собиратель, правда, чудной: книг насбирал уйму и даже не знает - какие у него есть, каких нет...

   - Кто это безграмотное чудовище?

   - Да вы его знаете, Ефим Алексеевич! Это - известный поэт Демьян Бедный. Книга у него дома в четвертом шкафу, на второй полке, а он, видите ли, ее десять лет у других разыскивает...

   Пауза была тяжелая, как камень. Демьян молча открыл несгораемый шкаф, в котором у него хранились наиболее редкие книги, достал радищевское "Житие Ушакова", сел за стол, раскрыл книгу и, вынув самопишущее перо, все еще молча, написал на обратной стороне переплета: "Уступаю Смирнову-Сокольскому с кровью сердца! Демьян Бедный".

   Молча отдал мне книгу и я, так же молча, унес домой драгоценный подарок поэта.

   Сейчас его собственные книги стихов тоже стоят у меня на полках, как на жердочках птицы.

   Но это грозные, суровые птицы. Орлы!

   Подаренная Демьяном Бедным книга "Житие Федора Васильевича Ушакова" издания 1789 года - одна из самых замечательных русских книг в моей библиотеке.

  

  

   Когда всеми правдами и неправдами Радищеву удалось провести через цензуру (как именно, будет рассказано в следующей главе) рукопись "Путешествие из Петербурга в Москву", перед ним встал вопрос: где же ее напечатать?

   Радищев обратился к известному московскому типографщику С. Селивановскому. Опытный типографщик, прочитав рукопись, понял, "чем она пахнет", и печатать категорически отказался. Что было делать? Обращаться к Николаю Ивановичу Новикову, крупнейшему издателю и просвещеннейшему деятелю того времени, не имело смысла. В этот год положение самого Новикова было уже весьма критическим, и он, несмотря на близкое знакомство с Радищевым, печатать такую книгу никогда бы не согласился.

   Радищев решается завести собственную типографию. В материалах следствия по поводу издания "Путешествия" имеется такое его собственноручное показание: "Прошлым летом (1789) - получил я стан типографский от Шнора и с литерами, за который ему еще всех денег не отдал; но не мог начать печатание прежде прошлой зимы (1789-1790). Первую книжку в один лист на оном я напечатал под заглавием "Письмо к другу в Тобольске"¹², вторую "Путешествие""¹³.

   Это - исчерпывающие документальные данные обо всем, что было напечатано в собственной "вольной" типографии Радищева за недолгий срок ее существования.

   Помещалась типография в последнем перед арестом жилище Радищева в Петербурге, близ Владимирской церкви на улице Грязной, позже Николаевской, а ныне - Марата. Кстати, почему улица, на которой печаталась книга "Путешествие из Петербурга в Москву", называется сейчас улицей имени Марата, - объяснить трудно. Носящие имя Радищева в городе Ленина бывшая Преображенская площадь, улица того же названия и бывший Церковный переулок, никакого отношения к Радищеву никогда не имели¹⁴. Первенец "вольной" типографии Радищева, оттиснутый им на шноровском станке "для пробы", полностью называется "Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего". Это маленькая брошюра в 14 страниц напечатана без имени автора и датирована 1790 годом. На вид она чрезвычайно скромна.

   "Письмо" было написано под свежим впечатлением реального события, происшедшего в Петербурге 7 августа 1782 года - открытия памятника Петру Великому работы скульптора Фальконе. "Письмо" так и начинается: "Вчера происходило здесь с великолепием посвящение монумента Петру Первому".

   Воздавая должное заслугам Петра, патриотически отмечая его заслуги перед отечеством, Радищев проводит в "Письме" чрезвычайно смелую мысль, что "мог бы Петр славнее быть, вознесяся сам и вознеся отечество свое, утверждая вольность частную".

   Непримиримый враг самодержавия, Радищев тут же делает вывод, что "вольностей" этих напрасно ждать от царей, каковыми бы они ни были. "До скончания мира, - говорит он в "Письме", - примера, может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что ли <бо> из своея власти..."

   Екатерина II, прочитав с негодованием "Путешествие из Петербурга в Москву" и пожелав тут же ознакомиться с другими сочинениями Радищева, по поводу "Письма к другу" "соизволила начертать" такие слова: "Сие сочинение такожде господина Радищева и видно из подчеркнутых мест, что давно мысль ево готовилась по взятому пути, а французская революция - ево решила себе определить в России первым подвизателем"¹⁵.

   Не установлено точно - кому адресовал это свое "Письмо" Радищев. В примечаниях к академическому изданию его сочинений 1938 года высказывается предположение, что адресатом мог быть Александр Васильевич Алябьев, назначенный в 1787 году губернатором в Тобольск. Думается, что гораздо более заслуживает внимания сообщение советского литературоведа А. Старцева, утверждающего, что "другом, жительствующим в Тобольске" является один из ближайших сотоварищей Радищева по обучению в Лейпциге - Сергей Николаевич Янов. В 1782 году, в год написания "Письма", Янов был отправлен в качестве директора экономии отдаленного тобольского наместничества. Доказательства, приводимые А. Старцевым, весьма убедительны¹⁶.

   Брошюра "Письмо к другу, жительствующему в Тобольске" - одна из редчайших книг во всей радищевиане. Оттиснутая "в виде пробы" перед началом печатания "Путешествия из Петербурга в Москву", она не могла не привлечь после ареста Радищева внимания властей и, вне всякого сомнения, беспощадно истреблялась. В настоящее время книги этой известно не более 6-7 экземпляров.

   Мне так и не удалось найти ее. Из собирателей-книголюбов, имеющих "Письмо к другу" в своих собраниях, я знаю только двоих - это писатели Леонид Леонов и Владимир Лидин.

  

  

   История этой многострадальной книги Радищева - история удивительная, почти напоминающая историю живого существа.

   Черновая рукопись была написана рукой Радищева, а переписывал ее набело таможенный надзиратель Царевский, один из подчиненных Радищеву по службе его друзей - единомышленников. Считаясь заранее с возможными придирками цензоров, Радищев "умягчил" некоторые, наиболее острые места. Однако это мало удовлетворило цензора Андрея Брянцева и он вычеркнул более половины книги. Печатая книгу, Радищев восстановил все вычеркнутые страницы, равно как и большинство им же самим "умягченных" мест и уже в таком виде подал ее обер-полицмейстеру на предмет окончательного разрешения книги "на выпуск".

   Обер-полицмейстер Никита Иванович Рылеев "подмахнул" разрешение, явно не читая книги, в чем после, когда началось следствие, встав на колени, сознался императрице. "За крайней глупостью" Никиты Рылеева, дело лично против него не возбуждалось. "Вольная" типография Радищева была устроена у него в доме "по-семейному": наборщиком был таможенный надсмотрщик Богомолов, тискали крепостные, корректуру держал сам автор.

   Начали печатать "Путешествие" в январе 1790 года и к маю "выдали" 650 экземпляров готовой книги¹⁷.

   Едва первые экземпляры дошли до первых читателей, как молва о книге загудела набатом. Так смело и дерзко восстать против рабства, против крепостного права и самодержавия никто не смел до этого не только в печати, но даже в мыслях!

   Прочитавшая "Путешествие" императрица немедленно повелела разыскать автора анонимной книги. Закипело следствие.

   Схвачен был книгопродавец Зотов¹⁸, которому Радищев дал для продажи первые пятьдесят экземпляров книги и из лавки которого ее получили первые читатели. На допросе Зотов назвал имя Радищева, и в 9 часов пополудни 30 июня 1790 года автор "Путешествия" был доставлен к петербургскому коменданту Чернышеву для препровождения в Петропавловскую крепость.

   Дальнейшая судьба Радищева известна. Он был приговорен к смертной казни, "милостиво" замененной ему ссылкой на десять лет в Сибирь. Книга его предана сожжению, для чего было велено отобрать ее у всех купивших, а также и у получивших в дар от автора.

   Однако основной тираж издания Радищев успел сжечь сам. После ареста книгопродавца Зотова ему уже было ясно, что книга не избежит рук палача и ее сохранение может только повредить ему. На допросе в Тайной канцелярии у Шишковского Радищев вел себя мужественно и умно.

   Нет нужды останавливаться на подробностях этого следствия, равно как и на значимости книги Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву". Все это много раз уже рассказано в трудах литературоведов.

   Жизни и творчеству великого писателя-революционера посвящено много отдельных специальных исследований.

   Любопытно, как сами представители царского правительства расценивали книгу Радищева при первом ее появлении и позднее, когда делались попытки переиздать "Путешествие".

   Передо мной три документа, кстати сказать, не часто приобщаемые к многочисленным биографиям Радищева. Первый из них - это "Именной указ, данный Сенату о наказании коллежского советника Радищева" 4 сентября 1790 года. В указе говорится, что книга "под названием "Путешествие из Петербурга в Москву" наполнена самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтоб произвести в народе негодование противу начальников и начальства и, наконец, оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской... За таковое его преступление осужден он Палатою уголовных дел СПБ-ской губернии, а потом и Сенатом нашим, на основании государственных узаконений, к смертной казни".

   Далее в указе говорится, что в связи "со всеобщей радостью" по поводу "вожделенного мира со Швецией" повелевается освободить Радищева от "лишения живота" и сослать "в Илимский острог на десятилетнее, безысходное пребывание"¹⁹.

   Второй документ датирован 21 апреля 1873 года, то есть написан более чем через восемьдесят лет после указа императрицы Екатерины II.

   Министр внутренних дел Тимашев по поводу напечатанных П. А. Ефремовым в 1872 году сочинений Радищева (о судьбе этого издания подробно будет рассказано ниже) в своем представлении комитету министров отметил: "Почти все сочинения Радищева, вошедшие в первую часть, особенно же "Путешествие из Петербурга в Москву", носят на себе характер политического памфлета на существовавший при Екатерине II порядок вещей и вообще на весь государственный строй в монархиях, пропитанного либеральными фантазиями времени первой французской революции. Правда, что некоторые из учреждений, на которые с ожесточением нападает Радищев, относятся частью не к настоящему, а уже минувшему порядку вещей, но начало самодержавной власти, монархические учреждения, окружающие престол, авторитет и право власти светской и духовной, начало военной дисциплины, составляют и доныне основные черты нашего государственного строя и управления. Даже изображение в беспощадно резких чертах прежних злоупотреблений помещичьей власти нельзя признать уместными, имея в виду, что противопоставляемые сословия помещиков и крестьян, несмотря на измененные юридические отношения, продолжают существовать и соприкасаться между собой и воспроизведение прежних кровавых обид и несправедливостей может только вызвать чувство мести и препятствовать водворению мирных правомерных отношений сословий на новых началах. Столь же предосудительны крайне резкие и односторонние нападки на цензурные учреждения в их принципе, так как эти учреждения продолжают существовать рядом с дарованными печати льготами. При этом автор в ожесточенных выходках против цензурных учреждений старается заподозрить законодательную власть в эгоистических видах самосохранения"²⁰.

   Третий документ, относящийся к радищевскому "Путешествию из Петербурга в Москву", написан 17 мая 1903 года, через тридцать лет после процитированного тимашевского представления и через сто тринадцать лет после появления первого издания книги. Другой министр внутренних дел - В. К. Плеве по поводу попытки П. Картавова (ниже будет рассказано и о ней) издать "Путешествие" сделал комитету министров такое представление: "Вредный характер этого сочинения, объясненный комитету министров в записке министра внутренних дел (Тимашева) от 21 апреля 1873 года сохранился и в представленном ныне издании: его. И здесь, как и в издании 1872 года (ефремовском. - Н. С.-С.) особенное внимание обращает на себя помещенная в статье "Тверь" ода "Вольность". В статье "Выдропуск" автор трактует о необходимости уничтожения придворных чинов, осуждает царей... Автор отрицательно относится к существующему у нас монархическому строю, подрывает авторитет и право власти светской и духовной и даже осуждает деятельность вселенских соборов"²¹.

   Таковы эти три документа.

   Расправа над Радищевым и его "Путешествием" в 1790 году, как мы знаем, не остановила взрывного действия книги. Книгу стали усердно переписывать, и даже за одно прочтение рукописной копии или сохранившегося печатного издания "Путешествия" предлагали немалые деньги.

   "Путешествие из Петербурга в Москву" издания 1790 года стало одной из самых знаменитых и самых примечательных русских книг. Судьба уцелевших экземпляров этого издания чрезвычайно интересна для книговедов, и они внимательно следят за путями каждого из них.

   Последний по времени список экземпляров первопечатного "Путешествия" сделан Я. Л. Барсковым при переиздании этого произведения издательством "Academia" в 1935 году.

   Привожу этот список здесь, с несколько сокращенными примечаниями составителя, но с поправками, которые внесло время. Список этот²² теперь выглядит так:

   1. Экземпляр с автографом Пушкина, бывший в Тайной канцелярии, по справедливому замечанию Я. Л. Барскова, самый ценный. По его сведениям, находился в Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). Ныне он передан Институту русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский Дом).

   2. Экземпляр Д. Н. Анучина, описанный им в брошюре "Судьба первого издания "Путешествия" Радищева" (М., 1918) - в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина в Москве.

   3. Экземпляр К. М. Соловьева, описанный в каталоге его библиотеки, составленном Ю. Битовтом, - там же.

   4. Экземпляр П. В. Щапова (о нем будет рассказано особо) - в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве.

   5. Экземпляр, бывший ранее в Чертковской библиотеке, - там же. Ныне передан Пушкинскому Дому.

   6. Экземпляр гр. П. С. Уваровой. Находился в свое время в библиотеке Московского исторического музея. В 1933 году был объявлен как продающийся в каталоге "Международной книги" (катало