Тихомиров Павел Васильевич - Академическая свобода и развитие философии в Германии

  

   Тихомиров П. В. Академическая свобода и развитие философии в Германии: [Лекция студентам Московской Духовной Академии] // Богословский вестник 1905. Т. 2. No 5. С. 65-94 (4-я пагин.).

   Scan "Богословский Вестник"

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Почему философ³я болѣе всего процвѣтаетъ въ Герман³и?- Отъ философскаго склада ума нѣмцевъ или отъ услов³й ихъ философской работы?- Традиц³и нѣмецкихъ университетовъ.- "Академическая свобода".- Свобода преподаван³я, какъ гордость нѣм. университетовъ.- Конфликты академической свободы съ интересами жизни.- Исходъ и значен³е этихъ конфликтовъ.- Несмѣняемость профессоровъ и Отсутств³е административнаго контроля надъ ихъ преподавательской дѣятельностью.- Студенческая свобода учен³я.- Организац³я учебныхъ занят³й студентовъ.- Услов³е возможности такой организац³и (университетъ не даетъ правъ гражданской службы).- Студенческая свобода поведен³я.- Вл³ян³е академической свободы.- Вл³ян³е на выработку философскихъ воззрѣн³й.- Почва для процвѣтан³я философ³и.- Атмосфера, благопр³ятствующая этому процвѣтан³ю.- Exempla in contrarium: средн³е вѣка;- эпоха возрожден³я:- философ³я въ Росс³и.- Благопр³ятныя почва и атмосфера для философ³и въ Герман³и.- Легкость философскаго творчества.- Относительное безсил³е антифилософскихъ тенденц³й и предрасположен³й: практическаго интереса и вл³ян³я чувства;- вл³ян³я наивнаго м³ровоззрѣн³я здраваго смысла;- догматическаго вл³ян³я предш. философскихъ системъ. - Академическая свобода воспитываетъ стремлен³е къ оригинальности.- Студенческая свобода создаетъ болѣе естественный подборъ умственныхъ силъ къ спец³альностямъ.- Вл³ян³е академической свободы на распространен³е и усвоен³е философскихъ учен³й.- Значен³е приватъ-доцентуры.- Философск³я общества и студенческ³е научные ферейны.- Заключен³е.

  

   Возобновляя свою преподавательскую дѣятельность въ академ³и, послѣ годичной заграничной командировки, я чувствую и потребность и обязанность подѣлиться съ Вами нѣкоторыми вынесенными мною изъ-за границы впечатлѣн³ями, имѣющими отношен³е къ предмету моего преподаван³я. Я не буду сегодня говорить Вамъ о современномъ состоян³и западной философ³и, ея направлен³яхъ, представителяхъ, преобладающихъ тенденц³яхъ и т. п.;- все это войдетъ въ составъ моего курса, будетъ предметомъ моихъ послѣдующихъ чтен³й. Не стану также много останавливаться на частностяхъ въ организац³и философскаго преподаван³я въ Германскихъ университетахъ, что было предметомъ моего спец³альнаго изучен³я въ проведенный за границею годъ;- это можетъ имѣть практическое значен³е для тѣхъ изъ Васъ, кому въ будущемъ самимъ прядется быть преподавателями философскихъ предметовъ;- и я надѣюсь впослѣдств³и найти время побесѣдовать съ Вами объ этомъ. Теперь же я хочу лишь воспользоваться своими наблюден³ями надъ жизнью нѣмецкихъ университетовъ и въ услов³яхъ этой жизни поискать отвѣта на вопросъ, который меня, какъ историка философ³и, долженъ былъ заинтересовать прежде всего: что дѣлаетъ Герман³ю, по меньшей мѣрѣ, уже болѣе столѣт³я классической страной философ³и? почему послѣдняя нигдѣ такъ не процвѣтаетъ и не разработывается, какъ именно у нѣмцевъ?

   Обычная ссылка на специфически философск³й складъ нѣмецкаго ума,- въ тѣхъ случаяхъ, когда она не является пустой отговоркой,- можетъ объяснить въ интересующемъ насъ вопросѣ лишь немногое: особый характеръ и, такъ сказать, нац³ональный колоритъ нѣмецкой философ³и, наиболѣе излюбленный ею кругъ проблемъ и т. п.; но почему философ³и здѣсь больше, чѣмъ гдѣ-либо?- почему интересъ къ ней здѣсь никогда не оскудѣваетъ до полнаго почти исчезновен³я, какъ это иногда случается въ другихъ странахъ?- почему болѣе всего оригинальныхъ и крупныхъ системъ появляется именно здѣсь?- на всѣ эти вопросы простая ссылка на складъ нѣмецкаго ума отвѣтить не можетъ. Къ усвоен³ю любыхъ философскихъ доктринъ друг³я нац³ональности способны не менѣе нѣмцевъ. Къ философскому творчеству - тоже. Но въ напряженности и широтѣ (интенсивности и экстенсивности) философской работы нѣмцы не знаютъ себѣ соперниковъ. Ясно, что разгадка лежитъ не въ свойствахъ самаго ума нѣмецкаго, какъ такового, а въ особенно благопр³ятныхъ услов³яхъ его развит³я и въ обстановкѣ его дѣятельности. Вотъ объ этихъ-то услов³яхъ и обстановкѣ я и хочу поговорить съ Вами сегодня.

   Почти всѣ нѣмецк³е философы - люди съ университетскимъ образован³емъ (или, какъ нѣмцы говорятъ, "akademisch gebildete Leute"), и изъ нихъ безусловное большинство - университетск³е преподаватели (профессора и приватъ-доценты,). Нѣмецкой философ³и по преимуществу приличествуетъ назван³е ,,школьной философ³и", чего нельзя сказать ни объ англ³йской, ни о французской философ³и. Этому не препятствуеть даже то обстоятельство, что нѣкоторые крупнѣйш³е изъ нѣмецкихъ философовъ, напр., Кантъ, Шопенгауэръ, Ницше, были рѣшительными врагами и хулителями именно "школьной" философ³и. Къ нимъ самимъ вполнѣ примѣнимо то, что я сказалъ вообще о нѣмецкихъ философахъ (они были людьми университетскаго образован³я и университетскими преподавателями,- двое послѣднихъ, впрочемъ, очень недолго); и самая ихъ философ³я сравнительно очень скоро сдѣлалась предметомъ школьнаго изучен³я и разработки. Традиц³и и жизненный укладъ нѣмецкой школы университета), по моему мнѣн³ю, и образуютъ ту благопр³ятную и плодоносную почву, на которой пышнымъ цвѣтомъ расцвѣтаетъ философ³я.

   Чѣмъ же характеризуются университетское преподаван³е и студенческ³я занят³я въ Герман³и?- Мнѣ кажется, что такую центральную характерную черту можно обозначить однимъ словомъ: свобода! Университетская наука въ Герман³и - свободна; свободно ея преподаван³е и свободно ея изучен³е. Эта, какъ ее нѣмцы называютъ, "академическая свобода" ("akademische Freiheit"), по существу дѣла, имѣетъ двѣ стороны: 1) свобода профессоровъ преподавать что угодно и какъ угодно; и 2) свобода студентовъ изучать что угодно, гдѣ угодно и какъ угодно. Первая есть свобода преподаван³я - "Lehffreiheit", вторая есть свобода учен³я - "bernfreiheit" ("lehren" и "lernen"). Это понят³е "Lehr-und Lernfreiheit" не есть простое притязан³е или даже отвлечен³е отъ существующаго положен³я дѣла, а молчаливо признаваемый самымъ нѣмецкимъ законодательствомъ принципъ, нормирующ³й университетскую жизнь,- дѣятельность профессоровъ и занят³я студентовъ.

   Прежде чѣмъ говорить о значен³и этого принципа для процвѣтан³я философ³и, я познакомлю Васъ вкратцѣ съ сущностью, проявлен³ями и границами этой "академической свободы".

   1. Начну съ свободы преподаван³я. Сами нѣмцы охотно подчеркиваютъ эту особенность своей университетской организац³и и справедливо гордятся ею. "Свобода преподаван³я,- говоритъ извѣстный современный Берлинск³й философъ и знатокъ Германской университетской жизни, проф. Фр. Паульсенъ,- есть гордость нѣмецкаго университета. Она тѣснѣйшимъ образомъ связана съ тою духовной свободой вообще, которая образуетъ столь характерную черту нашей народной жизни. Если друг³я народности хвалятся своею силою, своими владѣн³ями, своими свободными учрежден³ями, то нѣмецк³й народъ можетъ похвалиться (сколько бы ни имѣлъ еще онъ въ другихъ отношен³яхъ поводовъ для недовольства) своею духовной свободой; гдѣ ему отказано въ свободной и сильной дѣятельности, тамъ онъ находитъ замѣну и утѣшен³е въ свободномъ мышлен³и. А это свободное мышлен³е свило себѣ гнѣздо прежде всего въ университетѣ. Въ то время, какъ въ университетахъ другихъ странъ, гордящихся своей политической свободой, мышлен³е и изслѣдован³е стѣснены церковной и государственной опекой или косностью корпоративнаго устройства и давлен³емъ бездушно-неделикатнаго общественнаго мнѣн³я, нѣмецк³й университетъ сдѣлался твердыней и оплотомъ свободнаго мышлен³я, не связаннаго никакими догмами, никакими нормами, кромѣ тѣхъ, как³я устанавливаются самимъ разумомъ. Отсюда гордость нѣмца своимъ университетомъ. Отсюда - чувствительность широкихъ круговъ общества ко всякому давлен³ю въ этомъ пунктѣ; нѣмецъ перенесетъ мног³я ограничен³я личной свободы съ большимъ и для иностранца часто удивительнымъ терпѣн³емъ; но въ этомъ пунктѣ,- къ чести его надо сказать,- онъ очень чувствителенъ: свобода мышлен³я, изслѣдован³я и преподаван³я есть ревниво охраняемый паллад³умъ неписанной конституц³ю нѣмецкаго народа" {F. Paulsen, Die deutschen Universititten und das Universitätsstudium. Berlin. 1902. SS. 286-287. Изъ этой книги я далѣе черпаю свои фактическ³я указан³я по всѣмъ пунктамъ, которыхъ не могъ провѣрить личнымъ наблюден³емъ.}. Подобныя же характеристики даютъ и иностранцы, изучавш³е состоян³е нѣмецкихъ университетовъ,- напр., выдающ³йся американск³й философъ и педагогъ Stanley Hall. И можно думать, что нѣмецкимъ университетамъ никогда не придется краснѣть за утрату права на такую характеристику.

   Свобода преподаван³я сдѣлалась существенной и неотъемлемой принадлежностью нѣмецкаго университета еще съ 18 столѣт³я. Уже съ тѣхъ поръ на университетскаго преподавателя не возлагается болѣе обязанность сообщать лишь установленныя и авторизованныя истины; онъ долженъ самостоятельными изыскан³ями вырабатывать научныя познан³я и вводить въ кругъ ихъ своихъ слушателей. Преподаваемая имъ наука не дана въ качествѣ готовой системы, а лишь предстоитъ ему какъ совокупность задачъ, разрѣшен³ю которыхъ онъ долженъ посвятить свои умственныя силы, дѣлясь при этомъ достигнутыми результатами съ своими слушателями и вводя ихъ самихъ въ технику научной работы. Для академическаго преподавателя, а также и для его слушателей не существуетъ никакихъ обязательныхъ или запретныхъ мыслей. Для преподаван³я существуетъ одна только норма: оправдать истину своего учен³я предъ разумомъ и фактами.

   Нельзя, правда, сказать, чтобы эта свобода нигдѣ не вступала въ конфликтъ съ тѣми или иными интересами жизни, и чтобы ей не пытались съ той или иной стороны ставить границы: но въ общемъ она все-таки является, какъ я сказалъ, признаннымъ и безспорнымъ правомъ нѣмецкихъ университетовъ. Мног³я науки уже давно и окончательно пользуются никѣмъ безусловно не оспариваемой и безграничной свободой. Въ естественныхъ наукахъ, въ медицинѣ, въ наукахъ математическихъ и филологическихъ никто и не подумаетъ давать изслѣдован³ю как³я-либо, положительныя или отрицательныя, предписан³я относительно его содержан³я; только развѣ изрѣдка,- да и то не принцип³ально, а лишь фактически,- то тамъ, то сямъ пытаются ему ставить нѣкоторыя границы;- это случается тамъ, гдѣ научное изслѣдован³е по предмету своему приходитъ въ соприкосновен³е съ соц³альными силами, съ государствомъ или церковью, т.-е. въ вопросахъ религ³озныхъ, политическихъ и соц³альныхъ. Богослов³е, философ³я, политическ³я и соц³альныя науки, понятно, чаще наталкиваются на такое противодѣйств³е и потому вынуждены еще бываютъ иногда защищать свою свободу {Vgl. Paulsen, а. а. O. SS. 288-292.}. Течен³е и исходъ этихъ конфликтовъ не только весьма поучительны для сторонняго наблюдателя нѣмецкой жизни и культуры, но и воспитательнымъ образомъ дѣйствуютъ на самый нѣмецк³й народъ въ самыхъ разнообразныхъ и широкихъ его слояхъ. Послѣднее обстоятельство, въ свою очередь, улучшаетъ и расширяетъ почву для философскихъ посѣвовъ и всходовъ. Борьба за свободу часто приноситъ так³е же, если только не лучш³е плоды, чѣмъ и обладан³е свободой. Философ³я, такимъ образомъ, всегда остается въ чистомъ выигрышѣ. Весьма удачно характеризуетъ сущность или природу этихъ конфликтовъ упоминавш³йся уже мною философъ Паульсенъ. "Конфликтъ, говоритъ онъ, вездѣ одной и той же природы: это - конфликтъ между теоретикомъ и практикомъ, философомъ и политикомъ, можно даже сказать еще общѣе - конфликтъ между двумя существенными сторонами человѣческой природы, разумомъ и волей" {S. 292.}. Всякая практическая дѣятельность только тогда можетъ достигать какихъ-либо цѣлей и даже ставить самыя цѣли, когда арена и услов³я дѣятельности даны въ неоспоримо правильномъ представлен³и: программа, разсчитанная на одну картину дѣйствительности и на одно соотношен³е реальныхъ силъ, можетъ оказаться совершенно неисполнимой въ рамкахъ другой картины и при другомъ соотношен³и. Научное же и философское мышлен³е никогда не могутъ остановиться на какомъ-либо одномъ, окончательно достигнутомъ представлен³и: они постоянно заняты пересмотромъ фактовъ, новой провѣркой отношен³й, "переоцѣнкой цѣнностей". Ясно, что практическ³й дѣятель часто долженъ имѣть поводы быть недовольнымъ результатами и направлен³емъ научно-философскихъ изслѣдован³й, такъ какъ ему постоянно приходится быть готовымъ къ передѣлкѣ, а то такъ и къ упразднен³ю многосложныхъ предпр³ят³й и организац³й, начатыхъ въ виду другихъ теоретическихъ концепц³й, но уже связанныхъ тысячью нитей съ многоразличными и существенными жизненными интересами людей. Здѣсь легко возникаетъ подозрѣн³е, что наука идетъ неправильнымъ путемъ, вдохновляется не объективнымъ интересомъ къ истинѣ, а руководится революц³онными мотивами, подкапывается подъ существующ³й строй и устои государственной и церковной жизни. Отъ такихъ подозрѣн³й, въ сущности, недалеко и до стѣснен³й и до попытокъ преслѣдован³я науки или ученыхъ... И надо правду сказать, попытки въ этомъ родѣ въ отношен³и къ богословамъ, философамъ, соц³ологамъ и др. подобнымъ изслѣдователямъ бываютъ иногда и въ Герман³и даже доселѣ. Но, къ чести нѣмецкаго народа и образованнаго общества, онѣ почти всегда оканчиваются неудачей! Причина этого - въ томъ, что нѣмецк³е реакц³онеры и консерваторы никогда не доходятъ до такого цинизма, какъ охранители въ другихъ странахъ, чтобы просто запрещать тѣ или иныя идеи безъ всякихъ разсужден³й. Они никогда не рѣшаются принцип³ально отвергать свободу изслѣдован³я и вслѣдств³е этого вынуждены вступать въ споръ съ своими противниками. На этой же почвѣ, само собою понятно, ихъ кампан³я заранѣе обречена на проигрышъ. Если же какой нибудь министръ культовъ (такъ называется въ Герман³и министръ, вѣдающ³й, между прочимъ, и народное просвѣщен³е) вздумалъ бы просто безъ всякихъ разсужден³й предписывать научному изслѣдован³ю тѣ или иныя идеи, то это вызвало бы такой взрывъ всеобщаго негодован³я какъ въ либеральныхъ, такъ и въ самыхъ консервативныхъ кругахъ, что такая затѣя не просуществовала бы и одного дня. Въ виду всего сказаннаго, можно думать, что въ сравнительно непродолжительномъ времени и самыя попытки стѣснять свободу изслѣдован³я, за недостаткомъ принцип³альной почвы, окончательно заглохнутъ въ Герман³и.

   Теперь же, какъ я сказалъ, эти попытки самымъ течен³емъ создаваемыхъ ими конфликтовъ воспитываютъ нѣмецк³й народъ въ чувствѣ непоколебимаго уважен³я къ свободѣ мысли и въ критическомъ отношен³и ко всякимъ догмамъ и традиц³оннымъ взглядамъ. Нѣмецъ, на глазахъ котораго вооруженная силой власть, выступающая на защиту якобы самыхъ священныхъ традиц³й и идей, должна уступать скромнымъ работникамъ научно-философской мысли, привыкаетъ думать,

  

   "Что сила не можетъ сравниться съ умомъ,

   "Что высшая сила - могущество знанья"...

  

   Такое настроен³е есть одно изъ самыхъ существенныхъ услов³й для правильнаго воспр³ят³я всякаго независимаго и новаго философскаго воззрѣн³я и для самостоятельнаго философскаго творчества. Вотъ въ этомъ смыслѣ можно, если угодно, говорить о спец³ально-философскомъ складѣ нѣмецкаго ума; но нужно помнить, что складъ этотъ не данъ отъ природы, а воспитанъ услов³ями нѣмецкой умственной жизни.

   Говоря о профессорской свободѣ преподаван³я въ Герман³и, я намѣренно остановился на свободѣ ихъ проводить тѣ или иныя идеи въ области преподаваемой науки. Это - самая основная и важная, такъ сказать, принцип³альная черта "академической свободы". Въ связи съ нею стоитъ никакимъ закономъ, собственно говоря, не утвержденное, но молчаливо признаваемое право профессора оставаться на занимаемой имъ каѳедрѣ, сколько ему будетъ угодно: удален³е со службы или перемѣщен³е профессора въ интересахъ службы въ нѣмецкихъ университетахъ обыкновенно не имѣетъ мѣста. У начальства, такимъ образомъ, не оказывается одного изъ сильнѣйшихъ средствъ давлен³я на научную совѣсть профессора. Удален³е отъ службы или переходъ въ другой университетъ (къ слову сказать, довольно часто практикуемый нѣмецкими профессорами) происходятъ только по собственной волѣ профессора. Друг³я принадлежности этой свободы касаются болѣе разныхъ техническихъ сторонъ въ организац³и преподаван³я и собственно служебныхъ деталей профессорской дѣятельности. Профессоръ, при своемъ опредѣлен³и на службу, получаетъ вообще право преподаван³я извѣстнаго круга наукъ; но какъ онъ воспользуется этимъ правомъ, это - почти исключительно его личное дѣло: онъ вполнѣ самостоятельно опредѣляетъ тѣ курсы, как³е онъ собирается читать, тѣ упражнен³я, как³я думаетъ вести съ своими слушателями, число часовъ въ недѣлю и т. п. Обыкновенно считается обязательнымъ, чтобы профессоръ читалъ въ семестръ два курса,- одинъ публичный и другой приватный; но и эта обязательность далеко не безусловная, а скорѣе - только обычай. 0 какомъ-либо контролѣ надъ дѣятельностью профессора, ревиз³и ея, отчетности съ его стороны и т. п., конечно, тоже нѣтъ рѣчи.

   2. Описанной профессорской "свободѣ преподаван³я" вполнѣ соотвѣтствуетъ студенческая "свобода учен³я" - "Lernfreiheit",- право учиться гдѣ угодно, чему угодно и у кого угодно. Обыкновенно принятый въ университетъ (имматрикулировавш³йся) студентъ обязывается избрать факультетъ и записаться на одинъ приватный (платный) курсъ; публичныхъ (безплатныхъ) курсовъ онъ можетъ записать себѣ сколько угодно, по своему усмотрѣн³ю,- можетъ ограничиться тоже только однимъ. Этимъ всѣ его обязательства и исчерпываются. Дальше онъ можетъ никогда болѣе до конца семестра не заглядывать въ университетъ (лишь въ концѣ семестра онъ обязанъ подать своимъ профессорамъ, къ которымъ записался, свою имматрикуляц³онную книжку для отмѣтки о прослушан³и курса),- и однакоже онъ пользуется всѣми правами и преимуществами студента на все время, пока остается имматрикулированнымъ (а права и преимущества эти довольно значительны и многочисленны: напр., право безплатнаго лѣчен³я въ клиникахъ и у университетскихъ профессоровъ медицины, льготное или безплатное получен³е лѣкарствъ изъ аптекъ, право быть судимымъ университетскимъ судомъ по большинству проступковъ не уголовнаго и не искового характера, свобода отъ полицейскаго задержан³я или ареста и т. п.). Въ началѣ слѣдующаго семестра онъ обязанъ повторить запись минимумъ на два курса {приватный и публичный) и - только. Время пребыван³я студента въ университетѣ (число семестровъ) - неограниченно: желающ³е могутъ хоть всю жизнь оставаться имматрикулированными (и, замѣчу кстати, так³е экземпляры встрѣчаются едва ли не въ каждомъ нѣмецкомъ университетѣ;- въ прошломъ году, напримѣръ, сообщалось въ газетахъ о смерти одного такого "вѣчнаго студента" въ возрастѣ, кажется, 60 лѣтъ). Учен³е въ одномъ и томъ же университетѣ - необязательно; студентъ можетъ хоть каждый семестръ переходить въ новый университетъ, при чемъ его имматрикуляц³я вездѣ сохраняетъ силу, и права, пр³обрѣтенныя прослушан³емъ тѣхъ или иныхъ курсовъ въ разныхъ университетахъ, не теряются (и надо сказать, что нѣмецк³е студенты вообще очень широко пользуются этимъ правомъ переходить изъ университета въ университетъ; это считается даже, - между студентами,- какъ будто и необходимымъ; теоретически это оправдывается желан³емъ послушать лучшихъ профессоровъ въ разныхъ университетахъ, на практикѣ же часто дѣлается просто для разнообраз³я и для собственнаго удовольств³я) {Только докторск³й экзаменъ студентъ можетъ сдавать лишь въ томъ университетѣ, гдѣ онъ пробылъ два послѣднихъ семестра.}. Говоря о минимальномъ количествѣ учебныхъ обязанностей нѣмецкаго студента, я отнюдь не хотѣлъ сказать, что всѣ или даже большинство студентовъ этимъ именно минимумомъ и ограничиваются. Я желалъ только выяснить Вамъ крайн³й предѣлъ (terminus ad quem) "академической свободы" нѣмецкаго бурша. На самомъ же дѣлѣ, конечно, не можетъ найтись особенно много охотниковъ оставаться въ университетѣ ради прелестей ничегонедѣланья и сладкой возможности сознавать себя "свободнымъ" буршемъ (хотя не могу не прибавить, что вообще-то такое сознан³е играетъ въ жизни нѣмецкаго студенчества весьма большую роль; и Вы весьма часто въ различныхъ студенческихъ пѣсняхъ услышите одинъ и тотъ же ихъ любимый припѣвъ: "frei ist der Bursch! frei ist der Bursch!"). Большинство всегда имѣетъ въ виду как³я-либо опредѣленныя цѣли - либо практическ³я, либо научныя. Въ томъ и другомъ случаѣ, они избираютъ себѣ извѣстный, довольно значительный, кругъ наукъ (гораздо меньш³й, однакоже, чѣмъ обязательно изучаемый нашими студентами - въ университетахъ и, напр., въ нашей академ³и) и занимаются ими, сообразно съ преслѣдуемой цѣлью, довольно усердно: посѣщаютъ лекц³и, участвуютъ въ семинар³яхъ (практическ³я занят³я), пишутъ рефераты, готовятся къ прен³ямъ, работаютъ въ лаборатор³яхъ и т. п. Подборъ такого или иного круга наукъ всецѣло предоставляется вкусамъ и интересу самихъ учащихся. Университетъ, съ своей стороны, только даетъ всякому желающему полную возможность удовлетворить всѣ его учебныя и научныя нужды. Ищущ³й сравнительно элементарныхъ познан³й найдетъ ихъ въ курсахъ, назначаемыхъ спец³ально "для начинающихъ"; желающ³й серьезныхъ научныхъ занят³й можетъ обратиться къ спец³альнымъ курсамъ "для преуспѣвшихъ" ("für fortgeschrittene"), къ семинар³ямъ, лаборатор³ямъ и къ разнаго-рода "privatissima". Короче говоря, университетъ предлагаетъ своимъ питомцамъ минимумъ обязательныхъ занят³й и максимумъ возможности пр³обрѣсти любой запасъ знан³й желательнаго объема, глубины и основательности: кто хочетъ, можетъ получить очень много,- можно сказать, все желаемое;- кто не хочетъ, можетъ хоть абсолютно ничего не дѣлать. И то и другое принцип³ально разсматриваются, какъ явлен³я вполнѣ нормальныя.

   Такая свобода учен³я едва ли была бы возможна и едва ли допускалась бы, если бы нѣмецк³й университетъ, подобно нашему, давалъ права гражданской службы. Но онъ совершенно не даетъ таковыхъ. Послѣдн³я пр³обрѣтаются въ государственныхъ экзаменац³онныхъ коммисс³яхъ, независимыхъ отъ университета. Университетъ даетъ только знан³я, а государство - права. Единственное зван³е, какого можетъ удостоивать университетъ, есть докторская степень. Пр³обрѣтен³е ея не обязательно; но желающ³е (и такихъ оказывается едва ли не большинство) могутъ получать ее по спец³альному экзамену и по защитѣ диссертац³и.

   Понят³е "академической свободы" студента не покрывается описанной свободой учен³я. Нѣмецкое студенчество свободно и во всемъ своемъ внѣучебномъ поведен³и. Никакихъ прямо воспитательныхъ цѣлей относительно его университетъ не преслѣдуетъ. Никакой инспекц³и въ нашемъ смыслѣ слова нѣмецк³й студентъ не знаетъ. Онъ живетъ такъ, какъ считаетъ нужнымъ, и рѣшительно ни предъ кѣмъ за свое поведен³е не отвѣтственъ,- разумѣется, если только онъ не совершаетъ преступлен³я противъ общихъ гражданскихъ или уголовныхъ законовъ. й нельзя сказать, чтобы такое отсутств³е воспитательныхъ воздѣйств³й дурно отзывалось на нравственномъ уровнѣ учащагося юношества и губило его будущность. Большинство изъ нихъ, правда, очень сильно пьютъ, мног³е скандалятъ, иные развратничаютъ; но въ общемъ, въ концѣ концовъ, изъ нихъ все-таки выходятъ почтенные и хорош³е практическ³е дѣятели, ученые, мыслители и т. п. Нужно, впрочемъ, прибавить, что очень много есть и безусловно корректныхъ въ моральномъ отношен³и юношей. Въ сущности, на мой взглядъ, съ педагогической точки зрѣн³я результаты свободы оказываются совершенно такими же, какъ и результаты нашей школьной педагог³и со всѣми ея инспекторами, субъ-инспекторами, надзирателями и т. п.

  

  

   Показавши Вамъ въ болѣе или менѣе конкретныхъ чертахъ, въ чемъ состоитъ та "свобода", которая характеризуетъ университетскую жизнь въ Герман³и, я могу вернуться къ поставленному мною въ началѣ лекц³и вопросу,- какое вл³ян³е это обстоятельство оказываетъ на развит³е нѣмецкой философской мысли.

   Вл³ян³е это мнѣ представляется двоякимъ: оно простирается - 1) на выработку философскихъ воззрѣн³й или на создан³е философскихъ системъ и 2) на распространен³е и усвоен³е послѣднихъ {Само собою понятно, что вл³ян³е это не принадлежатъ къ числу осязательно указуемыхъ и количественно измѣримыхъ фактовъ. Оно становится понятнымъ и очевиднымъ, если вникнуть въ психологическ³я услов³я философскаго творчества и настроен³я, если сравнить эти услов³я съ услов³ями другихъ странъ и т. п. Выяснен³е это, по необходимости, должно пользоваться разнаго рода аналог³ями и сопоставлен³ями, не всегда принудительно очевидными. Оно обладаетъ полной субъективной убѣдительностью для того, кто сумѣетъ себя мысленно поставить въ положен³е нѣмецкаго университетскаго преподавателя и студента и при этомъ живо почувствовать то настроен³е, которое они переживаютъ. Что-же касается объективной достовѣрности, то она можетъ быть достигнута лишь въ нѣкоторыхъ частностяхъ. Но этимъ смущаться не слѣдуетъ. Такого рода вопросы, какъ объ услов³яхъ плодотворности духовной дѣятельности любого рода,- въ особенности, когда рѣшен³е должно даваться для настоящаго или будущаго времени,- не допускаютъ иного отвѣта, какъ въ формѣ примѣрнаго и приблизительнаго разсчета на возможное настроен³е, въ извѣстныхъ услов³яхъ, лицъ, занимающихся рѣшен³емъ вопроса: разсуждающ³й и его слушатели или читатели должны вообразить себя въ данныхъ услов³яхъ и уже на основан³и этого рѣшать. Конечно, не всѣ люди одинаковы,- иной могъ бы философствовать и въ рудникахъ на каторгѣ; но не на такихъ людей и разсчитаны схемы "благопр³ятнѣйшихъ" услов³й. Едва-ли надо прибавлять, что въ отношен³и къ историческому прошлому возможно и вполнѣ объективное и надлежащимъ образомъ аргументированное сужден³е.}.

   1. Философ³я есть растен³е весьма деликатное, которое для своего процвѣтан³я и нормальнаго развит³я нуждается въ извѣстной благопр³ятной атмосферѣ и почвѣ. Къ философствован³ю способны всѣ люди, но не у всѣхъ это философствован³е бываетъ одинаково плодотворно. Можно указать цѣлыя эпохи, когда философовъ были массы, но созданныя ими доктрины едва заслуживаютъ имени философ³и. Къ такимъ эпохамъ можно, напримѣръ, отнести эпоху возрожден³я в средн³е вѣка. Такую эпоху доселѣ еще переживаетъ и наша русская философ³я.

   Почву для процвѣтан³я философ³и образуютъ результаты положительныхъ наукъ, такъ или иначе приходящ³е въ конфликтъ съ традиц³онными вѣрован³ями и господствующими въ обществѣ догматическими воззрѣн³ями. Философ³я, какъ самостоятельное искан³е истины, возникаетъ обыкновенно тогда, когда обнаруживается противорѣч³е между традиц³оннымъ, обычнымъ въ данномъ обществѣ м³ровоззрѣн³емъ (естественное м³ровоззрѣн³е обыденнаго, наивнаго или т. н. здраваго смысла, унаслѣдованное отъ предковъ и поддерживаемое консерватизмомъ среды религ³озно-нравственное м³ровоззрѣн³е, сросш³яся съ ними устарѣлыя научныя идеи и т. п.) и накопившимися новыми научными знан³ями. Что наука ведетъ насъ къ истинѣ,- отрицать это едва ли хватитъ смѣлости даже у самаго убѣжденнаго приверженца здраваго смысла и традиц³онныхъ вѣрован³й. А что простая замѣна поколебленныхъ традиц³онныхъ вѣрован³й и представлен³й научно дознанными истинами не даетъ субъективнаго удовлетворен³я,- ибо не отвѣчаетъ на тѣ интимнѣйш³е запросы духа, которые обслуживались старыми воззрѣн³ями,- и производитъ въ м³ровоззрѣн³и большее опустошен³е, нежели можно было ожидать, судя по содержан³ю новой научной истины,- ибо изъ стройной и гармоничной системы нельзя вынуть одно звено, не поколебавъ цѣлаго,- въ этомъ очень скоро убѣждается всяк³й, кто только попытается подобнымъ образомъ накладывать новыя заплаты на старую одежду. Необходимость ревиз³и всего м³ровоззрѣн³я и новаго его обоснован³я въ соглас³и съ успѣхами науки быстро сознается всякимъ, кто только не выработалъ въ себѣ равнодуш³я къ общимъ вопросамъ или своеобразнаго умѣнья сидѣть между двухъ стульевъ, заразъ отвѣчать на одинъ и тотъ же вопросъ и да и нѣтъ. Ревиз³я эта должна быть предпринята на свой собственный страхъ и рискъ, потому что безъ достаточнаго размышлен³я нормальный человѣкъ можетъ принимать лишь въ извѣстномъ смыслѣ quod semper, quod ubique, quod ab omnibus или проповѣдь безспорныхъ (для него) умственныхъ авторитетовъ; въ послѣднемъ случаѣ обязанность самостоятельной ревиз³и лежитъ на нихъ. Этотъ то самостоятельный пересмотръ м³ровоззрѣн³я и обработка въ цѣляхъ его послѣднихъ результатовъ научнаго изслѣдован³я и есть философствован³е, а плоды послѣдняго составляютъ философ³ю. Философ³я не можетъ явиться тамъ, гдѣ нѣтъ противорѣч³я между новыми знан³ями и старыми идеями.

   Атмосферу, благопр³ятствующую развит³ю философ³и, образуетъ вѣра въ силу знан³я и уравновѣшенно спокойное, теоретически-интересующееся отношен³е къ противорѣч³ямъ мысли и жизни. Тамъ, гдѣ отсутствуетъ хотя бы одно изъ этихъ услов³й, философ³я процвѣтать не можетъ. Гдѣ, нѣтъ вѣры въ силу знан³я,- въ то, что для человѣческой мысли не существуетъ принцип³ально неразрѣшимыхъ проблемъ {Говоря это, я не забываю результатовъ Кантовокаго критицизма, объявляющаго метафизическ³я проблемы для человѣческой мысли неразрѣшимыми. Кантовск³й критицизмъ, какъ одно изъ направлен³й философской мысли, обусловленное извѣстными историческими причинами и отношен³ями, а также и нѣкоторыми спец³альными методологическими предположен³ями, ни въ какомъ случаѣ не можетъ имѣть безусловное значен³е. Это - отнюдь не вѣчный, окончательный и непререкаемый запретъ для философской мысли. Тоже надо сказать и о другихъ агностическихъ направлен³яхъ. Принцип³ально для философ³и неоспоримо-законнымъ притязан³емъ остается всевѣдѣн³е. Припомнимъ Гегелевск³й девизъ: "Человѣкъ долженъ уважать себя и считать себя достойнымъ самыхъ высокихъ истинъ".}; гдѣ результаты науки еще считается возможнымъ уравновѣсить авторитетомъ традиц³и; гдѣ еще спрашиваютъ, - въ состоян³и ли научное изыскан³е перерѣшать тѣ высш³я проблемы, которыя всѣмъ человѣчествомъ (или, по крайней мѣрѣ, извѣстной соц³альной средой, легко принимаемой индивидуальнымъ сознан³емъ за равнозначную по авторитету со всѣмъ человѣчествомъ) признаются окончательно рѣшенными въ извѣстномъ смыслѣ: тамъ для философ³и нѣтъ благопр³ятной атмосферы. Но и наличность одного этого услов³я (вѣры въ силу знан³я) еще не образуетъ всей такой атмосферы. Эта вѣра можетъ быть, но отношен³е къ проблемамъ можетъ быть недостаточно спокойнымъ или, какъ очень характерно иногда говорятъ, именно не достаточно "философскимъ". Извѣстная страстность, полемическ³й задоръ, своего рода фанатизмъ въ попыткахъ обоснован³я и распространен³я м³ровоззрѣн³я, являясь обыкновенно сами продуктомъ или ненормальныхъ соц³альныхъ и политическихъ отношен³й, или вообще какого-либо личнаго практическаго интереса, дѣлаютъ философскую работу именно въ философскомъ-то смыслѣ безплодной. Здѣсь философ³я становится служанкой стороннихъ истинѣ, нефилософскихъ стремлен³й. Чтобы быть безпристрастнымъ, мышлен³е должно прежде всего стать безстрастнымъ, двигаться и вдохновляться только теоретическимъ интересомъ, безъ всякой примѣси практическихъ тенденц³й. Для кого философск³е вопросы не суть только вопросы объ истинѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ или даже въ еще большей степени вопросы боевой жизненной программы, тому трудно создать въ философ³и что-либо крупное, самостоятельное и цѣнное. И адепты его воззрѣн³й будутъ объединяться не столько вокругъ извѣстныхъ теоретическихъ принциповъ, сколько подъ знаменемъ нѣкоторыхъ практическихъ (политическихъ, соц³альныхъ и т. п.) задачъ.

   Въ пояснен³е сказаннаго не излишне будетъ привести двѣ-три историческихъ справки.

   Я уже указалъ на средн³е вѣка, какъ на эпоху, когда философствовали довольно много;въ совокупности явлен³й умственнаго труда философствован³е занимало тогда количественно или, если угодно, процентно болѣе видное мѣсто, чѣмъ теперь и вообще въ ближайш³я къ намъ столѣт³я; но толку изъ этого выходило мало, философ³я оставалась совершенно безплодной {Основной, дѣйствительно цѣнный и въ собственномъ смыслѣ философск³й вопросъ, занимавш³й умы въ течен³е всего средневѣковья,- вопросъ объ универсал³яхъ,- былъ, въ сущности, единственной проблемой для пер³ода времени по минимальному счету въ 400 лѣтъ, а на самомъ дѣлѣ значительно большаго. Самый вопросъ былъ не новъ, а внушенъ былъ изучен³емъ Платоновской и Аристотелевской философ³и. Точно также и рѣшен³е част³ю было опять старымъ (въ обѣихъ реалистическихъ формулахъ "universalia sunt realia ante rem" и "univevsalia sunt realia in re"), част³ю же вызывалось лишь оппозиц³ей къ послѣднему и къ связанной съ нимъ церковной тиранн³и (въ номималистической формулѣ: "universalia sunt пош³па post rem").} и выродилась въ такое жонглерство понят³ями и терминами, которое справедливо навлекло на себя презрѣн³е, а въ силу нѣкоторыхъ внѣшнихъ услов³й даже и ненависть мыслителей новаго времени;- вспомнимъ доселѣ еще живо чувствуемую од³озность самаго имени "схоластики". Причина такого, на первый взглядъ нѣсколько страннаго, явлен³я заключается именно въ томъ, что въ средн³е вѣка для философ³и почти совсѣмъ не было ни подходящей почвы, ни благопр³ятной атмосферы. Положительныя научныя знан³я были крайне бѣдны, результаты ихъ въ примѣнен³и къ общему м³ровоззрѣн³ю - ничтожны; конфликты этихъ результатовъ съ традиц³оннымъ м³ровоззрѣн³емъ (религ³озными вѣрован³ями) случались сравнительно рѣдко, еще рѣже носили радикальный и непримиримый характеръ, а въ тѣхъ случаяхъ, когда что-либо подобное бывало, зарождающ³йся ростокъ философ³и погибалъ или чахъ въ неблагопр³ятной и даже прямо вредной моральной, соц³альной и церковно-политической атмосферѣ. Вѣра въ силу знан³я тогда, несомнѣнно, была; но самый идеалъ истиннаго философскаго знан³я былъ подмѣненъ идоломъ рац³онализирован³я и обоснован³я уже готовыхъ истинъ (догматовъ церкви). Отношен³е къ противорѣч³ямъ мысли и жизни не могло быть спокойнымъ, а почти неизбѣжно принимало боевой, полемическ³й и пропагандистск³й характеръ, потому что status quo м³ровоззрѣн³я ревниво охранялся церковью, всегда имѣвшей къ своимъ услугамъ средства политической и уголовной репресс³и. Независимый мыслитель долженъ былъ вмѣстѣ съ тѣмъ быть и энтуз³астомъ, готовымъ на мученичество за идею. Но, не говоря уже о томъ, что на это способны лишь исключительно сильныя духомъ натуры, все равно ихъ настроен³е и настроен³е ихъ послѣдователей не могло быть чисто философскимъ. Распространен³е и исповѣдан³е новыхъ идей носили на себѣ всѣ признаки религ³ознаго сектаторства и религ³озной пропаганды.

   Много философствовали и въ такъ называемую Эпоху Возрожден³я, но и въ этомъ философствован³и толку было немного, потому что, хотя атмосфера для развит³я и процвѣтан³я философ³и тогда и была благопр³ятной, но почва только что начинала образовываться. Вѣра въ знан³е, любовь къ нему, спокойное наслажден³е чистымъ мышлен³емъ, не смущающееся церковнымъ авторитетомъ (родъ интеллектуальнаго эпикурейства) - все это вмѣстѣ образовало въ высшей степени благопр³ятныя услов³я для философ³и; но успѣхи положительныхъ наукъ были еще сравнительно невелики, для молодой философ³и они не могли еще дать богатой пищи. Нарождались м³ровоззрѣн³я стройныя, изящныя, симпатичныя, жизнерадостныя; но имъ сильно недоставало того элемента серьезности и, такъ сказать, научной солидности, который обезпечиваетъ прочный и длительный успѣхъ философскимъ системамъ.

   Совершенно наоборотъ обстоитъ дѣло у насъ въ Росс³и. Ученыхъ силъ у насъ много, научная работоспособность наша выше всякаго сомнѣн³я, по научной продуктивности тѣ изъ нашихъ ученыхъ, которые не поставлены въ особенно неблагопр³ятныя услов³я, не уступаютъ европейскимъ, послѣдн³е результаты научныхъ изслѣдован³й широко распространены въ образованныхъ классахъ общества. Конфликтъ научнаго м³ровоззрѣн³я съ традиц³оннымъ у насъ налицо и, притомъ, онъ имѣетъ болѣе острую и радикальную форму, чѣмъ гдѣ-либо еще. Казалось бы, болѣе благопр³ятной почвы для процвѣтан³я философ³и и желать не надо. А между тѣмъ - что же мы дали цѣннаго и самостоятельнаго въ философ³и?- немногимъ болѣе, чѣмъ ничего. И это не потому, чтобы мы мало философствовали или не были расположены къ философ³и. Напротивъ, философ³ю мы очень любимъ и занимаемся ею много; объ этомъ свидѣтельствуютъ и ростъ спец³ально-философской литературы, и обил³е популярныхъ издан³й научно-философскаго характера, и нерѣдкая, а въ послѣднее время даже обильная примѣсь философскаго элемента къ спец³ально-научнымъ работамъ, и, наконецъ, сравнительное многолюдство философскихъ аудитор³й въ высшихъ учебныхъ заведен³яхъ. Тѣмъ не менѣе дальше чисто-историческихъ, критическихъ, компилятивныхъ, подражательныхъ и продолжительныхъ работъ по философ³и мы почти не пошли. Вполнѣ оригинальныхъ системъ, такъ сказать, перваго ранга у насъ нѣтъ. Кого мы могли бы, хотя приблизительно, поставить въ рядъ съ Декартомъ, Локкомъ, Юмомъ, Кантомъ, Гегелемъ или даже съ Гербартомъ, Фехнеромъ и т. п.? Почти всѣ наши философы безъ труда распредѣляются по рубрикамъ западноевропейскихъ направлен³й,- къ кому-либо "примыкаютъ", кого-либо "переработываютъ", "продолжаютъ" и т. д. Гдѣ причина этого печальнаго явлен³я? Можно не колеблясь утверждать, что виною здѣсь - та тяжелая атмосфера, въ какой приходится жить и работать нашимъ философамъ. Главные питомники философской мысли,- университеты и академ³и,- лишены у насъ той "академической свободы", какою безмятежно наслаждаются нѣмецк³е университеты. Да и въ своей внѣакадемической, литературной дѣятельности наши философы до крайности стѣснены разными обязательными и добровольными цензурами. Кромѣ того, и весь вообще строй нашей жизни, почти замирающей въ тискахъ господствующаго режима и всякаго рода опеки, запрещен³й и т. п., перемѣщаетъ у всѣхъ умственно развитыхъ людей центръ вниман³я съ чисто-теоретическихъ вопросовъ на задачи борьбы съ давящимъ насъ гнетомъ. Сама философ³я поневолѣ пр³обрѣтаетъ до нѣкоторой степени боевой (слѣдовательно, уже не философск³й) характеръ. Противорѣч³я съ традиц³онными и, такъ сказать, оффиц³озными идеями у насъ стараются тщательно избѣгать. Въ этихъ видахъ, многихъ вопросовъ стараются прямо не касаться. Зато тамъ, гдѣ бываетъ наоборотъ, тамъ философствован³е пр³обрѣтаетъ рѣзко полемическую, въ извѣстномъ смыслѣ революц³онную окраску. Чтобы сказанное не казалось голословнымъ, напомню Вамъ нѣкоторые довольно характерныя конкретныя явлен³я и случаи изъ истор³и нашей философской мысли. Въ свое время Гегелевская философ³я сдѣлалась прибѣжищемъ для не имѣвшей исхода политической мысли русскаго общества. Въ 60хъ годахъ матер³ализмъ сдѣлался знаменемъ, подъ которымъ собирались прогрессивные элементы общества. Тогда же и позднѣе роль подобнаго знамени игралъ дарвинизмъ. Затѣмъ марксизмъ, новокант³анство, прилаженное къ рѣшен³ю соц³ологическихъ проблемъ, теперь идеализмъ и реализмъ, за борьбой которыхъ такъ и чуется борьба реакц³и съ освободительнымъ движен³емъ,- все это наглядные примѣры того, во что можетъ превращаться философ³я въ нашей русской атмосферѣ. Вспомните Грота, подвергшагося чуть не инквизиц³онному преслѣдован³ю арх³епископа Никанора, вспомните травлю Влад. Соловьева за его невинный рефератъ объ упадкѣ средневѣковаго м³ровоззрѣн³я. Переводъ "Введен³я въ философ³ю" Паульсена могъ появиться, только пройдя чрезъ комитетъ министровъ и лишь благодаря встрѣченному тамъ авторитетному заступничеству. А сколько сильныхъ и несомнѣнно философскихъ умовъ должны были покинуть отечество? А что отняло возможность самостоятельнаго творчества у такой свѣтлой философской головы, какъ покойный Кудрявцевъ? Нужно ли, наконецъ, говорить о томъ, что у всѣхъ предъ глазами,- какъ пишутся иногда изображен³я западной философ³и, говорящ³я однако не то, что есть на самомъ дѣлѣ, а то, что желательно начальству? и съ другой стороны,- подобные же quasi историческ³е очерки съ совершенно противоположными тенденц³ями?

   Вернемся теперь къ нѣмцамъ.

   Если не покидать начатаго сравнен³я, то можно сказать. что въ Герман³и "академическая свобода" создаетъ для философ³и и плодоносную почву, и благопр³ятную атмосферу.

   Положительныя науки находятся въ Герман³и въ блестящемъ состоян³и. Тщательность и методичность работы, чрезвычайная спец³ализац³я, превосходная организац³я эксперимента и разныхъ вспомогательныхъ научныхъ учрежден³й и проч. под. дѣлаютъ Герман³ю истинной мастерской научныхъ открыт³й и новыхъ выводовъ. Лѣтописи послѣднихъ чуть не каждый годъ даютъ богатѣйш³й матер³алъ для самыхъ разнообразныхъ и радикальныхъ ревиз³й м³ровоззрѣн³я. Но мы знаемъ, что вѣдь здѣсь дѣло не въ одномъ матер³алѣ. Для философ³и гораздо важнѣе хо положен³е, въ какое ставится этотъ матер³алъ относительно общихъ вопросовъ и господствующихъ идей традиц³оннаго м³ровоззрѣн³я. И въ этомъ случаѣ у нѣмцевъ дѣло обстоитъ такъ хорошо, что почти ничего болѣе и желать не остается. Прежде всего, уже каждый почти ученый самъ не упуститъ случая отмѣтить философск³я слѣдств³я полученныхъ имъ результатовъ или гносеологическ³я предположен³я примѣненныхъ имъ методовъ. А затѣмъ, и философы въ собственномъ смыслѣ слова слѣдятъ за этимъ очень внимательно. Никакой робости предъ возможностью разойтись съ принятыми или господствующими воззрѣн³ями ни ученый, ни философъ не испытываютъ; напротивъ, такая разница всяк³й разъ тщательно отмѣчается, какъ предметъ достойный нарочитаго обсужден³я. Послѣднее однако отнюдь не является притязан³емъ что-то разрушить ими сохранить, не становится какимъ-то кричащимъ предпр³ят³емъ, а напротивъ, считается самой обыденной, вполнѣ естественной и ни въ какой агитац³и не нуждающейся вещью,- въ родѣ какъ бы подведен³я дневного или недѣльнаго баланса въ приходо-расходныхъ книгахъ науки и философ³и. Такое положен³е дѣла есть несомнѣнное слѣдств³е господствующей въ нѣмецкихъ университетахъ "академической свободы". Нѣмецк³й профессоръ привыкъ въ своей аудитор³й, а потомъ и въ своихъ книгахъ возвѣщать только то, что онъ по своему искреннему убѣжден³ю считаетъ истиной, и эту истину онъ совершенно спокойно соотноситъ и съ другими истинами, и съ общими принципами. Онъ не видитъ въ этомъ съ своей стороны какой-либо смѣлости или особой заслуги. Это просто его обязанность, нѣчто такое, что и не можетъ быть какъ либо иначе.

   Академическая свобода создаетъ ту атмосферу уравновѣшенности и спокойств³я въ отношен³и ко всякаго рода проблемамъ, то чисто теоретическое разсмотрѣн³е ихъ, как³я такъ существенно важны для появлен³я самостоятельнаго и плодотворнаго философствован³я. Тамъ, гдѣ у насъ очень легко могла бы явиться полемика, апологетика, пропаганда или какой-либо иной изъ видовъ предзанятаго, тенденц³ознаго отношен³я къ истинѣ, стремлен³е утилизировать ее для нѣкоторыхъ а priori поставленныхъ или какимъ-либо внѣшнимъ интересомъ намѣченныхъ цѣлей, тамъ нѣмецк³й профессоръ считаетъ своимъ долгомъ безпристрастно разсудить, не преувеличивая значен³я обсуждаемыхъ данныхъ. Онъ вовсе не наголодался такъ отъ лишен³я свободы, какъ его русск³й коллега. Онъ просто только ни на что не закрываетъ глазъ, все приводитъ въ ясность и откровенно сопоставляетъ противорѣч³я, выводитъ слѣдств³я и т. ц., отнюдь не думая, будто этимъ онъ хоть въ какомъ-либо отношен³и совершаетъ подвигъ.

   При такихъ-то услов³яхъ вполнѣ легко и свободно развертывается индивидуальное философское творчество. Ни одно изъ препятств³й, обыкновенно тормозящихъ такое творчество, въ Герман³и не имѣетъ такой силы, какъ, наприм., у насъ. Главный тормозъ,- неувѣренность въ своемъ правѣ на свободное выражен³е своихъ убѣжден³й и чувство постояннаго риска подвергнуться за научныя или философск³я мнѣн³я дисциплинарной отвѣтственности,- у нѣмцевъ совершенно отсутствуетъ, тогда какъ у насъ онъ создаетъ по временамъ невыносимо тяжелое настроен³е, парализующее умственную изобрѣтательность. А благодаря отсутств³ю такого внѣшняго стѣснен³я, въ философствован³и нѣмецкихъ профессоровъ менѣе д