Белинский Виссарион Григорьевич - Пятидесятилетний дядюшка или странная болезнь

еще и сама когтиста и зубаста - небось, как раз уйму... Нельзя! нельзя! А мне так, видно, можно?.. Вчера с четверть часа стояла за дверьми на цыпочках, скорчившись... страх такой - того и гляди кто застанет... А вы так ничего не можете... Вчера тот болван так и хлопнулся на колени, а сказать умненько, как я учила, ничего не мог... А еще военный!.. А ты только наколешь себе цветов на голову да на грудь, как принцесса какая, - а дела сделать не умеешь. А пора бы подумать - ведь тебе двадцать девять лет...

   Анна Васильевна. Да Владимир Дмитрич...

   Хватова. О брате-то старайся, дура набитая! Куда тебе думать о Владимире Дмитриче: этот гордец и не смотрит на тебя... Кабы умна была, так около Бражкина-то хлопотала бы...

   Анна Васильевна. Ну, уж старый чорт!..

   Хватова. А ты молода?.. Вишь, нещечко какое, чорт бы тебя побрал... Туда же суется...

   Анна Васильевна. Да что же вы больно сердитесь - желчь испортите!

   Хватова. Да с вами, с дураками, испортишь поневоле. И так промаха дала. Знаешь ли ты, на ком женится старый-то чорт?.. На Лизавете!.. Да!..

   Анна Васильевна. И она идет за него?

   Хватова. Нет, а то! Вишь, у ней губа-то - дура, как у тебя! Что, что стар - скорей издохнет - тогда своя воля. Да не о том речь - мы с Платошей на ней промахнулись так теперь надо попробовать, нельзя ли около другой-то похлопотать...

   Анна Васильевна. Да как же? Ведь она выйдет за Владимира Дмитрича?

   Хватова. То-то и есть, что еще бог знает, за кого старуха надвое сказала. Я кое-что разведала, да еще не наверное. Смотрите же вы, олухи, - уши востро - ты от Катеньки-то и не отходи - чуть сойдется или заговорит с Мальским - как хочешь - хоть приляг к двери - только не пророни ни слова. На Платошу плоха надежда - он только умеет усы закручивать, посвистывать да военные экивоки отпускать... Ох, оплошала я, окаянная, дура набитая! Катерина-то девка добрая - а та даром, что ласкова с нами, а по ней хоть бы и не видать нас - гордячка такая...

   Анна Васильевна. Да... всё молчит да смотрит исподлобья...

   Хватова. Ну, смотри же ты у меня - не зевай. Постой, кто-то идет... Уйдем... Смотри-не отходи теперь от них... (Уходят).⁵⁸

  

  

   Горский. Поскорей, поскорей все покончить, а то сил нет... Я уж не в состоянии скрываться... того и гляжу, что все догадаются... То-то хорошо будет!..⁶⁰

  

  

   Лизанька. Ах, дядюшка!

   Горский. Дядюшка!.. И испугалась!..

   Лизанька. Мне показалось, что вы сейчас прошли по саду, так я и удивилась, увидевши вас здесь...

   Горский. Полно, Лизанька, полно, моя милая... Перестанем играть в куклы и будем говорить, как взрослые люди... Ах, мне-то уж давно бы пора хватиться за ум!..

   Лизанька. Вы меня удивляете... я думала услышать от вас совсем другое...⁶¹

   Горский (горько улыбаясь). И будто вправду!..

   Лизанька. Вы оскорбляетесь?..

   Горский. Да, Лизанька, оскорблен я жестоко - только не тобою, а самим собой!..

   Лизанька. Но... меня удивляет такая внезапная перемена в вашем решении...

   Горский. Есть причина. Я нынешнею ночью видел дурной сон... Мне снилось, будто я женат на тебе, а волосы у меня уж совершенно седые; я шел с тобою по улице, а на меня все указывали пальцами... Это мне так не понравилось, что я уж раздумал жениться...

   Лизанька. Но...

   Горский. Полно, Лизанька. Я понимаю цену твоего решения - оно благородно, достойно тебя... твоей прекрасной души... Не унижай же меня перед самим собой... Я мог увлечься слабостию сердца... да это была минута... Полно... ни слова об этом... И если ты в самом деле любишь меня... принимаешь во мне участие... то дай мне слово, что несчастная тайна останется между нами... и никто... и никогда... не узнает об ней... (Утирает глаза).

   Лизанька. Но... вы меня не понимаете... Я решилась не вдруг... но решилась твердо...

   Горский (с горькою улыбкою). Решилась!.. В любви нет решений... в ней добровольно отдаются другому, потому что отдаются счастию... Решаются только на несчастие... на пожертвования... а в любви нет жертв...

   Лизанька (с жаром). Какая неправда, какая ужасная ложь!.. Напротив - без жертв нет любви... Кто не способен жертвовать собою для счастия других - тот эгоист...

   Горский (грустно качая головою). Мечты юности, мечты пылкой головы, пылкого сердца, которые еще не знают жизни!.. или знают ее из книг... по романам и стихам!.. В это время я много поумнел, моя милая! много узнал такого, чего прежде и не подозревал. "Век живи - век учись", - говорит пословица; жизнь не книга - ее нельзя выучить наизусть, как урок... ее надо выстрадать... ⁶² Вникни-ко в себя поглубже - так и увидишь, что минутную вспышку, конечно, очень благородную и... на эту минуту... очень истинную ... ты принимаешь за твердое решение... ⁶³ Скажу тебе больше: твое решение пугает тебя - только ты боишься сознаться в этом самой себе... Тебе уже представляется темно, что ты могла бы встретить молодого человека, которого любовь осчастливила бы тебя... Ведь молодое сердце ищет любви молодого сердца... Хорошо бы тогда было!.. Что, что ты осталась бы мне верна!.. Не верности, - а любви хочу я...

   Лизанька. Боже мой!.. Дяденька, как же вы мало меня знаете... Мне могли прийти в голову такие эгоистические мысли!.. ⁶⁴

   Горский. Конечно, обо всем этом ты не думала, да всё это думалось в тебе само собою, без твоего ведома... В сердце человеческом много закоулков... И я нисколько не виню тебя за это.

   Лизанька. О, какая холодная, эгоистическая философия!..

   Горский. Зато - истинная... Но довольно об этом... Будь - что будет, а мне надо быть мужчиной - и еще пятидесятилетним мужчиной... Я пал, низко пал, ужасно пал; но всё же не до такой степени, чтобы, забыв честь и бога, воспользоваться героизмом молодой девочки, романической мечтательницы.. загубить в цвету ее жизнь... Оставь меня... Поди... поди и ни слова больше. (Выталкивает ее. Молчание) ⁶⁵.

  

  

   Да! больше думать нечего - одна дорога! Уеду куда-нибудь, пока душа не успокоится, пока не уверюсь, что могу видеть ее без волнения, без тоски, любоваться ею, как отец дочерью... Видеть ее без тоски, без волненья!.. будто это возможно!.. Будто это будет когда-нибудь!.. Нет, вижу конец моему счастию... Закат мой печален... Что ж, всему свое время: за красными днями весны и лета наступает холодная, дождливая осень - всё тихо, мертво, и только шумит ветер да срывает желтые листья!.. Так и человек: в молодости вьются кудри - а наступит его осень - белеют его волосы и падают, - как осенние листья... Всему свой конец... И душа цветет радостью и вянет от печали... И я теперь, как дерево осенью... сир, одинок, болен душою, - и не с кем разделить мне своей тоски, некому поверить моей печали... И кому бы поверил я ее, когда сам стыжусь ее?.. И кто бы одобрил мое страдание, кому бы не показалось оно смешно?.. А я могу снести всё на свете, кроме насмешливой улыбки над тем, что составляет несчастие моей жизни... Насмешливая улыбка, как раскаленное железо, прожгла бы мою душу - и не было бы от меня прощения тому человеку!.. Да! мне надо затвориться в себе... Да! прощайте, люди - не поминайте лихом!..

  

  

   Горский. Ну, что ты, Володя?

   Мальский. Еду, дяденька... дня через три...

   Горский. Счастливый путь, Володя! Не удивляйся, что я говорю тебе это: кто едет, тому надо говорить: "Счастливый путь!" (Уходит).

  

  

   Не понимаю, что делается с дяденькой... Его тон так странен - слова загадочны... (Молчание). Грустно, тяжело расстаться с местом, где рос... был счастлив, но есть и какое-то наслаждение в мысли об утрате счастия... о предстоящих бурях... Итак, смелее вперед - хуже ведь не будет!..

  

  

   Лизанька. Владимир Дмитриевич!..

   Мальский. Лизавета Петровна!..⁶⁷

   Лизанька. Вы... что-то озабочены?..

   Мальский. Благодарю вас за внимание... Я так не привык к нему с вашей стороны...

   Лизанька. Грешно и стыдно говорить вам так, Владимир Дмитриевич... Но я вижу, что вы что-то особенно не в духе нынче... и не хочу тяготить вас своим присутствием...⁶⁸

  

  

   Почему не смею я сказать ей, как я ее люблю... Отчего эта робость, смущение... Да потому, что из этого ничего бы не вышло... Надо скорее уехать... это всего лучше и вернее... Кто это тут... за дверью... (Отворяет дверь и заглядывает в залу). Нет никого... а кто-то пробежал как будто от этой двери через коридор... Боже мой!.. что, если это она... уйти поскорее... Как мне будет с нею встретиться!.. (Уходит).

  

  

   О, голубчик - вот он по ком вздыхает! Вот отчего размолвка-то с невестой!.. О той нечего и думать... За кого же сватается Алексей-то Степаныч?.. ⁶⁹ Должно быть, что метит на эту... Эх, дала я маха!.. Катенька-то и доступнее, да она же и ласковее со всеми нами... особенно с Платошенькой... Надо всё сказать Николаю Матвеичу...⁷⁰ Пусть племянничек-то мой обожжется... Он ведь всё останется роднёю... Пусть лучше достанется этому гордецу Мальскому... это будет у меня новая богатая роденька... А в Бражкине проку мало - он скряга... Надо поторопиться, пока племянничек еще ничего не знает...

  

  

   Горский (не замечая Хватовой). Отчего же она побледнела, как только я сказал ей, что он едет?.. Шаль сестры?.. Это что-то подозрительно... Конечно, она привыкла любить его, как брата... А! Матрена Карповна!.. Что ты стоишь тут, как мертвая, и не слышно тебя?..

   Хватова. Ах, я задумалась!

   Горский. Об чем это?

   Хватова. Да всё о своей горькой участи, батюшка Николай Матвеич... Дело вдовье, сиротское... одна была надежда на вас... да вы что-то не расположены к этому...

   Горский. К чему?

   Хватова. Да о чем я вас просила.

   Горский. Какая ты недогадливая, Матрена Карповна! Я, кажется, толком сказал тебе, что Лизанька не пойдет за твоего Платошеньку...

   Хватова. Да я уж вас не о том прошу... Я хотела попросить вас... коли милость ваша будет - насчет Катерины Петровны...

   Горский. А разве ты не знаешь, что на нее имеет виды Володя

   Хватова. Я сама прежде думала это...

   Горский. А теперь почему ты думаешь другое?

   Хватова. Теперь я думаю, что Владимиру Дмитричу хочется жениться на Лизавете Петровне...

   Горский. Что?..

   Хватова. Да, на Лизавете Петровне... Да что с ними?.. Не подать ли вам воды?.. Постойте, я возьму в буфете...

   Горский. Не нужно... Постой... Скажи мне, почему ты так думаешь?.. Как ты это узнала?.. Скажи мне всё, что знаешь... как было... без утайки... Ты, верно, подслушала?.. Ведь это твое ремесло!..

   Хватова. Не сердитесь, Николай Матвеич... Я, право, ничем не виновата... Вольно же Владимиру Дмитричу так громко рассуждать. Я была в столовой... считала салфетки...

   Горский. Что же он говорил?..

   Хватова. Всё скажу... Только не сердитесь, Николай Матвеич... Дело было вот как... Я была в коридоре... и видела, как Владимир Дмитрич ходили по гостиной... а потом вошли Лизавета Петровна... сказали с ним слова два, да и пошли в свою комнату. А Владимир Дмитрич посмотрели ей вслед и сказали: "Как бы мне сказать ей, что я ее люблю"... Нет бишь - вот как: "Что я не смею ей сказать, что я ее люблю"... да и ушли... а тут и вы вошли...

   Горский. И ты не лжешь?.. Это было точно так, как ты говоришь?..

   Хватова. Образ готова снять со стены, Николай Матвеич...

   Горский. Хорошо... верю... Поди - пошли ко мне Лизаньку... вызови ее тихонько, чтоб не обратили внимание... да поскорее...

   Хватова. Николай Матвеич, вы меня не введите в беду... а я побегу...

   Горский. Небось, небось... Тебе же будет лучше от этого... Скорее ступай...

   Хватова. Сию минуту!.. (Про себя). Пошло дело на лад!.. (Уходит).

  

  

   А! вот оно что!.. Кто мог это предвидеть?.. Нет, лучше - кто мог не видеть этого!.. Она его любила давно, да скрывала... Он тоже любил ее давно уж - прежде чем узнал об этом... Сердца не обманешь - у него тысячи глаз... тысячи ушей - оно всё видит - всё слышит... Я недаром ревновал его к ней... ненавидел его, как будто он был мой жесточайший враг... (Молчание). За что ж теперь ненавижу я его... и еще больше, чем прежде?.. Ведь я уж решился... я уж думаю только об одном - чтоб пристроить ее?.. Ведь они оба будут счастливы?.. Счастливы?.. Да за что же я-то буду несчастлив?.. Зачем же - ему счастие, а мне нет его?.. Если б она вышла за Коркина... да что на Коркина? - лучше бы, легче бы мне было, если б даже за Бражкина!.. Боже мой! неужели пламень в аду жесточе, жгучее того, который пожирает теперь мою душу!.. А! вот хорошо... хорошо... хорошо!.. От сильного холода чувствуют жар... в сильном пару как будто мороз пробегает по телу... Так и мне теперь даже весело... Да - весело!.. как бывало весело на сражении, на приступе!.. Ну, веселись же душа, сколько хочешь... это последний твой пир... другого не дождешься. - Верно, она!.. О!..

  

  

   Коркин. А я всё вас искал, Николай Матвеевич...

   Горский. Меня!..

   Коркин. Но что с вами?.. Верно, вы дурно себя чувствуете?

   Горский. Напротив, чудесно... Я весел... так весел, что готов петь, плясать... и всё, что вам угодно...

   Коркин. Но...

   Горский. Право!.. Вы не верите?.. Честное мое слово!.. Но вы, верно, хотели мне что-нибудь сказать?

   Коркин. Так... но, может быть, теперь не время...

   Горский. Напротив... Теперь-то самое лучшее время... Может быть, вы мне скажете что-нибудь такое, что я найду в вас товарища в моей веселости?.. Знаете - радость вдвоем лучше...

   Коркин (смотря на него с недоумением). Я, право, не знаю, как вас понимать...

   Горский. А вы, верно, хотели поговорить со мною о своем предложении?

   Коркин. Да, Николай Матвеевич, я так измучился ожиданием, неизвестностью, что решился окончательно объясниться с вами...

   Горский. Ведь это насчет Лизаньки?

   Коркин. Нет, Николай Матвеевич... Мне странно, что вам так показалось... Я ищу руки Катерины Петровны.

   Горский. А! да! Я ведь так и думал... Я хотел только пошутить... Я же теперь в таком веселом расположении... Но - вот что: я скажу о вашем предложении Катеньке, а теперь вы ступайте... мне нужно остаться одному...

   Коркин. Очень хорошо... Только я прошу вас об одном: бога ради, поскорее... (Про себя). Что с ним? он как сумасшедший!.. (Уходит).

  

  

   Нет, видно, мне нет товарищей!.. Я один... да может быть, мне больше всех и надо!.. ⁷¹ Правду сказать, судьба любит меня - смотри, как хлопочет за всех на мой счет... и не спросись меня!.. Итак, две свадьбы вдруг!.. В добрый час!.. Тем больше веселья!.. ха! ха! ха! (Молчание). А что! - не отправиться ли мне на Кавказ!.. Ведь я еще крепок, службе мне не учиться, а стоит только вспомнить... Дела там много... жизнь деятельная, разнообразная... Может быть, кинжал или пуля горца и сжалятся надо мною... Вот говорят, что как беда нагрянет, так станешь втупик... Вздор! Везде можно найти средство извернуться... Лежишь в постеле больной и видишь смерть на носу... Что ж? - разве и тут нет средства спастись от нее? Умри сам - вот и избавишься от нее... По крайней мере, не она на тебя, а ты на нее наскочишь... А это не малое утешение в беде!..

  

  

   Лизанька. Ах, дяденька! Матрена Карповна очень удивила меня, сказавши, что вы хотите сообщить мне что-то важное...

   Горский. Очень, очень важное, мой друг...

   Лизанька. Уж не сказать ли мне, что вы согласились с моим решением?..

   Горский. Да - именно - сказать тебе, что я наконец решился... Но не бледней - мое решение будет для тебя не так страшно, как ты думаешь...

   Лизанька. Но оно мне нисколько не страшно... напротив...

   Горский. Верю, верю... К чему уверения там, где и без них всё ясно!.. Алексей Степанович Коркин сейчас просил у меня руки Катеньки...

   Лизанька. Ах, как это жалко!.. Алексей Степанович такой прекрасный человек... но она любит не его... она любит... Владимира Дмитриевича...

   Горский. Еще жалеть слишком об этом нечего... Беда не так велика... Владимир Дмитриевич ее не любит...

   Лизанька. Как так?.. Вы почему знаете?

   Горский. О, я много знаю... много!.. Он сам сказал мне это... Говорит - воспоминания детства - больше ничего...

   Лизанька. Боже мой!.. Неужели это правда?

   Горский. Как 2X2=4!.. Но отчего же ты так побледнела... испугалась?..

   Лизанька. Мне жаль бедной Катеньки...

   Горский. А! да! ты сострадательна... любишь сестру... Я это знаю... Это хорошо... похвально... Ничего нет приятнее, как видеть бескорыстную любовь к другим...

   Лизанька (садясь в кресло). Но... что же это значит?.. это так странно...

   Горский. На свете, Лизанька, так много странного, что ничему не надо дивиться... даже самому великодушному состраданию к несчастию ближнего... даже пожертвованию... Всё это только кажется странным, а порассмотри поближе - так и увидишь, что дело самое обыкновенное...

   Лизанька. Но, бога ради, что за причина? Почему Владимир Дмитриевич?..

   Горский. Владимир-то Дмитриевич?.. Да! прекрасный молодой человек - умный, образованный, чувствительный - словом, настоящий герой романа... Что с тобою?..

   Лизанька. Ничего... Впрочем... Знаете ли что?.. Ведь Катенька... кажется...

   Горский. Что?

   Лизанька. Она мне говорила... что она не любит Владимира Дмитриевича... да я тогда ей не поверила... Зная ее легкий характер, я подумала, что она не понимает самой себя...

   Горский. Ну, а теперь ты ей веришь!.. Хорошее известие!.. За него и я тебя попотчую тоже хорошим известием... Да! ведь ты знаешь, что Володя уезжает от нас навсегда?..

   Лизанька. Навсегда?.. Я не думала этого...

   Горский. А знаешь ли, по какой причине?

   Лизанька. Нет... не знаю...

   Горский. Ну так я скажу тебе: он сердит на тебя...

   Лизанька. На меня?.. За что?..

   Горский. За то, что ты не любишь его... Ведь ты не любишь его?..

   Лизанька. Как?.. (Про себя) Какая ужасная пытка!..

   Горский. Ну, я вижу, что ты не любишь его... а он... он влюблен в тебя...

   Лизанька. Вы шутите!.. Пощадите меня... пощадите!..

   Горский. Боже мой!.. Опомнись... ободрись!.. (Про себя). О, я варвар, бесчеловечный!.. (Вслух). Лизанька, друг мой!.. Успокойся... ну, что ж тут такое!.. Я знаю, что ты его давно любишь безнадежно... Сейчас узнал я, что и он также любит тебя давно... и безнадежно...

   Лизанька. Любит!.. меня!.. Он меня любит!.. Боже мой!.. Какое ужасное счастие!.. (Молчание). Послушайте... простите минутной слабости сердца... увлечение эгоизма... Мое решение всё-таки твердо... Ведь он не знает, что я его люблю?..

   Горский. Нет, знает - я ему сказал...

   Лизанька. Знает!.. Знает!.. Что вы сделали!.. Как мне теперь показаться ему?.. Зачем он уж не уехал!.. Но всё это ничего... я покажу ему вид, что ничего не знаю... Мое решение всё так же твердо...

   Горский (с горькою улыбкою). Всё так же твердо?.. И мое также, Лизанька... Прощай... о, прощай навсегда... помни меня... (Плачет).

   Лизанька. Как!.. Вы хотите нас оставить?..

   Горский. Да... видно так нужно... Я теперь опять спокойнее... Чему быть - того не миновать... Если мне нет счастия, то сохраню хоть уважение к себе... А там - что бог даст... Может быть, его гнев скоро кончится... я возвращусь к вам, мои милые... буду любоваться вашим счастием. Поверь мне - всё к лучшему...

   Лизанька. Не говорите мне о моем счастии... оно мне ненавистно... я вижу в нем ваше несчастие... Нет, вы останетесь... - вы не уедете... (Обнимает его).

   Горский (освобождаясь из ее объятий). Ох, легче стало!.. Грустно... горько... а легко... Это голос божий... я опять слышу его... Поди, Лизанька, поди... И прошу тебя об одном: ⁷² не уговаривай меня остаться, не говори мне ничего... Я знаю, что делаю... Ведь ты не можешь чувствовать, что происходит в моей душе... поди...

   Лизанька. Одно слово...

   Горский. Ни полслова! А что до того... понимаешь... то не беспокойся и не спрашивай меня... Это уж мое дело!..

   Лизанька. Но, дяденька, бога ради...

   Горский. Поди... поди... (Выводит ее). Нет... постой... дай обнять тебя... поцеловать... в последний раз... (Рыдая). О, я сильно любил тебя... Прости увлечению слабости... оно последнее... (Грустно смотрит на нее). Но... поди... поди... (Лизанька уходит, плача).

  

  

   Бежать, бежать, пока есть еще силы!.. отсрочки только измучают меня... Нынче же отправляюсь в город - скреплю за нею мое имение... Пусть они живут здесь... Пусть будут счастливы... А я - я буду страдать и молиться за их счастие... Может быть, я и успокоюсь... ⁷³ (Молчание). Да, другого нет пути - будь воля божия... Эй, Иван, Иван!

  

  

   Иван. Что вам угодно, батюшка барин Николай Матвеич?

   Горский. Я нынче еду в город - чтоб всё было готово часа через два.

   Иван. Слушаю-с, батюшка. А я с вами поеду?

   Горский. Как же. Вот не знаю, кого мне будет взять - я надолго и далеко уезжаю.

   Иван (повалясь ему в ноги и плача). Как кого, батюшка? я с вами жил - с вами и умру, коли сами не возьмете - побегу за вами, как присталая собака, и хоть бейте - не отстану...

   Горский. Полно - не дурачься - к чему это - встань (Поднимает его). Да ведь я еду далеко и надолго...

   Иван. Хоть на тот свет - про то знаете вы, а мое дело - служить вам...

   Горский. Но ты, Иван, стар - тебе уж трудно расстаться с родиной, с семейством...

   Иван. Да если б отец родной встал из могилы - и то бы я вас не покинул... не погубите на старости лет!.. Что я без вас - сирота круглый!..

   Горский. Ну, хорошо, хорошо... Готовься же - да никому ни слова... Слышишь! Ступай. (Иван уходит).

  

  

   Катенька. Что с вами, дяденька?

   Горский. А, это ты, Катенька! Кстати - слова два! Скажи мне - влюблена ты в кого-нибудь?

   Катенька. Что за вопрос, дяденька?

   Горский. Что ж - труден?

   Катенька. Нет, я... не влюблена ни в кого...

   Горский. Как - и в Володю?

   Катенька. Да... я не влюблена в него.

   Горский. Да как же ты хотела за него выйти?

   Катенька. Во-первых, дяденька, я не хотела - шутить еще не значит хотеть; во-вторых, если бы и вы, и он захотели этого - то почему ж?

   Горский. Как! - только потому, что другие желают?

   Катенька. Да я и сама, хоть и не желаю, а вышла бы за него без отвращения и без принуждения... Он прекрасный молодой человек, хоть и любит важничать...

   Горский. Ну, а если я скажу тебе, что Володя уж не хочет жениться на тебе - он только любит тебя, а не влюблен?..

   Катенька. Что ж - я рада!..

   Горский. Я не понимаю тебя - ты себе противоречишь - то вышла бы охотно, то рада, что не выйдешь...

   Катенька. Но, милый дяденька, ведь то и другое хорошо - ведь участь человека решается богом - я этому верю - к готова на всё... Я тоже иногда, как и все, думаю о своей будущей судьбе - да от этого так становится грустно и тяжело, что я начинаю дурачиться, чтоб только не думать... А когда надеешься на бога и о себе думаешь, то так хорошо, весело на душе...

   Горский. Правда твоя, правда!.. Ну, а не чувствуешь ли ты к кому-нибудь другому склонности?..

   Катенька. Да что это вы пристали ко мне, дяденька? - уж не думаете ли вы, что я в вас влюблена?

   Горский. Теперь не время шутить, Катенька, - говори дело. Как тебе кажется Алексей Степанович Коркин?

   Катенька. Умный... благородный... словом, прекраснейший человек... даже немножко смешон при этом...

   Горский. А! твой идеал!

   Катенька. Злой дяденька! с чего вы это вздумали!..

   Горский. Не замечала ли в нем склонности к себе?

   Катенька. Ах, он такой флегматик, что в нем ничего не заметишь... кроме постоянного благоразумия... досадный человек!..

   Горский. Ну, так вот же что: он сватается за тебя.

   Катенька. Как?.. Что вы?..

   Горский. Не красней, не красней, моя милая ветреница... Я не дал ему слова, но обнадежил его... Что ты на это скажешь?

   Катенька. Что?.. Ну, дяденька, не думала же я, чтобы вы когда-нибудь так поймали меня!..

   Горский. Так я поймал тебя!

   Катенька. Прощайте пока - мне некогда с вами...

   Горский (удерживая ее). Постой... поди позови сюда всех... Да что это? - у тебя слезы на глазах?..

   Катенька. Ах, дяденька, как вы привязчивые. Вам все скажи, а догадаться не любите!..

  

  

   Мальский. Вы едете, дядюшка! Возьмите и меня с собой.

   Горский. Нет, ты останешься.

   Катенька (грозя пальцем Мальскому). А, господин изменник!.. Так-то вы!.. Постойте же - и я вам отплачу!..

   Мальский. Как!.. Что это значит?..

   Горский. Ты изменил Катеньке, а она за это изменяет тебе и выходит за Алексея Степановича - вот и всё!..

   Мальский. Боже мой!.. Правда ли это?.. Катерина Петровна!.. одно ваше слово!..

   Катенька. Вас бы надо помучить хорошенько и за измену, а больше за неоткровенность и скрытность; но уж так и быть... помиримся и будем попрежнему друзьями...

   Мальский. О, какую ужасную тяжесть сняли вы с души моей!..

   Горский. Но погоди - тебя ожидает другая - только - та легче...

   Мальский. Что вы хотите сказать?..

   Горский. Ничего худого, а всё хорошее... для тебя...

  

  

   Катенька. Ах!.. (Хочет убежать).

   Горский (берет ее руку и подает ее Коркину). Алексей Степанович, не пускай эту ветреницу...

   Коркин (в радости и смущении). Катерина Петровна!.... Верить ли мне!..⁷⁴

  

  

   Бражкин. Ну, Николай Матвеевич, как хотите, а я больше ждать не могу: дайте мне решительный ответ. А то сами знаете - я могу упустить другую выгодную партию...

   Горский. Сейчас, Федор Кузмич... Одну минутку... А пока поздравьте Катеньку и Алексея Степановича...⁷⁶

   Хватова (про себя). Вот тебе раз!..

   Горский. Ну, это кончено... Теперь другое дело... уж последнее... (Берет за руки Лизанку и Мальского) ⁷⁷. Милые мои, будьте счастливы... Я знаю, что вы давно любите друг друга... случай обнаружил мне вашу тайну..⁷⁸

   Лизанька (упадая в слезах на грудь Горского). Дяденька!..

   Мальский (в изумлении). Что это значит, дяденька?.. Вы смеетесь?..

   Горский. Полноте... будьте счастливы...⁷⁹ Не нужно слов... О!.. (Отходит в сторону и плачет).

   Хватова. А, так вот для кого я трудилась и хлопотала!..

   Бражкин (подходя к Хватовой). Как же это, Матрена Карповна?.. Ведь я сватался?..

   Хватова. Да остался с носом... Я сама в дурах...

   Бражкин. А! Ну, делать нечего... Поищем в другом месте... время еще не ушло... Приезжайте, Матрена Карповна, погостить ко мне... в мушку поиграем... (Уходит; за ним и Хватовы).

  

  

   Горский (берет Мальского за руку и отводит его в сторону). Поди сюда, Володя... Будь счастлив, друг мой... Люби ее... Сделай ее счастливою... Только на этом условии и отдаю я тебе ее... Она, Володя, дорого стоит... велика ей цена - вся жизнь твоя, душа, сердце, мысли, любовь - весь ты - твое будущее спасение - вот цена! Я еду на Кавказ - пользоваться водами... Надеюсь скоро увидеться с вами, но в смерти и животе бог волен. И если ты не лгал самым бесстыдным образом, когда называл меня дядею и вторым отцом своим, если ты хочешь, чтобы мои кости спокойно лежали в могиле, смотри же - чтоб ни одной слезы... ни одного вздоха не знала она от тебя... Иначе я и из могилы прокляну тебя...

   Мальский. Дядюшка!.. Отец!..⁸⁰

   Горский (обнимая его). Прощай... прощай... Не нужно больше слов... Оставь меня на минуту...

   Лизанька (бросаясь на шею к Горскому). Дяденька!.. Но нет, вы не оставите меня. Неужели это необходимо?.. Неужели на земле нет полного счастия?..

   Горский. Полно... полно... Еще увидимся... Теперь же прощай... будь счастлива... так счастлива, чтобы люди поверили наконец, что есть на земле счастие... А мне - слезу, когда умру... и улыбку, когда увидимся... Поди к ним... (Толкает ее к Мальскому, Катенъке и Коркину)⁸¹. Я тверд... как никогда не был... Они обнимаются... плачут от счастия... от блаженства... Пусть же им счастие!.. А я!.. Замолчи, змея души моей!.. Мне нет - значит и не надо... По крайней мере, я сделал свое дело, а там - будь воля божия!..

  

  

   В третий том настоящего издания входят статьи, рецензии и заметки Белинского, напечатанные в "Моск. наблюдателе" (январь - июнь 1839 г.), в "Отеч. записках" (август 1839 г. - январь 1840 г.), в "Литер. приб. к Русск. инвалиду" (август - декабрь 1839 г.) и в "Литер. газете" (первая половина января 1840 г.).

   Кроме того, в том включена драма Белинского "Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь", впервые поставленная в Москве 27 января 1839 г. и напечатанная в N 3 "Моск. наблюдателя" за 1839 г.

   Уже в феврале 1839 г. Белинский решил оставить "Моск. наблюдатель", который выходил под его редакцией с марта 1838 г. Он писал Станкевичу в письме от 29 сентября - 8 октября 1839 г.: "Еще в посту я вздумал бросить "Наблюдатель", который давал мне слишком мало выгод, брал всё мое время и был причиною ужаснейших огорчений... Участие приятелей моих прекратилось - я остался один; цензура теснила" (см. ИАН, т. XI).

   В феврале 1839 г. Белинский просил И. И. Панаева поговорить с Краевским о сотрудничестве его (Белинского) в "Отеч. записках" и "Литер. приб. к Русск. инвалиду" (письмо к Панаеву от 18/11 1839 г.), но при условии, что Краевский не посягнет на независимость его (Белинского) убеждений. Белинский писал: "...я продаю себя... не стесняя при том моего образа мыслей, выражения, словом, моей литературной совести, которая для меня так дорога, что во всем Петербурге нет и приблизительной суммы для ее купли". Предложение Панаева пригласить Белинского в "Отеч. записки" на правах не рядового сотрудника, а ведущего критика, встретило возражение со стороны Краевского, который пригласил в журнал бездарного критика В. С. Межевича (см. "Белинский и его корреспонденты", М., 1948, стр. 203; Панаев. Литер. воспоминания, Л., 1950, стр. 125, 130-131, 138-139, 287). Однако вскоре выяснилось, что Межевич оказался совершенно неспособным вести отдел критики в "Отеч. записках", и Краевский, для сохранения журнала, вынужден был обратиться к Белинскому. 20 июня 1839 г. он написал письмо Панаеву, жившему тогда в Москве, что соглашается на все условия Белинского и предлагает ему отдел критики и библиографии (Панаев. Литер. воспоминания, стр. 188). Белинский принял предложение Краевского (см. письмо к Краевскому от 5/VII 1839 г.). В течение июля - октября 1839 г. Белинский был московским корреспондентом изданий Краевского (первым выступлением Белинского в изданиях Краевского была рецензия на "Новейший и самый полный астрономический телескоп", напечатанная в "Лит. приб. к Русск. инвалиду" от 12/VII1 1839 г.). В начале 20-х чисел октября 1839 г. Белинский, вместе с гостившими в Москве Панаевыми, выехал из Москвы (см. А. А. Корнилов. Молодые годы Михаила Бакунина, М., 1915, стр. 523 и "Русский архив" 1902, т. III, стр. 480).

   По приезде в Петербург Белинский становится основным сотрудником и фактическим редактором таких отделов "Отеч. записок", как "Критика" и "Современная "библиографическая хроника"; одновременно он принимает участие как сотрудник в "Литер. приб. к Русск. инвалиду", которые в 1840 г. были переименованы в "Литер. газету".

   Статьи и рецензии, включенные в настоящий том, относятся к тому периоду, когда Белинский в поисках правильного мировоззрения пришел на непродолжительное время - к "примирению" с действительностью. Наиболее характерны для этого периода статьи-рецензии о "Бородинской годовщине" Жуковского, об "Очерках Бородинского сражения" Ф. Глинки, о "Горе от ума" Грибоедова, а также статья "Менцель, критик Гёте".

   В этих статьях нашли отражение философские заблуждения Белинского, наиболее глубоким из которых было представление, будто историческое развитие общества определяется непреложными законами, исключающими возможность какого бы то ни было воздействия людей на ход истории. Это ошибочное представление сказалось и на политических взглядах Белинского, приведя его, в частности, к признанию "разумности" самодержавия (см. статьи NN 92 и 123 и примечания к ним).

   Однако и в эту пору Белинский продолжал отстаивать интересы народа, выступал как противник крепостного права, правительственной идеологии и казенной религии, боролся с реакционной литературой и журналистикой. В статьях "примирительного" периода, вопреки их ошибочным философским основаниям, содержится много ценных высказываний как по общим вопросам искусства (учение о единстве формы и содержания, теория типизации и т. д.), так и в оценке отдельных произведений русской литературы (например, "Ревизора" Гоголя).

   Период "примирения с действительностью" не был продолжительным - уже осенью 1840 г. Белинский полностью отказался от своих "примирительных" взглядов (см. его письмо к Боткину от 4/Х 1840 г. - ИАН, т. XI).

  

   ¹. "Моск. наблюдатель" 1839, ч. II, N 3 (ценз. разр. 1/III), отд. II, стр. 1-110).

   По словам В. С. Межевича, близко знавшего Белинского, "Пятидесятилетний дядюшка" писался две-три недели для бенефиса М. С. Щепкина, очевидно, по просьбе последнего. Пьеса была представлена в московский театр 2 декабря 1838 г. Следовательно, она была написана в ноябре этого года. Ольдекоп, цензуровавший пьесу Белинского 9 декабря 1838 г., в своем отзыве о ней писал, что среди пьес, рассмотренных им, "Пятидесятилетний дядюшка" - "самая скучная, предлинная и утомительная, но, к счастью, невинная пьеса. Старый дядя влюблен в молодую свою племянницу и готов на ной жениться, но, узнав, что она любит своего двоюродного брата, он великодушно отступает и соединяет молодых" (Архив петроградских акаде