Чернышевский Николай Гаврилович - Франция при Людовике-Наполеоне

    Преподавание во Франции разделяется на три степени: первоначальное, среднее и высшее. Первоначальное преподавание опять имеет три степени, из которых каждой соответствует особый род школ. Почти во всех маленьких деревнях есть училища первого разряда, в которых учат чтению, письму, арифметике, географии, краткой французской и священной истории и основаниям практической геометрии. Школы второго разряда находятся в селениях средней величины, и предметы преподавания в них почти те же самые, только в объеме несколько более обширном. Но особенного внимания заслуживают первоначальные школы, находящиеся во всех городах и больших местечках, потому что они дают здоровое практическое образование, делающее молодого человека способным итти по какой ему угодно дороге промышленной жизни. Кроме предметов, преподаваемых в других школах, здесь преподается довольно подробно французская история, геометрия, в связи с геометриею алгебра, естественная история, рисование и музыка. Из парижских училищ этого рода два - Ecole Turgot и Ecole Chaptal - достигли замечательной известности; любимою заботою просвещеннейших людей во Франции, когда они имели влияние на правительство, было содействовать размножению подобных училищ, считавшихся лучшими питомниками здорового народного воспитания. Все первоначальные школы различных разрядов разделяются на коммерческие и частные или свободные. Коммерческие школы имеют начальника или учителя, назначаемого сельскими или городскими властями по рекомендации чиновника, заведующего учебным округом (ректора академического округа). Учителя, назначаемые таким образом, находятся в полной зависимости от правительства и получают жалованье вообще чрезвычайно скудное,- редко более 300 рублей серебром, а часто меньше. Свободные школы управляются своими основателями, которые, впрочем, подчинены надзору инспектора, находящегося в каждом департаменте. Но, кроме этого надзора, существуют для свободных школ и другие стеснения. Никто не может открыть училища, не представив по начальству удостоверение в том, что он выдержал учительский экзамен. От начальства совершенно зависит, отказать или не отказать ему в просьбе открыть школу в известном месте, а потом начальство всегда, когда угодно, может закрыть его школу, не объясняя даже особенных поводов к такому решению. Правительство Второй империи неутомимо ведет борьбу и против свободных и против коммерческих училищ. Решившись изгнать из национального преподавания всё питающее дух самостоятельности и заменить его духом субординации, оно старается удалить из первоначальных училищ все элементы, кажущиеся ему неприятными, и заменить их другими, согласными с его вкусом. Первое было ему очень легко при чрезвычайных правах над училищами. Как только преподаватель оказывался или казался имеющим независимый образ мыслей, безответственная власть изгоняла его. Еще хуже было то, что подобное мщение и над людьми вообще невинными часто сопровождалось закрытием школы ко вреду общества. Газеты, служащие органами правительства, много раз протестовали против обвинения его в систематическом стремлении уменьшить число и понизить достоинство школ, воспитывающих народ. Разумеется, не было издано официальных статистических документов, по которым могли бы мы сравнить число коммерческих и частных первоначальных школ в 1848 и 1858 годах; но можно поручиться за достоверность того факта, что против этих школ неослабно велось гонение по всевозможным случаям, под всеми предлогами; и мы думаем, что, считая вновь учрежденные школы взамен уничтоженных, все-таки надобно полагать уменьшение общего числа более чем на 500 школ. А надобно заметить, что новые училища вовсе не похожи на прежние, взамен которых являются. Правительство, чувствуя надобность заместить чем-нибудь пустоту, производимую разрушением, вступило в союз с духовенством как лучшим помощником своих намерений. Ниже мы коснемся вообще положения, приобретенного этим сословием в последнее время, теперь нам надобно только говорить об его отношениях к первоначальному воспитанию. Конгрегация "Братьев христианского учения" ("Frères de la Doctrine Chrétienne"), исключительно занимающаяся первоначальным обучением, была избрана в союзницы правительств. Это братство, неутомимое, богатое и преподавателями и деньгами, быстро распространяет свои училища при содействии правительства. Его школы занимают места уничтожающихся коммерческих училищ. Поддерживаемые своими богатыми средствами, братья могут содержать воспитанников только за половину той платы, какую берут частные пансионы, содержащиеся одною платою за воспитание. Эта дешевизна заставила многие общины, затрудненные своими денежными делами, освободиться с одобрения правительства от всяких расходов на училища передачею их братьям, которые охотно принимают на себя все издержки. Таким способом идет попытка без шума окинуть сетью монашеского воспитания по всей Франции обучение низшего класса и уничтожить первоначальное светское образование, приносившее благодетельные плоды. Такова судьба коммерческих школ. Частные училища, разумеется, подвергаются истреблению еще быстрее: у них нет никакой защиты от произвольного закрытия властью правительства. Союз между правительством и католическим духовенством породил суровое преследование протестантов, сохранивших во Франции старинную гугенотскую наружность и деятельно занимавшихся обучением. Их училища под предлогом общественной пользы подвергаются сильнейшему гонению и беспощадно закрываются. Мы приводим одно из запрещений. Читатель обратит внимание на выражения, напечатанные у нас курсивом.

   "Академический совет Барского департамента.

   Принимая в соображение, что г. Гибо, прибыв для учреждения частного протестантского училища в Лягодскую общину, где не было ни одного лица, по своему происхождению принадлежащего к протестантскому исповеданию и объявляющего себя таковым, ввергнул семя раздора в означенную общину, с той поры подвергавшуюся несогласиям и раздорам;

   Принимая в соображение, что закрытие означенной школы требуется многими лицами и особенно всеми властями, облеченными правом попечения о порядке и общественной нравственности как единственное и необходимое средство восстановить спокойствие и тишину в означенной общине;

   Находя, что необходимо и полезно истолковать и применить в этом смысле право запрещения по требованию общественной нравственности;

   Призвав означенного Гибо, Совет без апелляции полагает на основании статьи 28 закона 15 марта 1850 года и единогласно постановляет:

   1. Вышеозначенное требование принимается в уважение.

   2. Вышеупомянутая школа должна быть немедленно и навсегда закрыта.

  

   Свидетели, на которых в особенности указывает приведенный нами декрет,- агенты правительства; судьи, произносящие декрет,- также агенты правительства, ежегодно назначаемые министром народного просвещения и избираемые почти исключительно из чиновников, получающих жалованье; кроме этих чиновников, непременные члены академического суда, епископы того округа, председатель суда, ректор, административный начальник одного из учебных округов. Таким образом, первоначальное преподавание, поставленное в полную зависимость от академических советов, находится совершенно в руках правительства.

   Средние училища - самые важные во всей системе преподавания, потому что через них должен пройти каждый, желающий быть медиком, адвокатом или чиновником, и потому что обширный курс их преподавания обнимает те годы жизни, когда образуется характер в человеке,- эти училища в последние годы совершенно преобразованы. Курс учения в средних школах содержит подробнейшее преподавание предметов первоначального обучения, сверх того в них преподаются языки греческий и латинский, один из новых иностранных языков, английский или немецкий, по выбору учащегося, реторика, философия, французская литература, математика, естественные науки; таким образом, ученик получает классическое и литературное образование и знакомится с точными науками. Училища этого класса - лицеи, бывшие королевские коллегиумы, общинные коллегиумы и частные школы. Для надзора за ними Франция разделена на округи, называющиеся академиями; председатель каждой академии, то есть администрация учебного округа, называется ректором. Из этого мы видим, что академиею называется во Франции не какое-нибудь особенное учреждение, а совокупность лицеев, коллегиумов и частных училищ, подведомственных одному ректору,- незнакомство с этим особенным смыслом, приданным во Франции слову академия, часто бывало причиною ошибок в рассуждениях иностранцев о французских училищах. Все лицеи содержатся правительством, и, следовательно, профессора их - чиновники правительства. Но многие из общинных коллегиумов можно назвать почти совершенно частными училищами: община дает помещение или выдает пособия учредителю коллегиума, и он как хозяин содержит школу на свой счет. Частного училища не может открыть никто без свидетельства о том, что он имеет степени бакалавра и лиценциата; кроме того, он подвергается особенному экзамену и потом представляет на утверждение секретарю академического округа конспект курсов, какие будут читаться в его заведении; курсы эти непременно должны содержать в себе предметы лицейского преподавания; кроме всего этого, он должен представить план внутреннего расположения его школы. Это последнее правило, установленное еще при Луи-Филиппе, показывает, как вкоренилась во французскую администрацию наклонность подчинять всякую меру одному решению правительства. В восьмой низший класс этих училищ воспитанники поступают 11 лет, и до последних изменений, о которых мы скажем ниже, они проводили по одному году в каждом классе, поступая в высший, называвшийся классом реторики, 18 лет. По окончании этого курса надобно было провести еще год в дополнительном классе философии; для людей, посвящающих себя математике и естественным наукам, после класса философии надобно было провести еще год в классе высшей математики. Таким образом, воспитанник кончал курс среднего образования не раньше 20 лет, и на степень бакалавра литературы, бывшую необходимым условием для вступления на ученую или адвокатскую карьеру, он мог держать экзамен не иначе, как выслушав курс философии. Кроме степени бакалавра литературы существует во Франции степень бакалавра точных наук; но прежде она давалась только людям, имевшим уже степень бакалавра литературы, без которой нельзя было получить никакого другого ученого диплома. Для допущения к экзамену на степень бакалавра литературы требовалось, чтобы молодой человек учился в заведении, подчиненном правительственному надзору, или, по французскому выражению, университетскому надзору. Исключение допускалось только для молодых людей, воспитывавшихся в родительском доме, но они должны были представить свидетельство от отца и от мэра своей общины, что учителем их был человек, получивший от университета ученую степень. Притом это свидетельство освобождало только от обязанности быть в первых восьми классах лицея. Высшие классы реторики и философии они все-таки должны были посещать по целому году тот и другой. Экзамен на степень бакалавра литературы соответствовал объему лицейского курса. Предметы его: латинский и греческий языки, один из новых языков, по выбору экзаменующегося, реторика, философия, всеобщая история, французская история, арифметика, геометрия, алгебра, физика и химия. Развитие политической жизни во Франции было еще так слабо, что человек, сошедший со школьной скамьи, обыкновенно, весь погружался в свои частные дела и, не будучи в постоянном соприкосновении с высшими интересами общественной жизни, не имел ни надобности, ни возможности подвигаться вперед в умственном развитии, довольствуясь тем запасом сведений, какие успел приобрести, приготовляясь к экзамену. Потому лучшие люди во Франции обширный объем серьезного преподавания средних учебных заведений считают вернейшим залогом умственного развития своей нации и думают, что только обширность лицейских курсов может снабдить молодого человека достаточным запасом и сведений и умственных интересов, чтобы он совершенно не опошлел в своей последующей жизни, мало способной пробуждать деятельность мысли. Правительство Луи-Наполеона также видело, что главный источник просвещения и прочных убеждений для французской нации составляет воспитание в средних учебных заведениях; потому оно стало неусыпно хлопотать, чтобы понизить уровень этого преподавания и уменьшить важность его для нации. В 1848 году были уничтожены прежние стеснительные постановления о необходимости иметь особенное разрешение правительства для основания частной школы и о необходимости в течение двух лет слушать высшие курсы университетских лицеев для допущения к экзамену на степень бакалавра. Первое из этих изменений скоро было уничтожено, но второе Луи-Наполеон удержал с тем, чтобы оно служило ему для целей совершенно противных тем, с какими было сделано. Луи-Наполеон стремился к тому, чтобы истребить дух независимости и самоуважения, каким было проникнуто сословие преподавателей, и уменьшить их влияние на общество; потому его правительство в 1849 году горячо поддерживало в национальном собрании предложение Монталамбера, сделанное католическим оратором для того, чтобы увеличить силу духовенства в деле народного образования. Прежде Франция разделялась на 22 академических округа; Монталамбер предложил, чтобы каждый департамент был особенным академическим округом. Луи-Наполеон был так непроницателен, что в уменьшении объема округов видел только средство наказать тогдашних ректоров и других чиновников народного просвещения за их непокорность уменьшением важности их должностей, не замечая, что проект Монталамбера противоречит и его собственным выгодам. Собственно говоря, Луи-Наполеону было нужно не то, чтобы унизить неприятных ему людей, а то, чтобы народное образование во всем своем великолепии и величии явилось покорным служителем его системы. Но когда ведомство академического ректора было ограничено одним департаментом и когда жалованье ректора было уменьшено соразмерно уменьшению круга его действий, из важного сановника ректор вдруг сделался неважным чиновником, совершенно неспособным возвеличивать правительство блеском своей подчиненности. Вместе с унижением официального представителя забот правительства о народном просвещении союзник правительства, епископ, возвысился так, что стал соперником правительству. Воспользовавшись нерасчетливым покровительством, располагая обширными денежными средствами и целою толпою ревностных помощников в монашеских конгрегациях, епископы с унижением ректора приобрели чрезвычайную важность. Но система Луи-Наполеона не может допустить никакой другой власти, сколько-нибудь самостоятельной. Покровительствуя духовенству, она хотела сделать его только своим служителем и почувствовала беспокойство, когда оно стало стремиться к независимости. Потому в 1852 году был издан новый закон, уничтожавший ошибку, только что сделанную принятием прежнего, но старавшийся замаскировать эту ошибку тем, что вместо прежних 22 округов было учреждено 16. Ректоры из своего унижения были возведены на вершины официального блеска. Их жалованье увеличено с 15 до 25 тысяч франков, и власть, вверенная покорному их хранению, была расширена до размеров, уничтожавших всякую возможность самостоятельной оппозиции.

   Но важнейшие изменения происходили в самой системе преподавания. Тут правительство старалось по возможности искоренить предметы, внушающие уму общие понятия, как, например, философию, историю и всеобщую литературу. Оно желало заменить образованных людей дрессированными специалистами, лишенными всякого знакомства с предметами, касающимися нравственных и политических вопросов. Потому степень бакалавра литературы перестала быть необходимым условием для получения других дипломов. Воспитанники, дошедшие до четвертого класса лицейского преподавания, могут освобождаться от слушания других курсов, объявив, что посвящают себя точным наукам. Эта мера, известная под именем бифуркации - подразделения курсов, осуждается просвещеннейшими и опытнейшими людьми как смертельный удар умственным успехам нации. Луи-Наполеон дал мальчикам законную возможность уклониться от большей части учения в те годы, когда умственный труд кажется скучным, и в таком возрасте, когда человек еще неспособен к рассудительному выбору карьеры, дал им произвол под именем свободы, которая отнята им у взрослых людей. По общему суждению знатоков дела, вредные последствия этой меры уже обнаруживаются очень сильно, а если она продержится долго, сделаются еще более гибельными. Изучение предметов, дающих человеку истинно гуманное образование, уже ослабело во Франции. Не довольствуясь тем, что сделал для большинства молодых людей ненужным приобретение степени бакалавра литературы, Луи-Наполеон обрезал и исказил курсы, изучаемые молодыми людьми, которые приготовляются к этой степени. При Бурбонах история, не пользовавшаяся расположением правительства, не имела особенного профессора и преподавалась каким-[либо] учителем другого предмета. При Луи-Филиппе эта несообразность была отменена и история сделалась предметом специального изучения, которое произвело школу замечательных писателей. Правительство Луи-Наполеона начало возвращаться к тому правилу, какое было при Бурбонах. В школах, где находился только один преподаватель истории, он еще остался, но там, где преподавателей истории было несколько, число их сокращено, и в низших классах преподавателю словесных наук вменено в обязанность и преподавание истории, без увеличения, однако ж, числа его уроков. Имя философии запрещено как слово, равносильное с понятием о революционных тенденциях; класс, определенный для ее изучения, получил средневековое название класса логики, и объем преподавания в нем ограничен самыми сжатыми размерами. Греческий язык исключен из преподавания, так что непосредственное знакомство с греческими понятиями ослаблено. В экзамене на степень бакалавра сделаны такие же изменения: вопросы из истории и философии сокращены в числе, и предметы эти лишены прежней важности; кроме того, преподаватели обеих подозрительных отраслей знания подвергнуты строжайшему надзору. Недавно был следующий случай, за достоверность которого мы можем ручаться. Преподаватели истории были приглашены к своим начальникам и получили от них приказание преподавать в католическом духе (catholiquément enseigner), внушать религиозные и политические принципы "великого века", grande siècle, Людовика XIV и удерживаться от цитирования историков новой школы, в особенности Огюстена Тьерри и Минье. Ребячество подобных мер для принуждения современного духа к обратному движению может вызвать улыбку, но упоминать о них необходимо: они уясняют сущность намерений, под влиянием которых совершались преобразования, нами изложенные.

   Третью, или высшую степень образования составляют факультеты, в которых приобретаются ученые степени. Их пять: филологический, точных наук, богословский, юридический и медицинский. Факультеты эти разбросаны по всей Франции, и кроме Парижа нет ни одного города, который имел бы все пять факультетов. Жалованье профессоров средним числом простирается до 5 000 франков, дополнительным жалованьем за экзамены оно увеличивается от 6 до 8 тысяч франков в провинциях и от 10 до 15 тысяч в Париже. Правительство и в отношении к высшему образованию имело в виду те же самые цели, как относительно средних и первоначальных училищ,- оно повсюду сокращало и обрезывало объем преподавания. Достаточно будет привести один замечательный пример. Когда Жюль Симон отказался дать присягу, потребованную после 2 декабря, и сложил с себя звание профессора истории древней философии в Парижском словесном факультете, эта важная кафедра осталась навсегда вакантною в таком учреждении, которое считается первым в ряду высших учебных учреждений; взамен ее была учреждена филологическая кафедра.

   Все три степени учебных учреждений вместе составляют то, что технически называется французским университетом, в состав которого входит также несколько специальных заведений. Из них более всего заслуживает внимания нормальная школа. Целью ее учреждения было приготовление наставников, и по плану ее основателей она должна была иметь все средства к доставлению обширного образования. Ее студенты, допускаемые не иначе как с дипломом бакалавра, по выдержании конкурса оставляют заведение после трехлетнего курса, не получая никаких привилегий, кроме естественного отличия, приобретаемого молодым человеком, доказавшим свои способности. Воспитанник нормальной школы, желающий получить должность преподавателя, обязан подвергаться конкурсу наравне со всеми другими кандидатами на это звание; но достоинства этого заведения заслужили всеобщее уважение, и потому молодые люди посещают его собственно для того, чтобы получить основательное образование, не имея в виду никаких выгод. Чтобы увеличить пользу, приносимую таким училищем, и приобресть способных преподавателей для низших учебных заведений, при Луи-Филиппе началось учреждение начальных нормальных школ, и распространение их считалось предметом первой важности. Правительство Луи-Наполеона, напротив, не благорасположено к ним. В Парижской нормальной школе, этом рассаднике преподавателей, преподавание философии если не по имени, то в сущности уничтожено, кафедра философии упразднена вместе с увольнением Жюля Симона, и профессор истории философии, которому поручено читать также курс философии, на преподавание двух предметов употребляет только три часа в неделю, определенные первоначально на один курс истории философии. Что касается до провинциальных нормальных школ, вместо того, чтобы содействовать их распространению, правительство принимает решительные меры к уменьшению их числа, так что на восемь или на десять департаментов не приходится часто ни одной нормальной школы.

   Во главе французского университета, то есть администрации, заведующей преподаванием в учебных учреждениях, находится совет, в котором председательствует министр народного просвещения. Члены этого совета назначаются на один год, и весь совет имеет так же мало самостоятельности, как сановник, назначаемый его председателем по произволу императора.

   Сверх учебных учреждений, составляющих университет, Франция имеет два ученых учреждения с оригинальным характером и независимым устройством, от которого они приобретают чрезвычайную важность - это College de France, учебное учреждение, и Institut, ученое общество. Collège de France, не входящий в состав университета, пользуется особенными привилегиями и долго был не только знаменитым училищем для молодых людей, но и местом ученой деятельности знаменитейших французских мыслителей. Тут были в первый раз сообщены свету в виде лекций блестящие исследования, которыми прославились Гизо, Мишле, Кузен, Кине и другие,- эти исследования, которые сделались литературного славою Франции и предметом изучения для исследователей целой Европы. Благодаря этому Французский коллегиум приобрел громкую знаменитость, и заслуги, принадлежавшие его профессорам как ученым, получали некоторое вознаграждение в привилегиях, предоставленных их званию. Глава коллегиума, называвшийся его администратором, избирался профессорами, которые сами, правда, назначались министром народного просвещения, но непременно только из числа двух кандидатов, представляемых на вакантное место, один по избранию профессоров коллегиума, другой по избранию института. Коллегиум пользовался также правом назначать исправляющих должность профессоров в замену тех профессоров, которые не имели времени сами читать лекций. Это знаменитое учреждение, бывшее приютом духа независимых и неутомимых исследований, обеспеченнее в своей самостоятельности такими обширными правами, конечно, было несносно для системы Луи-Наполеона, и она нарушила его прежние права тем же самым средством, которым низвергла законное устройство страны,- насилием произвола. Когда Бартелеми Сент-Илер отказался от звания администратора, правительство лишило профессоров права выбора и самовластно назначило администратором Станислава Жюльена. Прежняя форма предлагать министру двух кандидатов обращена в пустую комедию, потому что министр, кроме внушений о выборе тех, а не других лиц в кандидаты, освобожден от обязанности назначать профессором одного из этих двух кандидатов. Наконец коллегиум лишен права назначать исправляющих должность профессоров. Бывший министр народного просвещения Фортуль, чтобы избавиться от неприятности видеть избираемыми в кандидаты людей, неудобных для правительства, назначал читать курсы в коллегиуме своих клиентов, не давая им имени профессоров и называя их просто chargés des cours {ведущие (франц.).}. Одним из первых распоряжений его преемника Ролана, нынешнего министра просвещения, было объявление, что эти незаконные назначения уничтожаются, но через несколько недель сам же он вздумал назначить профессором латинской поэзии молодого человека, в пользу которого нельзя было приобресть голосов ни в институте, ни в коллегиуме, а начать свою министерскую деятельность неуважением к их рекомендации министру не хотелось; потому он решился формально изменить своему обещанию и прибегнул к постыдной уловке своего предшественника. Потом Ролан имел еще два случая оказаться изменником своему слову новыми нарушениями законного порядка, чтобы на еврейскую и на санскритскую кафедру не были представлены люди вполне достойные, но неприятные правительству.

   Французский институт по своему положению и привилегиям единственное учреждение подобного рода в целой Европе. Государство признало его независимым представителем науки и мысли. По своему уставу он совершенно освобожден от всякого вмешательства правительства, сам избирает своих членов и формально признается одною из главных составных частей государства: конституция 1830 года положительно упоминает об институте как одной из корпораций, которые должны служить питомниками палаты пэров. Ясно, как ненавистно для системы Луи-Наполеона должно было казаться высоко чтимое учреждение, столь независимое, проникнутое живым сознанием своего достоинства, огражденное от посторонних вмешательств, являвшееся народу памятником того, как уважалось предками просвещение, храмом которого было оно. Но даже Луи-Наполеон при всей своей отважности считает иногда нужным щадить общественное мнение и до сих пор не осмеливался открыто нарушать права института, довольствуясь высказыванием пренебрежения к его членам, часто бывающим предметами пошлых и мелочных оскорблений. Так, в последние месяцы министр народного просвещения Ролан подверг профессоров Музея естественной истории, которые все - члены института и составляют славу науки, инспектированию молодых и темных людей, получивших свои дипломы в провинциальных факультетах, людей, обнаруживших при этой инспекции свое невежество нелепыми промахами, возбудившими смех всей Европы. В то же самое время правительство пытается под именем "Исторического комитета" основать зависимое от власти ученое учреждение, которое бы отняло у института его первенствующее положение в мире науки. Председателем тут министр народного просвещения, назначающий его членов, в число которых взяты и те члены института, которые допустили склонить себя к тому. Этот комитет должен руководить все ученые и литературные общества Франции, даже те, которые не получают никакого пособия от государства, и наблюдать за ними. При открытии исторического комитета Ролан обратился к его членам с речью, в которой открыто высказал цель его учреждения и позволил себе множество злобных и неприличных намеков на то, что институт - учреждение обветшалое, лишенное ученых достоинств.

   Неудивительно, что система, стремящаяся внушить нации чувство безотчетной субординации, стремящаяся возвратить времена Людовика XV, искала союза с католическим духовенством, которое по своей натуре всегда было опорою подобных принципов, верным ратоборцем пассивного подчинения. Против такого союза было одно возражение: с 1789 основною чертою государственного устройства Франции сделалась независимость государственной власти от католических вмешательств, а Луи-Наполеон постоянно провозглашал свою верность принципам 1789 года, хотя думает о них разве только с мыслью извратить их. Но это сомнение было совершенно отстранено тем воспоминанием, что Наполеон I, как только начал трудиться над приобретением себе безграничной власти, стал думать, что восстановление блистательной католической иерархии - одна из необходимых принадлежностей его идеала, так чтобы блеск французского католичества и озарял своими лучами его престол и внушал почтительный страх народу. Кроме того, самое положение Луи-Наполеона делало необходимостью для него союз с французским духовенством. Его система провозглашала себя обновительницею народной жизни, надобно было проповедывать народу ее доктрину. А с великими принципами умственной жизни Луи-Наполеон стал в непримиримую вражду, и неоткуда ему было заимствовать нужных ему материалов для его доктрины, кроме как из круга идей, поддерживаемых католическим духовенством. Потому Вторая империя приняла [его] в свое благорасположение и осыпала милостями, надеясь заглушить в нем стремления касты и купить у его эгоизма искреннюю и постоянную приверженность. Епископы получили почести, давшие им высочайшее политическое значение в епархиях; кардиналы были по самому своему сану объявлены членами сената; десять миллионов из конфискованных орлеанских имений были обращены на основание фонда для пенсий, которыми покупалось содействие низшего духовенства. Но надежда обратить нынешнее французское духовенство в сословие, одушевленное национальным чувством или какою-нибудь политическою привязанностью, кроме папства,- чистая химера, могущая возникать только из ослепления. Французские монахи - не французы, а римляне папской курии; они все примкнули к ней по сознанию, что опасности, грозящие католичеству и католическому духовенству, могут быть отвращены только неразрывным союзом всех его членов. Наполеону I простительно было не понимать этого: его время было так близко к эпохе революционных потрясений, пробудивших это сословное чувство, что он мог не предугадывать его силы; но у Наполеона III мет извинений для такой ошибки. С. каждым годам эти мнения, принятые только немногими фанатиками в то время, когда де-Местр первый высказал их, распространялись между французским духовенством и теперь считаются столь же необходимыми для его членов, как верование в основные догматы католичества. При Луи-Филиппе правительство старалось делать епископами людей умеренных и расположенных к терпимости, несмотря на то, что за немногими исключениями в настоящее время все эти люди - защитники ультрамонтанизма. Они чувствуют, что идет борьба за существование с усиливающимся духом века, враждебным для них, и потому соединять силы и вести войну,- вот неослабная мысль католического духовенства, равнодушного ко всему другому и не пренебрегающего никакими маневрами, могущими содействовать достижению этой цели. Прочность правительств не имеет никакого интереса для французского духовенства, которое смотрит на их разрушение и восстановление только по отношениям к своей собственной выгоде, не выражая даже признательности за прежнее покровительство тем, которые лишились власти.

   24 февраля 1848 года, едва Луи-Филипп оставил Тюльери, архиепископ Парижский приказал своему духовенству петь: "Domine salvum fac populum" {"Спаси, господи, люди твоя" (лат.).}, a главная католическая газета "Univers" называла революцию 1848 года действием божественного промысла; и если Вторая империя падет, французское духовенство не подвергнет в опасность свое могущество рыцарскою преданностью к благодетелю, который, пока еще обладает властью служить предметом беспредельней лести с его стороны. В сущности ультрамонтанизма есть нечто несовместное с искренним признанием какой бы то ни было светской власти, независимой от папы. Вторая империя хвалилась, что увлекла за собою духовную власть как спутника, но она принуждена покупать этот необходимый союз уступками столь огромными, что в сущности не духовенство служит ей, а напротив, она своими руками загребает жар для иерархии. Вот два замечательных примера подобных уступок: всем судам дана строгая инструкция, запрещающая начинать следствия, которые могут обнаружить, что члены католического духовенства бывают виновны в нарушении нравственности. Правительство Луи-Филиппа начало печатать драгоценное собрание исторических памятников. Издание продолжается и теперь; но издатели, назначаемые министром, получили предписание не делать никаких замечаний в осуждение убийств Варфоломеевской ночи и отмены Нантского эдикта. Нельзя не сказать, что неутомимые усилия католического духовенства вознаграждаются успехом и что много не только отдельных лиц, но и целых местностей, известных прежде свободным образом мыслей, теперь кажутся подчинившимися влиянию монахов. Но это возрастание католичества-возрастание искусственное, и тепличные растения не могут выдержать соприкосновения с чистым воздухом, когда разрушается душная теплица: примеров тому много в истории иезуитизма, могущество которого разрушалось от одного удара в то самое время, когда, по-видимому, достигало своего зенита и когда, по-видимому, предотвращены были все опасности. Из всех эмиссаров ультрамонтанизма доставляемые французским духовенством умеют действовать самым искусным образом: постоянная опасность научает их чрезвычайной осторожности и неусыпности, а непрерывные сношения с врагом знакомят их с его тактикою; так они приучаются и сами владеть его оружием. При Луи-Филиппе духовенство было очень сильно стеснено в своей воспитательной пропаганде правилом, по которому молодые люди, воспитанные в училищах, не подчиненных надзору светской власти, не допускались к экзамену на степень бакалавра. Духовенство никак не могло согласиться на допущение такого надзора в своих училищах, и потому они оставались только семинариями для священников и пансионами для детей легитимистов, отказывавшихся от служебной карьеры при узурпаторе. Но когда Луи-Наполеон, подчинив снова, как было при Луи-Филиппе, открытие частных училищ предварительному разрешению светской власти, сохранил данное в 1848 году дозволение держать экзамен на бакалавра молодым людям, воспитывавшимся в училищах, не подчиненных светскому надзору, эта мера, первоначально установленная в пользу частных школ, обратилась исключительно в выгоду духовных училищ: его союзники, епископы, так удачно воспользовались восстановлением ограничения для частных школ, что совершенно обессилили соперничество с этой стороны и одни остались победителями. Теперь воспитанникам иезуитов был открыт свободный доступ к политической карьере, и духовенство, не теряя времени, употребило все свои силы на расширение иезуитских училищ. Эти ловкие педагоги одержали над частными школами в среднем образовании такую же победу, как "Братья христианского учения" в первоначальном преподавании. С 1849 года иезуитские коллегиумы стали быстро размножаться. Они уже основаны в Меце, Пуатье, Нанте, Амьене, Лионе, и не будет преувеличением, если скажем, что в каждом сколько-нибудь важном французском городе или уже процветает, или основывается иезуитское училище. Но западные и южные департаменты представляют особенно благоприятную иезуитам почву. В этих коллегиумах все профессоры должны быть из членов ордена. Случалось, что за недостатком иезуита, пригодного для какой-нибудь кафедры, она отдавалась светскому преподавателю, но как только приискивался иезуит, способный занять ее, прежнего учителя прогоняли без всякого уважения к его заслугам. Образование тут дается очень обширное, и воспитанники могут приготовляться к слушанию курсов в Политехнической школе, в Сен-Сирской военной школе и других специальных учреждениях. Обширность курсов основана именно на желании иезуитов удержать юношу как можно дольше под своим руководством. Богатые денежные средства, которые дают "Братьям христианского ученья" возможность дешево брать за уроки, находятся также и в распоряжении иезуитов и также служат для них оружием против светских второстепенных училищ, убиваемых дешевизною иезуитского преподавания, так что множество общинных коллегиумов передано в их руки. А, с другой стороны, частные школы подвергаются ожесточенному гонению, особенно когда в них преподавателем или директором бывает католический священник, не принадлежащий к ультрамонтанской партии и подозреваемый в расположении к терпимости мнений. Так, например, в Меце было превосходное училище аббата Брауна, почтенного и благочестивого старика, искренно преданного своему исповеданию и обязанностям, но по мнениям своим принадлежавшего к умеренным духовным прошлого поколения. Эта школа, пользуясь большим уважением, казалась затруднением для иезуитов, хлопотавших об основании собственного училища в Меце. Аббата Брауна стали со всех сторон осаждать всевозможными просьбами и предложениями, склоняя его закрыть школу, и наконец стеснительными мерами епископа он был принужден передать свое училище иезуитам. Последствием могущественного соперничества иезуитов оказывается, что школы для среднего образования теперь ограничиваются, можно сказать, только лицеями и иезуитскими коллегиумами, потому что общинные и частные коллегиумы или куплены, или разорены сильным и богатым врагом. Потому совершенный обман слова наполеоновских агентов, выставлявших увеличение числа учеников в лицеях за доказательство того, что французское образование не перешло в руки иезуитов,- это чистейший обман, потому что когда частные училища закрылись, все отцы, не желающие отдавать детей к иезуитам, лишены уже всякого выбора и принуждены посылать детей в лицеи.

   Внимание правительства, все мысли которого направлены исключительно к тому, чтобы подвергнуть всю общественную жизнь своей безотчетной опеке, разумеется, должно было обратиться на усовершенствование средств полнейшего подчинения всех провинциальных властей ежеминутному надзору Луи-Наполеона. Давно уже признано либеральными партиями во Франции, что излишество административной централизации гибельно действует на развитие нации и что потворство недостатку французских нравов, состоящему в легком примирении с этим злом, было одною из важнейших ошибок либералов в прежние времена. Теперь благоразумные люди видят, что эта наклонность к мелочному контролю со стороны центральной власти - одно из самых печальных следствий, оставленных в национальном характере долгим подчинением общества всем капризам исполнительной власти, что в этой слабости - величайшая преграда на пути к свободе. Необходимость ослабить путы, сковывавшие всю Францию зависимостью от центральной власти, считается теперь одним из главных условий для ее будущего возрождения. Не применяя на практике этот принцип, все либеральные партии признают его, однако же, за главный и существенный элемент, необходимый для довершения революции 1789 г., идеи которой провозглашают императорское правительство основанием своей системы.

   При таком расположении умов правительство Луи-Наполеона не могло не включить в свою программу децентрализацию, хотя она и была решительно несовместна с его характером. Но это слово послужило Луи-Наполеону только прикрытием для перенесения надзора за провинциальными властями от министров, звание которых уже по натуре своей имеет какой-то парламентский смысл, в руки людей, более способных быть представителями неограниченной власти. При Луи-Филиппе министр внутренних дел, бывший, как и все другие министры, органом парламентского большинства, назначал всех чиновников по административной части от префекта до почтмейстера в маленькой деревушке. Префекты департаментов служили просто орудиями, подчиненными его власти, и не могли решать сами ничего: они только доносили министру, и от них требовалась только исправность административной рутины в соблюдении существующих правил и выполнении приказаний, получаемых от министра. Префекту были подчинены подпрефекты (sous-préfets), заведывавшие округами (arrondissements), a общины, входившие в состав округов, управлялись муниципальными советами и мэрами, избиравшимися из членов муниципального совета. Правительство имело власть распускать те советы, которыми было недовольно, и назначать новые выборы. Первым делом Луи-Наполеона было воспользоваться этим правом с такой бесцеремонною широтою, что в непродолжительное время число распущенных им муниципальных советов дошло до 6 000; почти все они подверглись этой участи единственно за то, что избирали мэрами людей, не расположенных поддерживать его честолюбивых интриг. Во многих общинах он не назначил новых выборов, а составил в них муниципальные советы произвольною своею властью. Назначение мэра теперь вообще производится тою же произвольною властью, без всякого участия избирательного принципа. Вторым его делом было обратить префектов в своих прямых наместников и предоставить им почти неограниченную власть в назначении департаментских чиновников и в решении административных дел. Эта власть прежде принадлежала одному министру,- ее перенесение на префектов вполне согласно было с принципом безграничного произвола, составляющим сущность наполеонизма, но с дерзким обманом эта мера была объявлена первым шагом к децентрализации. Министры обращены теперь в простых секретарей и делопроизводителей, и совет министров не может внушить к себе никакого уважения, потому что совершенно лишен самостоятельности. Сфера их существования ограничивается тем, что они усидчиво трудятся над делопроизводством по исполнению приказаний, отданных императором. Префекты, напротив, являются в своих департаментах представителями императорской власти. Одна из самых любимейших забот империи состоит в том, чтобы создать официальную иерархию, нераздельно связанную с ее властелином силою своих личных интересов, иерархию, которая ослепительным своим великолепием внушала бы низшим сословиям благоговение и владычествовала бы над общественным мнением своей пышностью, поэтому самым натуральным для Луи-Наполеона делом было дать префектам блеск вице-королей и снабдить их громами произвольной власти. Самое существование большинства подданных зависит от воли префекта, потому что для каждого промышленного предприятия нужно его утверждение. Ему стоит только вздумать, и без всякой церемонии приказывает он закрыть кофейную или гостиницу, объявляя, что она служит местом опасных сходбищ, и бывший содержатель этого заведения, если не разорился его закрытием, может быть разорен потом судебными и полицейскими преследованиями, для которых есть тысячи предлогов. Точно так же может быть разорен каждый торговец, который показался бы опасным префекту. Средств к тому множество. Так, например, полиция имеет право наблюдать за правильностью улиц и порядком на них,- одного этого уже довольно для возникновения чудовищных злоупотреблений. Если дверь высунулась хотя на один дюйм в улицу, если тюк товаров привезен в лавку несколькими минутами позже назначенного часа, это уже может быть названо нарушением порядка, и несчастный хозяин подвергается штрафам; таких пустяков может быть собрано против каждого неприятного человека тысячи, и посредством этих крючков каждого легко разорить. Понятно, что власть, столь придирчивая и беспощадная, должна подчинять всех жителей города желаниям префекта и принуждать их з случае выборов подавать голоса по внушению префекта. Ясно, что при таком положении дел выборы были бы пустою комедиею, если бы даже и не производилось подлога в счете голосов. Но все-таки Луи-Наполеону кажется мало и такого влияния подлогов в счете голосов; он почел нужным исказить порядок выборов разными другими, тайными и явными средствами, лишающими их всякого значения повсюду, кроме нескольких больших городов, где общественное мнение слишком могущественно. Во-первых, он прибег к самым произвольным средствам для запрещения независимым кандидатам являться перед избирателями. Часто по распоряжению префектов уничтожаются напечатанные ими адресы и билеты; в то же время правительство выставляет своих кандидатов, в пользу которых действует всеми прямыми и косвенными путями. Когда, несмотря на все эти залоги успеха, Луи-Наполеон с своими кандидатами потерпел неудачу на нескольких выборах в больших городах, он издал новый закон, которым разрушается существенный характер выборов: прежде избиратель клал в урну свернутый билет с именем своего кандидата, теперь уничтожена тайна, дававшая независимость его голоса. По недавнему закону избиратель не может подать голос за человека, который не предъявил императорскому прокурору своего намерения явиться кандидатом: легко понять смысл этого распоряжения. Человек, желающий быть независимым кандидатом, становится целью всевозможных преследований. Таковы принципы, которыми держится Вторая империя. Луи-Наполеон беспощадно прилагал их ко всем отраслям жизни, ко всем делам, имеющим для него интерес, усиливаясь произвольно изменить все те отношения, из которых выступает общественное мнение, потому не мог он оставить без подчинения своему произволу всей внутренней торговли и промышленности. Стремиться к ее порабощению он должен был по трем причинам: его система по своей натуре ужасается всякой независимой деятельности. Он полагает, что материальные интересы важнее всех других для каждого и что. захватив их под свою власть, он будет безотчетным господином умов; наконец ему хотелось похвалиться, что Вторая империя практически разрешила те вопросы о труде и благосостоянии, которые под именем социализма стали одною из главных сил, движущих политические события во Франции.

   Познакомившись в Англии с учением о свободной торговле и успешном применении его к практике, Луи-Наполеон сначала думал найти в уничтожении протекционизма средства к совершению во французской промышленности нужного ему переворота. Действительно, нет в мире страны, для которой принцип свободной торговли был бы полезнее, чем для Франции, в которой развитие естественных богатств с незапамятных времен стеснялось фискальной регламентацией, наследованной в числе других гибельных государственных преданий от римской цивилизации. Торговое законодательство Франции издавна сделалось кодексом нелепых запрещений и разорительных привилегий, обогащающих горсть людей на счет целого государства. По конституции 1852 года, исполнительная власти взяла себе безусловное право распоряжаться тарифом и всеми таможенными делами даже без совещания с Законодательным корпусом. В начале своего императорства Луи-Наполеон обнаружил намерение, вменить тариф по принципу свободной торговли; но с первых шагов на этом пути он был встречен шумною оппозициею людей, занимавшихся теми отраслями промышленности, которым покровительствовал запретительный тариф: во главе их стояли железнозаводчики. Защищая свою выгоду, они не побоялись заговорить с Луи-Наполеоном языком угроз. Луи-Наполеон испугался, остановился, бросил свою мысль и сделался покорным слугою протекционистов. Потерпев неудачу на этом пути, он схватился за другое средство, предлагавшееся для обновления французской промышленности биржевыми шарлатанами. Он стал покровительствовать всевозможными льготами и даже денежными средствами учреждению акционерных обществ для осуществления гигантских предприятий, обольщавших огромными дивидендами. Держа эти компании под своею зависимостью, он хотел располагать всеми денежными средствами страны, и вот учредились торговые комиссии или, лучше сказать, одна колоссальная компания, потому что все остальные должны были постепенно поглотиться одною в знаменитом Crédit Mobilier. Но и тут Луи-Наполеон обманулся: основатели колоссальной спекуляции думали, конечно, не о его выгодах, а только о своей пользе; он не умел различить дельных финансовых проектов от шарлатанства, и его покровительство послужило только для доставления громадных богатств ловким спекулянтам, обманывавшим публику. Финансовое учреждение, которое в добросовестных руках могло бы служить могущественным двигателем промышленных успехов, обратилось в пустую: спекуляцию, разорительную для всех, кроме своих ловких учредителей и их клиентов; и правительство было принуждено прибегать к произвольным мерам для избавления от банкротства того общества, за успехи которого ручалось своим кредитом. Луи-Наполеон силою своего влияния принуждал акционерные общества, дела которых находились в хорошем положении, сливаться с Crédit Mobilier, который таким образом поглотил компанию омнибусов, газовые компании, компанию извозчичьих экипажей и множество других обществ. В то же самое время под предлогом обуздать сумасбродство спекуляции, возбужденной самим Луи-Наполеоном, но в самом деле для того, чтобы обратить все мелкие капиталы исключительно на покупку фондов государственного долга, было запрещено компаниям, имеющим более 200 000 франков капитала, выпускать акции менее 200 франков. На государственные займы принималась подписка самыми мелкими суммами, до 10 франков. Эти меры были придуманы для того, чтобы бедный класс обратил свои небольшие деньги в государственные облигации, был заинтересован высотою их курса